1 день ГКЧП
...Утром 19 августа 1991 года я как обычно сел на электричку с Казанского вокзала и поехал на работу. Утром переполненные электрички идут в Москву, а вечером – наоборот, из Москвы. Живущие в Москве пользуются преимуществом противофазного движения с общей массой трудящегося народа.
В это утро еще более тихо и спокойно вели себя граждане. Как-то даже пришибленно. Прихожу на работу, к обеду.
- Новость - встречает меня моя начальница Лилия Борисовна - слышал? - власть взяли ГКЧП - или как там его, короче, переворот.
У нас корпус старый, сталинско-бериевской постройки, толщина стен 1.5 метра, высота потолков больше 5. Так что пришел к себе в отдел, и тихо, хорошо. А тут как-то и в коридоре стало тихо. Все забились по своим углам, новость обсуждают: Горбачев ушел со всех постов. То ли по болезни, то ли что, но ясно, что «его ушли».
По радио передают одно и то же заявление КГЧП, вроде того, что страна находится на грани развала и для порядка надо ввести чрезвычайное положение.
Одно и то же, хоть бы что-нибудь для разнообразия. Какие то старые фильмы, чуть ли не "17 мгновений весны", это днем-то, и каждые полчаса – Заявление ГКЧП, мол, все в порядке, граждане, мы с вами, не дадим вас в обиду.
Работа в лабораториях шла ни валко, ни шатко. Главный вопрос: а почему Горбачев не выступил, не иначе как его пришили. Кто-то звонил в Москву, с испугу показалось, что Москва отрублена, потому что не отвечает. Кто-то сообщил, что танки на улицах, баррикады, чуть ли не бои идут, и кто с кем, неясно.
Решил после работы ехать в центр Москвы, разобраться на месте. Доехал до Ждановской, а далее на метро до проспекта Маркса. Народа жидко, но проходу не препятствуют. Милиция стоит, как на параде, смотрят, сами не знают, как поступать. Выхожу на площади "50-летия Октября", где сейчас Охотный ряд: действительно, стоит рядок танков, штук эдак 4, и машины военные. Люки танков открыты, танкисты - молодые ребята повылазили, сидят на броне, а то и рядом покуривают, беседуют с окружающими, которых не так уж и много. Что, мол, случилось? Что за чрезвычайное положение? Какие, вам приказы дали, против кого танки? Ребята: мы, говорят, с Кантемировской дивизии, еще из-под Балашихи, говорят, танки пришли. А так они сами не знают, что почем. Кто-то из пеших стоял и объяснял, что надо идти к Дому Правительства РСФСР, или как потом называть стали, Белому дому. Там, все объяснят, там люди собираются за разъяснениями, даже, вроде, митинг будет.
Кремль действительно был тих. Никто не собирался из него выходить и что-то глаголить народу. В общем, на улицах среди редкого народа оживление, предвкушение какой-то информации. Но главный вопрос – где же Горбачев, и все твердо уверены, уже далече. А кто же главный заговорщик – не Павлов же толстяк. Какой-то инкогнито, что ли, переворот сделал. Пока шли к Белому дому пронеслась весть: выступила ГКЧП и сказали, что Горбачёв жив!
Вроде того, что ГКЧП спасла Горбачева. А где тогда он? Вроде как в больнице.
Ну, идем дальше по Калининскому проспекту, уже группками, объединенные отдельными словами, фразами. Тихий августовский день, солнце еще не зашло, на улицах машин мало, спокойна Москва. Подходим к Дому Правительства РСФСР. О, здесь уже интереснее.
Всё здание, а тогда к нему можно было подойти прямо до стен, было окружено шуршащим народом. На ступеньках лежали ящики, доски, железки, бетонные плиты со стройки, даже колючая проволока. Лестницы на каждом углу, да и центральному подходу, загорожены этими ящиками и курящими милиционерами.
