Это вороны летят на юг
городской свалки,
потому что на юге теплее.
А был бы я вороной, полетел бы на север,
далеко за свалку.
И махал бы крыльями, пока они не побелеют от инея.
Иней стал бы пухом, а я - пушистой куропаткой,
толстой и глупой, прячущейся под снегом.
А когда снег растает,
облезлый песец или эвен-охотник
найдут в проталине дохлую ворону,
посмотрят сочувственно и подумают: замерзла зимой,
а летела бы на юг, как все вороны,
глядишь, и жива была, летала бы сейчас...
А песец еще подумает: съесть - не съесть...
А охотник подумает: можно приманку для песца сделать.
Но не сделает.
Пойдет, счастливый, с кочки на кочку, дальше на север.
Холодная вода заплещет его болотные сапоги,
а травы их вытрут.
А солнце будет жарко греть его спину.
И будет он думать о далеком юге,
где большие деревья и откуда прилетают вороны.
А когда плечо устанет от ружейного ремня,
он сядет на кочку и скажет облакам:
На севере лучше, простора много, краски чистые, дышать вкусно...
А песец, лежащий за кочкой, прошепчет:
Шел бы ты дальше.