Из ЗТМ: Война за то, чтобы слышать любовь. Война за «Оленя». Он выиграл ее, проиграв всего лишь одну битву…
Он вошел в школу-интернат, прошел армию, прошел сквозь весь Афганистан и вышел в тоннеле метро обычной жизни... Там он знакомится с девушкой, младше себя на 15 лет – с Ольгой. Они женятся. Она умирает от рака. Детей завести не успели. Второй раз не женился. Кладбище - две остановки от дома. Каждое утро, вне зависимости от погоды и самочувствия, Он неизменно там, рядом с Ольгой, с «Оленем». Иначе нельзя.
Однажды, Он просыпается в абсолютной тишине. Оглох. Врачи городка, в котором Он живет, не могут поставить диагноз. Только бесконечные направления. В Москве: «Операция бесполезна – нужен слуховой аппарат, воздействующий непосредственно на мозг». 4 тысячи долларов! Вердикт? Вернулся. Дали инвалидность. Прибавили к пенсии 500 рублей…
Запил. Завязал. Замкнулся.
Он учится читать по губам и общаться только с газетами и книгами. Его знают все библиотекари в округе. Думают, что немой. Он никогда ни с кем не разговаривает. Кроме Ольги. Ежедневное «Привет» или «Доброе утро», глядя на ее фото, на памятнике. Остальным - пишет в блокноте. С тех пор, как бросил пить, полюбил шоколад.
Он решил «работать»... Бомжи городской свалки прозвали его «профессором», относятся почтительно. Так распорядился Василий, «смотрящий» свалки. Иногда помогают. Макулатура - не жирный кусок. 80 копеек за килограмм! Тонны, тонны за то, чтобы снова слышать...
Категорически не «Страна глухих»! Скорее, крохотный поселок отдельно взятого человека. Никто не способен в него втиснуться – он обнесен колючей проволокой. Это Его территория. «Не мешайте мне, я хочу поставить крест… на своей жизни!» /«Путь в Джинистан». Л.Федоров – Д.Озерский/. «АукцЫон». Лот – жизнь. Аукцион. Лот – любовь. Музыка вписывается в общий контекст истории, рвущей сердце своей простотой. «Деньги – это бумага!» Это современное «Летят журавли». Кто-то находит в себе силы жить достойно и искренне любить, как Он, кто-то, как миллионы – нет.
Тишина карусели событий, замешанная на обычной трагедии. Коктейль, который притягивает. Голая, но вооруженная до зубов правда слоняется повсюду. Рядом с каждым из нас. Просто мы ее боимся!
В течение всего фильма Его двухкомнатная хрущевка заполняется газетами, журналами, коробками… Бумажные древнегреческие колонны подпирают бумажные египетские пирамиды. Душно. Они упираются в потолок. И цель уже близка - денег вот-вот хватит!..
В финале к Нему приходит понимание. Вернувшись домой, Он достает «командировочные» Marlboro и закуривает. Сладко и вкусно… И вот Он уже бежит вверх по лестнице, сооруженной из связок журналов, газет и картонных коробок… К Ольге. Город с высоты «человечьего» полета кажется чуть красивее, нежели тот, который Он видел ежедневно. Он пролетает над крышей своего дома – крохотные окна двухкомнатной хрущёвки, некогда желтевшие нестиранными выгоревшими шторами, - пылают бесподобно. Это по-настоящему красиво!
***
свалка
- Привет, Василий! Как дела?
- Нормалёк, профессор! Забегай как-нибудь. С макулатурой че-нить замутим. Тут новое место для тебя появилось… Жека погиб. Приходи на похороны.
- Приду. Не забудь про конверт.
- Помню-ю-ю-ю… - помахал рукой Василий.
библиотека
- Эллочка, привет!
- Здравствуйте, Андрей Сергеич!
- Я завтра залечу книжки отдать. Пойдем в кино?
- Конечно, Андрей Сергеич! А куда вы летите?
- В магазин.
- Я уже заждала-а-ась… - помахала рукой Эллочка.
магазин
- Кирилл, здорово!
- Здорово, профессор. Я на тя зла не держу. Спасибо те за водку.
- Не за что. Глянь на склад – там еще ящик.
- Спасибо-о-о-о-о… - помахал рукой грузчик Кирилл.
кладбище
- Ну, здравствуй, Андрюша.
- Здравствуй, Олень… Я… я забыл шоколад… Торопился очень… Прости.
- Я так люблю тебя!
- Я тебя тоже!
