Виталий Крылатов
Русалочья икра.
Краснодар 2006
«Икра красная, русалки, в масле…»
Пролог
…Эта часть дороги в Ру шла вдоль берега, и зимой море частенько выбрасывало сюда свои ноздреватые льдины, с впаянными в них лохмотьями водорослей. Сейчас же пыль дороги уже изрядно запорошила глаза Диру, он то и дело ковырял толстым пальцем в углу глаза, выуживая очередную режущую песчинку. Глаз щипало, Дир злился.
-Чертов ветер! Ну, вот… опять…
Его брат, молчаливый Даф, сосредоточенно отмеривал шоссе подошвами тяжелых, кованных железом, ботинок.
Ветер нагло толкал людей в сторону, шумел в ушах. Бежевая рубашка Дира отметилась потом. Даф шел чуть оборотясь в сторону моря, его глаза цеплялись за бесконечные шеренги волн, налегающих на берег.
-Если не сбавим, то придём вовремя – Дир засунул часы в карман, старые часы без ремешка, ремешок был, но оторвался и пропал в домашнем хламе.
Дир не говорил с братом, Дир просто высказывал свои мысли – впечатления, навеянные обстановкой. Изредка ботинок Дафа ловко отшвыривал пустую консервную банку, на которой виднелись выцветшие иностранные буквы. Дорога шла вдоль берега, пустые бесконечные пляжи, поля ненужного песка - в этом море никто не купался.
Внезапно Даф остановился, сзади на него налетел Дир, который глядел в другую сторону.
-Гляди, Дир, что ты видишь? – он показал брату на предмет в метрах десяти от них. Что-то выбросило море.
-Человек! – Дир подбежал – Даф, это девушка…
Даф подошел, чуть быстрее, чем обычно.
-Утопленница – констатировал он.
Она лежала, наполовину в бурых водорослях, вода растрепала длинные волосы, и море ещё не изуродовало её.
-Кажется, она умерла совсем недавно, где-то час или два назад – отметил Дир. Ветер обвел двух людей кольцом. На ней не было одежды.
-Надо вытащить её. Они взяли её за руки и потащили из ила. Ветер, небо и море. И утопленница. Небо серое, утопленница красива.
-О, Боже! – прошептал Дир – ты посмотри, это не человек, Даф!
У девушки был рыбий хвост. Даф бросил руку, она показалась ему теплой.
-Да, брат, хвост.
-Но у людей нет хвостов, ведь так? - Дир, прищурившись, глядел на хвост так поразивший его.
–Что это?!
-Я не знаю, Дир. Может это… русалка? – он наткнулся на изумленно-серые глаза брата.
-Что же делать? Даф! Мы же не можем уйти, оставив её одну…
-А она точно мертва? – вопрос остался без ответа. Даф поглядел на море – откуда оно выбросило этот ужас?
Солнце играло на изломах волн, зелёных, до глубины, и таких пахучих…
Даф сказал. – Надо сходить в Ру за полицией, а кто-то из нас посторожит её.
-Остаться здесь?! Одному?! Ну, уж нет! – Дир оглянулся.
-Здесь никого нет, Дир! Ты же взрослый мужчина!
-Сходи на маяк, к Гоору, пусть он позвонит в полицию…
-Не хочу впутывать его сюда – это мы нашли её, и мы должны сообщить.
-Ты старший брат, вот и сиди здесь целый час.
Даф кивнул - Хорошо, я посторожу.
–Я мигом сбегаю.
Даф отошел, и сел на камень, так что б было видно и брата и её.
Сначала на песке были две цепочки шагов, потом осталась одна, она широким размахом полетела дальше. Человек сидел на камне. Море шумело. Солнце светило. Мертвая русалка молчала. Один человек оставил другого и пошел дальше…
…Когда Дир вернулся с людьми, на этом месте ни русалки, ни Дафа не было. Потом его искали ещё неделю. Дир искал месяц. Потом отчаялся. Эта часть дороги в Ру шла вдоль берега.
Часть первая.
Безвременно ушедшей Наташе.
«Холодом, форточным, дунуло…
Листом прелым, облаком серым…»
...Серебряный столбик ртути сморщился до нуля, слепой ветер бросается на стены. Проснуться в пять часов утра – и сразу к окну. Он ни о чем не думал, нога находила радиатор отопления и там грелась. Пожалуй, это и было целью, ради которой Дир подходил к окну, только встав с постели. Из-под треснувшей, давно не крашенной рамы вода нашла путь на подоконник.
Темень двора не могла разогнать маленькая лампочка у входа - было видно только стену сарая, обшитого толем, поросшего местами уже бурым мхом. Он переменил ногу на радиаторе, и теперь грел левую. Никак не хотелось идти в этот двор, где кто-то слепой и невидимый толкался в стены.
-Когда будешь уходить, скажи, я закрою… - прошептала жена из теплого сумрака комнаты.
-Да… - бросил в этот сумрак Дир.
Рубашка, джинсы, свитер, куртка – наперекор сну, не давая ему склеить глаза и унести сознание. А пальцы так непослушно завязывают шнурки…
Последний прощальный взгляд во двор через окно, и он поцокал языком, мол, ухожу, закрой. Таля, со спутанными волосами, села в постели, её лицо хранило складочки от подушки. Дир молча направился к двери. Жена послушно, не говоря ни слова, пошла в прихожую за ним. Он обнял её, и поцеловал в макушку.
-Спи, Талю, скоро приду я…
-Смотри, застегнись, там холодно… она вздрогнула, представив как неуютно на улице.
-Я пошёл… он кивнул, легко распахнул тонкую входную дверку, и шагнул в утро. Оглянувшись, Дир краем глаза увидел, как она закрывает дверь на цепочку.
Суматошный ветер влетел в лёгкие, Дир аккуратно выпустил его оттуда. Тесный переулок задыхался от ядовито-желтого фонарного света. Несоразмерность освещения и тесной улочки, наивные оградки из старых, отслуживших свой век покрышек. Полпути Дир шагал на автопилоте, душой ещё там, с теплой Талю, именно поэтому темный участок переулков, где ветки бьют в лицо, не оставался в памяти. Переулки выходили на дамбу, оттуда вдоль моря шло шоссе, извилистое, морщинистое. Тут ветер совсем наглел, толкался, срывал кепку, и если уж срывал, то непременно в грязь, в канаву. Наверное, ему нравился вид набегающих волн в темноте, и мощная дорожка маяка, которая запросто могла поспорить с лунной…
…Пешком не значит плохо. Просто холодно и долго. Но не плохо. Во-первых, можно проснуться, во-вторых, есть время побыть наедине, и в-третьих, это не дорого. Практически даром. Встал, и пошел. Пошел и пришел. Пришел, отработал и ушел. Изо дня в день.
Море… прожить жизнь с этим беспокойным соседом… Море… холодное, хмурое, сбрасывающее по утрам туман, сырость. Приносящее ветер... Маяк стонал на море, светил в него. А море страстно билось об волнорезы, стремясь к маяку каждую минуту. Ржавая громада выброшенного сгоревшего эсминца, куча железа. Он потихоньку рассыплется, лет через пятьдесят.
Шоссе на Ру, наверное, когда-то было прекрасным местом, откуда открывался вид на море, если бы не эсминец.
Темно.
Утро.
Ботинки, довольно удобные, несли хозяина в Ру. Сзади послышалось равномерное жужжание, его догонял свет одноглазой фары. Мотоколяска - велосипед с моторчиком, и тачка сзади, вместо прицепа.
Дир кивнул соседу, он ответил тем же, и покатил дальше. За прошедшие десять лет они всегда здоровались, но не сказали друг - другу и десятка слов. Не было и дня, когда его не догоняла коляска, она стала частью ландшафта, она не могла не появиться. Ж-ж-ж… гудит убогий моторчик. И снова равномерные вздохи моря, свет восходящего солнца подсвечивал непроницаемую пелену туч красным. Мысли Дира перенеслись с рассвета к его отраде. Отрада спала, свернувшись комочком под одеялом, обнимая подушку. Снились ей какие-то консервы, будто она их выбирает в гастрономе, и никак не может выбрать. Так она их выбирала, долго, что-то между шпротами и сельдью… долго, и продавец уже закричал на неё, когда она выберет, и не будет задерживать очередь… от этого она проснулась немного обиженной…
…Мрак обнимал чахлые редкие деревья по обочинам дороги. Дир шел. И ветер шел рядом, то с одного бока, то с другого. Отрада спит. С отрады мысли совершили немыслимый скачок в детство, когда он свободно помещался под столом. Ты дома. Дома.… И папа большой, сильный, усталый, и мама красивая, брат… Теперь и Дир папа, и даже немного вместо брата. С его невестой бывшей… Мысли зашли в известный тупик. Дир живо вытащил себя из тупика мыслями о работе, это просто - работа. Ведут ботинки Дира. Маяк на косе, окружен мощными волнорезами, значит, треть пути прошел. По времени почти рассвело, однако за плотным навесом туч это не было заметно, ночь продолжалась. Дир шел той же дорогой, что и в день пропажи брата. Он всегда ходил ей. Миновал маяк, прибавил ходу, ибо немного замерз. Какие-то точки на фоне туч, белые, много - это чайки. Летят на рыбозавод, вьются… чайки умные… рыбу не ловят, а воруют у ленты транспортера, у причала рыбозавода. Там всегда гам, птичий помет, и запах свежей, ещё живой кильки.
В это утро он почувствовал некую робость, подходя к загадочному месту. Самое интересное, что тот камень, где присел брат, сохранился до сих пор. У него вошло в привычку искать глазами этот камень, при приближении к этому месту, так он сделал и сейчас. Камень лежал там же. Чуть поодаль, на линии прибоя, его глаза захватили необычный предмет. Дир остановился, и сейчас же очень пожалел, что не взял фонарика с собой - иногда он брал маленький «вечный» фонарик. Спички. У него есть коробка спичек. «Должна быть коробка спичек», он поправил себя в уме. Быстро обшарив карманы, он нашел искомое во внутреннем кармане куртки, немедля собрал их в пучок, и резко чиркнул, стараясь беречь трепетное пламя от порывов ветра. Но ветер дул как назло прямо в лицо, не давая Диру посветить вперёд. Ещё секунда, и маленький факел потух. Спички кончились. Тогда он решился подойти поближе, несмотря, что от волнения его колени дрожали и прогибались. Шаг, другой, и тут его догнал луч прожектора маяка, осветив весь пляж, мусор на песке, камни, воду, и жуткий оскал – улыбку девушки лежащей в воде. Это продолжалось миг, всего мгновение, он запомнил его на всю жизнь – тело в воде, мучительная гримаса страдания на лице утонувшей, и пена волн вокруг тела. Сплелись в одно дни, цепочка лет, все повторилось, всё слилось воедино, в этом миге. Сейчас Дир сразу увидел хвост. Он судорожно огляделся, темнота стала угрожающей ему, сердце дико понеслось вперёд, в предчувствии опасности.
-Даф!! - он закричал, крик покрыл расстояние и спугнул чаек у транспортера, они взвились, загалдели бессмысленным криком. Крик оттолкнулся от чего-то, и вернулся ему в виде эха
–дааа-а…
-Даф, ты где?! Дир ещё раз крикнул, во тьму, не сводя глаз с темной кучи впереди. Ему никто не ответил. Понимая, что оставаться в этом месте более нельзя, его нечеловеческие, древние инстинкты уже разогнали сердце для мощного снабжения кровью мышц, легких, адреналин заставлял двигаться. И он побежал, насколько позволял песок, ветер, и почти полная тьма. Маяк, маяк на косе, спасительной громадой возвышался в метрах трехстах от него. Пару раз он упал, расцарапал лицо, как в страшном сне, где бежишь изо всех сил и ни на йоту не можешь сдвинуться с места. Он вихрем пролетел сараи на берегу, на полном ходу врезался во входную дверь, судорожно стуча кулаком по железу. Дверь неожиданно быстро и легко открылась. Дверь открыл хозяин, смотритель маяка. Дир от волнения не мог сразу говорить, поэтому молча смотрел в раскосые монгольские глаза смотрителя. Видимо он собирался куда-то уходить, и был полностью одет - широкая шляпа, плащ из брезента, и высокие непромокаемые сапоги.
-Гоор, пусти меня внутрь, я расскажу… - хрипло заговорил Дир
-Заходи, садись - тяжелым басом ответил старик.
-На тебя напали, - утвердительно сказал он, пропуская гостя внутрь маяка. Гоор жил в этом маяке со своей женой, Бьорк. Так как маяк имел круглую форму, комнаты располагались одна над другой, постепенно уменьшаясь в площади. Первый этаж занимала громадная прихожая-кухня, у дальней стены горел синий цветок газовой плитки, на стенах были развешаны макеты кораблей, чучела рыб, явно не из этого моря, холодное оружие, высота потолков поражала своей смелостью. В центре стоял квадратный стол, обитый синей клеёнкой, и четыре табурета. Они только что позавтракали, Гоор отправлялся в город, в Управление. Где-то высоко, под потолком, горела разлапистая грязная бронзовая люстра. Из десяти рожков горели два. Дир плюхнулся на скамью, попросил воды, дотронулся до лица, на руке осталась кровь.
-Это я сам... упал… - упредил он вопрос.
-Ты бежал, упал. Почему?
Гоор внимательно рассматривал грязь и песок на куртке Дира, и его расцарапанное лицо.
-Сейчас, дай отдышатся. - Дир тяжело дышал, скорее от впечатлений, чем от усталости.
-На меня никто не нападал, все спокойно, Гоор, но я увидел что-то, не могу объяснить этого!
-А, постарайся описать, что ты видел.
Старик что-то сказал жене на незнакомом языке, ответив, она поднялась на второй этаж по винтовой железной лестнице.
-Бьорк принесёт тебе спирт, и пластырь, заклеишь порезы – сторож бросал скупые односложные фразы, стараясь не сказать лишнего слова.
Гоор нетерпеливо посматривал на дверь, он торопился в Управление, сдать отчет.
-Гоор, скажи, ты в чудеса веришь?
Неожиданный вопрос смутил деда – В разумных пределах, – ответил он, и немного улыбнулся. Он ожидал услышать что-то конкретное, а неизвестное его не пугало.- Ты увидел летающую тарелку? Или снежного человека?
Дир открыл рот, чтоб возразить на насмешку, но тут к нему подошла Бьорк, и дала флакончик со спиртом, ватку и пластырь. Пока он ковырял пластырь, пытаясь отодрать непослушную плёночку большим, неудобным пальцем, Бьорк принесла ему старую алюминиевую кружку.
-Пей, это чай.
-Угу, промычал Дир, беря кружку. Металл обжигал, и он поставил её рядом, на скамью.
-Гоор, пойдем, я покажу тебе это. Старик кивнул.
-Оно представляет опасность, на твой взгляд?
Дир ответил утвердительно. Он не мог сказать прямо, что видел русалку. Смешно это. Но и не говорить он не мог.
-Хорошо, раз так, я сейчас, жди тут.
Дед ловко взбежал на второй этаж, Дир отметил, что дед для своих лет бодр и энергичен.
Гоор вернулся с винтовкой.
-Пошли! Покажешь дорогу. Бьорк, позвони в управление, скажи – старик опоздает на час.… Может на полтора. Где это? – обратился он к Диру.
-Недалеко, метров триста… у берега, на дороге… и фонарь возьми, темно там.
-Да.
Хозяин почти вытолкал гостя за дверь.
-В какую сторону? - спросил Гоор, поправляя винтовку.
-Иди за мной.
На улице утро обозначило себя серым светом. Тучи теперь были не красные, а грязные, и света значительно прибавило. Несколько минут изменили пейзаж из ночного в дневной. Ушли неясные тени, сгустки мрака стали кустами, сараями. Дир внимательно глядел в ту точку, приближаясь к месту, звук их шагов заполнил округу.
-Стой, Дир! - тихо сказал Гоор.
-Видишь, человек! – в тумане угадывалась фигура человека, в темном плаще. Старик снял с плеча винтовку, и, держа её в руках, пошел вперёд.
-Эй, человек! – громко крикнул он – Стой! – человек немедленно повернулся, и ответил -
-Гоор! Это ты? - Дир узнал голос, но не мог вспомнить, кому он принадлежит. Так и оставаясь в сомнениях насчет обладателя голоса, он подошел поближе, и узнал в человеке своего брата, которого оставил на этом месте десять лет назад. Не глядя под ноги он бросился к нему, обнял его, и путая слова заговорил:
– Даф, Даф, ты где был! Ты где пропадал…- он не замечал, как удивленно, даже изумленно смотрит на него Даф…
- Мы считали, что ты умер! – только после этого Даф заговорил.
-Постой, ты чего! Тебя не было полтора часа, и ты говоришь мне, что я пропадал?
Наступило молчание. Гоор издалека смотрел на братьев.
-И почему ты ушел в Ру, а пришел с другой стороны?
Даф, подожди, не суетись… - заговорил смотритель маяка.
– Странное дело вышло - ты пропал на этом месте десять лет назад.
-Что?! - возмущенно прервал Даф - какие десять лет?! О чём вы! Его не было полтора часа! - он показал на Дира.
-Даф! Не полтора часа, а десять лет!
Дир потихоньку осознавал, как много прошло за эти десять. И как трудно будет объяснить брату все, что произошло за это время.
А пока Даф отказывался понимать случившиеся. Теперь три человека стояли на песке, и спорили, спорили, не понимая о чем. Дир был не рад брату, хоть и не признавался самому себе, Даф не верил своим ушам, и боялся признать правду. А совсем недалеко от них, дома, Таля встала, бодро умылась, накормила дочку - дочка капризничала, и упрямо выплёвывала кашу, Талю немного нервничала, стараясь запихнуть кашу в маленький, ротик. Но вся каша только размазывалась на личике, и она снова и снова утирала его. Малютка заплакала, взывая к состраданию, прием каши отложился на некоторое время. За домашними хлопотами пролетело утро, так было всегда. Талю сходила в магазин, немного посмотрела телевизор, заскучала. Неожиданно, в двенадцать часов дня пришел её муж, усталый, в песке, который уже высох, и осыпался с его колен.
