Ступени

(ЧЕРНОВИК)


Все события и персонажи вымышлены.
Мнения героев могут не совпадать с мнением автора.


1.


Коньяк, еда урывками, какие-то знакомые, женщины… Проснулся он с больной головой. Сел на край кровати и со страдальческой физиономией оглядел оставшийся после «вчерашнего» бедлам. Кряхтя поднялся, «запустил» компьютер и пошел в туалет.

В однокомнатной квартире, города Красногорска, пахло дымом сигарет, парами алкоголя и сексом. Оправившись, он открыл везде окна и, накинув куртку на голое тело, уселся перед монитором.
Проглядел мельком пришедшие тексты. Кого-то по привычке не читая (первый, центральный и последний абзац не в счет) поместил в соответствующие разделы. Пару новичков забраковал, нескольких все-таки пропустил в «утешительные» рубрики. И тут опять наткнулся на порядком надоевшего персонажа скрывающегося под ником МС Подлива. Несколько нелестных, не по теме отзыва в комментариях, срачь в гостевой, залез в «откровения»…

- ****ь… - выдавил Ренат.

Через один были его треды, которые одними только своими названиями, как будто говорили: не заходи в меня. Вздохнув, он принялся удалять весь мусор.
«Забанить что ли его к ****ям» - подумал Ренат.

Но это слишком просто. Душа просила действия.

Похмелье сжимало голову, хотелось курить. В любом случае требовался поход в магазин. Удалив все, что успел напостить Подлива, Ренат оделся и, спустившись на лифте с пятого этажа, вышел на улицу. Было начало зимы, хоть и Новый год уже стучался в окна; на дорогах слякотно, влажно от чего, даже при ноле градусов, становилось неуютно и промозглый воздух, забираясь под куртки, создавал впечатление, что одежда чуть промокшая и холодная. Поежившись, он дошел до ближайшей палатки, купил сигарет, покурил и только потом отправился в магазин.

*

Прохладное пиво, наскоро приготовленный завтрак, таблетка анальгина и Ренат снова сел за рабочее место.

- Твою мать…! – обнаружил еще несколько постов Подливы в «откровениях».

Зашел в один из них, написал: «Подлива, слы, ты, гнилая мочалка, ****уй отсюда, а то в реале ****ы получишь!»

Стоило ожидать его исчезновения, хотя бы на некоторое время, поэтому Ренат закинул ноги на стол и сделал большой глоток из бутылки, закурил. Однако Подлива не унимался и продолжал доставать своими нелепостями.

«Ладно» подумал Ренат, поглядев на календарь «сегодня вроде пятница…».

Оставалось немного подождать; где-то в четыре часа, наконец, стали появляться посты про тусы. В одном из них, том, что предлагали попить пиво в недорогом баре на Никольской он отметил свое желание поприсутствовать. Ренат прекрасно знал, что это произведет некоторый эффект – на тусы он ездил редко. Так оно и вышло, через какое-то время в форуме было более ста пятидесяти постов. Впрочем, народу собиралось не много. Подлива же не объявлялся, он внезапно замолчал; отвлекся, видимо, по каким-то делам. Встреча была назначена на половину седьмого, но цель не была достигнута – Подлива не клюнул и Ренат решил прилечь поспать и вдруг обнаружил пост Подливы о желании прийти.

В тот же момент, выключив компьютер, он оделся и выбежал на улицу, поймал машину и поехал в Москву. Вечером, при въезде, и в самой столице чудовищные пробки и добраться до места было нелегко, однако через полтора часа он уже брел по Никольской в сторону условленного места, а через пятнадцать минут сидел за заказанным столиком и выпивал. Подливы не было. Всех кто присутствовал, он знал в лицо кроме одной девушки, но та пришла в сопровождении одного из персонажей ресурса и подозрения не вызывала.

Изрядно набравшись пива и, по сути, потеряв напрасно время, с чувством крайней неудовлетворенности, он вышел из бара, дошел до Лубянской площади и, поймав машину, уехал, но, не проехав и пятисот метров, остановил водителя и, приоткрыв стекло, обратился к «мамке»: почем?

- Три тысячи – ночь – ответила та со скучающим видом, поглядывая на старенькую «семерку».

Ренат обернулся к водителю.

- Заезжай в арку, посмотрим.

Выйдя из автомобиля, он встал перед «линейкой» и выбрал одну из барышень, ту, что была в длинном пальто из искусственного меха, с продолговатым лицом, большими, хоть и заплывшими глазами. Проститутка ему не очень понравилась. Но из всех она была лучшая, все остальные, что покраше, стоили в полтора раза дороже, а денег тратить особо не хотелось.

*

До дома доехали быстро, все-таки уже было почти за полночь. Зайдя в квартиру, Ренат первым делом включил компьютер – привычка. Проститутка уселась на постель, но он сказал ей встать и накинув поверх белья покрывало, только потом разрешил.

- Хотя… - сказал Ренат – раздевайся и ложись, я сейчас приду.

Та послушно стала раздеваться, а он повернулся к монитору.

- ****ь! – вскочил Ренат.

Подлива снова налепил тредов, не менее пятидесяти. Он стукнул кулаком по столу.

- Найду тебя сука, ****ец!

Подошел к кровати, отбросил в сторону одеяло, поглядел с отвращением на голое, немного жирное тело, прожженную кожу на бедрах, синяки на коленках и груди, снял штаны. Проститутка приподнялась, обнажила бывший уже в руке презерватив, накатала его на эрегированный член и взяла в рот. Через минуту Ренат откинул ее, залез на кровать и стал быстро и ритмично трахать. Проститутка вяло охала, стонала и прикрывала глаза. Ренат раскраснелся, на шее проступили вены и толстая пульсирующая артерия. Тут она с новой силой застонала, понимая, что конец близко и Ренат кончил. Не говоря не слова, он ушел в кухню, выкинул презерватив в мусорку, сел за стол, закурил. Потом встал, зашел в комнату.

- Давай собирайся и уебывай – спокойно сказал он.

Девушка спешно стала одеваться и, через минут пять, вышла за дверь. Выйдя из подъезда, она огляделась и, заприметив дорогу, направилась туда. Движения особо не наблюдалось, можно сказать его и вовсе не было. Хлюпанье слякотной жижи сзади заставило ее обернуться и тут же… удар, боль, отдавшаяся всей голове и теплая кровь по лбу, носу и щекам. Все закружилось, помутнело и куда-то вверх или вниз…

Проститутка упала. Ее схватили за руки и потащили в сторону парка. Туда, где деревья сначала только местами, потом плотнее и далее уже совсем ничего ни видно и можно спокойно скрыться в темноте.

2.

Было раннее утро. Кирилл откинулся на спинку стула, задумчиво обшарил взглядом потолок, оценил треснувшую побелку и опустил руки на клавиатуру. В который раз он садился, чтобы написать новый пост, но что-то не получалось. Необходимые делу темы он писал сначала в текстовый файл, просматривал и формировал согласно уже написанному. Кирилл долго глядел в монитор, потом в окно, встал, прошелся по комнате, сел обратно и закрыл документ. Нет, сегодня не тот день, ничего не получится.

Он зашел на сайт. Прочитал новые треды в «откровениях». Еще раз зашел туда, где собиралась туса, на которую он так и не попал – срочно надо было съездить на работу, произвести вскрытие. Отчета в «откровениях» не было, да и вообще особой активности не наблюдалось; он вбил ник «МС Подлива» и задал несколько тем, не относящихся к поставленным задачам, но особого настроения для on-line общения как-то не чувствовалось; он закрыл страницу и, встав, подошел к окну.
Кирилл смотрел на детей, резвившихся на детской площадке недалеко от парка, на автомобиль, неумело припаркованный возле подъезда соседнего дома, на старуху, которая, поговорив о чем-то с мужчиной в пуховике, медленно поплелась дальше в сторону дороги. Красивая молодая девушка с нижних этажей выгуливала мускулистого бультерьера, курила тонкие сигареты и, скучая, поглядывала на прохожих.

Кирилл вернулся за компьютер и снова зашел на сайт. Кто-то оставил пост в его треде.

«Слы, ты, пидор» - писал ему Кот, модератор ресурса – «Ты чего-то начинаешь конкретно заебывать!»

Но сегодня Кириллу совсем не хотелась спорить, ругаться, хотелось выйти на из квартиры, выпить и просто поговорить. Он глядел на буквы, представляя человека за ними, как будто видя, как он набивает эти слова, жмет «enter» и смотрит, ждет. Тоска прижала его, клонила к земле, хотелось лечь и долго не вставать.
«Кот», - написал он, но не стал продолжать. Что-то вздрогнуло внутри, такое состояние, когда внутри пустота и просто делаешь так как делается, идешь туда, куда идут ноги. Не инстинкт, а провидение.

Вместо ответа Кирилл создал новую тему: «сегодня в 19 буду пить в «Жигулях», кому не лень приходите» и выключил компьютер. Сейчас или никогда.

*

Ренат посмотрел на время, улыбнулся – наконец-то он посмотрит на этого придурка. До встречи оставалось очень много времени, но все-таки он отставил в сторону стакан с разбодяженым коньяком, надо было протрезветь. Заварил себе кофе.

День шел медленно, все притихло, как будто в ожидании чего-то. Наступил полдень, он съездил на встречу с редактором одного столичного глянцевого журнала, вернулся, разогрел принесенную с собой еду, поел и ушел в душ.
Когда позвонил телефон он, уже одетый, стоял в проеме двери. Поднял трубку.

- Алло?

- Это Марина, привет!

- Марина… привет! – Ренат нахмурился, девушку он явно не узнал.

- Слушай, у меня предложение, мы сегодня собираемся у Виталика. Типа, там День Рождения… Приезжай!

Виталика Ренат тоже не помнил.

- Я не знаю, у меня дела…

- Да хорош тебе, все будут очень рады.

- Давай лучше встретимся после, я часов в десять освобожусь…

Возникла небольшая пауза, Ренат в нетерпении переминался, хотел было просто повесить трубку, но Марина ответила.

- Я вообще-то соскучилась… Давай встретимся.

- Какой у тебя телефон?

Ренат забил телефон в телефонную книгу и, спешно попрощавшись, закрыл дверь.

*

Он вышел из такси чуть пораньше, время встречи еще не наступило, а приходить первым было для него совсем не желательно. Ренат миновал Библиотеку, вышел на Воздвиженку. Мимо кафе с дешевым, но хорошим кофе, куда его водила одна хипповавшая студентка, палаток возле метро, одна с невкусными пирожками (он как-то, торопившись, купил один, да так с животом оставшийся день и мучился; с тех пор пирожки в палатках и не покупал), далее что-то вроде «Тысячи мелочей», где продавались дешевые китайские аксессуары к мобильным, сами телефоны, сворованные тут же неподалеку, сувениры, фенечки, шнурочки, открытки и проч.
Потом музыкальный магазин со смешными, карикатурными изображениями Пушкина и других персонажей (Ренат не очень разбирался в лицах, но уж образ «Пушкин – это наше все» был вколочен советской школой раз и навсегда. Именно поэтому его вид с гитарой забавлял и походил на какой-то протест. Впрочем, после всех событий, переворотов, изменений, на протяжении долгих 14 лет, эти ощущения притупились и сейчас это был просто Пушкин с гитарой, ничего особенного).
Потом немного общепита, от дешевого до не очень, спящие бомжи на вытяжке метрополитена, тут же неподалеку на другой вытяжке они же ужинающие… Почему-то этих людей перестало быть жалко. Ренат их и раньше не особо жалел, но какое-то сострадание где-то глубоко в душе имелось. Наверное, раньше казалось, что это все по-настоящему, что они действительно потеряли квартиру, болеют и просят милостыню только лишь, чтобы наесться и где-нибудь переночевать. Но время показало, что большинство из них заезжие гастролеры, работают они (именно работают) на «дяденьку» и вся эта жизнь большинство из них не угнетает, а вполне устраивает, ведь нищенское, голодное существование их на родине было совсем не сахарным, а тут хоть какая-то работа. Что же касается совсем опустившихся, поедающих отбросы и ночующих на вытяжках… их совсем было не жаль, а даже противно – до чего может довести себя человек.

Не остановив на них взгляда, Ренат повернул налево и спустился в переход. Он шел медленно, а тут и вовсе остановился послушать завывания гитар, громыхание ударных и поглядеть на пьяных полу-панков, полу-металлисттов, собравшихся тут во множестве лиц и образов. Наконец, поглядев на часы и поняв, что уже опаздывает, он, взяв прежний темп, вышел из грохочущего подземного перехода и, не торопясь, пошел в сторону Нового Арбата, мимо "Праги", антикварной лавки, обменника, аптеки, за поворот, где высоко над головой красовалась красно-белым реклама, зазывающая утолить жажду бодрящим напитком, купленным где-нибудь в ближайшей палатке; и вот уже он вышел на улицу Новый Арбат, с ее миллионами огней. Повернул на право и, пройдя еще самую малость, вошел через подобный трубе вход в «Жигули».

*

Оглядевшись, Ренат направился к первому попавшемуся на глаза месту. Что-то конкретное не было оговорено, и поэтому он уселся там, где было меньше народу. Никого из знакомых не было, одиноко сидящего человека тоже не наблюдалось; Подлива опаздывал.

Сняв куртку, Ренат сходил к стойке, купил немного водки и огурцов, вернулся обратно, закурил, выпил, закусил. Оставалось надеяться, что Подлива сам его узнает, в конце концов, лицо Кота примелькалось в Интернете и мало кто не знал, как он выглядит.

Время шло, водка закончилась, терпение тоже.

- Кот? – прозвучало откуда-то сверху.

Ренат задрал голову и увидел человека с добродушным угловатым лицом, крепкого телосложения, ростом примерно метр семьдесят пять, в коричневой дубленке и темно-синих джинсах. Он был в том возрасте, когда сложно понять, сколько человеку лет, то ли 35, то ли 45.

- Подлива…

- Да – улыбнулся пришедший, протягивая руку – Кирилл.
Ренат не ожидал увидеть его таким. Казалось, придет человек совсем молодой, задиристый и немного нервозный, но все оказалось отнюдь не так. Кирилл сел.

- Ну что, водочку пьешь? Подожди, я сейчас тоже возьму. Тебе чего взять? – он кивнул на опустевший графин.

- Мне? Хм. Ну, возьми еще водки.

- И закусить – снова улыбнулся Кирилл и пошел в сторону сложенных подносов.

Ренат провожал его, глядя в спину. В одну секунду у него возникло желание уйти, он почувствовал себя глупо, привстал, но вдруг, почувствовав на себе взгляд, посмотрел в сторону и, поняв, что Кирилл смотрит на него, сел обратно, сделав вид, что просто доставал сигареты. Мимо прошла женщина средних лет, забрала пустой графин и тарелку, а в это же время к нему уже шел тот самый Подлива, встречи с которым он хотел, с подносом, на котором устроились: запотевший графинчик водки, наполненный до края горлышка, тарелки с салатом, селедкой и огурцами, и рюмки.

3.

- Ну что, как контркультура? – казалось, что с насмешкой, но очень серьезно спросил Кирилл.

- Отлично – с неохотой ответил на глупый вопрос Ренат, налив себе водки.

- А я вот никак не могу ничего написать. Все сажусь, сажусь, Word раскрываю… и ничего.

- Может и не стоит тогда?

Кирилл усмехнулся.

- Не стоит, конечно – склонив голову, сказал он – но хочется!

- Ты знаешь, если хочется и есть сюжет, то вроде как все получается. Даже если в «***ту» попадешь, все равно… Многие поначалу из нее не вылезали, а потом, смотришь и до «литературы» дошли.

- Что-то не помню такого…

- Ну да, да, – рассмеявшись, закачал головой Ренат – согласен. Вообще обычно, если автор может писать, но первый блин комом оказался, для начала в «децкий сад» или в «здоровье дороже». Это что-то типа предупреждения. Ты сам-то о чем писать хочешь?

- Есть у меня один сюжет… Сейчас вроде как скоро Новый Год, так вот я хотел дебютировать как раз в этот момент.

- Почему?

