Саша Красный

 
 
 ...Работа по организации и подготовке каждого булгаковского вечера иногда тянулась годы, пока установятся контакты с нужным человеком, будь то спившийся поэт или академик. Чтобы войти к нему в доверие, может и водки выпьешь, а может и коньячку. А потом с большим трудом связываем сроки, тему и время семинара, возможности докладчиков или гостей. Один из таких примеров - почти 2-х летняя моя дружба с Александром Давыдовичем Брянским, которая завершилась 20 минутным его выступлением на нашем вечере в библиотеке Некрасова. Но думаю, что эта встреча осталась в памяти присутствующих на вечере. А дело в том, что Александру Давыдовичу Брянскому было в тот момент 105 лет.
    Человек он был замечательный. Главное – по-своему открытый, с ясным умом, прекрасной памятью, тренируемой годами, поскольку А.Д. был профессиональный артист.
   Наша привязанность объяснялась обоюдной заинтересованностью. Мне было интересно общаться с уникальной исторической личностью. Александр Давыдович попросил помочь сделать подборку его последней книги мемуаров. Я копался в его домашнем архиве, в общем, в течении долгого времени делал тяжелую рутинную работу, которая все же требовала определенной квалификации, зрения, усидчивости.
    Да и просто общение, какая-то помощь по хозяйству нужна была Александру Давыдовичу, этого ему не хватало, несмотря на кучу внуков, правнуков и даже пра-правнуков.
    Александр Давыдович Брянский прожил одну долгую жизнь, и в ней уместилось много то же длинных насыщенных жизней. В одной жизни он был известный одесский поэт Саша Красный, автор 6 поэтических книг, изданных в дореволюционной России, друг Маяковского, известный куплетист и развратник.
   В другой жизни - это пламенный революционер и большевик, участник 3-х революций, начиная с революции 1905-го года, друг Ленина, по заданию которого он с небольшой бандой занял Николаевский вокзал в Петрограде, как раз в ночь на 25 октября; революционный художник, написавший 5 портретов Ленина, историк революции 17 года, участник Гражданской войны, чудом вырвавшийся из рук батьки Махно.
   В третьей жизни - это враг большевизма и сталинизма, друг Троцкого, спавший с ним под одной шинелью и шныряющий по всем фронтам, выполняя шпионские задания, работая неизвестно на кого. Далее - это создатель революционного театра «Синяя блуза» и скрывающийся под этой синей блузой от ЧК.
   Эти одежды Саша Красный снимал и одевал в нужный момент. Когда я с ним познакомился, историческое время понеслось так стремительно, что иногда ему приходилось доставать вдруг ту самую шинель, под которой они спали с Троцким, но через год срочно прятать эту шинель в далекие тайники старой Малаховской дачи.
   Когда Саше Красному исполнилось 100 лет, правление Союза Писателей вдруг вспомнило о нем, и приняло его в Члены с присказками, что без Саши Красного Союз Писателей не полный.
 А наше знакомство началось потому, что Саша Красный какое время своих стремительных кульбитов работал вместе с Михаилом Булгаковым в знаменитом ЛИТО при Наркомпросе, и даже был заведующим поэтическим отделом, в котором числился Булгаков.
 Поэтому Саша Красный был за мемориальную доску Булгакову, но с условием, что отольют доску и ему, поэту Саше Красному.
 По поводу этой доски и вообще посмертного прославления, у нас много было с ним разговоров. Он был согласен на следующий компромисный вариант: на их доме на Малой Бронной будет привинчена доска: "Здесь жили 3 поэта: Саша Красный, Саша Багряный (его сын) и Саша Галич". Да, Александр Галич был соседом Саши Красного. Отец Галича в свое время был снабженцем Москвы продуктами и поэтому немаловажной фигурой среди кремлевских мечтателей. И вот в какой то момент времени захотел Ал. Давидович переехать из Малаховки в Москву. Папа Саши Галича в кооператив старых большевиков попал, а вот Саша Красный нет. Но дружба старых большевиков была скреплена на крови. Любили и расслабиться.
 И вот однажды ночью у Саши Красного пошла карта. Играли в простую игру - типа Буры. Обыграл он одного большевика вчистую. Остались одни штаны. Поставил тот на штаны. И штаны ушли к Саше.
   Тот снимает штаны, остается в одних кальсонах, и тут полез в карман - О, говорит, ордер на кооперативную квартиру. Ставлю! И - опять Саша Красный на революционном коне. Забрал и штаны и ордер, а на следующий день привез на подвернувшейся телеге свой пишущий стол и пишущую ма-шинку из Малаховки на Малую Бронную, в доме еще полов не было, и поставил этот стол прямо на бревна в пустую квартиру. И стал там дневать и ночевать и никого не пустил. Так Саша завоевал квартиру и московскую прописку.
   В этой квартире я у него и бывал.
   В большой комнате висел портрет маслом молодого Саши Красного, который очень нравился Маяковскому. Действительно - Саша «а ля Костя из Одессы», в разорванной тельняшке и клешах в полный рост посмеивается всеми зубами. В те годы он, как говорил, бывало и с Поддубным боролся. Машинка пишущая у него то же была та же, которую он привез из Малаховки.
   Александр Давывич плохо видел, можно сказать совсем не видел, поэтому на этой машинке я стучал его стихи о Ленине, Маяковском и Малаховке. Был у него еще уникальный на то время кассетный магнитофон, на который он также начитал 15 кассет о своих встречах с Лениным. Была одна фотография, где Саша Красный стоял на параде 1 мая человек за 5 от Ленина. Эту фотографию он размножил в сотнях экземплярах и дарил, в том числе мне. Также он подарил мне кой-какие книги революционного содержания, подписываясь всеми своими титулами. А вот подпись на коллективном письме в Министерство культуры, о решении вопроса о мемориальной доске М.А. Булгакова, он все же из осторожности не поставил.
   Когда я показал это письмо Мариэтте Омаровне Чудаковой, она долго смеялась: "Ему-то что терять, в 100 лет-то?"
   Тогда я попросил Мариэтту Омаровну поставить свою подпись под это письмо. Она задумалась и отказалась: "Нет, не стоит, я свое напишу. Потом".

29 июня 2002