Ага, попался? Ну, кто же виноват, что здоровье такое хорошее? Сам! Правда же?
Да, восемнадцать лет – золотое время. Еще жить бы да жить. И жить как можно регулярнее, а фигушки. И не то беда, что не регулярно, а то и вообще «вручную», а то печаль, что глазом не успел моргнуть, уже в сапогах. Уже и подшивку пришивать научился. Уже осознал, что одной хэбушки может хватить, да какое там «может»! Её хватит, наверняка хватит, на полгода. Ты даже тихо радуешься, что хоть в баню водят и трусы меняют еженедельно. А вот бляху ремня приходится пока асидолить ежедневно. Ничего, скоро въедешь в службу, заведешь напастагоеную тряпочку, с ней возни и вони меньше, и блеск лучше. Но – главное – не так быстро бляха окисляется. Случилось минуемое, тебе не удалось закосить службу. Армия, сам понимаешь… не тюрьма, но тоже изоляция, причем довольно строгая. Жить и здесь можно, да все как-то некогда, негде и не с кем.
Да, уже вонь портянок стала привычной. И утром встаёшь, не петух прокукарекал, сержант, ети его, поднимает всех, как человеков. Вопит истошным голосом: «Рота, ПОДЪЕМ!», а полусонный тонкошеий дневальный из бойцов первогодков твоего же призыва еще более гнусным голосом дублирует команду. Перепуганным воробьем слетает сладкий утренний сон, а ты вместе с ним слетаешь с верхнего яруса и, чудом спланировав мимо спины друга с нижней кровати, начинаешь лихорадочно одеваться. Портянки в бездонные карманы… туда же потом после завтрака сунешь кусок хлеба стыренного в столовой со стола, но к этому времени портянки переместятся на ноги… пуговицы застегиваются на ходу. Не дай бог, в строй опоздать! На все про все сорок пять секунд. На первом году миг, на втором – вечность!
Сержант поднимет, построит, доведет до сортира – ни с чем не сравнить блаженство отправленной после долгой невозможности это сделать необходимости (и не надо путать со сбывшимся желанием, это диаметрально разные вещи) – на зарядку сгоняет.
Думать абсолютно не надо, и ты быстро отвыкаешь от этого вредного занятия. Идеальный солдат – солдат с одной-единственной извилиной – от фуражки. В случае, когда солдат – женщина, то допускается еще пара извилин в области бедер.
Подливают бром в хавчик – или не подливают, чтобы воинов потенция не мучила – основная тема дискуссий ежедневных научно-практических конференций в курилке. Мнение большинства сводится к тому, что, похоже, что-то подливают. Повар клялся всеми богами, что ничего такого. Всем не верится. У многих не стоится? Наверное. От крахмала только воротнички хорошо стоят, а от гнилой картошки не загуляешь.
Дни тянутся как сопля на проводе, недели мелькают, не успеваешь и глазом моргнуть, месяцы идут по заведенному уставу.
«Дни идут, как положено:
Семь в неделю
И в месяц тридцать.
Где-то люди мороженое покупают
И могут не бриться….
Ну, а ты бритый наголо и в хэбушке пропитанной потом,
Не загружен заботами,
Но зато перегружен работой.
Ешь солдатскую кашу…»
– Раз, раз, раз-два-три! Взвод, шире плечи, выше ногу! Выше ногу, говорю. Задрочу на плацу. – Сержант орет, словно мир провалится в тартарары, если подошвы наших сапог не поднимутся на заданную высоту или впечатаются в асфальт не в такт.
А начиналось это так…
– Раздвинь ягодицы! Та-а-а-к. Парень, а ты газеткой пользуешься? – с неподдельным интересом спросил пожилой врач, вглядываясь поверх очков в лицо пацана, когда оно заняло место задницы.
– Да почитываю, – парировал призывник, проходящий перед тобой вереницу докторов. Все, кто слышал, заржали, хотя военкоматовская обстановка не очень располагала к веселью.
Закуток за закутком, один белый халат за другим, торопливое ничем не прикрытое равнодушие медиков, но вот и последний эскулап. Вывод, что здоров и годен. Подпись, штамп. Что, не ожидал таких результатов от собственного организма? А вот…
Последняя мерзкокоричневая дверь, последний этап. Последний, решительный бой. Длинный стол, за ним несколько военных и гражданских. Деятельная тетечка с тройным подбородком, которая перед началом комиссии клялась и божилась, что все будет объективно и корректно, отсутствовала, ни одного ее подбородка реально не было в кабинете! И, получается, нечего рассчитывать на комитет матерей.