…В детстве Дир боялся Дафа, хоть тот никогда не обижал его. Просто ему казалось, что брат старше не на два года, а на десять, ведь в восемь лет разница в два года кажется огромной пропастью. Даф рос молчаливым ребёнком, не букой, но и не солнечным мальчиком, в отличие от брата. Сам Даф относился к брату как к своему приложению, защищая его от других мальчишек, но когда дело доходило до их споров, мнение Дира не учитывалось. Дир доверял старшему свои детские секреты, а когда стал старше и любовные истории, ища у брата совета. Так уж вышло, но полюбили они одну девушку, и Дир понимал, что шансов у него нет. Он молчал, мучался, но упрямо продолжал лелеять надежду. Таля, его одногодка долго водила за нос обоих, но, в конце концов, сдалась старшему, и никто этому не удивился. Даф конечно знал о чувствах брата, ему было понятно его горе, правда, это его не отпугивало. Жизнь втроём… он не задумывался об этом. И действительно, не будет же брат вечно сохнуть по Талю, давая повод для весёлых насмешек окружающих. Год или два, и у него появится девушка, и все наладится. Так думал Даф, но брат не думал искать себе подругу, справедливо полагая, что пока старший не женился, у него ещё есть надежда. Талю, или Таля имела длинный носик, ясную улыбку и неопределённого цвета волосы, что-то между русыми и темными. Чем-то её лицо напоминало лисичку, своими, немного острыми чертами. Дир не унывал даже тогда, когда была назначена дата свадьбы, и всё шло к этому. Куплено платье, приглашены родственники и друзья, родители только и говорили об этом. Дир молчал, ему представлялось, что он тоже часть
этого процесса, пусть и несчастливая часть. Брату он не завидовал, не ревновал, понимая и принимая выбор любимой. И когда брат пропал, за неделю до свадьбы, он был в шоке. Его весьма двусмысленное положение усугубляла любовь к Талю, он был последним, кто видел брата, и у него был повод совершить страшное. Правда, никто вслух не произносил догадок, которые могли навести подозрение на Дира, однако напряжение ощущалось. Дир долго рассказывал Талю о том злополучном утре, когда пропал брат, и, в конце концов, она поверила ему. Она не могла не поверить человеку, который месяц обшаривал с сетью и багром побережье, совершенно безрезультатно. Диру приходили в голову мысли о своей косвенной виновности в случившемся, ибо он тайно надеялся, что свадьба всё таки не состоится. И поэтому с пропажей брата, таинственной, необъяснимой, в его жизнь пришло чувство вины перед братом. Ему стало стыдно за все мечты, и планы, само его чувство стало для него тяжелым ярмом, от которого не деться, но и жить дальше как раньше не получится. В то утро он пришел один первый раз. Это был ужасный день, потом второй, потом такие дни пошли один за другим… Поиски, надежда, опросы знакомых, дальних родственников в Ру… И фраза, наивная фраза Талю: «А Даф где? Почему он не пришел с тобой?» Тогда он ещё надеялся, что они с братом разминулись, и он пошел к нему навстречу, в Ру. Мысли о русалке его тоже не оставляли, вот только он не знал с кем можно поделиться этими мыслями! Прошел год, все поняли, Даф исчез. Родители переехали в другой дом оставив хозяйство Диру. А потом туда пришла Талю, и у Дира снова появилась семья. Он не звал Талю, слишком стыдно перед собой, она сама пришла, и наполнила его жизнь. То, что касалось брата, он бережно хранил, ведь теперь это ещё одно связующее звено с Ней. Она полюбила его, незаметно для самой себя, и неожиданно. Он стал не просто продолжением Дафа, а настоящим другом, мужем, она ценила преданность Дира, ценила дом, который любила. Много прошло за эти десять лет. Дир поменял забор у своего дома, Талю родила девочку, деревья выросли, а дорожка стала ещё более разбитой, и не асфальтированной. Время, жизнь, понятия тесно связанные, выпадения из времени значит из жизни, не всегда удается наверстать упущенное, не всегда это возможно. И не всегда это необходимо. Всё изменилось. Наверное, для Дафа самое обидное, больное было бы не то что его невеста теперь жена брата, а то, КАК мало места он занимает в их жизни, он действительно умер для них. Его нет, нет совсем. Да был такой Даф, но он пропал. Вот его фото. Вот его вещи, но его нет. Нет ему места тут. Осознание этого придет к Дафу потом. Сейчас он пытался понять необъяснимое. Дир ещё не до конца понял, насколько сложно теперь всё. Ведь Даф жив, а он помнит, как Таля любила его, и сейчас любит. Он знает это.
… и вообще я ничего не понимаю – устало проговорил Даф, и опять опустился на камень.
-Что произошло?
Гоор, до этого молча смотревший, и очевидно о чем-то думавший, вмешался
-Даф, знаю - Тебе трудно принять это. Но я тебя не видел десять лет, он тоже! Почему, не знаю, не спрашивай. Может это место… - он огляделся. – Может это место странное. Мы искали тебя, и не нашли. Все решили – ты погиб. Теперь же ты тут, живой.
И вдруг Дир вспомнил о русалке, на время совсем забытой, перед сложившейся проблемой.
-Даф, а где русалка?
Даф резко дернулся, испытующе посмотрел в глаза брату, затем Гоору.
-Уплыла.
Гоор открыл рот. Либо перед ним два безумца, либо…
-Погоди, погоди… о чем говоришь? Какая ещё русалка? Ты хотел мне это показать? Дир?
-Да, Гоор! В то утро… он помолчал… Даф, подтверди… В то утро мы нашли девушку без ног, с хвостом… Представляешь себе? Она по виду как русалка… ну как те. Что в сказках.
-И ты уверен, что видел девушку, а не морского тюленя?
Гоор слегка улыбнулся, чуть кривя рот с правой стороны.
-Да, Гоор, мы смотрели близко, и даже вытащили её на берег. - Эти слова сказал Даф. – Мы рассмотрели её внимательно! И Дир пошел в город, привезти полицию, потому что мы думали, что она мертва! Я остался тут. И вот вы приходите и говорите мне невероятные вещи! Десять лет! Прошло полтора часа! Посмотрите на часы! – Даф показал свои часы, медные, на крепком кожаном ремешке. Часы показывали половину девятого утра. Гоор достал свои часы, они показывали половину восьмого.
-Сегодня утром, я шел на работу. Как всегда. Дир пытался казаться спокойным. – Я шел на работу, и тут, опять увидел эту русалку…Конечно я испугался и побежал к тебе, Гоор!
Старик нахмурился. – Тут никого не было? Когда ты проходил?
…Разговор продолжался. Время шло. Гоор достал кисет, украшенный дешёвым желтым бисером, не спеша, вытащил кусочек бумажки, поискал внутри кисета, извлек оттуда щепотку махорки, свернул сигаретку, и закурил. Братья молча смотрели, как старик курит. Их мысли то были параллельны друг - другу, то расходились в разные стороны.
-Даф! Ты слышишь? Даф? Старик тихо заговорил. – Иди-ка домой. Там разберётесь… Сколько лет кого не было…
-Даф, ну погляди на моё лицо! Я же изменился, прошло десять лет!
Даф присмотрелся, и вправду, брат постарел, намного. Совсем недавно он видел его двадцатилетним парнем, теперь это было лицо взрослого мужчины. Морщины немного изменили лицо, упрямое выражение губ…
-Дир… - Даф наморщил лоб… - Дир, а как Таля? Она что?
У Дира перехватило дыхание, и жар объял щеки.
-Понимаешь, тебя так долго не было… Все отчаялись… - он горько смотрел в глаза брату. Тот всё понял. Он опустил голову, его глаза нашли окурок от папироски Гоора. Он просто смотрел на этот окурок, мысли летели вперёд, одна другой горше. За какие-то полчаса он потерял часть жизни, невесту, и Бог ещё знает что.
Дир нашел что сказать. – Даф, лучше она осталась у нас, чем ушла к другому… Даф прервал его - Ты всегда мечтал о ней.. Лучшего и придумать нельзя! – в его голосе прозвучали горькие нотки.
-Где я был всё это время! Воскликнул Даф, обращаясь скорее к морю, чем к людям.
-Почему так всё! Почему… - Он снова опустил голову
. Старик потряс головой.
-Даф, я понимаю тебя! - он положил руку ему на плечо - Подожди, не делай выводы тут, сразу! Дир ни в чем не виноват. Виновато то, что мы не можем понять – как ты пропал на десять лет, неизвестно куда… Иди домой, это сейчас главное… Ведь тебя искали, и вот ты нашелся!
Даф оглядел их мутным взглядом.
–Домой!? У меня нет дома! Меня никто не ждет! Я лишний, я понимаю это!
Дир возмутился
–Как это не ждет! Ты мой брат, ты нужен мне! – но слова его прозвучали вяло, неуверенно. Потому, что если брат вернётся, всему конец. Конец его семье. Так он думал.
Гляди веселей, Даф! - сказал Гоор, Теперь Дир старший брат! На твоем месте я бы не отчаивался – ты проживёшь на десять лет больше – Гоор кивнул своим словам – я не вижу, что бы ты постарел, или изменился… Эх, мне бы исчезнуть лет эдак на пятьдесят!
Даф виновато улыбнулся, почему-то присвистнул
– Но люди не поверят мне! Что я исчез, и появился на том же месте, спустя десять лет! Как Талю? Она изменилась?
-Да, изменилась, вот… Дочку родила! Скоро годик будет… Дир осекся, его слова отталкивали брата от него.
-Это какой-то сон… странный сон! Даф обхватил голову руками, - этого не может быть! Он отвернулся от брата. – Это что такое получается, а?!
Между тем, Гоор отошел к морю, внимательно разглядывая песок.
Дир! - Даф твердо произнес это имя – я ухожу. Может на время, может и навсегда. И не перебивай меня! – предупреждающе взмахнул рукой – я должен уйти, другого пути нет. – Но куда ты пойдешь?!
-Не знаю. Я не хочу возвращаться домой. Там ничего нет…Нет… Пойду туда – он показал в сторону Ру. – Дорога в Ру имеет два конца, Дир… В один мне пути нет. Стало быть, придется идти в другой! Туда…
Старик почесал лысину – Может ты прав.
Но Даф… - тихо возразил Дир, и замолк… ему нечего было сказать…
-Всё, брат, прощай! – Даф резко обернулся на полуслове, и быстро зашагал в сторону Ру, взрывая каблуками песок.
Все быстрее и быстрее.
Дир смотрел вслед.
«Всё-таки он остался на этом месте, а Даф ушел». Именно эта мысль пришла ему в голову.
Двое смотрели на третьего.
Он становился все меньше и меньше.
Махонькая фигурка.
Точка.
-Не зови его. Дир. Он вернётся.
И, наконец, точка завернула за поворот. Дир сел на камень. Как до этого брат.
-Гоор, почему он ушел?
Старик ответил не сразу.
-Знаешь, Дир… Нельзя перескочить в один момент десять лет. Да, ты не рад, и не говори, что не думал об этом - что будет, если брат вернётся.
-Думал. … - Дир испугался своего хриплого голоса, прокашлялся.
-Правильно, пошли ко мне домой, там поговорим, здесь стоять не очень приятно… Ха-ха, ещё пропадем лет на десять! - старик был на редкость общителен, ввиду необычных обстоятельств.
Это замечание перепугало Дира, он не говоря ни слова, быстрым шагом направился к маяку. Хмурые облака не пускали солнечный свет на берег.
…Седой дождь, и провисшие гряды серых облаков, из которых он падает на землю. Таз без дна, в котором что-то росло, три деревянных, темных сарайчика, гараж, шиферный забор, огород, лодка вверх дном. Ещё разбитая выложенная красным старым кирпичом дорожка к входу в маяк. Само здание маяка – его построили двести лет назад, и все двести лет он исправно нес службу, сначала масляными лампами, затем керосиновыми, а теперь электрическими прожекторами. Прожекторы оживлял дизель в гараже, и за этим хозяйством следил Гоор. Круглое тело маяка выдерживало напор ветра, а порой и морских волн. Его кирпичи были изъедены временем, круглую крышу не раз срывало, а на наблюдательную площадку вела винтовая железная лестница, которую установили строители маяка, двести лет назад. Ещё наверху имелась радиостанция, и мощная подзорная труба.
С моря маяк защищали две гряды бетонных волнорезов – одна разбитая, первая, после неё волны почти не теряли своей мощи. Вторая добротная, она принимала основной удар. В море сиротливо выглядывал тонкий бетонный причал, к которому никогда никто не причаливал кроме лодки Гоора, отдыхавшей на берегу, дном вверх. Свежий запах моря смешивался здесь с запахом дождя, рождая необыкновенную свежесть.
Маяк являлся частью моря, его вестником на суше, и наоборот, мирил сушу с морем, Гоор был частью маяка, а стало быть, и моря. Дед был тоже Море. Дир всегда уважал этого высокого человека, в жилах которого, видимо, текла восточная кровь – это выдавал приплюснутый широкий нос, и узкие глаза. Его лицо изрезали сотни мелких морщин, а в кожу впитался вечный загар. Смотритель жил тут всегда, по крайней мере, сколько Дир себя помнил, Гоор работал на маяке. Мальчишкой, он просил его пустить на площадку, и иногда старик позволял это. Тогда можно было наблюдать в трубу точечки кораблей, и видеть, как они сигнализируют маяку своими прожекторами. Гоор видел, как погибал эсминец. Объятого пожаром, без дизелей, его прибило к берегу. Это было ночью, зарево осветило маяк и окрестности красно-желтым светом, с площадки было видно, как моряки до последнего боролись за корабль, потом раздался мощный взрыв, раскат которого слышали в Ру, который вынес стекла в маяке, и на этом всё было кончено. Тогда Гоор не покинул маяка, хотя знал, что на борту корабля было ядерное оружие. Гоор, сам военный моряк, списался на берег в сорок шесть лет по причине болезни, и судьба определила его на маяк. Этот забытый Богом участок земли, стал навсегда его домом. Маяк стал его кораблем, где он был и капитаном, и командой… Только никогда этому кораблю не сорваться с берега. Никогда он не сможет уплыть вперёд, рассекая пространство своим кирпичным телом. Наоборот, все корабли стремились к нему, жадно искали его, слушали в радиоэфире. В осенние бурные ночи эти позывные были предупреждением маленьким рыбачим баркасам... Его маяк был так нужен всем, его знали, не видя в лицо, годами общаясь только по радио, но это были друзья, настоящие… Ему казалось, что люди плывут к нему, издалека, ища его свет, в темноте, он указывал им путь на порт в Ру. Он мог вызвать спасательный буксир, мог передать светом своих прожекторов в Ру сигнал о помощи, Гоор незаметно делал Море ближе и добрее. В Управление порта вела телефонная линия, но Гоор редко пользовался ей – радио делало его ненужным посредником между портом и кораблями. Это не огорчало его, всё равно он первый встречал корабли, и его позывные последними слышали корабли уходящие в Атлантику. Половину своей жизни он провел на площадке. Днем, проверяя оборудование, проводя нехитрый ремонт, ночью наверху. Спал Гоор по четыре часа, два раза в сутки, его подменяла жена. Помощников у него не было, хоть они и полагались. Жена его, из местных, лет на пятнадцать была моложе его, но в таком возрасте это уже не замечалось, носила национальные одежды поморов, курила плоскую трубочку, и смеялась, показывая неполный набор редких, желтых от табака зубов. У неё были невероятно пронзительные светлые глаза, которыми она сверлила людей. Многим становилось дурно от её взгляда. Гоор и Бьорк редко ссорились, а если такое случалось, то надолго. Гоор, наверное, немного побаивался своей жены, но виду не подавал. Вечером, когда запирались ворота во двор, и выпускались три лохматые собаки, они брали карты и долго играли на самом последнем этаже, под плоской круглой крышей. Луч маяка скользил по глади воды, тихонечко скрипел поворотный механизм, так каждый день, из в года в год, и днём и ночью…
-Бьорк, устрой нам закуску, ну и выпить – с ходу бросил дед. Жена молча кивнула.
-Иди, бери табурет, садись за стол. В Управление сейчас я не успею, потом позвоню.-
Дед скинул тяжелый плащ, оказавшись в рубашке и жилете.
-А ты? Тихо спросил Дир, пододвигая тяжелую табуретку к себе.
-Я сейчас. Поднимусь наверх, гляну… - он не договорил, что именно он хотел глянуть.
-Понятно… Дир немного смущался старика.
Вошла Бьорк, с маленькой круглой кастрюлькой.
-Это суп, утренний… Она извлекла из массивного шкафа тарелку с сеточками трещин на эмали, и ложку. Ложка была непростая, а серебряная, с инициалами Е. А.
-Ешь, Дир, чего ты смотришь! Она слегка похлопала его по плечу.
-Это просто суп, из бульона и лапши! - добавила она, видя как Дир осторожно, берёт ложку в рот. Чему-то улыбнулась про себя.
-Угу, спасибо… как дома!
-И колбасы возьми – старуха пододвинула ему промасленную бумажку с копченой колбасой.
Дир уставился в стол. Есть ему совсем не хотелось, после сегодняшнего безумного утра. Пока его челюсть жевала колбасу, он постепенно понимал, что произошло. Брат вернулся, но ушел. Почему? Потому, что Дир взял его невесту в жены. Он виноват. В колбасе оказался хрящ, и пока он пытался поймать его на зуб мысли застопорились. «Но я же не знал, не думал, что после десяти лет отсутствия он вернётся! Его никто уже не ждал…»
-Ещё будешь? Я подогрею… - старуха села напротив, наблюдая за Диром. Она разглядывала его, как паук разглядывает мушку в паутине.
-Смотри, он горячий, не обожгись…
-Спасибо. Ещё? Нет, не надо…
-Да, ладно, доешь уж, не выбрасывать же…
Оставив Дира внизу, Гоор открыл железную дверь, ведущую на лестницу, которая винтом уходила наверх, вдоль кирпичной стены, со слепыми пыльными окнами. Некоторые окна сохранили стёкла, другие просто забиты досками. Окошки маленькие, узенькие, с матовыми, грязнейшими стеклами. Ступеньки лестницы, а попросту четыре прута, ровно настолько, что бы нога не проскользнула между ними, внушали опасение, что эта конструкция не так долговечна, как сам маяк – они немного прогибались. Некоторые прутья с одной стороны сорвались с места припая. И сама лестница раскачивалась от шагов, чем выше, забирался Гоор, тем больше. Старик остановился за три ступеньки до двери на последний этаж, задумчиво глянул в маленькое оконце находившееся около его головы. Вдруг у него возникло желание открыть окно, и посмотреть вниз. Сильным ударом кулака он выпихнул старую рассохшуюся раму наружу. Ветер немедленно растормошил его бороду. Дед поглядел вниз, плюнул, внимательно проследил, как плевок достиг земли – на это ему потребовалось прилично времени. Облокотившись локтями, он смотрел, и смотрел во двор, разглядывал гараж, с надписью на боку, сараи, курятник, квадрат огорода. Старое огромное колесо карьерного самосвала, служившее клумбой, глядело на него пустым оком. Он поискал глазами место пропажи Дафа, но отсюда его не было видно за стеной маяка. Дед засунулся обратно, очистил бороду от паутины, и прикрыл окошко. Потом он поднялся на площадку, глянул в подзорную трубу, отсюда загадочное место было как на ладони. Он навел трубу на камень где сидел Даф, видно так, как будто он в пяти метрах. Старик прикинул расстояние – метров триста, не более.
-Ладно, теперь буду посматривать туда – прошептал он, и стал спускаться вниз.
-Ну, покормила тебя жена? - спросил дед когда спустился вниз. Дир улыбнулся.
-Да, спасибо. Сегодняшнее утро меня немного вывело из себя! Дир смотрел на старика, ожидая что он скажет. Гоор присел на скамью напротив, было видно что он собирается поговорить, но только не знает как начать разговор.
-Принеси нам… по маленькой – сказал старик и показал пальцами.
Бьорк немедленно принесла бутылку вина, и два граненых стакана.
