Работал я тогда в городе Жуковский, на аэродроме, в старом, сталинско-бериевской постройки 2-х этажном здании с надстройками на третий этаж по бокам. На углу нашего желтого дома с высоченными потолками висели громадные ржавые часы, но они не ходили. Говорят, какой-то антисталинист, опаздывая на работу, бросил в их кирпичом году в 1960-м, так они и застыли на 7 часов 10 минут.
Раньше мы ходили на обед в столовую, но после того, как рубль обрушился , и деньги нам стали выдавать с задержкой, у всех женщин появился стимул и оправдание заниматься на работе только выживанием и приготовлением пищи. Женщины нашего отдела с утра готовили обед из трех блюд, и как раз к моему приходу на работу по корпусу распространялся запах борща или куриного супа, смешиваясь с запахами котлет и винегретов из других комнат. Наступало священное время обеда.
Некоторые женщины также приносили с собой кастрюльки и весь день готовили еду для семьи, унося вечером домой по правилам притомленные супы и борщи. Для приготовления пищи очень хорошо подходили японские боксы для климатических испытаний, поскольку они быстро нагоняли температуру от -100 до + 100 градусов. В качестве эксперимента в этих термостатах даже гнали самогон. После замораживания приготовленной браги надо было слить легкие, незамораживаемые фракции, а лед выбросить. И если так сделать несколько раз, получается «первачок».
В общем, на работу я обычно приходил к обеду. Жил я «На трех вокзалах» в Москве. Садился на электричку, последнюю перед перерывом, которая отходила в 10-20. Приблизительно через час выходил на платформе Отдых, и 40 минут шел пешочком по лесу, наискосок, по тихим местам, к проходной, а далее снова по лесу уже к нашему желтому корпусу.
Но в тот день, а было это 7 марта, святой день в таких серьезных учреждениях, как наше, какое-то белое облако уловил мой взгляд, когда я вышел из электрички, и как раз в том месте над лесом, где предположительно находился наш институт.
По мере того, как я приближался к аэродрому по старой одноколейке, по которой так много бревен и камней было перевезено зэками, а нынче катаются детишки по Детской железной дороге, дым становился все чернее и все серьезнее. Когда я зашел в проходную, мне навстречу стали все чаще попадаться спешащие навстречу сотрудники нашего института, радостно крича:
"Куда идешь, наше здание горит, можно сливать по домам!"
Эти крики наоборот как-то стимулировали меня, и ноги все быстрее бежали, посмотреть, действительно ли это так, и не шутка ли. Тем более мне нужно было предъявить купленный на общественные деньги торт.
И вот подхожу к родному зданию. И вижу, что столб дыма уже перекрасился в черный, горит вся крыша. Возле здания сгрудились в порыве какого единства и дружбы наши сотрудники, больше сотрудницы, который надеялись услышать в этот день в свой адрес приятные слова, и мужики, нацеленные на разведенный спирт.
Вместо этого греются у костра и гадают, где пожарные, позвонили ли, и почему, и где начало гореть.
Тут вызывают добровольцев вытаскивать секретную литературу из 1-го отдела.
Мужиков немного и добровольцев немного. Подозрительно посмотрев на меня, зам. директора по режиму, Сергей Николаевич Павлов, все же допустил меня в здание, крикнув: "Беги на 2-й этаж и вытаскивай мешки!". Забегаю в помещение, сверху уже отдает теплом, нервно-праздничная суета, на полу разлитая вода, ведра, которыми поначалу хотели залить огонь. Забегаю в 1 отдел и тут понимаю, кто же там главный. Скромная сотрудница, которую мы считали уборщицей, в черном халате и с горящими глазами командовала несколькими начальниками отделов, размахивая маузером 15 калибра. Кто-то засовывал в мешки какие-то книги со штампами, папки, опечатанные пластилиновыми печатями, а кто и просто отшвыривал и сортировал по личному усмотрению литературу по степени секретности. "Тащи в ЛИИ!" - крикнул мне Вастягин и бросил в меня драный мешок. Я схватил мешок и побежал на лестницу, где столкнулся с нашим директором Иосифом Ивановичем Акопяном, который обнимал одной подмышкой небольшой сейфик, а другой мертвой хваткой уцепил какой-то зеленый мешок с металлической защелкой. Похоже, что Иосиф Иванович был нацелен на решение какой-то ему одному понятной задачи и несся по только ему одному понятной орбите. Мы втиснулись в дверь, сверху уже летели доски, это работали приехавшие пожарные, и побежали в стоящий напротив ЛИИ, но разными путями. Когда я бежал через толпу женщин, какая-то женщина кричала: "Чайник, чайник забери!"
