Честная сделка.
Тусклые огоньки дежурного освещения нехотя отражались в мраморных плитах коридора. Их отблески, казавшиеся янтарными дорожками, бежали навстречу друг другу, пересекались, сталкивались и теряли силу, так и не сумев разогнать окружающий сумрак. Массивные бронзовые люстры, заснувшие поздно ночью, пока берегли свой холодный, ртутный свет, чтобы через несколько часов утопить в нём гулкое эхо спешащих шагов. Вскоре людские волны ворвутся в узкий фарватер, заполнят собой всё пространство и, забурлив, разобьют о гранитные берега хрупкую тишину. Монотонный гул голосов сольётся с рекламной какофонией громкоговорителей, и Земля постареет ещё на один день.
Сергей подбросил монетку, поймал и, зажмурившись, загадал желание. Решка была внизу: сегодня обязательно повезёт. Уже смелее он вошёл в метро, миновал турникет со скучающе-бдительными контролёрами и растворился в суете бегущих лестниц. Вот и переход. Монетка не обманула - его место свободно. Сергей расстелил на холодном полу картонку, осторожно положил футляр и достал из него закутанную, словно ребёнок, скрипку. Никто не обращал внимания на ещё одного жителя подземелья. У всех были свои дела и заботы: старушка продавала газеты, грязная женщина с маленьким ребёнком тихо и жалобно рассказывала о голоде и операциях, деловито суетились карманники. И только старенькая картонка с нетерпением ждала волшебного мига, когда она превратится в сцену.
Первые ноты, рождённые неумелой рукой, растворились в шуме толпы. Удивлённая новым звуком, она ответила звоном мелких монет. Моцарта сменила «Мурка», и футляр стал наполняться быстрее. Вскоре подошли крепкие парни, но, услышав «Владимирский централ», зашагали дальше, бросив в скрипача смятой сторублёвкой. Монетка была права. Сергея охватил азарт, смычок веселее забегал по струнам и, казалось, ноги прохожих вот-вот пустятся в пляс, увлекаемые весёлыми тактами еврейского танца. В суете нот Сергей не услышал стука кованых набоек. Он продолжал играть и ещё улыбался, когда увидел глаза подошедшего человека. Ещё миг - и холод от их льда сковал все мышцы, куда-то пропал необходимый лёгким воздух и Сергей опустился на картонку, поджав под себя ватные ноги. Сквозь гулкий стук крови в ушах, он услышал тишину. Нереальную, невозможную в этом месте и от этого ещё более ужасную. Всё замерло, как на стоп кадре и даже время остановилось на половинке секунды. Откуда-то из далека, в этот миг, вдруг ставший вечностью, долетали хлопки ладоней. Набат аплодисментов, проникая в грудь, сжимал сердце и вливал в кровь липкие капельки страха:
-Ввввы кто???
-Прохожий. Вы же видите: серая шляпа, костюм и туфли такого же цвета… Я один из тех, кто всегда рядом с вами.
-Прохожий?
-Да. Я вижу, Вам нужна помощь.
-Помощь, мне?
-Конечно Вам. Разве Вы не замечали, как стонет скрипка в Ваших руках? Готовая подарить чудо, она плачет от боли.
Незнакомец забрал инструмент из непослушных рук скрипача. Тонкие пальцы нежно пробежали по грифу, и он закрыл глаза.
-Германия, 18-й век, - металл в голосе куда-то исчез, - я помню этого мастера. В свои лучшие скрипки он без жалости вкладывал душу. Он не думал о деньгах, и его скрипки рождали такую музыку, перед которой меркли бриллианты королей.
Прохожий повернулся к Сергею:
-Да, Вам нужна помощь. Я предлагаю сделку. Вы убедитесь, она честная. Я дам Вам талант…
-Талант?
-Не перебивайте, - прохожий щёлкнул пальцами и следующий вопрос, превратившись в комочек, застрял в горле Сергея, - взамен я не требую ничего. Мы вскоре встретимся. Может через месяц, а может через десятилетия. Вы сами почувствуете, когда настанет момент выбора. Для таланта и вечности время не имеет значения. Тогда Вы решите, нужен ли Вам этот дар. И тогда Вы сами назовёте цену.