- Ну, смотри, под Новый год пишут мало, у всех заботы всякие, хлопоты, не до этого. Но читать меньше не станут, а, напротив, ведь все сидят на работе, а работы по большому счету нет, вот они и втыкают в сайты разные.

- Согласен.

- Вот, вот. Особенно если написать что ни будь смешное и новогоднее.

- Ты знаешь, смешное писать посложнее будет, чем просто про жизнь. У нас больше хороших рассказчиков и прочих журналистов, их слог, как бы, либо до автоматизма доведен, у кого-то институтом плюс практика, у других практикой без института, но кухонными посиделками отточенный. А чтоб сюжет… тут талант нужен. А чтоб смешно было, да не сортирный юмор, это нужен не талант, а талантище! Не знаю, что уж тебя там есть, но если ничего написать не можешь, то и рвать жопу не стоит – нет так нет.

- Да и я так думаю, но вот как прочитаю, что-нибудь, так сразу мыслей море и хочется писать, писать, а как сяду, так и затуплю, уставлюсь в монитор и сижу, ни одно слова настучать не могу. Я когда был помоложе, писал, то есть не помоложе, а маленьким когда был, в школе еще учился. Было у меня несколько рассказов. Один повествовал о вампирше, которая соблазняла одного парня молодого. Рассказик такой, эротического содержания…

- Для дрочки писал? – заржал Ренат.

Кирилл тоже рассмеялся.

- Вполне возможно, сейчас уже и не вспомню. А второй про Деда Мороза, которого дети убили и съели.

- Ты злой был ребенок – продолжал смеяться Ренат.

- Хаха, типа готичный, слушал всякую хрень, одевался во все черное. Да неважно! Просто я подумал реанимировать ту историю про Деда Мороза.

- Дело твое. Просто странно, что у тебя нет других идей со времен школы. Неужели ничего в голову не приходит? Ты, когда читаешь, ты же видишь разные сюжеты, вот и черпани оттуда. Многие, точно тебе говорю, просто имитируют известных авторов и потом уже находят себя, это абсолютно нормально. Хотя у них уже во время имитаций есть, конечно, зародыши своего стиля, так что, чтоб поймать на этой имитации, надо потрудиться. Если, конечно, охота ловить… Тут ведь как: нравится - читай, не нравится - нет, главное, чтоб откровенно не спизжено было.

- Ну нет, ****ить я ничего не собираюсь.

- Это уже хорошо.

- Слушай, а ведь реально в ресурс втыкает огромное количество народа.

- Тысячи.

- Стремно как-то всякую чушь писать.
Рената так развеселила эта фраза что он, залившись смехом, даже громко стукнул ладонью по столу.

- Вот уж точно! Ладно, погоди – он поднялся – надо еще водки взять.

*

Собеседники были уже сильно пьяны: уперевшись локтями в стол, покачиваясь, продолжали странный разговор, который перетекал из пустого в порожнее, находил новые грани, возвращался обратно и снова назад и зацыкливался; обычный пьяный базар, перешедший конструктивную линию.

Люди вокруг начинали расходиться, освобождалось много мест, которые никто не занимал. Ренат и Кирилл поднялись.

- Чего-то я нажрался походу – пробубнил Кирилл.

- Да братишка, есть такое.

Оба рассмеялись и, одевшись, направились к входу.

- Погодь, – остановился Ренат – надо бы поссать!

- Ага, пошли.

Вошли за отливающую блеском дверь. В туалете был полумрак, журчала вода из незакрытого крана, вторая раковина была затянута полиэтиленом. Ряд писсуаров заканчивался зеркалом высотой до самого потолка, что создавало дополнительный объем помещению. Кирилл встал к крайнему, Ренат рядом.

- Прикинь – сказал Кирилл когда моча забарабанила по никелированной поверхности – я тут в кабинке свой *** фотографировал по пьяни.

- Хахаха! Ну, ты идиот!

- Да, ****ец! Хахаха!

Помыв по очереди руки, они вышли на улицу. Кирилл взял за рукав Рената.

- Ты на метро? – спросил Кирилл.

- Да не, ты чё?! На тачке поеду.

- Я на метро… Пойдем тогда тебе тачку ловить, я провожу.

- Пошли – мотнул головой Ренат.

Дошли до дороги.

- Слушай, а что за человек Zoom?

- Да нормальный парень – ответил Ренат – Пил с ним как-то. А что?

- Да просто какой-то пафосный. Он, конечно, пишет вышаково, но уж больно из себя великого строит.

- Знаешь чего, – Ренат остановился – Большинство постоянных авторов ресурса пишут так, что многие так называемые «известные авторы» в сторонке курят. Это сейчас, когда они на равных со всякими идиотами кидают свои креативы, на общем фоне кажется, что это не более чем норма, но когда открываешь книги людей с мировыми именами, настоящих классиков, великих личностей, понимаешь, что тут, на этом сайте, среди всего этого ничтожества зарождается что-то такое огромное, что-то по-настоящему талантливое! Как это бывает: пишет такой наи****атейший автор свой текст, кидает его нам. Мы размещаем, люди читают и начинают засирать. Так, мол, и так, что это за говно? А сами они не то чтобы написать чего ни будь, даже школьную программу не читали! Откуда им знать, что хорошо, а что плохо? Но нет, они все охуеть какие профессионалы! Но я так скажу: есть прирожденные писатели, которым сам бог дал этот дар, но нет прирожденных читателей! И когда автор, креатив которого засирали, вдруг станет популярным или книгу выпустит, какой-нибудь говнюк будет всем рассказывать, что они друзья были, пили вместе и еще тогда он считал, что у него отличное будущее. И скажет он, что, конечно, тот текст ему не понравился (на всякий случай, чтоб можно было потом в сторону вильнуть), но все таки уже тогда… он… и вообще! ****ь! Как заебали вы! Zoom один из самых сильных авторов ресурса, мне, может быть, не все нравится, но я не могу отрицать ценность его текстов! Это понятно?

- Ренат, ты чего? Я просто так…

- Ладно – отмахнулся тот и поднял руку поймать машину.
Тут же возле него выстроилась очередь из автомобилей. Пропустив нескольких, Ренат открыл заднюю дверь старенькой бордовой BMW.

- Ты все таки напиши что-нибудь… - кинул он Кириллу.

- Хорошо – пожал руку тот и, не дожидаясь, когда машина отъедет, пошел прочь.

*

Марина сидела в кафе уже не менее часа, но Ренат не появился. Она поднялась и вышла, до его дома было недалеко.

«Может, что-то случилось»? - мелькнуло в голове девушки.

Она пошла по плохо освещенной улице вверх, туда, где за углом, во дворах стоял длинный пятиэтажный дом, где и жил Ренат. Марина остановилась возле палатки, купила банку «коктейля» и, открыв ее, выпила в три подхода. Выбросила пустую жестянку в урну и пошла дальше. Повернула за угол, вошла во двор обветшалого дома, который освещал только один мерцающий фонарь, посмотрела на окна. Нет, его еще не было, в окнах темно.

Она прошла по дорожке, сложенной из серой плитки, к детской площадке, села на дальнюю скамейку рядом с парком и уставилась на окно. Никакого плана у нее не было, просто дождаться когда он придет, а там… А там уже видно будет. Свет вздрогнул и погас.

По ее коже пробежали мурашки. Стало как будто холоднее, ветер, словно преследуя, подпихнул ее порывом в бок. Свет зажегся, Марина огляделась. Никого. Она устроилась на скамейке поудобней, нахмурилась, подумала уйти, но почему-то осталась. Свет снова вздрогнув потух и опять холод и ветер. Но не прошло и секунды как фонарь вновь прочертил неровную полосу света.

Марина увидела что-то перед лицом, как будто моргнула. Когда хочется спать, сидишь и смотришь в одну точку, и вдруг моргнешь и как будто свет погас и зажегся, вздрогнешь – что это? – нет, ничего страшного. Свет пропал. Чья-то рука зажала ей рот и тут же нож, острый как бритва, беспрепятственно со странным, шипяще-хлюпающим, почти не слышным звуком вошел в ее горло сбоку. Марина вздрогнула, глаза выпучено впились в пустоту…

Фонарь беспокойно дрогнул светом, еще раз и зажегся. В глубине детской площадки, возле скамейки и на ней все было в красном, брызгами разлетевшемся, удаляющемся тонкой пропадающей дорожкой капель в темноту парка, откуда исчезал в тишине человеческий то ли стон, то ли вой…

4.

«Кот

Happy End Mast Die


У ничтожеств и смерть такая же – ничтожная. И жизнь тоже похожа на все остальное. Для чего они рождаются, зачем проносятся их дни? Ради чего? Ради чего они ходили в детские сады? Понятно – они готовились к школе, сначала, еще когда совсем маленькие, под присмотром родителей, чтоб не испугались, не обожглись о действительность. Детеныш как будто в газету обернутый - не дай-то бог ему упасть! Со всех сторон защищен, а если что и случится - в кармашке наседки всегда есть карамельки чтобы успокоить и отвлечь. Помню, как-то пил пиво я во дворе одного дома в районе Маяковки и наблюдал такую картину: мама с бабушкой выгуливали своего высерка. И вот катится это маленькое создание с горки и, неправильно двинув ножкой, заваливается и слетает с горки на землю. Что тут началось! Охи! Ахи! «Вот тебе конфеточка». «Не ушибся ли?» А ведь он даже и не заплакал…

Дети плачут, когда они хотят чего-то добиться от родителей, плач – это своего рода манипуляция, как для детей, так и для родителей. А этот даже и не плачет, он и так знает, что, если что-то случится, он сразу и конфетку получит, и ласку, и понимание… И вот он (этот ребенок) получает таким образом «школу жизни». Потом, уже в детском саду, мама оставляет его на попечение воспитателей.

К чему готовится человек в детском саду? Лепить куличики? Или он готовится к школе? Так оно и есть, он готовится к следующей ступени «развития». Что у людей остается после детских садов в воспоминаниях? Первый поцелуй, первая драка, письки в общем туалете, плохая жратва и «тихий час». Есть, конечно, еще знания, но все они для начальных общеобразовательных заведений.

Ну, хорошо, готов он к школе, то есть готов сделать шаг на ступень выше. Делает. И вот перед ним новые дали, новые возможности, и так далее. Что же на деле? Первый секс, первая стопка водки, онанизм, прыщи, первые сигареты… Что еще? Да ничего особо. Ах, да! Конечно же, драки двор на двор, без этого не могло обойтись. Но в общей массе все знания, которые приходят к человеку во множестве, существуют для того, чтобы легче ему было в будущем.

То есть опять готовимся к следующей стадии развития. Здесь у многих пути расходятся. Кто-то в институт, кто-то в армию, есть такие, кто не доучился и в ПТУ оказался. Вот тут, на этом этапе, происходит у большинства людей очевидный сбой, ибо в этот период времени все думают только об одном, точнее, о трех вещах: пить, ****ься, веселиться. Поэтому школа жизни здесь достаточно сомнительна.

Есть и такие, кто не в одно из трех направлений не попали. Ну, не могут они учиться, от армейских служак прячутся и тихо работают. Вот у них зачастую впереди пустота и мрак, это ж только в сказке бывает так, что герой с малолетства трудился и потом стал принцем, в жизни так не бывает, современный мир требует в первую очередь знаний. Те которые в институте проторчали пять с лишком лет, вроде знания получили, но в основном все проплачено, экзамены куплены, курсовики скачаны, контрольные списаны. Те, которые в самом деле учились, те получили знания, да, но, как известно: много знать и быть умным не одно и то же! То есть, те, кто балбесил и вникал в процесс обучение на половину, вторую половину оставлял для дальнейшего изучения жизни, начатого еще с младенчества.

Солдафонская братия вообще остается за чертой - более бездарной и бесполезной потери времени сложно себе представить. В развитых странах, где армия контрактная, военный это обычная и даже престижная профессия. У нас же это полууголовная структура, которая, как мне кажется, создана для подавления личности, дабы создать безропотное серое стадо. Будущее этих людей также сомнительно. Что касается ПТУшников, то тут все неоднозначно. Доучившись, молодой человек или девушка имеет выбор, и не малый, и их дальнейшая судьба зависит от них. Но тут закрадывается другая проблема: к тому моменту, когда ПТУшник вышел из стен своего среднетехнического, он находится в таком возрасте, что ему просто необходимо работать, к тому же, в такого рода учреждениях существует обязательная практика, и пошло-поехало… В общем, получается рабочий класс. Соответственно, приравниваем ПТУшников к институтским зубрилам.

Теперь посмотрим на их будущее. Среднетехнические и зубрилы готовятся к рабочим будням. У них все ясно: подготовка к семейным будням, вечернему пиву перед ужином, телеку по выходным, накоплению капиталов на холодильник, дачу и так далее. У армейских тоже самое, за исключением того, что образования у них нет, поэтому и жизнь у них проще и незатейливей. С институтскими балбесами же все иначе. Именно они протопчут себе дорогу, познакомятся с нужными людьми и «будут в шоколаде». Но к чему все это?

В конечном итоге все эти, казалось бы, разные пути придут к одному. Человек станет старым. Да, они нарожали детей, только что они им дадут? Тот же самый кругооборот? Кто-то построил дом, посадил дерево… Это все хорошо, но что ему? Это bон/b жил! Что же для bнего/b? Честь и уважение? От кого? От детей? Давайте посмотрим.

Те, у которых зубрежка и ПТУ, содафоны и иже с ними, живут обыденной закольцованной жизнью, что они могут дать своим детям, в результате чего они будут благодарны родителям? Все это мы видели – детей, стремящихся уйти поскорей из дома, сбежать от осточертевшей реальности, и родителей, которые, сами того не замечая, втягивают своих чад в жерло тупости и серости.

А вот у балбесов все по-другому, они обеспечены, их дети не стремятся покинуть родные пенаты. Получается, у них-то есть смысл! Вот оно! Однако…

Умирающему человеку нет дела ни до чего. Он хочет жить. Он стар и болен, его дряхлые конечности не способны на усилие, но он хочет, он жаждет, он требует жизни! И что он получает? Родственников? Да черт с ними! Какой от них прок? Плазменную панель? Дачу на Рублевке? Это не прибавит ему ни дня! В чем же смысл, брат!? Да вроде и нет никакого смысла, ради других живешь… А попробуй этот другой отними что ни будь, хоть самую малость. *** там! Зубами вопьешься в руку, а не отдашь! Сыну горло перегрызет, жену за порог ни с чем выкинешь! Или, казалось бы, все равно живешь ты, чтобы сдохнуть в конечном итоге, а когда смерть приходит, ссытся и срется человек! Страшно ему.

В глазах умирающих столько боли, ужаса, тоски. Уже смерть прикоснулась, дышит льдом в лицо, а он все не верит. Надеется, что все еще разрешится, все будет хорошо. Будет он жить-поживать. А зачем, зачем жить? Что там ждет человека? Да то же самое: смерть! И все его богатство, какое имеется, разберут по кускам, в квартире будут жить родственники из Саратова, а собака заскучает и как ни будь под вечер сдохнет возле порога. Так все и закончится.

Так какая разница в жизни и смерти? Одно плавно перетекает в другое. Родился ни с чем и помрешь так же. Для чего же жить, цепляться за дни, секунды? Что там, в этих глазах умирающих? Пустота.

И вот Я смотрю на них, ничтожеств, с высоты Своего Смысла. Каждое Мое слово, каждая запятая говорит им, что нужно делать, куда идти. Мои идеалы стоят бесконечно высоко, покрывая все своим совершенством. Мне иногда так смешно, когда они корчатся в телевизоре, всем своим видом показывая ничтожество и убогость, неспособность противостоять мощи Хаоса. Я знаю, что случится, если их мир перевернется, я знаю что будет, когда они поймут, что слабы… Я знаю это, потому что Я делаю их такими. Ложась спать, они упираются в стенку, укутываются в одеяло и молятся о том, чтобы наши пути не пересеклись, но даже этого они не могут предвидеть, воспрепятствовать Неизбежному. Ничтожество – это не имя человека, это то, что Я сделал с ним. Закрученных в круговороте, неспособных на шаг, дрожащих слепцов, Я подталкиваю, и они слушаются, подчиняются. Хватаю их, держу в руках и там, в глазах, Я вижу только Себя и страх передо Мной. Все поколения в одном потоке, и такие, как Я, на вершине, ударами хлыста отсеивающие лишних.