Дом-то Правительства этот строили долго, лет 15. Напротив – стоит здание СЭВ, которое когда-то доминировало в этом месте. Теперь более заметен на горе Дом Правительства РСФСР, которое, помню, Соломин воз-главлял. А когда Ельцина избрали Президентом РСФСР, то он переехал сюда.
Дом стоит на пригорке, а рядом в Москву-реку втекает речка со стороны Красной Пресни. Лет 100 назад красивые места, видно, были. Парковые. Один мост, который Кривым назвали, остался. Но, кстати, его кажется потом, для антуражу поставили. Если он и был в 1991 году, то казалось, что он далеко, поскольку железной ограды, которая сейчас стоит, тогда не было, а все действо разворачивалось вблизи Белого Дома.
Возле хилых баррикад стоял один или два танка, таких же, как и возле Кремля. Это нисколько не удивило, здесь ведь тоже правительство. Надо защищать его, раз Чрезвычайное положение. Почему вокруг Кремля нет баррикад, не спрашивали. А так было обыденно. Готовились к чему-то как бы серьезному, но готовились несерьезно. У дома со стороны лестницы стояли 2-3 милиционера, и не пускали вверх. Тогда я спокойно обошел дом со стороны набережной, чтобы и посмотреть, что почем вокруг. И в одном месте довольно ловко, прямо по стенке, высота которой все увеличивалась, добрался до площадки Дома. Когда я прыгал через какой-то провал, мне даже руку кто-то подал. Здесь, как на оборонной площадке, было веселее, здесь никто не просился, можно ли пройти, здесь уже как бы готовились к обороне. И правда, первым делом шел обмен новостями. То тут, то там, стояли плотные кучки у радиоприемников и слушали, то нашу радиостанцию, вещавшую нудно одно и то же о ГКЧП, то Свободу или Голос Америки, вещавшие почти тоже, но с большой радостью в голосе – вот наконец-то работа! - , и с разными предположениями, комментариями Савиков, Шустеров и мнениями Борисов Парамоновых. Конечно, их слушать было интереснее.
Среди публики вдруг, ни с того, ни с сего, возникали какие-то подозрительные инициативы.
Вдруг какой-то парень лет 16 начал убеждать меня бежать за бутылками и наливать в них бензин, а для убедительности показал на стоящий «козлик» и бутылки с бензином рядом. Зачем эти бутылки, и в кого в них пулять, он толком не объяснил.
А в это время наступал теплый августовский вечер. Я присел на парапет возле каких то мешков, один мужик подтащил еще один мешок и попросил меня: "Посмотри за противогазами". Я ответил вяло – «Посмотрю».
Недалеко гитарист начал довольно профессионально петь песни про горные перевалы.
"Можно мне взять противогаз?" - спросил девица в миниюбчонке, показывая на открытый мешок. «Бери», великодушно разрешил ей, и она ловко надела противогазную сумку через плечо. Сразу вид у неё стал несравненно моднее, что оценили и другие девицы. Я стал раздавать всем противогазы.
И тут ко мне подбегает какой-то парень, стал по стойке смирно, отдал честь и доложил по всей форме: "Подошли анархисты. Какую позицию нам занять?" Я удивился, что он обратился именно ко мне, и ответил: "Беспорядочную оборону, конечно, в соответствии с матерью порядка", на что парень снова отдал честь, развернулся и побежал докладывать. Я понял, что такие инициативы могут завести далеко и подался подальше от противогазов. Как раз начали разводить костры, прохладно ведь было. У каждого костра был либо приемник типа «Спидола», либо гитарист, распевающий про горные перевалы. Телевизионщики, скорее неофициальные, начали тратить пленку на живописные кадры: костер, песни, целеустремленные лица…
Постепенно сформировалась мысль, что брать Белый дом будет ГКЧП, поскольку Белый дом оплот Ельцина, а Ельцин не поддержал и не признал законность ГКЧП.