Скрипач сидел на полу, а мимо спешили люди. В тесный мир перехода опять вернулись гул голосов, скрип эскалатора и надоедливая реклама. Пытаясь успокоиться, Сергей убеждал себя, что духота и усталость могли вызвать странную галлюцинацию. Через несколько минут ему почти удалось поверить в это, но к лежащей рядом скрипке он всё ещё боялся прикоснуться. В голове родилась спасительная мысль: «Руки трясутся, сегодня играть уже не буду!» Накрыв инструмент тряпочкой, он уже хотел положить его в футляр, но вдруг увидел незамеченную им раньше подпись мастера. Латинские буквы сплетались замысловатой вязью. Скрипач зачем-то погладил её и, не успев удивиться, почувствовал, как тепло, возникшее где-то на кончиках пальцев, проникает в него всё глубже и глубже, заполняя неведомым ранее чувством свободы и власти. Скрипка сама легла на плечо, смычок коснулся струн, и на шумный хаос перехода обрушилась лавина гармонии. Раздавленные совершенством, люди испуганно жались к стенам туннеля, но музыка и там настигала их. Послушные воле струн, они страдали и плакали. Слёзы были горькими, НО их горечь смывала копоть с души. А скрипач всё играл и играл. Его руки, не зная усталости, вспоминали сотни никому прежде не известных мелодий, написанных уже забытыми или ещё не рождёнными гениями.
Когда Сергей выходил из закрывающегося на ночь подземелья, все его мышцы ныли от изнеможения. Талант, пока ещё не обузданный, не хотел считаться со скромными возможностями человеческого тела.
Маэстро не ездил на метро уже много лет. Бесконечные гастроли диктовали свой ритм жизни, заставляя спешить даже его самолёт. Да и статус мега-звезды не позволял и думать о таких чудачествах. Время и имидж- это деньги. Конечно, гению не интересен бренный металл, но его очень любят продюсеры. И всё-таки однажды ступени перехода услышали лёгкий шелест дорогих туфель. Не слушая возражений, он оставил охрану у входа. Сегодня скрипач должен быть один.
То же место, та же толпа и та же скрипка. Он играл Рахманинова, когда услышал знакомые аплодисменты:
-Браво, маэстро! Я восхищён, а это, поверьте, бывает очень редко. Ваш дар прекрасен. Да-да, не спорьте, он Ваш. Стал Вашим. А я только проходил в нужное время в нужном месте.
-Я решил…
-Я знаю. Но впрочем, продолжайте, скажите сами.
-Я отдам Вам, вернее, я хочу…
-Да не стесняйтесь, говорите. Я слышал и не такое.
-Хорошо…Я ушёл из семьи.…К другой. С женой мы давно были чужими, но дочь… Я не смог забрать её к себе, а теперь и видеть её у меня нет возможности: жена не позволяет.
-Но чего же Вы хотели, ведь при разводе Ваши адвокаты не оставили ей ничего?
-Я боялся, что она заберёт скрипку, и подписал все бумаги.
-Конечно, и теперь…
-Дочь часто снится мне. Это печалит меня, мешает искусству.
-Понятно. Совесть и любовь. Это легко исправить. Что-нибудь ещё?
-У меня умерла мать.
-Соболезную, но что я могу?..
-Спасибо, боль уже утихла, но когда я прихожу на могилу, возвращается и терзает. Терзает - нет мочи…
-Это скорбь. Заберём и её. Позвольте ещё добавить в список грусть, тоску, необузданную радость и трепет нежности. Ещё немного слёз и смеха. Поверьте, все это не нужно Вам, маэстро. Всё это мешает Вам достичь совершенства.
-Берите скорее. Я устал жить с этим грузом на душе.
-Конечно, талант обостряет все чувства. Но будьте спокойны, я помогу. Теперь будьте спокойны.
Из перехода маэстро вышел лёгкой походкой человека, идущего к цели. Его вес уменьшился всего на несколько граммов. Бесценных граммов человеческой души.