-И ты посиди с нами, ничего с прожекторами не случится. Дед хмыкнул, чмокнул губами, наливая темное вино в стакан себе, потом гостю. Дир неловко схватил стакан, как бы боясь что бы он не убежал. Бьорк села рядом с мужем. Теперь четыре глаза рассматривали Дира. От этого стало ещё более неловко.
«Смотрят как на диковинку!» - Пронеслось в голове. «Старик что-то придумал, вот и приглядывается. Будет спрашивать про русалку, конечно» Но Гоор не торопился. Они выпили один стакан, обсудили сегодняшние события, налили по второй. И нос деда стал красным, с прожилками сосудов, и у Дир повело в сторону голову, но чувствовалось что суть разговора даже не затрагивалась…
…Так он был в той же одежде, Дир? Ты точно уверен? – спросил Гоор.
Дир кивнул, чуть сильнее чем обычно.
-Да, я это понял как увидел, я ведь сто раз описывал всем в чем он был в последний раз! Это точно та самая одежда.
-Но ведь сейчас ноябрь, а вроде пропал он, как я помню, в августе! Дед мусолил в руке стакан, не стремясь его пополнять.
-Да, правда… Дир задумался, неловко подперев кулаком щеку. – Брат пропал в начале августа, прошло более десяти лет… От выпитого он стал многоречив, не замечая как он говорит длинный монолог, а смотритель слушает.
-Интересно, что он видел, пока шли эти десять лет! Неужели ничего… Был я и пришел, всего полтора часа… Дир оглядел стариков. – А ведь меня подозревали, что это я… Он помолчал, концентрируя взгляд на переносице деда.
-Что ты? Робко спросила Бьорк после долгого молчания.
-Что это я его убил! - торжественно произнес Дир – Но это не так! Гоор. Ты свидетель этому.
-Не говори так. Дир! Все знали, что ты не виновен! Гоор действительно никогда не думал на Дира, потому, что видел как эти мальчики росли, превратились в мужчин. Он и мысли не мог допустить о том что именно Дир виновен в исчезновении брата.
-Думали, ещё как думали… Я помню как на меня смотрели, когда Таля вышла за меня… Ведь она была невеста брата…
Дед немного встрепенулся.
-Ну что делать будем, Дир?
-В смысле, что? – не понял Дир, его рука застыла со стаканом на полпути ко рту.
-Ты сейчас домой пойдешь, расскажешь о сегодняшних происшествиях? Старик высказал мысль. Просто вопрос, но как много он значил для Дира!
-Да! Скажу. Дир ковырял пальцем стол, удивляясь про себя какой он твердый.
«Не всё… Ну вот, началось…» - подумал он.
-Ты скажешь что Дир вернулся. Или как? Как ты объяснишь жене его пропажу, и отсутствие? Гоор резал слова прямо. Именно это его занимало в этот момент.
Дир смешался.
-Гоор, я не знаю сейчас. Но я обязательно расскажу ей всё. Потом, Гоор, не забывай, Даф вернётся! Может вернуться – добавил он спустя минуту.
-Да! Он обязательно вернётся! Ты должен помнить об этом каждую минуту… И каждое твое слово… Каждое слово должно быть сказано с учетом того что в один прекрасный день…
-Гоор я и так знаю… Дир сумрачно нахохлился.
-Что будет с моей семьёй тогда, а? Ведь она любила его…
-Дир, не горюй, не бросит она тебя! - Бьорк заулыбалась. – Поверь мне на слово, я же женщина, я знаю… Не бросит она тебя, ведь у неё ребёнок от тебя!
-Угу. Правда…
-Ты только смотри… Бьорк занимало это. Такие истории не часто случались здесь.
-Ты смотри, не лги ей, и скажи как видел! Постарайся попросить её понять, поверить! От тебя немного требуется…
-Ну да… А что ещё остается! Так и скажу… мол пропал брат, а потом возник ниоткуда на том же месте, вот Гоор свидетель…
-Да, я свидетель, могу подтвердить… Скажи, а у него есть знакомые в Ру. Родственники? Куда он может пойти? Гоор оглянулся на низкий сервант, на котором сверху была накинута кружевная салфетка. - Дай-ка мне хлеба, попросил он жену… Пока она ходила, мужчины молчали. Было слышно как тикают напольные часы с маятником, и шумит ветер, бросая крупные капли дождя в окно.
-Холодно сегодня… Зима почти пришла. Бьорк отодвинув стеклянную заслонку серванта, достала хлеб, черный, с крупинками тмина на горелой корке.
-Куда он пошел… - сказал Гоор. – В такую погоду не стоит ходить на улицу. Даже на работу… старик замолк.
-Гоор, тебе не мешает море? Дир вздрогнул от своего громкого голоса… Почему он спросил это? Просто для того что бы сказать?
О чем ты? Море - это моя работа! Как оно может мешать мне… Смотритель удивленно глянул на гостя.
-Оно шумит всё время, громко…
-А ты об этом…
Море, действительно сильно шумело, даже здесь в маяке слышалось как оно набегает на волнорезы.
-Я привык, и когда море шумит по-другому, я слышу это… Когда необычно шумит…
В гостиной накапливался сумрак, несмотря на то что близился полдень. Гоор пожевал корку хлеба, аккуратно собрал крошки в комочек, теперь гонял его по столу.
-Не мусори, Гоор! - проворчала Бьорк.- Мне убирать это, только муравьев вывели.
-А! Не ругайся… - хмыкнул Гоор.
-Что это за девушка с хвостом, Гоор, как ты думаешь? – задал вопрос в лоб Дир.
Наверное если старик о чем-то и не хотел говорить, так это об этом.
-Дир, я не знаю, я много видел в жизни, разных уродств, но я не знаю. К тому же, не забывай, я ведь не видел твою русалку…
-Она вовсе не моя! – возмутился Дир.
-Думаю это вам показалось. Да, да! Не перебивай меня. Я знаю что ты её трогал, и все такое…
-Она настоящая, Гоор!! Дир нервно вертелся на скамье.
-Настоящая… а откуда тебе известно, что её не подбросили вам под ноги? Специально у моря? – Старик многозначительно подвигал бровями, как бы сам с собой споря.
-Ваше суеверие могло скрыть убийство!
-Тогда откуда у неё хвост! Настоящий рыбий хвост!
-Обычная подделка. Я знаю как это делается. Это для того чтоб слух пустить… Шарлатанство… Кто-то играет с тобой, Дир!
Дир тяжело дышал, оглушенный этими словами. Хотя здравая мысль во всем прослеживалась. Завеса таинственности, казалось пала с русалки. Обыкновенное шарлатанство…
-Значит, Гоор…. Кто-то разыграл меня? Зачем? Для того что бы я рассказал это? Для чего?
-Я думаю русалка и пропажа твоего брата несомненно связаны, только вот как!
Дир даже покраснел от услышанного. Все эти десять лет он был уверен, что столкнулся с настоящими необъяснимыми явлениями, и тут, какой то сторож маяка разбил тайну как орех!
-Она настоящая… неуверенно пробормотал Дир… - я трогал её.
Гоор встал из-за стола.
-Может ты и в летающие тарелки веришь?- раздался насмешливый голос позади Дира.
Всё это время Бьорк молчала, не вмешиваясь в разговор, она то терла тарелки, потом немного собрала крошки со стола. Она просто ждала когда гость уйдет, чтобы засыпать мужа лавиной вопросов.
-Не верю, я их не видел!
-А русалку видел, поэтому веришь?
-Да! «Конечно, да! Почему же ещё!!!»
-Дир, послушай… Гоор опять уселся на стол, в руке его были какие то журналы.
-Вот этот хлам я читаю когда мне скучно на дежурстве…
Дир глянул на заголовки… В мире непознанного… Мастер ключей… Новые факты о переселении душ…
-И что? Ты уверен что моя русалка такая же чепуха как это?! Эти сенсации сочиняют журналисты…
-Вот именно, Дир! Сочиняют… Но ведь есть много людей, которые верят искренно. Наивно верят в это! И покупают это!
-А ты тогда зачем покупаешь такую ерунду? Дир попал в точку.
Гоор немного промедлил…
-Интересно, Дир… В моём возрасте интересны две вещи … Гоор рассмеялся… Политика, и возможность иметь будущее…
Дир не понял.
-Какое будущее?
Гоор примолк.
-Ты знаешь сколько мне лет?
-Нет… Даже не думал… Дир вопросительно глянул в сторону Бьорк, но она молчала.
-Много, Дир! Очень много… девятый десяток разменял давно… Старик немного осунулся, и теперь Дир понял, что значили слова «Иметь будущее»
-Ты веришь в жизнь после смерти? Дир?
Дир запнулся. Ответить «нет» было жестоко, «да» неправда…
-Вижу что ты не думал об этом, Дир. Гоор вывел его из затруднения.
-Скажу прямо, мне восемьдесят лет, и впереди у меня нет ничего… Понимаешь?? НИЧЕГО! Но… Я хочу жить! Понимаешь? Мне надо жить! – Смотритель говорил горячо, будто ему было лет девятнадцать, и опять Дир поймал себя на мысли, что Гоор не выглядит на свои года.
-Я ещё молод внутри, Дир, может быть моложе тебя. Хоть я прожил жизнь, я не сыт ей. Ты, Дир, конечно понимаешь меня. Старость всегда ищет ответ, а что потом, когда глаза твои не станут работать, и слух откажет тебе… Превратишься ли ты в кучку земли, или это тело просто станет тебе не нужным…
-Не пугай парня! Видишь, смутил совсем, старый философ… Ты же не в бочке живешь… Бьорк не любила философствования мужа.
-Ха-ха! Как раз таки в бочке живу! - Гоор захохотал. – В огромной круглой бочке, так, что мне можно философствовать! А тебе полезно задумываться иногда, что ты будешь делать, когда болезни намекнут тебе… Пора, отжил своё… Надо иметь будущее, Дир. всегда… Я не для этого прожил жизнь. Что бы просто так…
Эти слова звучали так необычно от смотрителя! В глазах Дира, он был самым простым сторожем. А сторожа, в понимании Дира, не много думали о смысле бытия.
-Ну да. Гоор, ты проживешь много лет, переживешь меня…«эти слова почти всегда говорят старикам»
-Ты это… не шути! Жизнь такая, знаешь… Всякое может случиться. Ха-ха…
Сказав эти слова, Гоор встал, и направился к двери.
-Ладно. Поговорили мы с тобой, не весело иногда… Заходи завтра, хорошо? Расскажешь, как прошло дома у тебя!
Дир понял, пора уходить. Идти домой не хотелось.
-И все-таки она настоящая.
-Не думаю, Дир. И тебе не советую тебе слишком много думать об этом… Дир и не заметил как смотритель снова одел свой просохший брезентовый плащ. Он вежливо открыл хозяину дверь, и они вышли на улицу. Шел средний дождь, мгла тумана резко контрастировала с теплом жилища.
-Пошли, дойдем до дороги, там попрощаемся - сказал Гоор.
Они вышли на дорогу, Дир уже был занят своими мыслями, что он скажет жене, поэтому он молча ждал. Гоор, видя это, похлопал его по спине, и сказал:
-Не волнуйся. Все будет хорошо! Если что, говори, я подтвержу… Ну ладно, давай…
Он протянул руку, Дир пожал её своей, немного замерзшей.
-Давай, до завтра.
Сказав это они повернулись, и пошли в свои стороны. Гоор пошел в Ру, проходя как раз мимо загадочного места, ничего нового не увидел, Дир пошел домой.
Разговор с дедом, и выпитое вино подействовали возбуждающе, его щеки горели, а ноги нетвердо ступали на землю, как после перенесенного физического напряжения. Пока он шел, в голове созревала речь, и чем ближе был дом, тем путанее становились фразы в его голове. За эти несколько часов, он снова пережил самый тяжелый период жизни, но видимо, испытания для него только начинались. Постепенно он пришел к мысли, что пусть будет, как будет. С этой гениальной отговоркой он открыл калитку в свой дворик. Его жена услышала шум калитки, и выглянула в окно. Он достал ключ, открыл дверь. Таля прямо с порога бросила в лицо:
-Что случилось? Почему ты пришел рано? Дир! – она оглядела его грязные брюки, с них ещё не везде осыпался песок, на лице белел пластырь, прикрывающий ссадину.
-Случилось. – Дир сглотнул внезапно набежавшую слюну, и его кадык дернулся, совсем как у подростка.
-Знаешь, Таля… Даф вернулся.
Жена не изменилась в лице, только тихо спросила.
-Даф? А где он?
-Я его встретил по дороге в Ру. Он не захотел идти сюда.
Она как-то уменьшилась, сморщилась. Дир вдруг отметил, что он безучастно наблюдает. Как со стороны. Вот она получила тяжелую новость. Вот она почти плачет. Как со стороны.
-Почему? - Талю ещё не очень представляла всей картины случившегося.
-Потому что… Ты сама понимаешь…
Она наклонила голову и тихо прошептала себе:
«Что же делать?»
и ещё тише:
«Даф вернулся, он жив».
Табуретка приняла на себя вес Дира.
-И что теперь?
Талю отвернулась. - Ты о чем?
Дир – Ну ты же… любила его…
-Ну и что? Я теперь замужем…
Дир рассматривал свои руки.
-Таля. Ты не вправе мучить себя… и меня…. Даф вернулся! Понимаешь?!
-Да… Где он сейчас? Куда ушел…
«Уйдет…» - тоскливо подумал Дир.
-Если он вернулся, то почему не зашел? Почему? И где он был это время? Эти… почти десять лет!
-Постой, Талю… - Дир сделал паузу, оглядел свой дом. Дом, который нес тепло её рук – она так любила это жилище, бесконечно чистила, мыла, гладила… Сажала цветы в горшочках, на подоконнике, расставляла небогатую мебель по своему вкусу. Она была хорошей хозяйкой.
«Неужели уйдет? А дочь? Которая спала в соседней комнате, тихо шевеля сморщенным ротиком. Она оставит её? Или возьмет с собой?»
-Таля… ты, наверное, не сможешь понять сразу… Я и сам не понимаю… Случилось что то странное! Таля, ты когда-нибудь слышала о том, что человек исчезал, и потом появлялся из ниоткуда через какое-то время?
-Дир! – прервала она его нетерпеливым голосом, в котором уже нарастали слезы – Дир! Что ты говоришь! Куда он исчезал, чепуха…. Никто ни куда не исчезает просто так! Он ушел… - Таля заплакала, её слезы будили чувство ревности у Дира.
-Он ушел от меня к другой. А теперь пришел, когда он стал не нужен…
Со свойственным женщинам материализмом, Таля предпочитала бытовую версию пропажи жениха. «Он бросил меня ради другой, он обманывал меня». Так ей было понятно, и не так горько.
-И. вот, вернулся… и зачем! Зачем…
-Ну хватит. Хватит… не убивайся так… Дир тихонечко обнял её маленькое тельце за плечики. – Не расстраивайся, главное жив он, здоров, правильно? – он нашел нужные слова.
-Правильно… всхлипнула Таля. – мы же похоронили его…а что ж ты не расскажешь как ты его встретил, и где? И почему ты испачкался в песке? – она машинально стала отряхивать его брюки.
Дир не собирался говорить жене о русалке, ни в коем случае.
-Это просто. Я шел по дороге в Ру, как и в день пропажи брата, и на том же месте встретил его. Он сидел на том же камне, как я его оставил десять лет назад. Я бросился к нему, и он удивился, почему я так радуюсь. А я сказал ему что он пропал, и вот он нашелся, что его не было десять лет, и мы не думали, что увидят его живым… Он же сказал что ничего не понимает. О чем я говорю. Что он сам не видел меня каких-то полтора часа. Вот так. Все очень запутанно… Я шел вместе со смотрителем маяка. И он свидетель… Он тоже его видел, и говорил… Ты же помнишь смотрителя? Да?
-Да… Значит он не знает где был эти десять лет… Никогда не поверю! Дир, неужели ты веришь этому!? Он бросил меня, нас… и ушел к другой, это всё надуманно, специально, что бы поразить тебя… А теперь он пришел, сел на камень, и разыграл комедию перед тобой!
Жена с красными глазами усмехнулась.
-Дир, ты наивен… слишком…Как ребёнок…
Молчал муж, он знал чуть больше. Но у него не было планов говорить ей всю правду.
-Может ты права, но я знаю одно, и уверен в одном на сто процентов, он был в той же одежде, что я его оставил десять лет назад. Да-да! Именно в той. – Дир глянул в глаза жене.
-Я не знаю… - протянула она. – Может он и это предусмотрел…
-Не знаю. И ещё я уверен, что он не вставал с камня, как я его оставил. Почему-то мне так кажется. Здесь есть загадка, которую мы не сможем разгадать.
Таля смутилась. Её привычное понимание ситуации разрушалось. В глубине она верила, Даф жив, он вернётся. Просто он обманул её, вот и всё… Но вот такое объяснение её не убеждало.
-Ладно, Дир. Куда он пошел?
«Сейчас она скажет: я иду за ним…» быстро подумал Дир, и ответил:
-В Ру, скорее всего он там остановится у наших знакомых…
-В Ру? Ну что ж … если мы ему не нужны, пусть идет!
Она потрепала за макушку Дира.
-Небось подумал, уйдет жена, да? – Таля улыбнулась. Светло улыбнулась.
-Нет… Дир запнулся. - То есть да… я подумал, может ты по-прежнему…
-Я ?! О, нет! Дир, ты моя семья, куда же мне идти! Как же я брошу тебя, и дочь? Думаю, даже если Даф вернётся и будет ползать на коленях, ничего не изменится… Милый… - она прижалась щекой к щеке мужа… - Милый мой… - уже шепотом добавила она…- Глупенький… Я люблю тебя…
Дир взял руку жены, и сжал её.
-Мне всегда казалось… ты ждешь его…тихо ждешь…
Таля ещё крепче прижалась, будто стараясь найти защиту в нежности от прошлого. Болезненного прошлого.
-Наверное… Я думала он вернётся … вот через год… потом ещё год… Но, я люблю тебя, ты моя семья…
-Ты мне это сказала только раз, помнишь? Тогда, когда мы сидели вечером в парке…
Легкий смех шевельнул естественно вьющиеся локоны её волос.
-Я помню! Ты тогда просил меня, и я ответила правду… сказала! Люблю, это точно… Мне тоскливо, когда ты уходишь, я жду тебя, ты моя опора, счастье моё!
Дир удивленно смотрел на жену, как в первый раз.
-Ты это так говоришь… правда?! Чувствуешь?
-Конечно! Неужели ты не видел все это время? Неужели ты все думаешь что я живу прошлым?! Я поменялась, Дир, да, я любила его…но…я поменялась. Это не значит, что я его ещё люблю. Сейчас.
Таля села на колени, и обняла мужа за шею. Прижалась ухом к сердцу Дира. Так они сидели долго-долго.
-Почему ты в песке?
-Бежал домой, упал. Мы долго говорили с Гором насчет возвращения…
Она внимательно посмотрела ему в глаза.
-Да, я верю тебе, что ты видел его… Не надо подтверждать ничего…
«Значит она не думает, что это я убил брата»
-Он ушел в Ру. Точно. Уверен, я его найду – сказал Дир нахмурившись.
