Инспекция по перестройке

Юрий Иванов Милюхин
 Рассказ

Привалившись к толстому боку жены, Веня Хрянин стал уже засыпать, когда вдруг почувствовал, что противоположный от кровати угол комнаты начал светиться. Он разодрал ресницы и с ужасом уставился на чудище, которое шагнуло в его сторону. Оно было призрачным и формы не имело. Стащив одеяло, не спеша облапило, сковало холодом и будто мертвая баба полезло целоваться. Венины волосы встали дыбом. "Не хочу-у-у...", - отчаянно замотал он головой. Жена сонно хрюкнула, шевельнула крупными ягодицами и захрапела с новой силой. "Не надо-о-о...", - взвыл Веня. Он попытался укусить жену за жирную спину, и наткнулся на вырастающую посреди кровати стену, отдающую могильным холодом. "Мама-а-а...", - сделал он последнюю попытку вырваться из леденящих объятий. И осекся. Его мать, "вечная девушка", несколько лет назад умотала искать счастья на БАМе, оставив сыну квартиру в доме, построенном в промежутке между барачным и крупноблочным строительными экстазами.
- Ти-и-х-х-а-а..., - голосом удава из мультфильма про Маугли прошелестело чудовище. - Не шшшуу-у-у-ми-и. Э-это-о не по-мо-шше-е-ет.
Оно поцеловало Веню на французский манер - заставив широко открыть рот и поводив кончиком языка по его небу. Затем пригладило волосы, стоявшие у него на голове торчком, и растворилось.
На какое-то время Веня отключился, а когда открыл глаза, то ни страха, ни холода уже не испытывал. Комнату заполнял неясный сумрак, лампочки на уличных фонарях давно снесли жильцы стоявшего напротив молодежного общежития. Ночами пространство между общежитием и домом оглашалось женскими воплями и кошачьими концертами.
В эту ночь кошек не было, не было и девичьих воплей. Предметы в комнате слабо освещали синевато-бледные искры. Веня поднял голову, что-то темное с рожками, с которых сыпались эти искры, маячило на высоте двух метров от пола, медленно открывая и закрывая круглые глаза, свет от них исходил неяркий и холодный. Дальше угадывалось крупное лохматое тело, внизу источали тусклую синеву стоптанные копыта вразлет. "Домовой" - равнодушно подумал Веня и зевнул, досаду вызвало лишь неприятное ощущение на губах.
- Нет, не домовой, - приятным баритоном ответило чудище. - Про кошек думал? Я прогнал их.
- А кто же ты? - Веня подумал о том, что, наверное, кто-то серьезный, раз сумел  разогнать кошек.
- Серьезный, - снова зарокотал голос. - Черт я, самый настоящий.
- Ну и пошел к черту.
От храпа жены подрагивала кровать, Веня похлопал ее по заголившемуся заду. Не ощутив печного обычного жара, сплюнул и отвернулся. Ссадина на губах донимала все сильнее.
- Лишку хватил, целовать надо было не французским, а итальянским способом, - вслух забеспокоился черт. - Хотя там тоже... губы обрывают.
Он задумчиво поскреб затылок, яркие снопы искр разлетелись в разные стороны.
- Нет уж, если целоваться, то целуйся по-русски, - запротестовал Веня. - По заграничному меня баба каждый день целует. Нахваталась, стерва, из книжек.
- И то верно, тем более, вопрос мы будем решать русский, - согласился черт.
Быстро наклонившись, он со всей дури потащил к себе Веню за уши.
- О-о-ой, отпусти, дурак, - заблажил тот. - Чтоб тебя...
Но тут же почувствовал, что саднить перестало.
- Порядок, - облизываясь, облегченно вздохнул черт. - Аж пот прошиб.
- Зато зуб шатается.
- Зуб не беда. Хорошо-то как.
Он потянулся лапами к ягодицам жены, прикрытым тонким, кое-где расползшимся капроном.
- Э, э, - отпихнул лапу Веня.
- М-да, - снова облизнулся черт. - Ладно, об этом потом. Вставай, пойдем инспекцию проводить .
- Какую еще инспекцию?
- У вас же перестройка началась. Вот и посмотрим, как она идет.
- Хорошо идет.
- Во как! - удивился черт. - А бабу если уведу?
- Уводи, черт с ней, надоела с французскими наклонностями. Корова, а туда же.
- А чего ж ты лапу отпихнул?
- Ну не при мне же.
- А-а. Тогда бог с ней, с бабой...
Черт снова поскреб свой шершавый затылок, и тут же за окном раздался гул. Комната осветилась нежным розовым светом, который прошивали яркие голубые молнии.
- Поосторожнее на поворотах, охламон, - гулко ахнул старческий сердитый голос. - Спихиваешь мне тут... всяких.
Черт вьюном закрутился на одном месте:
- Прости, господи, больше не буду. Век из преисподней не вылезать.
- И не забудь, душу христианскую, хучь и безбожную, но справедливую, ты взял до утра. Утром вернуть, покараю.
- Все будет исполнено, как договорились.
За окном еще некоторое время слышалось недовольное ворчание, потом все утихло. Черт вытер на лбу зеленые капли пота, угрюмо посмотрел на Венину жену, сплюнул и длинно, по-русски, выругался.
- Видишь, как работать приходится? Шагу лишнего не сделай. Пошли, говорю, сто лет она... никому не нужна.
- Боишься бога-то? - натягивая брюки и рубашку, злорадно ухмыльнулся Веня. - Придавил он тебя, черта рогатого.
- Придавил, - проходя сквозь закрытую дверь, вяло согласился черт. - Раньше на равных были, а потом Сам как увидел, что творится на земле, тоже за перестройку взялся. Но мы поставили условия, если у вас, у людей, значит, что не так, то мы снова вернемся к прежней жизни.
- Согласился?
- Ага, держи карман шире, свое кресло ему любыми путями надо удерживать. Раньше вместе с нами пил, икру черную ложками черпал, по бабам, значит, тово-етово... Ну мы его тоже не забывали, как сыр в масле катался. А теперь по-другому запел, если люди, мол, ко мне лицом повернулись, то чего я от них отворачиваться буду. Но инспекции проводить разрешил.
- Ишь ты, вроде как вместе с народом, - покрутил головой Веня. - А с чего вы меня выбрали?
- Ты ж пил, значит, наш.
- А ты разобрался, почему я пил? - возмутился Веня. - Ты спроси сначала, а потом поднимай среди ночи, может, я с горя бормотуху хлестал. Вот скотина, а?
- Еще раз обзовешься, рога... тьфу, ноги обломаю и голым в Антарктиду пущу.
- А почему не в Африку? - съязвил Веня.
- Там перенаселение.
Выйдя на улицу, черт почесал живот, цокнул копытом по асфальту. Где-то в кустах акации не своим голосом заорала кошка, ломая ветки, вылетела на середину проспекта, переходящего за аэропортом в шоссе, ведущее в другой город.
- Собственность бабки Тырманки, не скоро теперь опомнится, - свистнул черт ей вдогонку. -  А Тырманка до сих пор... как ее, блатхату держит, правда, на ладан уже дышит. Лучшие кадры уходят, - вздохнул он.
Веня хмыкнул, посмотрел на свои ботинки на толстых каучуковых подошвах, одна из них лопнула на третий день после покупки. Махнув рукой, он огляделся вокруг. Длинные тени от бетонных башен перекрестили улицу, пространство между башнями заполнял слабо мерцающий голубой туман. Струи воздуха, нагретого за день августовским солнцем, резиново толкались в лицо. Квадраты неба были усеяны блескучими звездами, которые будто перекатывал кто палочкой сбоку на бок.
- Куда пойдем-то? - спросил Веня.
- На твой завод. Посмотрим, что изменилось.
Черт начал накручивать свой хвост:
- Допинг ввожу, - пояснил он. - Я в основном летаю, а тут походить придется.
- Может, и мне чего накрутишь? - забеспокоился Веня. - Не поспею.
- У тебя ноги длинные. Хэ-т деляга...
Сделав несколько дыхательных упражнений, он с места сорвался в карьер. И тут же, за углом дома, врезался в большую кучу кирпичей. Черт взвыл от боли и заскакал  на одном копыте:
- Какой дур-рак навалил их посреди улицы, - ошалел он.
