Цветы зла

Скромный Аффтар Жжот
Посвящается Володе Ш. и Володе М.

«Пожалуй, пришло время разбегаться», задумался Адам. Им, то есть «Цветам зла», было уже шесть лет, для рок-группы уже срок. И что? И ничего…

Разве думали они, пятнадцатилетние, собравшись тогда у Джо в гараже, что добьются так немногого? Нет, все виделось совсем по-другому. Меньше, чем на мировую славу никто не был согласен. Джо, который и предложил собрать группу, сразу взял на себя роль «главного». «Мы будем играть рок-н-ролл!», не больше и не меньше. Играть умел только Адам, да и то на фортепиано. «Клавишник есть, - прокомментировал Джо, - остались бас, гитара и ударные. На ударные посадим Клиффа, у него слух не очень, но чувство ритма хорошее. Пит будет басистом, ну а я, так и быть, возьму на себя гитару». Солировать же предстояло тоже Адаму. По правде говоря, у самого Джо голос был лучше, но он наотрез отказался петь, предпочтя оставаться в тени.

И вот, подумать только, уже прошло шесть лет – они больше не школьники, студенты Калифорнийского университета. «Как стадо баранов, пошли учиться в одну контору», гогоча повторял Пит, пересказывая их историю очередной девице – он их с завидной регулярностью цеплял в барах на Сансет-бич, они с той же регулярностью его бросали - «И все для группы, чтобы не разбегаться». Да, они все еще были вместе, но зачем? Каждый понедельник, среду и пятницу по вечерам, сами или взяв с собой подружек, они собирались сначала в гараже у Джо, а потом уже и в университетском клубе. Сначала пели чужие песни – «Нирвану», «Перцев», «Ганз-н-Роузез» - все подряд, что нравилось, не заморачиваясь оценками авторов. Подолгу терзали сначала бумажные, потом компьютерные самоучители игры на гитаре и ударных.

Потихоньку появилось свое звучание, а однажды Джо важно, усадив их вдоль стенки, сыграл свою первую мелодию. К вящей зависти Адама, она была совсем неплоха, почти оригинальна.

- Слова за тобой, - подмигнул Джо.
- Почему за мной, я что тебе Уолт Уитмен, что ли? - уперся Адам – откуда ты взял, что у меня таланта хватит?
- Ну-у-у, ты у нас самый начитанный, что, не правда? Вон Эминем, маму его за ногу, и тот толковый словарь на ночь читает, чтобы свой запас словарный пополнять. Так у него одна книга, а столько, сколько у вас дома, я в жизни не видел.
- Так то ж предков моих, я что, виноват, что они читают как заведенные?
- Да ладно, Адам, не отопрешься, я вот со своими барабанами остатки мозгов уже отбил, - примирительно сказал Клифф, - за Джо музыка. Питер тоже – известный интеллектуал. Ты хотя бы попробуй.

Пришлось запрячься. Для начала надо было определиться с тематикой. С любовным опытом пока было напряженно, а вот социальный пафос был Адаму куда как доступнее. Его родители, процветающие евреи-адвокаты Левайны из западного Голливуда любили посотрясать воздух демократической болтовней о правах угнетенных и необходимости справедливого миропорядка. Особенно хорошо это у них получалось в компании таких же, как и они, представителей поколения хиппи, после ужина из трех блюд с французским коньяком и сигарами. Сын был допущен во взрослую компанию «для расширения кругозора и воспитания собственного мнения». Так что к шестнадцати Адам уже чувствовал себя знатоком социальной тематики.

И вот из-под его пера появились такие чудные опусы, как «Вас загрызет голодный мир», «Порвите цепи», «Убей полицейского». Джо, прочитав тексты внимательно, сказал, что могло быть и хуже, заставил Адама переправить несколько строк и через пару дней родил музыку к «Убей…». Они казались себе ужасно смелыми, собираясь по вечерам для разучивания всей этой белиберды, которая для школьных концертов явно не годилась, уж больно взрослая, как глубокомысленно заметил Клифф. Так что пели пока подпольно, для себя, пока предприимчивый Джо не договорился с владельцем одного из местных клубов о прослушивании.

Хозяин, как его все называли, старый металлист в бандане, с клочковатыми космами и не менее клочковатой бородой, прослушав их репертуар, сплюнул на пол жевательным табаком, презрительно поморщился, и, проворчав что-то по поводу дерьмовых текстов, разрешил петь пару песен из «Перцев» и Адамову «Убей полицейского» в четверг, на пробном концерте для новичков. Денег платить, естественно, никто не предлагал, да им они не очень и нужны были – у всех ребят родители были капитально «упакованы» - не зря жили по соседству с Беверли-Хиллз.

