Меня зовут… впрочем, это неважно, как меня зовут – я давно перестал обращать внимание на имена, которыми за всю жизнь называли меня люди. Поначалу мне казалось, что имя, которое тебе с рождения суждено носить, несет в себе магическое заклинание, своеобразный код судьбы. Но с годами я осознал, что все это чепуха – люди ассоциируют тебя со своим субъективным мнением, и пускай зовут тебя хоть Наполеоном, все равно найдется кто-то, кому ассоциативно придет в голову слоеный торт, а не отважный полководец. Но это уже другая история.
Я родился в семье бездомных аристократов. Моя мать обожала шелка и говяжьи фрикадельки. Отец… Я никогда не знал отца, хотя мать всегда рассказывала, что он был достойным представителем мужского рода – при любых обстоятельствах держал хвост трубой и всегда с мужеством шел лицом к лицу навстречу жизненным перипетиям.
Родителей я потерял рано. От матери мне по наследству передалась любовь к фрикаделькам, а от отца я перенял огромную необходимость в свободе. Эта черта характера, собственно, проявилась только в юном возрасте. В детстве я был пугливым и ранимым ребенком. Отец не смог противится попутному ветру, и его сдуло из нашей семьи, едва я появился на свет, мать же горевала еще долго, пряча горькие слезы о безвозвратной любви в шелка. Она так и не сумела простить его, и вскоре умерла, подавившись своей любимой фрикаделькой.
Я попал в хорошие руки. Мои опекуны очень переживали по поводу моей неестественной худобы и всячески пытались откормить меня. С того времени я испытываю отвращение к еде, периодически впихивая в себя через силу хоть что-нибудь, и то исключительно ради того, чтобы не сдохнуть. Отцовские гены взыграли как раз в нужный момент – я достаточно окреп и созрел для того, чтобы топтать собственную жизненную тропу.
Я решил стать бродячим артистом. Я странствовал по многим городам. Повидал богатство и нищету, не раз получал пинка под зад, но и нередко засыпал в роскоши. Мне нравилось выступать на маленьких площадях с голубями, собирать зевак и выкладываться перед ними по полной программе. Меня радовал и сухарь, он был гораздо вкуснее сочной отбивной в четырех стенах. Самой приятной наградой за мое творчество были улыбки – порой мне казалось, что я растворяюсь в них – публика излучала что-то воистину божественное, и я ловил волну блаженства, заканчивая свое выступление под бурные аплодисменты. И даже потом, когда люди расходились, я засыпал где-то в парке в полном блаженстве. Жизнь все-таки замечательная вещь, и мое молодое сердце с готовностью открывалось навстречу новому дню, свежим впечатлениям и необъятному солнцу. Все шло свои чередом, и, казалось, меня все устраивало, пока не появилась она.
В тот день я, как обычно, развлекал людей на набережной маленького портового городка. Она незаметно протиснулась сквозь толпу и спокойно наблюдала за мной. Я сразу обратил на нее внимание – темные густые волосы тяжелыми волнами спадали с ее хрупких плеч, внимательные серые глаза следили за каждым моим движением, а солнце нежно гладило ее бархатистую кожу. Она была, как нежный полевой цветок – от нее исходил такой приятный запах, что я чуть было не провалил свой коронный номер, вызвав тем самым громкий хохот публики. Когда я закончил выступление и принялся было собирать скромное угощенье и одновременно плату за представление, она подошла ко мне, погладила меня по щеке своей теплой ладонью, и тихо спросила: «Как тебя зовут, малыш?» Я не знал, что ответить, я полностью растерялся и отчетливо слышал, как пульсирует горячая кровь в висках. Я не мог оторвать глаз от ее светлого лица – тогда я еще не знал, что эта встреча полностью изменит мою жизнь. Я был молод, я никогда не встречал более прекрасного создания, поэтому я был, как на ладони – любовь одурманила меня, закружила в своем танце, и я не думал, что когда-нибудь эта божественная музыка стихнет.
Она вела меня по узким улочкам городка, я шел за ее гибким силуэтом, как завороженный. Я был готов отдать ей самое дорогое, что у меня было – свободу. Мне хотелось целовать ее ноги – богиня! Она была настоящей богиней!
В тот прекрасный вечер мы не расставались ни на секунду. Она нежно прикасалась ко мне, ее глаза излучали тепло и ласку, которой мне еще не доводилось испытывать. Вряд ли когда-нибудь я испытаю еще нечто подобное. Таким образом, я отказался от бродячего способа жизни. Во имя любви.
Она была актрисой. Ее ценили и уважали. Ее часто показывали по телевизору, и когда по вечерам она задерживалась на съемках, я снова и снова пересматривал ее видеозаписи. Я восхищался ее грацией, красотой и прирожденным актерским талантом. Она была просто великолепной, это я вам как ценитель говорю!
Счастью моему не было предела. Единственное, что меня смущало, это то, что, забросив свое нехитрое мастерство и променяв улицу на домашний уют, я никак не участвовал в процессе зарабатывания денег. И я твердо решил устроится на работу.