Жеку похоронят рядом со свалкой, а через неделю Василий откроет конверт, который отдал ему Он. На прощание. Позже на Его входной двери появится аккуратная табличка с вырезанными на ней строками:
- Вчера Джим Морисон звонил – сказал, что не придёт,
- А Леннон?
- У него семья, проблемы круглый год.
- Буковски обещал прийти
- Старик, он снова пьёт…
- А Элвис, может быть, с собой подругу приведёт?
- Нет – он один. Сказал один. И жутко занят… Вот
- Пикассо, как же без него? Звонил, писал ему?
- Творениям своим delete и пьянству бой…
- Ну, ну… А Заппа?
- Он чудаковат, но тоже не придёт. Фрэнк обожрался ртутью!
- Вновь?
- Да-да. Болит живот.
- А Сашка Пушкин, дуэлянт и матерный эстет?
- Про сердце что-то говорил, скорей всего, что нет.
- Звонили Поллоку?
- Да, да – все время в гараже. С автомобилем не лады…
- А Вебер, Дюверже?
- Они с Альбертом, ну, с Камю, свалили на три дня. Прошло семь лет. Ответа нет. А Зигмунд ищет «Я».
- А Фридрих. Что с ним? Где он? Как?
- Мочу ботинком пьёт…
- Понятно, тоже мне, чудак. Так значит не придёт?
- Нет, не придёт, скорей всего, но сэйшен должен быть.
- И я про то же. Лем?
- Отправился служить!
- (с усмешкою) На Марс?
- Ну, да.
- Вот идиот. А где Довлатов?
- В деревнях, не пишет, только пьёт.
- Он написал же уже всё… м-мм-тоже не придёт. А Керуак звонил?
- Дождешься от него. Его мобильник сел.
- (смеется) В дорожное седло?
- Зря ухмыляешься, его нам не достать.
- Увы…
- Боишься потерять?
- Боюсь. Таких людей, как он, нам поискать…
- Мольер, Вернадский и Флобер пойдут назавтра в клуб. С Ахматовой и Блоком. Рядом тут. Поедем к ним?
- А что за клуб?
- Учредитель – Достоевский.
- Ф.М.?
- Конечно, ты не глуп. Толстой, Агата, Хайдеггер напялит свой тулуп. Все будут там.
- Заканчивай. Придёшь ко мне?
- Приду. Еще один старик. Вне времени. Достаточно двоих.
…и часы снова начнут отсчет чьих-то жизней и чьей-то искренней любви...
«БУМАЖНЫЕ ЖУРАВЛИ»
фрагмент сценария
В кадре свалка. Василий в «нарядном» виде – чисто выбритый, в бордовом пальто до пят с отметиной от утюга на спине. Руки в карманах. Заправским бригадиром бодро руководит рядами демонстраций «свалочных подчиненных». Здесь мужчины и женщины. Все что-то растаскивают в разные стороны. Сортируют. Иногда поглядывают на Василия - «правильно-неправильно?». Подходит Он /Андрей Сергеич/. В кадре крупно лицо беснующегося в экстазе от собственной значимости Василия.
Василий: Слышь, Червяк! Куда попёр плиту, бля? В другую сторону! Металл налево надо… К Нюшке, на х…!.. Жека, следи за Самосвалом – он всё при****ить норовит. ****ы огребет – мало не покажется… Эти пластиковые оставьте – валите в кучу рядом с моей хатой – разберемся вечером… Это че ты прешь, Федяй, бля? Телек?
Федяй: Ну, да.
Василий: Дай посмотрю.
Общий план. Федяй стоит рядом с Василием. Отрешенно смотрит в сторону. Василий деловито оглядывает телевизор, не вынимая рук из карманов пальто.
Василий: Брось здесь. Мальчиш-кибальчиш куда-нить пристроит… (резко вправо) Геша, ****ь, скока раз говорено, металл налево надо… К Нюхе! Давай-давай, вороти обратно… (замечая уже давно подошедшего Андрея Сергеича) А-а, профессор! Ну, здорово! Хлебный день сёдня! А ты куда пропал-то? Покинул нас, как голос снова прорезался?.. Шучу, здорово (вынимает руку из кармана, протягивает Андрею Сергеичу, не глядя на него), рад тя видеть… Федяй, бля! Сказал же, оставь для Кибальчиша… (поворачивается к Андрею Сергеичу) Совсем от рук отбились. Не может наш народ без руководства. Монарха требует… Царя, блин! Сам-то как? Че так долго не проявлялся? В библиотеке засендал, да?.. хе-хе… Шучу, шучу… Смотри, Жека, люминий ****ят не наши. (громко кричит вперед) Гаси его!..