Концерт отыграли, хоть и с весьма средним успехом, под «Убей…» кто-то даже не преминул швырнуть на сцену банку из-под пива, что, как отметил Адам, пожалуй, не являлось знаком одобрения, учитывая сопровождающий бросок свист и матерную брань. Ребята ушли со сцены, кто понурив плечи, кто бочком, опасливо озираясь. Хозяин утешал, что «бывают, уходят и с побитой рожей, а вы еще играете складно, это еще не отстой, вот в прошлом месяце одним чувакам пришлось «скорую» вызывать, так что вы счастливо отделались. И, если хотите быть настоящей группой, надо что ли название себе придумать». Срыгнув, добавил: «Во, у меня в свое время была мысль свою группу назвать, да ребята не дали. Как вам «Цветы зла»? Название Джо одобрил, правда, больше, несмотря на добрые напутствия, Хозяин их ни разу не приглашал.

Все это не сильно вдохновляло, но новоявленные «Цветы зла» с завидным упорством собирались теперь уже в студенческом клубе, играя композиции Джо на стихи Адама – к уже известному списку прибавились «Моджахед, брат мой», «Буш – губитель душ» и ряд не менее пафосных произведений. Поначалу левацки настроенная университетская молодежь из любопытства приходила на концерты, которые усилиями опять же Джо проводились в клубе, но потом интерес угас – стало ясно, что ни U2, ни REM-а из них не получится. И если бы не упорство и воля Джо, сборища группы давно бы превратились в повод для распития пива. Идея самороспуска витала в воздухе, Адам, единственный из четверых прилично учившийся, в этом году заканчивал факультет менеджмента и подумывал уехать вместе с подружкой Дженни в Чикаго, где у ее родителей было собственное издательство. Клифф, похоже, навсегда застрял на втором курсе, а Пит ушел с головой в марихуану и «большой секс». Джо же продолжал ничего не замечать, требуя от ребят, чтобы они продолжали выкладываться.

В среду, в очередной раз, опаздывая на репетицию, Адам остановился отдышаться на лестничной площадке, перед их «репетиционным залом». Из-за плохо прикрытой двери слышался голос Джо.

- Да что я говорю, Адама пора сливать. Смотрите, что получается. Я тут ездил на студию, в «Октан», показывал наш материал - говорят мелодии ничего, саунд только не очень, но это Джи, продюсер, поправить обещал – у него есть аранжировщик какой-то офигенный. Говорит, займется нами если сменим поэта, тексты, считает, у нас слабые. Джи сказал, что мы ни фига не знаем о том, что пишем, поэтому никого это не трогает. Я не прав был, когда решил, что Адам должен писать тексты, образование тут не причем, тут талант нужен, а Адам… Он просто ноль, у него внутри пусто, вот и песни наши – пустые. Правда Джи сказал, что у него есть парень, хорошие стихи пишет и поет классно, не то, что Левайн. Я тут принес, – захлебываясь продолжал он, – сейчас покажу вам кое-что.

- А что, правда, - согласился Клифф (его слова ценились тем больше, чем реже он говорил – красноречие не было сильной стороной Клиффа). Кто-нибудь из вас помнит, когда нам нечего было жрать, или денег не хватало? Что мы вообще в этом понимаем? Я давно хотел сказать…

Дальше Адам уже ничего не слышал - он стоял за дверью, часто дыша и сквозь шум в ушах с усилием вслушиваясь в голоса друзей. «Друзей ли? Все, хватит». - Адам, никогда не нарушавший даже школьных правил, Адам, которого всегда и везде всем ставили в пример, который складывал перед сном на стуле носки и трусы ровно, как по линеечке, со злостью пнул дверь и оказался лицом к лицу с парнями.

- А, ты все слышал, - сказал Джо без своей обычной самоуверенности, - Тем лучше, меньше нужно объяснять. Чего вылупился, может, скажешь что-нибудь? – с вызовом спросил он, не отводя глаз. Клифф смотрел куда-то в сторону, Пит наклонился над гитарой, делая вид, что что-то подстраивает.

- Вы… Вы – предатели… Не могли сказать честно… Зачем же так, за спиной… Вы же знаете, я всегда готов выслушать… Что же вы так… Джо, мы же вместе… Я… Я не могу так… - Адам, потеряв все природное красноречие, не мог найти слов. – Мы же с 15 лет… Джо, я же тебе как себе верил…

- Причем тут «верил»? Знающие люди говорят, что ты бездарь, сам же слышал, может, докажешь нам, что все не так? Может ты, наконец, что-нибудь стоящее написал? Ну? Что молчишь? Сказать нечего?

