Помнить легко, но мы забываем.
Отец мой был знатный охотник, известный на все село своим «острым глазом, неизменной сноровкой и вечной удачей». Любой сосед, идущий на охоту, непременно хотел пойти в компании с ним: без добычи не вернется! Он с детства учил меня обращаться с оружием.
- Что с того, что девчонка, - щурясь на солнце, говорил он, в очередной раз, протягивая ружье. Ружье мне нравилось. Оно было красивым и таким взрослым. Сжимая его в маленьких, тоненьких ручках, я чувствовала себя уверенно, и казалась сама себе гораздо значительней, но стрелять не любила.
Мне больше нравилось сидеть на печке в бабушкиной кухне, читать веселые детские книжки и строить замки из цветных деревянных кирпичей, доставшихся в наследство от отца.
Бабушка была очень доброй и вкусно готовила, а еще в ее длинном дворе был самый красивый сад, через который и пролегал двор. И городской художник, приезжавший каждое лето к соседям отдохнуть, приходил его рисовать.
Сад. Любимое место.
Как было здорово в июльский жаркий день сидеть на резной деревянной скамейке в тени густого виноградника. Или в одной части собирать сочную спелую малину и не мытую класть ее в рот, а потом бежать в другой конец и в широких листьях хрена выкладывать постель для кукол. А разглядывать огромных пауков, почти вплотную, подкравшись к ним по толстым веткам старой черемухи или гонять пчел от пышных розовых пионов. И вокруг этот дурманящий аромат сотни цветов, спелых ягод, теплого ветра, яркой зелени и знойного лета. Вдыхаешь и, кажется, что вот-вот он снова коснется твоих легких, но все это было так давно и где-то очень далеко, словно, и не с тобой вовсе. Бабушка умерла, сад зарос. Вымерзли малина и виноградник, и лишь широкие листья хрена неизменно появляются каждую весну, только кукол в них кутать некому.
Резко открыв глаза, я проснулась в своей квартире. Теперь это была моя гордость. Несколько лет упорного труда фактически без сна, выходных и праздников, и результат – шикарные апартаменты в самом центре, новенький автомобиль и место финансового директора в крупнейшей фирме города. Все просто: я тоже была удачливым и метким охотником.
Мне снился сон, про широкую асфальтную дорогу, по которой я шла, что-то крепко сжимая в руке. Дорога или трасса по обеим сторонам которой, густо росли деревья, но это был не лес. Нет не лес. Я шла, сначала медленно, потом чуть быстрее и, вскоре, побежала.
С каждым шагом тело становилось все легче, движения более плавными и невесомыми. Раз-два, шаг-другой и вот я уже лечу. Так здорово!
Летишь и понимаешь, в реальной жизни такое парящее чувство испытываешь крайне редко, а жаль. Тем не менее, полет продолжается и в ярких светлых одеждах приходит понимание счастья, большого и настоящего. Я знаю, то, что я так отчаянно сжимаю в своей руке и есть причина моего полета. Именно оно дало мне чувство легкости и непередаваемой радости. Я смотрю вниз, на руку. Как же я могла забыть его? Мое детство?
Этот маленький кусочек из него пришел ко мне во сне и, вот, уже быстрая карусель завертелась перед моими глазами, а с ним и понимание того, что я больше не сплю. Память – странная штука.
На дворе осень. Мягко, кружась в таинственном танце, на землю падают листья. В саду в это время особенно красиво. Я спешу в гости к бабушке. Знаю, что она ждет меня, потому как недалеко от ее дома, перед маленьким мостом, пролегающим через узкий ручей, уже пахнет пирожками. Небо немного пасмурное, но день не душный и очень теплый.
Вот до мостика остается совсем чуть-чуть и, вдруг, над головой раздался хриплый крик. Это огромный черный ворон, кружась, словно, маленький самолет сделал несколько витков, как будто приветствуя меня. Еще чего-то громко крикнул на прощанье и улетел, а с неба, прямо к моим ногам упало длинное черное перо.
Я подобрала его. Широкое по середине и лоснящееся чернотой, оно отливало золотисто-сине-зеленым цветом. Шикарное, словно и не вороново вовсе, немного тяжелое и мягкое на ощупь. Глаз не оторвать – красота.
Я принесла его домой и показала бабушке, объяснив, что птица мне его подарила и что выкидывать его не хочу. Ведь подарки не выбрасывают. И, тогда по бабушкиному предложению, мы поставили его на высокий кухонный сервант, наполненный резным хрусталем и белыми костяными кораллами, привезенными отцом из Индии, в бело-синею толстую вазу. Так оно там и осталось.
В вазе бабушка хранила вату и крючки для вязания, поэтому иногда снимала ее с серванта, и я аккуратно доставала из нее свое сокровище. Оно казалось мне живым и, как будто, о чем говорило, тогда я его понимала.
Все к черту! У меня недельный отпуск. Моя белая ауди неслась по пыльной трассе, а на дворе снова была осень. Два часа езды и вот она родная деревня. Красота да благодать!
И снова, как в детстве: вот мостик, узенькая тропинка, но серый некрашеный забор. Не смело отворив калитку, я все-таки медленно вошла во двор и сквозь сад отправилась в кухоньку. Там было темно и сыро, а сервант, как и прежде, стоял на своем месте. Ваза была там. Пыльную я сняла ее и опустила на стол.
Оно стояло там, немного потускневшее от серой пыли, но все такое же красивое. Пальцами я смахнула с него пыль и золотисто-зеленная синева подмигнула мне в не ярком свете из пыльного окна. И практически одновременно на меня нахлынула огромная волна воспоминаний и стало тяжело дышать. Совсем не осознано я вышла во двор, на ходу глотая слезы толи радости, толи печали, так и сжимая перо в руках. Вверху раздался хриплый крик – это был ворон. И, как в детстве, он снова кружил надо мной в приветственном полете, я посмотрела вперед. Там была дорога, по обеим сторонам которой росли деревья, и тогда я побежала…