Подбежавший Веня виновато заморгал глазами:
- Да ремонт делают. Рабочие из домоуправления фундамент к зиме утепляют.
- Ну дела-а... сроду такого не бывало. Плохая примета, хотя в приметы сейчас мало кто верит, - черт задумчиво потеребил ухо. Подняв копыто, поплевал на него. - Хоть бы веревку с красной тряпкой натянули...
Выскочили на центральную улицу. Редкие фонари вяло сочились дневным светом, по бокам рябили ряды пропыленных насквозь пирамидальных тополей. Веня едва поспевал за чертом.
- И что, во всех домах делают этот самый... ремонт? - недоверчиво спросил тот.
- Не знаю, внутри квартир как были потеки на потолках, да трещины по стенам, так и остались. Но на магазинах и на других заведениях  вывески на новые поменяли. Пока, наверное, внешний марафет решили навести.
- Тю-у, так это при любой власти было.
- Колбасу каждый день завозят, - быстро добавил Веня. - Разбирают ее, конечно, но хоть так.
- Стоп, - остановился черт. Ткнул волосатой лапой в лавку, в которой раньше продавали вино. - А почему она забита?
- Временно, под сокращение попала, - отмахнулся Веня. - Поначалу хотели установить сухой закон, да люди самогонку стали гнать. Пришлось сахар, как масло, по талонам распределять. Но бормотухой торговать запретили, и многие пивные точки закрыли, - в голосе Вени сами собой проскользнули радостные ноты.
- А чему ты радуешься? В ухо дать? - рога у черта начали накаляться.
- Без мордобойствия, - раздался сверху спокойный старческий голос.
Прошипев что-то сквозь клыки, черт пнул копытом бордюр и поскакал дальше. Скоро старая часть города осталась позади, впереди стеной взметнулся ярко освещенный "кобрами" новый микрорайон. Веня летел как на крыльях, но ужаса от ночного мероприятия не было, было какое-то беспристрастие ко всему окружающему.
По асфальту зажурчала вода.
- Трубу где-то прорвало, - довольно крякнул черт, не останавливаясь. - А вам по телевизору показывают, чтобы каждую каплю берегли. И ты учти, электромоторы, которые гонят эти речки по улицам, тоже работают вхолостую. Одни капли экономят, другие моря воды и света разбазаривают...
Веня промолчал, решил завтра же позвонить в "Водоканал" и сообщить о прорыве. Но по какому номеру звонить он не знал, эта организация, как "Горсвет" и другие подобные, держалась почему-то в тени. Решил позвонить в милицию.
- Во-во, так они и разогнались, - гоготнул черт. - Вроде своих забот мало.
Некоторое время скакали молча. Пробежали базарную площадь с множеством овощных ларьков, вокруг которых ходил ночной сторож с огурцом в одной руке и с бутылкой вина в другой. Заметив кометный хвост, который тянулся за чертом и Веней, он медленно опустился на асфальт и принялся громко икать. Проспект в разных местах пересекали недавно вырытые траншеи, накрытые толстыми стальными листами, с боков тротуаров возвышались горы земли. Но черт будто воды в рот набрал, широкая лохматая спина сплошь усеялась зеленоватыми капельками пота. Наконец впереди показался перекресток.
- Заблудиться можно, - разглядывая окружившие площадь дома, черт завертел рогатой головой в разные стороны. - Типовые, штампуй и штампуй, зимой поддувает, не поймешь откуда... Тут где-то ресторан должен быть.
- За этим углом, - недовольно буркнул Веня.
- Помнишь, - язвительно заметил черт, - А когда мимо овощных ларьков пробегали, ни о чем не вспомнил?
- А что?
- Где картошка, где огурцы, где помидоры, которыми обещали завалить все базары? Цены не подскочили? Не обвешивают как прежде, гнилье не подсовывают?
- Моя жена сказала, что авария на Чернобыльской атомной повлияла. Радиация была большая, вот и погорело все.
- Радиация?! Да один председатель городского управления торговли страшнее любого Чернобыля, - взвился черт. - Колбаса-а.., а на колбасе тебя не дурят? От... работяга, а туда же - перестро-о-ойка. Тьфу.
- А сторож огурцом хрустел.
- Так сторожу и продавцу всегда достанется, а тебе во, - черт сунул кукиш под нос.
- А ты что, тоже за перестройку? - удивился Веня.
- Да тут и враги скоро будут за перестройку, я факты констатирую, - рявкнул черт. - Вон, лозунги как висели, так и висят.
На недостроенном панельном здании во всю стену алел плакат с надписью: "Сдадим досрочно". Через дорогу красовался еще один: "За металл - как за хлеб!".
- А другие поснимали.
- А новые повесили.
Веня хмыкнул, но промолчал. По краю проспекта бежал говорливый ручей, на асфальте чернели глубокие выбоины, вокруг давно заселенного дома постанывал забытый строителями, завалившийся набок забор. И лезло в глаза вывешенное для просушки прямо на балконах белье, которое с особым усердием ощупывал лучами тонкий месяц. Черт уперся взглядом в вывеску над полуподвальным помещением, длинный хвост еще подрагивал от нервного возбуждения:
- Ко-о-пе-ра-тив "Ме-ло-ди-я", - прочитал он по слогам. И мелко затрясся от ехидного смеха. - Японская кассета стоит девять рублей, а тут тебе ее толканут за четвертак. Вопрос: куда вложено труда больше, в саму кассету или в то, чтобы записать на ней галиматью?
- Кассету сделать труднее, - пожевал губами Веня. - Но где ты их возьмешь?
- Вот именно, скупают контейнерами и продают в три дорога. Тебе понравится, если я скуплю весь хлеб, вырежу на каждой буханке сердечко и буду продавать по рублю за одну?
- Не понравится.
- А женские сапоги с тесемочкой по сто восемьдесят -двести пятьдесят рублей, а брюки с тем же сердечком на правой коленке, а капрон с листиком, что прикрывает ягодицы твоей жены, а торты "Птичье молоко" по шесть рублей вместо двух целковых?..
- Погоди, погоди, ты не туда погнал, - забеспокоился Веня, уже не удивляясь тому, что черт знает все, - Рынок насытится и цены упадут, и качество повысится. Да я все это изобилие, о котором раньше мечтал, теперь вижу своими глазами.
- И исходишь слюнями, потому что купить не по карману. Сколько ты отвалил за колготки жене с фиговым листиком на... задней панели?
- Пока не по карману, - не обратил Веня внимания на последние слова, - Пока, понял?
- Ну, жди. Глядишь, на том свете придешь ко мне в дешевых брюках с кочегаром на заднице, - гоготнул черт.
- А почему это к тебе? - забеспокоился Веня.
- Во дает! Бухал, прогуливал, с первой женой развелся и в рай лыжи навострил.
- Ну и к тебе не пойду. Сто лет ты мне снился.
- Придешь как миленький, куда ты от меня денешься. Ладно, погнали дальше.
Скрипнув зубами, Веня поддал ногой пустую пачку из-под сигарет и посмотрел на небо. Но усыпанный бриллиантами темно-синий бархатный занавес не колыхнулся. Сиротливо прогремел по рельсам ярко освещенный ночной трамвай, водитель покосился на близко стоявшего к путям Веню и прибавил скорости. Тоскливо оглянувшись на убегающие красные маяки, Веня поддернул брюки и помчался за чертом, который цокал копытами уже по другой стороне улицы. И сразу за углом со всего размаха налетел на лохматую фигуру, как недавно та на кучу кирпичей. Лицо ободрала грубая шерсть, но в носу, как ни странно, не защипало от должного быть запаха навоза с серой, а защекотало от тонкого нежного аромата.
- Осторожнее, придурок, - черт схватил его за шиворот и поставил рядом с собой.
- Стоп-сигналы надо включать, - огрызнулся Веня. У него закружилась голова. - Надуханился, как на свидание.
- "Флер-а-флер", -- с глубоким прононсом мыкнул черт.
- Чего-о?
- Одеколон такой, пятнадцать целковых пузырь, давно стал дефицитным. Так говоришь, борьбу алкоголикам объявили? А посмотри вон туда.
Три парня, поддерживая друг друга, мотались из стороны в сторону перед входом в ресторан. Дверь приоткрылась, чья-то рука протянула одному из них бутылку водки и тут же исчезла. Парни подались к дороге ловить такси, громкое ржание принялось гонять с места на место пугливую тишину.