Находится ли Ельцин в Белом доме или нет, мы не знали, но время от времени из дверей выбегали то голый Руцкой, обвешанный крест накрест пулеметными лентами, как в годы Гражданской войны, с автоматом АК-47 на голом животе, то, приблизительно в таком же, но даже более экзотическом виде, голый в шляпе, Никита Михалков. Наличие авторитетов подчеркивало, что мы действительно будем кого-то защищать и должны обязательно освободить Горбачева, где бы он ни был. Вдруг внезапно все прониклись народной любовью к Горбачеву.
Маршируя, пришла группа монархистов в черных офицерских формах, с желтыми погонами и с какими-то медалями, явно не советскими, известными только им одним. Среди них выделялся один со шпагой, или саблей. Несколько групп с рюкзаками, на первый взгляд туристы, завернувшие сюда из леса, с гитарами, шашлычницами и палатками располагались, кажется, на всю ночь...
Второй день в августе
19 августа около полуночи, когда расклад сил определился, а маршал Язов надрался до чертиков, я уехал домой, на 3 вокзала, в 1 час ночи. Как раз на станции Краснопресненская производился ремонт эскалаторов. Поэтому возле круглого корпуса красивой станции метро, где лицом к Зоопарку стоит мужик с революционным кирпичом, лежали части лестницы эскалатора. Защитники Белого дома уже нацелились на эти кучи. На следующий день, во всяком случае, все эти кучки, ручным способом – вдвоем, втроем, вчетвером, были стасканы на баррикады. Приехал я домой в 2 часа ночи, и поэтому, естественно, выступление ГКЧП, на котором, как говорят, текли сопли у комсомольца Янаева, не видел, не видел также и балета "Лебединое озеро", про которое часто вспоминают репортеры. Те, кто крутились вокруг здания правительства, или как они потом узнали, защищали Белый дом, телевизоров не смотрели. Ночью я слушал "Свободу", а потом, как-то даже с желанием, чтобы скорее наступило утро, уснул на своем бомжовском диванчике, над которым висели 12 полотен. На одном из них было горящее и рушившиеся здание, и человек, ныряющий напротив него в Москву-реку.
Утром я поехал на работу. Все обсуждали ГКЧП, выступление и возможности поворота событий. Осторожно осуждали Горбачева, мол, умыл руки. Однако в этот день со всех республик, особенно из Татарии, Башкирии, начали поступать приветствия в пользу новой власти, и, как обычно, запела гнилая интеллигенция. В общем даже становилось как всегда тошно. Однако тут начал петь и другой голос. Голос товарища-господина Ельцина. На какой-то волне он твердо заявил, что ГКЧП незаконное. Поэтому до вечера все осторожно изучали обстановку. Нам, простым смертным, было просто интересно. Но каково было Первым секретарям в Татарии и какой-нибудь Ленинградской области.
В эти дни изошли душным потом и слюнями Шеварднадзе и другие местные царьки, которые тоже должны были, а кое-где и начали, организовывать ГКЧП местного значения.
К вечеру моральная победа была за Ельциным. Но поскольку машина уже вертелась независимо от организаторов, которые в этот день уже все надрались до чертиков (как они это говорят, хотя известно, что состояние алкогольного опьянения усугубляет вину, правда, кто выдумал эту явно нелогичную формулу, не знаю).
С работы, получив и обменявшись информацией, что все друзья и коллеги живы-здоровы, никого не арестовали, я опять поперся к Белому дому. В этот раз народу привалило намного больше. Даже дружеское сопение чувствовалась. Правда, знакомств, как в первый день, и действий, выкриков проклятий и клятв от каких-то конкретных ярких личностей уже не наблюдалось, костров также не разводили, зато больше было фонариков и прожекторов.
Говорят, была водка. Нет, не знаю, не видел.
