III
Следующее утро началось абсолютно так же, как и предыдущее. Кофе, сигарета, микроволновка. Девица еще спала. Снова записка ей. Все то же самое. Разве только, сегодня с утра было пасмурно. Ну что ж, хорошая погода для поездки в морг. Я выбрался из дома и поехал в эту юдоль скорби для одних, и место работы для других. Я где-то читал, что для некоторых это еще и дом. Какой-то санитар, ввиду жилищных трудностей, поселился прямо по месту работы с женой и детьми. Для детишек, наверное, хорошая школа жизни.
Морг представлял собой старое, добротное здание, с одной стороны которого, лепилась гробовая мастерская, а с другой раскинулся парк с асфальтовыми дорожками – наверное, место сбора скорбящих родственников. Так хорошо поскорбеть под сенью дерев, вдыхая аромат илистой воды чахлого фонтана. Деревья в парке были старыми, а большинство дорожек замшелыми. Наверное очень небольшое количество влюбленных пар находило занятным погулять при свидании вокруг судебного морга. В особо отдаленных уголках этого парка, среди трав, можно было найти цветы, и, как сказал, особо образованный санитар морга, по моему биолог-ботаник по образованию, некоторые редкие лекарственные травы, которые он с удовольствием использовал для поправки своего здоровья. Это было, в общем то понятно, поскольку его клиентам не требовались не только травы, но и лекарства в целом. Учитывая то, что морг находился на территории старого кладбища, которое перенесли в процессе перепланировки города, можно было предположить, насколько травы были напоены целительной силой мудрости предков.
Про гробовую мастерскую нельзя было сказать ничего, такого же распространенного, как про парк. Парк – это все же природа, пусть и несколько урбанизированная. А в мастерской меня всегда привлекал только запах: смесь запаха стружки и лака. Один из старых гробовщиков всегда говорил, что гроб, не сделанный вручную, по сути своей, не сообщает покойнику любви – ни родственников (гробы ручной работы дороже), ни гробовщика (нет вложения души в эти шесть досок). Я не очень понимал подобный, бесспорно, глубоко философский взгляд на производство домовин, в которые положат неизвестно кого. Ладно бы для себя, а так…? Но, как говорят, работу надо любить, вот он и любил, наверное, а может, просто, боролся с научно-технической революцией в обеспечении все большего процента населения гробами, чтобы не чувствовать себя лишним на этом празднике жизни.
Я вошел в здание морга и в нос ударил, давно знакомый по работе, запах крови, гниющего мяса, кофе и жареной курицы. Впрочем, гниющее мясо перебивало все. Я прошел по коридору мимо двух секционных, с рядами мраморных столов, в изножье которых торчало по смесителю с душем. Мимо холодильника, наверное, под завязку набитого. И наконец дошел до административных помещений. Мне нужен был патологоанатом, который вскрывал тела по делу, что я вел. Я постучался в первую же дверь, хрипловатый мужской голос ответил, что я могу войти. Я зашел, обладатель голоса сидел за столом и ел ту самую курицу. Бедренной костью несчастной курицы он указал мне на стул.
- Простите, я ищу эксперта, который производил вскрытие женщин, найденных на
обочинах …ского, …его шоссе, и …ой автострады, - проговорил я, робея от вида бедренной кости.
- А, вам Михаила Федоровича! Сейчас доем – провожу, а то руки жирные, а облизывать –
сами понимаете в нашем заведении не гигиенично как то, - радушно сказал он, утирая рот, который методично жевал, тыльной стороной ладони и она прошуршала по небритым щекам, - все равно он резать заканчивает.
Он был высоким, плотно сбитым мужчиной, лет пятидесяти, который не брился вот уже три дня. Рукава халата были закатаны чуть выше предплечья, открывая мускулистые, покрытые густыми черными волосами, руки. Волосаты были даже пальцы. «Большое количество мужских гормонов»: подумал я. Наконец он доел, жадно обгладывая куриные кости крепкими зубами, и выразительно шевеля, при этом, толстыми губами, испачканными жиром.
- Ну вот, - сказал он, подавляя рвущуюся наружи отрыжку, за что я мысленно
поблагодарил его, - пойдем отведу.