Люди думают, что они мыслят, что у них есть сознание, что у них философия, история… А у них только жизнь и смерть; по ступеням к смерти, кубарем к жизни. И так было и будет. Навсегда.

За одну Мою секунду проносится поколение, Я тут, Я вижу; Я не живу, Я сама жизнь, а люди могут надеяться только на счастливый конец, который воспет такими же ничтожествами, да еще на выдуманного бога. И то и другое напрасно. Смешные глупые фигурки из бумаги в лапах огня».

16.12.2005

***

08.01.2006 года в своей квартире в доме на пересечении Оптического проезда и Речной улицы был обнаружен труп Рената Крымского 1978 года рождения. Потерпевший скончался от удара ножом в область сердца. По данным следствия, удар был нанесен во сне. Потерпевший умер, не приходя в сознание. По заключению экспертов, преступление произошло в ночь с 16 на 17 декабря 2005 года. Кроме всего прочего, в квартире была обнаружена одна из ряда вон выходящая деталь - отрывок из протокола: «…рядом с клавиатурой найдена банка с жидкостью, в которой находится сердце, похожее на человеческое…».

Убийца Рената Крымского так и не был найден. В марте 2006 года дело было закрыто.

***

В период с 1998 по 2006 год следователь по особо важным делам Михаил Загорелый вел дело о серийном убийце. Как показало следствие, убийцей оказался некий Ренат Крымский, найденный мертвым в своей квартире в городе Красногорске. По официальным данным в его деле значились восемнадцать жертв, среди которых пятнадцать женщин и трое мужчин. Все они были убиты самодельными ножами с лезвиями разной длины и толщины без применения к жертвам сексуального насилия и грабежа. По неофициальным данным, полученным от самого Загорелого, на совести убийцы более 50 трупов.

Связь жертв с подозреваемым была установлена в феврале 2006 года, после чего расследование смерти подозреваемого было поручено Михаилу Загорелову, который и закрыл это дело.

В апреле 2006 года делу об убийстве гражданина Крымского Рената был присвоен гриф «секретно».

5.

Апрель 2003. Москва.

В морге на Карьерной было темно и холодно. Гул от холодильных камер наполнял воздух и, казалось, что все в помещении живет, движется, не останавливаясь не на секунду. Многим думается, что морг это что-то жуткое, даже зловещие, но не знай человек, что за дверями трупы, сидел бы спокойно за столом, поеживался в теплом шерстинам свитере и преспокойно пил чай.

Зажегся свет, который окончательно снял бы всякую нервозность – вряд ли кого ни будь сможет напугать идеально чистое больничное помещение, в котором витает запах хлорки, разве что тех, кто вообще боится больниц как явление. Да и те спокойно могут перепутать его с холодильником универсама, особенно если не знают разницу между холодильной камерой для продуктов и трупов.

Вдалеке послышались шаги приближающегося по коридору человека. Он спустился по лестнице, зашагал, стукая каблуками по полу, по пути схватился рукой за ручку каталки и подвез ее к одной из дверей. Сверил по бумажке номер, открыл и выкатил полку с прикрытым простыней телом. Взялся обеими руками и, дернув, перебросил тело на каталку.

В это время, этажом выше, его уже ожидал врач, который раскладывал нужные инструменты; делал это неторопливо, время от времени останавливаясь, задумываясь и снова приступая к знакомому, отработанному до автоматизма действию. В ночные смены почему-то всегда так. В воздухе витает некая важность происходящего, окутанная тайной, доступной избранным. Так же неторопливо, под писк колесиков, через некоторое время, вкатил каталку человек в белом халате, но явно не доктор – это читалось по лицу, а скорее медбрат.

- Быстро ты Сережа сегодня – сказал врач.

- Так сегодня, Кирилл Андреевич, ничего дневные не перепутали, а то вчера, да и на прошлой неделе пару раз, в камеру залажу, а там номера-то и не совпадают.

- Ну, хорошо, хорошо, давай его сюда.

- Не «он» кажись – с ухмылкой кивнул Сергей – «она»…! Вон и сиськи видать из-под простынки.

Кирилл посмотрел на медбрата. Тот был похож на солдата-стройбатовца: коротко стриженный, круглолицый, но видно, что не от хорошей еды, но от сытной, из под халата виднелась плотной ткани рубашка, в расстегнутом уголке которой линовала по горизонту тельняшка. Он подкатил каталку к столу.

- Действительно – баба… - констатировал доктор.

- Давайте помогу – Сергей взялся за один край простыни.
Кирилл схватился за другой край и вместе они без лишних усилий перекинули труп на стол.

- Ну что, я пойду? – спросил медбрат.

- Давай. Возвращайся через час. Только пиво не пей!

Сергей виновато опустил глаза, но промолчал.

- Иди – твердо сказал врач, Сергей попятился к двери и вышел.

- Так, - сказал Кирилл, поворачиваясь к телу – что тут у нас?

Он раскрыл простыню и отшатнулся; звонко звякая об пол, в стороны полетели инструменты. Ударившись спиной о прямоугольный прибор с тусклым экраном, который стоял на высокой треноге, Кирилл повалил его и, споткнувшись, завалился сверху, от чего прибор жалобно запищал, но тут же замолк. Его губы дрожали, а глаза как у безумца бегали, как будто в поисках невидимых, преследующих существ. Вскочив, разметая широко руками все, что попадалось по сторонам, он бросился к столу, впился взглядом в лицо мертвеца и рухнул на колени.

Обхватив голову руками, врач зарыдал и, исторгая нечеловеческие звуки, бормоча что-то монотонно, как будто молитву или даже дьявольское заклинание. Потом он замолчал, только нижняя губа странно подергивалась и поднялся на ослабших, подкашивающихся ногах.

Боясь опустить взгляд на лицо мертвой девушки, Кирилл отшатнулся, пошел прочь, но остановился, обернулся и, закричав, громко, так, что казалось стены содрогнуться, схватил первое, что попалось, и размозжил это об стену.

*

Сидя за своим столом, Кирилл смотрел на клавиши телефона и молчал. Потом резко поднял трубку и снова водрузил ее обратно. Встал, зашагал по кабинету, остановился возле окна. Скоро, наверное, через полчаса, утро совсем вступит в силу, солнце уже залило красным горизонт, птицы начинали свои рассветные трели, одинокие граждане спешили по мостовой.

Он снова сел в мягкое, велюровое кресло, поднял трубку, но снова не смог и с силой грохнул ее на клавишу.

- ****ь, *****, *****! – кричал он, стуча трубкой по аппарату, по столу, по бумагам.

Отшвырнул ее в сторону, сжал голову ладонями и замер. Но вот снова собравшись, поднялся, поднял трубку и набрал номер. В ту же секунду как прозвучал первый звонок, на том конце провода ответили.

- Алло, алло, алло… - зачастил женский голос – Лиза? Алло!

- Алена…

- Кирилл? Это ты?

- Алена, а Лиза дома?

- Кирилл? Ее нет, ты знаешь, где она? Она… она не пришла домой вчера… Ты знаешь, где она?

- Она у меня…

- У тебя? – обрадовался женский голос.

- Она… Она у меня… - его голос сорвался на хрип – Она умерла, моя девочка мертва…

И он, скривившись гримасой страдания, зарыдал, уронил трубку, из которой послышался истошный крик, как вой, покачнулся и повалился на колени, схватился за сердце, застонал.

В кабинет ворвалась молодая медсестра; увидев происходящее, она вскрикнула вздохом и бросилась к доктору, корчившемуся на полу.

- Что с вами, Кирилл Андреевич? – залепетала она и отстранилась – О боже!

Врач смотрел на нее страшными, покрасневшими глазами, в его лице была сталь и ненависть, а волосы, как инеем, покрылись сединой.

6.

Плавно поднимаясь на кочках, как будто на волнах, прорезая стену дождя, по Рублевскому шоссе в сторону области несся черный Мерседес. Синяя мигалка бороздя окружность, очерчивала как будто зону неприкосновенности. Чуть позади, не отставая ни на метр, следовал черный внедорожник с несколькими ответственными господами на борту. Съехав с трассы, процессия нырнула во дворы красивых красных многоэтажек и спустилась в подземный гараж. Там дверь Мерседеса открылась, оттуда вылез детина в строгом пиджаке, который еле сходился у него на животе. Детина обошел автомобиль, открыл заднюю дверь, подал пассажиру руку. Опираясь на ладонь, наружу выбрался Кирилл. Его осунувшееся лицо было бледно, глаза красны, мешки под глазами говорили о долгой нехватке сна и отдыха, если не физического, то морального.

Из гаража наверх можно было подняться на лифте, до которого Кирилла проводил человек в костюме.

- Доберетесь? – поинтересовался детина.

- Да, - кивнул Кирилл – доберусь – и нажал на кнопку восьмого этажа.

На верху его встретила миловидная молодая женщина с завязанными в хвост волосами. Она улыбнулась и жестом предложила ему следовать за ней. Идти было недолго, уже за первым поворотом находилась высокая дубовая дверь, без особых трудов открытая тонкой женской рукой. Взгляду гостя открылся кабинет, выдержанный в темных тонах, с высокими книжными полками и картинами на стенах. У правой стены стоял большой массивный стол, за которым сидел человек, внешне одного с Кириллом возраста, только более холеный и в военной форме, впрочем, лицом он тоже был бел; вертел в руках канцелярский нож, отливающий золотом, и глядел на входящего. Кирилл остановился посреди комнаты.

- Здравствуй – сказал человек за столом.

- Здравствуйте, Николай Аркадьевич.

- Оставь это, сейчас не до чинов и званий, сейчас не до былых обид… Садись!
Кирилл чуть помедлил и сел в кресло напротив Николая.

- Как твое здоровье? Ты… ты весь седой.

- Да, есть такое.

- Алена сейчас выйдет. Она очень плоха в последнее время. Да что там, все мы…
Было видно, что слова даются ему с трудом. Николай поднялся и подошел к одной из полок, встав к собеседнику спиной.

- Я всегда пытался заменить ей тебя – продолжал он – но понятно, что отца не заменишь. Тем более учитывая то, что значит отец для дочери. Но последние несколько месяцев мы очень сблизились, казалось, я наконец-то смог завоевать ее расположение, и она перестала смотреть на меня как на чужого.

Николай повернулся и взглянул на Кирилла, их глаза встретились. Два человека, повидавшие смерть, знавшие боль, сейчас были растоптаны, уничтожены. Что-то надломилось в их душах, может быть, это была надежда, а может вера...

- Мы говорили о тебе в тот вечер, когда она ушла… в последний раз. Она сказала, что гордится тобой, что ты большой врач, серьезный специалист и совсем не ценишь этого. Она хотела помочь тебе, сама не зная чем, может быть, просто поддержать. Мы сидели в гостиной, и она все рассказывала и рассказывала. Вспоминала, как вы ездили на рыбалку, смеялась над тем, как ты утопил сапог в реке, а потом топал до электрички в шерстяном носке. А еще кошку, которая умерла, и Лиза плакала на твоих руках, а потом, когда она подняла глаза, увидела, что ты тоже плачешь, и вы обнялись и рыдали. А теперь… А теперь ты не плачешь. И я тоже не плачу, не могу больше. Даже не знаю кому легче, мне, хоронившему ее, видевшему все это, или тебе, погибающему без сознания на больничной койке?

- Никому не легче. Вопрос кому тяжелее. Вы нашли убийцу?

Николай был рад уйти немного в сторону от этой беседы, хотя и понимал, что и этот разговор зайдет в тупик, ему нечего было сказать, и он не стал этого таить.

- Нет, не нашли. Ты должен понимать, что это не просто, тут множество факторов надо сопоставить, собрать сведения, провести анализ, по горячим следам ничего не нашли; но смею тебя заверить - дело будут вести лучшие люди, в этом сомневаться не надо.

- В этом я не сомневаюсь. Разве что в результате…

Николай не стал ничего отвечать, понимал что бесполезно, нужно время, а уж там-то он как-нибудь сам разберется, слава богу, сил во внутренних войсках аж через край. Он снова сел за стол, не зная, как подойти к одной теме, которая тяготила его, не давая прийти в себя и помочь своей семье пережить горе. Наконец, помолчав, он решился.

- Кирилл, я понимаю, что сейчас не время – промямлил он – но у меня нет другого выбора. Я был расстроен, хотел отвлечься, совсем недавно, в среду… И вот, как обычно…

- Алена знает? – сразу понял, о чем речь, Кирилл.

- Нет, конечно – замахал руками Николай – что ты, что ты! Так получилось… И у меня совсем ничего не осталось. Ты же знаешь, что мне никто не даст, если только пожалеют из-за Лизоньки, но сейчас… Сейчас я не хочу никакой жалости.

- Сколько тебе нужно?

- Это ****ое казино, будь оно неладно! – Николай вскочил и зашагал по кабинету взад- вперед – мне нужно не много, на недельку – две тысячи.

- Хмм – Кирилл покачал головой – наши понятия о «немного» расходятся. Я могу дать тебе полторы.

Николай подскочил к нему, схватил за руку и затряс ее в своих ладонях.

- Спасибо тебе, мне бы хотя бы чуть-чуть, а там я как-нибудь, ты же знаешь, не пропаду. А деньги верну тебе через неделю, две тысячи.

- Речь шла о полутора тысячах.

- Это будет моя благодарность.

Кирилл уже привык к тому, что проигравшийся вконец генерал внутренних войск всегда возвращает больше, чем занимает, раньше он тратил эту «прибыль» на подарки для Лизы. Теперь же ему стало неприятно, но возражать не стал, знал, что это своего действия не возымеет.

- Хорошо, тогда пускай водитель отвезет меня домой, я передам ему деньги – сказал Кирилл, встав.

- Да, да, хорошо – Николай тоже поднялся.

- Пойду, зайду к Алене, может, случилось что…

Они одновременно двинулись к двери. Николай обогнал немного Кирилла и распахнул перед ним дверь, тут же замерев. В дверях стояла Алена. Она была в белом мохеровом платке, белом платье и пушистых тапочках, на каблуке, в разрезе которых виднелись аккуратные, ухоженные ноготки ног.

- Милая, я… - хотел что-то сказать генерал.

- Оставь нас, Коленька – перебила его Алена.

Николай, покорно кивнув, вышел, бросив напоследок взгляд на Кирилла, а Алена вошла в кабинет и закрыла за собой дверь. Она прошли к столу; учитывая, что сесть больше было негде, Алена села в кресло мужа, а Кирилл вернулся на прежнее место.

- Он опять проигрался. – Грустно сказала она – Наверное, уже просил у тебя денег…

- Просил, - не стал лгать Кирилл – и я дам ему их, хотя бы ради тебя.

- Дай ему, дай. Ничего тут не поделаешь, я уже поняла. Боролась, боролась…

- Как ты?

- Плохо я, Кирилл, очень плохо. Не надо об этом, лучше про себя расскажи.

- А что, про меня? Как видишь, выжил, к сожалению…

- Как твоя работа, практикуешь сейчас?

- Нет, не практикую и не преподаю, работаю у себя в морге. Мне нужно немного отдохнуть.

- Уже пятый год отдыхаешь – говорила она, смотря на него каким-то странным, как будто ждущим чего-то, взглядом – с тех пор, как мы разошлись, ты даже не написал ничего. А помнишь, какое впечатление произвела твоя книга на профессора Лисицына? И что дальше? Все в этом мире как будто остановилось…

- Так и есть, так и есть. – кивал головой Кирилл – Я ничего не хочу - ни делать, ни писать, ни думать. С тех пор…

- В этом есть моя вина?

- Я не знаю, может быть, на суть вещей и фактическое их положение это не влияет никоим образом. Все так, как есть, и менять я ничего не хочу и не буду, просто потому, что есть уже что-то, что я не могу изменить…

Алена вытащила одну руку из под платка, в ее пальцах была зажата маленькая игрушка - улыбающаяся мышь с белыми крыльями и красным сердечком на груди.

- Возьми, это ее; ты приезжал за этим. И уходи, я сейчас не могу никого видеть… Прости меня.
Она поднялась, резко и немного неловко, обошла стол; он поднялся, и Алена бросилась ему на шею, крепко сжав его в объятиях.