В то время советская мораль была еще крепка, и бутылки с пивом, зажатые между ног, по улицам еще не носили. Считалось неприличным. В этот день чувствовалось больше организации, вроде как за день все стало на свои места. С одной стороны, съехавшиеся в Белый дом и вползшие в него по подземным ходам, уже пересчитались, распределили роли и будущие портфели, определили свой состав и действия, с другой стороны, была очень реальна высадка десанта на крышу Белого дома и захват его. Хотя где находился Ельцин, главная цель ГКЧП, никто не знал (непрямая, конечно, цель, поскольку хаять Ельцина на всех углах было тогда не выгодно). Среди толпы крутились информированные мальчики, которые говорили, что не надо уходить, сегодня может быть нападение на Белый дом. Надо просто находиться, все, мол, будет хорошо, отстоим, мол, свободу.
В сегодняшней терминологии нужен был «живой щит». Танков у Белого дома за этот день не прибавилось. Подъехали троллейбусы своим ходом, на батарейках и стали носом к носу. Те же, кажется, 4 танка грустно стояли и возле них лежали или сидели (можно сказать загорали) солдатики. Правда, днем, говорили, произошло нелепое происшествие – какой-то парень стукнулся головой о броню танка и его увезли на "Cкорой". Теперь возле танков стояли "Cкорые", на случай, если кто-то еще захочет бодаться с ними. В этот день привезли из магазина пирожки, на каких-то несерьезных колясочках. Люди из скромности на эти пирожки не набрасывались. Я съел 2 штуки с промежутком 10 минут. Выжил.
С обратной стороны Белого дома была организована небольшая трибуна. Время от времени на неё забирались незнакомые личности, и сообщали, что, например: "Горбачев в Форосе. Связь с ним пока не установлена. По сведениям из передачи «Голос Америки», здоровье его в порядке".
Эта информация выдавалась порциями, кстати, с реальным положением вещей, для того, чтобы заинтриговать, подогревать эту толпецу, иначе действительно можно подъехать на нескольких машинах и опечатать все двери Белого Дома. А тут явно будут цепляться за руки, требовать правды.
Однако часам к двенадцати ночи народа осталось может столько же, как в первый день. Половина из них жили, видимо, рядом. Ночь была попрохладнее, чем предыдущая.
Транспорта на дорогах было мало, похоже, что движение по проспекту Калинина и Садовому кольцу было только милицейское. В общем, к часу ночи, когда закрывается метро, я опять поехал домой слушать «Свободу» и «Голос Америки». В этот раз подводили итоги дня, кто продался ГКЧП, кто нет. «Свобода» была явно за Ельцина. И симпатизировала Горбачеву. Разные комментаторы предрекали гражданскую войну. Подсчитывали силы.
Третий день августа
В третий день все было кончено. Уже утром и днем многие ГКЧПисты и иже с ними стали блеять. Вечером я опять у Белого дома. Дружная большая толпа окружала Белый дом, много известных выдающихся личностей сновали по 2 этажу на глазах у восхищенной публики. Трибуну сколотили громадную, а пацаны расселись на крышах троллейбусов, которые огораживали дополнительно площадь. Через день эту площадь назовут Площадью Свободы, а еще через год огородят пятиметровой чугунной оградой и забудут об этом названии. Останется только один горбатый мост, на который поочередно будут собираться со всех концов растрепанной России то бомжи, а то шахтеры. И скулить: мы, мол, вас защищали, поделитесь куском хлеба.
На деревянной трибуне, по которой еще стучали защитники Белого дома молотками, и обматывали какими-то кабелями, которая через день будет украшена широкими полотнами, сновали Ростропович, Хасбулатов, Маша Распутина, певец Александр Малинин, который любит пегих собак, Гена из кулинарного техникума. Монтировали большие колонки. Хоть и “страшно” было, но уже не так, уже будем погибать вместе с музыкой. И музыка грохнула.
Вначале запела Маша Распутина. Под одобрение Хасбулатова, который аж дрожал от страсти. Сразу народа прибавилось, как на праздник. Это был замечательный бесплатный концерт.