- А теперь вот сюда, - черт ткнул когтем в магазин, возле которого остановились. Двое милиционеров укладывали в патрульный "бобик" пачки с индийским чаем, коробки с шоколадными конфетами, которые им шустро подавали со слабо освещенного черного хода.
- Воруют... - ахнул Веня.
- Не воруют, а делятся, - осадил черт. - Завтра они развезут этот чай по знакомым спекулянтам и перепродадут по завышенным ценам, или толкнут тем же кооператорам. А ты будешь пробавляться чайными отрубями по семьдесят шесть копеек за пачку.
- А как же сигнализация? Ночь на дворе, - не унимался Веня.
- Все в милицейских руках, видишь в стороне грузовую машину с чужими номерными знаками? Товар только что подвезли из другого города, дэпэ, так сказать. И ты учти, никто в накладе не останется - ни кладовщица, ни кто привез, ни милиция. Вот тебе и вся борьба с алкоголизмом и спекуляцией. Вопрос: что изменилось за четыре года перестройки? И нужна ли она была вообще?
- Не позволю, - набычился Веня и шагнул к милицейскому "бобику".
Черт прищемил его когтями за рукав рубашки выше локтя и сильно дернул назад.
- Пусти, нечистая сила, - ощерился Веня, хватая кулаком по тугому животу. - Зашибу, гада.
- Пускай идет, - заступились сверху. - Это благочестивый порыв, а порывы надо поощрять.
Черт согнулся пополам и уселся на гладкие плиты тротуара. Глаза у него вылезли из орбит, изо рта вырвалось долгое кряхтение, словно он наконец-то добрался до толчка. Веня размашисто подошел к милиционеру, отобрал несколько коробок с конфетами. Некоторое время тот молча разглядывал его, на лице не отразилось ни растерянности, ни испуга. Подошел второй милиционер с уверенной улыбкой во все лицо. Наконец первый переглянулся со вторым и оба, не сговариваясь, взмахнули руками. Вене показалось, что он превратился в бабочку, которая пытается догнать собственную голову. Он поймал ее под стеной из сложенной кое-как деревянной тары и тут же отключился. А когда очнулся, ни конфет, ни милиционеров, ни магазина уже не было. Вокруг расстилался заваленный кучами металлолома, залитый тихо мерцающей синевой, громадный пустырь.
- Где я? - хрипло, будто с похмелья, спросил он. Но голова не болела, свободно двигалась и нижняя челюсть. Только пальцы оставались согнутыми, словно  продолжали держать коробки с шоколадными наборами.
- Отошел, патриот, - массируя брюхо, угрюмо буркнул черт. - Засветить бы тебе между лупалок, чтобы в следующий раз знал куда можно лезть, а куда нельзя. Раньше за бутылку бормотухи сам разгружал левые рефрижераторы с ворованным вином. Тьфу... идиот.
Слюна кометой врезалась в стальную болванку и разлетелась зелеными брызгами в разные стороны. В месте соприкосновения вспыхнула яркая, будто от электросварки, голубая дуга. Веня словно попал на другую планету, вокруг царили пустота и разорение. Месяц ощупывал лучами останки какой-то техники, брезгливо прикасался к шершавой поверхности ползущего по неглубокому оврагу черного месива. Ни дороги, ни деревца, ни жилого строения.
- Где я? - с тревогой в голосе повторил Веня.
- Не узнал! В самом центре перестройки, - обрадовался черт. - Точнее, на свалке, организованной твоим заводом. Железные остовы - брак выпускаемой вами продукции, а месиво раньше было светлой речкой. Все потому, что очистные сооружения до сих пор в зародыше. Хочешь узнать причину?
- Хочу, - прошептал Веня.
- Ваш генеральный директор - наш человек, - хихикнул черт. - В Центральном Комитете у него волосатая лапа. А может, в самом Политбюро.
- Я в "Прожектор перестройки" напишу.
- О-о, прожектор мечется по стране как в войну по небу за вражескими самолетами. А они кругом и все с бомбами.
- Я все равно напишу, - повторил Веня с упорством обреченного. В уголках век появились злые слезы и от того, что письмо утонет в бездонном море из таких же писем, и от того, что "Прожектор" давно перестал светить с экрана телевизора.
- Пи-иши-и, грамотей, хоть в Организацию Объединенных Наций. Вся страна пишет.
Посмотрев на Веню, черт толкнул его животом в плечо, глаза  загорелись ярко-желтым огнем.
- А хочешь я тебе правду расскажу? Вернее, пофилософствую с научной точки зрения. Только ты поспокойнее, а то опять придется вырубить.
- Второй раз не допущу, - голосом, в котором послышалось сочувствие, сказало небо. - Пущщай раб божий ведет себя как хочет.
- Так он дерется.
На небе переставили какие-то предметы с место на место, тяжело вздохнули, и снова на землю опустилось покрывало тишины. Черт повернулся к Вене:
- Система "казарменного социализма", которую внедряли в общество руководители страны, превратила ее в стоячее болото. Трясина уравняла людей, не давая возможности проявить себя индивидуально.
- Это и без тебя знают, ты правду скажи.
- А ты не перебивай, - нахмурился черт, повышая голос. - Народ возомнил себя господином, он разленился, став одновременно неприхотливым. В магазинах шаром покати из-за сотен миллионов нахлебников из стран Азии, Африки, Южной Америки с разными островами с атолами. И пропаганда из каждого утюга о величии советских людей с их сытостью и свободами. Каждый забился в свой угол и приучился сосать лапу в поддержку голодающих, обкраденных капиталистами, ощущая себя хлебосольным хозяином всей земли. Ни протестов, ни других проявлений недовольства бардаком везде и во всем не замечалось.
- Ты рассуждаешь как первоклассник, - Веня нагнул голову и засопел. - Это и был  русский тягучий протест против навязанного строя. Вон, наполеонов  да гитлеров засосали молча, и с концами. Ни крестов на могилках, ни самих могилок.
- Может и так, молчаливое ваше упорное сопротивление, которого боится весь мир, - черт покусал клыком верхнюю губу. - Но пора бы уже вам наваливаться на власти не письмами и жалобами, а разбираться со шкуродралами прямо на местах, - он провел лапой по морде, посмотрел на Веню. Не заметив признаков любопытства, облизал африканские губы. - Хорошо,  буду говорить как на ликбезе. Во-первых, приучать делать перестройку надо с детского садика, со школы. Первокласснику можно дать поручение, чтобы он следил за чистотой на лестничной площадке или возле дома. Второклашку - ухаживать за зелеными насаждениями, за животными в пределах своих квартир, дома, школы. Сколько кошек перевешали маленькие живодеры, сколько собак замучили... Третьеклассника - следить за здоровьем. Да, да. Пусть начнет со своей семьи, с соседей, постоянно напоминает, что курение и пьянство - вред. Можно дать им какие-нибудь удостоверения, чтобы ответственность почувствовали. Старшеклассников надо направить на транспорт, проверять билеты у пассажиров, следить за порядком на улицах, бороться с проституцией, наркоманией. И, в первую очередь, в стенах родной школы, своего дома. Десятиклассники пусть займутся торговлей, организуют оперативные отряды, ведь на глазах обвешивают. Выдать им повязки, например, "школьный контроль", Любой взрослый поддержит. Даже через эти нехитрые способы может появиться теплое отношение между отцами и детьми, может возродиться утерянный контакт, потому что все будут делать одно дело. А вам, работягам, прямо сейчас нужно создавать группы содействия этой перестройке. Во все колокола бить по каждому случаю бесхозяйственности, нарушения закона, а не прятаться за луч "прожектора". - он перевел бурное дыхание, затем сощурил круглые глаза. - Все, что я сказал, истина, которую знают все, но из-за старой болезни - боязливой лени с возвеличиванием себя до небес - умалчивают. А теперь спроси, почему я, враг перестройки, не побоялся сказать правду.
- Почему? - осторожно спросил Веня.
