МеЛ
Открытая на восток беседка, где стоял стол для утреннего кофе и четыре стула, была сплошь увита виноградом. Стояла пора созревания, и потому в центре стола с утра до поздней ночи стояло глубокое блюдо из темно-синего стекла, заполненное пятью-шестью увесистыми кистями сладкого винограда.
Маленький на пять спален дом, утопающий в кронах плодовых деревьев и цветов, радующих глаз с ранней весны до первых холодных дождей, когда-то принадлежал женщине, сбежавшей от мужа и уединенно жившей здесь. Это был родительский дом этой ветреницей. С любовью он был тщательно отреставрирован ею и с душою обжит.
Но время неумолимо в своём поступательном движении. Давно уже не было в живых первых владельцев дома - мистера и миссис Лоренс. А их стареющая в уединении, единственная дочь - Глория Велингтон, каждый год в день пасхи повторяла в присутствии добрых гостей печальную фразу: "Ну, вот весну встретила, светлое воскресение с добрыми людьми провела, теперь и помирать не страшно".
Фраза эта, повторенная уже не в первый, и не во второй раз хозяйкой дома вдохновляла присутствующего за столом Теда - племянника - миссис Велингтон к шутке по поводу долговечности обеих, как истины, так и хозяйки дома. Миссис Велингтон, грустно улыбнувшись на своеобразное пожелание двадцатипятилетнего племянника, вздыхала. А когда пасхальное застолье, заканчивалось, она прощалась с гостями так, будто и впрямь не надеялась свидеться с ними еще разок.
И вот однажды Тед, приехав с парочкой друзей в домик на холме, с тревогой увидел на дверях крепкий подозрительно чуждый дому замок. Обойдя двор и, заметив бросившиеся в глаза грустные перемены в запущенном саду, он понял, тетки его больше нет.
На предположение друзей, что, быть может, престарелая дама переехала жить ближе к поселку, оптимист в Теде совершенно сник. Заметив, как сильно порыжели листья любимого теткой куста желтых роз, Тед загрустил так, что и у его приятелей защемило сердце от нежданной потери.
Тед хмуро выдернул чертополох, устроившийся возле куста. Повздыхал, оглядывая помельчавшие бутоны цветов и, проведя по головкам цветов рукой, сказал: "Эти розы она любила больше всего на свете. Пропадет куст. Высохнет без Глории". – Выразив печаль, он повернулся и пошел к дорожке, ведущей к поселку.
В поселке Теду подсказали, как пройти к кладбищу, где была похоронена семидесятилетняя женщина. Такие же пожилые, как и она, тоже чаще одиноко живущие жители поселка, с пониманием смотрели в печально склоненную спину племянника Глории Велингтон. Она запретила тутошним друзьям звонить жившему в городе мужу. Категорически наказала не беспокоить племянника, занятого защитой дипломного проекта. Она так и сказала: «Я простилась с ним еще в канун пасхи».
Пожилая жительница поселка и тамошний пастор выложили перед Тедом ключ, бумаги по дому, кое-что из личных ценимых теткой вещей и махнули рукой в сторону от поселка: "Туда идите. Как дорога кончится, так и кладбище начинается. Её могила крайняя. После неё ещё никто не умирал".
Трое парней, покидав сумки на пороге поселковой церкви, двинулись в указанном направлении. Встретившаяся им незнакомая женщина, попросила их задержаться у её дома. Нарвав букет белых чайных роз, она передала их Теду, то ли узнав, то ли угадав в нем родственника своей школьной подруги. Тот же, еще больше нахмурившись, кивнул ей вместо благодарности и, низко опустив голову, пошел прочь от чистенького с фасада домика.
Тед положил на плиту мелкие желтые розы. Сглотнул, накатившее комком настроение, ещё раз прочел дату смерти человека. И долго не задержавшись, будто от обиды на тетку, что не позвала его, свидеться в свой последний час, отвернулся от написанного серебром имени. И опять же, не то от вины, не то от обиды, не глядя в глаза встречающимся жителям, пошел к дому друга Глории. Сказать спасибо, да расплатиться деньгами за суету.
Приятели его аккуратно и несколько стеснительно положили на плиту белые чайные розы и гуськом направились за ним.
Глория пережила пасхальную неделю ровно на два месяца. Перечитывая даты жизни и смерти её, Тед вдруг припомнил, что и в этот раз фраза о весне и пасхе звучала за столом в доме в тональности прощальной. А он, …он пять шутил о "вечности тетки и её истин".
Весёлого время провождения не получилось. На этот раз, погостив в доме Глории вместо недели лишь дня три, друзья поспешили уехать и увезти заметно затосковавшего приятеля. Тот кружил по двору и дому, как в воду опущенный. Натыкаясь на предметы, ещё даже пахнущие дикой мятой – любимым ароматом Глории, Тед вздыхал и будто даже заболевал ностальгией по радостным временам этого дома.
Сборы назад были долгими. Лоренс тщательно отбирал вещи, которые могли бы оказаться памятными для мужа Глории. Тот ещё помнил шалунью жену. Не жалея времени, Тед упаковывал и очень аккуратно укладывал всякие теткины пристрастия в сумки. Затем он оформил поручительство для здешнего пастора - найти желающих снять домик Глории под жильё. При этом с обязательным условием – «ухаживать за садом, ничего не менять на подворье и оставить лично для него комнату на мансарде, куда бы он мог всегда приехать отдохнуть». Требование не включало в себе исключительно меркантильный интерес. Ведь племянник Глории Велингтон не просто хотел лично обсуждать с постояльцами финансовые вопросы, он, как совладелец поместья желал знать, кто и почему выбрал для жилья именно этот дом.
***
И вот он снова у границ поместья своей тётки.
На это раз Тед приехал в поселок ранним утром. При этом до дома он шел пешком, выйдя из загородного автобуса километров за восемь от поселка. Ему хотелось, чтобы там не скоро узнали о его приезде. Он хотел тайно выяснить, кто и насколько серьезно обосновался в доме его тетки. Пастор написал ему, что в начале августа, наконец, сумел найти человека, который готов снять дом Глории для жилья на его условиях.
Человеком, который начал обживать дом на холме, являлся бывший житель поселка, некто Эрвин Гранд. Пастор написал Лоренсу, что Гранд уехал из поселка, продав свой дом, однако пожив в городе у старшей дочери не более года, неожиданно пожелал вернуться в родные места. А, узнав, что дом Глории сдается в наём, тут же решил воспользоваться случаем. Вообще-то Гранд желал купить дом на холме. Он так и спросил пастора, а «не желают ли племянник и бывший супруг Глории продать дом совсем?»
Используя личные связи, Тед выяснил некоторые данные об Эрвине Гранде. Вот как раз к нему у него вопросов не было. Гранд – вдовец, мужчина хозяйственный, привычный к труду на земле. Продал дом, чтоб финансово помочь старшей дочери – инвалиду определиться в дальнейшей жизни. Но как дочери его помощь стала не нужна, решил вернуться к земле. К родной земле. Тут Лоренсу всё было ясно. Он задумался о другом: почему Гранд открыто снял дом, открыто заявляет, что готов его купить и…тут же тайно туда переезжает одна из его дочерей? Живёт она на втором этаже дома Глории, все знают, что она там живёт, но никто её там никогда не видел. Тед навел справки и неприятно был удивлен, узнав, что у вдовца одна из дочерей известная в порноиндустрии модель. Лоренс сразу смекнул, что «кукла» просто отдыхает при папе от грязной работы и навязчивых папараци. Вот тут Тед взвился серией вопросов к вдовцу. Но прежде чем прямо отказать Гранду, возможно и снимающему дом для своей младшей дочери, отдыхающей вдали от назойливых взглядов, Тед решил всё выяснить на месте. Сразу на месте разобраться, кто там и почему проживает. Или составить с Грандом многолетний контракт, в случае, если дом снимается им для жилья или же отказать, в случае, если его условия не соблюдаются или дом снят для отдыха его фривольной дочки.
У Теда было три дня отпуска после удачно проведенной сделки, плюс два выходных - время достаточное, чтобы все выяснить и сделать правильные выводы о том, кто пожелал владеть домом.
К тому же начиналась пора созревания фруктов. Яблони, груши, персиковые деревья, виноградник обещали дать богатый урожай. Поесть их вдоволь и прямо с ветки - конечно же, для городского человека дело заманчивое. И, разумеется, нужно было решить вопрос, в чей карман пойдёт прибыль от возможной продажи фруктов?
Ну и конечно, моральный облик нового владельца дома Теда тоже беспокоил. Отставной муж Глории, которого Лоренс звал и считал дядей, был человеком военным. В недавнем прошлом это был известный генерал. И Теду естественно не хотелось уведомлять его про то, что дом его недавно умершей жены снят личностью, занимающейся сомнительным бизнесом. "Картинка с непристойных календарей", посчитал Тед, не совсем то, кого бы хотели увидеть генерал и он в домике часто вспоминаемой ими Глории.
Вот и теперь он думал о ней, печалясь и грустя. И тут же, одновременно, восхищаясь любимой когда-то порой года Глории - красивым плодоносным началом осени.
От дороги путь его шел сначала по долине. Закинув сумку за плечи, по признакам, известным только ему, Тед находил путь. Долина будто ещё и не чувствовала осени. Была покрыта ковром из сочной травы, цветами. В пути Тед останавливался. Чтоб оглядеться, отдохнуть в тени высокого, ветвистого дерева грецкого ореха, или постоять у куста валежника, пучок веточек которого он растирал в пальцах, а потом нюхал их, вдыхая терпкий аромат, придающий ему настроения двигаться дальше. Потом тропинка, видная лишь его наметанному глазу, резко пошла вверх. Слушая стрекотание цикад, Тед поднимался на крутой с плоской вершиной холм, увенчанный домом Глории, сплошь окруженным деревьями, по этой поре увешанными, как гирляндами яркими плодами.
И вот он на месте.
Тед стоял в трёхстах метрах от дома и мог хорошо наблюдать подворье, дом и трудящихся в саду мужчину и женщину. Самого Эрвина Гранда Тед знал по фотографии, которую он видел у пастора. Дочь его – Стасси Лоренс лично, разумеется, не знал. Но, заглядывая в стрип-бары, он видел её в демонстрируемых там порнофильмах и на плакатах. Тед уже знал, что Стасси Гранд - «штучка» весьма дорогая. Она не танцует в баре у столбика, как многие тамошние девушки. Такую конфетку выделяют по настойчивому приглашению в закрытые места, где собирается для отдыха группа весьма избалованных такого сорта развлечениями лиц.
