10 июня 1973 года мы приняли Присягу на верность Родине.
Через месяц, мы вполне сносно ходили в атаку, бросались под танк, штурмовали полосу препятствий и наматывали портянки. Затем всех раскидали по разным частям трех военных округов. Меня перевели служить в Алма-Ату.
Через два года, Приказом Министра Обороны СССР, меня, старшего сержанта роты связи, заместителя командира взвода радиоприемных устройств уволили в запас Вооруженных Сил. На груди сияли все положенные солдату значки, в личном деле благодарность от Президиума Верховного Совета Казахстана за участие в ликвидации селевой опасности, а в портфеле, - Почетная грамота, подписанная самим Юрием Чурбановым, который, как известно, в те времена был не только всемогущим генерал-лейтенантом, но и зятем Л.И. Брежнева.
Что ожидало меня далее?
1. Родной завод;
2. Общежитие родного завода;
3. Светлое коммунистическое будущее.
Я решил, что если первые два пункта неизбежны из-за отсутствия квартиры и постоянной прописки, то между вторым и третьим пунктами неплохо было бы что-нибудь вставить. Карьеру физика, например. Однако, на деле, вышло все иначе.
•
Отгремели пышные похороны Брежнева, но пятилетка пышных похорон еще только набирала обороты. Всеобщее «одобрям'с» сменилось отловом праздношатающихся в магазинах и кинотеатрах. С телевизионных экранов на нас пронзительно смотрят всевидящие глаза Гдляна и Иванова. Спустя два года после публикации в Огоньке хвалебной статьи о колхозе-миллионере под названием «Семь этажей социализма» арестован по «хлопковому делу» председатель колхоза, герой социалистического труда Ахмаджон Адылов. Застрелился министр внутренних дел Щелоков. Арестован двухметровый красавец, уже генерал-полковник Чурбанов.
В нашем госпитале замполитом (не могу сказать «работает» и тем более «служит») подполковник Владимир Павлович Моляда. Чем отличился сей партийный рабочий? Он был предтечей В.С. Черномырдина. К примеру, ему принадлежит фраза: «Сейчас Вам в кино покажут двухчастевый фильм про безногого инвалида Маресьева», или «У солдат носок нет, какая уж тут боеготовность!?».
Осень 1988 года. Я самый молодой начальник отделения окружного военного госпиталя.
Совершенно отупев от написания «Праздничного рапорта об итогах проведения очередного коммунистического субботника посвященного празднованию годовщины октябрьской социалистической революции» я строевым шагом направился в сторону здания Управления, решив, наконец, одним махом положить конец моим душевным переживаниям. Красивый холл, вымощенный газганским мрамором. В правом углу холла всегда приоткрытая дубовая дверь с табличкой «Заместитель начальника госпиталя по политической работе, п/п-к Моляда В.П.».
Войдя во внутрь на три шага, и отчеканя: «товорищполковникразрешитеобратитьсяполичнойпросьбе», я увидел Владимира Павловича, склонившегося над своим столом в позе так хорошо известной нам всем по фотографии 1918 года «Вождь читает газету Правда». Оторвавшись от разгадывания кроссворда, замполит вышел навстречу мне, дабы я краем глаза не увидел предмета его глубоких раздумываний. По отечески обняв меня за плечо, он тут же развернул меня тылом к своему столу и с елеем в голосе произнес: - Слушаю Вас.
Я начал издалека.
- Понимаете, Владимир Павлович, у меня нет отца, с которым я мог бы посоветоваться. И старшего брата у меня тоже нет. Вот я и хочу с Вами, как с отцом, посоветоваться.
С этими словами я представил, что на первомайские праздники меня поставят в усиление, поэтому все получилось вполне минорно и безнадежно.
Замполит побледнел, быстро подошел к своей двери и закрыл ее изнутри на ключ. Забыв о недоразгаданном кроссворде, он пригласил меня к столу со словами:
- Рассказывай.
Нетрудно было предположить, что он ожидал от меня услышать за закрытой дверью, но то, что он услышал от меня, привело замполита в шоковое состояние.
Вздохнув, я с сыновней искренностью в голосе начал излагать:
- Вы, Владимир Павлович, наверняка читали мое личное дело и знаете, что прежде чем поступить в институт и стать офицером, я отслужил срочную службу?
Замполит мотнул головой, соображая, к чему я клоню.
- Также Вы знаете, что я служил честно, являлся отличником боевой и политической подготовки. Кроме этого, я активно участвовал в самодеятельности и художественном творчестве, за что награжден грамотой.
- Молодец! Сказал замполит.
- Ну и...? Владимир Павлович был весь в ожидании того, что я наконец-то одумался и сейчас, вот-вот, начну ему стучать.
- У меня от Начальника Главного политического управления грамота почетная есть за активное участие в выставке посвященной 30-летию Победы в ВОВ. Не знаю, что с ней делать?
Замполит по-отечески улыбнулся и сказал:
- Как не знаешь? Ты ведь ее честно заслужил? Вот и повесь ее на самое видное место в своем отделении! Сам ведь знаешь, что скоро будет инспекторская проверка.
Я подавил прорывающуюся коварную улыбку, и как можно прискорбнее и с недоверием спросил:
- А можно? Ведь ее мне сам Чурбанов подписал. А его арестовали. Говорят, что он государственный преступник. Хлопок у колхозников воровал и брильянты какие-то...
Нижняя челюсть замполита отъехала вниз до уровня узла галстука. Он замычал, потом побагровел.
-Вечно ты ... Владимир Павлович никак не мог сообразить, в чем меня упрекнуть. А затем выдал:
- С замполитом нужно было своевременно советоваться. На что я возразил:
-Владимир Павлович, но ведь его только недавно арестовали!
Подполковник наконец-то вспомнил, что я пришел за «отеческим» советом, нагнулся ко мне как можно ближе, и почти прошептал:
-Знаешь, Саша, ты, на всякий случай, эту грамотку куда-нибудь спрячь подальше. Мало ли. Может быть еще и пригодится... Но никому об этом больше не рассказывай! Это я тебе, как отец, советую.
Как в воду замполит глядел! Ныне Ю. Чурбанов руководит крупнейшим цементным холдингом «Штерн-цемент». Жаль, что он не знает, что его грамоту я храню поныне. По «отцовскому» совету нашего замполита.