- Потому что на ваших верхних этажах сами только-только проснулись. А вам потребуются десятилетия, чтобы вылезти из берлог, чтобы поверить в новое начало. У меня есть подозрение, что равнодушное отношения ко всему вам пришлось по душе, это политика инфузории, микроба какого-нибудь. Вам навязали первобытнообщинный строй, где все имеют всех, а истинная личность независимо от общества, в котором она живет, развивается индивидуально. На этом стояли и будут стоять незыблемые законы прогресса - толкача к повышению благосостояния и духовного обогащения  народа. Поэтому и так называемых диссидентов, а по правде честных, талантливых личностей оказалось много за границей. А там сидят не дураки, чтобы принимать каждого. Вам нужен как говорит ваш нынешний руководитель - плюрализм мнений, но с жестким контролем принятых новых законов. В цивилизованном обществе на первом месте стоит закон, потом все остальное, а вы сейчас стадо, которое слепо бежит за вожаком.
- Так я по-твоему из стада? - вспыхнул Веня
- Ты хоть сейчас-то дурь не показывай, думай, а обиды заткни в задницу. Поэтому мы тебя и выбрали, чтобы поспорить, ты начинаешь переживать за общественное. А другие? - похлопав Веню лапой по затылку, черт начал накручивать свой хвост. - Погнали, а то за бесполезными разговорами полезное дело сделать не успеем. Вон твой завод, как начищенный медный котел сверкает. Пятилетку в два года решили сделать.
Заржав по лошадиному, он с гиком помчался через пустырь, Веня посмотрел в ту сторону, куда понесся черт. Огромный кусок горизонта был охвачен блескучим дымным заревом, словно там горели тысячи цистерн с нефтепродуктами. Небо над этим местом было закрыто черными, с оранжевыми всполохами, длиннохвостыми смерчами, через них не было видно ни одной звездочки.
- Догоняй и запоминай, что говорит тебе эта чертова душа. - приказал из-за туч старческий голос. - Хоть и вражина, а зерно подкинул. И держись, а то из-за вас и у меня перестройка зашатается.
Некоторое время Веня молча ворочал скулами, затем хлопнул широкими ладонями по ляжкам и помчался за чертом.
Они остановились у подножия высоченной, кое-где обвалившейся каменной стены, по верху бежала цепочка тусклых фонарей. Там, где зияли бреши, лампочек не было, но ближе к проходной они горели с неистовой силой. Под ногами подрагивала земля, все вокруг бурлило, грохотало, выхватывалось из ночи ядерными вспышками.
- Сколько кирпича угрохали, - черт довольно поскреб грудь. - И сколько из него не построили домов.
- И сколько людей из-за этого маются по сырым углам флигелей и подвалов в ожидании собственных квартир, - со злостью в голосе согласился Веня, до этого как-то не обращавший внимания на похожий на Великую китайскую стену забор. - И я знаю, кто воплотил в жизнь вредный замысел, это Парзян, начальник цеха серого чугуна...
- ... в котором ты работаешь как проклятый формовщиком на кольцевом конвейере.
- А чего ты тогда со мной говоришь, если все знаешь? - Веня скосил на спутника глаза.
- Не все, но... пытаюсь уловить смысл ваших дел, они бывают довольно странными, - черт заострил над вытянутой головой уши с кисточками. - Но, я весь внимание.
- Парзяна тогда перевели на полгода заместителем генерального по хозяйству, - Веня недоверчиво сморгнул и решился пояснить. - Он и угробил все накопления предприятия на этот забор.
- Зато какое великолепие. Словно по ту сторону склад с баллистическими ракетами стратегического назначения. А как продуманно горит освещение, там где вахтер поярче, чтобы он мог разглядеть кто свой, а кто чужой, а возле дыр оно ни к чему, нар-род должон жить сыто, - черт явно издевался. - Вот тебе наглядный пример, что перестройку затеяли зря. А это что?
Он ткнул когтем в невысокую хрупкую палатку, стиснутую мощной стеной с обеих сторон. Веня вяло отмахнулся:
- Магазин по продаже отходов производства.
- Да ты что! Раньше на свалку вывозили... - насторожился черт. - И покупают?
- Покупают.
- А рядом дыра.
-Ну.. пока так, ворованное списывать куда-то надо, - Веня явно начал думать. В голову пришла мысль и о продавце магазина, который был сам себе хозяин. - А дырку скоро закроют.
Хмыкнув, черт пристукнул копытом и тут же взвился кверху. От копыта отлетел небольшой кусочек, вспыхнул синим пламенем и испарился, превратившись в струйку дыма.
- Не земля, а чистое железо. Хоть за разработку берись.
Он надолго присосался к ране. Из-за забора накатывался грозный гул, будто там клокотал проснувшийся вулкан. По проложенному над дорогой ярко освещенному мосту мощные "Кировцы" перетаскивали с территории завода в отстойник готовые комбайны. В небо то и дело вгрызались голубые всполохи пламени, в воздухе носились тучи пыли, которые наждачной бумагой обдирали горло и легкие. Веня нетерпеливо подергал правой щекой и уставился в лохматую спину черта. Наконец тот разогнулся, очумело покрутил рогатой башкой:
- Еще за проходную не успел пройти, а уже чуть инвалидом третьем группы не стал. Одолжил бы на время свои "вечные" с дырочками, - он с завистью покосился на Венины штиблеты на толстой каучуковой подошве. - Вы, заводские, привычные, хоть голыми ногами по битому стеклу, а тут три пары копыт на всю вечность выдают. При рождении копылки - пинетки по-вашему, потом кроссовки, фирма "Адидас" к нам своих шпионов засылала. Украли технологию изготовления, а патент за них дядя платит... И вот, последние растоптанные, - он уныло посмотрел на поджатую ногу с ущербным копытом.
- Обойдешься, - огрызнулся Веня, поневоле тоже поджимая ногу с лопнувшей на ботинке подошвой. - Как перестройку помоями обливать, так ты мастер, а как у самих бракованная продукция, так сразу помоги.
- Та-ак. Ему правду рассказывают, чуть ли не по Марксу шпарят, а он.., - обиделся черт. Охнув, оперся на покалеченное копыто и быстро похромал вдоль стены. - Ладно, припомним, у тебя еще будет возможность попрыгать голым задом по горячей сковородке. Перестройщик, бабе твоей ежика ... в бюстгалтер.
Издалека донесся истошный женский крик, прерываемый брезгливым сердитым  фырканьем. Даже мощные уханья, аханья и визжания за стеной не смогли заглушить эти звуки. Через несколько минут фырканья начали угасать, а вопли наоборот, усиливаться.
- Убери ежика, - потребовал Веня. - Моя жена ничего плохого тебе не сделала.
Черт с интересом прислушался к далеким воплям, заросшее длинным волосом ухо радаром поворачивалось за новым их всплеском.
- Кажись, окончательно зажала, - ухмыльнулся он. - Ну и здоровья у твоей супруги. Когда я по своим делам был в Азии, то видел бурдюки с вином...
- Отпусти ежика, скотина, - сжал кулаки Веня. - Иначе я за себя не отвечаю.
- Отпусти скотинку... тьфу, эту, зверушку, - сквозь сиплый кашель грозно потребовало небо. - Тебя куда направили? Животных мучить или инспекцию проводить?
- Инспе-екцию, инспе-екцию, - передразнил черт. - Ты видишь, что он меня совсем за черта не принимает?
- Ты щас договорисси. Оглоушу вот громом с молоньей, - пообещал старческий голос.
Черт остервенело цыкнул сквозь клыки и захромал еще быстрее. Вопли прекратились. Веня смахнул выступивший на лбу пот и тоже прибавил шагу. Подрагивала под ногами усеянная металлическими предметами земля, путь то и дело преграждали кирпичные обломки, отвалившиеся от стены, рассыпались под ногами в прах серые куски раствора, в котором не было цемента. Веня посмотрел на небо в надежде увидеть первые проблески зари, но оно было укрыто плотными дымными тучами. И только по краям, в темной бездне, продолжали кувыркаться крупные звезды. Серо было и на земле, проезжую часть дороги занимали выстроившиеся в два ряда, не уместившиеся в отстойниках комбайны. Всполохи метались по побитым еще на конвейере боковинам молотильных аппаратов, по заклеенным бумагой разбитым стеклам на кабинах. Громадные, с крупными елочными прожекторами, колеса вдавились в большинстве своем в землю крашенными железными дисками. Шоферы, трактористы и прочий ездовой народ, давно скрутили с латунных сосков колпачки, вывернули золотники.
- Это мелочи, - заметив Венину досаду, отмахнулся черт. - Ты вон туда погляди, по-моему, там и рамы не останется.
