РОМА & ДУНЕЧКА
Шекспировская страсть
Не бедно жила семья Корлеонтьевых, не бедно. И не спекулировала, и не воровала почти, а жила небедно, и не зажиточно даже, а хорошо жила, богато; богаче, пожалуй некуда. Глава семьи — Донат Корлеонтьев, занимавшийся своим делом и приноровивший к нему близкую и дальнюю родню, а также друзей очень близких и не очень, но преданных до того, что и жизнью самой могли рискануть за святое их общее дело и нерушимое благосостояние.
Много народишка кормилось возле семейного этого бизнеса, а еще больше подкармливало в меру доходишек скромной лептой, а подчас и нескромной совсем материальной помощью. А заключался немудреный семейный бизнес в исключительной доброте Доната, всех он любил, держал в своем сердце, памяти: от палаточников обыкновенных, от рекетиров меленьких до крупных политиканов. Никого в обиду не давал, защищал; от кого только не защищал: от шпаны, гастролеров заезжих, налоговых полицаев, прокуратуры; прощал мелкие прегрешения: неучтенные разбой, наркобизнес, подпольную рулетку и всё такое, если, конечно, «дети» сохраняли к нему почтение, целовали ноги и не ленились вовремя скромную лепту вносить в общий, то есть его, корлеонтьевский котел...
Но завелся в их районе, я бы даже сказал, не микрорайоне, а округе с населением под миллион лохов, то есть избирателей, некий невесть откуда взявшийся со всей своей родней, пожитками, банками и прочим — многосемейный, тоже бандит с большой дороги, или комсомольский вожак в прошлом, или скромный работник торга, или черт его знает кто — Маркел Алькапонькин Заживший вдруг очень широко, начавший свое дельце то ли с мандаринов, то ли с компьютеров, то ли с маковой соломки, но стремительно распространяясь по округу. И стал этот пресловутый Алькапонькин вольно-невольно теснить старика Корлеонтьева, подменяя его доброту своей, отбивая верных друзей, отколупливая по магазинчику, заводику, потом пару банков из под носа увел, торговлю «мерседесами» прихватил и т. д. и т.п., нагло нарушая сложившийся за время реформ статус-кво.
Дело дошло до того, что он взял под свое крыло чуть ли не треть из тех, кого благодетельствовал своей лаской папаша Корлеонтьев, короче говоря, крепко залез в чужой огород и нарывался...
Да и начались тогда те недоразумения, которые всех изумили так, что милиция с ног сбилась, а ничего поделать не могла; префектура, прокуратура, всякая там внешняя и внутренняя разведка, пресса — вс оказались бессильны... А люди стали пропадать, то поодиночке, то группами; то банк какой-нибудь погорит, а то машина взорвется с содержимым...
Многие умные люди догадывались, что виной всему отсутствие взаимопонимания между семействами, дошедшее до того, что некоторые высокие их представители оказывались в больнице ЦКБ с огнестрельными ранениями. Доблестная милиция было круто принялась разбираться в этой несуразице, но отступила, понеся потери в живой силе и технике, да и прокуратура присмирела, решив поберечь личный состав «важняков» в надежде, что Бог даст, все само собой утрясется в эпоху исторического перехода от одного уровня жизни к совершенно другому.
Не утрясалось!... Пока не втиснулся во всю эту кутерьму один, но очень естественный, а главное человеческий фактор. А именно — первая любовь!
Была у Доната Корлеонтьева, кроме всего прочего, дочка младшенькая, прямо скажем еще лицеистка, невинное дитя, как будто нарочно подаренное природой для услаждения сумрачного Доната. Голубка Дуня, краше и чище которой в прямом и переносном смысле и представить было нельзя: мастерица на фигурных коньках кататься, на фортепьяно и компьютерах играться, по-английски-французски разговаривать, любительница у папки на коленях посидеть... Но годики подошли, девичья потребность подкатила, и пришлось старику о зятьке задуматься. Ниже министра какого-нибудь стоящего, или посланника зарубёжного, или миллионера из приличного семейства типа Ротшильда думка его не опускалась... А Маркел Алькапонькин напротив имел сына Романа, студента готового, надо сказать, по возрасту на все (в хорошем смысле этого слова).
И надо же было такому случиться совпадению, что в разгар межсемейной нервотрепки услали враждующие стороны младшеньких своих детёнышей в целях безопасности подальше от эпицентра событий, но… в одно и то же местечко! На Багамы или Фиджи, не суть важно, на своих тамошних дачках отдыхать, но примерно на одно и то же побережье... с соответствующим сопровождением из особенно доверенных близких лиц.
Отдыхать, как известно, молодым растущим организмам особенно не от чего — скучно просто так отдыхать, так что накупавшись, назагоравшись на личных пляжах, они потянулись к сверстникам, где жизнерадостное, ни к чему не обязывающее веселье, музычка, танцульки... Короче, встретились Дуня Корлеонтьева с Ромкой Алькапонькиным, и по недосмотру охраны познакомились, и потанцевали друг с дружкой, поговорили о том , о сем, восхищаясь взаимопониманием и не представляя себе последствий невинной болтовни, случайных прикосновений, нежных взглядов, улыбочек... Натанцевавшись, побежали, взявшись за руки, к морю-океану, купались, игрались, вдруг поцеловались... Моречко, теплый ветерок, звездочки — сами понимаете...