Мужчина и женщина вручную собирали персики и укладывали их в плоские фанерные ящики. Двор был чист. Посторонних не было. Сад в пору созревания плодов выглядел ухоженным и красивым. Беседка, где и теперь стоял столик для утреннего кофе, была густо увита виноградной лозой. Зрелые кисти ягод чернели, отливая фиолетовым цветом, манили сочностью и обилием.
Тед, незаметно для трудящихся, отступил ниже по холму, обошел дом. Его интересовала ещё одна деталь.
Куст желтой розы с яркими, крупными цветами был виден ему достаточно хорошо, чтоб понять, что не засох любимец Глории без заботы и внимания к себе.
Рассмотрев все, что было видно с того места, где он стоял, Лоренс, уже не скрываясь, пошел в сторону сада.
-Бог в помощь!
Крепкий с виду мужчина, щурясь, смотрел на него из-под козырька уже потерявшего свой первоначальный цвет кепи.
Лоренс лично Гранду знаком не был. Но в лицо он племянника Глории знал, видел их вместе в поселке, когда жил там. - Если не ошибаюсь, вы - племянник Глории?
-Да, я Тед Лоренс.
Гранд вытер ладонь о полы рабочей куртки и протянул руку для приветствия. - Приехали отдохнуть или ...как?
Мужчины рассматривали друг друга цепким взглядом, как бы сразу определяя серьезность визита одного к другому.
-Да, хотелось бы взглянуть как тут. Я люблю эту пору. Фрукты, цветы.
Гранд кивнул и, отняв руку, снова принялся за работу. Но было заметно, что уже менее охотно.
Дочь же его, чуть с вызовом взглянула на подошедшего молодого мужчину из-под козырька ладони, стряхнула подогнутый подол юбки, спрятав до колен длинные ровные ноги, затем легко подхватила верхний заполненный плодами ящик и, как африканка, поставив его на голову, грациозно двигая бедрами, направилась в сторону пристроя к дому. Оттуда раздавался шум мотора.
Тед, заметив, как пристально Гранд следит за его взглядом, направленным на аппетитную куртизанку, чтоб снять неловкость, улыбнулся и поинтересовался, что там такое в пристрое гудит?
-Там установка для сушки и резки фруктов. - Не отвлекаясь от работы, но чуть озабоченнее, Гранд продолжил. - Мне здешний пастор сказал, вы будете не против, если мы ...
Гранд обвел вокруг себя рукой, в ладони которой было два огромных желтых яблока.
Тед кивнул в ответ: «Да, конечно. Собирайте, сушите, храните или продавайте все, что здесь растет. Пока вы здесь, вы ...можете всем этим располагать. Это, чтоб заинтересовать вас в работе, уже включено в оплату за аренду. …А ...можно взглянуть…на сушилку? Её раньше …как будто не было».
Тед лукавил. В прошлую осень он сам наткнулся на поржавевшую конструкцию, когда, минуя, занятый уже кем-то из его друзей сеновал, искал, где б провести не душную ночь с подружкой. Сушилка не работала уже несколько лет. За ненадобностью ржавела. Сад убирали нанимаемые теткой Теда люди, она расплачивалась с ними фруктами, оставляя себе свежими немного. Глория предпочитала делать консервы и соки.
Гранд, очень внимательно слушавший фразу Лоренса, касающуюся его теперешних прав на урожай и не сразу понял, что тот имел в виду, когда махнул в сторону пристроя. Он внимательно посмотрел на Теда, на дочь, выглядывающую на них из-за распахнутых дверей пристроя, потом пожал плечами и кивнул. – Отчего ж не посмотреть, смотрите ....
Однако Тед вовсе не собирался мешать работе фермера. Он прошел мимо пристроя, лишь взглянул в его распахнутые ворота. Посмотрел от ворот на двигающиеся ножи механизма, на парок над кубической сушилкой, и тут же развернулся и направился к дому.
Тед намеренно пропустил при осмотре помещения женскую фигуру, стоявшую у покрашенной в зеленый цвет сушилки.
Сразу, увидев Стасс в тени фруктовых деревьев, среди десятков заполненных ящиков, пахнущих дурманящим ароматом зрелых фруктов, он вдруг почувствовал в себе странное волнение. То отозвалось шумом в голове, да звоном во всем его теле. Увидев Стасс вблизи, Тед напрягся. От призывной стервозной улыбки её, от поблескивающих темных глаз блудницы, от позы притомленной солнцем суки будто внезапно да ещё и запредельно поднялось давление в сосудах и сосудиках молодого тела. В ушах послышался шум, во рту его вдруг пересохло. Тед ярко покраснел. Отвел взгляд от Стасс, разглядывающей его с каким-то особым интересом и, чувствуя ватность в ногах, медленно отошел от неё чуть подальше.
Ему стоило большого труда не рассматривать скромно одетую, чуть растрепанную и вспотевшую от труда женщину, как …резиновую куклу. И всё же образ в её облике слишком выпирал. Слишком действовал. Сука во плоти: божественно хороша, легко хватает за живое и соблазнительно дорога.
Именно в тот момент, когда, определившись с ощущениями, Лоренс сделал пару невнятных шагов от Стасс, Гранд понял, что, скорее всего, молодой владелец поместья продлевать с ним контракта на аренду не будет.
Именно так и было. Тед решил отказать Гранду. Отказать с трудом, ибо хозяйственность и степенность самого этого человека были ему уже симпатичны.
Гранд, чуть хмурясь, прекратил работу и, вздохнув, пошел за хозяином. Заглянув в пристрой, он что-то сказал дочери и, отряхиваясь от нападавшей на плечи листвы, поспешил к дому. Решил сразу отчитаться за полтора месяца владения поместьем.
Тед, не останавливаясь, лишь замедляя шаг, оглядывал чистый двор. Любовался подстриженными газонами, свежевыбеленными стволами двух старых вишен, прошелся оценивающим взглядом по ухоженным, с яркими цветами клумбам, обложенным по контуру, фигурно белым кирпичом. А ещё он заметил, что Гранд вычистил и пустил фонтанчик у входа в дом. Веранда дома была отштукатурена, выбелена заново. Бортики её были выкрашены в персиковый цвет. А в беседке, на том же самом месте и даже в той же темно-синей чаше лежали роскошные кисти черного винограда.
Вот тут Тед только и остановился.
-Чистый. Можно есть.
Лоренс оглянулся. Гранд стоял в двух шагах от него.
Тед кивнул и несколько грустно улыбнулся, оттого, что впервые гуляет по этому двору под присмотром.
Положив в рот пару ягод, он присел на один из стульев в тени беседки. - Вы, я вижу, и фонтан почистили?
-Да вот, удобно, сразу можно ягоды помыть и вода по желобкам к клумбам и под лозу течет. Удобно.
Тед сунул в рот ещё пару крупных сочных ягод и, улыбаясь, кивал головой.
Он смотрел на упругие струи фонтана, который не видел работающим уже несколько лет. «Надо же, а тетка говорила, что и думать нечего, трубопровод – ни к черту. Говорила, если только совсем поменять его. «Новый установить, а для чего? Пусть будет статуей». Мы и стали смотреть на фонтан как на статую. А я годы я мыл в доме, выносил ей на тарелке, сюда. Она любила тут в прохладе посидеть, почитать книжку. Любила на «статую» свою смотреть».
Странное, явно неприятное ощущение давило на Лоренса, не мог он с открытым сердцем обрадоваться всему, что получило здесь свои перемены к лучшему. «То ли это грусть по прошлому уюту среди не работающих косилок, сушилок и фонтанов, толи что-то чужое, неприемлемое для души тянет настроение книзу. Надо бы разобраться».
Гранд чуть прокашлялся, видно стесняясь похвалы в адрес своей хозяйственности. Тед, правда, её не прямо произнёс, но взгляд его гулял по устроенному Грандом порядку. И эта не выраженная словами похвала была фермеру приятна. «Вот только Стасс зря ему показалась. Вижу, что-то не так он на неё поглядел. Ну, вот говорил же, вечером займемся сушкой этой, …как сердце моё чувствовало!»
Посидев немного, полюбовавшись уже хозяйничавшим над горизонтом солнцем, Тед поднялся из-за стола. Вышел из беседки. Проходя мимо Гранда, столбом ожидавшего его у крыльца дома, он улыбнулся и, не слова не говоря, вошел, наконец, в дом.
Заметив, что Лоренс лишь посмотрел на двери гостиной, но заходить туда явно не собирается, а направляется в сторону лестницы на мансарду, Гранд спросил: «А что же, дом осматривать не будете?
Тед остановился. Борясь со странным чувством раздвоенности в себе, он посмотрел на крепко загорелого, пахнущего и потом и яблоками человека. Чуть пожал плечами и ответил: «Мистер Гранд, я не буду мешать вам».
Гранд, не поняв ответа, рискнул уточнить. - Вы ...простите, надолго?
-На пять дней. Вечером в воскресенье обратно.
Гранда смущало, что Лоренс, ответив, направился на мансарду. Но вот почему-то дверей при нём он открывать, как будто не спешил.
Отвернувшись спиной, Тед будто стоял и ждал, когда Гранд начнет спускаться по лестнице. Будто ждал, когда он уйдёт.
Гранд же не спускался. Стоял в паре метров от Лоренса и поглядывал на закрытую дверь чердачной комнаты. Поняв по-своему нерешительность Теда, Гранд снова спросил: «Я, почему спрашиваю, мне пастор сказал, что срок сдачи дома целиком зависит от вас. И я бы хотел узнать, вот если я сниму дом на год, это ничего? Вы как, огласитесь продлить со мной договор?»
Лоренс опустил голову, смотрел то на дверь, то на ручку большой сумки, которую держал в руках. Отвечать фермеру Тед не спешил. Да, он знал, что пастор дал разрешение на заселение Грандом дома лишь до поры дождей. Предупредив, что сам не имеет права дать последнее слово при заключении многолетнего контракта, что подпись на договоре либо генерала Велингтона, либо внука первых хозяев этого дома обязательна.
Однако было сомнение в душе Теда. Порядок порядком, но не бывают ли здесь щелкающие фотоаппаратами сомнительные фотографы? Не пасутся ли на лужайке перед домом и не сидят ли в этой памятной ему беседке воздыхатели сахаренного тела мисс Гранд? Не используется ли вся эта очаровательная красота природы как фон, как заставка для эротических картинок мисс Сексапил?
Тед и сам был не лишён такого сорта фантазий. Он в миг представил себе картинку, где используются грозди зрелого винограда, румяные персики и сочные яблочки для прикрытия бюстика и прочих частей тела сочной сучки, дабы придать пикантности этому смазливому бесенку. «Нет, и нет. Дом Глории не должен стать гнездышком «душки Сэт». Нет и нет! Это кино пусть делается не здесь».
