«И были они смуглые и золотоглазые…» Влад дочитал последнюю строчку рассказа, смачно шлепнул книжку обложкой вверх на журнальный столик и с хрустом потянулся. На часах было два ночи, и перспектива завтрашнего (уже сегодняшнего) рабочего дня казалась, мягко говоря, не сильно заманчивой. По-любому, надо выскребать себя из кресла и идти спать. Ну хоть пять часов. Иначе будет еще хуже - проверено практикой. И конечно, глаза с недосыпу обязательно будут красными, поэтому идиоты-коллеги заключат, что их безумный журналист опять пил. А вот и не пил! Ну, почти… потому что кружка пива у ларька вечером и пара баночек джин-тоника на ночь - разве ж это пил? Да чтоб все так пили, блин!
Настроение неуклонно портилось. Честно говоря, перспектива доспать оставшиеся часы под теплым марининым боком тонус не поднимала. Эта перспектива вообще уже с год как ничего не поднимала. Влад застыл в дверях спальни, прислушиваясь к тихому уютному сопению. Спокойствие этого сопения тоже почему-то бесило. Влад резко развернулся, прошел к продавленному дивану и плюхнулся на него. Надо что-то решать. Уходить надо от Марины. Надо-надо. Надо-надо-надо. А куда уходить-то? К маме? Это ничем не лучше. Квартиру снимать? Дык денег нет. Заработать денег? Настроение с отметки «ноль» переместилось за отметку «минус несколько» и оттуда картинно постанывало. Пришлось встать, дойти до кухни и практически залпом влить настроению в глотку еще банку мутагена. Молчи, дескать, сука, и нехер выпендриваться! Все же так хорошо было, вечер тихий, книжка любимая… Ну зачем я все время начинаю думать о всякой лабуде в неподходящий момент?! И почему все так… почему все не так?! Может, я марсианин? Ну да, марсианин – смуглый и золотоглазый. И надо просто найти своих. Тогда все станет на свои места, и мы завоюем планету безо всяких треножников, все станет правильно…
Мысли окончательно спутались, и пришел сон. Естественно, был он краток и беспокоен. А утро оказалось даже более хмурым, чем в проекте. Голова трещала, как арбуз, который услужливый продавец сдавливает с боков, желая продемонстрировать спелость. Того и гляди, треск услышат окружающие, и из башки вывалится кусочек «на вырез». Душ не помог, на еду не было сил даже смотреть. Хорошо хоть, Маринка ушла раньше, а то в такие моменты она вызывает еще большую неприязнь, чем еда. Так, бриться некогда уже – вынести ворчание начальницы на нестареющую тему опозданий будет сегодня совсем невозможно. Жвачку, жвачку не забыть, а то ведь брезгливо отворачиваться будут от выхлопа. Во, одна уже отворачивается. Соседка по троллейбусу. А кстати, можно так сказать – «соседка»? Однотранспортница? Сотроллейбусница? Господи, бред какой… как же работать-то сегодня?..
С загоревшегося монитора приветственно взирала рожа Мэнсона. Интересно, много лучше я сегодня выгляжу? Или «гляжусь в тебя, как в зеркало»? Ну что, что еще такое?! Раздраженно поднял глаза – как выяснилось, двое коллег уже минут пять взывали в пустоту, пытаясь добиться его внимания. Так, понятно. Да, сделаю. К обеду?! Нет, к обеду точно не будет. К вечеру. Или завтра. Нет, не могу быстрее, у меня завал! Какой завал? Да такие, как вы, меня и завалили своей… фигней своей! Как я себя веду? Да нормально я себя веду. Почему это как марсианин?! Хотя… ну да, я вчера об этом же думал. Ну пусть марсианин, пусть, отвалите только… зачем вам рекламные статьи про термобелье и хлебные палочки на марсианском, сами подумайте… Уф… курить, курить надо срочно.
