Вот бывает же так. Хочешь поставить лишь запятую, а над ней вдруг против твоих желаний выпячивается точка. Или наоборот; ты ставишь на чем-то точку, жирную такую, конкретную, чтобы уж никто не перепутал чего тебе хочется (точнее, чего не хочется больше), а под нее хитроумной пронырливой гусеницей проползает запятая;
Значит надо сделать паузу, набраться сил и подождать, пока тебе не ответят на вопрос «куда и как с этими силами идти дальше»;
Маленький это был городок, но очень приятный. Хотя даже не было в нем своего… нет, долго перечислять чего там не было «своегообязанногобыть».
Зато было главное – у него была душа. И была своя церковка, и школа, и пекарня. А по вторникам и пятницам привозили живую рыбу. И торговец хрипловатым (что типично для того конца света, о котором идет речь) голосом выкрикивал на чужом-родном языке: «Рыба-приехала-Рыба-приехала-Рыбааааыыы.»
А потом была суббота. До этого были томные солнечнонепривычные для этого времени года дни и застывающие в теплом ожидании ночи. Но суббота принесла длинный ливень и, раздающий всем-кому-ни-попадя пощечины, ветер. Уже и ночь опять наступила, а суббота все продолжала доносить до сведения Городка свой длинный-предлинный дождь, все не хотела уходить; она ждала. И ванильнобелый приходской кот тоже ждал и, несмотря на «мокро», продолжал мирно бдить на крыше церковки. Лишь периодически удалялся в колокольную башню, когда приходило время отзванивать очередной час.
После прозвучавших над горами (а Городок рос именно там) 11-ти ударов, белая фигурка кота протрусила на фоне темно-полосатого (от ливневых линий) неба и свернулась удовлетворенным клубком в своём уголке крыши: можно было не сомневаться: «11» похоже на ливень, а с ливнем должна была прилететь Она, или ливень должен был прийти вместе с ней, да только не выдержал и показал себя первым.
В любом случае, на том конце света, откуда Она прилетала ливни были в точности такими, как в ту субботу в Городке.
Воскресенье перехватило у субботы эстафетную палочку и продолжило поливать Городок. Правда, длинный ливень начинал отступать, переходя в мелкий дождик: ливню было пора возвращаться домой – на свой край света, откуда он доставил её накануне ночью;
Она проснулась в утренних сумерках от колокольного перезвона, звучавшего, как ей показалось, где-то в центре её самой, и возвещавшего о начале утренней мессы. Распахнув тяжелые дубовые ставни, она сделала сразу три открытия:
во-первых, было уже далеко не раннее утро и солнце изо всех сил старательно светило, борясь с нападающими на него дождливыми тучками;
во-вторых, перезвон раздавался не у нее внутри, а из церковной ратуши, которая вытянулась аккурат напротив окна спальни на расстоянии вытянутой руки (улочки были такими же опрятно-крошечными, как и сам Городок);
а в-третьих, колокола рассказывали о том, что наступил полдень и утренняя месса закончилась минимум час назад4
… так в жизни и бывает; настроишь себе каких-то теорий, напредполагаешь массу всевозможных вариантов, надумаешь миллион планов и программ действия; а на самом деле все до противного просто; только открой ставни…
Вот такое ещё и четвертое открытие сделала она для себя. Но это было уже позже; не сейчас; не в то полуденное утро нового начала нового светлого дня.
А в то утро… Он уже подогнал машину к своему новому-старому дому с рассадой фуксии на окнах и тяжелой, такой же, как ставни, дубовой дверью с медным кольцом в пасти львиной головы (экзотическое для неё и совершенно типичное для того конца света жилище, всего каких-то пару веков от роду).
Ванильный кот, поскольку уж затеял для себя проследить всю эту историю с самого начала, прибывал, как всегда, на своём наблюдательном посту и видел как Она спорхнула вниз по ступенькам восторженным облачком парфюма и как Он оторвался от прикручивания над входной дверью новенькой фарфоровой таблички с № дома, как они бросили друг другу по улыбке и как в этот момент воздух вокруг них зазвенел и стал серебряным:
«он так её искренне не любит»…
«она так искренне хочет его полюбить»…
…пролетело над котом… не кошачье, а чьё-то, откуда-то. Но воздух по-прежнему над ними оставался густо-серебрянным… с крвпинками ванильного кошачьего взгляда, который говорил «может быть».
Она очень смешно, мило-неуклюже пыталась заговаривать с жителями Городка на чужом-родном языке: «Очень красивый язык».
Она старательно поливала высаженные его родственниками фуксии по утрам, заодно орашая лысину маленького соседика, который имел же такую глупость чинить по утрам свой старенький «Фиат» под ее окнами: «Очень необыкновенно-красивая страна, но как же много необыкновенно маленьких мужчин».