Все кто жил в поселке уже забыли, что дом первоначально принадлежал двум честным работящим прихожанам - Артуру и Милен Лоренс. Семьдесят лет …жила здесь их дочь - Глория - не жила, а дом на холме всё равно звался «домом Глории».
Красивый, доброжелательный человек была Глория Велингтон. Что до замужества своего, что после, как сбежала от мужа, женщина жила открыто. Без тайн и вместе с тем непоказно. Умела лечить и кошек, и коз. Никогда не отказывала в помощи и людям.
Глория, сама того не желая, затенила память о своих именитых родственниках. Мало кто помнил, что её отец – кадровый военный - Артур Лоренс, выйдя на пенсию, быстро разбогател на картофеле; что чипсы, которые и сейчас ела и нахваливала вся округа, были сделаны и упакованы на заводе брата Артура - миллионера Роберта Лоренса, когда-то любившего отдохнуть в этих местах от суеты столиц. Забыли и про мать Глории - умелую портниху и модницу Милену, обшивавшую красавиц поселка и ближайших к нему мест.
Спасавшая земляков от поноса и мигрени скромная девушка – вот кого запомнили люди. Та, выучившись на медсестру, очень удачно вышла замуж за подполковника Велингтона. Седовласый военный совершенно случайно попал в эти места. Поломалась машина в дороге. Узнал Велингтон, что живет в поселке полковник, и решил заглянуть за помощью. Судьба - встретил свою женщину-мечту и забрал её …аж в самый Нью-Йорк.
Но вдруг к сорока годам Глория решилась оставить высший свет и вместе с ним самого гордеца генерала. Не разведясь с мужем, она просто…сбежала от него. Вдруг вернулась в поселок и, чуть обновив родительский дом, начала жить жизнью тихой, несветской. Редко, и не каждого приглашала она к себе в гости, жила опять же непоказно и ни с кем не делясь планами на личную жизнь. Дом стоял особняком, на пригорке. Кому придёт в голову, идти туда без приглашения, в гости напрашиваться? …Но кому надо, те не ленились, не пугались крутой дороги на холм, шли. И всегда находили в доме Глории и компанию, и уютный отдых и приятную для души обстановку. И что, что фонтан уже годы не лил воды, что, что не стрекотала механика в пристрое, всех всё устраивало итак.
Дом этот по понятиям Теда - сына Роберта Лоренса навсегда должен остаться «домом Глории»… с вычищенным фонтанчиком ли без – не важно. Но менять статус дома Тед не позволил бы никогда. Хоть и условия соблюдены, и деньги за аренду идут ему и Велингтону не малые.
Тед, чувствуя за спиной присутствие Гранда, вздохнул. Он обдумывал свой ответ ему. Но пока конкретного ответа в его сознании не сложилось. Ни «да» ни «нет», прозвучать не могло.
Медленно он повернулся к Эрвину, стоящему несколькими ступеньками ниже и терпеливо ждущему ответа на свой конкретный вопрос, посмотрел ему в глаза. Помолчав, улыбнулся и попросил: «Мистер Гранд, вы не против, если я сначала отдохну с дороги. …Вот, кстати. Я хотел бы договориться с вами о ванной. Душ тут при всех спальнях. Но я не всегда хочу только душ. Люблю принять ванну. А ванна в этой доме, я знаю, до сих пор только одна. - Тед улыбнулся шире. - ...Одна. А у вас, как я заметил, дочь гостит. Поэтому, если вы не возражаете, я всё же буду посещать вашу часть дома. Для посещения ванны. Но время будет вполне определенным, потому, думаю, обойдемся без недоразумений. Отдыхая здесь, я встаю в десять часов утра. Так что с десяти тридцати до двенадцати дня пусть она будет свободна.
Гранд охотно закивал. - Да, конечно. Это конечно, а ...
Тед, не убирая улыбки, отвернулся и, достав из кармана ключ, начал вставлять его в замочную скважину, однако дверь при легком нажатии на ручку, распахнулась и так. Она, оказалось, и не была закрыта на замок.
С первого взгляда на широкую, залитую ярким солнечным светом комнату можно было понять, что её часто посещает женщина. Здесь не валялись предметы её туалета, Лоренса не сбило навязчивым запахом её духов, но по тончайшим признакам вполне можно было догадаться, что здесь и совсем недавно снова была женщина.
Не переступая порога, Лоренс повернул голову и молча потребовал объяснений у Гранда. Тот, настороженно заглянув в проем, поспешил ответить, почему дверь не заперта: «Вы, уезжая, видно забыли закрыть дверь на мансарду. И я понял это так, что тут надо все держать в порядке. Дочь моя чистоту любит. Она приходит убирать и здесь. Меняет цветы в вазе. Вот занавески на окнах поменяла, кажется, как раз сегодня утром. Спрошу, наверное, не выбросила она старых, прежних. Они сильно выгорели, но думаю, не выбросила. Скажите, она найдёт и принесет вам.
Тед молча смотрел в пол. Гранд, не зная как понять его хмурость, продолжил. - Здесь слишком много света. Не слепит вас? …А хотите, я жалюзи на вот эти окна поставлю? Свет останется, но слепить не будет. Поставить?
Лоренс снова оглядел …личные шестьдесят метров площади. Розовое стеганное атласное покрывало на широкой старинной кровати первым кинулось в глаза. «Чужое». Тед насупился ещё больше. Не из вредности, а всё опять же не воспринимая к душе перемены.
Да комната выглядела ухоженной, даже обласканной ответственным человеком. Человеком, имеющим определенный вкус. Но удовольствия даже от тонкого вкуса не ощущалось. Ибо опять же поступиться неприязнью к той грязи, что липла к пальчикам, да что там к пальчикам! ко всему, что носила в себе эта женщина, Лоренс не мог. Образ суки, зарабатывающей тысячи на выезде к развлекающимся бизнесменам, никак не вязался с женщиной, что с тряпкой в руке, любовно чистила бы краны в туалетах старого дома. «Врёт старик. Дочь выгораживает. Покрывало, шторы - она может тут и меняла, а уют всё равно кто-то другой мастерил». Сухо отказавшись от жалюзи, Тед перешагнул порог чердачной комнаты и по-хозяйски прошел внутрь.
Гранд, остановившись у двери, помялся. Его как бы не пригласили войти. Придирчиво он оглядел чистое, обставленное редкой мебелью пространство, и, не зная, как ему еще намекнуть на интересующий его вопрос, снова предложил свои услуги Лоренсу. - Я еще хотел спросить, а как на счет обедов. Чего вам в поселок каждый раз спускаться. К завтраку нам привозят яйца, бекон и молоко, мы сами готовим. Моя дочь могла бы приготовить его на троих, если вы не против. А обед и ужин нам готовит моя двоюродная сестра. Она помогает мне с уборкой урожая, по дому и с готовкой. Сестра осталась одна, все домашние её разъехались. Я плачу ей, как прислуге. Но вы не беспокойтесь, живет она у себя. Не болтлива, готовит неплохо, да что там, отлично, вот увидите!
Покачав головой, Тед, не глядя на Гранда, стоявшего на пороге, ответил: «Ради всего святого, мистер Гранд, нет». - Чтоб смягчить отказ, он улыбнулся и оглянулся на подуставшего фермера: «Прошу вас, не нужно отвлекать на меня ваше внимание. Я приехал отдохнуть, а у вас как раз горячая пора сбора урожая в саду. Нет, ничего не нужно, мистер Гранд. Приготовить себе кофе утром - я и сам смогу. Да и чаще спускаться в поселок - мне полезно. Я немного начал прибывать в весе. Мне полезно двигаться. Спасибо, ничего не нужно. Вы не против, я прямо сейчас приму ванну?
Гранд, поняв, что его вежливо выпроваживают, чуть хмурясь, кивнул и повернул назад, к лестнице.
Немного постояв в прихожей, поразмыслив, крепыш махнул рукой на собственные мысли и, разок позвав дочь, снова поспешил в сад. «Раз можно, - думал он, - так нечего и скрывать заготовку в прок. Кто знает, задержимся ли мы здесь. А вложенные в ремонт деньги можно оправдать хорошими заготовками, да и продать кое-что. Сколько тут всего. Что за земля тут на холме, чудо! С зернышка сотня. На одном картофеле сколько выручить можно. Вот сразу видно, человек – далёкий от картошки. – И вот тут Гранд кое-что припомнил. Живет он в поселке так давно, что вполне мог вспомнить, чей сын племянник Глории. – Вот черт! Так папаша его на чипсах разбогател. Ну вот, а я-то надеялся, что совсем дурак он, что в хозяйстве не бельмеса. Надо бы отчитаться, сказать, что я уже пару фургонов с овощами в пригород отправил, а то, как бы не осерчал ещё и на это. Подумает, что воруем. Итак в поселке перешептываются на счет моей…». - «Стасс! - Крикнул он ещё раз дочь, пившую на кухне холодный лимонный сок, - пошли! Скоро машина за фруктами подойдет, надо бы ещё ящиков десять набрать».
Стасс, лениво покачивая бедрами, вышла из дому.
Из-за новых легких полупрозрачных штор Тед мог свободно наблюдать работу двух трудящихся в саду людей. Удивляясь, любовался он умелостью и выносливостью гибкой молодой женщины, с фигуркой статуэтки, что на палящем солнце, стоя на тонкой ступеньке, управляется с упаковкой тонны фруктов.
Стасси Гранд не отвлекалась. Снова завернув подол юбки повыше, тянулась руками к верхним ветвям дерева, ловко срывая плотные сочные плоды и заботливо укладывая их в фанерные ящики, подаваемые ей отцом.
***
Тед был шестым ребенком в семье Роберта Лоренса. В меру вдумчивый, в чем-то удачливый, младшенький Лоренс пока ещё не сильно задумывался о роли женщины в своей жизни. В семье даже считали, что он имеет несколько иную ориентацию в своих пристрастиях. Но это было не так. Просто двадцатишестилетний мужчина пока не определил, что и кого конкретно он хотел бы видеть в качестве постоянного спутника в жизни.
В Теде жил творец игрушек. Самых разных. От простых кукол до сложных роботов трансформеров. Отцу его – серьезному бизнесмену увлечение сына не нравилось. Рисунки и эскизы новых поделок Теда летели в урну ни раз, ни два от рук Роберта Лоренса, разгневанного несерьезным делом сына. Он видел в нём финансиста. Он платил за его образование немалые деньги, пытаясь сделать из сына удачливого биржевика. Это было мечтой Роберта, так и не воплотившейся в старших трех сыновьях. Те, как и двое зятев его, работали с ним в одной компании по производству чипсов. А вот из младшего, весьма покладистого паренька, Роберт мечтал слепить то, что хотел - финансиста.