Трое колхозников в рваных, пестрых от мазутных потеков пиджаках добрались до самых потаенных уголков механизма. По разбросанным вокруг жестяным боковинам громыхали кирзовые, с подвернутыми голенищами, сапоги. Двигатель, гидравлика, электропроводка с генератором, стартером и фарами были аккуратно перенесены в кузов грузовой машины рядом и прикрыты заляпанным комбикормом брезентом. Из карманов торчали фонари поворотов, стоп-сигналов, реле, разноцветные глазки с доски приборов, прочая мелочь.
- Классно работают. И ты заметь, на всех один гаечный - двадцать семь на тридцать два - ключ. По-моему, это профи, - не удержался черт от восхищенного возгласа .
- Дорвались, - согласился Веня. - Подчистую все выгребут.
- Вот тебе тот самый случай, где ты можешь выразить свое гневное возмущение в полную силу, - ухмыльнулся черт. - Это не мелкая спекуляция, которой занимались продавцы и милиционеры, там обществу никакая опасность не грозила, кроме бытовой обдираловки. Здесь явное воровство, мало того, умышленная порча государственного имущества. Вперед и да здравствует социалистическая законность.
Он как обухом огрел Веню лапой по затылку и поддал острым коленом под зад, потом с вызовом посмотрел на небо. Наверху пошуршали тучами, но не сказали ни слова. Веня кубарем подкатился под ноги колхозникам. Минуты три те с удивлением рассматривали его, растянувшегося на дороге, затем один сплюнул прилипший к губам махорочный охнарик и сиплым басом пояснил:
- Из кузнечно-прессового, опять, видно, забухали. Я вчера за три бутылки ноль седьмых портвейна полтора десятка сальников оторвал у ихнего мастера.
- Не-е, из аккумуляторного, - не согласился второй. - Видишь, от кислоты подошва на ботинке лопнула? И дырка на штанах. У них в углу, за ванной с электролизом, самогонный аппарат стоит. Сам видел.
Третий колхозник, здоровенный верзила, громко высморкался и присел на корточки, душа у Вени проскакала в пятки. Но, обследовав бледное, как яичная скорлупа, его лицо, верзила участливо поводил по щекам грязными пальцами и принялся осторожно мять грудную клетку.
- Угарным газом отравился, - зарокотал он. - Видать, из литейного, там что день, что ночь - один хрен.
Внутри у Вени что-то екнуло, он глубоко вздохнул, приподнял голову. Верзила одобрительно крякнул, подхватил его под мышки и поставил на ноги.
- Отошел. Дай ему ключ, пускай на свежем воздухе поработает.
Выплюнувший окурок колхозник свернул новую самокрутку, затем сунул в руки Вени гаечный ключ. Кивнув на полуразобранный комбайн, вежливо, но с твердой настойчивостью в голосе попросил:
- Значит, так, там поворотная цапфа на одном болте держится. Какой-то дурак из ваших гайку решил кувалдой завернуть. Так ты это, лезь под низ, ногами упрись в передний мост, а ключом возьми головку болта, а я попробую отвернуть. Понял?
- Не удержит, - усомнился верзила.
Колхозник зажал гайку в руках, скрипнул зубами и медленно повернул ее:
- Уд-дер-р-ржи-ит, мать бы его та-ак. Р-раббо-отать надо.
Оставляя за собой гладкую поверхность болта, гайка пошла сначала в одну сторону, затем со скрежетом закрутилась в другую. Когда до конца оставалось совсем немного болт не выдержал, массивная цапфа, пробив верхний слой асфальта,  задрала кверху чугунный выступ с отшлифованной втулкой посередине. Веня вылез из-под комбайна, положил ключ на раму и пошел на негнущихся ногах к стоявшему в сторонке черту, с любопытством следившему за происходящим.
- О-о, кто ко мне тащится, - насмешливо покривился тот. - И где твои решительные "не позволю" и "зашибу"? Мне показалось, что ты и сам был не прочь отвернуть и положить в карман какую-нибудь масленку. Или я ошибаюсь?
- Ошибаешься, - потирая посиневшие ладони, сплюнул Веня. - С такими ворами я заодно, любой узел готов вынести с завода. Бесплатно.
- Это что-то новое, - заинтересовался черт. - На милиционеров ты накинулся, а их защищаешь. Может, все дело в сталинских репрессиях, о которых каждая паршивая газетенка начала тявкать?
- Да люди это, люди! А те сволочи, - взорвался Веня. -  Колхозник ворует для того, чтобы хлеб вовремя убрать. А для чего воровали милиционеры, когда они должны делать совершенно обратное?
Веня набычился и подошел к черту вплотную. Тот опасливо подтянул брюхо и вскинул вверх короткопалую лапу:
- Спокойно. Давай разберемся по-хорошему.
- Я бы тебя самого на части разобрал, сам гад и защищаешь всякую падаль, - прошипел Веня. - Значит так, или мы сейчас займемся делом, или я поворачиваю домой.
- Заметано, прогуляемся по твоему цеху и на этом ставим точку. Где тут ближайшая брешь?
Щелкнув хвостом, как кнутом, черт сыпанул с кисточки снопом искр и захромал вдоль стены. Колхозники, выдравшие из асфальта цапфу, надолго застыли с ней в полусогнутом состоянии, три нещадно чадящих огонька на самокрутках неторопливо подбирались к толстым выпяченным губам. Веня переступил с ноги на ногу, разжал кулаки, горько усмехнувшись, побежал догонять черта. Он почти поравнялся с ним, когда сзади раздался громкий мужской вопль, который тут же перекрыли отборные матюги. Веня вздрогнул.
- Уронили все-таки, - пробормотал черт, занятый своими мыслями. - Но махорка прижгла им губы после.
Цепочка лампочек на стене начала тускнеть, за очередным кирпичным выступом зияла чернотой довольно широкая дыра. Поплевав на руки, черт несколько раз прошептал неразборчивое заклинание и сунул голову в щель, там же исчезли исходившие сухой синевой копыта. Какое-то время не было слышно ни звука, но вскоре из-за стены донеслось дребезжание пустых консервных банок и проволочное скрежетание. Послышался осипший голос самого черта:
- Ну, концлагерь, а? Особый режим, чтоб им до утра несколько раз уписаться. Чтобы прямо на простыни навалить.
- А собак не видно? - заволновался Веня.
На минуту воцарилась тишина, и тут же банки и проволока задребезжали с утроенной силой, словно хитрое сооружение нечаянно подцепил проезжавший мимо мощный тягач. У Вени заледенела кровь от высокого с подвываниями голоса, в котором проскользнул нечеловеческий ужас, он ласточкой впорхнул в оскалившуюся неровными краями щель. То, что увидел, заставило отшатнуться, с громадного тела черта во все стороны сыпались разноцветные искры, лупастые глаза сгорали в ярко-желтом пламени, изо рта, ноздрей и ушей вырывались тугие струи белого дыма. Клыки вгрызались в мотки колючей проволоки и перекусывали их с тяжким стальным стуком. А вокруг визжала, скреблась, царапалась, бесновалась темнота. Где-то громко завыла сирена, возле проходной зашлась в яростном лае собака, ее поддержала другая. Послышался уверенный, не оставляющий сомнений окрик:
- Стой! Стрелять буду.
Чья-то тень сбросила со спины большой черный мешок и мощными прыжками помчалась к ближайшему цеху. Веня поводил шершавым языком по иссохшему небу, прислонился спиной к стене. В это время над головой разорвались тучи, в землю вошли две ослепительно голубые молнии. И все снова утонуло во мраке.
Покрутив наполненной звоном головой, Веня оторвался от стены и стряхнул осевшую на рубашку кирпичную пыль. Резко запахло озоном, во тьме плавали тысячи красных точек, он различил неуклюжую фигуру черта. Оседлав перевернутый ящик, тот обирал с себя остатки стальной паутины, рога все еще пылали нездоровой краснотой. Пройдя по пробитому молнией широкому проходу, Веня присел на корточки возле ящика.
- Может, хватит на сегодня? - неуверенно спросил он.
- А кто за меня отчет будет готовить? Каждый день сюда, что ли, бегать? Итак четверть жизни тут оставил. Соба-аки, собаки... - передразнил он.
