Эти глаза напротив

 Инку охватило радостное возбуждение. Еще полчаса – и они встретятся с Таней. Нет, ну это же надо: Таня, ее Таня выходит замуж. Из их класса самая первая. Скромная отличница, гордость их вы­пуска, золотая медалистка Гурская Татьяна, никогда не встречавшаяся ни с одним мальчиком, пока учи­лась в школе, - выходит замуж. Инка восхищенно покачала головой. Вспомнила, как они встретились дома, в Лиде, на первомайские праздники. И первая же новость, которой Таня ее огорошила, была вот эта: «Ин, я замуж выхожу. Уже заявление подали. На конец июня. Будешь у меня свидетелем?»

 Ну, конечно, вопросы, восклицания, оханья. Не то, чтобы для Инки это было абсолютной ново­стью – она знала, что там, у себя в институте, Таня закрутила просто сумасшедший по масштабам и раз­рушениям роман с однокурсником. Но чтобы вот так сразу – и замуж…

 Впрочем, Таня, наверное, и не могла иначе. Первая влюбленность, сильная и глубокая, для такой серьезной девочки, какой была Таня, и должна была закончиться, конечно, маршем Мендельсона и об­меном обручальными кольцами. «Ну, Танька, ну, дает», - в который уже раз подумала о подруге с удив­лением Инна. Это она, Инка, веселая, меняющая кавалеров, как перчатки, вечно в окружении влюбленно вздыхающих мальчиков, должна была начать список невест их класса. А первой оказалась скромная Таня, которая на школьных вечерах только стихи читала, и то про Родину, войну, патриотизм, то есть то, что в учебной программе по литературе называлось «гражданской лирикой». А Инка и пела, и танцевала, и классную стенгазету выпускала, в которую подруге было разрешено писать строгие по форме и идейно выдержанные по содержанию передовицы. Они и внешне совершенно соответствовали своим характе­рам: у Тани, высокой и чуть полноватой, была до конца школы длинная коса и никакой косметики – даже на школьные вечера. Инка, невысокая, стройная шатенка, меняла каждый год стрижки – от самой коро­тенькой, «под мальчика», до безумно модной в старших классах под названием «паж». С девятого класса – маникюр, всегда модные и дорогие вещи. Ну, насчет дорогих – это она, конечно, преувеличивает. Ро­дители, врачи в районной больнице, не могли позволить себе дорогие покупки, хотя мама и очень стара­лась одевать дочку модно и красиво. Но по сравнению с Таней, которую растила одна мама, учитель­ница младших классов, она, Инка, действительно, одевалась дорого. А, ерунда какая. Разве они обращали на это внимание? Им и без всяких модных тряпок было о чем поговорить друг с другом.

 Ну, вот и автовокзал Гродно. О, Таня не одна, а со своим женихом. Ну, ну, сейчас посмотрим. Инка очень гордилась своим, как ей казалось, умением с первого взгляда оценить человека. Ну, ничего такой. Не очень высокий, правда. Если Таня будет на каблуках, то они станут одного роста. А в осталь­ном вполне, вполне…

- Ой, Инчик, мы уже тут извелись, ожидая. Автобус опоздал на 15 минут, а мы, наоборот, пришли намного раньше. А как ты доехала?

- Нормально. Полпути читала, пол – думала. Ну, знакомь уже нас, наконец.

- Ах, да. Это Максим, а это Инна.

Максим улыбнулся и взял из ее рук большую сумку, предмет особой Инкиной гордости: это была на­стоящая дорожная сумка производства НРБ в темно-синюю и бордовую клетку. С этой сумкой, куп­ленной специально перед поездкой, Инка ощущала себя заправской путешественницей. Продолжая улыбаться, Максим пошел вперед, а девочки, пытаясь не отставать от быстроного спутника, хотели еще на ходу выложить друг дружке самые горячие новости. Даже в троллейбусе, несмотря на толчею и по­стоянные попытки других пассажиров их разлучить, они продолжали оживленно обмениваться ново­стями. Так Инна узнала, что после регистрации у них будет студенческая вечеринка на квартире одно­курсника, а на следующий день они все поедут в пригород Гродно, где живут родители Максима, и где будет уже настоящая двухдневная свадьба со всеми родственниками. Таня же получила информацию о последней летней сессии Инки, как все было ужасно трудно, но, слава богу, все уже позади, можно пе­ревести дух. А впереди лето, и они собираются с родителями в Ленинград.

 Общежитие гродненского пединститута стояло на тихой зеленой улице, застроенной такими же, как и оно само, четырехэтажными домами. Максим донес Иннину сумку до самых дверей комнаты, но входить не стал, договорившись с ними, что встретятся через час внизу, чтобы пойти погулять по го­роду и заодно поужинать.