Тед получил ту самую, нужную отцу профессию. Но работать на бирже стал только по чистой случайности. Опять же игрушки помогли.
Тед и в университете мастерил свои игрушки. Однажды из тридцати трёх бесформенных кубиков, находящихся в одной связке, у Теда получилась игрушка, которая заинтересовала китайского гостя одного из его приятелей – сокурсников. Тот предложил студенту - выпускнику место в своей шанхайской фирме, занимающейся робототехникой, а за идею игрушки - транстформера сразу пять сотен…тысяч долларов. Естественно, Тед согласился продать и игрушку, и идею, но уехать в Китай он не спешил. Семья Теда была удивлена и сильно. Даже отец крякнул от удовольствия, узнав, что на деньги от сделки с китайцем Тед купил виллу в Майами. «Я ж говорил, в парне есть талант! Первые деньги - и не отнес в пивную. Вложил в недвижимость. А, …каково! Не вам, картофельные души чета!»
А тут ещё, к счастью папаши, соседом Теда по вилле оказался весьма состоятельный биржевой воротила. Тот как раз и имел «иные ориентации». Познакомившись с Лоренсом, он предложил дипломированному специалисту неплохую должность по специальности. Тед начал работать на бирже. Сначала он был помощником у помощника заместителя финансового директора, а после удачной стажировки и проверки на гибкость вкусов, стал сразу заместителем того самого директора. Любовником своего протектора Тед так и не стал. Но мягкость и порядочность позволили ему балансировать на краю тесных отношений с биржевиком. Тот не обижался на увертки Лоренса и относился к нему по-прежнему покровительственно, вполне уважая за принципы и умение работать не только с финансами, но и «живыми» людьми.
Семья Теда, особенно Лоренс старший радовались продвижению младшенького. За воплощение мечты отец простил сыну даже … «работу при известном в городе педерасте». Даже обещал подумать о включении и последнего из своих детей в ряд наследников.
Тед махнул на все кривотолки рукой и жил, как хотел. Днем заключал сделки, делал по ним расчеты, анализировал общее состояние дел на бирже. А вечером и по ночам занимался созданием своих игрушек. Если работа на бирже приносила ему в год чистый миллион, то за каждую свою игрушку он имел … в два - три раза больше. И известность его, как о создателе необычных игрушек обошла его успехи на бирже.
Предпоследней его удачей была обычная кукла в рост человека. Кукла Ани. С лицом постаревшей, пьяненькой куртизанки. Эту личность Тед подсмотрел в одном из баров в Нью-Йорке, где подыскивал для себя квартиру. Не в баре, конечно, в Нью-Йорке, где часто бывал в длительных командировках по биржевым делам. Обычная «тряпичная тетка» принесла Теду гонорар в три миллиона долларов, на которые он и купил себе нью-йоркскую квартиру. Эту кралю, которую Теду удалось пристроить в Выставочном зале Нью-Йорка, где демонстрировалось искусство модернистов, в качестве фона для работ настоящих корифеев в искусстве, приглядел один французский миллионер. Он просто-таки влюбился в эту Ани. Он просто забредил этой куклой. Тед некоторое время «капризничал», набивая цену своей работе, но когда сумма подошла в той самой, сколько стоила его квартира в одном из небоскребов, он согласился на продажу куклы. Та обрела свой дом под Парижем, а он - необходимую ему для работы квартиру в Нью-Йорке. Тед терпеть не мог жить в гостиницах, и был счастлив теперь: в его новой квартире …целых три ванных комнаты!
Последней его удачей стала прошлогодняя игрушка – Жук Сучок. Есть такой жук в природе, Палочник называется. Он похож на обычную сухую кривую ветку. Тед измелил в природном силуэте жука лишь то, что сделал ему мордашку, как у инопланетянина. То есть глаза жука были выпученными и блестящими, две дырки были вместо носа и маленький, будто резиновый рот. Жука он поместил в малюсенькую прозрачную коробочку в виде летающей тарелки. Открывает такую тарелку ребенок, а жук, от воздуха всасываемого в тело жука, приобретает свои обычные формы. То есть становится похожим на кривой сучок, но с мордой инопланетянина. Оригинальность, простота, компактность и дешевизна игрушки – позволили выиграть Лоренсу в конкурсе «Игрушка года». И ничего, что он стал обладателем лишь третьей премии. Той было достаточно, чтобы внести первый взнос за двухэтажный дом на холмах в одном из элитных пригородов Лос-Анджелеса.
Пока папа гордился им, братья и сестры тихо завидовали и ждали подарков к рождеству в виде копий с его шедевров, Тед развивался. Его покладистости на всех хватало. Ребенок в нём рос гораздо медленнее, никак не дотягивал до возраста оболочки. «Лишь бы не лезли в жизнь, лишь бы отстали с нравоучениями» – вечный мотив молодости. Но вместе с тем появились собственные табу. Хотя какие могут быть «собственные»? Всё прорастает на почве, выношенной тем же папой, его многочисленными, периодически сменяемыми женами, тем же дядей, той же тётей, …даже боссом - людьми, среди которых Тед «развивался».
Здесь, в доме Глории Тед вынашивал ещё одну идею. Он разрабатывал серьезный проект: «гигроскопическую рыбку». Появились такие материалы, которые уже были исследованы и получили оценку как не вредные для здоровья ребенка. Лоренс уже обдумал форму изделия. Сейчас он искал …лицо для такой рыбки. Такой, которая, будучи вынутая из специального пакетика, где её масса и размеры, оставались неизменными, и помещенная в воду (например, в ванну, где купают малыша) могла бы, буквально на глазах, увеличиться в размерах и массе до размеров стандартной книги. Тед не хотел создавать игрушку – монстра. Акул, как он считал, на прилавках хватает. А вот нечто миленькое, чтобы нравилось и малышам, и их родителям - он мечтал сделать. «И пусть себе плавает и миленько улыбается рядом в ванной с малышом. Или в бассейне радует яркостью своей толстушку маму, или …болтается в фонтане - с упавшим туда подвыпившим папой – это не важно. Важно, чтоб мордашка всех устроила».
Вот и сейчас, Тед отправился в ванну не только, чтобы освежиться с дороги, а чтоб и рыбку испытать. Чтоб «мордашку, эскиз которой он нарисовал в автобусе, пока ехал в дом Глории, прикинуть на свою новую игрушку. Это после ему предстоит поработать с математиками, чтоб создать программу для лазерного станка, ваяющего улыбку «милашки Бу» (Тед так решил назвать рыбку), а пока ему предстояло ваять мордашку вручную, сначала в миниатюре. Под лупой и миниатюрными щипчиками и резцами. «Но сначала опробуем фактуру и оценим цвета…»
***
Тед отошел от окна, за которым продолжалась работа Грандов. Ещё раз он оглядел обилие пространства мансарды и, удовлетворенно улыбнувшись, пошел распаковывать свою дорожную сумку.
Затем он сгреб с декоративного блюда пару персиков, которые видимо было деталью общего романтического дизайна помещения, сунул один из них в рот и отправился по делам в ванную комнату.
Ванну кто-то до него недавно посетил. Пол ещё был теплым, работала вытяжка, а воздух был наполнен ароматом геля для душа. Оглядев набор женской косметики, стоявший на прозрачном столике, Тед понял, каким именно гелем пользовалась женщина.
Он посмотрел на двери ванной, в задумчивости поджал губы, вздохнул, переживая за соседство, а потом стал распаковывать свою собственную косметику для ванн. Чуть отодвинул в сторону дамские прибамбасы и выставил на столик свои шампуни и прочую банную чепуху. А вот после… он с необычайной осторожностью достал из маленького пакетика кусочек пластичного полупрозрачного материала. Пока этот невзрачный неровный кусочек даже бы и человеку с фантазией не подсказал, что это рыба. Но Тед кинул вещицу в наполненную ванну, влил туда свой гель для ванн, погрузился в воду и стал …считать. Когда он досчитал до двенадцати, рыбка стала величиной с крупный огурец. А когда цифра счета приблизилась к тридцати, игрушка приобрела свои «качественные» размеры.
Игрушка имела форму золотой рыбки. Высокие плавники её плавно колебались в воде, роскошный хвост был тонким с неровными прожилками. Тед трудился над ним два месяца, вытягивая его понемногу, боясь порвать и испортить. Вместо рыбьей морды была гладкая поверхность, лишь чуть вытянутая в том месте, где должны быть губы.
Тед взял игрушку в руки и внимательно посмотрел на то место, где должна обозначиться физиономия его очередного чудо шедевра. Взяв со столика эскизы, он начал прикидывать «лицо» детской забавы. Он смотрел то на рыбку, зажатую им меж голых колен, то на рисунок, который держал в руках. И был, казалось, не очень доволен работой. Не вязалась мордашка его рыбки с рисунком. «Но, может, это меня запахи отвлекают? Что за вариант ароматов в её геле? – Он потянулся рукой и взял бутылочку с полки. – Мускус, миндальный орех, ах вот оно! валериана. …Чудно! Хотя кошка есть кошка». Он открыл крышечку и понюхал. «Действительно…смесь вопиющая. Достойная её смесь».
На этикетке флакончика была изображена девушка. Тед попытался изобразить нечто подобное на листке бумаги, чуть подмокшей в его влажных руках. Затем, разглядывая то, что у него получилось, прикидывая «лицо» на свою рыбку, Тед с удивлением отметил, что им изображенное женское лицо вовсе не походило на то, что было на этикетке к гелю. «Нет, кажется, у неё было иное выражение глаз…» - думал он, с удивлением заметив общие черты девушки с его рисунка с лицом… Стасс.
Поглядев на рыбку, на рисунок, Тед что-то невнятно пробурчал. Скомкал рисунок и выбросил его из ванны. Потом, взяв рыбку за хвост, поднялся её из воды. Прицепив игрушку на прищепку, Тед повесил макет сушиться, сам зашторился и включил душ. Стал мыться.
Ему было неприятно, что лицо кокотки из стрип-бара никак не идет из его головы.
***
Стасси была младшей в семье бывшего боцмана Эрвина Гранда. Но именно она приносила в его дом достаток и уют. Пенсии старого моряка, да тех денег, что давала ему старшая дочь, работавшая, став инвалидом, маникюршей, не хватило бы на то, чтоб снять дом в этих местах даже на пару сезонов. А Стасс пообещала отцу, что сумеет договориться с новым хозяином дома Глории по поводу того, чтоб снять его сразу на долгий срок. Она готова была заплатить хорошие деньги Лоренсу, если бы тот согласился на ведение хозяйства в этом доме её отцом.