- Почему это случилось с нашей девочкой, – срывающимся на шепот голосом говорила она – что с нами не так? Кирилл, она так любила жить! О, Боже! Как это могло случиться?

Так они стояли; она вздрагивала, всхлипывая, а он смотрел вперед, в сторону полок, не видя ничего, просто какие то полосы и прямоугольники, и пустота, жестокая тоскливая пустота.

- Я больше не хочу жить – сказала она, оторвавшись от него, когда успокоилась, и глаза ее высохли.

Но и тут Кирилл молчал. Он хотел сказать ей что-то, взбодрить, но в эту секунду он понял, что сам думает о том же.

- Мне пора, пойду – хрипло выдавил он, закашлялся и направился к выходу, оставив Алену одну посреди комнаты.

Дернул за ручку, дверь легко поддалась. Остановился, оглянулся.

- Я позвоню – кивнул Кирилл и затворил дверь.

7.

Февраль 2005. Ярославль.

Над дубленкой, уже несколько потрепанной, торчала только пушистая меховая шапка. Утонув валенком в сугробе, мужчина перешагнул через снежную насыпь, таким образом срезав путь, пошел напрямик к подъезду пятиэтажного обветшалого дома, на торце которого была прибита гордая табличка: «Дом высокой культуры быта». Обычно такие таблички только смешат, но, как ни странно, жильцы этой хрущевки смогли сохранить уважение к себе и окружающим, поэтому и в настоящие дни дом был именно таким, как указывалось в надписи. В подъезде всегда было вымыто, везде лежали чистые половички, на покрашенных стенах цветы и вырезки из журналов в рамках; и главное светло, тепло и все стекла на месте.
Поднявшись неспешно на третий этаж, мужчина открыл ключом дверь и зашел в квартиру; скинул верхнюю одежду, положил продукты в холодильник и уселся в мягкое кресло в единственной комнате. Кресло обычно стояло перед компьютером, но часто он ставил его перед окном и подолгу сидел, наблюдая за птицами и прохожими. Он жил в Ярославле уже несколько месяцев. Сдав квартиру в Москве друзьям одного коллеги, продав все, что не составляло первичной необходимости, Кирилл собрал небольшой чемодан и двинулся в путь. Тогда он уже точно знал, кого и где ему искать.

После всего произошедшего в 2003-ем он встречался с огромным количеством людей, среди них были и эксперты и следователи и даже маги и колдуны, но тщетно. Встречался он и с Загорелым – следователем по особо важным делам, которому поручили расследовать это дело, когда стало выясняться, что смерть Лизы на совести серийного убийцы, ненависть к людям которого распространялась на разные уголки страны и на Ярославль в том числе, но тогда это был просто список городов, пустые ряды букв в столбик. Уже начиная отчаиваться и ожидая новостей только следственных органов, Кирилл, бороздя пространство Интернета, обнаружил текст, который перевернул его жизнь. Только сейчас он понимал, что то событие было переломным, и теперь его жизнь разделялась на две части - до текста и после него. Обратиться к глобальной сети ему посоветовал… да нет, не посоветовал, просто случайно обронил слово тот самый следователь; Кирилл не помнил всего, что говорил Загорелый, но запомнил фразу: «…да вот хотя бы в Интернете, чего только не пишут, аж волосы дыбом встают!». С тех пор почти все свое свободное время Кирилл бороздил виртуальное пространство, пытаясь отыскать хоть что-то. Через много месяцев набора ключевых слов, просматривания разных странных, а порой и пугающих, сайтов его труды, наконец, были вознаграждены, если это можно назвать наградой. Кирилл читал этот текст не раз и не два, иногда он понимал, что это уже не просто ненависть, это просто смысл, логическое продолжение или завершение жизни. То, к чему все должно прийти, а эти слова теперь были просто словами, но они притягивали своим ужасом, своей болью.

«…так увлечена своими мыслями, что не слышит, как я приближаюсь. Только в последнюю секунду она вдруг вздрагивает, но уже поздно. Хватаю свободной рукой, зажимаю ладонью рот и тут же бью! Нож входит так мягко, но не как в собаку, а как в свинью; и кровь, совсем черная в лунном свете, рвется наружу, окропляя мою руку, заливая ее. Я не наношу второй удар, одного достаточно. Она бьется, трепыхается, они все становятся такими сильными, так жаждут жизни. Но зачем она им? Просто куча мяса, глупого, взбалмошного мяса, не умеющего жить в гармонии.

Силы ее иссякают, руки уже не бьются об меня, тело обмякло, дыхание слабо. Я перехватываю ее за талию и тащу к домику, красному домику, спрятанному от посторонних взглядов. Это не просто - тело тяжелое, а тащить далеко. Здесь, в нехитрой постройке, смотритель парка хранит всякий инвентарь, укладывая его аккуратно на полки и ставя к стенке. Место идеально подобранно, можно включить свет, не боясь быть замеченным. Зажигаю лампу. Девушка еще жива, это мне и надо. Кидаю ее на землю, упираюсь коленом в грудь. Чувствую биение ее сердца, она смотрит на меня. В глазах испуг и какая-то глупость! Сколько там животной глупости!

- Хочешь домой? – спрашиваю ее и вытираю ей слезу, пустившую дорожку от края глаза к уху.

Она молчит, безголосо двигает губами. Умирает. Нож все еще торчит из ее шеи, тускло отсвечивая ручкой. Берусь за рукоять и выдергиваю. Девушка вздрагивает, поднимается грудью вверх и снова падает, сотрясаясь телом; кровь вспенивается, пузырится с новой силой, она снова пытается что-то сказать, но до моих ушей доходят только странные нечеловеческие звуки.

Глаза! Что там? Где там эта истина в этих перепуганных свинячьих глазках. Там только: «хочу жить» и все! А зачем? Посмотри на себя? Что ты ешь, с кем ты спишь? Почему ты имеешь право на жизнь? Кто тебе разрешил? Бог? Ты у него спросила? Жизнь тебе дал человек, так почему же другой Человек не может ее отобрать? И я тот самый Человек!

А она уже совсем притихла, но еще теплая. Глаза только прикрыты. Поднимаю нож, вытираю его об ее куртку, так, чтобы не осталось лишней крови. Оттягиваю двумя пальцами веки… Эх, нож чересчур большой, боюсь, неаккуратно нажму и глаз вытечет. Огладываюсь по сторонам, поднимаюсь. На одной из стен висит лопата, снимаю ее и берусь за гвоздь. Дерево отсыревшее, поэтому гвоздь выходит легко, разве что остаются на пальцах красные вмятинки. Снова опускаюсь к телу, поднимаю веки, приставляю острый конец к коже и резко нажимаю, потом всовываю в образовавшееся отверстие нож, надрезаю и снимаю веки, сначала левое, а потом правое.

Глаза стали совсем другими. Мертвые, они совсем не такие… Вдруг приступ тошноты и меня рвет прямо на нее, я корчусь в судорогах, а она смотрит и как будто презирает меня. Вытираю рот оторванным куском ее пуловера, встаю. Еще вчера я принес сюда канистру с водой. Нужно обязательно все вымыть, отпечатки ни к чему, по отпечаткам меня сразу найдут. Все смываю, включая отпечатки на ручке лопаты. Проходит время, огладываю помещение, последний взгляд. Вроде ничего не забыл. Точно ничего.

А за дверью уже совсем ночь и тишина, ветер дует меж деревьев. Я иду по трухлявым веткам, выхожу на дорожку. До дороги идти не менее получаса. Иду бодро, но мне совсем не весело. В этих глазах как всегда пустота, все мои вопросы без ответов. Но я не остановлюсь, я должен все понять. Однажды я увижу там смысл. А пока вдалеке показалось шоссе, пора сворачивать. Парком можно уйти далеко, так никем и не замеченным, а там уже, когда вступит в свои права город, пройти немного и поймать машину или дойти пешком, в принципе, тоже недалеко.

Сегодня не буду видеть снов…».

Красная будка… Кирилл был там много раз. Сидел на корточках, трогая землю, приносил цветы. Эта лопата, брошенная на землю, кусочки рвоты найденные при осмотре. Не было никаких сомнений, но он должен был сам…; увидеть его, посмотреть в его глаза, а может и убить… Схватить его, воткнуть в тело нож и резать, резать, выпустить кишки наружу и смотреть в его глаза. Или просто одним выстрелом оборвать жизнь этого нелюдя, покончить как с бешенной собакой.
Нет, не знал еще Кирилл, что ему делать, однако знал, что он хочет – найти, для начала просто найти. С его ксивой не было проблем узнать IP-адрес писавшего текст и так же не сложно было вычислить, где он находится территориально. Сложность была в том, что человек по адресу уже не жил, но и это было не проблемой, на выяснение личности жильца потребовалось около двух дней, а чтобы найти его тогдашнее местопребывание и того меньше – пару часов. И вот он был здесь, в маленькой квартире, почти в центре провинциального города, без малого три месяца. И сейчас сидел, смотрел в окно и думал. Думал не о чем-то конкретном, но обо всем вообще, складывая общую картину в связи с открывшимися вчера фактами. Фактами, которые многое могли объяснить, но вряд ли утешить или оправдать. Просто факты.

8.

Вчера с утра шел снег, а потом небо просветлело. Белые сугробы слепили глаза, солнце припекало. Бездомные собаки выбирались из своих зимних укрытий, устраивались поближе к люкам теплотрасс и, жмурясь, подремывали.

Кирилл, обогнув покрытую толщей снега клумбу, вышел на мощеную, почищенную дорожку, ведущую прямо к местной школе. Школа представляла собой трехэтажное здание из красного кирпича с большими окнами с мутными стеклами. Над покрашенным в зеленый цвет крыльцом висел плакат с надписью: «Добро пожаловать!». Внутрь Кирилл попал без проблем, никакой охраны или просто бабушки подле двери не было. Даже в гардеробе было пусто, только вдалеке, в конце уходящего от фойе коридора, суетились школьники. В фойе было тепло, по стенам висели фотографии, расписания занятий и поделки младших классов.
Оглядевшись, Кирилл направился в сторону кабинетов первого этажа, которые располагались чуть правее, и найдя там, на одной из дверей, табличку: «завуч», постучался.

- Да, да – послышался волевой громкий женский голос – войдите.

- Здравствуйте! – Сказал Кирилл, входя – Не подскажете, где я могу найти Элизарову Надежду?

- Здравствуйте! А вы, собственно…

Кирилл торопливо залез за пазуху и извлек удостоверение. Завуч поднялась, подошла к нему, взяла в руки ксиву.

- Москва? А что вам здесь нужно? Мне хотелось бы знать заранее, к чему готовится.

- Готовиться ни к чему не надо. Я врач, меня интересуют некоторые ученики… точнее один. Я готовлю отчет для руководства о становлении личности преступника в школьном возрасте.

- Но я не думала, что у врачей есть…

- Ксива? – Кирилл улыбнулся – Я в штате, на должности эксперта, в звании майора, но сейчас больше научной деятельностью занимаюсь, навроде таких вот докладов.

- Понятно. А какой именно ученик вас интересует?

- Крымский Ренат.

Завуч помотала головой, внезапно погрустнев, видимо, это имя и фамилия была ей очень знакома, и не с положительной стороны.

- Сложный был ребенок. Что с ним? Он в тюрьме?

- Нет. С чего вы взяли? Впрочем, есть вероятность, что он там окажется в скором будущем.

- Хорошо, я не буду задавать больше вопросов. Пойдемте.

Они вышли и поднялись на второй этаж. Встав перед двести третьим кабинетом, женщина остановилась.

- Надежда в этом кабинете, у нее сейчас «окно». Надеюсь, все будет в порядке… Не знаю, что уж там Ренат натворил, но все-таки он был нашим учеником…

Кирилл ничего не ответил, просто кивнул и, дернув за дверную ручку, вошел в кабинет. Внутри было тихо и ни души, кроме молодой женщины, пишущей что-то в классном журнале. Когда он вошел, женщина вздрогнула, хотела было что-то сказать, но промолчала.

- Добрый день – сказал Кирилл.

- Здравствуйте… – выговорила она – Вы ко мне?

- Да, к Вам – ответил Кирилл, показывая удостоверение – Я хотел бы задать вам несколько вопросов. Это не займет много времени.

- Что-то случилось? – учительница всполошилась, закрыла журнал и поднялась.

- Не волнуйтесь, речь пойдет о прошлом. Давайте присядем.
Надежда кивнула, и они сели за парту. Кирилл повернул свой стул чуть боком, чтобы видеть ее.

- Меня интересует ваш бывший ученик – Ренат Крымский.

- Я так и знала, прямо чувствовала… Вспоминала о нем вчера. Что случилось?

- Да ничего не случилось, успокойтесь. Мне необходима информация об этом человеке. Просто опишите его. Каким он был в школе?

- Что же… Когда я пришла в школу, он был в девятом классе, который так и не закончил. Ушел, недоучившись, и больше я о нем ничего не слышала. Но за этот год я успела его узнать сполна. Я не проработала и месяца, как ко мне пришли с беседой из милиции. Они хотели предупредить меня. Ренат был забитым мальчиком, именно забитым; если я подходила к нему во время того, как он списывал на контрольной, и окликала, он вздрагивал и зажимался так, как будто я сейчас ударю его, как будто это для него привычка – бояться. В то же время его никто не обижал. Я долго не могла понять, почему. Таких, как он, наоборот истязают, дети очень жестоки, и если показал слабость характера то все. Но однажды, проходя по коридору, я наблюдала такую картину. Ребенок более старшего возраста подошел к Ренату и отпихнул его, просто так, тот стоял у него на пути, копался в портфеле. Я остановилась и хотела помочь Ренату, заступиться за него, но он в ту же секунду со всего маху ударил старшеклассника портфелем в затылок, да так сильно, что тот упал, чуть не потеряв сознание. Мы не стали вызывать врача или милицию, но после того случая я стала смотреть на него иначе. Даже залезла в личное дело. Хотя мы имеем право это делать, но редко пользуемся им. Оказалось, как часто бывает в таких случаях, что мальчик из неблагополучной семьи. Но это… как бы вам сказать? С нашей точки зрения она неблагополучная. А наша точка зрения очень субъективна. Нет, они не бедствовали, хотя и не были богаты. Никто из родителей не пил более чем необходимо, то есть чаще, чем на праздники и торжества. Дело было в другом. Его мать - строгая, а порой жестокая женщина, - унижала сына, била его и всячески притесняла. У нас город маленький, а тем более что в эту школу ходят только те, кто здесь живет, неподалеку, поэтому мы в принципе все про всех знаем. Вот и до меня начали доходить разговоры о том, что происходит в их доме. Отец же его к воспитанию сына подходил совсем иначе, но авторитет матери никогда под сомнение не ставил. Она была, пожалуй, одной из немногих, мнение которых для него было непререкаемо. Отец Рената был ярый националист. Он воспитывал его в ненависти к другим расам, да и вообще к людям. Давал сыну физическую подготовку, тренировался с ним в спортзале, где и работал тренером по волейболу. Но на волейболистов его воспитанники совсем не походили, я тогда даже названия «скинхеды» не слышала. Все еще помню удивлялись, что занятия за закрытыми дверями проходили… Вот так вот и истощили родители психику ребенка. С одной стороны унижение, с другой вознесение. Но рос он скорее трусом, чем героем (даже если отрицательным), и компенсировал свою трусость внезапной агрессий, во время которой личность и параметры оппонента для него значения не имели, так его отец учил. А потом открылось… В общем, он убивал животных. Живодером был. И если по началу убивал бродячих псов или кошек бездомных, то в один момент он случайно истерзал домашнюю собаку. Просто хозяин ее отпустил погулять, а она потерялась, и тут Ренат ее и поймал.

- А как же его поймали? Откуда известно, что это было его рук дело?

- Я же говорила, что тут все про все знают, взрослые все про взрослых, а дети про детей. Все знали, что творит Ренат, и когда у одного мальчика пропала собака, а потом ее нашли зверски убитую: он переламывал животным хребет, а потом обездвиженных, но еще живых, разрезал… – Надежду передернуло и она сбилась, опустила глаза.