 Комната, в которой обитала уже три года Таня, дала приют еще пятерым девочкам с разных фа­культетов. Но сейчас осталось только три: остальные, сдав сессию, разъехались по домам на летние ка­никулы. Таня представила подругу своим соседкам. Девочки поулыбались, назвали свои имена, но с расспросами не лезли и от своих дел не оторвались, что в общем-то очень устраивало Инку. Несмотря на общительный характер, она, как ни странно, не особенно любила новые знакомства: ей вполне хватало старых и проверенных друзей и приятелей, которых у нее было великое множество. Таня показала Инне кровать, на которой она будет спать в течение двух ночей, и отвела ее в туалет. Все это было Инке знакомо и никакого отторжения не вызывало: она и сама вот уже три года жила в общежитии Ви­тебского пединститута. Только в их комнате было четыре кровати – вот и вся разница.

 Сменив брюки, в которых она ехала в автобусе, на платье, слегка освежив косметику на лице и причесавшись, Инка критически оглядела себя в зеркале на стене и осталась результатом произведен­ных манипуляций вполне довольна. Таня наблюдала за ней с той взрослой любовной снисходительно­стью, которая свойственна старшим сестрам по отношению к обожаемым младшим, но никак не к под­ругам. Но что поделать – такие уж отношения у них сложились с давних пор, с того 1 сентября 1957 года, когда их, нарядных, в белых передничках на коричневых форменных платьицах, в белых туфель­ках и белых гольфиках с помпончиками, аккуратно заплетенных (тогда еще у обеих были косы), при­вели в первый класс и посадили за одну парту. До конца школы они были не разлей вода. Они бы и дальше хотели учиться вместе, но специальность, которую выбрала Инна – худграф – была только в Витебске. А Таня решила далеко от своей мамы, у которой она была одна, не уезжать и поступила в Гродно ( от Лиды это не больше ста километров) на физфак. Девчонок на курсе было не так уж много, а в их группе и всего-то две. Может, еще и поэтому Таня так быстро оказалась востребована в мужском коллективе - с Максимом они вместе учились.

 Максим уже ждал их и был не один. Рядом с ним стоял высокий русоволосый парень в очках.

- Знакомьтесь, это свидетель с моей стороны – Костя. А это Танина подруга и свидетельница – Инна, - представил их Максим.

Костя улыбался смущенной улыбкой, которая несколько скрасила его невыразительное лицо.

- Ну, что, вперед? – взял руководство на себя Максим. И все двинулись к выходу.

Ужинать пошли в кафе, которое отличалось от обычной столовой самообслуживания только нали­чием цветных скатертей на пластиковых столах. Костя почти ничего себе не взял, объяснив, что поужинал дома. Остальные не были так сдержанны. Разговор во время ужина крутился в основ­ном вокруг завтрашнего события. Мальчики блистали остроумием, беспрерывно подкалывали друг друга, но стоило Косте встретиться глазами с Инной, он тут же опускал их или отводил в сторону и смущался. «Господи, я уже думала, что таких в природе не бывает, повывелись, как динозавры. И как только он такой застенчивый вообще дожил до своих лет», - думала Инка, слушая в пол-уха их ненавязчивый треп. Но кое-что интересное она почерпнула и для себя в их беседе: например, то, что на вечеринке будет вся их группа, что стол готовят все вместе в складчину, полностью отстра­нив от этого жениха с невестой.

 После ужина пошли пройтись по вечернему Гродно. До общежития добрались почти в двенадцать ночи и поспешили распрощаться со своими провожатыми, так как после полуночи входные двери запирались.

- Ну, как тебе Костя?

- Очень обыкновенный. А что?

- Ну, что ты. Он – гордость нашего курса, самый способный. И вообще очень умный.

- Да? Не заметила. Ты бы лучше спросила, как мне твой Максим – это более существенно.

- И как? Впрочем, даже если ты сейчас скажешь, что он тебе не понравился, я все равно завтра выйду за него замуж.

- Считаешь, поздно уже что-то менять?

- Конечно.

- Не смотри на меня так. Конечно, понравился.

- Фу, гора с плеч.

- А то ты сомневалась.

- Не особенно. Но все-таки. Теперь можем спокойно ложиться спать. Завтра подъем в восемь, к де­вяти идем в парикмахерскую, в одиннадцать за нами заедут мальчики на такси, и поедем в ЗАГС. А оттуда сразу на квартиру к Лешке Ивановскому.

- У вас, я смотрю, группа дружная?

- Да, очень. Я же тебе рассказывала. У вас не такая?

- Думаю, что нет. Знаешь, все они таланты непризнанные и капризные, каждый мнит себя гением – особенно дружбы не получается. Но ведь свет клином на художниках не сошелся, - смеясь закон­чила Инка. – Слава богу, есть и другие специальности. Там народ попроще и поискреннее.

- А ты замуж не собралась за это время, что мы с тобой не виделись?

