Хозяин сегодня поздно… Я слоняюсь по квартире, выискиваю места, где есть его запах, пытаюсь пристроится и уснуть там, Женщина ругает меня за то, что кручусь у нее под ногами, у нее на кухне давным-давно ужин остыл, она раздражительная и вспыльчивая. Наверное, потому, что тоже ждет Хозяина слишком долго.
В гостиной (в который раз) заливается эта забавная штуковина на серванте. Хозяин говорит – часы со звоном. Он принес ее в дом в большой белой коробке, мы все собрались вокруг обеденного стола, Хозяин распотрошил коробку и достал ЭТО. «Антиквариат» - сказал. Женщина погладила часы по полированному, цвета шоколада, боку пальцем, спросила, идут ли они, покачала головой с улыбкой. Странный вопрос – как же ЭТО пойдет, если оно не живое? Ведь не живое же, кому, как не мне, знать.
Штука до сих пор страшно раздражает и пугает меня. Вот – день, тишина, только приткнусь возле дивана, только глаза закрою, как она – там-том, там-том. Приходится лаять. Так, на всякий случай.
Но на этот раз лаять не хочется. Да и Женщина смотрит на меня сердито, ждет, когда голос подам. Чтобы повод был тапком кинуть.
Женщина, она тоже меня любит. Немножко. И я ее – немножко. Она же не Хозяин. Но она кормит меня, иногда даже гладит, шерсть вычесывает.
Они часто говорят странное слово «Бог». «Бог видит все», «Бог судья», «Бог поможет». Бог – это тот, кто всесилен. Бог – это Хозяин. Только почему он говорит о себе так, словно видит себя со стороны?
***
Подходя к дому, я увидел у соседнего дома странную суету. Несколько кумушек собрались около старого тополя и что-то оживленно обсуждали. Я услышал слова «скорая», «милиция». Увидев меня, кумушки на секунду примолкли, баба Лиза, маленькая и толстая бабулька в синем платочке с люрексом, запричитала «Ой, Стасик, что же это делается-то!», схватилась за сердце и сделала попытку броситься мне в объятия. От объятий мне удалось увернуться, я подошел к тополю и увидел на земле лежащего ничком человека. Ему было явно неудобно, руки заломлены, голова повернута под неестественным углом. Человек был явно мертв. Чтобы убедиться в этом, я наклонился к нему и взял его руку. Она была зеленовато-белая, сухая и холодная.
Увидев, что я прикоснулся к покойнику, кумушки охнули и суеверно попятились. Баба Лиза выдохнула «Надо вызвать…» и растворилась в вечернем воздухе, остальные тетки с неожиданной прытью разбежались по домам.
Я вызвал с мобильного милицию, бодрый лейтенантский голос спросил меня «А что, он точно мертв? А может быть, скорую?». Я вызвал заодно и скорую, диспетчер нехотя пообещала мне ее через два-три часа.
Домой мне уже не хотелось. Я присел на скамейку и закурил. Человек у подножия тополя больше напоминал кучку тряпья и мусора, выброшенных нерадивой хозяйкой, которая поленилась дойти до помойки. Я зачем-то представил себя на его месте – вот, я лежу на земле с вывернутой рукой, на мою спину и волосы налипли тополиные почки, по шее ползет зеленая жирная гусеница и на меня воют собаки…
Черт, собака! Как же я забыл про нее! Лидка явно не пойдет с ней гулять, Женька еще со школы не вернулся. Мается там, бедная.
Я встал со скамейки, оглянулся в поисках кого-то, кто бы покараулил у тополя милиционеров (а, впрочем, зачем это нужно-то?) и пошел домой.
***
Ну, наконец-то. Звонок в дверь такой пронзительный и звонкий, так звонит только Хозяин.
Бегу к двери с радостным лаем, машу хвостом, верчусь у Женщины под ногами, она недовольно смотрит на меня, отталкивает ногой от двери. Я сам понимаю, что мешаю ей открыть замок, но ничего не могу с собой поделать. Хозяин пришел!
Зашел, потрепал меня по холке (радость, радость-то какая!), клюнул Женщину в щеку и стал снимать ботинки. Вот тут я и учуял Запах. Отвратительный, тяжелый, страшный. Вроде и человеком пахнет – и не человеком. Нехороший запах, резкий. Я заливаюсь истеричным лаем и прячусь под полку с обувью. Хозяин говорит мне что-то ласковое, поглаживает меня между ушами, а я прижимаю их и стараюсь забиться подальше, спрятаться от этого невыносимого запаха, исходящего (теперь уже понял) от его рук.
Они говорят о чем-то между собой, я уже ничего не понимаю, только поскуливаю тихонько из своего убежища.
Хозяин идет в ванную и долго моет там руки. Возвращается, снова гладит меня по голове. Запах уже почти исчез и мне уже не так страшно.
- Ну, Шкип, гулять?
Я машу хвостом в знак согласия, Женщина что-то кричит из комнаты, что-то нехорошее. Хозяин улыбается мне, одевает на меня ошейник и мы выходим в подъезд. Дверь квартиры он закрывает сам, ключами. Обычно это делает Женщина. Но я не задумываюсь об этом, я думаю только о том, что мы с Хозяином идем гулять.
Стайка воробьев у подъезда визгливо разлетается в разные стороны, вспугнутая моим голосом. А как же иначе – ритуал. Выбегая из подъезда, надо обязательно их облаять, чтобы не забывали бояться. Я оглядываюсь на Хозяина, ожидая одобрительной улыбки, но он почему-то словно не видит меня.
У соседнего дома какие-то люди суетятся, осматривают старый тополь. А под тополем – тот самый Запах. И Хозяин туда идет. Я упираюсь лапами в землю, тяну поводок, чтобы остановить его. Я боюсь. И его туда не пущу. Не надо, Хозяин! Пожалуйста, прошу тебя!
- Ну, чего ты, Шкип? Боишься?
Опустился рядом со мной на корточки, смотрит мне в глаза, потом оглядывается на тополь.
- Хорошо, хорошо. Не пойдем. Пойдем в парк.
В парке Хозяин отстегивает поводок и отпускает меня бегать по траве и гонять наглых зажравшихся белок. Я счастлив. Хозяин сидит на скамейке, наблюдает за мной и улыбается. Время от времени я подбегаю к нему, заглядываю ему в глаза, чтобы убедиться, что он не пойдет больше туда, где этот чудовищный запах. Нет, не пойдет. Мне нечего бояться – с ним ничего не случиться. Ведь он – Бог.