Мишель УЭЛЬБЕК «ВОЗМОЖНОСТЬ ОСТРОВА» - М.: Иностранка, 2006. – 475 с. Тираж 10 000 экз.
Прежде всего хочется сказать, что Мишель Уэльбек – образец отсутствия политкорректности. Вот несколько его фраз: «девочки ожидали … с уже признаками глупого смирения самок»; «со своей стороны я всегда считал феминисток добродушными дурехами»; «дурацкие африканские танцы»; «меня тошнит от преподавания, дети – кретины»; «ислам – это наиболее тупая, наиболее спорная и наиболее обскурантистская из всех религий».
Резкие существительные и прилагательные, в случае необходимости усиленные наречиями или фразеологическими оборотами – эта отрицательная риторика преуспевает в чистом и простом оскорблении, которое напоминает замечательное наполеоновское определение, данное Талейрану («дерьмо в шелковом чулке»). Есть деликатные писатели, которые не говорят прямо, писатели эвфемизма – и писатели анафемы; писатели, которые усыпляют, - и писатели, которые пробуждают.
Мишель Уэльбек, бесспорно, принадлежит ко второму типу.
Обычно людям, чтобы прославиться, достаточно пары талантливых произведений, не больше, ведь тот факт, что у человека находится пара мыслей, которые он умеет высказать, сам по себе достаточно поразителен.
Язык Уэльбека афористичен. Я процитирую несколько самых понравившихся фраз:
1. «Жить без чтения опасно: человек вынужден окунаться в реальность, а это рискованно».
2. «Существуют теории, будто человек становится по-настоящему взрослым после смерти своих родителей; я в это не верю – по-настоящему взрослым он не становится никогда».
3. «В жизни может случиться всякое, но чаще не случается ничего».
4. «Мастурбировать – значит заниматься любовью с тем, кого по-настоящему любишь».
Самые первые романы: «Расширение пространства борьбы», «Элементарные частицы» – сделали Уэльбека одним из самых читаемых и обсуждаемых писателей Европы. Он поражен тем, что не существует такой книги, в которой было бы отражено, до какой степени пуста жизнь людей. Может быть именно поэтому в своей второй книге он сообщает свой «метод» молодым поэтам: «Не бойтесь счастья; его не существует».
В романе РПБ Уэльбек выступает в качестве сурового моралиста, эдакого «Бодлера супермаркетов». Он добавляет к этому точность своих портретов и остроту анализа – который превращается в настоящую теорию функционирования общества – и любопытную смесь ярости и невозмутимости тона. Его рассказчик способен испытывать чувство умиления к своим коллегам и полное отвращение к окружающим вообще.
«Не нравится мне этот мир. Решительно не нравится. Общество, в котором я живу, мне противно; от рекламы меня тошнит; от информатики выворачивает наизнанку».
В его книгах мы находим твердую и смелую (идущую вразрез с модой – и абсолютно неожиданную) теорию о необходимости религии, в этимологическом смысле – «связи» как противоположности «разделения» («Разделение – это второе имя зла; и таково же второе имя лжи»).
Вот и в книге «Возможность Острова» Уэльбек показывает зарождение новой мировой религии. Он говорит об использовании достижений генетики для создания нового вида человека, избавленного от этих «трех помех: старости, болезни и смерти». Возникает некая секта элохимитов (от имени «Элохим», которым последователи новой религии называют инопланетян создавших жизнь на Земле), которые стремятся достигнуть бессмертия и жить активно. Читаются доклады, главной задачей которых является перечисление ограничений и запретов, налагаемых элохимитами на сексуальную жизнь. Здесь все просто: запреты отсутствуют – если все происходило между совершеннолетними и, как говорится, по обоюдному согласию.
В западной культуре последних десятилетий имеет место некое течение, основанное на коммерческой эксплуатации дурных инстинктов, равно как и на том же самом абсурдном влечении Запада к цинизму и злу. Молодежи свойственно одобрять изображение насилия в искусстве, ибо это круто.
Такие творцы однозначно стоят на стороне молодых против стариков. Они побуждают детей относиться к родителям совершенно бесчеловечно и безжалостно, и тут нет ничего оригинального, ничего нового, последние полвека то же самое происходит во всех областях культуры, и на самом деле эта якобы культурная тенденция таит в себе всего лишь желание вернуться назад, в первобытное состояние, когда молодые без всяких там душевных переживаний избавлялись от стариков, просто потому, что те были слишком слабы, чтобы защищаться, а следовательно, это лишь типичный для нашего времени откат к стадии, предшествующей всякой цивилизации, ибо судить об уровне цивилизации можно по тому, как в ней обходятся со слабейшими, с теми, кто перестал быть продуктивным и желанным.
Духовная культура никогда не могла развиться в обществах с высоким уровнем преступности, просто потому, что свобода мысли возникает лишь при условии физической безопасности, и в индивидууме, вынужденном заботиться о своем выживании, постоянно быть начеку, никогда не рождалось ни одной теории, ни одного стихотворения, ни одной сколько-нибудь творческой мысли. Мишель Уэльбек – ребенок (или недоросль), который говорит, что король-то голый.
Почему же литература сегодня не интересна и не заметна, если не вызывает скандалов и порицаний?
Я перестал ценить как музыкальность слов, которая мне кажется гипнотическим заклинанием, так и поиск стиля, неблагодарное занятие, за которым лишь скрывается правда. Стиль, если в нем вообще есть нужда, совершенен тогда, когда невидим. Он формируется изнутри, когда форма и тема едины, как мембранный фильтр из пористых ячеек.
В разговорах на моральные темы есть одно преимущество: этот тип дискурса так долго подвергался жесточайшей цензуре, что теперь, в силу своей неуместности, сразу привлекает внимание собеседника; правда, есть и неудобство – собеседника невозможно заставить принимать вас всерьез.
Новый роман Уэльбека читать увлекательно. Иногда прочитанное заставляет прервать чтение и задуматься. Такое не один раз было со мной во время чтения «Возможности острова». Впечатляют спорные выводы одного из героев романа, когда тот анализирует отрывок из платоновского диалога «Пир», где Аристофан излагает свою концепцию любви (стр. 468). Приведу только последние фразы:
«Причина этому та, что такова была наша изначальная природа и мы составляли нечто целостное. Таким образом, любовью называется жажда целостности и стремление к ней».
Он (герой Уэльбека) считает, что именно эта книга отравила сперва западный мир, а потом и все человечество, научила его презирать свой удел – удел разумного животного – внушила ему мечту, от которой оно безуспешно пыталось избавиться на протяжении двух тысячелетий.