- Нет. Один, правда, звал, райские кущи обещал. Я его спросила: «А стеганый пеньюар купишь?» – «Конечно, куплю. А ты какого цвета хочешь?». – «Даже не знаю. Розовый - пошлый, голубой - ба­нальный, желтый - слишком яркий, а зеленый – цвет несбывшихся надежд». А он мне: «Что ж ты до сих пор не выбрала, какой цвет для пеньюара тебе больше нравится?» И так, Танюш, мне сразу стало скучно. Что же это он так и будет все мои слова буквально воспринимать?

- Ой, Инка, ты неисправима, - смеясь, заметила подруга. – Ну, не читал он Ильфа и Петрова, так что? А может, он человек хороший?

- Перестань. Был бы хороший или хотя бы интересный – так и разговора бы такого не было. А это я развлекаюсь.

- А вот Костя читал и это, и еще многое-многое другое.

- Да ты никак сватаешь меня за него?

- Есть немного. Он очень хороший парень. Только, конечно, совершенно неопытный: у него никогда никого не было.

- Так-таки никого? До двадцати лет дожил и ни с одной девчонкой не встречался?

- Представь себе.

- Бывают же такие редкие экземпляры в наше время. Ну, хорошо. Я обещаю тебе быть с ним полас­ковее. Ты довольна?

- Вполне. Ну, идем спать.

………

 

 Инка первый раз в жизни присутствовала на такой официальной и ответственной церемонии как заключение брака. И не просто присутствовала, а была вторым по важности человеком на этой про­цедуре – свидетелем со стороны невесты. И даже поставила свою подпись в книге регистрации браков. Вслед за ней эту же процедуру повторил и Костя; молодых поздравила звучным официальным голосом толстая тетка в кримпленовом платье, и они покинули помещение Загса.

 На квартире в Речном переулке, двухкомнатной хрущевке, уже вовсю шли приготовления к за­столью под руководством молодой веселой женщины, оказавшейся мамой того самого Лешки Иванов­ского. Это она предложила устроить студенческую вечеринку в честь первой на их курсе семьи в своей квартире и все основные хлопоты взяла на себя.

Почти вся мебель из первой, проходной, комнаты была вынесена в соседнюю, меньшую, а в этой остался лишь длинный стол и импровизированные скамейки, сделанные из досок, положенных на табуретки. Квартира наполнялась однокурсниками Тани и Максима, и уже скоро, кое-как устроившись вокруг стола, все поднимали первый тост за молодых, и кричали обязательное на каждой свадьбе «Горько!», и звучали новые тосты. А потом в этой тесноте даже умудрились устроить танцы под проигрыватель. И Инка была нарасхват, и ей было очень весело и интересно среди этих юных будущих физиков.

 …………….

 

 На следующий день они уезжали к Максиму домой. На автостанции долго ждали опаздывающих друзей Максима, Костю и Лешу. Но, наконец, и они пришли, и вот они уже катят в автобусе на окраину Гродно и дальше, вдоль Немана, далеко за город. Показались зеленые сады и деревянные дома за забо­рами – частный сектор в получасе езды от города. На остановке их ждал взволнованный Максим. Его родители тоже жили в одном из таких домов за деревянным забором.

 В доме царила предсвадебная суматоха: сбивали столы и скамейки, на кухне что-то варилось, жарилось, пеклось. Таня с Максимом сразу были вовлечены его родителями в разговоры и обсуждение предстоящего мероприятия. Инка чувствовала себя лишней и ненужной и потому очень обрадовалась предложению Кости и Леши сходить на Неман. Дорога заняла почти полчаса, все это время Лешка бол­тал без умолку, не давая вставить никому ни слова. Наконец, Костя не выдержал и бросил другу: «Если у тебя есть фонтан, заткни его – дай отдохнуть и фонтану». Инка уже готова была прыснуть, но, увидев обиженное выражение лица Леши, поспешила произнести: «Козьма Прутков, страница 44, третья строчка сверху» и краем глаза заметила удивленно-уважительный взгляд Кости, брошенный на нее. На песчаном берегу реки было много и ребятишек, и людей постарше. Они втроем тоже нашли себе место поближе к воде. Время летело незаметно за купанием, разговорами, шутками и смехом. Уже через час Инке казалось, что она знала мальчишек если не всю жизнь, то пол – точно. И хотя Костя по-прежнему смущался и старался не встречаться с Инкой взглядом, но букой не сидел: рассказывал смешные случаи из жизни их курса, пересказывал недавно виденный им фильм. Ну, а про Лешу и вовсе нечего говорить. Хотя теперь он уже следил за тем, чтобы и его спутники имели возможности что-то рассказать, а не только слушать его, но говорил по-прежнему много. Инка в свою очередь рассказала несколько смешных историй из своей студенческой жизни. Рассказывать интересно и весело она была мастерица, и с удовле­творением отмечала, что и на этот раз ее юные собеседники слушают ее с удовольствием, смеются именно в тех местах, где и она ожидала смеха, смотрят на нее почти восхищенно и вовсю стараются ей понравиться. Для себя она еще пока не решила, кто ей из них двоих нравится больше. Преимущества были у каждого: Лешка посимпатичнее, гораздо раскованнее, но зато Костя очень начитан, а для нее это было важно. Инка быстро начинала томиться и скучать, если знакомый мальчик оказывался не так обра­зован и умен, как ей того хотелось.