Это на деньги Стасс был на сезон снят тихий уютный домик Глории, обновлен приезжими работниками фасад его, вычищены фонтан и сад. Конечно, Гранд принимал во всем этом самое непосредственное участие, но не по силам было пожилому человеку поднять запущенное женщиной подворье, где больше уделялось внимания цветникам да винограднику.
Приезд молодого хозяина, конечно же, внес изменения в ритм жизни Грандов. Эрвин помрачнел, отвечая на вопрос дочери, согласился ли Лоренс продлить контракт на три года, как хотела она или хотя бы на пару лет, как желал сам Гранд. «Ты предложил ему деньги, отец?» – спрашивала его Стасс. Но пока ему нечего было ответить дочери. А место старому боцману явно подошло. Он бывал здесь еще при Глории, когда в доме случился пожар и многие из поселка пришли женщине на помощь в тушении огня на подворье. Залитый светом солнца дом на холме еще тогда показался старому моряку жемчужиной посреди зеленых берегом тихого поселка. Его собственный дом был расположен в самой низине, и ему приходилось постоянно вырубать молодняк леса, наступающего на подворье. Здесь же, при определенном, вовсе не обременительном для Эрвина уходе за домом, можно было неплохо и тихо жить. Вроде бы и на виду и в то же время, скрытым от любопытствующих глаз односельчан. «Что там год, - думал Гранд, - я б и три, и десять тут прожил. Какой сад, какие цветущие места, под холмом гектары ровного картофельного поля. Я б и кукурузу насадил и сою. … Можно было бы и крольчатником обзавестись. Любо, только трудись. Тихо опять же». Но то, что Лоренс медлит с ответом, Гранд почувствовал сразу.
Укладывая персики в ящики, Гранд поглядывал на окна мансарды и тихо говорил дочери: «Говорит, уедет в воскресенье. А там кто его знает, может и останется. Я слышал, он на бирже работает. Какая там работа, сидишь, смотришь на цифры в компьютере, а тебе за это хорошие деньги платят. Куда ему торопиться, акции то растут в цене, то падают, а деньги от всего этого он сосчитать всегда успеет. Говорит, отдохнуть приехал. А сам приглядывается. Молчит. Его папаша завод имеет, чипсы производит «Лоренс Хруст». Да тут они в каждом магазине есть. …Хоть бы ещё на год контракт продлил. Успели бы и до следующего урожая дожить. Тут только яблок тысяч на десять. Да апельсины скоро созреют. Персики,…виноград. Вон, какой урожай винограда нынче…. Вчера в поселок рефрижератор приезжал. Многие сдают виноград на вино. Прибыльно, хоть и по малой цене сдают. Я б и корову завел вторую. Молоко, сыр. Кто откажется? Не знаю. Темнит он что-то. Может, пастор кого еще нашел. Я после с ним поговорю. Больно уж этот неожиданно приехал. Я б раньше всё узнал».
Гранд подхватывал полные ящики по двое и нес к сушилке.
Молодая женщина, прогнув чуть усталую спину, присела прямо на лестнице. Нашла персик по вкусу и вгрызалась в него крепкими ровными зубами. Она тоже поглядывала на окна мансарды. Хитро щурилась, а иногда и улыбалась не то своим мыслям, не то будто подозревая молодого хозяина в подсматривании за ними.
Когда отец вернулся, Стасс кинула, прицелившись в ящик с гнилью, крупную косточку и вновь принялась за работу. - А ты его раньше здесь видел? Он что и раньше наезжал в поселок?
Гранд, ставя ящик на ящик, поближе к рукам дочери, срывал нижние плоды и аккуратно клал их на дно ящика. - Да бывало. Когда с мужем Глории приезжал на выходные, а когда на недельку - с дружками своими нагрянет. Но вроде тихий. На дискотеку спустятся, бывало, потанцуют с подросшими девчонками. На озере их выкупают, да разойдутся - без претензий. Тихий, не больно кутящий он. Сейчас повзрослел…чуть-чуть.
-Он женат?
Вопрос видно не понравился Гранду. Он зло сверкнул глазами на дочь, хитро улыбавшуюся в сторону окон дома и, забрав один из ящиков, перешел к другой ветке, подальше от неё. Так ей ничего и не ответил. Лишь через какое-то время вдруг спросил: «Не продлит контракта, так что же, снова в город поедем?»
Стасс, спустилась с лестницы, смахнула косынку с густой копны волос, тряхнула ими и, усмехнувшись, ответила на хмурый взгляд отца: «Может, и не поедем». Женщина неторопливо пошла к дому, показывая, что пока с работой она закончила.
Гранд, шумно засопев носом, втянул в себя воздух. Он еще больше нахмурился и сосредоточился на работе. Сам думал: «Как бы еще хуже не было. Ишь, скалится, дура. Нашла перед кем задницей вилять, я его ни пьяным, ни с девкой в обнимку ни разу не видел. Думает и этого срубит. Ох, дров бы не наломала, глупая, задницей-то свой…». Зрелые персики благоухали ароматом. Урожай был хорошим. Будто с сильного огорчения, оттого, что может потерять всё это благолепие, Гранд отыскал на ветке самый крупный плод и от души надкусил его.
Сок брызнул в лицо старого человека. Вместе со слезой, вдруг накатившей на глаза, Гранд вытер сок со щеки, доел персик, откинул косточку в сторону и снова принялся за работу. Вечером он ждал машину, старшая дочь созвонилась с ресторатором, тот хотел купить персики для крюшона. Раз Стасс отказалась работать, надо бы ускориться ему самому. Гранд быстро срывал фрукты и укладывал их в пустые ящики.
***
Гранд работал на судне дальнего плавания боцманом. Работа была хорошей, деньги у крепкого моряка всегда водились. Но случилось так, что во время швартовки в шторм ему сломало обе руки и ногу. Списанный по инвалидности на берег, он долго не мог найти работу. Всё жил на сбережения жены. Страховки и сбережений матроса только и хватило, чтоб встать на ноги да дать рукам хоть какую-то подвижность и силу. Только поправился сам, заболела жена. Да, слава богу, не долго мучалась, умерла. Счета по дому и за лекарства чаще оплачивала младшая из дочерей Гранда. Стасс отличалась редкой самостоятельностью. Она рано уехала от родителей. Ещё была жива мать и не закончена школа, а она уже колесила по Беверли Хилз в поисках работы. Сначала тринадцатилетняя девушка работала посудомойкой в ресторане и занималась на деньги, присылаемые отцом, в школе танцев. Всё мечтала о Голливуде. Но с актерством не получилось. Не тот талант. А вот танцевать у столбика в стрип-баре – это у неё выходило очень даже замечательно. Да и деньги платили такие, что даже матерые проститутки ей завидовали. Уже через два года Стасс смогла снять для жилья на имя матери полдома на улице Зеленой, двадцать один. Снимаясь на календари и плакаты для военных, Стасс смогла оплачивать двухгодичное обучение в колледже, где изучала физическую культуру. Она неплохо умела стрелять из пистолета. Наличие у неё знака «Серебряный стрелок» – именно это и помогло ей попасть в эту школу, куда просто за деньги не брали. Старшей повезло ещё меньше. Влезла в долги, обзавелась парикмахерской. Стригла, красила. А тут в аварию попала. Чтоб хоть как-то встать дочери на ноги, старику Гранду пришлось продать собственный дом и землю. Разумеется, Анела мечтала жить одна, но пока денег на собственный дом у неё не было, она ютилась в кладовке при своей парикмахерской, которую решилась бы бросить только б «при полном съезде на кладбище». Гранд помог ей обзавестись хорошей квартирой неподалеку от работы. А сам вот, как только дочь чуть оправилась от «испуга», вернулся назад, в поселок. К земле. Но была и другая причина. Ещё и потому заторопился назад боцман, что не приятно было видеть, как его младшую дочь под самое утро подвозят до парикмахерской сестры какие-то лысые стариканы или, что ещё хуже, яйцеголовые, из «крутых».
И вот он тут. Тут он как бы дома. Но, по-видимому, с домом Глории у него ничего не вышло, как он ни старался.
Когда до Гранда, наконец, дошло, что дочь его не голливудская дива, а девушка из «вечно загорелых» с плакатов, где чаще видно не лицо, а голый зад, он сначала кинулся на ту с кулаками, пошумел. Даже убить хотел. Да «владелец» его дочки так «наехал» на него, что загрустил боцман. И больше не из-за потери крепости в руках. Понял, каково тогда дочери его приходится у такого «хозяина». «кровавые деньги, выходит. Эх, Сэт…» Жаль ему стало «последыша». «Это очередной сет, Мэри», - говорил он жене, вдруг заболевшей после родов. Любил он её по-своему. За кротость её и молчаливость. А когда сына и в другой раз не получилось, он сказал уже иначе: «Черт с ним, с парнем! При девках проживем, может, еще и лучше». Так и стали вторую дочку боцмана дразнить Сэт. «За что же винить красивую, как десять чертовок, душку Сэт?» Вот и замолчал бывалый моряк, лишь хмурился на «линкольны», какие подъезжали за его младшенькой, чтоб везти её на съемку очередной чернухи или на Карибское взморье, где на яхте какого-нибудь миллионера девочка показывала личный интимный стриптиз для него самого или для его гостей.
***
За пару прожитых Тедом в доме Глории дней, Гранды действительно с ним не сталкивались напрямую. По утрам слышали, как шумела в кране вода, когда набиралась ванна, да по вечерам слышали, как поскрипывали полы мансарды, говоря живущим в нижних этажах о том, что молодой хозяин дома не спит. Всё ходит по огромной комнате или сидит в кресле качалке у открытого окна. То читает при свете, не пугаясь комариного гнуса, то слушает музыку, разглядывая затяжные закаты. Или наблюдает из беседки растущую Луну в черном звездном небе.
Видно все остальное время Лоренс был в поселке, на озере или просиживал у журчащего песню земли источника под холмом, где некогда любила просиживать и его набожная тетка.
С ответом Гранду Тед явно не торопился. Первого это несколько задевало, а второй пытался приглядеться к трудяге и его дочери поближе. Понять насколько промысел последней повлиял на них, как на людей в целом. Но наблюдал Лоренс опять же не навязчиво. Чаще издалека. Через мнение о них жителей поселка.
Пастор, был удивлен, услышав от Теда о наличии в доме Глории кроме Гранда еще и его дочери.