– Ну, и зачем же ты, сынок, их на стол суешь, никак глазунью мне предлагаешь? Хряпну сейчас кулаком, что-нибудь одно из двух получится. Всмятку или в мешочек, решить не могу, – от усталости вежливо размышлял вслух седой майор, начальник второго отдела горвоенкомата. Очередная, на этот раз последняя, медицинская комиссия заканчивалась для тебя, и ты в очередной раз забыл, что вставать надо в нескольких шагах от стола на отмеченном на полу квадратике. И ни шагу вперед или назад, влево или вправо, все как на войне, военкомат же. Здесь, правда, не пристрелят, но пошлют, и далеко! Забыл, рванулся вперед к столу как на амбразуру, вот и заполучил вопросик про свои яйца.
Ты сделал положенное количество шагов назад, удаляя потенциальную глазунью от майорского нехилого кулака, встал на пятачок и замер, преданно поедая глазами начальство.
– Призывник … на комиссию прибыл… – тебе не дали отрапортовать.
– Прижми руки!
– Дак я прижал, товарищ майор.
– А, что локти отклячил?
– Они сами, я же не дистрофик. – Ты понял, что смутило военкоматовца. Не привык майор к мускулистым призывникам. Школьный учитель физкультуры в свое время всегда ставил тебя в пример одноклассникам, советовал качаться как…
– Вижу, что не дистрофик. Служить хочешь?
– Смотря где.
– Где ты будешь гусей пасти, я без тебя сам решу. Отвечай на поставленный вопрос.
– Так точно.
– Что «так точно»?
– Желаю доблестно служить в доблестных рядах доблестной российской армии! – На одном дыхании отрапортовал ты, не потеряв мысли и даже правильно согласовав слова.
Комиссия ошалела. День за днем, голопузик за дегенератиком проходят перед столом. Так же как и этот качок, все они, от травмированных при родах стоя, до получивших родовую травму, когда их (а чего сопротивлялись?) щипцами тащили на белый свет, заходили сюда, вставали, переминались с ноги на ногу. И всем им хотелось только одного. Скорей бы вся эта бодяга закончилась, а еще лучше чтобы откосить… А тут вот на тебе. Патриот выскочил! Как из узды на лыжах.
– В какой род войск хочешь?
– Буду служить там, где смогу принести больше пользы Родине! – Ты тихо балдеешь, и в то же время ты слегка скорбишь, что нет рядом ни историографа, ни гениального режиссера, ни хотя бы зрителя-свидетеля способного оценить твою игру. А с другой стороны, какая же это игра? Просто всё тут как в том идиотском совете: «Если видишь, что изнасилования не избежать, расслабься и постарайся получить удовольствие». Опять же, теплится хилая полуубитая врачами надежда, вдруг за настоящего дурака примут и отпустят?
– А это что у тебя там? – «Там» – в ладони – у тебя очки.
– Очки, товарищ майор. – «Товарищ» нервно полистал страницы медицинской карточки. Поморщился, увидев диоптрии.
– Как же тебя угораздило, к девятнадцати годам так себе зрение посадил?
– Геймер я, товарищ майор.
Тихий «ОХ». Комиссия ошалела вторично. Она, как и весь народ, еще не особенно продвинулась в кибернетике, но про геев уже начиталась-наслушалась-насмотрелась. Все понимали, что педики, несмотря на их растущее наличие, в нашей армии пока абсолютно не нужны, хоть и нет для них альтернативной службы.
– Ге-, гейм-… – Щеки общевойсковика приобрели цвет носа и полосок на погонах. – Еще раз скажи это слово, если женщин не стыдно. Это что еще за разновидность такая?
– Геймер, – отчеканил ты в тишине. – Нормальная широко распространенная в народе разновидность. В общем, и стрелялками и гонками, разумеется, я давно переболел, это как корь или золотуха. А вот в стратегиях… Цивилизацию, помню, почти трое суток строил без перерывов. Или, взять, тот же квак…
– Это он в компьютерные игрушки… – подсказал какой-то не в меру догадливый прапорщик.
– Так точно, от английского «гейм» – «игра» по-нашему.
– Доигрался, значит?
– И дочитался еще.
– И допрыгался! Геймер, мать твою…
Росчерк на страничке. Ты тянешь шею, чтобы разобрать… Не спеши, и не тяни. Длинные и тонкие шеи быстро, легко и элегантно отрываются. Скоро все и так узнаешь. Выбор от тебя никак не зависит. Отвыкай делать выбор, привыкай исполнять приказы. Не хочешь гнилую картошку чистить? А где ты другую видел, булбарь гребаный? Махом давай. Мухой! Одно крыло там, другое здесь, и запомни, чем толще кожура – тем тоньше брюхо. А свои хотелки в голову командира не вложишь. Отправляйся, салажонок, куда приказано!