 Вернулись они под вечер. Во дворе уже стояли столы и самодельные скамейки, проведен свет. Инна увидела Таню в окружении новых родственников, и у подруги было такое затравленное выражение лица, что она сразу пожалела ее и подумала, что, пожалуй, завтра она еще замуж выходить не будет. Вдруг Инна заметила среди большого количества незнакомых лиц одно родное и знакомое – маму Тани.

- Тетя Валя, здравствуйте, - бросилась она к ней.

- Инночка, как я рада тебя видеть, - обнимая ее, радостно говорила Танина мама. – Я здесь, как гость на празднике чужом.

- Ничего, тетя Валя. Пару дней – и все закончится.

- А как тебе Максим?

- Понравился.

- Ты знаешь, мне тоже сразу понравился. Они с Танюшкой в прошлом году приезжали ко мне – та­кой славный мальчик, такой родственный. Только знаешь, что меня волнует, - доверительно про­должила Танина мама, - они видишь, какие состоятельные. А у моей Тани ничего нет, кроме двух шкафов с книгами.

- Да ну, тетя Валя, что вы рассуждаете, как в прошлом веке: богатые – бедные. Кто сейчас на это смотрит? Вы еще про приданое скажите, крепкое, не драное.

- Ой, Инночка, какой ты еще ребенок. И приданое нужно, и защищенный тыл нужен, и хорошее по­ложение – все нужно. Но чего нет – того нет, этого я дать своей дочке не могу. Хорошо еще, хоть образование получает. А там уж сами как-то будут вертеться. От меня им будет только моральная поддержка, а материальной – никакой.

- О чем секретничаете? – прервала их беседу подошедшая сзади Таня.

- Да вот рассказываю тете Вале, как проходила ваша студенческая вечеринка после Загса. Говорю, что очень мне понравились ваши одногруппники, дружные, веселые, - на ходу импровизировала Инна, впрочем, по существу ничего не выдумывая. Ей почему-то не хотелось, чтобы тетя Валя втягивала и Таню в дискуссию об их финансовой несостоятельности.

- Ой, я так устала, - тяжело вздохнув, призналась Таня. – Кто-то постоянно подходит, знакомится. Я уже не помню ни одного имени. Скоро забуду, как и меня зовут. А надо со всеми улыбаться и под­держивать разговор. И я уже устала рассказывать, что с моей стороны будет только мама и моя лучшая подружка, с которой мы вместе уже тринадцать лет.

- Чего это ты так прибедняешься? - вдруг обиделась мама. – Завтра приезжает со всей семьей дядя Шура. Вот нас уже будет пятеро с твоей стороны.

- Да? – удивилась и обрадовалась Таня. – Здорово, а я и не знала. Вроде же они говорили, что у них не получится.

- А вот и получилось. Он почувствовал, что я обиделась: у него все-таки не дюжина племянниц, а всего одна, и родных сестер тоже только одна. И буквально позавчера позвонил и сказал, что прие­дут.

 Родители Максима стали приглашать всех за стол поужинать. И хотя это еще не был празднич­ный ужин, стол буквально ломился от еды. Особенно поражали воображение домашние мясные заготовки: колбасы, ветчины, корейки и грудинки, а также многочисленные открытые банки с консервированными овощами: помидорами, огурцами, капустой.

Не обошлось, конечно, и без выпивки. Инна с удовлетворением отметила, что мальчишки, и Леша, и Костя, практически не притрагивались к спиртному, каждый раз лишь имитируя свое участие. Застолье затянулось почти до полуночи. После того, как была убрана посуда и остатки еды, хлебосольные хозяева начали устраивать гостей на ночлег. Решено было, что вся молодежь останется ночевать во дворе: были заранее заготовлены раскладушки и спальные мешки. Инка искренне радовалась такому богатству впечатлений: за эти два дня она так много делала впер­вые, в том числе ей еще ни разу не приходилось спать под открытым небом. Как-то само собой получилось, что рядом с ее раскладушкой оказалось и спальное место Кости. Инка лежала в спальнике, глядела в звездное небо, и так ей было хорошо, что она не заметила, как уснула…

 Спала крепко, разбудили голоса и солнце, хотя она и пряталась от него. С удивлением обнару­жила, что она осталась в одиночестве – все уже встали. Вынырнула из спального мешка и бросилась в дом приводить себя в порядок. Когда умытая, причесанная и одетая в летний халатик, она вышла снова во двор, все уже сидели за столом и завтракали. Таня помахала ей рукой, приглашая занять место рядом с ней. С другой стороны сидел Костя.

- Как спала? – шепотом спросила подруга.