Доверенные лица, разморенные солнцем, пальмами, скотчем со льдом, проморгали возникшую любовь, зашедшую, надо сказать, предельно далеко, а когда очухались, было уже поздно; Дунечкин охранник попытался в грубой форме отвадить от нее Романа, полез с кулаками, пистолетами, да за Рому было кому заступиться... Бог знает, чем кончилась бы эта поножовщина и кто, как говорится, отправился, может быть, кормить рыб в океане, но герои наши осознали наконец, какая смертельная ненависть витает над их семействами; тем более неразрывны стали их объятия и безумны прощальные ласки... Срочно прилетевшие родственники специального назначения беспощадно разделили влюбленных и поврозь эвакуировали их на места постоянного проживания.
Представляете себе чувства родителей, когда им с пикантными подробностями доложили о случившейся беде? Представляете, какие были приняты меры, чтобы раз и навсегда прекратить этот «беспредел», как не сговариваясь, они охарактеризовали сложившуюся романтическую ситуацию?
Но кто и что может разлучить влюбленных?! Любовь взаперти вырастает до Бог его знает каких размеров, до сумасшествия...
Наши герои (дети все же своих родителей) хитроумно обманывали нешуточную охрану, связываясь не через дупло, а по ИНТЕРНЕТу, убегали из-под колючей проволоки хорошо законспирированных загородных вилл и находили друг друга. Бросалась на поиски вся наличная служба семейной безопасности, состоящая из бывших кадровых офицеров компетентных органов, а дети наши прятались в метро, как простые смертные, целовались в троллейбусах, не могли наглядеться друг на друга в баре какой-нибудь незасвеченной третьесортной гостиницы, а потом в номере той же гостиницы не могли уж нарадоваться друг другом...
Когда их все-таки окончательно поймали, родители попробовали изменить меры пресечения: Романа пытались соблазнить отборными попмоделями — безрезультатно, потом Сорбонной, но он на глазах у очумевших таможенников порвал загранпаспорт в аэропорту. Дуню хотели отправить в Бостон для продолжения учебы, но при получении визы она такого наговорила американскому бюрократу, и самое мягкое было: « Ай фак вашу поганую Америку!» Какой уж там Бостон!... К тому же выяснилось, что она давно и крепко беременна.
Изложенные обстоятельства вынудили враждующие кланы временно прекратить военные действия и сесть за стол переговоров. Они состоялись на нейтральной территории в отдельном кабинете одного из столичных итальянских ресторанов или в правительственном доме отдыха «Дружки», не суть важно. Отцы семейств, ближайшие родственники, личные адвокаты, члены кабинета, охранники расположились по разные стороны баррикад — большого овального стола. Должны были обсуждаться вопросы прекращения кровной мести, обмена заложниками, квотами, мирного трастового договора и, наконец, свадьбы(!).
Трудно обсуждался первый пункт, и второй, и третий, уж больно свежи были раны, потери, — договорились-таки; но когда обсуждался церемониал бракосочетания, кто-то из особенно подонистых адвокатов одной стороны бросил другой стороне в запале оскорбительное: « Хрен с тобой, басурманская морда, будь по твоему!», у некоторых не выдержали нервы, и обштопанное было совсем грандиозное дело кончилось заурядной чисто гангстерской пальбой, сильно подмочившей русской кровушкой репутацию фешенебельного места «стрелки». Противники растащили раненые и прочие тела по лимузинам и умчались в свои глубокие норы...
Старик Корлеонтьев был ранен тяжело, но не настолько, чтобы у него не хватило сил на приступ бешенства, который завершился коротким приговором: «Ромку ихнего замочить во что бы то ни стало! Дуньке нашенской — аборт!»
Второе осуществить оказалось трудно очень, но проще первого (Романа хорошо охраняли, и первые две попытки «замочить» провалились с треском и невинными жертвами из числа случайных пешеходов , после чего несчастного влюбленного в бессознательном состоянии все-таки переправили в Европу). Что касается ничего не подозревавшей Дунечки, то личному врачу под благовидным предлогом удалось сделать ей укол, и омерзительная операция над бедным ребенком была проведена под общим наркозом с точки зрения медицины блестяще. Когда Дуня пришла в себя и поняла, что с нею сделали, она не кричала, не плакала, не проклинала, почему-то только просила прощения у воображаемого Ромы, у невоображаемых родителей, дня через три оправившись, казалось, совершенно успокоившись, нашла у папаши снотворные таблетки и выпила их... все...
Роме через некоторое время сообщили о случившемся со всеми , черт знает зачем и как вызнанными, подробностями. Он вместо того, чтобы рыдать, расхохотался, хохотал до тех пор, пока ему не дали выпить текилы, он выпил и опять захохотал, пил и хохотал: холуи думали — свихнулся парень, нет, не свихнулся, через пару деньков (дело было в Париже) пополнил собой список прыгунов с этой чертовой Эйфелевой башни.
Два страшных события вызвали в семьях разные по форме, но близкие по содержанию реакции. Доната Корлеонтьева разбил паралич, а Маркел Алькапонькин запил беспощадно к себе и родным, ничто не могло его остановить, инфаркт остановил и надолго уложил в ЦКБ...
Война между семьями прекратилась сама собой, чем тут же воспользовалась пронырливая прокуратура, пересажав многих из друзей и даже родственников противоправных семей, не добравшись, конечно, до главных действующих лиц, которым, впрочем, на многое было уже наплевать.
Округ вздохнул свободно и дышал так до тех пор, пока на него не наложил свою железную лапу «хозяин» соседнего округа бездетный господин Потрошилов по кличке Джек.
1994г. ("Театральный Декаиерон", ЭКСМО, 2001г.)