"Боже, Царя храни!.."
Не сохранил Господь царя,
Напрасно пели...
Перед ней стояли комиссар и солдат с винтовкой.
Позади стояла кирпичная стена.
Сверху стояло хмурое небо.
В воздухе пахло прелой листвой. Весна.
Комиссар неторопливо докуривал с солдатом папиросу - одну на двоих.
А ночью ехали в поезде. Было темно, накурено, надышано, накашляно. Она прижимала к груди саквояж со скудными своими пожитками, фотографиями и сотенной - все, на что она могла прожить в Петербурге.
До сих пор не понимала, зачем ей понадобилось возвращаться в Петербург из Праги, ведь всего два месяца назад она уехала туда - навсегда.
В Петербурге она сразу пошла к надежному товарищу - монархисту Глебинскому. Надежного товарища, оказалось, давно арестовали и то ли сослали, то ли попросту расстреляли - нынче всех расстреливали, без разбора. Тогда она пошла к другому надежному товарищу - Дарьеву. Он ее внимательно выслушал, дал еще немного денег и оставил у себя ночевать.
А утром ее пришли арестовывать.
Разрыли саквояж. Нашли фотографии маленьких княжон и императрицы. Порвали. Кричали. Она тогда заплакала. ("Так отцы, отказавшиеся от своих детей, рвут их фотографии", - подумала она). А Дарьев, сволочь, рассказал им все, что она ему давеча говорила, но совсем не так - преувеличивая и огрязняя. Она тогда еще заплакала. А потом, когда под ее подушкой нашли деньги - полтораста рублей - Дарьев закричал, что она их, видите ли, выманила обманом и угрозами. А она же - нет... он же сам дал! Но кто ж ей поверит?! И все, конечно, верили Дарьеву. И она, конечно, на него набросилась. Стала его царапать и обзывать. Но кто-то ударил ее винтовкой по спине, и повезли расстреливать. - Вот так, просто, без суда и следствия.
- Боже, хоть ты спаси от них Россию! - Взмолилась она, подняв глаза к небу.
Громыхнул выстрел.
Вверх взметнулись птицы.
Солдат вытер ладонью испарину со лба.
Пуля попала ей не прямо в сердце, а чуть выше.
Она упала на колени и поскребла ногтями гальку.
Бо - же, ца - ря храни!