Инка, набирая в тарелку всяких домашних вкусностей и предвкушая то удовольствие, которое она сей­час получит от еды, сосредоточенно кивнула:

- Хорошо.

- Еще бы не хорошо, когда такой защитник рядом спал, - раздался чей-то насмешливый голос.

- Что? – не поняла Инка и, оторвавшись от своей тарелки, удивленно обвела взглядом сидящих за столом. Кое-кто ел, не обращая внимания на разыгравшуюся сцену, но большинство смотрели на нее и улыбались.

- Посмотри на руку Кости, - повторил тот же голос, принадлежавший, оказывается, матери Максима.

Инна недоуменно перевела взгляд туда, куда ей предлагали – на Костину руку – и ошеломленно ох­нула: это была не рука, по крайней мере не человеческая рука. Это была надутая резиновая перчатка ярко-розового цвета. Она подняла глаза выше: может, и там ее ждет сюрприз и будет не Костя, а кто-то такой же странный. Нет, это был Костя. Правда, почти такой же розовый, как рука, но этот цвет Инна правильно связала со смущением, в которое повергло парня общее внимание к его скромной персоне.

- Что это у тебя с рукой? – ошеломленно спросила она под дружный смех присутствующих, который ей показался абсолютно немотивированным.

- Комары покусали, - ответил окончательно смущенный Костя.

- А почему в спальник не убрал?

- Я твою руку накрывал, она высунулась из спальника – жалко было.

Инка с интересом смотрела на него и молчала. «Да, с ним не соскучишься. Прямо рыцарь какой-то».

- Спасибо, конечно. Но не стоило, наверное. Надо было разбудить меня.

- Жалко было будить – ты так сладко спала.

К их разговору уже никто не прислушивался. Каждый был занят едой и неспешной беседой с ближай­шим соседом.

- Ну, как тебе Костя? – тихонько поинтересовалась Таня.

- Оригинал. Хотя приятно, конечно.

- Да уж.

После завтрака Максим предложил сходить на Неман теперь уже всей компанией, и это предложение было радостно встречено. Оказалось, что у его семьи есть своя большая моторная лодка, и Максим, как заправский мореход, пригласил друзей прокатиться с ветерком по реке. Тут уже восторгам просто не было конца. В лодке Инка снова оказалась рядом с Костей, который по-прежнему смущенно молчал.

- Очень больно? – искренно посочувствовала Инка.

- Зудит, хотя уже легче. Мне мама Максима обработала ее какой-то жидкостью. Видишь, уже даже опухоль стала меньше.

Инка кивнула, хотя при всем желании увидеть спадающую опухоль, не могла этого сделать: рука была раздута просто чудовищно. И она снова ошеломленно покачала головой:

- Ну, ты даешь.

- Да я даже особенно ничего не чувствовал сначала. А утром проснулся – даже испугался в первый момент. Да ничего, пройдет. Зато тебя не покусали, - удовлетворенно закончил Костя.

Инка снова внимательно посмотрела на него, как будто что-то открывала для себя в нем.

Лодка с ревом неслась по широкой части Немана, повинуясь уверенным движениям Максима и распу­гивая купающихся. Брызги летели в лицо и приятно освежали. Инка сбросила халатик, оставшись в купальнике, и закрыла глаза, с удовольствием отдаваясь этой прогулке, солнцу и тому еще пока неяс­ному ощущению счастья и блаженства, которое постепенно ее затягивало.

 ……………

Инка помогла Тане надеть фату, застегнула ей длинную молнию на спине и критически оглядела подругу.

- Замечательно. Можно замуж выдавать.

- Да уже выдали.

- Да ты что? А я и не заметила.

Девчонки рассмеялись, Таня, правда, несколько нервно. Инка обняла подругу и, подталкивая к дверям, негромко сказала:

- Ничего не бойся. Ты же знаешь – ты лучше всех. Пусть еще другую такую найдут. С ног со­бьются, но ничего не получится.

Они вышли на крыльцо, где их уже ждали Максим с Костей. Тут же раздался исполненный кем-то из гостей на баяне марш, под который обычно вручают на торжественных собраниях грамоты. Но на эти мелочи уже никто не обращал внимания. Гости встали, дружно зааплодировали, и мо­лодые, сопровождаемые своими свидетелями, прошли к столу, где их всех четверых и усадили растроганные родители Максима и не менее растроганная мама Тани.
Свадьба шла по накатанным рельсам