- Да, да. Конечно, - сказал я, вставая и многозначительно глядя на часы.
- Да куда вы все торопитесь, Господи? Как-будто не успеете. Бросьте, все там будем, -
благодушно пророкотал он голосом сытого мужчины.
Он вел меня все дальше по коридору, затем мы свернули влево, прошли еще немного и подошли к очередной, похожей на все остальные, двери. Как он их различал, не знаю, на них не было опознавательных знаков, но его уверенность в процессе поисков, внушала к нему некое доверие.
- Федорыч, тут к тебе пришли, - сказал, распахивая дверь, мой сытый спутник, - по поводу
пяти мертвых девочек из кафе.
- А-а, ну наконец-то. Я все жду, кого же это заинтересует. Неужели, думаю, я делал аж
пять вскрытий впустую, - голос в ответ прозвучал вполне благозвучный. Он сопровождался звуком льющейся воды. Я вошел в дверной проем, гостеприимно распахнутый специально для меня, и оказался в примерно такой же комнате, как та, в которой недавно была съедена невинная курица.
Человек, который ответил моему спутнику среди льющихся струй, был моложе его лет на десять, может быть пятнадцать. Он был высок, худ, носил очки в тонкой позолоченной оправе. Когда я вошел, он отходил от раковины, вытирая руки казенным, вафельным полотенцем.
- Добрый день, рад, что вы пришли, - проговорил он мне, протягивая, еще влажную руку.
- Здравствуйте, - сказал я, пожимая ее, - я к вам по поводу тех умерших девушек, которых
вы, как мне сказали, вскрывали.
- Да, вскрывал. Да вы присаживайтесь, - указал он рукой на стул. Я присел. Он сел с
противоположной стороны стола, уставив на меня взгляд светло-голубых глаз из-под очков в позолоченной оправе.
- Может, немного коньяка, - предложил он мне, нырнув рукой в тумбу стола.
- Да, пожалуй, - не отказался я.
Он поставил на стол два граненых стакана, чуть меньше, чем до половины, наполненных пахучим, дешевым коньяком. Он убрал бутылку обратно в тумбу, а из ящика стола достал два куска шоколада «Вдохновение».
- Ну, за встречу и плодотворное сотрудничество, - произнес он, поднимая стакан, - у меня
сегодня был трудный день.
- Да, за сотрудничество, - поддержал я, мы чокнулись, выпили залпом и закусили,
развернутым предусмотрительно шоколадом.
- Что вы можете сказать, про эти смерти? – спросил я, когда благодатный напиток перестал
вызывать желание его выплюнуть.
- Ну что могу сказать. Да ничего, - раздраженно ответил он, - все померли не поймешь
отчего.
- Как ни отчего?
- Да так, где это видано, чтобы молодые девчонки, совершенно здоровые, вдруг умирали
почти на ровном месте, от сердечной недостаточности. Острой сердечной недостаточности! А в остальных случаях, прямо посреди полного здоровья их, например, печень взрывается, как при геморрагической лихорадке, а вирусов таковой из крови не выделяется? А лица, вы бы видели, какой на них ужас, как у первобытного человека, который сел в скоростной поезд, где-нибудь в Японии! Короче, ничего не понятно.
- А, может быть, они разрывались от удара о землю? – по его взгляду на меня, я понял, что
сморозил редкостную глупость.
- А где переломы, синяки и так далее? Их нет, понимаете? Нет! Ни хрена нет!! – он снова
нырнул рукой в тумбу стола и вновь, вопросительно на меня посмотрев, достал два наполненных стакана. Шоколадки из ящика, - дерьмовый день, дерьмовые смерти.
Мы вновь выпили. На этот раз коньяк пошел легче и я почувствовал уже знакомое ускорение мыслей, которое незамедлительно привело к возникновению в моей голове целой серии вопросов этому человеку, который начинал мне нравиться.
- А наркотиков в крови не обнаружено?
- Нет.
- А ядов каких-нибудь?
- Тоже нет.
- Инфекции?
- Стерильны, или ОРВИ.
