Источник

Елена Пугачёва
ИСТОЧНИК

Стоял майский денек, уже очень похожий на летний. Солнышко приближалось к зениту, припекало, легкие облачка лишь изредка набрасывали на него вуаль. Как хорошо было за городом! почти как на природе! Между последними домиками городского частного сектора и ближайшим сельцом раскинулась чудесная поляна. Блестела свежая шелковистая травка, улыбались солнцу одуванчики. Через всю поляну, то разливаясь и затапливая траву, то сливаясь в узкую колейку, тёк весёлый звонкий ручей. Источник совсем недавно начал выбиваться из-под корней старой вербы. Ещё месяц назад на его месте была небольшая топкая лужа, потом из неё вылился тонкий ручеёк; он прокладывал себе дорогу всё дальше, пока не встретился с Большой рекой; русло ручья буквально с каждым днём становилось шире и глубже. Чудо... На глазах людей, почти в городской черте появился полноводный источник.
 ...Со стороны города по грунтовой дороге к ручью начало приближаться диковинное и пестрое шествие: впереди всех шел длиннобородый седовласый старец в лаптях, в белой рубахе, расшитой по воротнику узорами. Шагал он целеустремленно и бодро, но при этом опирался на длинный суковатый посох. За ним следовали мужчины в таких же рубахах, в лаптях и с бородами. Дальше – женщины в бисерных кокошниках, беременные с двурогими киками на голове, простоволосые девушки путались в длинных до земли красных сарафанах. Вокруг них скакали дети, - все стриженные в кружок, все одетые в рубахи одинакового кроя, в виде мешков с прорезями для головы и рук, так что не понятно было, где мальчики, а где девочки. Дудел рожок, заливались свистульки, звенел бубен.
Дойдя до источника, Великий Жрец остановился и ударил посохом оземь. Его последователи, мигом перестали дудеть, свистеть, звенеть, замолчали, замерли. С минуту ещё слышался упрямый, здоровый рёв какого-то малыша и материнское тиш-тиш-тиш. Потом наступила тишина, нарушаемая лишь журчанием воды, которая как будто тоже потекла медленнее.
Тогда Великий Жрец отбросил посох, закрыл глаза, вскинул руки с растопыренными пальцами – и так застыл. Движение и жизнь покинули его лицо, тонкое и резкое. Тем, кто пришел с ним, казалось, что душа Жреца растворилась в воздухе, распростерлась над всею поляной и говорит с духами цветов, трав, ручья и вербы. Долго вел он эту безмолвную беседу. Но вот он медленно опустил руки, медленно открыл глаза, сделал глубокий вздох и плавно опустился на колени. Припал к ручью и пил, пил долго, не переводя дыхание. Наконец он оторвался от воды, поднялся, мокрый, но величавый:
- Братья и сёстры! – торжественно и тихо обратился он к толпе - Нам, поклонникам животворящих сил земли, явлено великое знамение и одновременно великий дар. Там, где собираемся мы для совершения наших обрядов, где воздаём хвалу природе, забил ручей чистоты и свежести невиданной, целительной силы необычайной. Так примем же бесценный дар – обретём божественное здоровье, долголетие и силы!
Тут жрец широко махнул обеими руками, и же толпа с ликующими криками устремилась к ручью. Вбегали по колено, падали в прохладную воду, окунали с головой младенцев. Пили жадно, как после перехода через пустыню, кто – черпал пригоршнями, кто, - погрузив лицо и замочив рубаху.
Жрец наблюдал, стоя чуть поодаль, ветерок сушил, трепал его одежду и бороду. Потом он подобрал свой посох, лежавший одним концом в воде. Еле слышный стук посоха заставил всех притихнуть и отойти от ручья. Поклонники природы разбрелись по поляне. Девушки плели венки, водили хороводы, прыгали через костёр. Взрослые и дети играли в чехарду, в бабки, в салочки, в золотые ворота. Один молодой человек с длинными волосами, перехваченными на лбу тесьмой, пел во славу природы песни, перебирая гитарные струны на самодельных гуслях. Всё происходящее напоминало бы семейный отдых, если б не причудливые одежды, и не то усердие, с каким люди предавались забавам, вкладывая в них сакральный языческий смысл.
Ближе к вечеру, даже не дожидаясь удара посоха, многие, особенно семейные, уже начали прощаться с ручьём и поляной, набирали воду в бутылки, отмывали и вычёсывали утомленных, капризничающих детей. Нестройная гурьба устало поплелась к городу, а иные, направились к шоссе ловить машину.
