Как много говорят вещи о людях. Сколь важное место могут они занимать в нашей жизни. Такой мелкий в общем бытовом контексте предмет, как пижама, например. Однажды, к немалому огорчению, история с пижамой заставила меня резко изменить свою оценку человека…
Но обо всем по порядку. Зимой я ходил в открытый бассейн «Чайка», что у Крымского моста, простудился там, начал с гриппа, а закончил двумя туберкулезными очажками в верхней доле правого легкого. После месяца в диспансере я был отпущен на госэкзамены и летние каникулы, а потом «продолжал лечиться», хотя правильнее было бы сказать «отдыхал и бездельничал», в санатории в Алупке.
Двухместную палату делил со мной один субьект из Сибири – приятной наружности человечек среднего возраста, но не вышедший ростом, несколько тщедушный и уже начавший лысеть. Он оказался солистом городской оперетты – омской? иркутской? – что меня заинтриговало. До тех пор с подобной публикой мне знаться не приходилось. Мы вполне ладили, хотя времени вместе проводили немного. Ели за разными столами, а на море и на танцы я тоже ходил один (но это совсем другая история, между прочим). Звали моего певучего соседа Валера, и это он напел мне «старые», вышедшие из обихода и даже запрещенные инструкцией министерства культуры слова из знаменитой арии Мистера Икс. «…Цирк вверх нога-ми / Вместе с ним мы летим… / И вот пред ва-ми / Я стою невредим…»
Уезжал Валера раньше меня, и накануне отъезда, словно по наитию, вдруг попросил одолжить ему в дорогу пижаму – подарок гэдээровской молодежной группы, с которой я – и сам 22-летний студент – успел поработать переводчиком за месяц до этой самой Алупки. «Понимаешь, – сказал он, глядя куда-то в угол, - ведь мне ехать почти четыре дня в поезде… Без пижамы – очень неуютно… Я был бы тебе так благодарен… Можешь не сомневаться! Приеду на место, сразу же отдам ее в прачечную, и тут же вышлю. Прямо на санаторий. Получишь еще до отъезда в Москву. Будь уверен…»
Я конечно же дал ему пижаму, которую успел полюбить любовью человека, не избалованного бытовыми удобствами и приятными предметами личного обихода. И больше никогда ее не видел...
Такова одна история, а вот и вторая. Приехав на работу в Японию 58-летним профессором, я стал обзаводиться хозяйством. Из приобретенных сразу же вещиц меня особенно радовала пижама, которую я купил по вдохновению, не рассуждая – глаз лег на нее, я и купил. Зарплата была немаленькая, денег японских я еще не понимал, и семь тысяч иен показались мне вполне приемлемой ценой за такую прекрасную вещь. Это теперь я знаю, что покупать что-либо носильное больше чем за тысячу иен – просто глупость или франтовство...
В первый же год я очень привык к этой чудесной пижаме, и привязан к ней до сих пор. Хорошо сшитая, из мягкой добротной шерсти и в крупную, едва видимую клетку из узеньких бело-красно-черных полосок по темносинему фону, какая-то «моя», и даже не мнущаяся. В гладких темносиних штанах от нее я пристрастился спать в зимние месяцы на своем футоне, но даже это не лишало их товарного вида…
Но история не только об этом. В ней важно, что мой грузинско-московский друг Ираклий, под деканским присмотром которого я проработал пару лет в одной заштатной «академии» из новых, был фанатом мужской одежды марки Бёрбэри… Этот всемирно известный брэнд, один из не самых дешевых, просто владел его воображением и мечтами. Кроме свободного времени для путешествий и немного денег в кармане это была для него высшая роскошь и наибольшая радость – купить себе в каком-нибудь далеком аэропорту, в дьюти-фри шопе очередную вещичку с лэйблом Бёрбэри на обороте воротничка или на наружном карманчике. У него таких вещичек было полным полно, вплоть до бело-кремовой кепки с рисунком в черно-красную клетку из тонких пересекающихся под прямым углом линий, которую он носил с чисто тбилисской элегантностью.
А потом он внезапнно умер. Точнее сказать, сам себя погубил. Приехал после лета в родной Грузии с парой новых родинок на шее и груди, приобретенных в результате загорания под мягким кавказским солнцем. На беду свою посетил друга-хирурга, мастера по косметическим операциям и прочей подобной мелочи, и тот – походя! – предложил Ираклию «почиститься». Что и было сделано чуть ли не в тот же день, а потом мощная меланома шустро нырнула к нему под мышку, решительно атаковала сердечную сумку и отправила нашего темпераментного и жизнелюбивого друга на тот свет буквально за два месяца…
И вот, уже после этой глупой и досадной смерти, как-то зимой я посмотрелся в зеркало – а был я в это время в пижаме, так как холодрыга в японской квартире еще та, – и вдруг понял со всей очевидностью, что она тоже от Бёрбэри. Поискал лэйбл - ну, конечно же, – вот он! И на карманчике вышито бежевой ниткой заветное имя… Бёрбэри и есть, причем в одном из двух классических вариантов, а именно в темносинем. Так выяснилось, что и я уже лет десять как приобщен к избранному кругу носителей этого дивного брэнда...
А потому могу подтвердить, что мой бедный друг был полностью прав, когда утверждал – лучшей повседневной одежки для мужчины, чем эта, еще не придумали…