-Он сказал, я забрал у него невесту… Но ведь его не было! Он пропал… Все считали, что его нет в живых! Что его ограбили и убили!
Таля ясно видела. Дир не врет, его брат действительно жив, и ушел в Ру.
-Это похоже на него, винить других… Не переживай. Дир! Ты поступил правильно. Ты нужен мне! Спасибо тебе за всё! Спасибо за любовь, за дочку…спасибо! Я смогу отблагодарить тебя за все это… Когда-нибудь он поймет это. Поймет, что ты поступил правильно. Правильно… «Если бы он пришел на три года раньше, хотя, "если бы" не годится тут. Но ты пришел только тогда, когда все мосты разрушились от времени…»
Часть вторая.
…Ру начинался внезапно. Из-за поворота выныривали маленькие домики, их становилось всё больше, ещё больше, они группировались в улицы, улицы разбегались извилистыми и прямыми, и вливались в площади. Город Ру. Мир Ру. Планета Ру.
Город так же отличался от пригорода, как отличается телега от шикарного авто. Каменные многоэтажные дома, красного, даже бурого кирпича, узкие проулки, колодцы дворов… Главная улица Ру была застроена кубиками многоэтажек, практически ничем не отличавшимися друг от друга. Старый Ру источенный ветром, потемневший кирпичом, теснился ближе к морю, вырастая из порта. Новый Ру лез в поля отдельными хозяйствами, мутными стеклянными теплицами. Кривая улыбка сельчан, торгующих на рынке, пустые лица людей в час пик, идущих по проспекту. Ру кривлялся, как и все города, отмечая пустые даты шумными залпами, запивая водку шампанским на новый год. В городе вряд ли можно было встретить хоть десять светлых лиц, не имеющих в глазах пустое напряжение. Лица монгольские, славянские, кавказские, плыли вперёд и вперёд, и глаз не мог выхватить из толпы что-либо выделяющееся. Однако Ру предшествовала Дорога. Дорога в Ру. Она несла на себе идущих. И в её воле было, придет ли человек в Ру, или нет. Дорога запутывала путника, петляя между холмами, она заходила в маленькие поселки из десятка домов, текла меж колонн соснового бора. И озадачивала… Как озадачился Даф, увидев в поле, совершенно неухоженном, в мусоре меж серых увядших кустиков, каркас автобусной остановки, поставленную выходом вдоль дороги, и немного накренившуюся. Никаких автобусов и сроду тут не ходило, тем более по пустырю. Дальше, возбужденно дышало море. Остановка имела шиферную крышу, и была аккуратно выкрашена синей краской. Кому потребовалось красить каркас остановки, просто лежавший в поле? Он просто подошел к остановке и сел. Внутри сохранилась деревянная скамья. Даф сел, мысли его спутано кружили вокруг того что сказал ему Дир. А сзади накатывало море, и ветер не давал согреться. Действительно, уже ноябрь, почти зима… Зима… Ветер… Какие-то бумажки кружили перед ним по пустырю, подгоняемые ветром. Даф начал тихонько дрожать. Пошел дождь. «Хорошо, что я под крышей» - равнодушно подумал он. «Почему так холодно в августе…» Даф не мог уложить в голове что сейчас ноябрь. Спустя десять лет. Дождь забарабанил по шиферу. Тревожно, быстро. Тупое чувство удара охватило Дафа. Но так было легче. За собственным состоянием легче забыть ту иглу, что холодила сердце. Даф слегка обернулся в сторону моря, глядя как волны грызут песчаный берег. Море пахло дождем, эта сырость была неприятна. Даф достал из кармана газовую прозрачную зажигалку. Чиркнул раз, два, холодными пальцами. Потом подвел образовавшееся синее пламя к руке. Тепло. Так он грел то одну руку то другую. Затем, сообразив что проще развести огонь и не тратить газ, он подобрал несколько листов старых газет, что валялись под крышей, и не были замочены. Газеты горели хорошо, но быстро. В дело пошли палочки, всякий мусор. Даф и не заметил как увлекся, стал лихорадочно кормить огонь… Вскоре весь мусор и все палочки заботливо были уложены в костер. Даф испачкал руки золой, но немного согрелся. В Ру жили его друзья, так что мысль о том, что ему некуда идти, даже не приходила в голову. Почему-то сейчас ему стали приходить на ум те случаи когда он заставал Дира и Талю вдвоем. Тогда он не придавал значения но теперь… каждое слово стало понятным, ясным. Глупо всё… Неужели все слова что она говорила ему – ложь?! Неужели всё ложь? Даф не мог ответить утвердительно на свой же вопрос себе самому. Он помнил глаза, и слова. Он верил им. Так хотел верить. Сейчас его поразил уход невесты. Факт того что он переместился за полтора часа на десять лет просто не укладывался в его голове. Однако если смотреть трезво, то Даф расценивал случившееся как какое-то недоразумение. Дождь мешал идти, и Даф вынужден был сидеть под крышей. Осенние дожди могут кропать днями, и хмурое небо не предвещало что дождь пройдет скоро. Хотелось спать. Костер иссяк, оставив темно-красные угли, вперемежку с серым пеплом. Он облокотился о спинку скамьи, через прищур глядя как пелена дождя орошала высохшие бурые сорняки. Русалка уплыла. Просто зашевелилась и уплыла, он не в силах был её как-то задержать, да и не хотелось… Он запомнил её пустой взгляд, что скользнул по его лицу, и запомнил свой страх перед неведомым. Русалка подтянулась на руках к линии прибоя, и ушла в море, как подводная лодка. Даф не заметил никаких уродств на ней, ни жабр, ни плавников. Просто был хвост, и всё. Он ждал что она вынырнет чуть дальше, но ошибся. Пусто. Она ушла как камень. Была ли ей нужна помощь, что заставило это существо выбраться на берег? Или она спасалась от невидимой опасности из глубины океана, это осталось невыясненным…
Горе произошло, и более не пугало возможностью быть. Легкая улыбка, игра с самим собой, мол, я мудро встречу это испытание, принесла удовлетворение. Даф приходил в себя. И как захотелось ему, что бы пришел человек, прямо тут, на пустыре, и сказал слова, заветные слова – все изменится, поверь, и ещё раз изменится, и сто по сто раз прейдет в новое, и ты взглянешь на себя, и удивишься своей боли. Даф только вчера целовал её, только вчера она шептала ему слова преданности, и любви. А сейчас, он сидит на остановке, где никогда не пройдет автобус, и греется у костерка, так как греются на рынках бродяги. Даф глянул на неправильные часы, но и без них было ясно – день перевалил середину. Вставать не хотелось. Если он встанет, то произойдет не просто перемещение тела в пространстве, но вся жизнь будет начата заново. Он встанет, и пойдет в Ру. Он начнет сначала. Он должен это сделать. А тут, на этой скамейке, ещё теплились образы, они манили, звали к себе, но Даф не в силах был изменить жизнь, которая шла без него. Образы стонали, они не хотели умирать. Они были так искренны, им трудно было не поверить. Как ни хотелось ему переждать дождь, но бесконечно сидеть здесь было глупо. Даф встал, и напоследок глянул в сторону моря. Черты лица его совсем не изменились, вряд ли бы кто-то сказал, что этого человека постигло несчастье. Пнув ногой угли, он быстрым шагом пошел дальше, в Ру…
-И ты им поверил, Гоор?! – возмущалась Бьорк, при возвращении мужа из Управления – Это бред! Чистой воды, я даже не представляю, как им хватило наглости так врать тебе! – Щеки Бьорк немного порозовели, и она стала чуточку моложе.
-Тихо-тихо! Чего раскричалась, я все понимаю, понимаю! Только не пойму откуда взялся брат, зачем эта байка про русалку! Я припоминаю, тогда он ничего не говорил…
-Он говорил что боялся сказать, что б не признали сумасшедшим…
-А сейчас, нет? Может он просто испугался чего-то? Что нам не сказал?
-Ага. Ты смотрел там, на песке, следы? Бьорк считала про себя очень проницательной и находчивой женщиной, и не могла упустить повод подтвердить это в своих собственных глазах.
Гоор чмокнул ртом.
-Нет. Мы были заняты разговором.
-И что ты за чепуху нес про будущее? Я опять тебе удивляюсь! Развещался как оракул! Вот увидишь, Дир подумал что сумасшедших двое - он и ты!
- Это вовсе не чепуха, надо им мозги иногда прочищать… А то совсем отупели… Гоор уже злился на себя за то, что слишком углубился в прочистке мозгов.
«А ведь права она. Не стоит так верить каждому слову. Дир мальчик ещё, хоть и четвертый десяток пошел, но и я слишком привык считать себя умнее других…»
-Вот увидишь, вернётся он к своей Талю, там такое начнется! – она многозначительно подмигнула и рассмеялась – Страсти африканские будут.
-А вот этого не надо. Не хватало, что бы меня ещё в семейных разборках свидетелем использовали, хватит с меня и тебя…
Ответом на эти слова была двусмысленная улыбка Бьорк.
-Я не пропадала на десять лет!
-Ну и что? – бросил он привычную фразу.
-Ты бы меня и годика не подождал!
Дед выпучил глаза.
-Сейчас?? А куда б я делся!
-Как старый стал, так кому ты нужен! А когда молодой был, точно бы ушел, знаю я тебя, морячок!
-Да ты сама не то что через год, ты бы на другой месяц уже радовалась! – Гоор знал что это не так. – Свалил, ну и слава Богу.
Бьорк прекратила улыбаться.
-Ну хватит, муж. Ты лучше отдохни, а то совсем замаялся сегодня…
По пути в Ру Даф встретил несколько человек, незнакомых ему. Они очень оживленно разговаривали около стоящего автомобиля. По началу, Даф захотел подойти к ним, и просто спросить год и число, но потом этот вопрос показался ему самому странным, подозрительным, и он, скрепя сердце, молча прошел мимо. Дождь незаметно прекратился, и над дорогой опустилась тишина, нарушаемая сухим звуком его каблуков. Несмотря на полдень, людей шедших навстречу ему почти не было. Он уже значительно отклонился от берега, тут море ничем не выдавало свое недалекое присутствие. За десять лет это место практически ничем не изменилось, как не искал он следов времени, они не находились… Тесные переулки, редкие маленькие магазинчики - ничего не изменилось спустя десять лет.
Сердце Дафа щипала обида. Дергала, мешала думать, мешала быть спокойным. Талю, думал он, почему ты так поступила! В сущности он не понимал в чем он её обвинял, но все же… Почему? Десять лет… Все это вызывало головокружение, сон, странный сон… Это много раз приходило на ум ему.
-Не может быть!- спотыкался разум.
-Посмотри на эти новостройки, их ещё вчера не было – говорили глаза.
…Волнение, как при встрече с чем-то значительным, необратимым овладело им. Только сейчас он понял насколько глобальное случилось с ним. Время не вернуть. Не вернуть ничего! Ни минуты. Прошло десять лет, действительно прошло! Вот люди вроде те же, да не те, не так одеты, вот машины, которых он не видел, вот дома. И стройки. Чем дальше он заходил в шумящий город, тем более ему бросались в глаза разительные перемены времени. Даф понимал, что ещё немного и он перестанет контролировать себя. Слишком много всего свалилось на него за этот день. Надо сесть. Он пришел в район городского рынка, находящегося недалеко от окраины города. Он поискал глазами где можно присесть и спокойно подумать, и нашел в толчее несколько красных пластиковых сидений у входа в пивнушку. Тут же стоял грязный прозрачный холодильник-витрина. Пиво, алюминиевые банки с прохладительными напитками. НЕ ТЕ, ЧТО ВЧЕРА. И все тут было не то что вчера. Его бросило в пот. Страх. Для успокоения он обратился к продавщице, немолодой женщине в спортивной куртке, и с белым, нечистым передником поверх её. Холод гулял над головами снующих прохожих, кучка пьянчуг толпилась у крайнего столика, самого дальнего от продавщицы. Она уже не контролировала этот столик. Даф хрипло спросил, дважды начиная говорить, и бросая – он заикался.
-Тройку можно, одну бутылку. Он шмыгнул носом, кладя в белую тарелку три смятые десятки.
Продавщица взяла бумажки, и вдруг внимательно оглядела их, хмыкнула.
-Такие не возьму, они уже не пользуются.
Дафа будто ударили по затылку. Он качнулся, не в силах что-либо возразить.
-Давайте из новых, если конечно у вас есть… Добавила она с улыбкой. Глаза её тяжело смотрели на Дафа, проникая в его самую суть. Кто ты? Мошенник? Или просто растерянный человек, что протягиваешь мне деньги вышедшие из обращения пять лет назад? Или у тебя не все дома?
Даф просто отошел в сторону, нелепо засунув бумажки в карман.
-А можно я посижу тут? – Он указал на стул - Я приехал издалека в этот город, и очень… устал. Даф, не дожидаясь ответа, сел.
-Садитесь, если хотите – равнодушно сказала она. - Только не долго, не занимайте место.
Люди, стоявшие рядом и слышавшие их разговор, незаметно проверили свои кошельки.
Дождь оставил лужицы на пластике стола. Значит все правда. Даф молча наблюдал за бродягами, не видя их. Он не видел как они торопясь, ели коричневые чебуреки, неаккуратно запихивая себе в рот по целой половине. Он смотрел в их сторону, невидящим взглядом. Один из алкоголиков, похожий на выходца с Кавказа, что-то объяснял своему потрепанному жизнью товарищу, суть Даф уловил, и зацепился.
-Треф собрал нас и говорит, делайте то, это… ха-ха… слышишь? Треф… а я говорю, а не пойти ли тебе на… Он свял…
Бродяга хрипло закаркал – он смеялся.
«Треф… » Даф автоматом повторил. Где-то далеко от него.
-На котловане, слышь… - тот кому он это говорил даже не смотрел в сторону.
-Я ему говорю, иди на… Потом построили нас, он опять колотит своё, прораб хренов…
Дождь опять принялся усердно осыпать улицу. Люди, сновавшие вокруг Дафа искали спасение под навесами рядов. Этот рынок он знал наизусть, и за десять лет тут почти ничего не поменялось, так по крайней мере ему казалось. Как издалека до него доносились голоса прохожих, реплики бродяг.
-Десять лет. - Даф сказал эти слова в слух. Кто-то из толпы мельком глянул в его сторону. Но это было мгновение, и потом полное безразличие. Даф повторил, с упреком.
-Десять лет! - И огляделся по сторонам. На его слова повернулся лохматый человек с длинным носом сизого цвета.
-Что ты сказал?
Даф молча посмотрел на него.
-Десять лет… уже прошептал он себе. С каждым повторением эти годы вырастали между ним и реальностью мощной, непробиваемой стеной.
…За эти десять лет он стал не нужен дома, что будет дальше? Как он будет жить здесь, в этом новом мире, который изменился за полтора часа?
Он встал со стула. Увидел, что окружающие не смотрят на него, и чему-то улыбнулся про себя.
-Не подскажите, который час? – прошелестел один из бродяг – у вас десятки не найдется? Два дня не ел… нищий говорил эти слова абстрактно, на них не хотелось даже поворачивать голову. Тысячи раз он говорил эти слова. И уж теперь не помнил, когда он произносил их в первый раз. Он и сам не очень понимал формулировку своей просьбы, часто путался, и выдавал фразу как автомат. Иногда ему давали деньги. Обычно просто крутили головой и отворачивались, демонстративно смотря в другую сторону. Тогда глаза выискивали новую жертву, и человек со щетиной и перегаром двигался дальше. Так и сейчас, Даф отмахнулся от него, направляясь собственно в город. Надо идти… Куда? Он ещё и не понимал, кто может сейчас помочь ему. Посочувствовать все могли, знакомые и не очень, но помочь? Хотя бы советом. Неравномерное покрытие тротуара, битая плитка, огрызки асфальта, все как раньше. Время совсем не тронуло рынок. Такой же грязный и оживленный. Вон пирожковая, там Даф всегда закусывал днем, если не было заказов, вот ряды с соленьями, корейские ряды. Даф не хотел видеть знакомых, спешил, уходя с рынка.
Как странно, никто не подошел из своих… - Он вдруг осознал, что его никто не хлопает по плечу, не здоровается. … Неужели все забыли меня? Нет, не забыли, просто я для них исчез, и они не ожидают встретить меня. Не узнают… Опять пришли мысли про Талю. С ними он вышел на улицы Ру. Его улицы имели сильный наклон в сторону моря, и трамваи часто буксовали, когда ползли под уклон по узким колеям. Он обогнул рынок, пересёк полотно железной дороги, что вела из порта. Далее, он прошел район старого Ру застроенного одноэтажными домами с огромными парадными дверьми во всю высоту первого этажа. Район теперь находился на окраине города. Город приветствовал его шумом, обычной суетой. Машины, лица. Лица и машины. Парк. Он изменился. Теперь эти изменения почти не причиняли волнения и боли как раньше, когда он долго не мог прийти в себя узнав, что его деньги вышли из обращения. Парк изменился. Новая тротуарная плитка, скамеечки… Может он просто не замечал этого раньше? Нет. Нет и ещё раз нет. Время изменило все раз и навсегда. У него было несколько друзей тут, и он мысленно перебирал в уме, к кому стоит прийти, чтобы не пришлось слишком долго говорить, и объяснять то, что сам не понимал до конца. Вот например Манн – он знал его лет восемь, и за это время их общение сводилось к пустым разговорам. Хотя… наверное он был рад, когда Даф заглядывал к нему, в квартирку на втором этаже. И если бы сейчас Даф пришел первым к нему, ему бы не пришлось ночевать на улице. Но он не хотел его видеть. Даф шел в город, сам не зная куда, поворачивал с улицы на улицу, бесцельно кружа в центре. Энхель, другой друг, переехавший в Ру относительно недавно, и знавший Дафа с детства. Вечно худой, и просящий, как всегда по-братски, сигарету. Он не задаст лишних вопросов. Правда у него большая семья, и вряд ли Даф придется кстати…Не хотелось заставлять кого-то ждать, когда он уйдет. Или прийти к Фаберам? Глупо… как мальчик, пришел к родственникам Тали. Вчера-то, он так бы не подумал!! Вчера. А вчера… отстало на десять лет… Собственно оставался один человек, которому он бы не помешал, и который не станет особенно расспрашивать. Была у него подруга, с юности, то есть их было много, но эта что-то волновала в его сердце, и отнюдь не то, что называется словом «любовь». И не так уж часто они общались, так изредка, когда проходил мимо, заглядывал к ней, так уж повелось. Если у неё в это время кто-то был, он смущенно улыбался, а она расстроено вздыхала и виновато показывала руками, мол опять этот к ней пришел… К ней много ходило. А Дир просто так. Она наливала чай, из беленького чайничка, с китайскими цветами, доставала сыр, масло, хлеб, а он расположившись в плетёном кресле, сквозь приспущенные веки и сигаретный дым наблюдал как движется её крепкая, немного полная фигура. Потом, она садилась, поджав ноги под табуретку и торопливо болтала, рассказывая ему про людей, знакомых и не очень. И про вовсе незнакомых. А он делал вид что слушал, изредка вставляя «да-да», или «угу». Она рассказывала про мужчин, смеялась описывая их, передразнивала, копировала, и у неё выходило, действительно смешно. Он был младше её лет на пять. Но это как-то забылось и совсем не волновало его. Они познакомились на рынке, она искала себе маляра, а он как раз был занят на очередной шабашке, и поэтому просто подсказал ей нужного человека. А потом она уже пришла к нему просить поменять сантехнику. Ей, наверное, импонировало внимание молодого симпатичного мужчины, но она почти никогда не касалась его лично. Жила одна, периодически меняя сожителей. Пару человек Даф знал хорошо, и они неплохо ладили. Большинство просто приходило к ней спать. Даф любил эту кухню, с глупым красным абажуром, с белой электрической плиткой и вечно переполненной пепельницей. У неё были серые глаза, обычно сильно накрашенные, где только можно. И ещё она плохо видела. Поэтому она часто носила тонкие очки, которые делали её серьёзнее, и моложе. Иногда она напоминала ему школьницу, причем, явно, не отличницу. Даф делился с ней своими проблемами, спрашивал, как женщину, что подарить Тале, а как-то она подкинула ему хорошую работу у своих знакомых, которые затеяли крупный ремонт. Поэтому про себя он относил её к числу друзей. Хотя, он часто ловил себя на мысли, что она деланно смеётся, или явно говорит не то что думает. Доверие, которое было между ними, имело поверхностный характер. Теперь, эта небольшая грань между ними должна послужить ему защитой от расспросов. Даф уже сильно замерз, поэтому торопился, спеша по знакомым улицам. Дом, пятиэтажный, кирпичный. Третий этаж, квартира пятьдесят четыре. Дверь с красной, ярко красной обивкой. «Только бы она не переехала за эти десять лет»
То, что у неё за это время могла появиться семья, ему почему-то не приходило на ум.