Сказать и вправду было нечего, да и стоит ли с ними говорить, с предателями?
– Да пошли вы все, уроды… Видеть вас больше не хочу. Я и без вас не пропаду… У меня есть Дженни.

Адам резко и как-то нелепо дернулся, отворачиваясь к двери, когда услышал голос Джо:

- Да, ты думаешь, у тебя есть Дженни? Ну, бог тебе в помощь.
- Что ты хочешь этим сказать? Что? - Адам обернулся и посмотрел Джо в глаза. Джо, несколько театрально растягивая слова, спросил:
- А что ты-ы-ы ду-у-умаешь?

Адам в растерянности уставился на Клиффа. Тот отвел глаза.
- Питер, что он хочет сказать?
- Разве ты не знаешь? Все ведь знают, – вяло ответил Питер, уставившись мутным, не в фокусе, взором куда-то в пространство рядом с Адамом.
- Что знают?
- Про Дженни и Джо.
- Дженни? Да вы все изоврались здесь. Это все от зависти, пока вы со своими шалавами кувыркаетесь… У нас с ней все серьезно, по-настоящему, а вы. Этим не шутят. – Адам растерянно, почти умоляюще посмотрел на ребят. Никто не ответил. «Господи, я же сейчас закричу. Боже!» Сжав кулаки, Адам продолжал стоять в нелепой, скрюченной позе, глядя на тех, кого минуту назад считал почти братьями.

- Будьте вы прокляты. Ненавижу вас. – Адам не помнил, как выбежал на улицу и добежал до квартирки, которую они с Дженни снимали неподалеку от кампуса. Когда Адам потными руками пытался попасть ключом в замочную скважину, он чувствовал, как ноги подгибаются, во рту у него стоял привкус крови, перед глазами плыли какие-то мутные желтые круги. Дома никого не было. Не снимая обуви, Адам рухнул на кровать. Он попытался сосредоточиться. О чем говорить с Джейн (она терпеть не могла, когда ее так называли – только Дженни, и никак иначе). Сейчас она войдет, улыбнется, тряхнет волосами (как он любил ее волосы цвета меда, ямочки на щеках, а от взгляда ее голубых раскосых глаз у него перехватывало дыхание) и скажет, что все в порядке, что это не правда…

Не чувствуя сколько времени прошло, Адам продолжал гипнотизировать дверь. За окном стало темнеть и сумасшедшая надежда начала таять. Адам впервые не мог думать логически, он забыл, что Дженни была в библиотеке, а после собиралась заехать в магазин, забыл, что обещал встретить ее там и вместе поехать на пикник. Он забыл, как Дженни не любит необязательность, которую он сам ненавидел, почти забыл, как его самого зовут. Наконец на лестнице послышались ее шаги, на этот раз не столь легкие как обычно – даже звук шагов показался Адаму шаркающим, виноватым, - и вот дверь распахнулась.

На пороге стояла Дженни, раскрасневшаяся, с тяжелыми пакетами в руках, с выражением оскорбленной добродетели на лице.

- Адам, как же так, это так на тебя не похоже, где ты был?
- Это ты где была? - грубо спросил Адам, рывком поднявшись с кровати.
- Что это, припадок бешенства или приступ ревности? – сказала Дженни полусаркастически-полушутя, пытаясь разрядить обстановку. – С какой стати? Адам, что с тобой?
- Это с тобой что? Это правда… про тебя и Джо? – бумажный пакет в руках у Джейн порвался, по полу как-то непристойно задорно поскакали апельсины; с чавкающим звуком шлепнулся кусок мяса. «Барбекью» неуместно мелькнуло в голове у Адама. «Мы должны быть на барбекью с ребятами… с ними…»

Дженни стояла, сохраняя молчание.

- Ты ответишь или нет? – как-то визгливо выкрикнул Адам.
- Что ты хочешь услышать? Что это правда? - Дженни устало присела на краешек кровати. Ты так любишь правду. Ну на, держи ее. Да, это правда.
- Ну почему, зачем? Нам же так хорошо вместе, а Джо, он же мой друг. То есть, был моим другом… Зачем, зачем ты все испортила?