- А…
- Послушайте, дорогой, не вы один имеете способность логически мыслить. Я тоже не
дебил, я могу предполагать, так же, как и вы, различные варианты причин, по которым скончались эти девочки. Но все предположения разбиваются о стену фактического состояния трупов, анализа их жидких сред, состояния внутренних органов. Все вышеперечисленные факторы не стыкуются друг с другом и это, не позволяет мне делать, какие либо однозначные выводы о причинах их смерти. Единственное, что их всех объединяет, так это то, как и где их нашли, а так же выражение их лиц. Больше я не могу вам ничего сказать.
Я понял, что был неоправданно настойчив с, и без того уставшим, доктором, поэтому я решил не нажимать на него больше, и миролюбиво сказал: « Конечно, жаль, док, что информации так немного, но может быть, если что то появится, то вы мне позвоните, а?». Я протянул ему визитку и он, все еще с обиженным лицом, взял ее, и положил в нагрудный карман халата. Я двинулся к двери, и, обернувшись напоследок, увидел, как его рука нырнула в тумбу стола.
Я вышел из морга и, первым делом, закурил сигарету. После коньяка, никотин самое замечательное снадобье. Да-а. Дело становилось все более непонятным. А может, они все умерли от страха? Но, это бред – чего бояться, сидя в машине, или находясь на обочине шоссе? К тому же, от страха не взрывается печень, или селезенка. Все абсолютно не понятно. Я докурил и направился к ближайшему телефону, чтобы попытаться договориться о встрече с этой журналисткой из «Ведомостей». Я набрал телефон редакции, и мне сказали немного подождать « на трубочке». Я подождал и голос, который раздался у меня в трубке, оказался, слава Богу, не старым.
- Алло. «Вечерние Ведомости», …ская слушает.
- Здравствуйте, вас беспокоит следователь, такой-то по поводу найденного трупа на
обочине …его шоссе. Ваша газета печатала репортаж об этом. Я хотел бы поговорить, - вот такой я чудовищно вежливый, когда необходимо подкатить по поводу к, вероятно симпатичной, девушке.
- Но… я уже все написала, что хотела и вряд ли смогу добавить что-либо к имеющейся, у
вас, информации, - судя по голосу, она была не слишком довольна вероятной встречей.
- Я думаю, что узнать все из уст очевидицы, будет гораздо прия…, целесообразней, для
моего расследования, - черт, чуть не проговорился ей о моих, не совсем следственных, планах на этот вечер.
- Когда вы хотели бы со мной увидеться? Я не располагаю большим количеством времени,
- могла бы ответить и не так сухо. Раз времени нет, значит и на личную жизнь не хватает, а тут само в руки плывет. Правда то, что не тонет, но на безрыбье…
- Ну, например, сегодня, во сколько вам будет удобно, - прозвучал мой голос, все еще,
наполненный уверенностью.
- Мне удобно с восемнадцати пятнадцати до девятнадцати двадцати.
- Отлично, мне это так же удобно, как и вам.
- Хорошо. Где? – сухо и по деловому.
- Я думаю, что в одной из кафешек в центре.
- О! Да вы, вроде, приглашаете меня поужинать? - ее голос прозвучал как то уж слишком
ехидно.
- Нет, ну что вы! Как можно? Мы просто попьем кофе, которое придаст нашему разговору
большую убедительность, - тут главное не форсировать события, мелькнуло у меня в голове.
- Ладно, тогда в восемнадцать тридцать, в кафе «Санитериум», надеюсь, вас устроит? –
вынесла она вердикт.
- Отлично, я буду в сером пиджаке, белой, конечно рубашке, галстук тоже серый, - описал
я себя, наиболее скромно, на мой взгляд.
- Теперь я вас наверняка узнаю, более броского описания я в жизни не встречала, - все
таки, очень ехидная девушка.