Но Кирилл не стал ничего говорить, просто выждал, когда учительница снова продолжит.

- Короче говоря, сын хозяина собаки сразу понял, кто это мог быть и указал на него. Рената поймали и забрали в милицию. Но организация, в которую входил, а, по сути, руководил, отец Рената была могущественна, такие уж были тогда настроения в обществе, и ребенка (даже странно, что мы говорим о ребенке) освободили, а скандал замяли. Такой вот это был мальчик. Это в принципе все, что я знаю о нем, потому что вскоре он покинул стены школы и более я его не встречала. Его родители… Мать умерла от рака, причем говорят, что она уже давно знала и боролась с недугом в одиночку, может от сюда ее злость и ненависть, а отец погиб. Его убили и убийцу так и не нашли, хотя при его интересах и деятельности этого вполне стоило ожидать.

В дверь постучали, и в открытый проем просунулась мальчишечья светловолосая голова.

- Надежда Александровна, – спросил мальчик – можно заходить?

- Сейчас, Андрей, – улыбнулась она – минуточку подождите за дверью.

- У меня урок, - обратилась она к Кириллу – можно попозже продолжить.

- Да нет, я думаю, что мне уже Вас не стоит мучить воспоминаниями. Спасибо вам большое!

Кирилл встал и направился к двери.

- Извините, - остановила его учительница – если понадобится, я напишу о нем положительный отзыв, если это ему поможет. Все-таки он был не такой плохой, просто немного запутался.

- Хорошо, я позвоню Вам, если что. До свидания!

За дверью стояла орава детей, но они не галдели, а, напротив, вели себя тихо и собранно, только некоторые перешептывались, остальные распихивали по карманам бумажки или, впившись глазами в учебник, что-то зубрили.

А на улице было все так же солнечно и красиво, не то, что сегодня. Сегодня весь день было пасмурно и, как будто, угрюмо.

Кирилл привстал из кресла, заприметив в начале дома знакомую фигуру,
неторопливо бредущую, уходящую в даль, по засыпанному снегом тротуару. Вечер был совсем близко; вечер, которого он ждал так долго.

9.

Вечер наступил быстро, даже можно сказать - внезапно. Казалось, только что за окном было светло, но вот отвлекся, задумался о чем-то, а в следующее мгновение уже ночь. Начинаешь бороться со сном, но зима как будто убаюкивает в своих жарких объятьях. Это ведь только кажется, что они холодные, а на самом деле все наоборот. Если взять по общей временной продолжительности моменты, когда человеку холодно, то получится, что весной или осенью такие периоды гораздо длиннее. Просто зимой все время в тепле, и даже когда на улице, весь до носа укутанный, бежишь от точки А к точке Б, толком не успеваешь замерзнуть. Хотя тут тоже смотря, какая у кого кровь - кто-то мерзнет при нуле, кто-то и при тридцати в трусах водой на улице обливается. Кирилл же не относился ни к тем, ни к другим. Ему было тепло при нуле и холодно при тридцати, зиму он любил сухую и холодную, но не более пятнадцати – двадцати ниже нуля. Одевался он тепло, но не укутывался в семь одежек.
Надев свитер и застегнув куртку, Кирилл спустился по лестнице на улицу и пошел вдоль дома.

В конце дом упирался в четырехполосную дорогу, при выезде на которую стояла помятая телефонная будка. Собственно аппарата связи в ней не было, точнее, он был, раньше, но вот уже несколько недель его меняли на другой. То есть снять сняли, а повесить еще не успели. Именно поэтому человек, стоящий в ней, выглядел странно, впрочем нельзя сказать, что на это кто-то особо обращал внимание.

Находясь внутри, Кирилл скрылся от ветра, но сохранил отличный обзор. Стоять пришлось недолго. Минут через пятнадцать на противоположной стороне дороги появился тот, кого он ждал – Ренат Крымский.

Ренат был среднего роста, широкоплечий. Волевые тонкие губы, широкий лоб с обозначенными морщинами, перебитая переносица и острые скулы. Шел он медленно и как-то неуверенно, пару раз оглянулся и поднял повыше воротник, так что остались видны только темные глаза. Как только он прошел мимо будки, Кирилл вышел из укрытия и пошел по его следам, но, когда Ренат зашел в подъезд, остановился, за ним не последовал. Потоптавшись немного на морозе, Кирилл понял, что начинает замерзать, и как будто почувствовав это из подъезда снова появился Ренат. Кирилла он не заметил. Дело в том, что рядом с дверью в подъезд была вторая дверь, за которой, по всей видимости, дворник прятал мётла и лопаты, а между дверями была перегородка. Вот за ней-то Кирилл и спрятался, прижавшись к бетонной поверхности.

Далее Ренат шел, прибавив шаг, прошел двор, поднялся на небольшую возвышенность, там начиналась уже другая улица, свернул на нее, мимо магазина, по улице вниз. Огромные окна магазина были заклеены газетами изнутри, там с незапамятных времен был затеян ремонт, но больше, чем на разборку, денег не хватило, поэтому он по сей день пустовал, ожидая инвестиций или хотя бы толкового хозяина. Тем временем шаги Рената стали более уверенны, а движения резки, он не огладывался и пар изо рта шел более часто, как сигаретный дым, выбрасываясь в воздух и растворяясь в нем. В конце дома, на нижнем этаже которого и располагался упомянутый спортивный магазин, он повернул за угол. Кирилл поспешил за ним, перейдя на бег, но, оказавшись за углом, никого не увидел. Пустая улица, тупик. Приглядевшись, он заметил небольшой проем в заборе и, пробежав по проезжей части, нырнул туда, оказавшись во дворе детского сада, где вдалеке он и заприметил Рената. Тот шел совсем быстро, уже открывая на другой стороне металлическую калитку, и Кириллу пришлось снова бежать. И вот, наконец, он увидел Рената снова совсем близко. К тому моменту они уже добрались до гаражей, которые окружал высокий забор, ограждая их от лесопарка. Минули и это, прошли сквозь насаждения по протоптанной тропинке и остановились. Сначала Ренат, потом Кирилл в метрах пятидесяти от него. И снова стояли недолго, через минуту Ренат пошел вперед и Кирилл бросился за ним. В его кармане болтался поставленный на предохранитель пистолет. В висках сильно пульсировало, все прыгало перед глазами, иногда превращая предметы в странные расплывчатые многоугольники, мечущиеся из стороны в сторону, крутящиеся водоворотами. Внутри все разрывалось, казалось, страх и решимость схлестнули мечи, нанося мощные удары по латам. И вдруг то ли с небес, то ли откуда-то с веток посыпался снег, огромные белые хлопья с красно-бурыми пятнами, и земля содрогнулась, зашаталась, уходя из-под ног. Воздух вырывался из легких, но не мог пройти обратно, удушье железными тисками сжало его горло. Вздох – нет. Еще вздох – ничего. Кирилл споткнулся, всполохнув руками, и со всего размаху врезался плечом в дерево, перевернулся и с пугающим хрипом влетел в сугроб, уйдя в него головой. Но вздох… еще один. Он дышал! Огляделся. Голова кружилась, как пронзаемое острием, билось сердце, каждым своим ударом погружая Кирилла в невыносимую боль. С трудом двигаясь он поднялся и всмотрелся вперед, там, где закончились деревья, он увидел знакомую фигуру, но это было немыслимо далеко, если бы не свет, в котором находились Ренат и еще одна, женская, фигура, то было бы и вовсе ничего не разглядеть. Вздохнув с новой силой, отодвигая боль, Кирилл бросился туда. Он несся как ветер, деревья мелькали мимо, как за окном железнодорожного состава, превращаясь в однородную зеленую массу. Секунда, две и он совсем близко, на расстоянии прыжка.

И прямо перед ним, перед тем как быть настигнутым, Ренат со всего ходу подскочил к женщине в коричневой дубленке, с кудрявыми волосами, игриво выбивающимися из под меховой шапки. Он двигался как-то особенно, плавно, но стремительно. И было что-то в этой картине мистическое и пугающее. Зазевавшаяся оглядывающаяся жертва с перепуганным взглядом, еще не понимающая, что происходит, но уже готовая кричать, и настигающий ее зверь. Кирилл спешил на помощь, увидел нож, блеснувший в свете фонаря, споткнулся, упал. Быстро поднялся, но вдруг понял, что все еще в лесу, но все же совсем рядом, и просто стоит и смотрит, укрывшись за деревом. Он видел, как вогнанный в горло, чуть выше ключицы, нож так и продолжал торчать. Ренат крепко держал его второй рукой, сжимая жертве рот. И в ту же секунду дыхание Кирилла вновь прервалось, он покачнулся, обернулся и прижался к стволу большого ветвистого исполина. И этот ужас вернулся, сжал все внутри, голову, живот, ударил в ноги, подкосил их. Кирилл пошатнулся, но не упал, а просто сполз вниз. Все завертелось перед глазами, мелькая красными и черными пятнами как вспышками десятков фотоаппаратов. Схватился за сердце как будто пронзенный, все тело скрутило, горло как будто зажалось, дыхание не пробивалось…

- Ну, давай, что же ты! – ухнул кто-то над ухом.

- Не могу… - выдавил Кирилл.

- Как это не могу? Вставай!

Кирилл попытался встать, но только перекатился на колени и уперся рукой в дерево.

- Помоги ей! – взмолился он, вытирая с лица пот и слюну – Помоги…

- Я не могу, сам не понимаешь что ли?

Кирилл напрягся, собрал все, что осталось в теле, всю жизненную силу, сжал зубы в страшной, страдальческой гримасе и поднялся, но никого уже не было. Сейчас ему показалось, что место, где все случилось, так далеко… но секунду назад он был совсем близко, только руку протяни, видел все в деталях. Побелевшие пальцы, сжимающие рукоять, краешек губы, подрагивающей щетиной, каждый миллиметр кожи, точки пор. Он даже ощущал их тепло. А теперь, пошатываясь, падая и вставая, он шел, шел, шел и никак не мог дойти до места, где на девственно белом снегу вмятинами остались следы. Кирилл остановился и уселся в этом месте на землю.

- Ничего, ничего. Вставай. Мы еще догоним их.

- Нет, не догоним.

- Что, сдался, сука? А ну вставай!

Кирилл попытался встать, но не смог…

Темнота.

А потом свет и чьи-то теплые руки, стаскивающие с него одежду.

- Он глаза открыл, смотрите! – послышался приятный, простуженный женский голос.

- Отлично, давайте переоденем его скорее, отогреем и приступим к осмотру. Думаю, что это приступ был, причем сильный. Хорошо, что обнаружили так быстро, а то все – пиши: пропал. Документы-то есть у него?

- Вот.

- Вот те на! Позвони-ка Федору Михайловичу, а я уж тут сам. Мало ли, что это за фрукт…

Кирилл ничего не видел, перед глазами был только густой туман, темные и светлые неразборчивые точки и больше ничего, ни ощущений тела, ни запаха, ни вкуса. Как будто есть мозг, с трудом перерабатывающий информацию, и глаза, которые почти ничего не видят, и мир вокруг, который сумрачен и непонятен. Но внутри, там, где не нужно видеть, была ночь, нож и страх, удаляющийся в пустоту.

- Нам пора. Нет смысла здесь долго лежать. Когда доктора все закончат, сразу уходи, у нас есть кое-какие незаконченные дела. Я подожду. Тут, рядом.

Кирилл молчал. Стало совсем светло, тепло и душно. Будущее торопилось к нему, втаскивая в настоящее.

10.

Декабрь 2005. Краногорск.

Кирилл не спал уже несколько дней подряд. Ложился, лежал с закрытыми глазами и снова вставал, уходил на работу. Обратно в морг его взяли без особых условий, знали, что такие специалисты, хоть и изрядно потрепанные жизнью, на дороге не валяются. Но работы давали не много, да он ее не особо и просил. Можно сказать, что его приняли из жалости и из уважения, платили небольшие деньги, как и всех кормили в столовой. Но теперь он больше ассистировал, да и то в основном днем. Во-первых, под присмотром (мало ли что: у человека трагедия такая в жизни, да и со здоровьем плохо совсем), а во-вторых, ехать далеко до дома; все знали, что квартиры у Кирилла в столице нет. Он возвращался к себе в квартиру не поздно (кроме сегодняшнего дня, когда из-за обрушившегося здания в Успенском переулке навалилось много работы, и вызвали даже его), часто заходил в булочную, покупал багет и, придя домой, без промедления шел в кухню и еще свежим съедал его, намазывая на ломтики масло. И весь вечер, так же как и сегодня, ходил взад - вперед, думал.

В квартире было прохладно, в незаделанные щели пробирался ледяной ветер. Вместо тапок на его ноги были надеты шерстяные носки, а на плечи накинут толстый махровый халат. В воздухе стоял устойчивый запах сигаретных окурков, дым туманом как рекой переливался из комнаты в комнату в поисках незанятых уголков. В помещении из мебели был журнальный стол и низкий стул рядом с ним. На столе стоял ноутбук. В углу прямо на пол был брошен матрац, который сверху покрывали аккуратно заправленные спальные принадлежности. В голове импровизированной кровати, возле подушек, стоял небольшой бурого цвета торшер; он и освещал тусклым светом комнату. На стенах, оклеенных полосатыми обоями, висели полки, на них лежали несколько стопок книг и разные предметы личной гигиены. Одежду Кирилл складывал и вешал во встроенном шкафу в коридоре, рядом с дверью которого стояло несколько пар обуви и валялись тюбики крема.
Постояв немного в центре комнаты, Кирилл сел за компьютер, взял стоявшую рядом с ноутбуком иссиня-зеленую кружку поостывшего кофе и сделал большой глоток.

- Не знаю… - сказал он – Мне кажется, это разрешит ту ситуацию, что давит на меня.

- Да подумай же ты хорошенько, что может решить смерть? В жизни человека есть только одна смерть, имеющая значение – его собственная. Души людей, погибающих миллионами, могилы неизвестных солдат - что они значат? Это просто газовые горелки! И не более!

- Эти люди погибали, защищая Родину. Их смерти имели значения как минимум для истории.

- Посмотри на это по-другому. Вот с одной стороны орда, вот с другой стороны войско. Сошлись они посреди поля, схлестнулись. Щиты трещат под напором, сталь встречается искрами, лязг, шум. Кругом кровь, отрубленные головы катятся, кисти без рук, туловища без ног и ор, человеческий стон. Тысячи умирающих, испускающих дух! И ничего! С той стороны смерть и тут смерть, уравновесились чаши весов, сошлись в единой точке. А ради чего? Кто-то кого-то завоевал? Поработил? Да посмотри же, почти все, что когда-либо завоевано, отдано обратно. Ради чего тогда!

- А как на счет свободы?

- Какой свободы? Ну, вот, например, Великая Отечественная, что она решила? Столько смертей, столько бессмысленной резни и боли! И ничего… Свобода, говоришь? Да не могла германская империя, если бы ей удалось победить в войне, просуществовать долго. Развалилась бы, рассыпалась, да и сил бы не хватило удерживать воедино такую огромную площадь, столько людей! Что же случилось с Германией? Тоже ничего, цветет и пахнет. Развитое государство. Вот и получается, что смерть ничего не значит.

- Только для меня…

- Именно, только для тебя. Если смерть придет к тебе, тогда она будет иметь значение, в остальных случаях нет. Но нет, опять для тебя!

- А в чем же смысл? Жизнь, смерть…

- Жизнь одного человека, в отличие от его смерти, имеет смысл, значение для всех. Когда ты живешь, ты можешь влиять на окружающую действительность, любой поступок отражается на судьбе целых цивилизаций. Цепь событий, которые ты вызываешь, может привести к величию поколений или к краху вселенной. Жизнь каждого конкретного существа, а в особенности мыслящего, такого как человек, имеет ключевое значение. Ведь если животное инстинктивно в жизни выполняет свою роль, то человек осознано может манипулировать с реальностью.

- Реальностью?

- Ну, образно выражаясь. Так сказать, в привычном смысле. Все ведь иллюзорно. Мир вообще не реален. Эти стены, улица за окном, да хотя бы полосы на этих обоях - всего этого не существует. Это же факт! Только наш мозг делает все это осязаемым. И именно в этой реальности жизнь людей взаимосвязана, а смерть нет.