 Инна сидела между Лешей и Костей и снисходительно принимала ухаживания обоих. Ей было весело, и она упивалась этой ситуацией, прямо скажем, не каждый день встречающейся. И один был мил, а второй еще милее, а потом этот второй ну так остроумен, что и первому приходится стараться. И у обоих это очень даже неплохо получается. На открытое окно дома, выходящее во двор, поставили проигрыватель, и весь двор заполнил высокий сладкий голос Валерия Ободзинского. Леша еще даже стул свой не успел отодвинуть, как Костя уже приглашал Инну на танец. Он был очень высокий, ма­ленькая Инка дотягивалась только до его груди. Но танцевал он, на удивление, хорошо. «Такой тюфяк, и когда только научился танцевать? Он же на девочек боится глаза поднять, а тут этим не отделаешься: нужно талию обнять, и за руку взять», - думала Инка, но при этом не забывала получать удовольствие от танца и крепких больших рук партнера, которые держали ее уверенно и нежно. Первая песня закон­чилась, но Костя и не собирался выпускать ее из танцевальных объятий. Зазвучала любимая многими тогда «Эти глаза напротив», и когда с особой страстью выпевались красивым голосом слова:

 

 Вот и пришла судьба, вот и пришла судьба,

 Вот и пришла судьба к нам.

 Только не отведи, только не отведи

 Только не отведи глаз.

 

Костя наклонился к Инне и негромко прошептал на ухо: «Это наша судьба пришла. Ты веришь в это? Только не отведи глаз».

А после третьего танца, на который он опять не дал никому пригласить Инну, Костя предложил ти­хонько улизнуть и пойти погулять.

Поселок был почти полностью погружен в темноту. Почти во всех домах уже выключили свет, лишь редкие фонари на улице тускло освещали пустынные улицы небольшого поселка. И кое-где из-за забо­ров долетал собачий лай, изредка подхватываемый, как эстафета, другой сторожихой домашнего очага.

«Глухо лаяла собака в убегающую даль», - прокомментировала Инка, Костя тут же продолжил: «Я пришел к тебе во фраке элегантный, как рояль».

Это был последний камень в плотине. И он рухнул под их хохотом, так гулко разнесшимся по этим сонным улицам и тупичкам. Она прорвалась, и им сразу стало необыкновенно легко, приятно и весело друг с другом. Костя схватил Инну на руки, причем, она даже испугаться не успела: настолько это у него получилось легко и органично. Он нес ее, переходя из одного темного переулка в другой, кру­жился с ней на руках, целовал и повторял, как заклинание: «Инночка моя, Инночка, Ин-ночка, Ночка, Ноченька. Первая моя и единственная», Потом все-таки поставил ее на ноги, при этом совершенно не запыхавшись и не чувствуя никакой усталости, и стал нежно и неумело целовать ее, приговаривая: «Только не смейся. Это я первый раз. Но я научусь – я обещаю. О, как у тебя это хорошо получается. Научишь меня? Да-да, надо еще, а то я так ничего и не запомню. А надо запомнить на всю жизнь или по крайней мере не забыть до завтра. А завтра ты снова будешь меня учить. И потом во все остальные дни много еще много раз».

 …………

 

 Они вернулись в дом, когда все уже было закончено. В доме не горел свет в окнах. Со столов были убраны продукты и грязная посуда. И только на самом краю сиротливо стояла тарелка, прикрытая салфеткой. Костя сорвал ее и издал боевой клич индейца, достигшего жертвы: на тарелке были лю­бовно сложены для них два пирожка, несколько пирожных и огромный кусок слоеного торта –все до­машней выпечки. Костя походил по всем возможным местам, где можно было бы что-то отыскать льющееся в стаканы. Долгие поиски привели его к бутылке пива. Пирожки с пивом шли более-менее неплохо, но пирожные с кремом, запиваемые пивом, – такой гадости Инка еще не ела. Но ничего. В этой сумасшедшей ночи все почему-то имело право на жизнь, хотя и делалось не по правилам.

Инка после нелепого ужина прошла в дом переодеться, Костя раздевался прямо во дворе, и встре­тились они уже в своих спальниках.

- Теперь я могу уже на полном основании держать тебя за руку, правда ведь? Я ведь заслужил вер­ной службой какое-нибудь поощрение? Вот, например, держать тебя за руку, пока ты спишь? – и в голосе Кости была такая мольба, что Инка достала свою уютно лежавшую под подушкой руку и протянула Косте. И хотя так лежать было не очень удобно, но именно так они заснули и именно в этой позе – рука в руке – их утром увидели проснувшиеся раньше друзья и сестра Максима.

 

У Инны все утро болела голова, было что-то нереальное во всем, что здесь вчера происходило. Но Костя был в ударе: он шутил, трогательно ухаживал за Инной, которая даже не могла выйти к завтраку, а ле­жала теперь на веранде на маленьком твердом диване и не отходил от нее ни на шаг. Он принес ей чай с бутербродом, усадил ее, подложив под спину подушку, и стал из своих рук поить ее горячим крепким чаем и кормить опять же только из своих рук бутербродом с сыром, объясняя, что мясо – тяжелая еда, и сейчас не стоит его есть.

 Вдруг в самый разгар идиллии на веранду влетели молодые, Максим и Таня, Леша, сестра Мак­сима, которая явно не осталась равнодушной к Лешкиным прелестям в виде симпатичной рожицы и лег­кого характера и еще два друга Максима, с которыми он вырос здесь вместе. Вид у новоиспеченного супруга был интригующий, он что-то держал за спиной. Оказалось – бутылка болгарского коньяка «Пли­ска».