Итак, мы договорились, значит, я знаю, что буду делать сегодня вечером. Теперь предстояло убить время до встречи. Времени у меня было часа четыре. Я пошел поболтаться по улицам. Зашел в кафешку по пути. Заказал себе коньяку, сидел потягивая живительную влагу, и предвкушал встречу с ехидной журналисткой. Интересно, какая она, как выглядит, как одевается. Я сидел и гадал, изредка думая о том, как бы не напиться пьяным до встречи, поэтому после третьей рюмки, я решил пойти еще прогуляться. Дело я расследовал в свое удовольствие – поскольку я был в отпуске, меня никто не торопил, иначе пришлось бы признать, что в отпуске я работаю, а это не положено раз, и придется денег платить два. Люблю работать не торопясь, когда никто не давит, особенно из начальства. Я закурил и, улыбаясь, шел себе по улице и смотрел на, залитый солнцем, асфальт. На нем написаны были цветными мелками признания в любви, перечисления членов семьи, с портретами и автопортретами юных, а может и нет, дарований в сфере живописи. Бездомные собаки, поражающие воображение разномастностью, ходили стаями по запыленной траве, среди собственных разноцветных безобразий, и пытались найти что-нибудь съестное, рыская носами по траве. Я решил, поскольку время еще было, съездить домой, переодеться так, как описал моей новой, заочной пока, знакомой. Ворвавшись домой, я смыл в душе с себя запах морга, переоделся в то, в чем меня узнают и, сказав девице, что у меня срочное совещание и мне позарез надо там быть, я сел на транспорт и поехал в центр. Надеюсь, девица поверила – то, что я надел костюм, говорило об экстраординарном событии, и им вполне могло быть совещание.
В кафе я пришел несколько раньше срока. Занял столик на двоих, а поскольку мне пришлось ждать около получаса, я решил не тратить зря времени и заказал себе кружку пива, чтобы успеть до ее прихода выпить. Мне хотелось произвести о себе самое хорошее впечатление.
Я был поглощен разглядыванием пивной пены на дне кружки, где оставалось примерно на глоток, когда она вынырнула у меня из-за спины, и уселась напротив.
- Здравствуйте. Вы такой-то? - спросила она, глядя мне прямо в глаза.
- Да, в общем, да, - вздрогнув от неожиданности, ответил я.
- А, в частности?
- И в ней тоже, причем по уши.
- Ну, раз вы погрязли в частностях, тогда, я думаю, наш разговор будет носить
продолжительный характер, - она впервые за это недолгое время, слегка улыбнулась.
Она была очень даже ничего. Примерно такого же возраста, что и я. Ростом, немного ниже меня, длинные светлые волосы, но не блондинка, продолговатый овал лица, большие темные глаза, тонкий нос. Фигурка у нее была просто отличная. Эту фигурку облегал ладный деловой костюм темных тонов, юбка приоткрывала колени, которые обтягивал светлый нейлон колготок, или чулок – я еще не изучил. Конфигурация колен давала выгодное представление о том, что находилось выше. Словом, очень сексуальная была девочка.
- Что вы будете пить? – спросил я, надеясь, что она попросит что-нибудь крепче кофе.
- Вы же говорили про кофе, - вопреки моим ожиданиям, ответила она.
- А может, что то покрепче, - предпринял я попытку.
- Нет, мне еще работать сегодня, это может помешать. Я засыпаю от спиртного, - пресекла
она мои попытки проводить разговор в обстановке непринужденного, слегка разнузданного, веселья пьяной оргии.
- Хорошо. Кофе, так кофе, - я подозвал официанта и заказал два кофе, десерт ей, и
рюмочку «Рижского бальзама» себе.
Она все это время, как я видел краем глаза, внимательно за мной наблюдала и, когда я перехватывал ее взгляд, то он у нее был задумчиво-насмешливый. Точнее не охарактеризуешь. Интересно, что сейчас происходило у нее в голове? О чем она думала?
- Итак, о чем вы хотели поговорить со мной? – спросила она, приступая сразу к делу.
- Может, пусть сначала принесут кофе, а то как-то несолидно, вот так вот, на бегу, -
попытался я потянуть время, - может быть, поговорим о погоде до кофе?
- У меня не так много времени на разговоры о погоде, поэтому я предпочла бы сразу
перейти к делу и, по возможности, закончить его сегодня же, - сухо, как и по телефону, но взгляд остался прежним, что могло говорить о некой заинтересованности.
- Вы помните, что Шоу говорил о погоде, он радовался, что она есть, а то о чем бы он
говорил, - решил я блеснуть образованностью, рассчитывая, что она скажет что-нибудь вроде: «О, вы знаете Шоу!».