- Хорошо, но мне кажется, что я смогу освободиться. Выйти из этого тела, вернуться назад. Он не отпускает меня, давит, и этот способ - единственный возможный.

- Вернуться куда? Или спрошу по-другому: что именно ты собрался возвращать?

- У меня все было. Все! – крикнул Кирилл и вскочил – Предметы, которые меня окружали, люди… Я помню свой дом, семью, собаку…

- Собаку? Дом? А где ты жил?

- Кажется здесь… – Кирилл огляделся, провел рукой по поверхности полки – Тут были раньше вещи, косметика моей жены и фотография дочери.

Он поднял руку, ведя перед собой указательным пальцем.

- Вот тут стояла кровать, здесь картина висела – пес, спящий на подоконнике, - нам знакомый рисовал, и ковер лежал на полу…

- И где же все это: кровать, картина, ковер?

- Я… я не помню. Это все он! Он, он, он! – Кирилл схватил стул и со всего размаху кинул его об стену; тот глухо стукнулся спинкой о поверхность и упал на пол, но не сломался, только немного треснул.

- Ладно. Хорошо, ты убьешь его. И что это изменит? Чисто теоретически убьешь, мы же оба понимаем, что всему свое время и пока еще не тот момент.

- Я освобожусь; мне это необходимо, всем это необходимо – быть свободным. То, что ты мне говоришь, твои слова, это все помогает мне, да, но кажется… нет, я просто уверен, что именно в нем причина, когда его не будет, все встанет на места.

- Хм. Сколько мы с тобой вместе?

- Не знаю… Может быть две недели? Месяц?

- Не важно. Посмотри на себя, когда мы повстречались, ты был так жалок, ничтожен, а теперь ты мыслишь, действуешь. Ты был даже не животным, просто мелкая букашка, которую даже раздавить в западло, а теперь ты – силен и умен. Теперь не я тебе говорю и советую, а ты мне. Я же только показываю логику твоих суждений.

- Это должно прекратиться, этому должен прийти конец…

- Да что ты все несешь? Возьми себя в руки! Все что делается - это все ты, ты сам хочешь этого! И тут же говоришь, что не хочешь. Тут стоит определиться, ты же не мальчишка, ты серьезный человек, ученый. Помнишь, это ведь ты написал: «для более точной оценки и формирования наиболее достоверного отчета следует отождествить себя с преступником, понять его и даже в какой-то мере оправдать. Следует максимально использовать материалы следствия и даже, если потребуется, выезжать на места преступления. Прошлое и настоящее – вот что может показать будущее человека, составить карту его поступков, оценить его психофизиологическое состояние и дать необходимые рычаги следствию, с помощью которых могут быть спасены человеческие жизни». Я не вставил ни слова! Все как по написанному. Совсем недавно мы говорили с тобой об этом, кстати.

- Но мне кажется, я уже понял его, я уже настолько приблизился, что дальше некуда.

- Поверь мне, когда ты поймешь его, то ты уже не будешь прежним. Когда это случится, тебе не нужен буду я, и ты забудешь все, о чем мы говорили, и тех, кто заплатил высокую цену за свершение правосудия. Это будет лучший день в твоей жизни, тогда-то ты будешь свободен! Но пока рано. Да, ты стал умен, но время последнего удара не пришло. Жди. Иначе все напрасно, все эти жизни остановились напрасно.

- Я вижу их все время, они приходят ко мне, стоят в темных углах, прячутся за дверями.

- Ты же живешь, значит, совершаешь действие. И этим действием ты меняешь окружающее, поэтому неси ответственность. Они приходят к тебе, да. Но что лучше: если они к тебе или ты к ним? Да и вообще, у тебя другие цели и задачи. Ты делаешь одно для того, чтобы совершить другое. Действие имеет цепную реакцию, не совершив первого шага нельзя сделать второго. Это же истина!

Кирилл кивал головой. Наступила тишина. За окном проехала машина, грузовик, от гула которой задрожали стекла, где-то наверху взвыли водопроводные трубы.

- Неужели ты не видишь, я не могу спать, я измотан. Мои руки слабы. Он в каждом моем атоме. Иногда мне кажется, что все, что я вижу, я вижу его глазами, все, что я слышу, сказано в его уши. Пальцами, которыми я прикасаюсь, ногами, которыми ступаю на землю - всем этим владеет он. Стоит мне заснуть, и все! Царству его приходит конец! Там, во снах, я все могу: пойти туда, куда хочу, делать то, что желаю. Там неприятно, странно, но там мой мир! Последний раз, когда я спал, мне снилось, что я пришел в магазин, и он полон народа, а товара нет, и стоит очередь человек из ста. И вот, я стою, разговариваю с кем-то, даже отлить успел на стену, пока ждал. Смотрю, а вот он и прилавок. Я говорю: дайте обувь сорок третьего размера. Продавщица дает. Руки у нее толстые, а лица не помню, помню только, что руки толстые, некрасивые. И я сразу, тут же, возле кассы, примериваю их, но они не подходят, я злюсь, поднимаю ботинок, машу им и кричу: «какого ***, какого хуя»! А они все начали смеяться… «Теперь это твое» – так они говорили – «теперь это твое».

- И что ты думаешь по этому поводу?

- Не знаю, но с тех пор я не сплю…

- Понимаешь в чем дело: я ведь не пытаюсь тебя отговорить. Повторяю: я хочу, чтобы ты понимал, что ты делаешь, причины и последствия совершаемых действий. Именно это важно. Я просто помогаю тебе.

- Помогаешь?! Да кто ты такой?

И вдруг Кирилла отбросило как от удара, тесануло, и он упал, выставляя вперед растопыренные пальцы.

- Кто я?! – громыхнуло над его головой, силой прижимая к полу – Я это тот, кого ты боишься, но любишь. Это я показываю тебе этот мир таким, какой он есть. Пугаю тебя и тут же говорю: тихо, тихо, не бойся.

Зажавшись, Кирилл заполз под одеяло и, дрожа, не двигался, поскуливая и всхлипывая.

- Вылезай от туда. У тебя все еще нет причин меня бояться. Я не буду тебя останавливать. Просто подумай, каково твое предназначение. Делай только то, в чем уверен!

Но Кирилл молчал. Он лежал под одеялом, все тише и тише всхлипывая, пока совсем не притих. Дыхание его стало ровным, правда, иногда он срывалось на тяжелые вздохи. Переступая через разделение дня, наступала ночь.

***

Утро началось для него чуть позже девяти. Кирилл поднялся, сел за автоматически отключившейся ночью ноутбук, и запустил процессор. Зашел на форум, почитал темы. Открыл word, но ничего опять не смог написать; долго глядел в монитор, потом, закинув голову, всматривался в потолок, встал, прошелся по комнате, сел обратно и закрыл документ. Опять обратился к форуму…
Нет, сегодня не тот день. Казалось, что минувший был именно тот, но в данный момент он понимал, что там было слишком много народу. А вот сегодня…

- Выспался?

Кирилл не отвечал. Он подошел к окну, долго смотрел на улицу, потом сел и написал новую тему: «сегодня в 19 буду пить в «Жигулях», кому не лень - приходите» и выключил компьютер.

- Значит, ты все такие решился?

- Сейчас или никогда.

11.

Мелкие снежинки крохотными пятнышками опускались вниз, играя в свете фонаря искрами отражений. Крохи снега опускались на лицо тут же превращаясь в воду покрывая кожу тонкой влагой. Его глаза устремляли свой взгляд на окно четвертого этажа. Там где за тюлем то появлялся то исчезал в глубине комнаты человек со знакомыми ему чертами лица, движениями и мимикой. Кирилл стоял понимаю что сегодня его жизнь снова изменится, снова все перевернется и не будет оп прежнему.

Потом он перевел взгляд на свои окна, находящиеся левее, там было темно, но даже в той кромешной тьме Кирилл видел силуэт, там тоже уже со всем определились, оставалось только сделать, совершить действие и сдвинуть усилием линию жизни.

Он вышел на Арбатской чуть раньше шести часов вечера. В правом кармане у него лежал «Макаров» в левом ксива и двести долларов рублями. С таким нехитрым набором в черном пальто он дошел до Нового Арбата, осмотрелся и направился к проезжей части, поднял руку. Из потока автомобилей сразу вынырнуло несколько автомобилей но Кирилл остановив свой выбор на одной – бордовом BMW. Пройдя мимо зеленого «зубила» и красной «шестерки» он открыл дверь понравившегося автомобиле и сел внутрь.

- Куда едем? – сразу спросил водитель.

- В Красногорск.

- В Красногорск…? – переспросил водитель – Меньше штуки не поеду.

Это был пожилой усатый мужчина в совсем новой дубленке, спортивных штанах и заношенных до дыр черных туфлях.

- Слушай, тут такое дело – Кирилл повернулся к мужчине лицом – В Красногоск надо будет ехать не сейчас, а чуть погодя…

- О, нет. В ****у вас ребята!

- Да погоди ты! – тряханул рукой Кирилл – Дело такое: надо будет моего знакомца одного довести, мы сейчас встретимся, бухнем, а потом когда выйдем, ты меня увидишь и подъезжай. Мне нужно чтобы он к тебе сел, понимаешь? Поэтому подъезжай сразу. Но! – он сделал паузу – мне нужно чтобы ты вез его не быстро. Езжай длинным маршрутом, заправься, купи по дороге сигарет. В общем не нужно торопится. За это я тебе сразу дам денег.

Кирилл достал небольшую стопку денег и отсчитал водителю три тысячи.

- Плюс тебе заплатит мой друг. Согласен?

Мужчина в нерешительности смотрел то на деньги, то на странного человека, почесал шею и махнул рукой.

- Да хули, давай!

Кирилл кивнул головой и отдал деньги.

-Только предупреждаю сразу – он достал удостоверение – Я номер твой запомнил, так что не пытайся меня наебать, найду и накажу. Понял?

- Не ссы, все будет нармалек!

Не прощаясь Кирилл вылез из автомобиля и демонстративно посмотрел на номера. Потом пошел по направлению к Жигулям, но не дойдя до них свернул налево и скрылся в тени между входом в общественный туалет и павильоном с игровыми автоматами.

- И что дальше?

- Не знаю пока – пожал плечами Кирилл.

- Мне кажется ты все усложняешь.

- Ты забыл? Испанский замок. Сам не смогу вскрыть, а через медвежатника запалюсь, они почти все под прицелом или в разработке. Точнее не все, а те кого я знаю.

- Ну если только с этой точки зрения…

В этот момент из-за палатки мобильной связи вышел Ренат.

- Смотри, это кажется он.

- Где? – завертел головой Кирилл – Да, вижу.

Ренат не торопясь вошел в Жигули, прошелся по залу и сел на свободное место. Кирилл смотрел на него, пытаясь понять что он думает, улавливая невидимые колебания. Но чем больше он смотрел тем больше ему казалось что ничего не понимает, чем больше проходило времени тем сильнее он начинал сомневаться ощущая нарастающую над собой темноту и опасность. Но в одну секунду он сорвался с места и пошел вперед, оглянулся – там в тени никого не было, разве что одна тень поглотила другую… Криво ухмыльнувшись Кирилл внутрь общепита и не задерживаясь ни на секунду подошел к Ренату.

- Кот? – спросил Кирилл.

Ренат оглядел его снизу вверх.

- Подлива…

- Да. Кирилл.

Было видно что Ренат удивлен. Бросив свои вещи пальто на скамейку напротив Кирилл отошел к стойке взять выпить и закусить. Внутри него все колотилось, казалось желудок выворачивается на изнанку. Водка шла мягко но совсем не успокаивала, стресс и нервы сжимали его так сильно что казалось внутри него работает часовой механизм готовы в любую секунду разорваться, пустить сигнал детонатору и запустить адскую машину. Но в то же время он был спокоен, холодно и четко составлял предложение соединял их единой мыслю, пытаясь попадать на нейтральные темы, выждать время. Два существа один из которых был человек не пытались бороться в нем между собой, они нашли общий язык и работали заодно выполняя необходимые функции. Уже было совсем непонятно кто есть кто, кто человек, а кто и нет, сейчас это был единый организм, с едиными мыслями.
Шло время. Через несколько часов стало видно, что Ренат сильно захмелел.

- Люди совсем не понимают что такое контркультура, - говорил он заплетающимся языком - а ведь раньше то это было настолько понятно и очевидно!

- Что же, контркультура изменилась? Что она для тебя?

- Да ни хрена она не изменилась! С чего бы ей меняться? Люди меняются, а она всегда будет такой как и была при свое рождении.

- Так что же она для тебя?

- Для меня? Понимаешь, это как бы искусство одной секунды, искусство он-лайн. Оно актуально в данную секунду. И цель ее не рождать а быть! Вот в чем разница. И именно поэтому это вечно. Идет время меняются люди а оно просто есть. Когда литература сдохнет рассчитывая на понимание будущих поколений контркультура прекрасно будет жить в настоящем. Пойму одну штуку, у литературы бывают разные периоды, серебренный век, золотой век и так далее а контркультура цела и неделима! И если человек который раньше считал, а может и на самом деле являлся частью контркультуры в настоящее время не понимает ее, то это не значит что она умерла, это значит что он умер… для контркультуры.

- А вот скажи – Кирилл разлил еще водки по рюмкам и они выпили – Скажи, а коммерческая составляющая тут уместна? Или если коммерция придет то все, конец контркультуре?

- В ту же секунду! Окончательный и бесповоротный ****ец! Мне часто задают вопрос, кто же оплачивает ресурс, за счет чего или кого он существует. И всегда я отвечаю одно и тоже: технически сайт стоит сущую ***ню, настолько незначительную что почти каждому доступен свой ресурс в сети а вот с культурной точки зрения он бесценен и задавать такие тупые вопросы это то же самое что загонять КК в гроб и весело вгонять в него гвозди!

- Мда… Наверное, твоя правда, да. – Кирилл покачал головой – Чего-то я нажрался походу.

- Да, братишка, есть такое – улыбнулся Ренат.

- Повалил-ка я домой… Ты как?

- Да, да. Пошли, я еще с телкой забился на поебаться.

Сходив в туалет два хохочущих человека вывалились на воздух. Кирилл взялся за рукав ренатовской куртки.

- Ты на метро? – спросил он и незаметно залез в карман, откуда как ему казалось слышался звон ключей.

Он не ошибся. Аккуратно подцепив пальцем брелок он вытянул его наружу и тут же засунув к себе в карман снова взял его под руку. Тем временем они уже дошли до дороги, но знакомый бордовый BMW не двигался с места. Водитель развернув газету уткнулся в нее и ничего не видел. Кириллу захотелось закричать ему, кинуть что ни будь в лобовое стекло. Сжав зубы он впился в автомобиль глазами и как будто приказывал водителю посмотреть на него. Но на поднятую руку уже стали скапливаться автомобили, как вдруг мужчина поднял глаза от газеты и засуетившись, запустил двигатель и провернув колеса подъехал к образовавшейся очереди. Сжав пальцы на руке Рената Кирилл повел его к нужной машине, тот не очень сопротивлялся, то есть вовсе и не сопротивлялся. Впрочем было видно что он еще в состоянии мыслить. Попрощавшись они разошлись, Ренат уехал на бардовом автомобиле, а Кирилл пошел пешком в сторону метро. Но шел он не долго, не пройдя и ста метров, увидев, что BMW скрылся за поворотом, он выскочил на обочину и поднял руку. Сев в первую приличную машину которая оказалась Saab`ом он с заднего сидения крикнул водителю: «Красногорск! Штука!».
Водитель ничего не говоря одобрительно помотал головой принял тысячную бумажку положив ее в блокнот прикрепленный к «торпеде».

- Тебе везет сегодня!

- Судьба, это сама судьба!

- Что? – спросил обернувшейся водитель Saab`а.

- Езжай побыстрее, я тороплюсь!

Тот кивнул, посмотрел на пассажира в зеркало заднего вида, потом на купюру, зажатую в блокноте, вздохнул и сделал музыку погромче.

12.