Звонок ответил ему знакомым дребезжанием. Тишина. Никого нет дома? Даф нажал ещё раз на упругую пуговку звонка. Длинный гудок звякнул внутри квартиры. Половичок у двери был тот же что десять лет назад - тонкий резиновый коврик, в цветную клетку. Даф опустил ручку двери вниз, и надавил. Дверь была открыта. Немного подумав, он открыл дверь, и вошел. Внутри было совсем темно, прихожая, хранила десятилетние следы, в виде трюмо, и старого пузатого холодильника, с которого осыпалась краска. Она не переехала, уж точно. Идя по коридору, Даф внимательно слушал. Звуков не было. Выскочила ли хозяйка за хлебом, или позабыла закрыть дверь, уйдя по делам? Далее шли двери в комнаты, они были закрыты, и на кухню.
-Эли! – громко позвал он. Ты дома? Это я, Даф…
Ему ответил знакомый голос, из кухни.
-Кто там? Я тут… и сразу дверь отворилась. Из неё вышла полная женщина лет сорока, с выражением безразличия на лице и отчаянной синевой под глазами. На ней был красный «драконий» халат, и остатки косметики на лице.
-Кто вы? Что вам нужно? Вы зашли без спроса… эти слова она произнесла одинаково, без всякого выражения. Дафа она не узнала. Сильный запах водки, кислый, шел у неё изо рта.
-Эли, ты не узнаешь меня? Это я, Даф! Ты помнишь? Рабочий с рынка, я тебе ещё сантехнику делал…
Пауза. Женщина прищурилась, и попятилась назад.
-Даф… выдохнула она. Да-а… заходи… Она открыла дверку на кухоньку, маленькую, темную, большую часть которой занимал водонагревательный котел.
-Я звонил, долго, мне никто не открывал! И вот я зашел… по старой памяти… «Вспомнила меня или притворяется?»
-Ты пропал… давно…- она села на табуретку, и полы её халата распахнулись, показав полные белые ноги. Даф стрельнул глазами в эти ноги, и она поправила халат.
-Я не был тут… - и она вдруг перебила его -
-Я ходила на рынок, спрашивала тебя!.. Мне сказали что ты пропал… Мне сказали что ты погиб, но… я почему-то не очень верила разговорам…
-Не верила, значит… - Даф потер руками – Холодно у тебя, и дверь открыта.
Она встала, хрипло прокашлялась.
-Я сейчас приду, подожди – сказала она и ушла туда, откуда только что пришел Даф.
…Бедная обстановка, но не обойденная вниманием. Было видно, что за квартирой ухаживали. Бумажные цветочки на занавесях затейливо вырезаны вручную, обильно засижены мухами…
-Я закрыла дверь, ты есть хочешь?
-Нет, не надо…
-Да ладно тебе ломаться, сейчас я приготовлю тебе, вижу же что плохо тебе… - она глянула на Дафа мельком, ему показалось что она улыбается краешком рта, пожалуй, только показалось.
-Как ты жила это время?
-А где ты был? - вопрос простой, самый простой…
-Не знаю. Что-то случилось со мной, сам не пойму.
-Ты был болен? - Эли повернулась к нему лицом, пока вода заполняла маленькую желтую кастрюльку.
-Нет. Нет, Эли, я не знаю что было со мной... «Стоп, я не могу говорить ей это…» Просто я пропал на десять лет… Сегодня утром я узнал что меня не было десять лет дома, хотя для меня прошло полтора часа. «Смотрит как на сумасшедшего…» Шел в Ру с братом, потом я остался подождать его – мы нашли утопленницу… «не говорить же ей про русалку» я остался с телом, а он ушел. Потом он вернулся с другой стороны и сказал… - Даф запнулся, потом шумно выдохнул воздух, будто долго сдерживал дыхание - …и сказал, что меня не было десять лет. Вот…
Она быстро бросила ему первое, что пришло в голову:
- Что же это было с тобой, ой, вижу ты сам не понял… Ты уверен, что сидел на этом месте все это время? – пока она говорила это, её лицо приобрело знакомый для Дафа оттенок насмешливости.
- Все так – на мне та же одежда, я не постарел, видишь?
Эли быстро достала несколько сосисок из холодильника, поставила чай, внимательно следя за гостем боковым зрением.
-Живу одна. Ты спросил, я ответила. Не всегда одна, правда. Ты раздевайся, чего в одежде сидишь! Ты же не торопишься, так?
-Угу. Где можно повесить плащ?
-Там, за дверью вешалка. Ничего не изменилось.
Даф повесил плащ, вернулся на свою табуретку – островок стабильности.
-Что теперь будешь делать? Ты можешь остаться у меня, пока всё не проясниться. Уверена, всё будет нормально, просто не придавай такой значимости пропущенному времени…
Он устало мотнул головой, мокрые волосы создавали ощущение дискомфорта, рука рефлекторно провела по лбу, вытирая набежавшие капли.
-Оставайся, оставайся. Никто не придет, не бойся.
-Да я и не боюсь… я вообще за несколько минут перестал всего бояться! Взял так, и перестал! – он говорил уверенно, с болезненной интонацией. Не хочу тебя напрягать собой.
Эли настороженно прислушивалась к этому голосу, пытаясь найти в нем симптомы болезни или опьянения.
«Он сошел с ума? Он врет? Не знаю, не знаю, не знаю…»
-Он забрал у меня невесту… понимаешь? Просто так получилось… Вот это меня больше всего… Ха, он любил её, знаю… но что бы так быстро, господи о чем я! - у Дафа в груди что-то булькнуло, и он раскашлялся. Его зрачки были похожи на маленькие злые точечки.
-Ты работаешь? - Добавил он после минутного молчания.
-Работаю… - неопределённо бросила Эли – всякое приходится видеть теперь в городе! И работу найти сложно, нормальную работу…
-Я ещё ничего не понимаю, слышишь? Свалился, как снег на голову, сам не разобрался. Не понимаю ничего!
-С тобой что-то произошло, тебе плохо, мне кажется… - она встала с табуреточки, открыла дверку холодильника, там, на дверке, внутри, лепились лекарства - таблетки, тёмно-желтые пузырёчки.
-Вот, выпей, одну таблетку, аспирин… да подожди, сейчас налью, чем запить….
Даф машинально разжевал таблетку и проглотил. На языке стало кисло. Он сощурил глаза, потом вовсе прикрыл. Мрак нравился ему больше, чем холодная реальность. «Можно было бы так всегда сидеть в тепле, и чтобы темнота, нет этого мира… Нет ни прошлого ни настоящего, а есть лишь тишина, тишина, безмолвие…»
Женщина напряженно смотрела на его закрытые глаза, предугадывая, что сейчас видят зрачки под складками век. В её кухне сидел странный человек, не пьяный, не больной, но здоровым его назвать трудно.
-Этот день такой... длинный, что-ли…Он начался в постели, у меня дома, и вот я почему-то сижу в чужой квартире… Почему так, а? – Даф прямо посмотрел ей в глаза.
-Не знаю – что она могла ему ответить?
-Не знаю, Даф, но так уж вышло… смирись, ведь в жизни всякое бывает, главное что она продолжается… Не с каждым человеком такое происходит, может в этом есть свои плюсы, подумай!
-Почему?! Почему, за что! – он бессмысленно шептал слова, голос и глаза гасли, в них выветривался смысл, содержание.
-Тебе нужно выговориться, я вижу, давай ты ляжешь, поспишь, отдохнёшь…
-Я не хочу спать! Какое там, спать… Мне хочется бежать, далеко-далеко, кричать, понимаешь?!
Она промолчала. Тихо вышла из комнаты, Даф остался один. И тут понял, что в другой комнате работает телевизор. Голоса спорили, визгливый женский и бархатно-пластмассовый мужской – реклама…
Ничего не изменилось, на первый взгляд, те же обои, мебель, ещё не бросались в глаза разница времён – ведь десять лет такой маленький промежуток! А вот занавеси те же на кухне, они словно смеялись над ним – вот, мы ничуть не постарели, мы всё так же собираем пыль… Что-то надломилось внутри у него. Даф смущенно огляделся по сторонам. Не годится взрослому мужчине паниковать.
Вернулась Эли, она выключила в комнате телевизор, приготовила Дафу постель.
-Идем, ляжешь, отдохнешь, ещё нет двенадцати, поспи, успокойся. Время не вернёшь, но ведь ты жив, и живы твои близкие. Всё образуется, поверь. Что-то расстроило твою психику и ты слишком возбужден, не совсем адекватен… я б на твоем месте сейчас немного приняла, по маленькой.
-Да, немного. – Даф выдавил улыбку.
-Вот, выпей. Это водка, совсем чуть-чуть – она плеснула в граненую стопку водки, и Даф залпом влил её в себя. Спирт дернул. Щеки ответили красным.
-А теперь, иди, ляг – она взяла его за руку, как непослушного ребёнка и потащила со стула. Даф, решив не сопротивляться, дал себя привести в спальню, раздеть и укрыть синим одеялом. Она села рядом, тяжело всматриваясь в знакомое лицо. В нем появились неуловимые черточки горя.
Они сидели молча довольно много времени, пока она не нарушила тишину.
-Остановишься у меня. Не надо тебе никуда идти, я живу одна и… Эли примолкла – и тебе не помешаю.
- Соберешься с мыслями, может сходишь на рынок, потом, поговоришь с друзьями, всё образуется.
Сказав это она встала, ободряюще кивнула, и задернув полосатые шторы от назойливого серого света вышла из комнаты, осторожно прикрыв дверь.
Даф молчал. Он лежал укутанный одеялом в незнакомой ему комнате, вокруг был незнакомый запах, и от переживаний и выпитой водки хотелось спать и одновременно хотелось бежать обратно, пытаться исправлять положение. Как исправлять, Даф ещё не знал. Но внутри зрело ощущение безвозвратности потерянного. Что несло в себе новое, чем оно обернётся для него, Даф инстинктивно пытался видеть в положительном аспекте. Эта женщина… она старше его лет на пятнадцать – раньше ему казалось что больше. Даф понимал, что его история только начинается.
Пол дня он провалялся в постели, и вечером, осунувшийся и с мешками под глазами выполз на кухню. Хозяйка была не одна – в кухне сидела ещё одна женщина, чуть моложе Эли, с резкими угловатыми чертами лица. При появлении Дафа, она многозначительно глянула на хозяйку и та поспешно заговорила.
-Это Дью, моя соседка, а это Даф, вот он какой, странник во времени – она улыбнулась, продолжая что-то быстро нарезать на черной дощечке.
-Очень приятно – заговорила квадратная Дью – Эли мне рассказала ваш случай, это поразительно…
Она говорила, оттягивая слова, манерно закатывая глаза, совсем чуть-чуть, но это было достаточно заметно.
-Конечно, я не буду мучить вас своими расспросами…
-Сколько времени, Эли? – хрипло спросил Даф.
-Половина четвёртого дня. Ты поспал совсем немного. Я готовлю тебе поесть – прокомментировала она свои действия.
-Угу, – неопределенно отозвался он, быстро соображая, чем занять себя в этот день. Беседа с подругой совсем не улыбалась ему, и Даф предпочитал просто сбежать на время отсюда.
-Поешь, а потом иди, отдыхай, или если хочешь, смотри телевизор… Разговаривать тебе сейчас не нужно…- Эли заботливо оберегала его от расспросов.
Даф ушел в другую комнату. Он включил телевизор, и постарался прекратить внутренний спор, который продолжался в нем с того момента, как…
Телевиденье изменилось, разительно отличаясь от того что было раньше – просто поразительно! Жизнь не стояла на месте. Оставаться в этом доме Даф не собирался. «Мне нужны несколько дней, что бы привести себя в порядок, и пройтись по друзьям. Надо жить дальше. Как, это уже другой вопрос».
Изменённая лакированная жизнь в телевизоре слегка ошарашила его. Девушки, идеальной внешности, эпатажные ток-шоу, поток нескончаемой рекламы и информации. Насколько он отстал от своего времени! Совсем другой ритм, совсем другой взгляд. «Интересно, а что сейчас делает она? Тьфу, опять эти мысли!»
Даф сгорбился в постели, только сейчас он начинал понимать величину потери. Прошлое ушло совсем не спросившись. Он встал с постели и подошел к окну, как к зеркалу, и попытался разглядеть свой темный силуэт на фоне вечернего города. Жизнь…
-Ты смотришь телевизор? Интересные теперь передачи показывают… - Эли вошла в комнату – Я прогнала Дью…
-Знаешь, Эл, когда мне было лет так десять… - Даф медленно произносил слова, глядя в подбородок женщине, отмечая что с ним сделало время – он раздвоился и начал врастать в шею.
-Мы с братом справляли Новый год, как всегда вместе. И мать подарила нам по подарку, не помню что она подарила брату, мне она подарила дешёвый кассетный плеер. У нас не было магнитофона, а я любил слушать музыку. Представляешь, как я был счастлив? Мы собрались около елки, был стол, скромный, но достаточный для того что бы называться праздничным… Все веселились, а я нет. Мой плеер зажевал любимую кассету – я просил одного друга записать для меня несколько мелодий Дерра Фэнтона, и ждал, когда я смогу послушать её у себя дома. Плеер зажевал кассету, будто это его единственное назначение…
Эли села на краешек кровати, понимая, что Дафу нужно выговориться, возможно на это потребуется ночь, а может недели.
-Новый год для меня умер. Не стало ни плеера, ни кассеты. Праздник стал для меня самым обидным днем, тем более что у всех было хорошее настроение. Тогда я попросил у брата цветные ручки – у него были несколько штук разных цветов, взял тетрадь, и вывел несколько своих мыслей по поводу нового года. Детские мысли, знаешь… Первая мысль была такова – кассету Фэнтона зажевал плеер. Вторая мысль – плеер сломался. Третья – мне никто ничего не подарил. А потом я записал план действий – плеер починю, кассету перепишу, но в итоге ничего этого я не сделал – до сих пор он валяется у меня в комнате, поломанный и никому не нужный… Знаешь, детям нужен праздник, обязательно, и мне он был тогда очень необходим. Среди общей бедности нужны были светлые праздники, что бы запоминать их, крепко запоминать, на всю жизнь. Жаль, но я запомнил тот Новый год…
-А что тебе подарили на следующий Новый год? – Эли, как простой человек не особенно понимала горе мальчика над испорченной игрушкой, и какое значение это имеет сейчас.
-Не помню… совсем не помню. Но знаешь что я хочу сказать тебе? Понимаешь, я тогда почувствовал себя несчастнее брата, а ведь это плохо. Он младше меня! И я всегда чуть снисходительно относился к нему. В тот новый год я почему-то подумал, что брат счастливее меня, конечно, это детские мысли, наивные… И вот, теперь судьба делает невероятное, настолько невероятное… - Даф потряс головой, - что я теряюсь!
-Хочешь, я поставлю тебе Фэнтона? – вдруг предложила Эли.
Даф удивленно посмотрел на неё, и отрицательно помахал рукой.
-Нет, мне уже совсем не до него, может потом… Сегодня я попрошу послушать меня, пожалуйста. Во мне столько мыслей. Ведь я пропал на столько времени?! Это само по себе невероятно, правда? Факт есть факт, я перед тобой, и видишь, на мне старая одежда, и я, вроде, в своем уме…
-Я верю тебе, Даф…
-Дело не в том, что веришь ты или нет, этот переместитель работает, осталось только понять как! Те несколько часов, которые прошли с того момента, когда мне сказали, что я исчезал на десять лет я потратил на постижение этого безумного факта – все бесполезно. Фантастика...
-Ты думаешь, это какая-то машина времени? Но это всё сказки. Если ты действительно пропал на столько времени, в этом нет вины людей… я не думаю, что людям под силу сделать такое…
-Да, не может быть, что это результат экспериментов каких-то неизвестных ученых. Никакой машины времени нет, но я перед тобой…
-Думаю, нам никогда не понять почему ты проскочил сквозь время, и как это произошло… - Эли подперла голову рукой и расположилась на кровати уже полулёжа.
-Боль от потери их всех… она тут – он ткнул себя пальцем в область легких.
-Ты никого не потерял, наоборот – они нашли тебя! Даф, ты слишком накручиваешь себя этим! Ты обязан вернуться и жить заново, понимаешь? Я бы на твоем месте поступила так же! Нельзя с такой лёгкостью городить забор от родных – поверь мне.
-Нет у меня никаких родных, Эл! Куда я пойду, к своей бывшей невесте?! Мы же не один год встречались, уж я это отлично знаю! Два года встречались! Я не имею никакого права вносить разлад в их быт…
-А как же мать? - Эли задала простой вопрос.
Даф нахмурил лоб.
-Не знаю. Дир мне ничего не сказал про семью. Может, я и приду к ним как-нибудь, но только не сейчас. Слишком рано думать об этом.
-Ты боишься, что…
-Что? Не боюсь – за себя я спокоен.
-…боишься сделать себе больно. Надо терпеть, часто приходится терпеть... не перебивай меня, Даф – сделала она предупреждающий жест.
-Страх, наверное ты в этом права, но я прекрасно представляю, что будет, если я приду домой…
-Да. Но ты будешь для них живым человеком, и не бойся внести смуту – никуда она от брата не уйдет. Поверь, десять лет с человеком привязывают иногда посильнее цепей…
-Почему ты не нашла себе человека? – вдруг спросил Даф, стараясь перевести тему, увести себя из защиты в нападение.