В это время где-то близко зарычала крупная овчарка, два горящих глаза уперлись прямо в то место, где они сидели. И тут же тишину потревожил оглушительный выстрел сразу из двух стволов. И Веню, и черта будто ветром сдуло, они опомнились под высоченной, возведенной из бетонных плит стеной сборочного цеха комбайнов.
- Ну, нар-р-род, а? Ну, как до жир-р-рафов, - черт захлебнулся от ярости слюной. - Ты мне скажи, о чем полчаса думала эта стоеросовая д-дубина, и почему именно через эти полчаса она приняла решение выстрелить?
- Она оценивала обстановку, - переводя дыхание, ответил Веня. - Оценила и шарахнула.
- Она видела нас? - быком взревел черт.
- Нет.
- Тогда почему шар-рахнула?
- На всякий случай.
Черт долго жевал собственный язык, затем потер лапой уже седые виски и слабым голосом сказал:
- Когда я был за рубежом, то жители западных стран реагировали на каждое мое движение или слово моментально. И никто не опускал на ногу своему партнеру чугунную цапфу, охнарики никому не прижигали губы, потому что их выплевывали вовремя. И сторожа не хрустели огурцом и не икали от испуга до утра, а сразу начинали осенять себя крестом, чтобы я пропал. И я твердо был уверен в том, что вернусь к себе в ад живым.
- И оставался бы на Западе, - обиделся Веня. - Никто тебя сюда не тащил, сами разобрались бы.
Переступив с копыта на копыто, черт крупно икнул, потом оглянулся на то место, откуда они только что прискакали и откуда доносился нарастающий гул сразу нескольких мужских голосов вперемежку с собачьим рычанием. Махнув лапой, он поплелся вдоль стены к ярко освещенному входу в цех.
- Скажи еще спасибо, что живой, - услышал Веня его тихое бормотание. - Музыка Высоцкого, слова Владимира Высоцкого.
Из ворот цеха навстречу им уже выкатывался новенький, алый как флаг над Домом Советов, зерноуборочный комбайн. Сидевший за рулем испытатель выдул из выхлопной трубы густой рой искр и выключил двигатель. Затем подцепил машину к подъехавшему "Кировцу" и, позевывая, скрылся за высокими массивными створками.
- Конец всему урожаю, - мрачно констатировал черт.
- Почему? - насторожился Веня.
- Двигатель не отрегулирован. Видал, какой павлиний хвост развернулся из трубы?
- Искрогасители натянут.
- Движок регулировать надо, а не гасителями спасаться. А уж потом, на всякий случай, эти самые гасители. Да и есть ли они на складах?
- Вчера не было.
- Тогда можно не беспокоиться.
- За что?
- За то, что урожай весь погорит. Как огурцы и помидоры.
- Рано обрадовался, - ухмыльнулся Веня. - Пока комбайн будет стоять в отстойнике, подоспеют и гасители, так что...
- А кто их развозить будет? Поважнее детали не к каждому механизму подвозят. Мало того, сами колхозники от них отказываются, потому что мощность двигателя теряется. Так что вот этот комбайн - второй Чернобыль, только пострашнее. Во-первых, в любой точке страны может объявиться, во-вторых, трагедии будут происходить ежегодно, и даже по нескольку раз в год. В-третьих, подчистую разорят колхозы и совхозы своей ценой. Я уже не хочу говорить о таких мелочах, как миллионы тонн впустую переведенной солярки, преждевременный выход из строя двигателя и частые простои в самый разгар страды. Вывод: диверсанты приносят вреда куда меньше. Вопрос: зачем нужна перестройка, если за ворота продолжают выкатываться вот такие комбайны? Впрочем, негодными они стали еще при зачатии - на белом поле ватмана. А может и раньше... - черт покосился на поникшего Веню, понял ли тот смысл недоговоренной фразы? Но голова последнего была занята другими проблемами, хотя он обратил внимание на невольно выскочивший намек. Оглянувшись на жизнерадостный снаружи комбайн, Веня вздернул упрямый подбородок:
- Перестройка только началась.
- И, увязнув в зыбучем болоте бюрократии, может "только" закончиться, поддавшись призывам новоявленных Сусаниных, которых объявилось больше, чем бездомных собак и кошек, - он указал на спящего прямо на куче приводных ремней за порогом цеха слесаря-сборщика и по лошадиному заржал. - Вот тебе типичный пример, из которого следует, что сосание лапы слаще, чем повышение собственного благополучия с помощью этих лап. Медведь в берлоге, из которого любой "Сусанин" может навить сколько угодно веревок. И каких угодно, чтобы когда надо его же на них и повесить.
- Перестройка только началась, - грохнул Веня кулаком по молотильному аппарату. Они уже вошли в цех. Окинув яростны взглядом застывший конвейер с вереницей неукомплектованных машин он глухо замычал. Но объяснять черту, что виноваты поставщики не имело смысла, того интересовали только факты. Эта нерусская форма общения, когда приходилось отвечать только за себя, вызывала растерянность. И Веня повторил как школьник на трудном уроке. - Перестройка только началась.
- И продолжается под громкий стук доминошных костяшек и под потрясающий храп этого молодца, - довольно крякнул черт. - Я не спорю, что сейчас в соседних цехах пашут в поте лица, варят чугун, штампуют боковины, вытачивают болты. То есть, продолжают заваливать негодной продукцией цеховые дворы и получают одинаково с теми, кто всю смену спит.
- Врешь, скотина, - затрясся Веня от злобы. - Многие бригады и цеха перешли на хозрасчет, на самофинансирование. Каждую копейку считают...
- Спокойно, диалог должон происходить на пониженных тонах, - гулко разнесся по цеху старческий голос. - Если по научному, то на малых оборотах, тогда можно докопаться до шмышла. А так, ори, не ори, ждоровья... тьфу, этого, как его, порядка не прибавится. - В пропитанном запахами машинных масел, выхлопных газов и красок воздухе прошелестел усталый вздох. - Заканчивали бы, что ли? Вон, в соседней деревне петух с насеста от крика свалился. Охламоны, только время даром тратите.
- Я хотел бы довести дело до конца, - запротестовал черт. - Я не собираюсь возвращаться снова в этот ад.
- А я не собираюсь отвечать на твои вопросы, - цыкнул Веня слюной сквозь зубы. - Ты ищешь плохое, а мимо хорошего пробегаешь.
- А на чем хорошем ты хочешь заострить мое внимание? - поджимая под себя обломанное копыто, недоуменно пожал плечами черт.
- На том, что международная обстановка улучшилась.
- Правильно, хотя вопрос спорный. Но мы обсуждаем проблемы внутренние.
- В газетах стали писать про все, по телевизору показывать, как министров судят. Как проститутки возле ресторанов крутятся, даже голых баб... - заторопился Веня и покраснел.
- Не совсем так, но доля правды есть. Но я против того, чтобы показывали голых женщин и рассказывали о сексе. Надо иметь в виду, что запретный плод сладок, а какой интерес заниматься половыми играми, когда все знаешь.
- А мне нравится. И голые бабы, и гласность, - Веня злорадно трепыхнул ноздрями. - И вообще я за то, чтобы проститутки как до революции работали официально, а не под заборами. И болезни уменьшатся, и разводы, и пьянки, и спекуляция, и аборты у несовершеннолетних. И доход от этих проституток в карман государства пойдет...
- Что ты можешь сказать еще в защиту перестройки? - нетерпеливо пристукнул черт копытом.
- Народ стал добрее...
- Может, злее? Во-вторых, в магазинах по прежнему шаром покати.
- Дышать стало легче, потому что многие номенклатурные конторы под сокращение попали. Населению услуг предлагается больше...
- Новые конторы открыли, зарплата на прежнем уровне, за услуги три шкуры дерут...
- Солнце свободы всходит...
- А может, заходит? И для социализма, и для коммунизма. Хочешь, я все твои восторги одним примером разрушу?
- Не разрушишь, - широко раскрыл глаза Веня. - И говорю, что хочу, и колбаса на прилавках каждый день.
- Тьфу, елки-моталки, сказать больше нечего, что к колбасе прикопался? - не выдержал черт упорного сопротивления. - А шоколадные конфеты где, мыло с порошком стиральным, а сами стиральные машины, холодильники, лезвия для бритья, телевизоры?.. Я тебе этот список полгода читать буду.
- Ну и читай на здоровье. А мне хорошо и все.
Черт долго разглядывал одухотворенную Венину физиономию, концы рогов неторопливо наливались бордовым соком. Скоро с них непрерывными ручейками побежали искры.