- О, вы знаете Шоу? – так и ответила она, и, если бы не тон, каким это было сказано, я
смог бы убедить себя, что достиг своей цели. Однако ее вопрос прозвучал так, как спросил бы доктор в психоневрологическом интернате, работающий в отделении для олигофренов, у идиота, который, вдруг, решил присесть с доктором и обсудить с ним проблемы расщепления протона в пузырьковой камере.
- Да приходится, по долгу службы, сообщаться с различными областями знания, - я тоже
постарался, чтобы с моим тоном было все в порядке, и он не уступал бы ее тону, - я хотел бы узнать ваше мнение по поводу этого дела.
- Но, как я уже говорила, я все написала, что хотела.
- Я спрашиваю о том, что осталось за границами вашей публикации. Понимаете,
субъективные ощущения от того, что вы увидели.
- Мои субъективные ощущения я постаралась выразить между строк. Вы умеете читать
между строк, следователь?
- По долгу службы, мне приходится в основном этим заниматься. Главное не то, что
говорит человек, а как он говорит это.
- Да, в этом, наверное, я соглашусь с вами, - было видно, что соглашаться ей совсем не
хочется.
- Ну, так каковы же они, ваши субъективные ощущения? – вновь спросил я.
Принесли наш заказ. Она взяла чашку кофе своей белой рукой с длинными пальцами, и отпила небольшой глоток. После, также грациозно, ложечкой отломила немного десерта, который неслышно исчез у нее во рту и начал перемалываться. Я, ничтоже сумняшеся, опрокинул рюмку бальзама и запил ее кофе.
- Мои субъективные ощущения… - она задумалась, дожевывая десерт, - вы знаете,
довольно странные, ощущения. Эти девочки были как бы не в том месте, где лежали. Они были не здесь. Вы понимаете, о чем я?
- Как это не здесь? Ведь их можно было видеть и ощущать, если бы вы их коснулись.
- Вы понимаете, это субъективные ощущения, а их довольно сложно объяснить. Даже вам,
с вашим «долгом службы».
- Но, на чем вы основываетесь, говоря, что они «были не здесь»? Ведь можно объяснить
хотя бы это.
- Объясните мне, что такое страх, боль, оргазм. Это ощущения, понимаете! Их объяснить
можно только приближенно. И пока будешь формулировать, что это, это уже не будет правдой. Так же, это будет еще меньшей правдой, пока вы будете это проговаривать. И еще меньшей, когда слова, осядут в голове у собеседника и он попытается воспроизвести то же самое, - она ответила, вот такой замечательной, философской сентенцией. Несомненно, это действие либо кофе, либо десерта. И упоминание слова «оргазм» меня обнадежило. Можно перевести разговор в весьма приятную плоскость. Но, сначала дело.
- Ну, хорошо, хорошо. Бог с ней, с природой возникновения, и попыток объяснения
эмоционального состояния. Так, давайте подумаем, почему вам показалось именно так, как показалось.
- У вас есть представление об ощущении потусторонности предмета, чуждости его тому
месту, в котором он находится.
- В целом понятно. Девочки оказались не в том месте, не в то время. Вот это, вполне
объяснимо. Местонахождение их тел, и вправду, не соответствуют их социальному статусу официанток, - я сделал попытку немного пошутить.
- Да, нет же, - она ответила несколько раздраженно, видно не поняла шутки, - их, в
принципе, живых или мертвых, не может быть в нашем мире. Это, как инопланетяне, как рыцари уже не существующих тамплиеров, как… Черт его знает, как это, но это так.
- То есть, вы хотите сказать, что они вообще не должны быть здесь?
- Да. Вот это, пожалуй, наиболее приближено к правде, насколько это вообще может быть
к ней приближено, - она несколько оттаяла, видно, от моей внезапной понятливости, которой она совсем от меня не ожидала.
- Вот видите, наши с вами интуитивные построения, весьма схожи, - я постарался
закрепить, достигнутый эффект видимости мирных взаимоотношений.
- Я сильно в этом сомневаюсь, - разом, она сломала все, с таким трудом, построенные
мной, замки.