-Зачем тебе это? - Эл раскраснелась от спора.
-Чтобы понять. Зачем ты одна?
-Потому что я не встречала человека, который нужен мне! – и не смотри на меня как на ****ь! Я достаточно изучила мужчин, что бы верить в счастливые семьи и браки. Если так уж суждено… Ладно, что ты обо мне, не во мне же дело, а в тебе! - она энергично дернулась на кровати, поправляя сползающее на пол покрывало.
-Почему ты не поймешь, лучше иметь хоть кого-то на свете рядом. Чем всю жизнь выгадывать – кинул ей Даф.
-А может я не выгадываю, а так надо? Детей я уже не заимею, поздно…
-Поздно?
-Тридцать восемь лет не возраст для детей, особенно если ты одна, и не надо меня уговаривать. Ты даже не представляешь, насколько женщине трудно рожать, и психологически и физически. Это тебе не сунул-вынул и пошел!
-Смотря кто сунул – неожиданно рассмеялся Даф.
-Ну вот, ты уже смеёшься – обрадовалась Эли.
-Я смеюсь, но я все помню, правда – чуть извиняясь ответил Даф и замолк, поднеся руку к губам.
-Что?
-Слышишь?
-Где?
-На улице, звон, будто стекло разбили…
-Бутылку разбили, не обращай внимания, это же город!
-Бутылку… спать чего-то хочется, не знаю почему…
-Может ты не спал десять лет, и поэтому хочешь?
Даф изобразил полуулыбку
–Не думаю. Ладно, Эл ты помогла мне, тем что послушала мой бред. Знаешь, когда смотришь на жизнь других, проще становится своя. И спасибо тебе за внимание. Если честно, я пришел к тебе, только потому, что ты не задаешь лишних вопросов…
-О, нет, я очень любопытна, неправда! Женщины всегда любопытны, ты же знаешь…
-Значит, ты нормально любопытна для женщины. И ты совсем не изменилась за это время…
-А вот это враньё, ещё как изменилась, и мешки под глазами, и морщины, вообще старая стала – она даже нахмурилась.
-Я правду говорю, мне же виднее со стороны!
Даф и не заметил, как их разговор стал предполагать возможность развития их отношений. А может, заметил и полетел к этому огню, подобно безумному мотыльку. Зерно было заложено уже тогда, когда он принял решение идти именно к ней. И интуиция вела его именно к тому, что было необходимо. Если бы ему рассказали всю сложную паутину ближайшей жизни, то… возможно всё было по-другому.
…День, прерванный промежутком в десять лет, все же собирался заканчиваться. Ру отходил от дел, окунаясь в приморскую ночь. На маяке Гоор уже разложил старые карты, а немного пьяный Дир пытался уснуть, крепко прижимая к себе жену…
«…это похоже на побег, но так оно и есть, я бегу. Я снова бегу от себя, от этой жадной женщины, которая ничего плохого мне не сделала. Это так похоже на побег! Сейчас она закроет дверь, предварительно пожелав удачи чужим голосом. Вот так – все правильно. Мне тут не место. О, Господи, что с её глазами?! Это глаза умирающей собаки. Макс так смотрел, перед тем как судорога окончательно свела его легкие. Он долго боролся за свою жизнь, пытаясь глотнуть воздуха. Он боролся с этой неизбежной инъекцией, и он смотрел. СМОТРЕЛ. Люди не умеют так смотреть… Людское страдание почти всегда – ложь. Разве и у неё ложь? Хватит этих пустых жеваний, вниз, скорее, скорее, пролет, площадка поворот, дверь заперта на поворот, ключа… ключа… Дождь все идет, теперь на трамвай, неудобно было просить у неё денег, но…
…интересно, почему я ещё смотрю на девушек? Словно ничего не случилось во мне… остановка водолечебница, следующая станкостроительный завод – время не смогло изменить рельсы трамвайного маршрута… беги, железный! Неси мою бедную голову…»
- Не стоило уходить в такой хмурый день… - чуть иронически встретила его Эли. Её глаза открыто ликовали, не смущаясь этого.
… Для того что бы уйти, надо было уходить на следующее утро. Он не ушел ни через день, ни через неделю. Апатия, переворот в голове, революция сознания, причин, мешающих трезво смотреть на вещи было предостаточно. Несколько фраз, высказанных в полубреду остановили его бег в пустоту. Эти фразы держали его тут, и на помощь им приходили все новые и новые. Иногда он подходил к окну, и что-то высматривал на улице, сам себе напоминая пленника. Эли, видимо находилась в таком же состоянии самообмана, не задумываясь чем все это кончится. Даф почему-то гнал от себя мысли идти искать друзей, он спрятался от себя, наивно полагая что срок в десять лет способен что-либо изменить. На рынок он не пошел, наоборот, старательно избегая тот район. Тот день, разорвавший его жизнь, по-прежнему продолжался в его душе. Оказалось, можно жить в двух временах сразу, к этому простому решению он пришел на следующее утро.
Она ревностно следила за его глазами, вытравливая все, что было до неё. Она вылавливала тоску, выпивая её с губ, отыскивая тоску в его дыхании ночью, она выгоняла её, старательно сведя темы с ней к нулю. Она боролась за него, и её тело помогало ей.
Разрыв в возрасте не был бы так очевиден, если бы не красное креплёное. Даф опомнился через несколько месяцев, проследив свои действия от того дня до настоящего – их просто не было. Она держалась за него, истериками, пылкими примирениями, она держалась за него своими обидами, но креплёное настойчиво намекало ему. Наступил момент, когда он понял что слишком привязался к ней, может даже полюбил. И он не в силах разорвать эту связь. Тогда он повел борьбу против красного. С отвагой безумца он пытался уговаривать, потом угрожать, а потом нашел ту лазейку, которой боялось даже красное… Какие-то обрывки старого всплывали перед ним, будя тонкие воспоминания. Обрывки заходили знакомыми к ней, обрывки здоровались с ним на улице. Он отбегал от них, прятался в маленькой квартирке с колонкой на кухне. Он стерёг красное, справедливо полагая, что оно просто ждет своего часа. Для неё её же порок оказался достоинством. Она привязала его к себе. Она наняла его стеречь свое красное, наняла как солдата-наемника, без права думать о своей родине. И он ревностно нес свою службу. В сущности, они стерегли друг-друга как звери – он стерёг красное, она стерегла её в его душе. Время, искаженное и сморщенное вдруг приобрело стройность и движение, способность идти вперёд без рывков. Даф действительно сменил одну жизнь на другую.
Часть третья.
Январь.
…тихое утро, придавившее землю обжигающим холодом снега, застенчивый свет из-за полосатых штор, её рука, упокоившаяся под щекой, Даф ощупывал взглядом ровный квадрат потолка, за окном подкрадывался новый год. Тени в комнате вели себя нервно, вытягивая и сокращая свои щупальца – всего лишь ветер колышет ветви старого тополя, где-то там, за занавесью и двойной рамой. Некоторые люди уродливы во сне – сопят, пускают слюни из расплющенного рта, их лицо сохраняет все складки постельного белья, ощутимый запах мочи подсказывает, что нижнее бельё не менялось давно. Наглое выражение лица, более подходящее больному синдромом Дауна.
Она была красива во сне. Что-то неуловимо хитрое сквозило в её закрытых ресницах. Может, потому что она улыбалась во сне? Вместе с выпавшим снегом умерли лишние звуки. Их утро.
…«Чрезвычайная ситуация сложилась в Восточном районе Ру, из Берг-изолятора совершил побег особо опасный преступник, осужденный за серийные убийства, Кюсор Льерро, более известный как знаменитый Молчун. Район патрулируется усиленными нарядами полиции, граждан, имеющих какие-нибудь сведенья о местонахождении преступника просим сообщить по телефонам… внимание, преступник вооружен и очень опасен…»
…часто сидели на кухне вечерами, словно прикованные к друг-другу, редко выбирались погулять по городу, и почти никогда не ходили в кафе. Кухня с водонагревательным котлом стала для Дафа убежищем от себя. Эли сохранила в себе обаяние, частицы жизни в глазах. Пожалуй, красное не смогло победить женщину в ней, она все ещё красилась утром, и почти никогда не забывала смыть косметику вечером. Даф обнаружил, что тело Эли гораздо женственней чем у его бывшей невесты. О прошлом он не думал, так же он не пытался подсчитать количество мужчин у его подруги. Он оправдывал её про себя, в лицо бросая упреки, и судорожно ища потом примирения; он оправдывал себя перед ней, но потом грыз совестью.
-Какой твой любимый цвет?
-Не знаю… Который идет мне.
-Тебе было больно в первый раз?
-Ты сто раз спрашивал, не помню, наверное, да.
-Ты очень красивая…
-Врешь! (смеётся).
-Самый умный, да? Никогда меня не слушаешь!
-А ты? ТЫ слушаешь? Ты уверенная в себе сука!
-Сам сука. Что-то ты расслабился…
-Я кобель, и ты сама знаешь, что очень даже не расслабился…
-Детский ответ…
-Хочу тебя.
-Сейчас или вообще?
-Вообще-то сейчас.
-Твоя Дью мне не нравится, она какая-то мороженная…
-Не говори так о моей подруге…
-Вот вспомнишь мои слова…
-Слушай, Даф, ну и сука же эта Дью, представляешь. Захожу я к ним в гости а она…
-Я же говорил…
…«В Восточном районе идет спецоперация по захвату Молчуна, район блокирован отрядами спецназа, жителей близлежащих домов просят не выходить без особой надобности из дому. Известно уже о семи убитых спецназовцах, погибших при утренней попытке взять Молчуна. Местонахождение преступника точно не известно»…
-Это совсем рядом, слышишь, Эл.
Даф дернул за ухо разомлевшую женщину.
-Сегодня я видела их, они перегородили дороги, у всех проверяют документы, представляешь, даже у женщин!
-И у тебя проверили? Ты не рассказывала…
-И у меня, все из-за этого каторжника. И шагу нельзя ступить без полиции – везде, под каждым кустом… Ха-ха…
Даф представил себе, как этот человек проходит мимо их двери, и поднимается на следующий этаж. Отчетливо представил, так что мороз пробежал по коже.
-Ты не боишься?
-Кого, Молчуна? Ты так спрашиваешь, будто он уже у нас за дверью!
-А вдруг!
-Прекрати, теперь мне страшно! Весь наш дом только и говорит про этого Молчуна.
-Интересное у него имя – Молчун. Это же кличка? Он немой?
-Он не немой, но предпочитал общаться через записки, это журналисты дали ему прозвище. Целыми днями говорили по телевизору про суд над ним… Он, говорят, убил тридцать человек!
-Почему же его не убили? Обычно таких уродов убивают при аресте. Давно он тут беспредельничает?
-Ну не знаю… Может и давно – он скрывался.
Тишина.
-Так, значит, у нас за дверью?
-Хватит про него, замолчи…
-Замолчу. Я второй молчун…
…совсем недалеко от них землистая Талю тихо догорала на больничной кровати. Сначала это была тошнота по утрам, потом она совсем перестала есть. Она скрывала свой недуг, врала что худеет, потом врала про какую-то китайскую диету, Дир подозрительно прислушивался к её дыханию ночью, и наконец не выдержал, отвез её в Ру. Там им сказали, что скоро придется расстаться навсегда. То есть сказали Диру, а ей нет. Но она и так знала. Кровь, кровь, кровь – она совсем не хотела делаться, а то, что должно её делать, медленно таяло, превращая кости в тонкие, кричащие от боли трубочки. Ру ловил Молчуна, истово, с рвением идиотов. Дир бился головой об синие стены больницы и нежно гладил Талю по щеке. Он играл роль и боролся за свое сознание без неё.
-Я люблю тебя, Талю…
-И я тебя люблю…
Её голос такой безразличный, такой стеклянный. Она приходила в себя только под наркотиками, и отдавалась им самозабвенно. Теперь укол был для неё точкой жизни – точка, и можно жить.
«И я тебя люблю…»
А потом он пытался перекричать самого себя в темном коридоре…
…«По последним данным, человека, похожего на Молчуна, видели в районе управления городским транспортом на западе города…»
«…При попытке задержать преступника погиб инспектор полиции Морк, он попытался проверить документы у своего убийцы. Все говорит о том, что это дело рук Молчуна…»
«…Мэр города Сьорг Бишоф, выступая с обращением к жителям города объявил, что власти держат ситуацию под контролем, и просил жителей не поддаваться панике, не верить провокационным слухам. Также Бишоф обвинил партию Тор в использовании ситуации в своих политических целях. Мэр подтвердил гибель тринадцати спецназовцев…»
«…Общественность, взволнованная последними событиями в Ру, призвала власти к решительным действиям по борьбе с террором – на площади у Городской Ратуши прошел многотысячный митинг…»
«…одновременно с действиями Молчуна в городе происходят десятки преступлений, не стоит концентрироваться на отдельно взятом инциденте – так прокомментировал ситуацию председатель правительства Ру Одраг Бутов…»
«Решением мэра Ру Сьорга Бишофа, в городе введён комендантский час. С десяти часов вечера до шести часов утра на улицах города гражданам появляться запрещено, партия Возрождения провела несанкционированный митинг против этого решения у стен ратуши. Столкновений с полицией не было…»
Оголтелый город смаковал охоту на человека, о страхе не было и речи, напротив, многие ему симпатизировали. Молчун, как супер герой, косил полицию и скрывался. Телеканалы вели прямые репортажи с места очередной попытки захватить Молчуна, ток-шоу бесконечно обсуждали его деятельность, пытались выяснить кто же он. По соцопросам двенадцать процентов жителей верило в то, что Молчун – дьявол собственной персоной, двадцать семь считали, что Молчуна вообще нет, тринадцати процентам было наплевать на него, а остальные жаждали крови. Поиски Молчуна велись около двух месяцев, потом след его попал. Затем он снова объявился, и как обычно, супер шоу по поимке человека возобновилось. Он не выдвигал никаких требований. Просто убивал тех, кто пытался задержать его, и всегда ему удавалось скрыться. Говорили, что он способен летать, бегать по стенам, что у него есть перепончатые крылья, однако, убивал он исключительно из автоматического оружия. Пособников у него не было.
Даф с интересом слушал репортажи про этого неуловимого злодея, и в глубине души сомневался в его существовании. Эли же, напротив, не выносила шумихи. И если опять начиналось очередное ток-шоу, она переключала канал, желательно так, чтоб Даф не увидел. «Муж», как она называла его про себя.
Март.
…Был вечер четверга, они сидели на кухне, впрочем это мог быть любой другой вечер, разницы особой не было. Кажется, они ели орехи с сахаром, в приемнике кто-то тихо бормотал, а в раковину бежала бесконечная струя воды. Он следил за движениями её рта – она что-то весело говорила, но он не понимал её, весь поглощенный созерцанием. К овалу рта подкрадывались морщинки, особенно к уголкам. Даф сидел спиной к входу на кухню, и перед ним было окно во двор. В окне отражалась их кухня, искаженная светом лампы. Она говорила и говорила, а он молчал, и улыбался тому, что она говорила. Миг растянулся до предела.
-Знаешь, что? – неожиданно запнулась Эли, увидев пустое лицо Дафа, - А не сходить ли нам купить что-то сладенькое?
-Да, давай… куда пойдем? К татарину, или на угол? – Даф сумрачно отозвался на предложение.
-К татарину, сейчас уже больше десяти… – она покосилась на большие безвкусные пластмассовые часы на стене – комендантский час наступил, я лучше схожу сама, женщин отпускают…
-Нет, пойдем вместе, это недалеко...
-Тогда одевайся. Я накину пальто, и всё. Собирайся быстрее…
Улица удивила тишиной и свежестью – был март, и уже чувствовался теплый ветер весны. В палисаднике, около разбитого подъезда, торчали стрелки наглых нарциссов, лезущих из-под земли. Он подхватил её руку и засунул себе в карман. Магазин маленького татарина Ибрагима находился за их домом, перед окнами, и возможность наткнуться на патруль была очень мала, но в этот вечер произошло именно так. Не успели они выйти из-за угла, как увидели идущий навстречу патруль – пять полицейских в касках, в полном вооружении и с фонарями. При свете фонарей их фигуры казались огромными. Может они и вправду были огромными.
-Стоять на месте! - последовал приказ.
-Ну теперь потащат в участок – прошептала Эли.
К ним подошли двое, трое остались неподалеку, видимо для прикрытия.
-Капитан Эрг, пожалуйста ваши документы – обратился к ним высокий и худой командир, - вам известно, что действие комендантского часа уже началось, что в городе на время комендантского часа вводится чрезвычайное положение?
-Вот мои документы, а это мой муж, - она заметно волновалась, быстро произнося слова.
-Я оставил паспорт дома.
Капитан внимательно поглядел Дафа, видимо, удивляясь его молодости.
-Оружие, запрещённые вещества есть при себе?
-Нет. – Даф спокойно стоял на месте.
-Поднимите руки вверх – приказал капитан, один из полицейских обыскал Дафа, особенно прошелся по его карманам и подмышкам. К ним подошел ещё один полицейский и направил автомат на Дафа, другой обыскивал его.
-Причина, по какой вы вышли из дому в запрещённое время?
-В магазин, неподалёку.
-Этот магазин работает в комендантский час? Проверим.
-Хозяин живет в доме, в котором находится магазин, и знает нас лично
-Штампа о замужестве в паспорте нет, значит это не ваш муж – с удовольствием заметил капитан рассматривая паспорт Эли.
-Мы живем в гражданском браке…
-Это ерунда – отмахнулся полицейский.
-Будем составлять протокол и отправим их в отделение? – спросил капитана тот полицейский, что обыскивал Дафа.
-Что ерунда? – с вызовом спросила Эли
-Да, конечно. Документов нет, район оцеплен… - он достал рацию, - Туман, я Заря, прием… - рация ответила – Заря, я слушаю.
-Пригони к восьмому квадрату транспорт, нужно отправить двоих в отделение, не бродяги…
-Почему сам не отправил?
-Уже отправил троих, стоим без машины…
-Ждите – выплюнула рация.
-Ерунда, это жизнь в гражданке, вот что – вернулся к прерванному разговору капитан, все, что не в законе - чушь. Если документов нет, подтверждающих, так сказать… - он усмехнулся, - нет документов, значит ничего нет, слова одни.
Полицейский внимательно оглядел Эли, зацепив взглядом полы домашнего халата, выглядывавшего из-под плаща.
-Пройдемте, составим протокол – обратился капитан к Дафу, и жестом показал следовать за ним.
Это задержание взбудоражило Дафа, он очнулся от полусонного состояния. Капитан спросил их имена, заполнил какой-то бланк – это был протокол, потом попросил расписаться и вручил копию.
-Сейчас подъедет машина, отвезёт вас в участок, там вам придется пробыть до утра. Извините, но такие правила – чуть смягчился капитан.
Спустя некоторое время к ним подъехал полицейский джип.
-Ты сидел тут когда-нибудь? – спросила Эли – Мне всегда хотелось побывать тут, узнать, что я буду чувствовать в такой момент.