- Ребята! – торжественно провозгласил герой дня, - бутылка одна, делить со старичьем не имеет смысла – все равно не оценят. Пусть уж не сбиваются с пути и пьют свою водку. А мы сейчас на­шим тесным кругом выпьем коньячку. - Были принесены и восемь рюмок, лимон и яблоки. И вот уже коричневая заморская жидкость разлита, и у каждого в одной руке рюмка, а в другой – ломтик лимона. - И…! Поехали за нас, на молодых, за наше будущее счастье. Разлили и по второй. - И снова говорит Максим:

- Может быть, я ошибаюсь. Пусть меня старшие товарищи поправят, но что-то мне подсказывает, что очень скоро мы опять соберемся по схожему поводу. Лично я был бы счастлив: мой лучший друг женится на лучшей подруге моей жены. Об этом же можно только мечтать. Так как, ребята, есть у нас шанс дождаться этого в ближайшее время?

- Думаю, что не возьму на себя слишком большую смелость, если скажу: «ДА!», - совершенно не смущаясь, лишь улыбаясь и глядя влюбленными глазами на Инну, ответил за них обоих Костя.

Деликатные ребята вышли из веранды, снова оставив их одних. Костя целовал ее пальцы, щеки, губы, волосы:

- Я приеду к тебе в Лиду. Я хочу познакомиться с твоими родителями, увидеть, как ты живешь. Ты не возражаешь?

- Нет, приезжай, пожалуйста. Буду рада.

 На веранду заглянула Танина мама:

- Ох, Инночка, наконец-то я тебя нашла. Мы сейчас уезжаем на машине моего брата, и есть одно ме­сто. Может, поедешь с нами? Все равно вечером это все закончится. А как ты будешь добираться одна, автобусом? А так с нами , за компанию, в машине. Не успеешь оглядеться – и дома. По­едешь? Тогда собирайся, мы тебя подождем.

- Неужели ты с ними поедешь?

- Да. Это удобно. А ты мне завтра позвонишь уже из дома и скажешь, когда приедешь. Хорошо?

- Хорошо. Ах, я даже проводить тебя не смогу – какая жалость. Давай здесь еще раз напоследок по­целуемся. По-моему, у меня стало гораздо лучше получаться, правда?

- Намного лучше. Уже можно говорить, что совсем хорошо. Ты способный ученик.

- У такой-то учительницы! Ого!

Инна быстро переоделась, собрала вещи в клетчатую сумку, предмет особой гордости, и направилась на улицу, где уже стояли около машины и отъезжающие, и провожающие.

- Большое спасибо за все, - обращаясь к родителям, сказала Танина мама, они даже обнялись с мамой Максима и всплакнули. – Дети, жду через неделю к нам. – Что, у вас другие планы?

- Мамуль, мы забыли тебе сказать, что мы прямо отсюда большой компанией нашего курса идем в поход в Прибалтику.

- И когда же я вас увижу?

- В конце июля – начале августа.

Дядя Шура стал поторапливать:

- Садитесь, поедем. Еще дела дома ждут.

- Инна, до свидания. Хорошо доехать. Я завтра позвоню.

- Счастливо оставаться, Костя. – И вдруг, сама не веря в то, что она сейчас сделает, на глазах всей честной компании подошла к Косте и крепко поцеловала его. – Не скучай.

Машина тронулась, Костя еще некоторое время бежал за ней, а потом, конечно, отстал.

- Да, крепко парень влюбился, - добродушно заметил дядя Шура.

- Так ведь есть в кого, - гордо произнесла тетя Валя. - От нашей Инночки, сколько я ее помню, мальчишки всегда с сума сходили. А этот вроде неплохой паренек, скромный, Максим с Таней го­ворили, что он у них самый способный на курсе. Возможно, даже оставят в аспирантуре, если кто-то более шустрый дорогу не перебежит. Сейчас без связей и блата ничего не добьешься, хоть Ин­ночка и не согласна со мной, спорила даже вчера, но это так. Не мы эти правила устанавливали и не нам их менять.

Разговор внезапно был прерван дядей Шурой, который вдруг стал жаться к обочине дороги и тормо­зить.

- Какой-то сумасшедший несется на полной скорости и фарами сигналы подает.

Когда они остановились, остановилась и преследующая машина, оттуда выскочил Костя и, нелепо подпрыгивая на длинных ногах, бросился бежать к ним. Ещё издали он закричал: «Я должен еще раз тебя увидеть! И потом я же тебя не поцеловал на проща­нье». Добежав, он обнял Инну, прижал ее голову к своей груди и несколько раз жадно поцеловал в щеки, глаза, губы – во все, до чего доставал.

В машине, в которой довезли Володю, сидели, оказывается, отец Максима за рулем, сам Максим и Таня.