- Я ставлю точку, на лицо комплекс неполноценности, сначала пернуть, а потом обернуться, - он опустился на приводные ремни рядом со слесарем. -  Ни ума, ни фантазии, одно "за" при недоверчивой ухмылке, а повернись все не так - одно "против" при той же ухмылке и с той же безрассудностью. Вся нация порченная.
- Я вот фотокарточку твою попорчу, тогда будешь знать что сказать, а о чем надо промолчать, - щеки у Вени полыхнули жаром. - Вся на-ация порченная, коз-зел с обломанным копытом.
- Больше вы ни на что не способны, - бесстрастно констатировал черт. - А уж о том, чтобы подумать, и речи быть не может.
- Ты что хочешь сказать, что у меня мозгов нету? - ошалел Веня. - Что я амеба какая-то, как ты перед этим обзывался.
- А кто ты? Уже я, вражеская сила, ратую за перестройку, потому что вижу, что ты тупой, как вот этот бампер. Ты не можешь думать, тебя за годы Советской власти превратили в болванчика, который тянется за лозунгами, как поросенок за корытом с месивом.
Венины глаза должны были проткнуть черта насквозь, но тот продолжал сидеть на куче приводных ремней и разглядывать его желтыми фонарями. И вдруг он понял, что инспекция закончилась, они успели пробежаться лишь по верхам, не добравшись до сути перемен, она покоилась на дне глубокого  озера, название которому было - Равнодушие. На поверхности лишь зарябили волны общественного мнения, а чтобы всколыхнуть толщу, нужны были невероятные усилия.
- Перестройка только началась, - хрипло сказал он. - Я не допущу, чтобы она закончилась на мне.
- Дури у вас хватает, поэтому мир и повернулся в вашу сторону, что не раз бывал свидетелем русских катаклизмов,- согласился черт. - Я добавлю штрих к неоконченной пьесе для покалеченного моего копыта, и мы прыснем ты к себе - я к себе.
- Почему ты не хочешь довести дело до конца?
- Потому что в твоем лице я увидел исторический тип фанатиков, они сомневаются в том, что делают и продолжают это делать. Знают, что могут погибнуть, и идут на смерть. Как скорпионы, которые жалят самих себя.
- Скорпионов уважают, потому что они живут по правде. Это они в фильмах завоевывают мир.
- Это так. Но миру нужна и ложь, ты не можешь сказать горбатой девушке, что она горбатая.
- Об этом она знает сама.
- Но это все равно правда, ее лишь неудобно произносить. А это тянет на ложь, потому что скрытая правда может подразумеваться как ложь, будь она трижды правдой.
- Но мир состоит из противоречий, вы же уживаетесь с Богом. 
- Одно другому не мешает, но вы тянетесь только к правде, и это опасно. Мир может перевернуться.
- А у вас одна ложь, которую вы применяете везде. Ты это не считаешь за перекос?
- Я уже говорил, что наш перекос уравновешен равными возможностями, а перекос у вас не подкреплен ничем. Поэтому я здесь, чтобы вы не натворили глупостей, но без вмешательства в ваши разборки.
- Чем тогда ты можешь нам помочь?
- Мелкими как сейчас советами, и это все. В случае перекоса в ту или другую стороны вместе с вами исчезнем и мы.
- Наши разборки могут затянуться.
- Могут, поэтому мы будем держать их на контроле.
- Значит, ты можешь вернуться еще раз?
- Здоровье не то. А мешать перестройке и без меня сил хватает.
- Господь тоже уйдет в сторону?
На небе пошуршали громоздкими тучами:
- Я буду исполнять свои обязанности так, как исполнял их раньше - с усердием, - прошамкал старческий голос. - Но наказывать буду. Начали попирать семейные устои - вот вам грибок, не прислушались - получайте сифилис. Снова не подействовало - боритесь со СПИДом. Раньше стадом жили, как животные, но такого не позволяли.
- Так и повыбьешь всех, как мамонтов, - загорячился Веня. - Единственную радость отнимаешь...
- А что с Природой делаете? - гневно перебил голос. - Я энцефалитных клещей в леса напустил, свалил дерево - отвечай параличом, в речках конский волос развел, чтобы кровью истекали. Вы касками да брезентом укрылись и рубите, сливаете, режете, колете направо и налево.., - на небе долго не могли унять бурного дыхания, но закончили назидательным тоном. - Человек должон быть хозяином того, что ему дано от рождения, и что он произведет сам, иначе наброситесь друг на друга. Сейчас для апокалипсиса наступило самое благодатное время.
- Может придти конец света? - ахнул Веня.
- Как себя будете вести... Заканчивайте дела, а то, смотрю, Фекла по мужниным подштанникам шарить начала. От... бесстыдница, хоть ссы в глаза, все божья роса.
За столиками возобновилась игра в домино, которая прекратилась при начале диалога. Черт поднялся с кучи ремней и, прихрамывая, отошел в сторону от храпевшего слесаря-сборщика. Чернявый парень протащил к выходу из цеха белокурую дуреху с задранным выше колен платьем.
- И здесь ночные охотницы шастают, - оживился черт. Прилипший к ногам дурехи взгляд стал томным, на брюхе закучерявилась шерсть. - Но и затасканная же...
- Ирка, с пятнадцати лет по углам трут, слесарихой на компрессорах работает, - покривился Веня. - Ладно, дописывай штришок и разбегаемся.
Как-то странно присев на корточки, черт покусывал за конец протянутый между ног облезлый хвост. Веня скосил на него глаза, прислушался, издалека долетел томный стон. Через время донеслись жадные похлипывания. что-то знакомое почудилось ему в этих сладострастных звуках.
- Ну не умеет без пакостей, - раздраженно заворчало небо. - Потерпеть не мог, охламон?
Взмокший от напряжения черт с размаху грохнулся на покрытый чугунными плитами пол, и вскочил, поводя по сторонам мутновато-желтыми кругами. На фиолетовых губах появились пузырьки слюны, он стер их лапой, погладил ею же по бурно вздымавшейся груди. В пространстве растаяли томные кряхтенья, черт отставил копыто и задрал подбородок:
- Бросай ветку, лови кайф! - он толкнул Веню в плечо. - А теперь гляди сюда, это мой последний штришок.
Веня расслабил мускулы и растерянно оглянулся вокруг:
- А кто это?
- Не понял, - грозно переспросил черт.
- Ну кого... епа-епа?
- Забудь и точка.
- Ага, забудь, - поджал губы Веня. - Я тут, а она там одна...
- Ты сам сказал - черт с ней, - съехидничал черт. Подняв лапы вверх, развел их в  стороны, сотворив круг. - Ничего не было.
- А я все равно помню, - проворчал Веня, и забыл все. А когда открыл глаза снова увидел храпящего слесаря и сборочный конвейер, на котором не было ни души. Он тупо уставился в мерцающее синевой ущербное копыто.
- Допрыгался на старости лет, - пожаловался черт, пихнул под зад слесаря. - Сейчас ты увидишь, что снится оболтусу, и сделаешь вывод, нужна вам перестройка или нет.
Пролеты цеха вместе с бетонными стояками, комбайнами, испытательными стендами и  брехливым во всю стену табло стали опускаться словно под воду. Из глубины наплывал другой цех, это был электроремонтный корпус, в который Веня бегал за проводкой для приборных щитков и за лампочками для дома. Бригада электриков лежала вповалку на сбитых из досок щитах, кругом валялись бутылки из-под "Вермута розового". За силовым щитом не было бобины электропроводки, не было и нескольких счетчиков. Веня знал, что на них искали клиентов. Среди электриков, копировавших запорожских казаков, бродил слесарь, который храпел на куче ремней.
- Как ты думаешь, почему слесарь-сборщик с главного сборочного конвейера спит и видит электроремонтный корпус? - спросил черт. - Профессия престижная, зарплата - голодным не будет и за квартиру заплатит.
- Не знаю, - растерялся Веня. - А откуда видно, что он хочет работать здесь?
- Разуй глаза, жертва аборта, - рявкнул черт. - Зачем он приперся сюда?
- Может быть, надо для работы, например, или для дома, - пропустил Веня оскорбление.