-Нет, не сидел… - Даф примостился на маленькой скамеечке, - в отделении полно народу, бродяги, алкаши…
-Да. Не золотая молодежь – мрачно согласилась Эли.
Джип покатил по улицам города, и они гадали куда их везут.
«В тюрьму» - думала она.
-Интересно получилось, - скептически бросил Даф.
-И двух шагов на улице не сделали, как замели…
-Кто сидел на этой скамеечке до меня? Наверное, какой-нибудь грязный бомж с гепатитом, фу! – она тряхнула рукой, как кошка, которая замочила лапку.
-Кого только тут не сидело! И воры и убийцы и мелкие хулиганы, вот влипли… Ещё штраф заставят уплатить.
-Штраф? Я не взяла много денег, платить нечего – Эли похлопала по своим карманам, - меня не обыскивали, почему-то.
-Ты не похожа на Молчуна! Штраф все равно сдерут. Выпишут квитанцию, придется оплатить, иначе взыщут через суд… – усмехнулся Даф.
-Можно подумать, ты похож. Вот так сходили за сладеньким. Это я виновата…
Они выехали на главную улицу, непривычно пустую, без машин. Дорога через решётку казалась такой необычной! Огни пустого города убегали прочь.
-Скоро приедем? Я думаю нас везут в управление Восточного района, я знаю где оно. – Даф высказал предположение.
-Всё-таки в этом есть что-то романтичное, правда?
«Её глаза немного косые» - вдруг пришло в голову Дафу.
-Мы как преступники, как Бонни и Клайд! - продолжила Эли, уже глядя на убегающую ленту асфальтовой дороги.
-Кто это? Шутка.
Из отсека для задержанных были видны два затылка полицейских на переднем сидении. Один из них был наголо пострижен, другой имел приличную шевелюру. Тот, кто имел шевелюру и вел машину. Лысый о чем-то говорил, и примитивно смеялся – самого разговора Даф не слышал, лишь глухие взрывы смеха доносились через пуленепробиваемое стекло смотрового окошечка.
-Как же здесь тесно, у меня ноги затекли! – тихонько пожаловалась Эл, и попыталась размять их.
-Вот приедем домой… - начал выразительно Даф, улыбаясь при этом, – я сделаю тебе массаж ног…
-Они отвалятся через несколько минут, если мы не выйдем на воздух…
…Луна, она для каждого своя, единственная. Безучастная свидетельница, плоско смотрящая с купола звездного неба. В тот памятный вечер четверга она была черной. Черное полнолуние, с изящным серпом месяца. Темный неосвещённый диск тревожно плыл в ночи. Даф бросал взгляды на неё, когда их вели по внутреннему коридору отделения, его сознание погрузилось внутрь, и он совсем не слышал голоса Эли, вопросов полицейских. Он плыл вместе с луной, такой же беспристрастный как и она. Их о чем-то спрашивали в грязной зелёной комнатке, фотографировали на компьютер, а потом отвели в огромную камеру, оставили среди таких же неудачников этого вечера. До шести утра их свободу ограничили пределами громадного решётчатого фильтра. Эли пристроилась рядышком с ним, тесно прижавшись к спинке деревянной лавки.
-Это похоже на вокзал, столько бродяг, нищих – она выдохнула ему в ухо свои первые впечатления от фильтра. Люди сидели на лавках, о чем-то говорили между собой, в основном это были бродяги, но попадались и испуганные невинные интеллигентные лица. Огромная решётка отделяла их от коридора, по которому часто ходили полицейские, не обращая внимания на томящихся внутри. Канитель с фильтрацией продолжалась уже порядочно времени и надоела всем до тошноты.
-Придется потерпеть, скорее всего лучше тебе поспать, а я посторожу, – он огляделся – на лавке рядом с ними сидел коренастый мужчина лет сорока с дегенеративным выражением лица.
-Я не хочу спать… - она залезла на скамью с ногами, так делали многие, положила голову на колени Дафу.
-Тогда давай так сидеть. Тебе не холодно?
-Нет. Мне стыдно за все это…
-Ерунда.
Он прикрыл рукой её глаза и почувствовал как она моргает, щекоча ладонь.
Спустя полчаса она и вправду уснула. Он стойко просидел три часа, борясь со сном, и не заметил как заснул. Ему снилось, будто бы он сидит и сторожит Эли от посягательств сброда в этом зверинце. Сброд вел себя тихо. Под утро он проснулся и полез за карман за часами, разбудив Эли. Открыв красные глаза она чему-то улыбнулась, и поправив растрепавшиеся волосы, выпрямилась на лавке, словно в своей кровати.
-Пора вставать, уже почти пять часов…
-Я уснула, правда? Я спала?
-Да, ты немножко дергалась…
Прямо над их головами гудела люминесцентная лампа, усиженная насекомыми. Первое, что она увидела открыв глаза, была эта дешёвая лампа.
-Мы в тюрьме?
-Нет, в карантине. Это ещё не тюрьма. Скоро нас отпустят, не переживай… - Даф вздохнул и потянулся.
-Зад отсидел…
-Ужас, спать на скамейке! Дожили… Ты не спал?
-Заснул, чуть-чуть… Вроде ничего не украли, - заметил он с некоторой долей юмора.
…Потом они шли по трамвайным путям, ступая нетвёрдыми отекшими ногами по булыжнику и радуясь прохладному ветру, целовавшему прямо в лицо. Они забрели на вокзал, оттуда Эли потащила Дафа в порт, встречать восход солнца. На восход они не успели, светило взошло где-то за узкими стволами многоэтажек, озарив их темные силуэты всепроникающим ореолом огня. А перед этим разъедаемая тяжелой чернотой луна обрушилась за горизонт…
…
-Она была теплой, живой. И кожа у неё необычная, шершавая, грубая. Морская, настоящая, море её дом. Понимаешь? Это не человек…
Даф облокотился на парапет набережной, глядя как море играет окурками прямо под ним. Потребность рассказать о русалке вылилась в долгий разговор.
-Ты боялся её? Я не представляю, как я повела бы себя в такой ситуации…
-Человек не может жить в море. Людей-амфибий нет, я знаю. Эта русалка не часть природы, такой как рыбы, птицы, она не отсюда. Дир сказал, что заметил русалку, перед моим появлением. Стало быть она часто тут бывает…
-Значит она плавает там? – Эл указала рукой на водное пространство, омраченное черно-желтым чревом баржи с углем.
-Плавает. Ещё как плавает. Может быть смотрит на нас из-под этих бензиновых разводов…
-Брр! Не пугай. Что она тут забыла в порту – здесь грязно как в туалете, это и есть туалет, недалеко сброс канализации… Слушай, может это мутант? Радиация какая-нибудь, гены…
-Какая радиация… Эта русалка не из этого мира, чужая она тут!
-Дикость…
-Согласен. Мне кажется, что русалка и моя пропажа на десять лет связаны между собой.
-Тебя украла русалка?
-Нет, глупость, на мне были те же вещи что и при расставании с Диром – прошло полчаса! Полчаса прошло, и Дир пришел с другой стороны со сторожем маяка!
-Вы никого не видели тогда с братом? На пляже?
-Да вроде нет… Русалка появилась там же, стало быть ей это место чем-то приглянулось. Думаю, эта та же русалка. И время для неё не проблема… Мне теперь кажется, что я вовсе и не пропадал, правда. Одно и то же. Разве стоило пропустить десть лет, что бы убедится в этом? Жизнь, Эл, одинакова. Хоть убей. Не вижу разницы между той жизнью и этой. Эти десять лет словно смеются надо мной, ведь ничего не поменялось… а знаешь, почему? Потому, что я не поменялся! Я все тот же, и для меня нет нового. Всё чепуха, обертки одни…
- Какие обертки? – робко вставила Эли.
- От конфет. Блестящие и хрустящие в ладони. Раньше их не было, но от этого конфеты не стали вкуснее. Ничего не поменялось.
- Я состарилась… вот что поменялось.
Эли отвернулась, Даф понял – она плачет.
Он тихо обнял её, даже не пытаясь утешать.
-Я никогда не стану тебе настоящей женой, это так банально, тупо всё… Можно подумать, ты молодой любовник у престарелой женщины…
-Прошу, прекрати себя расстраивать, это все твои комплексы из-за лишней морщинки около лба. А ну прекрати, пожалуйста прекрати…
-Мне, кроме пустого мыслежевания это ничего не принесет… пойми, Эл…
-Наоборот, это надо выдернуть из себя, может ты вспомнишь что-нибудь!
-Можно подумать я не пытался вспомнить, да в конце-концов, все ерунда… Я сто раз говорил тебе, что это время словно сон, его вообще нет для меня, просто жизнь изменилась, а я нет. И с братом я видеться не буду и не хочу, хватит об этом!
«Он словно просит меня продолжать его мучить, словно ждет, когда я заговорю о ней, но я хочу что бы ты сам…»
- Даф, прошлое не изменилось, ничуть, не стоит хоронить себя для близких людей… и для неё – Эли подставила маленькую приманку.
Он уколол её взглядом. Приманка была слишком на виду.
-А-а… Эл, все очень плохо, плохо! - он взъерошил свои волосы руками – Плохо!! Я не вижу выхода из ситуации, она где-то внутри, пойми, внутри!
-Ты все ещё её любишь, так? Скажи мне это в лицо, хотя ты столько раз это уже говорил, боже, я умру…. Может быть я всего лишь синица?
- Кто… - слово будто вывалилось из Дафа
-Синица… птичка такая, её обычно на журавля меняют, который в небе…
-Никогда не ел синиц, зачем они… Бесполезные твари, как и журавли. Что с тобой, Эл? Разве я что-либо скрывал от тебя, будто ты только узнала о ней.
- Но она у тебя в голове. И я не могу выцарапать её оттуда – она сделала движение, вытягивая воображаемую Талю у него из головы.
- Эх, Эл, до чего же пусто… П у с т о мне. Эти пляжи поселились во мне, пустые грязные пляжи… Я сошел с ума? Наверное я сошел с ума…
- Замолчи, - перебила его Эли
- Нет – сказал Даф и замолк. Он обнял её, нежно поглаживая по лопаткам.
- А знаешь… - он улыбнулся – а знаешь, я люблю тебя… Так интересно всё, люблю, вот такое дело…
-Покажи мне то место, где ты пропал.
-Хорошо – он неожиданно для себя сразу согласился.
-Хорошо… почему пляжи? Что в них такого?
Даф украдкой наблюдал за Эли, замечая её характерные покусывания верхней губы, своеобразную мимику когда она улыбалась – улыбка получалась чуть виноватой и немного кокетливой. Сейчас она откровенно мерзла под морским свежим ветром, но упорно не хотела в этом признаваться, кутаясь в плащ мышиного цвета. Время…
…Время - ценность, даваемая нам в кредит, и оплачиваемая нами в обязательной форме смерти.
-Ну что будем делать? – вдруг спросила она, старательно прячась от ветра за спиной Дафа.
Даф помедлил, держась взглядом за горизонт.
-Домой пойдем. Достаточно на сегодня приключений… Ты не знаешь, где здесь ближайшая остановка?
-Сегодня ещё холодно, когда же наконец наступит весна? Ой, осторожно… - она наткнулась на Дафа, уже поворачивающегося идти искать трамвай…
…Он окунулся в зелёный парфюм улиц, внимая движению весны, обостренно выделяя из желто-зелёного марева города острые стрелы красной ненависти и черные щупальца страха. Реки человеческих желаний увлекали его в дома с витринами, в гигантские муравейники супермаркетов. Реки желаний приводили к озёрам ненависти, бесконечно вожделенным целям. Отдельные грязные лужи в виде задыхающихся от желаний детей в отделе игрушек с набрякшими глазами и тонким плачем из слюнявого ротика. Он скользил поверх не выстиранных простыней семейной жизни и разломанных в щепу деревьев морали и достоинства. Его сверхсознание вбирало и перенаправляло в необходимое русло агрессию, он спокойно перекрывал своей личностью любые попытки уничтожить его. И чем более его фантом становился ощутимее, тем меньше шансов у города спастись от самого себя. Потоки ненависти закручивались в спирали, образовывая могучий энергетический поток. Он и был частью потока, изменяемого и бесконечного.
Город болел им. Его организм покорно отдался ему, с неопытностью девственницы, с пошлостью шлюхи. Весна тревожила дряхлое надушенное тело города, ветер с вольного моря отчаянно шептал на ушко ласковые слова, но город иссыхал, убивая себя страхом и парализуя ненавистью. Спокойно бродя по улицам, он находил части себя почти в каждом из жителей – части гнездились в детских фантазиях, слепой ярости убитых горем родных, огромные частицы сыпались на него с выпусков новостей, коротких реплик радиоприемников. Толпы людей несли в себе часть него – и он забирал своё, набирая силу как снежная лавина.
Молчун. Молчун. Молчун. Молчун на обложках журналов. Молчун на первых полосах газет, в центре выпусков новостей. Молчун на устах и в умах. На плакатах, в компьютерных играх, в ток-шоу. Дети ловят Молчуна, о нем говорят старики на лавочках, им пугают глупых дочерей, его поджидают отвязанные борцы с Молчуном. Город схватил Молчуна зубами и Молчун стал пожирать город через глотку. Молчун извернулся, вырвал язык, забрал глаза и откусил уши. Добыча города разбила город на составные части страха. Отдельные маленькие части страха. Страх приходит ночью, ночь обитель страха, именно в эти часы Молчун обретал власть над городом. Утром ночные страхи казались лишь отзвуком, но неизменно возвращались следующей ночью. Он не был злым или добрым. Коррозия нейтральна. Коррозия города усиленно пожирала слабые, нежизнеспособные части. Свободно разгуливая по ночам, он убирал пучки наиболее агрессивных представителей общества, вызывая их на себя, как на приманку. С интересом вникал в их сложные всплески ярости, переходящие в щемящую тоску отчаяния, и потом освобождал их – свободные, как обрывки бумаги, они уходили от него, благодаря и ненавидя одновременно. Эти плотные сгустки боли и отчаяния устремлялись наверх, оставляя часть себя тут. Часть постепенно растворялась в густом мареве города, как гниет листва в парке, превращаясь в землю. Легко влияя на эмоции людей, Молчун добивался значительного контроля над ситуацией. Его не замечали, сталкиваясь с ним лицом к лицу, его фантом легко уходил от горячих выстрелов в упор, но всплески агрессии карали своих носителей, уничтожая их тело. Обыкновенно, воображение людей представляло его как свирепого преступника, которого они уже заочно ненавидели и боялись. Они боялись его, и их страх сбывался в виде неизвестных пуль, разрывов несуществующих гранат. Молчун играл свою роль лично для каждого. Он был катализатором, всего лишь катализатором страха и ненависти. Персонально каждого ждала его собственная смерть – та смерть, которую они всегда боялись.
Молчун скользил сквозь дома, подобно радиоволне, изредка сгущаясь до состояния полуреальности. Его сущность претерпевала миллионы изменений в секунду, в зависимости от окружавших его людей, а точнее их эмоций, но в основе своей он оставался таким же – раз материализовавшись из ужаса и ненависти, он вел самостоятельную жизнь. Легкий фантом Молчуна периодически взмывал в небо, не связанный земными законами, иногда он разрастался до размеров целого города, и накрывал его. Горе его жителям, создавшим безумный фантом ужаса! Молчун имел определённое сознание, и это составляло его беду – постоянно анализируя ситуацию, он понимал свою зависимость от породивших его эмоций. Приток страха гарантировал его бессмертие, но если он прекратится, Молчуна не станет. В глубине своего сознания он также понимал бесперспективность своего бытия, ибо уничтожив себя, люди оставят его на верную гибель от истощения. Тот человек, ушедший от преследования, был лишь приманкой, реальным маячком ужаса, созданный Молчуном. Имя, которым он представился было действительно его. Это имя – Кюсор, было выдумкой этого сверхсознания, его попыткой творить. Он слабо воспринимал положительные эмоции, юмор, и бегал от любви. То, что не ненависть, его не интересовало. Сотворив почти реального человека, Молчун пересмотрел свою доктрину выживания. Теперь ему требовалась целая раса искусственных людей, проекторов ужаса, но на их создания у него не было сил. Даже этот огромный ком ненависти не мог произвести в действительности реального человека, самостоятельно мыслящего и чувствующего. Его ненависть, та из которой он был создан, была подобна пеплу – это отголоски былого огня. В сущности, Молчун – это куча отходов. И эта куча отходов безраздельно царила над городом.
На этот раз он не стал реализовывать свою ненависть в людях простым террором, ему были нужны не кровь и трупы, а их эмоции. Труп совсем не эмоционален, а даже наоборот. Живые люди, их заботы, мечты – ему было известно про них абсолютно все – ведь он сам был частью их жизни. Вступить в сговор с людьми, продиктовать свою волю – так получилось, но первую попытку он сделал именно на двух людях, возвращающихся домой после бессонной ночи. Расположившись в их убогом жилище, он отслеживал перемещение объектов, внимательно вглядываясь в гамму биополя. Это были мужчина и женщина. Вокруг мужчины поле было серым, с проблесками гнева, женщина наоборот светилась тихим оранжевым светом – она любила этого мужчину. Он выбрал их из многих других по странному знаку в поле этого мужчины. Молчун обладал способностью значительно проникать в глубь полей человека, затрагивая почти все уровни его личности, но этот человек был для него наполовину недоступен. Словно в одном теле жили двое, причем второго Молчун не видел. Он встречал многих людей, вокруг которых группировались другие люди, но это были либо родственники, либо близкие друзья, или сотрудники, если человек занимал управляющую должность. Но все это были иные люди, здесь же, одно поле ясно светилось и не представляло особого интереса, но имелось и ещё идентичное, которое уходило в недоступные для Молчуна области. Заняв их квартиру, он сформировал фантом, весьма дешёвый, но этого должно хватить. Тут же на него попытались воздействовать несколько небольших сущностей, живших в районе газовой плиты и санузла, это были пара гномов, тихонько паразитирующих на скандалах в этой квартире. Молчун аккуратно изолировал их от себя – на возню с гномами у него не было времени.
Это солнце так унижало грязные окна подъезда с налипшей мошкарой! Дому было стыдно за свой фасад, но он ничего не мог поделать со сменой дня и ночи – каждый раз ему приходилось мириться с выставлением своей облупившейся штукатурки и грязных стекол на всеобщее обозрение. Поднимаясь по лестнице они почти не разговаривали. Даф шел чуть позади, видя как Эли с трудом одолевает пролеты после бессонной ночи. Спааать. Уснуть в постели. Мягкой, шелковистой. Такой вожделенной. Такой доброй... Вот и дверь в квартиру (скорей, ищи ключ в плаще, ну быстрее же открывай замок). Вошли. Она сбрасывает туфли на ходу. Он закрыл за собой дверь и с этого момента время в отдельно взятой квартире пошло по иному.
Молчун вышел к ним сразу, без промедления. Образ, который он взял себе, в точности повторял внешность Дафа, только старше, лет на десять. Эли вскрикнула и дернулась назад, инстинктивно закрывая лицо рукой, но Молчун не предпринимал никаких действий. Ему было достаточно подавить волю хозяев, и они безропотно смирились с вторжением.