Ехали быстро. Saab нырял в образовывающиеся коридоры, подрезал зазевавшихся автолюбителей и мчался, мчался на всех парах вперед. В динамиках вибрировала легкая динамичная музыка. Ночная Москва кажется очень большой, со всеми ее магистралями, трассами, подсвеченными домами. Ощущение мощи, силы этого города иногда подавляет, заставляет вжаться, поежится, но всегда после этого приходит понимание что это твой город и он тебе не враг. Там за бортом у кого то жизнь ключом у кого-то судьба под откос и здесь в тепле на мягком сидении недвижимо но неотвратимо все меняется преобразуется стремясь к пониманию и совершенству, вертится колесами повозки поднимается по ступеням к бессмертию. Бессмертию одного мгновения, одного движения, вздоха. Каждой своей частицей доказывая возможность существования вселенной, хоть и не видимой но всеобъемлющей, той которая прокладывает тот путь по которому и катится автомобиль с бешенной скоростью оборачивая колеса.

Кирилл закрыл глаза, но не спал. Он чувствовал скорость, работающий мотор и движение. Он знал, что так надо – закрыть глаза, сконцентрироваться.

- Это ведь странно, не правда ли? Ночь не похожа на день. Свет открывает людей, их лица их поступки становятся открытыми. Они прячутся хитростью, закрываются боясь показать истинные лица а ночью все закрыто им не надо прятаться, нечего боятся, самое тайное и страшное выходит наружу. В их лицах, глазах днем и вечером живут совсем разные существа. Днем он самый обычный человек, сидит, глядит в монитор или на приборы или принимает деньги за вход, а ночью он совсем другой. Ночью он способен на многое. Не зря ведь самое интересное и ужасающее происходит ночью. Чуть за полночь и каждый взгляд каждый поступок приобретает совсем другое значение, каждая мысль весит во сто крат тяжелее, а мера ответственности меньше. Жизнь просто приближается к реальности, ты почти видишь что за всем этим вокруг ничего нет и поэтому перестаешь к этому относится серьезно и то на что решится днем порой не просто, ночью происходит мгновенно. Нет смысла думать о последствиях изменения иллюзорного. Ты сам Сверхчеловек, ты способен. Когда все поднимется стремясь к совершенству и рухнет ты останешься, потому что только ты понимаешь блеф и лож мира и ты способен управлять им. Все остальные только кровь в артериях организма, просто текут выполняя свою работу, поглощают энергию и совершают усилия. Лишь только ты всеобъемлющ, ты душа этого организма. Нет тебя и нет ничего, не бог, но Сверхчеловек. И только ночью можно ощутить их нелепость и ничтожество, уловить дрожь их страха, но нельзя их понять. Сколько не думай… Это можно просто однажды увидеть. И только самой темной и странной ночью два Сверхчеловека могут объединиться в глобальное зло, встать над всем и посмотреть на всех и каждого другим взглядов увидим за их масками ответы или хотя бы один ответ: зачем?

- Кто больше хочет узнать ответ на этот вопрос? Ты или я? – еле слышно спросил Кирилл.

- Посмотри в зеркало.

Кирилл приподнялся, наклонился к середине кресла и посмотрел в зеркало заднего вида.

- Что ты там видишь?

- Себя.

- А еще?

- Больше никого…

- Знаешь почему?

- Потому что… это иллюзия?

- Нет. Просто там больше никого нет.

Saab въехал во дворы, свернул на право, поехал параллельно дому, остановился возле подъезда. Выйдя из него Кирилл торопливо направился к подъезду, вошел в дом, поднялся на четвертый этаж. Достал ключ и открыл дверь. В квартире было душно и накурено. Свет включать не стал. Шагнул в комнату. В виду отсутствия штор свет от уличного фонаря проникал в помещение беспрепятственно. Кирилл видел «стенку» по правой стороне в самом конце, в промежутке между последним бортом и стеной был неаккуратно собран тюль. Туда Кирилл и направился. Отодвинув тюль в сторону залез в проем и прикрыл его обратно. Ждать оставалось не долго.

Сначала послышались шаги, потом кто-то снаружи подергал ручку. Далее тишина, чуть позже ворчание и какое-то шебуршание. За дверью нервно выворачивали карманы раз за разом и наконец громыхнул сильный удар в дверь. И снова все затихло. Потом механической трелью заголосил дверной звонок. Соседский. Далее гулкие голоса, двое перекинулись между собой несколькими фразами и после еще одной паузы в замок вошел ключ и дверь открылось.

- Спасибо Серег! – услышал он голос Рената.

- Ты все таки поменяй замки, мало ли чего – отвечал сосед.

- Да это понятна, но уж не сегодня… Спасибо, счастливо!

- Давай, спокойной ночи – попрощался Сергей и дверь закрылась.

Кирилл слышал как Ренат прошел на кухню, хлопнула дверь холодильника. Еле слышно зашумела микроволновка, зазвякала посуда. Ренат поел чем-то, по запаху напоминающее картошку с полуфабрикатными котлетами. Помыл посуду, закурил. Кирилл втягивал запах сигаретного дыма, стоял закрыв глаза и слушал каждое движение представляя себе как все это происходит. Как ренат затушил бычок и раздевшись до трусов отправился в душ где долго стоял под потоком воды. А она все текла и текла ударяясь по дну ванны стуча по голове приводя его в чувство и расщепляя остатки алкогольного дурмана.

Но наконец вода выключилась и долго ничего не происходило, ни единого звука. Где то через полчаса дверь все-таки открылась, Ренат вышел и подойдя к столу сел за компьютер. Системный блок отозвался жужжанием, быстро застучали клавиши и защелкала мышка. Однако и это продолжалось не долго. Заскрипела кровать, зашуршало постельное белье. Ренат лег спать. Но выходить из укрытия было рано. Кирилл решил считать до шестидесяти и на шестидесятом повторе счета выйти. И время шло быстро, он сам не заметил, как вышел на пятидесятый круг, а через мгновение настало время выбираться из-за тюля. У него возникло желание остаться там и еще подождать, возможно Ренат и не уснул вовсе, хоть и был пьян. Впрочем он понимал что если не выйдет сейчас так и не сможет сделать шаг и тут же сделал его, бесшумно вынырнув из убежища в комнату. Глаза его уже давно привыкли к темноте, он видел фигуру прикрытую одеялом которое мерно поднималось и опускалось от дыхания.

Кирилл подошел совсем близко к кровати и стоял глядя на спящего. Засунул руку в карман и извлек пистолет. Как будто взвешивая покачал его в руке. Но тут же убрал его обратно и огляделся, подошел к «стенке». Оглядел ее и стал очень аккуратно стараясь не издавать звуков лазить по ящикам. Но не найдя того что искал отошел в центр комнаты, присел, поглядел под кровать, но там было совсем темно и разглядеть там ничего было невозможно даже если там что-то и было. Тогда он встал на колени, лег на живот и полез под кровать. Обшарил все пространство под ней и ничего не нашел. Вылез, снова встал посреди комнаты и посмотрел наверх только сейчас заметив наверху небольшой ящик высотой сантиметров десять – пятнадцать. Встав на мыски дотянулся до нее и опустил вниз, поставил на пол и оглядел. Замков не было – просто коробочка.

Проведя по крышке рукой Кирилл открыл ее. Там ровным рядом уложенные в углубления хранились пять ножей и разными, не похожими друг на друга рукоятями.

- Это они…?

Кирилл кивнул и взял один, второй справа. Положил его в карман, а потом еще один крайний слева и сжав его в руке поднялся. Значок Microsoft мерцающий на черном экране погас и стало даже как будто тише, казалось только сердце стучит, ровно и спокойно как метроном.

Сделал шаг, потом еще один и оказался возле кровати. Он видел Рената отчетливо, как будто стало светло. Видел поднимается и опускается одеяло, темные волосы торчащие из под одеяла, слышал его дыхание, переходящее время от времени на тихий храп. Напрягся, медленно поднял нож над головой. Но вдруг Ренат зашевелился и Кирилл замер. Ренат же опустил одеяло, раскрывшись до груди, перевернулся на спину и засопев, причмокивая губами продолжил крепко спать, только храпеть он стал теперь более громко.

Кирилл смотрел на него, а руки все еще были занесены над головой. Глубоко, порывисто вздохнул и обрушил острие мощным движением прямо в грудь. Удар, хруст. И тут глаза Рената открылись, Кирилл отпрянул, споткнувшись упал. Но тишина, страшная тишина не прервалась. Как в ужасном сне все происходило тихо, будто кто-то выключил звук. Поднявшись, совсем медленно Кирилл подошел к телу. Ренат лежал так же как и пару секунд назад, только глаза его были раскрыты. Кирилл наклонился к нему, к самому лицу. Он смотрел в глаза, искал там что-то. Совсем близко, Кирилл даже ощущал его тепло.

И ударил свет, все закружилось и стало белым. Кирилл громко задышал, невнятные звуки извергала его глотка, что-то нечеловеческое. Он заметался, ударился о стену и бросился бежать, но распахнув входную дверь остановился. Кирилл стоял спиной к Ренату. Ему показалось что тот встал с кровати на коленки и двигается к нему, опираясь одной рукой а другой тянется пытаясь его схватить. Резко обернувшись он увидел лишь темноту и не в силах сдержать дрожь вышел за дверь. Как можно аккуратнее закрыл ее и пошел вниз, лифтом пользоваться не стал. Выйдя на улицу, уверенным шагом направился к подъезду. А вокруг ни единого звука. Впервые за долгое время он стал одним целым. Оглядевшись, криво ухмыльнувшись, стремительно вошел в соседний подъезд и поднялся на четвертый этаж.

13.

Свет в квартире не включал, даже не прошел дальше коридора. Остановился и опустив голову стоял молча с открытыми глазами устремляя взгляд в кромешную тьму. Потом все таки сдвинулся с места, но нерешительно и снова замер, чуть помедлив прошел в комнату, наосчуп нашел пачку сигарет, одним движение сорвал целован, другим фольгу, вытащил сигарету, закурил. Дым как будто согревал все тело наполняя его теплом и спокойствием, но не на долго. Приходилась брать еще одну и закуривать, затем еще и еще, пока, наконец, Кирилл затушив очередной бычок направился к шкафу и открыл его. Там как будто ничего не было, но что то его словно звало туда. Кирилл протянул руку и нащупал то что искал и долго держал это не вытаскивая из мрака. Его глаза снова привыкли к тьме, он мог видеть очертания мебели, стены, полки, какие-то предметы.

Сжав зубы так что казалось они сейчас затрещат и распылятся в порошок он вытащил руку наружу. В ней, в побелевших от напряжения пальцах была банка, внутри которой была жидкость, но в темноте она была настолько черная, что того, что там было внутри, было совсем не разглядеть. Кирилл смотрел на нее, долго не шевелясь и казалось даже не дыша, патом аккуратно поднял ее на вытянутой руке так чтоб она оказалось между ним и окном. В лунном свету он видел очертания сердца, сердца родного ему человека. Иногда ему казалось что оно бьется. Просыпаясь по ночам от стука он открывал дверцу шкафа, доставал банку, но оно стояло, неколебимо. И сейчас оно тоже стояло. Ничего нельзя вернуть, только воздать. Если человек не в силах поменять что-то в прошлом, то он может менять будущее. Не смертью а жизнью наказать, уничтожить, прервать, поменять ход вещей. Совершить действие.

Кирилл засунул банку в карман пальто и покинул квартиру, и снова, только в обратном направлении, спустился вниз, прошел несколько метров до соседнего подъезда и поднялся на четвертый этаж, дернул за дверную ручку – закрыто. Обернулся как будто ища где-то тайную ручку или кнопку которая откроет ему вход. Помедлив он опустил руку в карман и улыбнулся, ключ был все еще там. Достав его он открыл дверь и зашел внутрь. И тут его охватил настоящий страх, такой что ноги подкосились. Он по двигаясь по стенке отодвинулся в угол и сел. Там в темноте, над кроватью навис огромный силуэт. Что-то жалобное вырвалось у Кирилла из глотки, како-то почти ноющий звук. Но вдруг он оскалился и начал стаскивать с себя пальто. Оставив его не полу он рванул вперед и бросился на тень, расставил руки чтоб схватить ее за шею, но только разрубив воздух пролетел мимо и вовремя убрав в сторону голову сильно стукнулся о стену. Охнув Кирилл всем своим весом рухнул на что-то мягкое, но тут же как будто обжегшись спрыгнул с кровати; в панике бросился к выключателю и чуть было не ударил по нему, но остановился, оглянулся. В темноте больше не было тени, только очертания потревоженного его падением мертвого тела. Тяжело дыша Кирилл сполз вниз по стену сел на пол и несколько раз ударил затылком по стене, обхватил голову руками и несколько минут сидел приводя сердцебиение в порядок.

***

Успокоившись, Кирилл, шаркая ногами, вернулся в коридор, где он оставил на полу пальто. Присев на корточки достал из кармана банку и поднявшись снова вошел в комнату, дошел до стола и сев на стул аккуратно поставил банку на стол и убирая руку неловким движением коснулся клавиатуры компьютера. Экран слепящее ярко вспыхнул. Кирилл вздрогнув прищурился. На мониторе была страница знакомого ресурса. Он пригляделся и увидел что это не совсем то что он привык видеть. Он увидел сайт изнутри. Удалить, переместить, папки с ник-неймами авторов. Он проскролил донизу, вернулся наверх. Покачав головой и еле заметно улыбнувшись кончиком рта удалил несколько текстов.

А потом он заметил папку «Кот». Вошел в нее, там было несколько десятков текстов некоторые из которых он читал. Там же лежал текст под названием «Бесконечно пустые глаза» и как будто снова вернулся в тот лес, в тот хлипкий сарайчик. Закрыл глаза.

Так он сидел не менее десяти минут, молча, без движения. А потом открыв глаза подвинулся поближе и стал осматривать страницу в поисках кнопки «Добавить», но нигде не мог ее найти. Тогда он нажал на «Избранное» и победно покивав нажал на ссылку «Добавление креативов». Войдя по ссылке на страницу он щелкнул мышью в большом окне и положив руки рядом клавиатурой потирая пальцами друг о друга глядел прямо в цент окна. Потом резко перенес ладони вперед и начал печатать: «У ничтожеств и смерть такая же – ничтожная. И жизнь тоже похожа на все остальное. Для чего они рождаются, зачем проносятся их дни? Ради чего?». Остановился. Снова стала стучать пластмасса и уже не останавливалась. Стучала, стучала и стучала.

Но не так долго как может показаться. Скоро все затихло, Кирилл нажал на кнопку «Загрузить» и закрыв все окна выключил компьютер. Отвыкнув от темноты он натыкаясь на невидимые предметы прошел в выходу, посмотрел в мрак туда где должна была стоять кровать, подхватил пальто и ушел.

Спускаясь по лестнице, на одном из пролетов, он поглядел на часы. Было чуть больше половины десятого. Кирилл немного удивился, казалось с момента, когда он выходил из машины и зафиксировал восемь часов, прошло совсем не много времени. Открыв железную дверь он замер. Впереди чуть правее вдалеке он заметил силуэт: спину идущей к скамейке, стоящей возле деревьев парка, девушки. Пытаясь не шуметь он прикрыл тяжелую дверь и пробравшись на дорожку что между домом и клумбой ловко и быстро пошел в право, потом, когда он понял что его со скамейки не заметить Кирилл пересек тротуар, дорогу и вышел на площадку края которой были заставлены гаражами-ракушками.

Фонарь на столбе не горел поэтому он незамеченным пересек площадку и вошел в насаждение и продвинувшись немного вглубь повернул направо. Сделав крюк он остановился глядя из чащи на сидящую. Та видно нервничала, ерзала и казалось вот-вот встанет и уйдет. Поняв это Кирилл пошел вперед по пути опустил руку в карман и вытащил нож, свободной рукой вытер пот со лба. Пот заливал глаза как будто на улице стаяла жара, но лицо, руки были холодными как лед. На ходу его скрючило, он согнулся но не остановился и тут же распрямившись сдерживая приступ тошноты пошел дальше набирая темп. Когда он был совсем рядом ему показалось что девушка слышит шаги и сделав мощный рывок вперед в ту секунду когда погас мигающий фонарь обхватил ее голову прижав рот рукой вонзил острое лезвие в тело несчастной. И сразу кровь под давлением запузырилась вверх заливая лезвие, рукоять и руку. Жнщина затрепыхалась, но быстро ослабла и сникла превратившись из человека в тяжелый, мягкий манекен, отрывисто дышащий и вяло пытающейся оторвать крепко вцепившиеся пальцы.