- А вот этого не хочешь? - показал черт кукиш. - Для дома он столько натаскал, что девятиэтажку в состоянии гирляндами опутать. Слесарь мечтает об этой бригаде потому, что за смену здесь никто пальцем о палец не стукает. Разве что заменить  лампочку, заполнить наряды взятым с потолка объемом работ, да выписать со склада побольше материальных ценностей для продажи. А получают по двести восемьдесят - триста пятьдесят рублей в месяц. Поэтому они отказались от бригадного подряда и перехода на хозрасчет. На конвейере же иной раз так накрутишься, что штаны в раздевалке снимать помогают. - Он дал Вене легкий подзатыльник. - Разве тебе не помогали электрики, комсомольско-партийные работники и другие нахлебники, когда ты, будучи старшим формовочного агрегата, замостырил Всесоюзный рекорд? Допустит ли командно-административный аппарат, чтобы перестроечные силы взяли верх? Куда им идти, обладающим единственным достоинством - волевым голосом? Думай, какую махину решил стронуть с места, не лучше ли самому поискать такую бригаду?
Веня оглянулся на прищурившегося черта и снова уперся жестким взглядом в слесаря - сборщика. Что-то смущало в поведении последнего, тот заглядывал под столы, обшаривал стеллажи, возился с коробками. И таким целеустремленным было выражение его лица, что, казалось, он искал такое, от чего зависела его судьба.
- Видишь, с каким усердием каждый угол обнюхивает? Для того, чтобы знать, где что лежит, - назидательным тоном сказал черт. - Достал и продал, а ты хочешь отнять у него сладкую лапу. Если разбудишь, он врежет по уху и снова завалится спать, в его представлении свобода такой и должна быть. За рубежом со звоном надрывающий пупки загнивающий капитализм, здесь радостно животрепещущий, правда, во сне, социализм. Три поколения людей воспитаны на этих лозунгах, сознание протравлено ими как поле пестицидами.
Веня схватил со стола кружку с водой и плеснул в лицо слесарю. Тот похлопал глазами, покрутил головой в разные стороны, затем вытерся рукавом и заставил вернуть себя в сон.
- Ну, архимеды, точку опоры нашли.., - заржал черт. - Бо-оже, царя храни-и, си-ильный, держа-авный, славься на сла-аву... Не так: ве-есь мир насилья мы разру-ушим до основа-анья, а зате-ем, кто был никем, тот станет все-ем...
В этот момент слесарь отыскал связанную из березовых прутьев метлу на длинной  палке, взявшись за конец, с силой ахнул по щиту, лицо перекосилось от бесовской радости. Сделав по проходу несколько уверенных шагов, остановился напротив пускавшего слюну бригадира электриков. Губы стали похожи на шнурованный рубец на футбольном мяче.
- Все, я выключаю, - забегал вдоль конвейера черт. - Этот слесарь одурел от спячки.
- Не-ет, досмотрим до конца, - Веню начало трясти от предчувствия события, от которого, возможно, зависели результаты инспекции. - Пусть будет как будет, это твоя инициатива.
- Ты должон дописать штришок, - поддержало и небо. - Иначе картина останется незаконченной.
- Но на мировом рынке такие произведения искусства ценятся дороже, - черт с отчаянием воздел лапы. - Штришок предложил я, значит, это дело мое.
- Не твое, милок, - в глуховатом от старости голосе появились стальные ноты. К Вене начала возвращаться твердость духа. - Мы должны сдерживать слово, иначе люди станут брать с нас дурной пример. Они и без того до ручки дошли.
Черт выдернул на груди клок волос и принялся его теребить, экран с картиной сновидений слесаря затопила мелкая рябь. Послышалось натужное гудение, словно мощные глушители забивали вражеские голоса.
- Прекрати создавать помехи! - прикрикнули с неба. - На звездный дождь рассчитываешь? Враз башку против резьбы отверну.
Черт покусал когти клыками, с приседаниями подскочил к Вене, тот вглядывался в экран, который снова стал ясным. Слесарь превратился в гранитную статую, наверное, помехи выбили его из колеи, и к какому знаменателю он подводил судьбу, было непонятно. Веня испугался, что они пересилят его помыслы.
- А кем работает твоя жена? - спросил у него черт елейным голосом.
- А кто ее, целыми днями на уме макияжи да магазины, - машинально ответил тот. -  Числится плановиком в соседнем прессовом, хотя я не видел, чтобы она что-то  планировала. Но сто пятьдесят в месяц приносит.
- О-о, для женщины это приличная зарплата. Вот пример, что перестройка твоей семье тоже не нужна, - воспрянул духом черт. - Да и ты патриот на словах, рядом антиперестроечный элемент, а ты рад, что в дом приносят сто пятьдесят в месяц.
- А кто сказал, что я доволен? Из-за этого и живем как кошка с собакой, - огрызнулся Веня. - Если хочешь знать мое мнение, я платил бы женщинам по сто пятьдесят рублей за то, что они рожают детей поднимают их на ноги. А пошла на завод - надо работать.
- А твоя и пахать не пашет, и детей не рожает. Ты сам по нескольку лет в одних  брюках ходишь.
- Я заставлю пахать и рожать.., - Веня скрипнул зубами. - А заартачится - коленом под бандероль и кранты.
Под потолком гулко ахнуло:
- Ты чего людей стравливаешь, нечистая сила? Они про семейный уют позабывали, кругом одиночки. Заканчивайте ету инспекцию.
Слесарь-сборщик шевельнулся на экране, плечи расправились, руки подняли метлу за черенок, Веня понял, что слесарь выбрал решение. Черт закружился на месте, хвост задрался вверх, конец закачался над рогами как голова хищной кобры. Снизу экрана  поднимались новые волны помех. Но в этот момент слесарь с размаха опустил боевое оружие на бригадира электриков, тот вскочил с топчана. А сборщик двинулся дальше, раздавая хлесткие удары направо и налево. Экран покрывался кривыми линиями, треугольниками, кругами, полосами, он начал трещать по швам, как полуистлевшая картина средневекового художника.
- Сто-о-ой!!! Он за перестройку!!! - зарычал Веня, хватая черта за шерсть. - Он за перестройку...
На энергетическом участке началось столпотворение, электрики вскакивали с лежбищ и пытались разбежаться... оставаясь на месте с перекошенными лицами. По участку заметался вопль:
- Мы за пе-е...е...ой...ку-у...
Экран замазался плотным слоем помех. Веня хрипел, пучками выдергивая щетину из спины черта:
- Я все понял...
- Слесарь дрыхнет, как медведь, - подвывал тот, стараясь оторвать Венины пальцы. - Он сто лет еще будет храпеть.
- Отпусти нечистую силу, - приказал Вене голос, защищавший его. - Черт ни за что не отвечает.
- А как же перестройка? - оцепенел Веня. - Ты, Господи, от нас отворачиваешься?
- Я не отворачиваюсь, но перестройка - ваше дело, - раздраженно ответили ему. - Хотя, грехи с некоторых поснимаю, на души просветление напущу. А теперь время уже вышло, отцепись от нечистого.
- Не отпущу, - взревел быком Веня. - Я хочу увидеть, как эти гниды строем пойдут в литейный цех формовать детали...
- А почему в лите-ейный? - завопил черт.
- Потому что он самый тяже-елый.
- Жену свою туда гони-и.
Черт попытался освободиться от Вени, это почти удалось. Веня вцепился в лохматый бок зубами.
- А-а-а-а..., - не своим голосом завопил черт. И все пропало...
...В комнате было тихо и темно. Веня выплюнул изо рта какую-то капроновую тряпку и скосил глаза на светящийся циферблат будильника. Было ровно три часа ночи. В противоположном от кровати углу быстро исчезало что-то огромное, неясное, оно превратилось в мышонка, юркнуло под плинтус. В этот момент тяжелая ладонь крепко задела Веню по правой скуле, грубый спросонья голос жены гаркнул в самое ухо:
- Ты умом двинулся? Зубы кривые щас повыбиваю, тогда будешь знать, как среди ночи кусаться, хилый хрен. До крови прокусил...
- Работать надо, - огрызнулся Веня. - На кровати умещаться не стала.
- Ах ты... тля заморская, опять за свое? Мало вчера по мордасам досталось? Щас  добавлю.
- Не добавишь, кишка тонка, - взвился было Веня, и уткнулся лицом в подушку.
От жены исходил тонкий запах одеколона "Флер-а-Флер"...
 
1986 г.