Сознание Дафа прекратило быть самостоятельным – кто-то управлял его головой, руками, глазами – даже квартира резко поменяла свой вид. Теперь вместо водонагревательного котла огнедышащий камин выпускал языки пламени, а одежда на Эли приобрела черты странного платья восемнадцатого века. Глаза послушно смотрели на несуществующие предметы, составляющие суть сверхсознания Кюсора. Он хаотично выдернул в свой мир подходящие ему предметы, и теперь демонстрировал эти образы Дафу – подобно кабельному телевиденью. Его глаз проскользил около стены, увитой плющом, взлетел к небу, будто мяч, подброшенный гигантской ногой, и резко столкнулся в вышине с массивами зелёной воды. В воде перед ним промелькнуло чье-то лицо в лохмотьях кровавой пены и сломанный экскаватор, весь обвитый водорослями. Могучая сила влекла его наверх, преодолевая сопротивление воды, и с неистовой силой выбросила из воды, подобно пробке из бутылки шампанского. В глаза бросилась неописуемая синева распахнутого неба, солнце, брызги воды, и он снова падает вниз. На этот раз он ощутил свое тело. Отплевываясь и фыркая, судорожными взмахами рук он удержался на плаву. Эта водная гладь была спокойна как бетон – ни морщинки на идеально ровной поверхности. Даф огляделся – вокруг, насколько хватало глаз простиралась вода – тихая, бесконечная. Прозрачность воды подобна стеклу… В некотором отдалении от себя Даф заметил ровную площадку, возвышающуюся из воды на каких-то пять – шесть сантиметров. При сильных волнах, без сомнения, эту площадку и не заметишь, однако сейчас океан спал. Выбравшись на этот крохотный островок суши, Даф обнаружил, что площадка облицована белым мрамором. По форме это был ровный круг. Достаточно восьми шагов, чтобы пересечь круг поперёк. Мир встретил его липким теплым ветром, навязшим вокруг мокрого лица, небом, изуродованным шрамами уродливых облаков.
- Два солнца, моя прихоть, Даф… - раздался голос позади. Быстро обернувшись, он увидел опять увидел себя, постаревшего. Даф инстинктивно понял – это и есть Молчун.
- Не думай, что ты сошел с ума, просто мне захотелось показать тебе свой дом.
Кюсор просто сел на теплый камень площадки, жестом приглашая присоединиться. Даф молча рассматривал свою копию.
- Присаживайся, будь гостем. В конце-концов ты и есть я, Даф. Только каким-то чудом ты не стал мной.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь. Кто ты? – осторожно спросил Даф. Его голос почему-то неузнаваемо изменился.
- Кто я? О, этот вопрос и мне самому долго не давал покоя. ТЫ не поверишь… - тут двойник рассмеялся, беззаботно и легко – ты не поверишь, но я не знаю! В сущности, неужели есть какой-то смысл в том, что ты знаешь кто ты? Неужели это тебе хоть раз пригодилось?
Даф отвернулся, и глянул в океан. По-видимому, был вечер, и два солнца уже перекрестили гладь океана своими дорожками.
- Я вижу тебя занимают эти два светила? Два солнца – так символично… И только раз в день тени исчезают – глянь, у тебя их две… Ты сейчас пытаешься понять, зачем я показываю тебе это все, и зачем ты здесь. Ты в раздумьях и ты не боишься – мне нравится в тебе это, Даф, ты не боишься непознанного!
- Я Кюсор, Даф. Ты слышал обо мне – это не было вопросом.
- Молчун, убийца… ты не похож на него. Говори прямо, что ты? Или кто… - Даф бесстрашно кинул взгляд в серые зрачки собеседника.
- Убийца? Скорее причина смерти. Убивали они себя сами, хотя ты не поймешь меня. – Кюсор задумался, потом резко бросил – Ступай за мной.
Прямо из воды показалась мраморная дорога, по которой и предлагал идти Кюсор.
- Я не пойду за тобой… почти прошептал Даф.
- У тебя разве есть выбор? – улыбнулся Кюсор – поторопись, или остров скроется в глубинах океана…
Остров начал медленно погружаться.
- Шантаж? Разве это достойно тебя, Кюсор?
- Ни что мне не чуждо! - рассмеялся Кюсор, отойдя от него уже на приличное расстояние – Это дорога в небо, Даф. Дорога в небо. Ты же знал только дорогу в этот мрачный город… Ру. Так его называют жители. Мне он больше напоминает курятник.
Даф плюнул в несуществующий океан и стал неохотно подниматься по мраморной дороге наверх. Все выше и выше.
- Почему ты не спрашиваешь, куда мы идем, Даф? Неужели ты проглотил язык?
- У судьбы нет смысла что-то спрашивать, Кюсор. Хотя ты явно не дотягиваешь до её величия.
- Хм. Я не судьба. Я всего лишь часть этого города. Хоть и не самая привлекательная. Я гнев города, страх, ненависть…
- Ненависть? У ненависти мое лицо?
Кюсор махнул рукой.
– Не обращай внимания на лицо. Просто неудачная шутка. Ты исчезал на время – я знаю это. И мне пришло в голову немного обмануть тебя… Сказать, что ты всего лишь ошибка… а я настоящий Даф. Но… Я не стал этого делать. И не спрашивай, почему.
Сказав это, Кюсор прикоснулся рукой к губам, показывая что он не хочет больше говорить. Они поднимались по дороге в небо.
- Это мой мир, такой, как мне по душе. Здесь нет страха и ненависти, правда. Ведь дерево, сгорая, превращается в пепел, и вот этот пепел. Океан, мраморные дорожки на самом тихом океане и два солнца. Это мой мир, Даф. – Кюсор остановился, и взял Дафа за руку.
- Мы уже так высоко, Даф. Оглянись!
Насколько хватало взгляда – по океану причудливо змеились мраморные дороги. Кое-где виднелись белые колонны, и прекрасные беломраморные здания.
- Зачем тебе эта идиллия, Молчун? Это похоже на издевку – ты убиваешь в том мире и творишь тут!
- Люди такие странные существа, Даф! Им нравится зло, они тянуться к нему, но пресытившись, всегда приходят к прекрасному. Малое зло манит, а много зла отпугивает. Я создал и то и другое, чтобы люди имели то, что хотят. У меня есть огромные дворцы с тысячами слуг и прекрасных женщин, есть уединенные сады, и полотна великих мастеров развешены в замках. У меня есть все что доставляет человеку радость, и знаешь откуда это у меня? Ведь ненависть создала меня! Потому что благие желания людей неизменно ведут к этому… - Молчун взмахнул рукой и перед Дафом открылась картина – сотни людей с ожесточением убивали друг друга. Война.
- Да, Даф, насмотревшись на красоту, они стремятся быть владыками мира. Каждый человек, даже маленький ребёнок, даже старик видит себя владыкой. И смотрят, как псы друг на друга, и хвалятся своими богатствами – тут прихожу я, и забираю часть их.
- И ты мнишь себя владыкой, Кюсор? Отпусти меня… - неожиданно попросил Даф.
Молчун улыбнулся своей лучезарной улыбкой.
- А я и есть владыка всего. Люди сами позвали меня. Ты понимаешь?
- ТЫ хочешь быть богом?
- А что ты знаешь о боге, Даф? – быстро переспросил Кюсор.
- Немного. Ты явно не он.
Эта фраза вызвала приступ хохота, как и ожидал Даф.
- Как же ты можешь говорить что я не он, даже не зная его?! Разве ты думаешь, что Бог где-то за гранью ненависти и зла? Разве зло не часть Бога? Конечно я не Бог, не воображай, что беседовал с ним. Но и я часть. Гораздо более сознательная, нежели ты – он погрозил пальцем у носа Дафа.
- Я предложу тебе выбор – либо иди в свой курятник, или оставайся. И свою женщину возьмешь с тобой.
- Как же все старо, Кюсор!
Даф торжествующе рассмеялся.
- Да, я знаю Фауста, но тут другое…
Молчун опять присел на корточки – массивный мрамор висел над морем, сверкая ослепительной белизной.
- Поверь, Даф. Я раньше не разговаривал с людьми – они обычно сразу убивали себя. Разговаривать так интересно, правда. Мне одиноко тут. А там я всего лишь смерть. Мне это так надоело!
Фигурка Кюсор сморщилась, ветерок трепал его одежду. Даф сел рядом.
- Я обречен оставаться одному… Все что противно моей природе – убивает меня. Но так трудно существовать одним! Представь – тебя заставили есть только кашу… Всю жизнь одна каша, каждый день, каждый раз только каша!
- Люди… после того как…
- После того как они умрут? – оживился Молчун – они уходят наверх, оставляя часть себя мне.
- Часть себя? Какую часть?
- Если бы ты видел – это похоже на карикатуру. Причем у неё черты характера человека. Ничего не пропадает. Эти оболочки я забираю себе – они просто растворяются через время. Сознание человека теряется между его многочисленными слоями. Они отваливаются постепенно – каждый на своем этаже. То, что остается, идет к Богу…
«…каждому своё.
Мясу - зверя.
Птице – небо,
Лжи – верящего.
Жертве - убийцу. Ты часть этого мира, Кюсор, и ты нужен людям… А потом гляди на свой запретный мир, в котором тебе никогда не остаться…»
- То, что ты думаешь, неправда. Все дороги ведут в Рим – все дороги ведут в этот мир. Вы обречены прийти сюда – только через чьи руки, вот в чем вопрос… Зло так относительно, Даф! Неужели есть разница отчего человек умрет – от пули или болезни, в итоге все равно это холодное тело… Один сам убивает себя жирной пищей, другой ускоряет процесс, пуская пулю в рот. Третий убивает себя убивая другого – ведь торжество зла забирает часть человека, и отдает мне… Ты все время торгуешь собой, Даф. Либо ты покупаешь что-то угодное тебе, либо отдаешь. И…
…- и чем больше отдашь, тем больше получишь. Кюсор, зачем я тебе? Зачем ты говоришь со мной, подобно священнику?...
…- Я бы был неплохим священником – похвастался Молчун.
Даф пожал плечами.
- Отпусти меня, я уже просил тебя об этом.
- Неужели ты этого хочешь? Ты похож на человека, который пытается все время находиться в тени деревьев, идя в жаркую погоду – какие-то несчастные деревья указывают твой путь… Но пусть будет как ты хочешь…
Что-то кинуло его навзничь, он ещё успел обратить внимание на улыбку своего страшного собеседника и сжатый кулак, через мгновение все пропало. Молчун ушел из его жизни навсегда. Как потом оказалось - и из жизни Ру, лишь старые газеты хранили следы этой болезни.
…Они молча смотрели, как туман съедает ночную мглу, материализуясь из подворотен – вечер протягивал свои холодные руки к городу. Почему-то страха не было. Эл продолжала сидеть в своей неудобной позе, чуть оборотясь к окну. Она практически лежала на столе, но Даф видел, - Эли не спит. Жидкий хороводец мыслей топтал внутри него тропинку, необъяснимость стала так банальна. Холодильник стрекотал. Ещё долго он молчал, понимая, что надо говорить. Что говорить – не так важно. Просто надо нарушить ход тишины. Ход безвременья. Оказывается, вечность тоже и д ё т.
-Хм… Даф тихо хмыкнул в ход своим мыслям.
-Что? - тишина рухнула, время пошло…
-Оставайся жить у меня на маяке, мне давно нужен помощник, а теперь тем более… – сказал Гоор давно заготовленную фразу, - дочь тоже возьми с собой. Тебе нельзя быть сейчас одному… - старик очень хотел помочь Диру, и с несвойственным ему волнением уговаривал высохшего вдовца.
-Нет, нет, я поеду к родителям, Гоор, спасибо тебе за заботу… - Дир улыбнулся, криво.
Их дом стал для него ловушкой прошлого. Талю смотрела на него с каждой полки, из каждого угла. Её письма ему, её неловкие стихи, все разрывало его на мелкие кусочки. Даже их дочь была молчаливым укором для него, почему, он и сам не понимал. И он побежал оттуда, сначала к Гоору, а затем к родителям.
-Я тут немного посмотрел, за твоей русалкой, кхе-кхе… – чуть смущенно проговорил Гоор, стараясь
отвлечь Дира от тоски, - это место хорошо видно с моей вышки и ничего необычного пока не заметил…
Гоор замолчал, и присмотрелся к лицу Дира. Они стояли на улице и мартовское солнце светило ему прямо в лицо, отчего казалось, что оно горит. Дир ничего не ответил. Русалка ему была не интересна.
-Ты если что, приходи, тут тебе всегда рады, правда. Тебе тяжело, но кому сейчас легко? Знаю, это просто слова, но это не самая тяжелая потеря у тебя в жизни. Не стоит думать, что жизнь закончена.
Дир оживился.
-Гоор, она ведь не могла умереть из-за того, что брат вернулся? Может она переживала тихонько, про себя и, это стало причиной?
«Опять он за своё» - подумал Гоор.
-Нет, Дир. Она ушла, потому что так надо. Ты верь, она ещё придет к тебе во сне, может и наяву. Она ушла, потому, что тяжело заболела.
«Труднее всего поверить в самое простое…» - ещё прибавил про себя Гоор.
-Отец просил меня найти Дафа… - Дир болезненно скривился, плюя в песок. Слюна тут же свернулась песчаный комочек, покатилась, гонимая ветром.
-Пока он сам не захочет найтись, искать бесполезно. Ру большой город, ты сам знаешь. Ничего хорошего из вашей встречи сейчас быть не может.
-Я бы хотел рассказать ему, что Тали больше нет… Только поймет ли он меня? Может он обвинит меня в её смерти, смешно конечно, но он всегда обвинял во всем других! Так говорила Таля… Отец многого не понимает, он до сих пор верит в то, что Даф просто сбежал из дому, представляешь, Гоор?!
-Знаешь, Дир… - старик сделал паузу, глядя в глаза, словно пытался сказать что-то другое – Знаешь, Дир, нам приходится терять близких, и в этом наша жизнь. Поверь, гораздо страшнее когда ты сам теряешь её. Гораздо! И не думай, что тяжелее близких терять, чем самому умереть, нет…
Гоор махнул рукой, цыкнул, и завершающе выдохнул воздух, мол, все сказал.
-Иди к родителям, если нужно будет поговорить, то приходи… Приходи, конечно! На маяк редко заходят нужные люди. Редко. Кому интересно общаться со старым Гоором – он горько усмехнулся в рыжую бороду.
-Я зайду. – Дир глядел в песок. То, что говорил ему сторож маяка отвлекало от горя, стало быть, это хорошо.
-Зайди на следующей неделе, а хочешь, я позвоню тебе – даже у меня есть мобильный, вот – жена заставила купить его, нужная вещь, оказывается! – он стал копошиться в полах плаща, и извлек маленький аппарат.
-Я правда ещё не научился набирать тут сообщения, придешь, научишь?
-Да просто это…
-Просто да просто, а кто мне покажет? – Гоор лукаво подмигнул, - Зайдешь и покажешь… Ладно, иди. Не думай много, жизнь твоя только начинается, а мне давно в могилу пора.
Дир повернулся и пошел. Он мысленно оттолкнулся от старика, как маленькая одинокая лодка отталкивается от пирса, уходя в огромный океан. Дед долго смотрел ему вслед.
-Переживает, бедняга. Потух совсем. – Бьорк незаметно подошла к мужу.
–Ты что за глупости про могилу говоришь? Неизвестно кого ты переживешь ещё, Гоор.
-А… Надо его утешить, вот я и сказал.
-Глупость сказал! Разве не понимаешь, что он подумал – молодая красивая умерла, а ты, старый хрыч, живешь!
-Что, так подумал?! – старик изумлённо поглядел на жену.
–Так, да? Да? – внезапно он замолк.
-Да, так. А как ещё? – по инерции продолжала Бьорк, и вдруг осеклась, с подозрением глядя в старые выцветшие глаза мужа.
-Не подумал, не подумал, всё, хватит!- торопливо зашептала она, теребя его за руку…
_________________________
Эпилог.
-А как же русалка?
-Русалка? – Дед чуть замялся, а потом широко улыбнулся, показав желтые передние зубы.
-Есть, русалка, есть. Я её давно уже приметил, приплывает сюда почти каждый год, в разное время…
Даф уставился на старика, ожидая продолжения.
-Русалка настоящая?! Так ты знал, Гоор?
-Знаю, но не говорю. Потому что если расскажу, то её поймают, может, убьют… Приплывает ночью, ранним утром, повозится в песке, и уплывает. Один раз волны выкинули её очень далеко на пляж, я вышел, и дотащил её до моря. Она и сама пыталась, да только стёрла руки в кровь о камни. Она молчала, я думаю, она не умеет говорить. А обнаружил её сразу после того как стал работать здесь, поймал фонарем на берегу. Мне кажется, что она даже знает меня, что я не причиню вреда. И их много, они разные приплывают, да.
-Зачем они приплывают сюда?
Гоор опять улыбнулся безумной улыбкой.
-Они размножаются здесь, яйца откладывают в песке, как черепахи… Или икру, уж не знаю. Надо же им как-то род продолжать?
-Гоор, это бред. Русалки не несут яйца!
-Конечно бред, у меня старческий маразм, ха-ха! – Гоор рассмеялся, а потом добавил – А вот люди здесь часто пропадают. И не всегда их находят, Даф, не всегда.
Дед внимательно смотрел в глаза Дафу.
-Ты первый, кто вернулся обратно…
В комнату ворвалась тишина, Даф медленно покачал головой.
-Ты оставил свою женщину на том месте, Даф? Тогда готовься ждать…
Конец.
Постлюдия.
«Полночь.
Наедине с жалким электрическим светом, забившись в угол кровати, меж спутанных одеял. Внимаю волшебной лампе телевиденья. Врагов у полночи немного, и самый первый – сон. Прогнав таящуюся негу, устало кликаю компьютер. И телевизор бормотал. Надежно заперта входная, на два замка советской сборки. Моих надуманных героев накрыл спокойный сон, мне нечего их опасаться. Ночь приютила мой огонь – два глаза шторенных окон, и тени мечутся за ними. Она царит во всей стране – преодолев пространства. Полночный час – и королева Ночь. Крадусь, все выключаю. Уходят в мрак мои огни. Последним выключу усталый, забитый насмерть монитор. Во тьме так обостренно я чувствую подушечками ног холодный мрак паркета. Шаг, другой. Нелепо сторонюсь стола и табурета. Не зацепить бы.
Темно. Круги мелькают розовые, красные. Не тьма – подобие тьмы. Без света тьма живет работой мозга. Воображение рисует то, что здесь никак не может быть…
Все краски прожитого дня перед глазами вьют узор. Угрюмо скалится подлец, и сумки женщины в метро полны. Все стойко отразилось в памяти. Её я бережно храню, и вспоминаю перед сном, ведя неспешный разговор. С собой. Всегда один – наедине с собой. Лишь темнота беззвучно строит рожи на те расспросы, что во мне удушливой волной назрели. Вопрос – ответ. Часы на стенке нагло стрекотали. Зачем повесил их над ухом?
Апельсины… горькие плоды…»