На следующий день (это был понедельник) все поклонники природы вышли на работу – кто в офис, кто на завод, кто в магазин, кого-то родители отвели в детский сад или школу. Погода стояла такая же ясная и теплая как накануне. За городом всё также зеленела травка, и, журча, спешил к реке ручеёк. С шоссе съехала и покатилась по грунтовой дороге пыльная белая волга. Около старой вербы, где начинался источник, волга остановилась. Из машины вылезли двое мужчин в дорогих, но помятых костюмах. Один из них, толстощекий молодой человек, держал кожаную папку, у второго постарше был портфель из натуральной кожи. С переднего сиденья выскочила девица в бархатном комбинезоне с большим декольте, в котором болтались золотые украшения и фотоаппарат. Все трое всматривались в сторону шоссе. Вскоре они увидели рывками приближающийся к ним темно-зеленый пазик с белой надписью на двери «Водоканал». Автомобиль, детище первой послевоенной пятилетки, последний раз дернулся и остановился. Дверца распахнулась и из неё вывалилась пьяная неопрятная тётка с всклокоченными волосами. Увидев троицу, она расплылась в жалкой улыбке, раскинула руки и так пошла на них, с причитаньями:
- Родненькие мои, птенчики золотые! Та не погубите ж, господи! Сенечка, племянчик, родненький, не дай меня старую в обиду! Ведь два года до пенсии осталось. – последние слова были обращены к тому, кто был помоложе, - он поправил очки в тонкой оправе кашлянул и отошел в сторону подальше от родственных объятий.
- Здравствуйте, Офелия Сергеевна, - назидательным том обратился к тётке тот, кто был постарше, - Вот, мы устали вам писать, ставить на вид и пригласили сюда, чтоб вы перестали делать вид, что проблемы не существует.
- Течет ручей, бежит ручей. И я ничья и ты ничей, - пропела она хрипловато-визгливым голосом - Ну и что, подумаешь. У нас из крана водичка такая же текёт, - она опасливо поболтала в воде носком туфли.
- Офелия Сергеевна, вы уже 15 лет заведуете городским Водопроводно-канализационным хозяйством, из них лет 10 беспробудно пьёте.
- Сам знаешь, Саша, от чего я пью, - с жалобным упрёком сказала Офелия Сергеевна.
- ...Трубы давно прогнили, из них вся дрянь выливается и выходит то здесь то там. Фекальные воды без предварительной очистки попадают в реку, вниз по течению которой расположены населённые пункты, дома отдыха животноводческие хозяйства – продолжал этот самый Саша, перейдя с наставительного на официальный тон – Мы, городской отдел по охране окружающей среды, санитарная станция, общественность, - все неоднократно обращались... – он начал извлекать из своего портфеля какие-то бумаги, молодой человек тоже что-то вытянул из своей папки.
- А я не обращалась? Я не обращалась!? Ответ один – нет денег на ремонт. Ничего никому было не нужно, так и я тоже не рыпалась, тянула себе да тянула. А теперь, с чего это вы переполошилися, а?
- Времена нынче другие, Феличка, - по предательски ласково, глядя ей прямо в лоб, заговорил старый друг женщины, - Твои фекалии уже на самом верху разнюхали. В газете про нас писать собрались.
Он с исподлобья кинул взгляд на девицу журналистку, ради которой всё это шоу и затевалось. Девушка встрепенулась и затараторила:
- Для вас вопросы санитарного состояния водоёмов важнее личных отношений? Вы полагаете, начальник водопроводно-канализационного хозяйства один должен понести ответственность?
Обращалась она толи к спине уходящей женщины, толи к мужчине, который смотрел ей в вслед с таким выражением, будто хлебнул слишком крепкого чаю. Вдруг Офелию качнуло и повело в сторону ручья. Она с трудом удержала равновесие и остановилась, вглядываясь остекленевшими глазами в воду. Саша подошел как будто хотел ей что-то сказать, но стал далеко и молчал. Журналистка приблизилась к ним, чтобы не пропустить ничего интересного. Молодой человек посмотрел на всех, и тоже подошел к ручью. Стояли, смотрели. Чем пахло? Сыростью, мокрою землей. Чем ещё? Запах нечистот был им настолько привычен, что они утратили к нему чувствительность, а запах чистоты и радости был им незнаком с рождения.
Офелию сняли с должности. Выделили немного денег на замену труб, и новый начальник кое-как всё подлатал. Источник сразу оскудел, но не иссяк. Он и сейчас тихонько плетется по поляне, с трудом и дотягиваясь до Большой реки. А люди из Города, несмотря на предостережение санстанции, приходят к нему и набирают воду в канистры.