Однажды я побывал в съемочном павильйоне – она взяла меня с собой, и я твердо пообещал не шуметь. Я, как завороженный, следил за игрой актеров. Казалось, будто перед моими глазами люди проживали жизни – и эта реальность была до такой степени манящей, что под конец дубля я не выдержал и тихонечко взвизгнул от переполняющих меня эмоций. На меня обратил внимание режиссер. Поначалу он жутко рассердился и принялся было требовать объяснений, но я уже подошел к нему и вежливо поздоровался. Желтые от табака режиссерские усы расползлись в улыбке – я почему-то всегда нравился людям. На меня обратили внимание все – от дублеров до технического персонала. Я почувствовал, что моя жизнь опять берет крутой вираж – в тот день началась моя актерская карьера.
Мы вместе уходили из дому. Мы вместе проживали насыщенный событиями день и, обнявшись, усталые возвращались домой. Я лежал на полу, целовал ее руки и благодарил судьбу за такой великодушный и замечательный подарок.
Моя счастливая жизнь разбилась вдребезги, как хрустальный шар, одним ноябрьским днем, когда появился он – рыжий, упитанный и дерзкий. Он вел себя вызывающе, но почему-то понравился всей съемочной группе. На меня практически перестали обращать внимание. А когда его утвердили на главную роль в новом фильме, я вообще взбесился. Мне хотелось разорвать на мелкие кусочки этого самонадеянного идиота, который так ненавязчиво влез в нашу тихую и спокойную семейную жизнь! Я кипел от ярости, но больнее всего было наблюдать, как она улыбается этому паршивому актеришке – точно так она улыбалась когда-то мне, на той площади, в первый день нашего знакомства… Я все чаще возвращался домой один, меня отстранили от роли и вскоре я вообще потерял работу. Я изводил себя до предела, сидя дома и ожидая ее вечерами. Однажды поздно вечером я зашел за ней в павильон, и застал ее и этого рыжего мерзавца вдвоем на диване – они целовались! «Милый, мы репетируем, ты же не вздумаешь ревновать?» - тихим голосом сказала она. Я был готов разнести съемочную площадку вдребезги, но все-таки я сдержался. К горлу подступил ком, я вышел вон и долго бродил по ночным улицам, не в силах избавиться от жуткой картины перед глазами: она, моя единственная и неповторимая, в объятиях этого самонадеянного подлеца!
У меня не было козырей – я был так себе, нахлебник, жил за ее счет, идти мне было некуда, да и куда я пойду от нее – самого любимого человека на свете! Пришлось, припрятав гордость куда подальше, смириться…
Теперь этот…этот… урод живет вместе с нами! Не знаю, чего он наговорил ей – теперь они вместе уходят на съемочную площадку, и возвращаются к полуночи почти каждый день. Я весь извелся за это время, похудел и начал терять волосы – знаете, жизнь под одной крышей со своим злейшим врагом ничего хорошего не сулит. Я даже подумал как-то, что место мое в психиатрической клинике или в лике святых – терпеть подобное нормальный разум не может. Но ежедневный просмотр телевизора убедил меня в том, что подобных семей очень много - люди разводятся и все равно продолжают жить вместе, и мало того, даже заводят новые отношения на глазах друг у друга. Так что, оказывается, со мной все в порядке, и я, наверное, смогу еще выйти когда-нибудь на сцену… Поучаствую в каком-нибудь скандальном ток-шоу… И мысли о том, что я увижу ее на съемочной площадке в объятиях рыжего заставляли меня очень живо представлять себе картину, как я в истерике бросаюсь на него и бью морду. А толпа в зале будет громко визжать и скандировать мое имя… Затем ведущий задаст нам парочку провокационных вопросов, и мы, разнятые большими бритыми парнями, еще минут пять покричим друг другу гадости в лицо, а потом усядемся рядом, уступив место семейке каких-нибудь извращенцев… Стоп. Я, кажется, что-то слышу! Это она, ее шаги я узнаю из тысячи, даже за километр. Вот уже и ключ в двери поворачивается. Слава богу, наконец-то вернулась. И этот, гнусная рожа, тоже тут.
- Здравствуй, милая, как дела? Я так заждался…
- Малыш, привет! Я так соскучилась! Ты что, снова ничего не ел? Даже не прикоснулся. Надо, наверное, тебя сводить к ветеринару.
- Только не это, я просто на диете. Мне нужно вернуться в хорошую форму. Может, удастся найти работу в цирке.
- Да, да.. Веди его к ветеринару! Пустиь там ему кое-что отрежут! – злорадствовал рыжый, уплетая мою похлебку.
- Знал бы, кому достанется, лучше отдал бы бродячим собакам! – от злости мой голос сорвался на визг.
- Эй, ребята, потише! Уже час ночи, всех соседей разбудите! Опять жаловаться будут, что вы лаете всю ночь, как ненормальные! Давайте лучше посмотрим, как наш мальчик отличился чсегодня на съемках.
Рыжый завилял хвостом.
- Знаешь ты, бездельник пятнистый, какую мне сегодня роль дали? Главную! А тебе, бездарь, ничего лучше Муму играть-то и не приходилось!
Я в ярости зарычал и показал ему зубы. Я молчал. А что я мог на это ответить?
И мы уселись на диване смотреть новый эпизод фильма, где в главной роли – мой враг номер один.
31.05.06