-Старшую дочь Эрвина помню хорошо. И опять же, как человека тихого и доброго. О младшей ничего не скажу. Ни в церкви никогда не видел, ни на дворе их. Так подумать, я о ней не слышал лет десять, а то и больше. Ничем не заметная была. Тихая была. Все в тени старшей сестры росла. Что из нее выросло от такой жизни, не знаю. Но Гранд не жаловался, значит, и эта устроилась. Старшая у них образованная. Стригла, брила тут поселковых. Сама не красавица, наряды всё себе нелепые находила. А вот младшая из её тряпок себе интересные юбки шила. То цветочек к шляпке пришпилит, то бусинку к ленте пришьет - все к месту. О младшей, Тед, ничего не скажу. Ребенком, помню, премиленькая была, как ангел. Надеюсь только, что смерть Мэри не грузом на шею Гранда этой девчонкой повисла. Бог даст, и она в хорошем деле себя найдет. Гранд всю жизнь на своих девочек богу молится, Мэри поминая. Любил тихую, тишайшую женщину. Любил. Видно было за что.
Лоренс, ничего для себя не открыв, шел к дороге на холм.
Встречавшие его поселковые люди тоже не жаловались на какой-нибудь шум или суету вокруг дома Глории. «Все тихо. Никого, с тех пор, как строители уехали, лишних там не было. Сестра Гранда из дома Крафтов, ходит туда полы мыть да картошку строгать. А так все Гранд в саду копошится, да кто-то из дочек его. Наверно старшая, та девушка работящая была. Младшую? Нет, я младшую лет десять не видел. Без меня под стол пошла. Я уезжал отсюда».
Тед понимающе кивал и шел дальше к дому.
Говорил он и стой женщиной, что готовила в доме обеды. С сестрой Гранда. Тед спросил у неё, почему она скрывает, что в саду работает не старшая, а младшая из дочерей Гранда? На что женщина спокойно ответила: «А кому какое дело, кто там работает? Вам? …В поселке каждого свой двор интересует. Меня никто о том и не спрашивал, кто там яблоки собирает в саду у Глории. Никому дела нет, сэр».
Тед заглянув в бар, где ужинал и пил пиво, шел дальше. А дальше шел резкий подъем вверх. На холм. Тед всегда проходил мимо куста роз. Того самого, что так любила Глория.
Куст розы имел сочную листву, не смотря на начинающуюся осень и сушащее солнце. Бутоны были ровно крупными, цвет ярко лимонный выглядел необычным среди красного, розового и белого изобилия цветов.
-Вам нравятся эти цветы?
Лоренс поднял на голос голову, и тут же заметил в открытом окне женщину.
Тонкая облегающая кофточка эффектно обтягивала прямые неширокие плечи женщины, её высокую округлую грудь и тонкую талию.
Только слепой бы не понял, что кофточка была надета на голое тело.
Закинутой рукой Стасс придерживала густую копну темно-каштановых волос. Щуря темно-синие, сейчас казавшиеся черными, глаза, второй рукой она зачесывала волосы в высокий хвост на макушке. Поднятые с плеч волосы делали шею высокой, гордой. Овал лица поражал ккрасотой симметрии. Был нежен, без углов. Прямой нос Стасс был слишком красив, чтоб не заподозрить участия умелого врача- косметолога. Губы её не обладали излишней пухлостью, но рот был большим, как считалось, сексуальным. Кожа, укрываемая от загара, была ровной, матовой. Не было мужчины, который бы не восхитился её гладкостью, сравнивая с атласом. Жесты женщины были намеренно замедлены, ленивы. Но даже Тед уже знал, сколь сильна эта женщина, что с легкостью поднимает и ставит себе на голову целый ящик зрелых фруктов и спокойно, не напрягаясь, несет их, покачивая бедрами, как лодка при волне бортами. Длинные ноги Стасс, будто мастер ювелир вытачивал, ни жиринки, ни выпирающей косточки какой. Ровные, манящие взгляд. При этом Стасс ходит, делая ровные плавне шажки, будто просто, как все шагать - она и не умеет.
Вот только сейчас в прямоугольнике проема окна она увиделась Теду такой, какой он ни раз видел её на плакатах в студенческом общежитии. Ветки с яркой листвой, да чистые отплескивающие солнечные лучи стекла окон вполне, как подумалось Теду, могли бы служить очередным интерьером для съемок душки Сэт в неглиже. А желтая роза, что росла под её окнами, вполне могла бы украсить единственной дополняющей деталью её неземную красоту.
Тед сглатывал слюну, сжимал зубы, и щурился. Глядя вверх, он не знал, как без труда, не ответив ни словом, ни жестом, уйти из-под окон женщины, соблазняющей его без особого труда. Уйти от Женщины - желания.
-Здравствуйте, мистер Лоренс. - Женщина тряхнула головой, и рассыпались по плечам её густые, чуть вьющиеся волосы. Дерзкая челка упала на чистый лоб, улыбка открыла два ряда белейших ровных зубов, смех зазвучал тихо, нежно… И Теду показалось, сил у него не хватит, чтоб отказаться, если такая женщина его позовет. Вот тут бы по стене и полез!
Единственное, на что хватило его сил, это улыбнутся на вопрос о цветах и приветствие, да отойти к спасительной беседке, скрыться в переплетениях виноградной лозы и дать остыть горению щек, нутра и мыслей в голове. «Красива, ... - он вздохнул, зажмурив глаза, - но отчего ж она так ненормально красива? …Дрянь должно быть. Оттого и жжет».
Тед сел за стол в беседке. Оглянулся из-за укрытия на окно, где стояла женщина, но та или ушла, или просто отошла от окна. Её уже не было видно.
Он отщипывал виноградины, по три - по четыре клал их в рот и прохладой сока пытался погасить волну возникшего в нем желания. «Вот ведь ...какая?! И, кажется, без капли фальши. Будто она сама такая, такая и есть, а не играет. И одета вроде просто. Кругом в этих …черных водолазках ходят. Только на ней всё не так видится. Фигура, лицо… Красива. Вот уж не отнять. Красива».
Лоренс вздохнул, подавился ягодой, раскашлялся и вышел к фонтану напиться. Еще раз посмотрел в окно. Женщины не увидел. Обозлясь на себя, на волну в себе, он грубо выругался на женщину и, зайдя снова в беседку, принялся листать книгу, пытаясь, что-то там прочесть при свете полной Луны. Выпавший сухой лист указал ему на стих, который видно часто перечитывали. Он был о том, что все проходит. Что все забывается. О том, что относиться к идущему на встречу мгновению надо легко, как к очередному вздоху. Лоренс еще раз, чуть отставив книгу в сторону, прочел уже вслух:
«...Кончается дождь,
Кончается суша,
Кончается день и кончается ночь.
Уходит прочь солнце,
Уходит прочь стужа
И грозные тучи уносятся прочь.
Уйдем ты и я.
И с нами в безмолвье
Провалятся чувства и наши тела.
И только лишь время,
Что дано лишь на время,
Торопит любить и творить чудеса”.
Он повторил стихи ещё раз, уже не заглядывая в книгу. Он проговаривал строки, улыбаясь. В нем вдруг все успокоилось. На лице заиграло тихое удовольствие.
Заложив лист обратно, Тед положил книгу на место и вышел из беседки. Раздумав идти отдыхать, он снова пошел к дороге, ведущей к поселку. Сегодня был день дискотеки.
***
Молодежи в поселке было мало. В основном на дискотеке здесь появляются те, кто приехал сюда на неделю-две, чтобы помочь предкам в уборке урожая или подзаработать на этом же. Может, уже в воскресенье кто-то из этих хохочущих над чепухой зеленой поросли этих мест, отправится назад в город, возможно, в колледж или на работу. Захватит из дома бутыль молодого винца, сладких вяленых ягод и снова к себе, …к чипсам, гамбургерам…. А кто-то увезет с собой кучу незабываемых воспоминаний, чтобы жить ими вплоть до следующей поры созревания винограда.
Многие уезжают отсюда невестами. Ничего что некоторым из них едва пятнадцать лет. Есть и такие, кто ищет судьбу второй и третий раз. Заглядывая в глаза загорелым, крепким парням, будто рожденным для таскания непомерно тяжелых корзин с виноградными гроздями и зрелыми персиками, молодые женщины ждут свой Перст судьбы. Улыбки их затаенны, белозубы, глаза блестят желанием....
Лоренс ещё днём был приглашен группой парней, приехавших к родителям. Лишь двое-трое были ему ровесниками, остальным было лишь лет по двадцать. Чувствуя себя переростком, Тед смущался общения. Но оказалось, его здесь знают. - Привет, Тед!
Он то улыбается, то машет кому-то рукой, приветствуя, удивляется, видя изменившиеся лица повзрослевших ребят, тех, кого не видел уже несколько месяцев или даже лет.
-О, привет! Как поживаешь? Опять выросла?! Да куда же ты тянешься, радость? Я скоро стремянку начну с собой носить, чтоб поговорить с тобой.
-Да брось ты! Мне до твоего роста еще лет десять тянуться. Где был-то? Женился, наверное?
Его первая партнерша по медленному танцу пахнет ранетом. Вторая - персиком, третья - жасмином ....Голова его кружится, от молодого вина, подаваемого тут же в баре, но больше - от юных партнёрш, жарко дышащих ему в шею.
А он отвлекается от навязчивой, до опасности навязчивой мысли о той, что тайно следит за ним из окна дома Глории.
Стасс дожидалась его позднего возвращения. Прислушиваясь к шагам его, пытаясь поймать рядом с ними звук еще пары чужих легких ножек. И всё удивлялась на одинокие, усталые шаги его, не беспокоящие соседей. Ни в первый день, ни во второй, никого он не привел в дом. Не пригласил тайком наверх, в просторную свою мансарду, не потащил на сеновал, где запах ароматного сена помогает забыться от боли в спине от великих трудов в садах.
Стасс снова поставила в вазу свежие живые цветы, пытаясь угадать, какие же ему нравятся? Думала про Лоренса: «Чудной. Что ж он там, в баре да на дискотеках желвачку жует да воздухом дышит? Не верю. Тетка его не зря от сухаря генерала сбежала. Должна же быть и в нем какая-то живая жилка. – Женщина осторожно выглянула в окно. - А вот и он. Идёт. …Что, опять один? Опять только жвачку пожевал?» - Стасс юркой змейкой кинулась назад, к дверям. Повернула загодя подобранный к двери мансарды ключ и притаилась за дверью в темной гостиной.
Вот как раз о ней думал Лоренс, возвращаясь с веселой дискотеки в одиночку. Нет-нет, да вплывут в его затуманенную молодым красным вином голову желания …подержаться за такую женщину. Выспрашивая у всех, не видел ли кто в доме посторонних, он всё хотел поймать за слово, если кто скажет: «Да видел, живет там одна…кукла с картинки». Но никто ему так не говорил. «Судя по всему, сезон закончится, все разъедаться по домам и никому не будет дела до красотки Сэт. Какого черта я думаю о ней?»