Геннадий Хазанов поразил своей реакцией. Когда пацаны на одном троллейбусе, видимо, позабыв, что они здесь находятся защищать свободу, начали орать и матюгаться, он сказал в свой матюгальник: “О, смотрите, крыша поехала” – и действительно, водитель троллейбуса тут же поехал. Народ был просто восхищен остроумием Гены.
Ростропович на виолончели не сыграл, но по своему обыкновению, бегал, чем-то распоряжался, размахивал руками. В общем, на 3 день собрались защитники демократии на свой последний «решительный бой». Не знаю, когда концерт закончился, уже стали поступать вести, что Руцкой лично полетел на каком-то аэроплане освобождать Горбачева. Еще недавно говорили про него, что горбатого могила исправит, а тут весь народ проникся такой любовью и требовал тут же вынь да положь. Прямо неиствовали. Как нас обманули, мы выбирали, выбирали, а они взяли и не пущают, хоть живым, хоть мертвым. Смеялись над Янаевым, как он соплями исходил в телевизоре. Начали прибывать листовки, газетки, в которых по принципу и то, и это, и Приказ ГКЧП, и портрет молодца Ельцина на танке. На трибуне появились телевизионные дикторы, и со слезами на глазах вели душещипательную беседу, как их хотели выгнать с работы и урезать и без того мизерную зарплату, и клялись в преданности России.
Мало что концерт удался на славу, но и идеологическое единство с народом было на высоте. В конце начали вести чуть ли не поминутные сообщения о героических подвигах по спасению Горбачева. И, наконец, разнеслась весть: Горбачев в Москве. Что тут стало! Маша Распутина обнялась с Хасбулатовым. Пацаны прыгали на крышах троллейбусов. Революция, о «которой так много говорили» демократы, свершилась! И каждый, кто забрел в этот день послушать речи Хасбулатова, становились причастными к истории. Мы победили! Сопливые дядьки свергнуты. Теперь-то уж заживем!
На следующий день на работу, кажется, никто не пошел. Все праздновали победу. Правда, когда я пришел, уже утром, на такую знакомую площадь перед недостроенным американским новым посольством, тут и там слышались крики, что надо бежать на защиту кого-то, мстить. Ночью произошла трагедия.
Танки задавили 3 ребят. Все шли смотреть следы трагедии. Там уже лежали цветы, видны были следы крови, покореженный один или 2 троллейбуса, оттащенные в сторону. Все это под мостом, который пересекает проспект Калинина и Садовое кольцо недалеко от американского посольства.
Горбачев, прилетевший на самолете с Фороса, тут же присвоил этим трем ребятам звания Героев Советского Союза. И как будто специально выбраны были: еврей, татарин, русский. Рабочий, крестьянин, интеллигент.
Среди рядов милиционеров, браво выглядевших по случаю победы демократии, я встречал время от времени своих друзей, например Леву, фоторепортера «Огонька». Все бросились запечатлять историю. Лева фотографировал знакомых телекомментаторов. Жаль, не было танков. Танки ушли, как раз те танки, с которыми бодался первый пацан, и бились другие в неравной схватке под мостом. Троллейбусы стояли, и баррикады из консервных банок, перевязанные проволокой, уже выглядели жалко. Зато вчерашняя трибуна, на которой неиствовала Маша Распутина, была вся в голубом, символизируя расцвет демократии. Я понял, что пора домой, и, собирая по пути какие-то бумажки, остатки исторических листовок, поплелся к себе на «3 вокзала».
Остальное действо, когда выступал Ельцин, защищаемый со всех сторон ядерными чемоданчиками, и Хасбулатов, скрипучим убедительным голосом без чемоданчика, я уже смотрел по телевизору. Интересно было, конечно, и слушать «Свободу», которая, теперь уже смело и захлебываясь, наперегонки, рассказывала подробности и гипотезы, что же было в Форосе, и что же вообще было в эти 3 дня Августа 1991 года.
1 июля 2002