Стукнул в аську Ирке – «хай, пошли»? В ответ – лаконичное «угу». Вышел, раздраженно потряс издыхающую зажигалку, кое-как прикурил. Со второго этажа прискакала Ирка, рыжая и язвительная. Без похмелья, естественно, и вообще всем довольная. Ну или ловко она прикидывается, что довольна. Неважно. Главное, что Ирка, наверное, единственный его друг. Во всяком случае, он не раз и не два раз звонил ей в пьяном безобразии глубокой ночью и послан не был. Обстебан с ног до головы – да, но не послан ведь! И даже когда приволокся он к ней, когда Марина была в отъезде, такой нарядный, что двух слов связать не мог – не выперла, кофе сварила, загнала в душ, а потом не час и не два слушала его бессвязные откровения и откровенный ной. Той же ночью между ними что-то даже было, вроде… Во всяком случае, осталось у него такое ощущение, и выждав утром, пока она отвернется к плите, он начал мямлить (надо признать, довольно жалко это все смотрелось), что все не просто так, что он ее, Ирку, даже любит, наверное, но вот давно разучился в любви признаваться, но он готов… только вот непонятно, что делать с Мариной. Ирка тогда повернулась к нему и, сбившись с обычного ернического тона, очень жестко сказала, что было – не было, какая разница, ей все равно, потому что он, Влад, никогда не сможет сделать ей больно, как бы ни старался. Затем с гораздо большей нежностью она занялась поджариваньем яичница, а тема сама собой сочлась исчерпанной.
В общем, как бы то ни было, сейчас она стояла, чуть покачиваясь на носках кроссовок, и насмешливо смотрела на него снизу вверх, как будто сверху вниз: «Привет, Рыбин». Сейчас спросит, пил или нет, точно спросит… ага… нет, не пил… ну пил-пил, блин… я не о том хотел поговорить, Ирка, слушай, я понял: я марсианин, это не моя планета, я просто заблудился, но тут есть еще марсиане, наверное, и надо только их найти, и тогда все наладится… ну вот ты же понимаешь меня всегда, значит, ты тоже марсианин, правда? Да блин, ну я в переносном смысле… чего ты злишься, ну чего? Потому что это слишком легко – назвал себя марсианином, и не надо ничего менять? Три года слышишь от меня с разными вариациями одну и ту же владорыбинскую херь, а ничего не меняется ни работа, ни Марина, ни джин-тоник? Да почему ты учишь меня все время, что это за пафос… Ирка, стоп. Не заводись. Не уходи, пожалуйста. Да подождет работа. Ну и черт с тобой. А я – все равно марсианин. Марсианин – это звучит гордо!
Как ни странно, день в итоге все-таки кончился, и можно, наконец, топать домой. Взгляд в аську – Ирка уже ушла. Не попрощалась. Значит, всерьез разозлись. Понять бы еще, на что, потому что это ее «бесит твоя аморфность» - слишком уж общее. Ладно, потом, все потом, сейчас – кружку пива. О, хай, Андрюх. Пивка? Будь здоров! Е-моё-о-о, 11 вечера уже – куда пять часов делись?! Так, еще мутагена взять – и вперед. Тепло, градусов пятнадцать, можно для разнообразия на метро, а потом пешком прогуляться минут двадцать. “Cure” в наушниках погромче, чтобы сограждан не слышать, по эскалатору вниз-вверх, теперь еще баночку… Закат сегодня какой лубочный – прям красный… и все вокруг красное… Кстати, это похоже на Марс, на мой родной Марс, ведь я, хе-хе, марсианин, теперь точно это знаю, мне уютно в красном, мне хорошо… Ч-ч-черт, что-то ноги заплетаются… до дома еще пару кварталов. О, привет, ребята… чего надо? Закурить? Нате закурить. Не, нет денег. Нету, говорю! Ты куда, куда в карман ко мне полез! Уебок, что ты делаешь?! Не на-а-а-а-а-а…
Их было семь или восемь – точно пересчитать не успел. Совсем молодые сухощавые шакалята. Им было скучно. И сначала они просто били, а потом Влад ощутил, как что-то острое воткнулось в бок, пропоров куртку и футболку, и тут же боку стало почти невыносимо горячо. Он стал падать назад, видя себя со стороны, медленно, как в рапидной съемке, и асфальт почему-то оказался совсем не жестким. И то ли виной тому была странная розоватая пленка, застилающая глаза, то ли странную шутку сыграл марсианский закат – молча обступившие то, что потихоньку переставало быть Владом, семь или восемь длинных тонких фигур, были смуглые и золотоглазые.
7.03.06 г.