- Я весьма огорчен тем, что мы с вами никак не можем прийти к взаимовыгодному
консенсусу, - огорчился я.
- А у нас-то с вами, какая может быть взаимная выгода? – искренне удивилась она,
допивая кофе.
- Ну, к примеру, я располагаю доступом к информации, которая может быть вам
небезынтересна, - я решил выложить ей, один, из своих главных козырей.
- Это хорошо, я непременно воспользуюсь вашим любезным предложением. Но, вам-то
какая в этом выгода?
- Во-первых, общение с вами, - она негромко фыркнула, сделав немного брезгливое лицо,
как-будто, только что, я осквернил ее слух серией непристойных предложений, - во-вторых, вы можете добывать информацию, как, не имеющее касательства к делу, лицо, в третьих, у вас есть ощущения, которые, если про них рассказывать, окажутся неправдой, но вы можете тянуть меня за руку, если отважитесь прикоснуться к такому отвратительному существу, как я, в том направлении, где, на ваш взгляд, корень этих ощущений. Ну как?
- Предложение, нельзя сказать, что заманчивое. С другой стороны, такой способ
добывания информации достаточно нов для меня, тем более, что будет эксклюзивным. Все это дает мне пищу для раздумий. Я скажу вам о том, что я надумала, завтра, - ненавижу слово «эксклюзивный» - воняет газетой «Мир зазеркалья» и прочей желтой прессой. Но желание продолжить общение завтра, говорило о том, что я ее заинтересовал, а это было приятно.
- Тогда, вот моя карточка, если надумаете, позвоните. Лучше на мобильный, - а то, ведь,
трубку городского, может снять и девица, которая у меня живет, - я буду ждать вашего звонка с нетерпением.
- Да уж, скорее всего с нетерпением, - напоследок съехидничала она, смерив меня
оценивающим взглядом, - надеюсь нетерпение не будет мешать вам добывать информацию для нас обоих?
- Да нет, не впервой мне работать, с нетерпением ожидая результата, - поддел я ее в ответ,
пусть знает, что свет на ней клином не сошелся.
На такой оптимистической ноте она принялась вставать из-за стола, с нестерпимой глазу, грацией. Времени было девятнадцать пятнадцать. Мы вполне любезно с ней распрощались. Это было странно, учитывая, что, вроде, мы стоили друг друга в выражении теплых чувств. Она была очень интересной девочкой. Нетривиальной я бы сказал. Такие - нынче редкость. Правда, именно такие девочки и стоят у истоков феминизма, но если найти подход, предложив взаимовыгодные условия, аппелируя к корыстным стрункам, какие есть у всех, можно добиться успеха на всех фронтах. Я еще немного посидел в кафе – мне понравился в этот раз «Рижский бальзам», впрочем, как и во все остальные разы. Я выпил еще пару рюмок, храня внутри себя, воспоминание о недавней встрече. По мере всасывания этанола в кровь, встреча казалась мне все более и более романтичной, хотя и носила совершенно деловой характер. Настолько деловой, насколько деловой разговор может быть вообще между мужчиной и женщиной. Причем, весьма привлекательной женщиной и, наверное, не совсем уродливым мужчиной. Я сидел, курил, и витал в облаках романтической увлеченности, весьма далекой от сыскной работы, когда подошел официант и спросил, не хочу ли я оплатить счет. Я оплатил, и подумал о том, что если я устроюсь работать официантом, то буду каждого, так же вежливо спрашивать, не желают ли клиенты расстаться со своими деньгами. А поскольку мало найдется народа, кто хотел бы расстаться с ними, или, если уж расставались, то не с легким сердцем, я представил, какое количество недоброжелательства выплескивается на официанта в течение дня. Шеф дал мне совершенно потрясающее задание! Буду носиться целый день между столиками, снабжать придурков жратвой, стричь с них купоны, при этом пытаясь собрать по крупицам информацию у таких же занятых, как и я, коллег. Буду, бегая, пытаться делать из собранного какие-нибудь выводы. При этом будет необходимо еще и соблюдать конспирацию, чтобы никто не разгадал во мне засланного казачка. Да-а, все это одновременно создает много препон, делая мое «небольшое» задание, практически невыполнимым. И все это в отпуске!