Ей нравилось готовить ему артишоки: казалось, умение управляться с этим новым в её кухонном обиходе предметом (а он так привык к нему на кухне у своей мамы) – сблизит их ещё на один шаг…навстречу…
Она элегантно и тщательно себя одевала, когда Он водил её к друзьям на смотрины.
Она элегантно и тщательно себя раздевала и ждала его в перерыв за накрытым обеденным столом.
Он закрывал глаза на то, что она слишком много курит.
Он показывал ей, пытаясь ввинтить всё глубже в свой прекрасныйНесбыточный конец света.
Он целовал её перед сном, натягивал до ушей свою байковую пижаму и уходил в свою комнату : «Завтра рано вставать на работу».
Она ещё полночи что-то сочиняла в своих дневниках, так же много курила и рассовывала в совершенно неожиданные места для него записочки, которые он потом с удивлением читал; выкладывала для него стол к завтраку, к которому он никогда не притрагивался: «Спешил на работу».
По выходным они вместе выезжали куда-нибудь, где красиво. Она мечтала куда-то за линию горизонта и думала о том, какая в сущности непредсказуемая, лёгкая и прекрасная штука – жизнь. Он смотрел на неё и думал о том, что пора бы посмотреть на жизнь с какой-нибудь конструктивно-серьезной точки и сумеет ли Она жить серьезно и вдумчиво…
«Кем-то зачем-то были написаны эти ноты. И Они честно их играли… каждый на своём
Инструменте», - пролетело над ухом Кота.
Про Кота Он выяснил у маленького соседа, что внучка подарила его деду приходскому
священнику и что у животного разные глаза.
Про Кота Она не стала никого спрашивать. Достаточно было того, что они разговаривали
по ночам, когда его ванильная мордочка на крыше белела прямо напротив её лица в окне
с цветами фуксии: в одну из таких ночей она и заметила, что у её ночного собеседника
разноцветные глаза.
Рождество – это всегда волшебное заснежено-ванильное чудо. Даже для тех, кто не любит
Мечтать. Снег в Рождественскую Ночь – это всегда волшебство. Ваниль в рождественс-
ком кексе – это всегда кусочек сказки,- детской, наивной, но в нее так хочется верить. По-
ка веришь, в твоей душе живёт ребенок и ты чист, как рождественский снег. Когда перес-
таёшь верить, запах рождественской ванили рассеивается …и остается лишь ванильная
реальность : её горечь…
Им хотелось ВЕРИТЬ. Им так хотелось верить, что они даже закрывали глаза, чтобы
смотреть в эту сказку и не видеть ничего вокруг, даже друг друга…
Когда ребенку дарят не тот подарок на Рождество, он тоже зажмуривает глаза, притворя-
ясь, что уснул и представляет, что пока они закрыты, произойдет чудо и проницательный
Санта-ДедМороз заменит действительное на желаемое.
Покупая всякую-всячность к Рождественскому столу они по-прежнему держали глаза
Закрытыми. И, когда именно ваниль для рождественского кекса выскользнула между
прутьев тележки в супермаркете, сказать они не смогли бы. Расплачиваясь, он так был
погружен в рассматривание с закрытыми глазами, что и не обратил внимания на слишком
невысокую сумму в чеке. Что удивило бы человека с открытыми глазами на том конце
света, о котором идет речь: ведь ваниль там очень и очень в цене.
Как, впрочем, и должно быть!
В результате, с корнем «ванил» к Рождеству оставался только ванильный приходской Кот,
который таковым был по своей природе, и, соответственно, ему это ничего не стоило.
В одно из послерождественских утр, как раз после того, как «Рыба-приехала-Рыба-приеха-
ла-Рыбааааыыы», Кот отлучался ненадолго по делам: ходил в колокольню на отзвон завершения утренней мессы для Городка. Волновался почему-то, даже зевота на нервной почве напала.
Вернувшись на свой наблюдательный пост, он с облегчением обнаружил, что зря нервни- чал: в окне напротив знакомые руки, как всегда в это время, поливали фуксии и лысину маленького Освальдуччо.
А после этого те же руки вынесли какие-то пакетики и сумочки, следом вышли два больших ярко-синих чемодана…
В тот день весь Городок был свидетелем нетипично длинного для того конца света ливня…
А Она больше в Городке не появлялась…Да и Он тоже … На доме с фуксией на окнах появилось слово на чужом-родном языке «продается»: для Городка это стало началом новой истории, которую можно будет узнать, если придти в гости к внучке приходского священника и погладить сидящего у нее в ногах дедушкиного Кота.
Она думала, что пришел конец того конца света… и точка.
Он увидел в этом время поупражняться в перечислениях многочисленных «почему»;
А в общем-то это была всего лишь очередная точка с запятой на развилках жизней людей… жизней, который пересекаются, потом расходятся, как рельсы, когда поезд набирает скорость и ты просто на них бездумно смотришь…
И хорошо, что так бывает.
Ведь если поезд стоит на месте, то никогда не услышишь запах ванили из тележки со сладкой ватой на станции, которая ждет впереди.