Андрей Сергеич (спокойно): Василий.
Василий (не отвлекаясь от процесса): Че, профессор?
Андрей Сергеич: Можно тебя на секундочку?
Василий (резко поворачиваясь и глядя Андрею Сергеичу прямо в лицо): Можно Машку за ляжку (громко противно ржет) Ну, пойдем, пойдем, поговорим… Кстати, с тебя ещё бутылка. Помнишь?
Андрей Сергеич вытаскивает из-за пазухи литр «Посольской».
Василий (присвистнув): Жека! Остаешься за старшого. Я на пять минут!
Андрей Сергеич и Василий заходят в шалаш. С жадностью хватая бутылку, Василий открывает ее и ищет взглядом стаканы.
Василий: Ну, чё, профессор, выпьем что ли для начала?
Андрей Сергеич (не моргнув): Нет, Василий, не буду сегодня.
Василий (ухмыляясь и наливая водку в стакан): А чё? Думаешь не видно по тебе, что пил? Ошибасся, брат. (поднимая бутылку) Так опохмелимся?
Андрей Сергеич (отворачиваяс, спокойно): Нет, Василий. Я же сказал, не буду.
Василий (поднимает руку со стаканом): Ну, как хочешь, а я выпью.
Андрей Сергеич: Пей. У меня к тебе вопрос и просьба.
Василий (выпивает и крякает): А-а-а, черт, поэтому, значит, не пол-литра приволок, а литр, да? Так не обрадую тебя. Пока ты пил да книжки читал, место «рыбное» уже прихватизировали – ничем помочь не смогу. Хотя хочу, бля. Во каламбурю с похмела!
Андрей Сергеич: Я не про это.
Василий наливает себе полный стакан, выпивает залпом и, закусив коркой ржаного хлеба, наливает еще.
Василий: А про что?
Андрей Сергеич: Василий, где здесь макулатуру принимают по нормальной цене?
Василий (ухмыляясь): А «нормальная», это какая для тебя? (берет стакан и снова выпивает залпом)
Андрей Сергеич: «Нормальная» - это 80 копеек.
Василий (в очередной раз удивляясь, что Андрей Сергеич задает вопросы вслух, а не пишет в блокноте): Слушай, профессор, то ли я запьянел, то ли… не знаю… Как-то все-таки не привычно разговаривать с тобой. Вот так - запросто…по-человечьи, без бумажек твоих. Могет, выпьешь все-таки?
Андрей Сергеич (невзначай): Нет, не буду. Ну, так что, поможешь?
Василий (в сторону, задумчиво): Знаю я местечко.. Там нормально дают. Могет, и рубль срубишь. Тока надо вместе идти.
Андрей Сергеич: Когда пойдем?
Василий (усмехаясь, руки в боки): Быстрый ты, профессор! Надо ж почву сперва прощупать. У тя много товара-то?
Андрей Сергеич (невозмутимо): Почти шесть тонн.
Василий (вскакивая и наклоняясь над Андреем Сергеичем): Сколько???
Андрей Сергеич (по-прежнему невозмутимо): Шесть тонн почти.
Василий (переходя на шепот): Слухай, профессор. Ты никому об этом не говори тока никому, понял?
Андрей Сергеич: Понял. Когда пойдем?
Василий (берет со стола недопитую бутылку): Куда?
Андрей Сергеич: Бумагу сдавать?
Василий (заговорщически): Ты че, совсем? Это же больше… Это же штукари зелеными! Ты хоть понимаешь?
Андрей Сергеич: Понимаю. А просьбу можно?
Василий (наливая еще стакан): Ну ты даешь… Валяй.
Андрей Сергеич (вынимая из кармана конверт): Василий, ты… Ты стал мне очень близок. Ты мне помогал. Ты… Ну, сам все знаешь… Кроме тебя никого больше нет… Понимаешь, о чем я? Вскрой конверт через недельку… Я, может, уеду. Пока меня не будет… Вообщем, через неделю вскроешь, ладно?
Василий принимает конверт и, не рассматривая, суёт за пазуху.
Василий: Ладно. Я все понял, профессор. Сделаю. Прям как в «совке» шифруешься. (выпивает, морщится, сглатывает) Так, а че с макулатурой-то? Будем че-нить мутить?
Андрей Сергеич (твердо и уверенно): Нет.
Андрей Сергеич быстро выходит из шалаша. Общий план. Все продолжают что-то растаскивать, руководимые Жекой. Андрей Сергеич скрывается за кучей мусора.
ЗТМ.