Охотники

Мария Дульская
 Подошла к перилам. Остановилась. Сердце, как сильно бьется сердце.… Никогда раньше такого не было. Снова придвинулась, хотела шагнуть, но... как же здесь высоко! Как свободно. Вот оно – мое главное мгновение. Я сама должна все решить. Или я уже все решила? Я же пришла сюда, я хотела умереть. Высоко, так, что даже не различить, есть ли что-то внизу. Высоко… я боюсь высоты. Но сейчас я стою и смотрю вниз, я перебарываю свой страх. Ведь я не должна бояться. Он научил меня ничего не бояться. Он хотел меня этому научить. Человек испытывает страх, он не может быть бесстрашным! Или он сумасшедший. Но все мы немного сумасшедшие. Это замкнутый круг… Он умел вводить меня в заблуждение, путать, вести по ложному следу, бросать, а потом находить, возвращать, утешать…
 Дождь… Сильный, порывами, равнодушно шепчут капли по крыше. Я тоже училась быть равнодушной. Поэтому я не плачу. Поэтому мне все равно. Ведь я все решила. Мое бедное сердце, зачем оно еще стучит? Я помню, он говорил, какое бесполезное занятие – идти на поводу у чувств. Слушать, что подсказывает сердце – что может быть глупее? Тогда зачем нам сердце? – Его просто не должно быть. И у меня не должно быть ничего. Абсолютно. Но я всегда нарушала его правила. Говорила, что мне не страшно – и боялась; уверяла, что смогу – и не выполняла; смотрела равнодушно – и сочувствовала. Говорила, что сердце мое спокойно – а оно билось все сильней. Уверяла, что не имею ничего – а у меня был он. Он означал все.
Должно быть, уже совсем холодно, но я не чувствую. Меня это не тревожит, хотя я стою на ветру в плаще на голое тело. Октябрь. Злой, мрачный и мокрый октябрь. Мы с ним познакомились в октябре. И сейчас снова октябрь. Я не люблю осень. Я любила весну, первые цветы, солнечные улицы… Он учил меня не любить. И я покорно училась, потому что любила его. Или только думала, что любила? Снова замкнутый круг… Он научил меня запутывать, вести по ложному следу, бросать, а потом находить, возвращать, утешать.… Но теперь возврата не будет. Нельзя отказываться от своих слов – если я так решила, я не имею права свернуть с дороги, какой бы скользкой она ни была. Он научил меня принимать решения. Он принимал их за меня.
 Ветер больно бьет по лицу. Больно… Он учил меня не чувствовать боли – и я забывала ее. Он – у него тысячи имен, и ни одно не истинно. Я хорошо его помню, но должна забыть. Я бездарная ученица, я всегда нарушала его указы. И в первую очередь я знала, что когда-то жила иначе. Вне его королевства. Но это не имеет значения. Он хотел, чтобы я забыла прошлое – и я хотела забыть. Я сказала ему, что забыла. И он мне не поверил. Он никогда мне не верил. И учил меня никому не верить. Я соглашалась. И верила ему.
 Голос, знакомый голос.… Нет, не тот. Он говорил, что нельзя никого слушать. И я не слушаю. Снова голос, ближе.… Один решающий шаг – и все кончено. Почему я размышляю? Ведь он учил меня не размышлять. Сильные люди – храбрые люди, храбрые значит решительные, а решительные не сомневаются. «Вы в опасности. Мы хотим вас спасти. Вы слышите? Я не причиню вам зла, я хочу помочь». Никогда и никто никому не может помочь. Каждый человек должен рассчитывать только на свои силы. Не должен просить о помощи. Он учил меня этому. И я не отступлюсь, я и так слишком часто нарушала его правила. «Зачем вам это? Подумайте, вы еще так молоды, у вас впереди целая жизнь». Ближе. Не стоит близко подпускать незнакомцев. И ни в коем случае нельзя с ними разговаривать. «Почему вы не отвечаете? Вам плохо? Скажите хоть слово, прошу вас». Еще одно правило – не просить. Никогда, ни о чем, никого. Никогда. «Почему вы решились на это? Зачем? Жизнь бесценна, и так коротка. Разве есть на свете вещи, которые стоят дороже самой жизни? У вас есть родные? Представьте, что будет, когда они узнают? Вы не должны бросать их. Они любят вас, уверяю. Дайте мне руку». Слезы, я чувствую, как текут слезы. Но я не должна плакать. Какое ярчайшее проявление слабости – эти человеческие слезы! А слабость есть жалось к себе. Совершенно эгоистическое чувство. Нельзя позволять себе слабости. Нельзя никого жалеть. Жалость делает нас уязвимыми, а значит – бессильными что-либо сделать. Если ты не можешь распоряжаться своей жизнью, то разве ты можешь что-то изменить в целом мире? Если ты ничего не можешь изменить, ты бесполезен.
 «Поверьте, вам никто не причинит вреда. Не смотрите вниз. Протяните мне руку. Вы ведь верите мне? Вы должны мне верить. Не бойтесь». Я не боюсь, он учил бороться со своими страхами. Но я все еще боюсь высоты. «Не плачьте, прошу вас. Здесь так холодно, идет дождь, здесь сильный ветер. Доверьтесь мне, я обещаю, что помогу вам. Ну же, смелее…» Холодно… возможно. Дождь, ветер… Октябрь. Мы с ним познакомились в октябре. Я доверяла ему во всем, хотя он всегда осуждал меня за это. Слезы.… Ну почему же я плачу, ведь я готова сделать шаг. Побороть свой страх. Не отступать от правил, следовать его законам. Доказать свою смелость и веру. Но вера делает нас жалкими. Мы вынуждены следовать ее канонам. Нас призывают умереть за нее. Я готова. «Нет! Нет, не стоит рисковать. Не нужно пробовать. Поэтому лучше не смотрите вниз, не делайте резких движений. Я помогу вам. Послушайте, гораздо труднее продолжать жизнь, несмотря ни на что. Справиться с трудностями. Преодолеть желание умереть. Но вы сможете, я знаю. Вам ничего не стоит сделать этот шаг, но тогда вы никогда не узнаете, что может у вас быть. Какое счастье вы могли бы испытать. Вы должны жить ради себя, ради этих мгновений счастья, ради близких, тех, кто любит». Должна. Почему не его голос говорит мне, что делать? Почему я верю? И внезапно вспоминаю прошлое? Но теперь и он – прошлое. «Попробуйте все с начала. Ну же.… Протяните мне руку…»

 Темной дождливой октябрьской ночью несколько человек, несмотря на непогоду, все же наблюдали за действом на крыше многоэтажного дома. Восклицали, что какая-то сумасшедшая опять собирается прыгать. Что молодежь совершенно не ценит жизнь – восьмое самоубийство за месяц. Хотя внутренне каждый из них готов был делать ставки, ведь игра со смертью всегда может стать развлечением. И им уже совсем не было жаль той девушки, что стояла наверху, и они уже втайне желали ее самоубийства, потому как успели замерзнуть и промокнуть, но уходить, не узнав финала, никто не хотел. И только один человек в темном плаще, с накинутым на голову капюшоном, стоял в стороне, прислонившись к стене дома, и никто из зрителей не замечал его. Когда же светлый силуэт наверху вдруг резко повернулся, бросаясь к подоспевшим спасателям, незнакомец в плаще быстро зашагал прочь по темным улицам. Сегодня Азазель возвращался без добычи.