Дернув на себя Кирилл потащил ее в чащу. Ноги девушки хаотично волочились по земле. Слетел сапог. Кирилл бросил тело поднял обувь и сунув его в карман куртки девушки потащил ее дальше, а то уже была без сознания, не шевелилась, только грудь изредка поднималась да пар от дыхания еле заметно все еще шел из ее рта.

Пыхтя он протащил ее еще несколько сот метров и бросил встав в полный рост. Деревья вокруг как живые смотрели на него покачиваясь, но было непонятно чего они хотят. А может они и не хотят ничего, просто смотрят как мимо идет жизнь, проскальзывает смерть и люди как-то отдельно и они тут сами по себе – молчаливые руки возданные к небу со стальными мышцами. Кирилл прикоснулся к стволу березы провел по ее ребристой поверхности ладонью, потом снова обрати взгляд на тело распластавшееся на земле, подхвати его под руки и потащил дальше. И только ветки ломающиеся под ногами и хруст снега нарушал тишь, даже луна на врывалась в этот создавшейся секундой потусторонний театр масок за которыми никого нет.

14.

Пройдя по Петровке чуть дальше он оказался на Каретном. Это странно что улица идет прямо, никуда не поворачивает, ничем не прерывается особо а вот сделал шаг и ты уже по другому адресу. Там, на Каретном, справа цветочная лавка с воротами по бокам ведущими в сад Эрмитаж. Здесь всегда есть люди. И днем и ночью. В основном это влюбленные парочки, студенческого возраста, но попадаются и старички которые приходят вспомнить те самые студенческие мгновения, тихие вечера на скамейках, в беседках и просто на траве. Кажется, здесь со временем ничего не меняется, хотя время от времени на территории появляются новые памятники, постройки, заборчики и клумбы. Тут часто прямо на улице проходят выставки скульптуры и подобного творчества. Зимой все пространство перед театром Эрмитаж превращается в каток и никому никогда не принять решения что лучше зима или лето, потому что здесь каждому времени года придумана отдельная черта и правило.

Если входить в центральные ворота справа будет театр Новая Опера, прямо уже упомянутый театр Эрмитаж и клуб Парижская Жизнь. Также на территории находился еще один клуб который впрочем просуществовал недолго и еще несколько кофешек которые закрывались, открывались, но стабильной работой не отличались. С торца главного здания можно войти в театр Сфера, который получил свое название в связи с круглой, похожей на арену цирка в миниатюре, сценой.

Остановившись возле афиши Сферы Кирилл принялся читать репертуар в принципе на запоминая ничего и не принимая во внимания а просто перебирая слова как будто ловя таким образом ритм как от манометра. Так он входил в задумчивое состояние и чувствовал себя более спокойно и уравновешенно. До назначенной встречи оставалось недолго. Боятся он в целом не боялся но можно сказать немного нервничал. Люди ощущающие свое могущество всегда чувствуют раболепие перед теми кто им кажется более властным или сильным. Но учитывая то что все относительно и могущество тоже все это превращается порой в странное круговое жополизание, в то время как если присмотреться никто из круга от друг друга не зависит и может обойтись без всех вместе и каждого в частности. Но дело в том, что именно в этом их слабость, не могут они чтобы им никто не лизал так же как и в силах побороть желать лизать самим.

Ощущая неприязнь Кирилл все таки нервничал, думал над тем что скажет. И ему не важна была причина своего визита а скорее сам процесс. Чем все начнется и чем кончится. Тем временем времени до встречи оставалось все меньше и меньше, но достаточно для того чтобы присесть на лавочку сделанную кольцом вокруг ветвистого дерева и посидев немного глядеть на небо, жмурится и чуть-чуть улыбаться. Но вскоре Кирилл поднялся и пошел к выходу, пошел вниз по улице в противоположную Садовому кольцу сторону, перешел дорогу. Автомобильное движение на Петровке было совсем незначительным, это особенно странно когда выходишь на Садовое и попадаешь в поток машин запертых в гигантскую пробку. Контраст такой как будто выходишь из тихого залива в океан и мгновенно ощущаешь его мощь, готовую раздавить тебя в любую секунду.

Уже находясь на другой стороне улицы, Кирилл пошел вдоль высокого забора подошел к воротам, к проходной и сделав вид что ищет пропуск достал его из кармана. На самом деле он все время не сжимая сильно пальцев держал эту бумажку, так что она пропиталась влагой и стала мягкой как тряпочка. Милиционер с важным видом пренебрежительным взглядом оценил пришедшего, попросил документы, повертел паспорт в руке и не найдя ничего подозрительного, кивнув сказал: проходите.

Внутри огромного, давящего своей помпезностью здания было тихо, прохладно и немного сыро. Ступая негромко всюду слонялись люди, некоторые в форме, некоторые в штатском. Поднявшись на лифте на пятый этаж он вышел, повернул направо и пошел по жесткому красному ковру ища табличку с номером 512. Остановившись возле искомой двери он посмотрел на часы. Секундная стрелка как будто рука махнула сквозь деление напротив числа 12 и он сделав шаг вперед отворил темно-красную дверь.

Войдя в кабинет он огляделся. Прямо стоял большой стол находящиеся в идеальном порядке. Все на нем было разложено строго и аккуратно. Стопочка бумаг, клавиатура, письменные принадлежности и прочее. За столом сидел Николай Аркадьевич и внимательно смотрел на Кирилла, было видно что он ждал его и почему то не сомневался пунктуальности визитера. Правая стена была увешана полками на которых стояли какие-то награды, грамоты, книги в подарочных переплетах, фотографии, сувениры и прочее. Слева же стояли в ряд шкаф наполненные до отказа бумагами и папками, только в дальнем еще оставались несколько свободных полок. Оставалось только удивляться, почему в век электроники многая информация оседает на бумаге. Хозяин кабинет не вставая еле заметно кивнул на кресло перед его столом приглашая вошедшего сесть. Кирилл опустился в мягкое кресло, закинув ногу на ногу, откинулся назад.

- Здравствуй Кирилл – заговорил Николай Аркадиевич.

- Здравствуйте Николай Аркадиевич – ответил Кирилл.

- Мда. Не думал я что все так будет, не думал.

- Жизнь совсем не похожа на то что мы о ней думаем.

- Все так, все так. – Вздохнул Николай Аркадиевич – Всегда думаешь что можешь управлять жизнью, ан нет…

Оба замолчали пока генерал не нарушил молчание.

- Думаю ты понимаешь почему я тебе пригласил?

- А должен?

- Должен. Ты должен понимать то что есть люди которые знают все про всех. Это не просто сказка. Это реальность. Вот что ты должен понимать.

- И что? Что ты мне хочешь сказать? Говори прямо!

Но Николай Аркадиевич молчал. Он глядел на Кирилла не отводя взгляда и казалось даже не дышал. Такой у него был сейчас вид.

- Кирилл, слушай – сказал генерал – как у тебя вообще дела? Чем занимаешься? Где работаешь?

- Странно, ты вроде сказал что есть люди, которые все про всех знают. Или ты не себя имел в виду?

- Шутишь? – улыбнулся генерал – Это хорошо. Да нет, я все знаю. Знаю что ушел из больницы, знаю что работаешь в книжном возле дома, книжки продаешь. Все знаю.

- Ну вот видишь… Тогда расскажи ты. Как ты живешь, как Алена.

- Алена? – Николай Петрович вздрогнул и его каменное лицо как будто что-то охладило и взгляд у него стал какой-то испуганный и обескураженный.

- Ты не знаешь? – спросил он – Алена умерла.

- Черт… - выдавил Кирилл. Он не думал, что что-то сможет его задеть, но к такому он не был готов. Бывают такие вещи или такие люди которые в самые сложные периоды как будто связь с чем то светлым. Что бы не случилось, как бы то ни было, человек знает что есть то что спасет его. Не самого, не тело, а душу, сознание. И он даже не понимает что эта связь в этом человеке, а просто чувствует ее.

И вот когда она обрывается, только тогда ты видишь все и когда все рухнуло и осталось только одно что так далеко, но все таки греет своим свечением, сознанием того что оно есть, только в этот момент ты понимаешь, что все. Больше ничего нет. И бесполезно искать. Дальше до самого конца будет только череда дней, жизнь пронесется и закончится. Как в электричке все пронесется за окнами и бут конечная. Обязательно будет и совсем уже скоро.

- Уже много времени прошло – продолжал генерал – но, но я не могу… совсем не могу без нее. Целыми днями дома или на даче. Все что-то делаю по хозяйству, суечусь. Так вроде легче… Знаешь, раньше я любил в баню сходить, задержатся в баре, в казино пропасть на пару дней. Она звонила а я трубку не брал… А теперь я после работы домой. А там никого… каждый раз открываю дверь с надеждой что мне это все показалось, просто почудилось и Алина жива, выйдет ко мне в своем халате. Но там никого…

Кирилл продолжал молчать. Он глядел на собеседника, так состарившегося и ставшего жестче лицом. Поначалу могла показаться что он состарился и стал жутким ворчливым занудой, который тиранит подчиненных из-за своей сексуальной несостоятельности. А подчиненный думают что дело в них и стараются что есть сил и не могут понять откуда и за что на них сыплются тумаки. Но это была усталость, это была зажатая боль и печаль. В этих глазах умерла не молодость в них потухла надежда. И Кирилл не слышал уже что говорил генерал. Просто слова которые он слушал, но не слышал. Просто за столом был человек который уже сделал несколько шагов по жизни в пустоте, без особой цели и смысла, а второй что сидел напротив только открыл дверь которая никуда не видет и вошел.

- Я не знаю зачем я тебя позвал… - склонив голову, проговорил Николай Петрович – Наверное просто хотел тебя увидеть, мне сейчас тяжело. Да и еще потому что это был последний шанс, последняя возможность увидится. И я надеюсь что ты поймешь меня. Тогда в Красногорске… в квартире 37… Я все знаю. Мы все знаем. Но нас достаточно мало и я достаточно могущественен чтобы больше об этом никто не знал, и даже те кто в курсе забыли о том раз и навсегда. И делаю я это не для тебя. Я делаю это ради себя, а еще больше ради Алены, но еще больше ради Лизы. Они… они не простили бы мне если бы я не дал тебе последний шанс и не сделал для этого все возможное. И я это делаю. Уходи и не возвращайся.

Он открыл ящик стола и достав пластиковую карту кинул ее на стол.

- Тут деньги. Достаточно чтоб уехать далеко и скрыться где-то в этой огромной стране.

Кирилл приподнялся и взял карточку. Сел обратно, повертел ее в руках. Он подумал о том что если бы это было кино то он должен был бы кинут ее в лицо собеседнику сожалея о том что это не купюры, получилось бы красивее. Но это было не кино и он прекрасно осознавал что денег у него нет и вполне возможно это такое воплощение судьбы. Выйти отсюда, сесть на поезд и ехать, ехать, чтобы выйти на любой понравившейся станции, затеряться и умереть еще не старым потому что смерть уже пришла а время нет и он готов а она нет. И вот они стоят смотрят на друг друга и не знают что сказать друг другу.

И поняв все это он положил карточку в карман и поднялся.

- Я пойду? – спросил Кирилл.

- Иди – кивнул генерал.

Кирилл встал и пошел к двери, но остановился.

- А от чего… - сказал он и запнулся – От чего она умерла?

- Знаешь – Николай Аркадиевич понуро опустил голову – она как неземное существо, как ангел. И умерла она не как человек, не от чего-то. Просто стала слабеть, слегла и однажды ее сердце остановилось.

Кирилл ничего на это не сказал, покачал головой повернулся и вышел не захлопнув дверь которая как-то обреченно открылась открыв пустоту которую тут же заполнил лысоватый человек с кожаным портфелем.

- Можно? – сказал он огладываясь, смотря в след человеку который шел по коридору к лифтам.

Остановившись он блеснув взглядом кинулся к генералу.

- Это он! – зашипел он – Тот самый!

- Сядь, Миша, сядь. – Спокойно сказал Николай Аркадиевич – Кто там идет по коридору я знаю.

- Надо позвонить на охрану, пусть задержат! – не успокаивался молодой следователь.

- Эх, Миша, Миша. Говорю тебе: сядь! И дверь закрой!

Мужчина обескураженный таким поведением вышестоящего руководства, но тем не менее не имеющий прав ослушаться, притворил дверь и сел в кресло которое еще совсем недавно занимал Кирилл.

- Михаил – начал генерал – то дело которое ты ведешь. В нем нет состава преступления и его придется закрыть.

- Что? Как это? – от удивления следователь даже привстал.

- Понимаешь, убийца мертв. Мы знаем кто его убил, но как бы мы поступили на его месте?

- Постойте, вы кажется не знаете последних деталей!

- Ну каких еще деталей, родной! Я тебе говорю – закрывай дело. Все остальное беру на себя. Тебя звание дадут, уже через месяц перед женой будешь козырем ходить, кабинет отдельный, машина казенная. Понял, нет? Закрывай дело.

- Но я не могу, последние данные…

- Ну вот чего ты сидишь и выебываешся? – все так же спокойно говорил Николай Аркадиевич – Данные, расследования… Да всем по хую! Понял! Закрывай дело!

- Но вы поймите, есть контролирующие органы…

- Тебя то они с какого бока касаются? Органы эти. Сказано тебе: я решу все проблемы. Дело закрывай. Все можешь быть свободен.

Следователь встал и пошел к двери.

- Товарищ генерал – остановился он – Все эти последние жертвы, с 2004-го года, это же все он.

- Что? Кто?

- Этот самый Чижов Кирилл Андреевич.

- Не понял? Как это?

- Да я же вам и пытаюсь это сказать! У того, у маньяка этого, была болезнь какая-то тяжелая, вроде рака. Когда ему диагноз поставили, он прекратил убивать, стал жить отшельником, Интернетом больше увлекался, чем жизнью реальной. Здесь вот все написано – он похлопал по портфелю.

- А все эти жертвы, это все он, тот что ушел. И вы его отпустили…

- Как же смерть меняет людей… - пробубнил генерал.

- Что?

- А? – Николай Аркадиевич поднялся и чуть шатаясь подошел к следователю – Слушай, родной. У тебя как с жилплощадью?

- Да хреново, товарищ генерал… Живем впятером в двухкомнатной.

- А хочешь жить… ну скажем в четырехкомнатной?

- А кто ж не хочет? – улыбнулся тот – Конечно хочу!

- К лету ордер получишь. А сейчас иди и закрывай дело.

- Това-а-арищ генерал – протянул следователь – ну как же…

- А вот так. Иди.

Михаил вздохнул и направился на выход.

- И это… – остановил его Николай Андреевич – Если что… В общем начиная с этого момента он чист в прошлом, а в будущем от него зависит. Если что… Ну ты понял.

- Так точно – кивнул следователь.

- Иди.

Выйдя на улицу, за проходную, Михаил остановился и глубоко вздохнул. Столько благ на него обрушивалось впервые, в голове звенело, а на душе пело, хотя мозг еще не соглашался верить в реальность произошедшего. Столько лет терпеливой и кропотливой работы наконец-то закончились. Да еще как! А вдалеке, на углу, рядом с цветочной палаткой, что напротив памятника Высоцкому, стоял человек и наблюдал за ним.

Кирилл глядел вперед, понимая что тот человек, выходящий из ворот, в коридоре узнал его, но не отдавая себе отчет в том что же он хочет добиться. Зачем стоит и что он там должен увидеть? Так, он, не сходя с места, пробыл еще минуту. Видел, как следователь улыбался во весь рот, как он потянулся, подставляя лицо солнцу, как пошел к припаркованной машине, как сел и уехал. Только тогда Кирилл сдвинулся с места и пошел прочь. Он шел в сторону Тверского бульвара, меряя тротуар шагам, сжимая в руке маленькую плюшевую игрушку. Крылатого мышонка с большим красным сердцем на груди.


20.04.2006