Алёшенька проснулся раньше обычного: всю его пятилетнюю душу просто-таки распирало от ожидания счастья. Ещё бы не распирать: сегодня из отпуска приезжает мама. Мама-мамочка. Мамочка Светик, как называет её папа. Папа Володя. Не потому папа Володя, что он вовсе и не настоящий Алёшенькин папа, ничего подобного, просто - папа Володя, как и мамочка Светик. Алёшенька сладко зажмурился, предвкушая традиционную церемонию вручения подарков. Что это будет на этот раз? Машинка, конструктор, стрелялка? Лучше бы стрелялка, а то машинки быстро ломаются (вернее, разбираются и отказываются собираться обратно), конструкторы рассыпаются и закатываются под диван. Нет, лучше стрелялок ничего нет! Особенно, когда папа на работе, и его компьютер стоит без дела. Папа, правда, запрещает сиделке, тете Соне, допускать Алёшеньку до компьютера, но Алёшенька сорванец ещё тот, таких поискать – не сыщешь, умеет с тётей Соней договориться. Он давно знает, что она не выносит непрерывного детского крика, поэтому обещает ей этого не делать взамен на некоторые уступки с её стороны. Нет, нет ничего лучше стрелялок!
Алёшенька слышит, как взвизгнули тормоза такси за окном, как хлопнула дверца, как цокают мамины каблучки по асфальтовой дорожке и как топает папа, перегруженный сумками и собственным счастьем. Алёшенька – мальчик совершенно воспитанный в своём мальчишеском роде, поэтому он обязательно дождётся, когда мама с папой войдут в дом, сбросят все свои сумки и коробки и начнут целоваться. В этот момент он с криком индейца неизвестного племени ссыплется по лестнице из своей комнатки и, разумеется, всех перепугает и возьмёт в плен. Вот и на этот раз он прокрался на цыпочках, занял засадное положение, и, когда сумки и коробки рухнули, ринулся вниз. «А вот и попались, вот и попались!» - завопил он и осёкся, затормозив на последней ступеньке. Что-то было определённо не так. Нет, мамочка выглядела совершенно на все сто, как и обычно, а вот с папой Володей… Он, как и всегда в такие минуты, просто светился от радости, едва не подпрыгивал вокруг мамы Светика этаким молодцеватым козлецом, не сводил с неё глаз, ворковал, по-щенячьи преданный, по-кошачьи ненасытно ласковый. Но только на этот раз на его лысеющей голове покачивались в такт движениям роскошные рога предводителя оленьего стада. Но, самое удивительное, что мама этого совершенно не замечала. Она убеждённо поцеловала супруга как раз промеж рогов и нисколько не укололась, хотя ветвистость у нового папаниного украшения имелась поразительная.
Алёшенька сморщил лобик, озадачился. Родители меж тем окружили его, стали втискивать ему в руки привезённые мамой подарки; заметили, что их малыш как-то совсем не весел, забеспокоились, потрогали лобик и чуть было не заставили мальчугана измерить температуру. Алёшенька взял да и потрогал папину голову, когда тот склонился над ним, но пальчики его легко прошлись по волосам, не встретив предполагаемого препятствия: на ощупь рогов не было, хотя парнишка их видеть не переставал. «Странно, - подумал Алёшенька, но улыбнулся маме Светику так лучезарно, что у неё пропали сомнения и желание экспериментировать с градусником и номером телефона их домашнего врача. « – Наверное, у папы какая-то интересная болезнь. Но когда у меня болит горло, то я это чувствую, почему же тогда папа ничего не чувствует? Да, это болезнь какая-то интересная…»
Мама, как и надеялся Алёшенька, привезла ему кучу стрелялок, поэтому малыш не долго ломал себе голову. Ему было разрешено играть, и он полностью погрузился в волнующий виртуальный мир виртуального же убийства. Последней мыслью перед стрельбой у Алёшеньки была о том, что папина болезнь как-нибудь пройдёт сама.
Но она не проходила. Малыш убедился в этом, когда папа вошёл к нему в комнату. Раскидистые кусты на голове, однако, нисколько не мешали их носителю ни при ходьбе, ни при других манипуляциях. Алёшенька ещё больше огорчился и, улучив момент, тихонько спросил у папы: «Пап, а как ты с ними спать собираешься?» «С кем, сын?» «Ну, с ними, с рогами». «С какими рогами?» – отец едва не подавился «Стиморолом» и весьма удивился. «С такими, которые у тебя на голове растут», - сказал Алёшенька, и ему вдруг захотелось плакать. «Ты шутишь, малыш? Какие могут быть у меня рога, если их нет, вот видишь?» – и он провёл ладонью по своему темени. «Их нет, но они есть, я их вижу». По лицу папы пробежала тень неподдельного испуга. «Господи, вот к чему приводят все эти игры в стрелялки! Надо непременно поговорить с доктором».