- Да, наверное «испортила» правильное слово. И вообще, у нас с тобой все было слишком правильно, слишком пресно. Все верно, Джо твой друг, или ты его считал таковым. Ты посмотри на своих друзей. Питер похоже скоро скурит остаток своих мозгов, у него и так-то их почти нет. Клифф, вроде бы и не плохой парень, но какой-то очень уж вялый, флегматичный. А ты, ты сам, для чего ты живешь, что ты хочешь от жизни? Домик в Чикаго, троих детей и работу менеджера по продажам где-нибудь в Ригли? Это то, для чего ты живешь? Боже мой, как это все тухло, серо, противно. А у Джо, у него есть мечта. Что, скажешь, это инфантилизм, что пробиваются единицы, что Джо не умен. Я это знаю, и мне наплевать. Если тебе так интересно, у нас с Джо это было всего один раз, но знаешь, я этого хотела. Я хотела понять, что значит иметь дело с мужчиной, который знает, чего хочет от жизни, не с размазней, а с кем-то сильным. Если хочешь знать, ему на меня наплевать. Нет, он этого не говорил, это и так понятно. Ты бы никогда не узнал…

- Убирайся, слышишь, убирайся вон. – Адам ринулся к двери, широко распахнул ее и встал на площадке. – Я не хочу больше тебя видеть. Никогда, слышишь, никогда.

Дженни прошла мимо него, оглянулась, посмотрела как-то жалостливо и в то же время насмешливо, тихо спустилась по лестнице. Дверь на улицу закрылась за ней со скрипом, похожим на жалостливый всхлип.

****
Адам лежал на кровати, сжавшись в комок от боли. Боже, как больно. Он никогда не чувствовал ничего подобного, может только когда Сокс, кот, умер. У него все было – целый мир из солнечных дней, три друга, двух их которых он любил как младших братьев (у него никогда не было ни братьев, ни сестер), а третьему поклонялся и верил почти как богу, больше чем отцу. Была девушка, самая красивая, умная и достойная из тех, кого он знал, он даже был у нее первым (насколько он мог судить по своему тогдашнему опыту – она ведь у него тоже был первой). Что делать? Что же теперь делать?

Адам провел весь следующий день не вставая с кровати, не мог и не хотел ни есть, ни пить. Чудовищно разболелась голова, он сполз с кровати и побрел в кухню. Роясь в шкафах (подобно своему отцу, он никогда не знал, что и где на кухне лежит), с трудом отыскал бутылку бренди, которое Дженни использовала для выпечки, и принялся пить прямо из горла. После того, как Адам опорожнил полбутылки, его с непривычки вырвало. Адама прошиб липкий пот, он задыхался. Окно открывать все равно не хотелось – там шум, люди. Куда же, куда девать эту боль? Надо написать ей, объяснить, почему он такой, почему все так, что все кончено. Тогда станет легче. Должно стать.

Адам схватил желтый перекидной блокнот, один из тех, что Дженни покупала для записи лекций, взял ручку и начал писать. Он писал и зачеркивал, он не знал, сколько прошло времени, за окном уже стемнело, когда на лестнице раздались голоса, потом стук в дверь. Адам сразу узнал эту настойчивую манеру бить кулаком в дверь, еще до того, как услышал голос.

- Эй, Адам, я знаю, ты здесь, открой дверь. Что ты там надумал? Живо давай, а не то мы с ребятами сломаем.

«Джо, и никто другой, кто же еще», устало подумал Адам.

Адам встал из-за стола, не выпуская из рук блокнота, и открыл дверь.
- Ну что стоите, заходите, - сказал он всем троим, глядя в сторону. Гуськом, как гномы из мультика, Джо, Клифф и Пит просочились в дверь мимо Адама, и расселись рядком на кровати.

Адам молча протянул Джо блокнот. Опустив глаза, Джо прочел:

Я был так глуп, что я не смог понять,
Огонь в ее глазах горит
И все узнав, ее прогнал.
Она взяла билет на самолет
И никогда уж больше не придет
Чтоб в сердце жить всегда…

Любовь к ней надорвала меня,
Она столько раз говорила, прощай
И вот я сердце ее разбил
Но я пропал, ведь сам я не смогу сказать ей прощай

Хотел, чтоб счастлива она была
Чтобы она со мной жила,
Ее так трудно было удержать
В игре в любовь, победы не найти
Ну как остатки счастья мне спасти
Иль отвернуться и уйти

Любовь к ней надорвала меня
Она столько раз говорила прощай
И вот я сердце ее разбил
Но я пропал, ведь сам я не смогу сказать ей прощай

Осколки соберу
И крылья починю
И все смогу исправить я
Я не могу без губ твоих
Без синих глаз твоих
Я знаю, ты не сможешь без меня