На дискотеке проводили добровольный конкурс «кто кого перетанцует». Лоренс танцевал четыре с половиной часа. Уже не для удовольствия, а отрабатывая деньги приятелей и их подружек, поставленные на него и партнершу. А так же из-за их горячего желания, чтоб победили именно они. Он держал на руках уставшую девушку, рассказывая ей, как он будет после купать её голой в озере, под звездами. Выиграв бейсбольную биту, а партнерше - бусы из бирюзы, Тед, вспотевший, но счастливый, получил – таки приз и прямиком понес свою партнершу к озеру. Туда пошли многие из тех, кто был на дискотеке. После купания в озере и долгих проводов любительницы французского поцелуя, взмокший, и совершенно уставший, он едва дополз до дверей мансарды. Полз…и думал: «Вот бы встретиться. Может, с хмеля да усталости прорвет меня. Нахально протяну руки, и …. Неужели дастся в руки?»
Он включил настольную лампу, откинул атласное покрывало, сел на широкой кровати и принялся рисовать лицо своей партнерши по долгому танцу- пари. Более десятка рисунков получилось у него. Ни один не понравился, чтоб для души.
Уже начало светать. Он повалился на подушки, и устало зажмурил глаза. И тут он снова подумал о Стасс. Вернее, он вспомнил о ней, как о Сэт. «Какая дурость! Почему я все время думаю о ней?! …Только ли в связи с домом Глории? …Да, надо решить с Грандом. Против этого трудяги я ничего не имею, пусть бы себе жил здесь. Но эта ...ведь дистанционно мучает, …тело в куски, как же хочется её!»
Припомнив манящую улыбку женщины, причесывающейся у открытого окна, Лоренс нахмурился. «Нет, пусть эта дива отдыхает от своих сеансов где-нибудь в другом месте. Не здесь».
На этой мысли он и провалился в долгий и глубокий сон. Без див, без отраженных в озере звезд. Под будто всё еще звучавшую в ушах мелодию, долгую-долгую. Тело его то приходило в движение, то снова замирало. А, проваливаясь в самые глубокие каналы сна, сознание вдруг вспыхивало искрами, делясь на самые-самые мелкие мгновения. И виделась ему желтая роза. Была она плотным бутоном и вдруг красиво распустилась в его ладонях ....
***
В воскресение он проснулся позже обычного. В доме было как всегда тихо. Достав из холодильника морковный сок, Тед выпил его. Затем, привычно накинул халат, зевая, достал полотенце и направился в ванную. Голова его гудела от выпитого накануне вина и долгой бессонницы.
Тед остановился у стола, посмотрел рисунки. На них была изображено одно и то же женское лицо. То с улыбкой, то усталое. Рисунки и сейчас не понравились ему. «Они не рыбьи» - думал он, сметая бумажки в урну.
Он снова выпил сока и пошел к дверям ванной комнаты.
Дернув на себя ручку двери ванной комнаты, он замер у её порога.
Грациозно, не спеша, держась за бортик, из ванной выходила Стасс.
Естественно, она сразу увидела мужчину в дверях.
Тед, еще и не отмер, чтоб найти в себе силу проснуться окончательно и понять, что происходит. Он моргал, чуть хмурясь, и не отрываясь, смотрел на женщину. И только когда та, сорвав с вешалки полотенце, прикрылась им, он качнулся назад себя, и одновременно они произнесли: «Простите, но я ...» Он сделал шаг назад, прикрыл дверь и, тупо глядя на неё, смотрел на руку, державшую полотенце. Смотрел на него так, будто то было не его полотенцем.
Потом он нахмурился, повернулся к двери спиной и хотел уже уйти, но дверь открылась и, приятно пахнув на него запахом свежести, вышла Стасс. - Вы можете зайти. Извините, я ...
Женщина выпрямилась, прикрывая рукой грудь, хорошо заметную в разрезе розового махрового халата и улыбнулась.
А Лоренс, подумав: «Лучше бы она этого не делала», - еще сильнее нахмурился. – Простите, я не вовремя.
-...Нет, это вы меня простите, я думала, вы уже приняли ванну. Ведь уже второй час. - Так и придерживая у груди узкий вырез халата, женщина, чуть наклонив голову, прошла мимо Теда и начала спускаться по лестнице вниз.
Он следил за ней долгим взглядом. Хмурость в его лице не прошла. Он счел это провокацией со стороны крошки Сэт. «Сэт, и снова Сэт….А ведь мы еще и не играли»
Зло хмыкнув, Тед пошел в ванную. Он совершенно не воспринял замечание женщины. Будто и забыл о договоренности. «Время? Ну и что, что второй час?!»
Конечно, он, перестав кипятиться, окончательно проснувшись, понял, что произошедшее – случайность. Что он просто проспал урочное время, и потому эта встреча произошла. И все же в голове его снова замерцала мысль о том, что дом Глории не стоит оставлять на старину Гранда. «Старика жаль. Жаль. Ну, …если только на год. Не хочется, чтобы она тут …царствовала. …Царствовала? Подожди, я уже два дня здесь. Но что-то ли «лимузинов» нет, ни она – никуда. Может…в отставке? Нет, вряд ли, сексуальная энергетика запредельная, кто ж от такой прибыли откажется….Ой, и заморочила ж она мне голову!»
Снова в нём появились сомнения. И настроение чуточку съехало. Он посмотрелся в зеркало, недавно отражавшее тело красивейшей из женщин. Его богатая фантазия позволила ему легко представить стоявшую перед зеркалом женщину. На лице его заиграла усмешка. Успокаивая себя, он думал: «Если бы её красота была доступна не только объективу и камере, она бы не выглядела после нескольких лет работы столь свежей. Может, я накручиваю? Это всего лишь работа? Имидж девки, а в жизни она другая. …Другая? А разве может так улыбаться …другая? Ну, хотя бы та, что бегала за мной полуголой у озера? Нет. Здесь иное. Тут профессионализм. Понимание того, что от неё требуется. Что и когда. Потому и кажется она …другой. А сама все та же. Как в камеру смотрит. И ...улыбается, ...как ш –ш-шлюха». Тед брезгливо передернул мышцами лица. Потом, уже побрившись, освежившись лосьоном, он, обозвав себя ханжей, все же согласился, что Стасс - красивая женщина.
Он вышел из ванны, имея снова непонятное чувство раздвоенности. «А ведь уже вторая половина воскресенья? Гранд наверно ждет ответа. Да и мне бы не хотелось бросать дела и возвращаться сюда еще раз ради такой ерунды, как подпись на бумажке». Лоренс глубоко вздохнул, посмотрел в пролет лестницы и повернул к себе на мансарду.
Поднимаясь по лестнице, он с удовольствием отметил, что несколько дней на фруктовой диете, на чистой воде и воздухе - сделали его тело легче, шаг пружинящим. «Полнеть начал ....Надо бы почаще сюда ездить. Подальше от гамбургеров и прочей сухомятки. Прогулки вниз - вверх по дороге к кафе и дому не дадут обвиснуть моему животу. Насильно крутить железо - только себя портить. Бокс ладно, для тренинга. А тут, ...вот пойду сейчас в кафе ...”- Тед причесал волосы, потом энергично покрутил головой, растрепав их снова, улыбнулся и, скинув халат, начал одеваться.
Но, натянув джинсы, он остановился и не стал надевать рубашку. В дверь постучали.
На пороге стояла Стасс. Её элегантное платье, …прическа, макияж - все говорило за то, что его хотят лишить прогулки до кафе. «Пришла пригласить на обед», - подумалось ему. Тед шумно дернул молнию, застегнул пуговку на поясе и чуть хмуро, выжидающе посмотрел на элегантную женщину.
-Мистер Лоренс, я...- Она все заметила. Всё. И как он нервно застегивал гульфик, и как сузились его глаза, выражая презрение к ней, когда он застегивал тугую пуговицу джинсов на поясе ...нервно, прямо на её глазах.
Стасс лишь на секунду опустила глаза. Тед был прав, её профессионализм научил её смотреть в глаза всякому мужчине и любящему её и презирающему. «Он рисует женщин. Он рисовал и меня. Пусть, что он смял тот рисунок. Но он ничем не хуже тех, что лежат на его столе. Он презирает меня за ремесло. Значит, он невежественен. Я ничем не хуже этих простушек из низины. Ладно, пусть так. Но отцу нужен дом. Пусть добрых отношений не получилось. Но дело в доме… Может, он не хочет оставлять дом именно из-за меня. Хорошо, я скажу, что я уеду. Пусть так…» - Никогда ранее не щемило так её сердце. Никогда ещё она так сильно не желала того, чтоб мужчина не отводил от неё взгляда.
И вдруг, будто огнём по живому, она широко раскрыла глаза. «Боже мой! А может, я влюбилась? Я…гоняюсь за его тенью, или наоборот, наряжаюсь, забегая на шаг вперед него, …а для чего? Для кого?…Для этого надутого голубого индюка? …Боже мой, нет…пусть как все, возьмет, что желает. А я останусь при своём!»
Лоренс молча пережидал, когда женщина уйдёт. Он не видел вспышки румянца на припудренном лице, он смотрел в пол.
-Простите…
Сколько магнетизма в её голосе? Мириады!
Он поднял глаза. И тут же прищурился. Солнечные лучи и ветер из распахнутых окон делали её, покорно ждущую его прощения в проеме двери, призраком. Тот будто показался, замер и вот-вот исчезнет.
Она же видела его на фоне света. Тело крепкое, молодое, нет, не «рисованное на фоне полупустого пространства мансарды», а живое. С ровным крепким загаром, с капельками воды, стекающих с сырых темных волос. Яркие серые глаза теперь показались ей голубыми. «Отчего же он щуриться? Так он хочет смотреть на меня или …нет?» - Мистер, ...э...Тед, я хотела спросить, вы случайно, не едите сегодня в город?
Ответ его прозвучал откровенно резко. - А почему это интересует вас?
Он был выше ростом Стасс, выше на голову, потому, чтоб на отвлекаться на лишнее, а «то» было прекрасным, имело необычайно манящий запах, цвета, он продолжал смотреть поверх её высокой прически и более никуда.
-Я собственно хотела напроситься, если вы на машине…. До автобуса так далеко идти. А мне как раз нужно в город.
Тед был чересчур сух. Чересчур. Это бросалось в глаза. И все же она попыталась не спугнуть его навязчивостью. -Надо было ехать вчера, когда увозили фрукты. Но я …. Мне хотелось провести здесь ещё день. Здесь так красиво. Но мне пора уезжать. К сожалению, я не могу себе позволить долго отдыхать. В голове её закружилось: «Ах, ну почему же он не смотрит!»