Но раньше он рассказал об этом маме Светику и в естественном волнении за здоровье ребёнка он, разумеется, не обратил внимания на то, что лицо у Светика покраснело. «Ты думаешь, непременно надо показать Алёшеньку врачу? – немного натянутым голосом спросила она. – Ведь это всего-навсего детские фантазии. Я слышала, у них в этом возрасте такое случается». «Хочется в это верить, дорогая, но всё же я приглашу доктора, он, я знаю, тоже сегодня вернулся из отпуска».
Доктором оказался неотразимо рыже гривастый молодой человек с орлиным носом и бойкими мышиными глазёнками, то и дело стрелявшими по сторонам. Говорили, что он весьма умный врач, тонкий психолог и вообще перспективный не по возрасту. Мамочка Светик, та в нём души не чаяла и частенько хаживала к нему на приёмы по поводу всяческих глобальных с её точек зрения женских болячек. Он внимательно выслушал родительские страхи, тряхнул шевелюрой, задумчиво ковырнул взглядом потолок и попросил уединения с пациентом.
Алёшеньке этот эскулап не нравился. Может, потому, что он в силу своей профессии не раз делал мальчишке весьма чувствительные уколы, может, из-за того, что в ряду с другими мужчинами только его отец, папа Володя, всегда занимал первое место. К тому же рога у светила медицины имелись козлиные. Алёшенька не замедлил сказать ему об этом. Врач, однако, этим обстоятельством нисколько не огорчился. И даже не прописал никакого лекарства. Только пощупал лоб, заглянул в ротик, помял животик и вышел, качнув своими козлиными на прощанье. Родителям же сообщил, что если и есть у ребёнка болезнь, то не по его терапевтической части, и что следует всё же в таком случае обратиться к психиатру. Уходя, он вежливо сказал папе Володе, что Алёшенька и у него рога обнаружил, так что они теперь в некотором роде одной крови. Эта его сомнительная шутка вызвала отвал челюсти у любящего отца; мама Светик как-то понимающе хихикнула и опять покраснела. Врач адрес психиатра, своего друга, оставил.
И вот Алёшеньку уже взяли под белы рученьки и повезли к мозговеду. Глядя в окно лимузина, мальчуган сделал колоссальное открытие: почти все увиденные им люди, будь то мужчины или даже женщины, имели рога разной формы и размера, блестевшие на жарком июльском солнышке. Только дети, мелькавшие за окном авто, ничего, кроме волос, на голове не носили.
«Бедные взрослые», - думал Алёшенька и тихонечко плакал. Ему их было сильно жалко. Ему казалось, что все эти рога и рожки неспроста, что есть кто-то, кто виноват в этом, и мальчику хотелось найти этого «кого-то» и попросить, чтобы он больше так не делал, ведь все люди добрые, и незачем их так наказывать.
Психиатр рогов не имел. Закоренелый холостяк, он всё своё время отдавал работе, и мог безо всяких анализов абсолютно точно поставить диагноз любому пациенту. Он этим гордился, гордились им те, кого он вылечил. Он всегда говорил, что все болезни от нервов, а раз это так, то все мы немного больны, потому что нет для нас дела приятнее, чем поиграть друг у друга на нервах. «Рога, говорите, молодой человек?» - с улыбкой профессионала спросил он Алёшеньку. «Да», - кивнул тот и снова заплакал. «Не плачь, - успокаивал его доктор, - ты ничем не болеешь, ты абсолютно здоров. Просто ты очень чувствительная натура, а потому и видишь то, чего другим видеть не дано. Я выпишу тебе успокоительную сладкую микстурку. Рогов ты видеть не перестанешь, а вот плакать и расстраиваться по этому поводу больше не будешь».
Так оно и вышло. Прошло уже много времени, Алёшенька вырос, возмужал и женился. Он никогда больше не удивлялся человеческим рогам и за людей не расстраивался, пока в одно прекрасное утро, подойдя к зеркалу в ванной, чтобы побриться, не увидел свои собственные.