Вернувшись за следующим мешком, я получил команду бежать в лабораторию и забирать ценные приборы, среди который самым ценным был чайник. Пожарные уже окружили запыхавшегося Иосифа Ивановича и стали выяснять, кто будет платить за тушение пожара. В это время выяснилось, что трубы, по которым должна идти вода, наглухо забиты, и нужно искать другие колодцы. Дама из 1-го отдела кричала про какие-то допуска, и что допуска у пожарных должны быть не ниже 2-й формы. Три пожарные машины повернулись и с воем поехали в сторону Москвы-реки всасывать воду, причем одна машина неудачно задела и сбила столб, по которому электричество подавалось на остановившиеся в 1960 году часы.
В это время не выдержали нервы у Марии Сергеевны Абрамович, и со слезами, громко, хотя её об этом никто не просил, она стала рассказывать, что она всего только повесила сушить свои чулки на горячие трубы, которые проходили сверху по потолку над отделом, где в шкафах хранились разработанные усилиями коллектива института за 35 лет чертежи. Почему она решила сушить чулки в 8 часов утра, она не стала объяснять. Не успели уехать первые три машины, тут же приехал «Бобик» с пожарным начальством, а так как они ехали другой дорогой, то не смогли врубиться, где их пожарная команда, и почему пожар никто не тушит. Наконец из города Раменского приехали 2 машины, одна из них начала выдвигать громадную лестницу, которая может здесь и не нужна была, и стали выливать содержимое своих цистерн на крышу. Потом и шланги подтащили с соседнего ЛИИ, куда мы оттащили несколько мешков с секретной литературой и переходящее Красное знамя ЦК КПСС. Под конец рабочего дня на наш аэродром съехались все пожарные машины Московской области. Приехали даже те, кого никто не просил. Потому что знали, если приедешь, то сколько-нибудь денег, но дадут. А в то время все, в том числе и пожарные, переходили на хозрасчет. Каждая машина считала своим долгом с воем развернуться и вылить содержимое своего бака на наш институт, который от этого шипел как утюг. Все его стены толщиной до 1.5 метров, с расчетом на атомный взрыв, промокли этой горячей водой и нижний этаж стал баней.
Крикнули новый клич для желающих принять эту баню и поработать уже в качестве подводников, вычерпывая воду с 1-го этажа. Про подвал решили забыть, и запакованные там приборы поплыли в Китай в таком несколько подмоченном виде. Под конец, когда уставшие зрители начали разбредаться, а пожарники растаскивали начисто потолки второго этажа, над зданием стоял столб пара, все шипело и лилось. Иосиф Иванович сходил к своему заветному мешку, и пожарный «Бобик» покатил в город, а вернулся затоваренный ящиками водки. В ЛИИ накрыли шикарный стол. За столом сидели пожарные в ранге от майора и до полковника. Пожарных, которые лили воду, там не было. Начали с сугрева, потом, плотно закусив, командный состав выходил на полигон, руководить на месте процессом борьбы с красным врагом. Вода лилась с потолка на 1-й этаж всю ночь. А ночь выдалась морозная, 8 марта еще и снежок прошел. Так что здание наше приобрело более чем фантастический живописный вид. Со всех стен висели громадные сосульки, стены покрылись мохнатым ковром с цветными радужными разводами, сквозь желтую краску проглянули голубые и красные прожилки кирпича и глины. Сверху торчали сгоревшие бревна, рельсы, листы железа и обнажился плакат, призывающий выполнять решения XXII съезда КПСС. Все это было покрыто слоем инея разной толщины, а сверху шел пар. Пар шел несколько дней, поэтому когда 9 марта мы все пришли к своему родному пепелищу, от него еще веяло приятным теплом, и только исходил какой то комиссионный помоечный запах.
Не было счастья да несчастье помогло!
После этих чулков некогда замершая жизнь института закипела. Сразу сформировались несколько ремонтных бригад, на условиях, что им идет зарплата, и плюс что заработают "на крыше". Крышу решили достроить еще одним этажом. Благо деньги были. И дали их китайцы. Как раз китайцы купили лицензию на самолет СУ, и им нужны были те изделия, которые разрабатывал наш институт. Поэтому китайцы очень долго измеряли все размеры нашего здания (еще до пожара) и выстроили в Китае точную копию, даже часы точно такие повесили, и показывали они 7-10. После этого все рабочие места, стеллажи, а вслед за ними и все приборы переехали в Китай. Осталось только привезти людей, и здесь они поступили так: заходит человек на наш аэродром, берет свой пропуск, и сразу на самолет. В Китае, когда он прилетает, он попадает точно в такое же здание, и сразу за свое рабочее место. Никаких виз, тот же пропуск... А в это время наши ведущие инженеры дружно мешали раствор на надстраиваемой крыше, а с 12 до 2-х ложились спать на выданные тюфячки по образу наших друзей-китайцев.
3 июля 2002