А у него было иное настроение: «Ну да, сейчас я расчувствуюсь оттого, что ты спешишь снять милый кадр: текущая слюна по бритому лобку».
-…И ещё я бы хотела взять с собой виноград. Здесь растет такой, какой в магазине не купишь.
Его молчание даже ей уже казалось неприлично долгим. «Ну, допустим, навязываюсь, - думала она, - ну так что? Ведь ты можешь отказаться. Сказать нет. Ну, так чего же ты молчишь?»
Лоренс молчал. Пахло дыней. Зрелой, сладкой. «Фуй! И духи-то …не обойдёшь. Ну что еще?! Видишь ведь, не желаю дыни твоей!».
-Я не поняла, так вы не едите? –Гордость и да, профессионализм не давали ей права уйти без его ответа. «Ведь что-то, пусть грубость, он должен мне ответить. За что же он так оскорбляет меня? За что? на ханжу не похож, ведь купался же он с такой же, я слышала их смех у озера. Так почему он так оскорбляет меня?!»
И вдруг ей удалось уловить в его взгляде то, что он сильно – сильно скрывал. «А, так он просто…хочет меня? Может он ждет, что я отдамся ему? Ха! А я уж подумала, что он другой. Значит так? Что ж…»
Профессионально, она сделала шаг вперед и, не отворачиваясь от него, закрыла дверь на ключ. Ловким движением она расстегнула молнию на платье, буквально смахнула с себя бельё и приблизилась к нему. Голая.
Тед сморгнул. Он не понимал, что он сделал такого, что она поняла его именно так. Будто ребенок, он широко раскрыл глаза и …испуганно отстранился. Сделал шаг назад.
Руки женщины обвили его голую спину. Мышцы её тут же напряглись. Руки Стасс были столь нежными и ласковыми, что малейшее касание ими буквально возбуждало.
-Так вы мне и не сказали, хотите ли вы взять меня, …взять меня с собой?
Глаза её заволокло каким-то туманом. Такой синий, глухой туман скрыл от него всю правду глаз её. Губы её были сжаты. Она будто хотела улыбнуться, но не позволяла себе этого.
Руки её скользнули к его поясу. Буквально пара вздохов и он был ею полностью раздет.
«Ну, теперь вопрос, как ты завалишь мои сто килограмм, детка» - он старался просто следить за ней. Ему казалось, что это вполне ему удается. Но тело наливалось силой, сосуды кровью. Трепет передергивал его лицо. Ему только казалось, что он, как стена. Но её руки, тело не каплей, бурной волной точили его упрямство. А руки его, опущенные вдоль тела, протестуя, пульсировали кровью в кончиках пальцев. Чтоб не дрожали пальцы, Тед сжал кулаки, будто пытался ими защититься от власти женщины. Она насиловала его.
«Так ты, значит, этого хотел?…. А я-то думала, ты брезгуешь меня. Что ты …гордый… Как всё просто… Как всё обычно и скучно» Она тоже молчала, разглядывая его. Когда всё кончилось, он лежал бревном возле неё. Смотрел в потолок, когда её милые, тонкие пальчики успокаивающе гладили его вздымающуюся вспотевшую грудь.
И вдруг она сказала: «Что я здесь делаю? Зачем же я пришла сюда? Никак не вспомню…
Голос Теда был низким, хриплым, будто он неделю был перед этим в запое. – Вы, вы…просили меня о чём-то.
Стасс приподнялась на локте, посмотрела ему в лицо. - Что? Я? Странно …
Он скосил на неё глаза и тут же, затяжно охнув, отвел их в сторону: «Вы, вы…уезжаете?»
Она решила не лгать. - Я не знаю. У меня пока есть время ....
«Между винтами задницей?», - усмешка пробежала по его лицу. Но только он шевельнул пальцами руки, касавшейся её кожи, как волна, судорогой прошлась по его телу. Он глубоко вздохнул и попытался подняться с кровати, как он на ней оказался - он и не помнит.
-Сожалею, но я не закончил дела…здесь. …И…и…извините, мне нужно одеться.
Его джинсы валялись у самой двери, где Стасс сняла их с него.
Тед посмотрел вниз, пенис бессильно болтался между двух ног. «Мать твою! Отодрали …девушку, а я так страховался»…-Улыбаясь, он прошел до одежды, качаясь, хватаясь руками за косяк распахнутой двери, стал одевать джинсы.
Стасс оделась гораздо быстрее. Тут же, рядом с его ногами лежали её белье, платье. В глазах Теда мелькало всё, он даже не четко видел, насколько быстро она всё обратно надела на себя. Изящно поправила прическу, улыбнулась, будто сказала: «не нужно меня провожать. Я знаю, …знаю свою дорогу».
Тед смотрел на неё с тоской. Взгляд его приобретал трезвость. Он уже не шутил. Он видел и любовался той, что спускаясь по лестнице, начиная с ног, исчезала с его глаз. Тихо-тихо он проговорил: «Эй, эй… вернись. Я…хочу тебя».
-Сэт, …Сэт,…останься. Я… отвезу тебя, я…сделаю, как ты хочешь….
Она замерла в шаге.
Он видел её хрупкую половинку. От головы до округлости живота, видимо тоже чуть потного, потому прилепившего к себе пурпурный шелк платья.
-Иди сюда, не убегай…- Он растягивал слова, будто ленился произносить их. – Иди, ты …выиграла свой сет.
Она приблизилась. Он обнял её, продолжая оглядывать. Её ровную спину, пушистые, чуть примявшиеся кудри, выбившиеся из высокой прически. Он провел ладонями по её рукам, до кистей. Взял за обе руки и так, …потянул к кровати.
Он не отдавал ей долга. Он даже не мстил ей. Он …будто действительно прощался с детством в себе. С тем, что позволяло ему, давало право делить людей на порядочных и непорядочных. Теперь он знал, что ни тех, ни других на свете не бывает.
Когда она ушла, совсем ушла, забрав валявшиеся на полу вещи свои, Тед, превозмогая усталость, потянулся к блокноту. Он сделал лишь один рисунок. Посмотрев на него сквозь щелки слипавшихся глаз, он удовлетворенно дернул губами, будто пытался улыбнуться. И отключился.
Лицо красивейшей из женщин, со спокойным чуть усталым выражением глаз, с огромными рыбьими губами смотрело с упавшего на пол блокнотного листка.
***
Очнулся он только поздним вечером. И первое, что вспомнил, посмотрев на белеющую на небе Луну, что он обещал женщине отвезти её в город.
Медленно, ощущая приятную боль в каждой мышце тела, он поднялся с мятых влажных простыней. - О, чёрт…уже девять!
Он принял душ, оделся, решив пойти в поселок ужинать. Ему просто страшно хотелось есть.
Услышав шум из пристроя, Тед нехотя направился туда.
Стасс и Эрвин перебирали подвяленные резаные яблоки. Пахло дивно хорошо. Тед вздохнул глубже и остановился перед работающими. Гранд сразу повернулся к нему, спустился с ящика, на котором стоял для удобства работы.
Тед смотрел на Стасс. Ей пришлось остановить работу. Она не сходила с ящика, была почти в рост Лоренсу. Поэтому и смотрела прямо ему в лицо.
Тед прочистил горло, прежде чем сказал: «Я…обещал отвезти … в город, а сам заснул».
Стасс смотрела ему в глаза, пытаясь понять, что значат его слова. На извинения они не походили.
Гранд, почувствовав замешательство дочери, тут же сказал: «Да что ей тот город, успеет ещё. Пусть работает, пока не тревожат».
Будто последняя фраза царапнула его слух, но…уже не больно. Он даже не поморщился. Он продолжал стоять перед ней. Смотрел прямо в глаза. – Так ты уезжаешь?
- Зачем же к ночи в дорогу? Утром. Утром я уеду. Уеду, правда.
Ничего не ответив на это, Тед развернулся и пошел дальше.
Но видимо что-то поменялось в его намерениях.
Стасс всё стояла и смотрела на него.
Тед вдруг резко повернул назад, обошел угол дома, а когда появился снова, она увидела в его руках большой букет роз. Букет желтых роз.
-Что это он? …Кому-то цветы понёс….Думаю, Майре, барменше из кафе.
Гранд вытер пол с шеи. - Она уже всем разболтала, что целовалась с ним в винограднике, рассказала, что купались в озере с ним. Ага. …точно, цветы ей понёс…Ох, и дура ж, эта барменша!
Руки Стасс бессильно повисли вдоль тела. «Дуры мы все».
-Стасс? …Эй, …ты что? Сюда смотри, говорю. Оттуда тебе ждать нечего. Давай, помогай, ну…
Стасс медленно повернула к отцу лицо, посмотрела на него не видящим взглядом, спустилась с ящика и, покачиваясь, словно сильно пьяна, пошла в дом.
Старик плюнул в сердцах и принялся трудиться за двоих.
***
Сбегая по тропинке вниз, к дороге в поселок, Тед уже решился оставить дом Гранду. Пока только на год. Но это решение уже было неизменным.
В кафе он поужинал, устало перекидываясь фразами с девушками, обслуживающими его. Подсевшие к нему пара парней, с удовлетворением хмыкали на его усталый вид. - Нелегко победы даются, а, Тед?
Лоренс кивнув, вытер рот салфеткой, расплатился и вышел из-за столика.
Девушки шутили на счет его букета роз. - С кем прощаться-то пошел, С Майрой или Анной? Одна охрипла от ревности, оттого что другая простудилась, купаясь с ним нагишом. Ха-ха!
Лоренс, улыбаясь, кивал им, не отвечая на насмешки. Выйдя из кафе, он направился к дому пастора. Беседа их была не долгой.
-Тед, если ты сможешь завтра пораньше встать. Я схожу туда с тобой. А ночью…. Кладбище – не дискотека, Тед, лучше посещать его днем.
Добрая улыбка пожилого человека действовала на Лоренса успокаивающе.
-Я решил подписать контракт на год. Пусть Гранд живет там до следующей осени.
Пастор кивнул. Седина его блеснула при свете Луны. - Ну и правильно. Эрвин – хозяин хороший, дом будет под надёжным присмотром. Я прослежу, чтоб он к рождеству перевел тебе плату за дом уже за следующий год.
-Спасибо. - Тед развернулся и пошел…всё-таки в сторону кладбища.
-Тед!
Лоренс оглянулся.
-Ты, если захочешь, заходи утром. Я встаю с рассветом. В церкви бываю уже в шесть утра. Приходи, я схожу с тобой к Глории.
-Спасибо. - Тед снова повернулся к дороге за город.
Окончание следует