 …………

 

На расспросы родителей Инка отвечала охотно и подробно, даже рассказала о покусанной комарами руке. Утаила лишь тот момент, когда Костя кружил ее на руках по темному спящему поселку и целовал, точнее, учился целовать.

 Костя позвонил на следующее же утро:

- Я могу приехать хоть завтра.

- Дай мне побыть немного с родителями, я же их два месяца не видела.

- А когда уже будет удобно приехать?

- Через неделю.

- О, я не доживу.

- Доживешь, доживешь.

Три дня подряд раздавались звонки почти с повторяющимся текстом. На четвертый день звонка не по­следовало. Инка удивились, но не расстроилась. На пятый день звонка тоже не было. Эта тишина теле­фонная несколько озадачила ее. Но когда и на шестой день телефон молчал, свернувшись нахальным черным зверьком, не желая издавать никаких звуков, Инна не на шутку испугалась: «С ним что-то слу­чилось. Просто так он бы не молчал». На седьмой день зазвонил телефон, а в трубке раздался незнако­мый мужской голос:

- Инна, это я, Костя. Ты меня извини. Я не смогу приехать. Ребята тащат меня в поход в Прибалтику, говорят, я им своим отсутствием порчу компанию – ведь все вместе договаривались. А тут и так еще три человека не едут. И я согласился.

- Да, конечно, конечно, съезди. Только почему ты не позвонил и не сказал об этом раньше? Я боя­лась, что у тебя что-то случилось. И еще. Почему у тебя такой голос?

- Какой?

- Ну, такой, какой был сначала, когда мы только познакомились. Я уже и забыла, что у тебя такой голос. Последние дни он был совсем другой.

- Да не знаю даже. У меня вроде все в порядке. Ну, я пойду, да? Ты в августе где будешь?

- В Ленинграде. Почти до конца. Но несколько дней до начала учебного года все же будет. Захочешь - приезжай.

- Да, я обязательно приеду. Счастливо.

- И вам в Прибалтике счастливо. Общим знакомым привет, Тане – особый.

Инна положила трубку, зная совершенно определенно, что это был их последний телефонный разговор. Но истинную причину этих перемен знать, конечно, хотелось. Была ли она задета? О да! И еще как! Это ведь не она добивалась его, а он ее, вся свадьба смотрела на них, как на потенциальных жениха и не­весту. И не из-за ее поведения, а его. И вот так сразу, странно и необъяснимо закончилось? Ладно-ладно, из нас двоих, Костенька, потерял больше ты и жалеть, возможно, тоже тебе придется. Хотя са­молюбие пострадало – скрывать не буду. Тем веселее и насыщеннее буду проводить лето. «Эти глаза напротив…» громко и с надрывом запела Инка.

 …………..

 

 Пролетело лето, она его замечательно провела в Ленинграде и его пригородах, на даче у родст­венников закрутила очередной легкий, необременительный для себя роман и, попрощавшись с Ленин­градом и гостеприимными ленинградцами, отбыла на учебу в Витебск.

 На Октябрьские праздники выпало три свободных дня, и она, безумно соскучившись по родите­лям и Тане, которая сообщила ей в письме, что они с Максимом тоже приедут в Лиду к маме, примча­лась при первой же возможности домой. Они с родителями сидели ужинали, когда в дверь позвонили – пришли Таня с Максимом. Объятия, поцелуи, визг, радостные крики – все как обычно. Поделиться но­востями, немножко посплетничать, пожаловаться на придиру-преподавателя – тоже все как обычно. Но Инка ждала другого. И Максим, видимо, это понимал. Как только она вышла на кухню заварить еще чаю, он тут же вышел за ней следом.

- Инна, я должен тебе рассказать, - явно чувствуя себя не в своей тарелке, начал Максим, - Костя. Он хороший. Ты ему, действительно, очень понравилась. (О, уже в прошедшем времени).Но, понима­ешь, ему на втором и третьем курсе нравилась дочка нашего декана (Ах, вот где тыл, о котором го­ворила тетя Валя), сама она учится на филфаке, но дружит с одной нашей однокурсницей. А Костя все не решался к ней подойти, боялся ее, как огня. (А тут осмелел – какую школу прошел, недаром хвалил учительницу). И она, наша однокурсница, пригласила ее, девчонку эту, пойти с нами в по­ход в Прибалтику. И когда Костя узнал, что она едет с нами, он решил тоже ехать.

Ты знаешь, Таня и Леша ведь с ним вначале даже не разговаривали.

- Но потом ничего, простили, да? Ну, и как можно сердиться на Костю долго, он ведь такой обая­тельный, а главное – такой умный, умнее всех на курсе!

И, отвернувшись от Максима, Инка стала заваривать свежий чай, доставать конфеты и при этом громко пела:

 

Вот и свела судьба, вот и свела судьба,

Вот и свела судьба нас.

Только не отведи, только не отведи,

Только не отведи глаз.