Решил я тут на днях к дружку своему заскочить. Не виделись — ух, как давно. Он как ярмо себе повесил, так и пропал. А что: жена каждый день получки требует, ребятишка кричмя кричит — короче, не жизнь, а сказка. Страшная сказка.
Ну так вот, решил я к нему зайти, проведать, как говорится. Сам честь честью, прикупил по случаю пол-литра, закуски кое-какой, и пошел, значит. Тут надо сказать, что день-то выдался дождливый, на улице льет, как из бочки, а у меня, как на грех, зонт поломался. Вот ведь надо было ему, заразе. И ладно бы совсем, скажем, напополам переломился, — нет ведь. Так вроде, с виду, еще ничего, держится, а раскроешь — он как тюльпан, все лепестки кверху. И никак не хочет, подлец, обратно загибаться.
Ну да делать нечего. Раз решил, значит, так тому и быть, надо идти. Вот у меня всегда так — если решил, что — все, как отрезал. Да вы кого хотите спросите — кто Саньку Митрохина знает — всяк вам и поручится, я слово держу и задний никогда не даю. Так и в тот день.
Первым делом, как из дому вышел — сразу в луже воды зачерпнул. Ботинком. А ботинки у меня, к слову сказать, никудышные. На левом подметка на честном слове держится. А на правом каблук сточился, почти до пятки. Мне уж давно мужики на работе говорили, что починить надо, а нет — так новые купить. Да только где я им денег напасусь на новые-то. У них-то, небось, как взаймы попросишь, так сразу все рыло воротят, а туда же — новые. Починить — вот это дело. Но, братцы мои, с починкой у меня небольшой казус вышел. Есть у меня недалеко от дома рынок. Там всякой всячиной торгуют — и магнитофоны «Хрюндик», и серебро столовое, и пирожки с капустой. Только пирожки эти я не ем и вам не советую — гнилая она, капустка-то. Такой дух стоит, что даже кошки чихают. Так вот, есть на том рынке, кстати говоря, мужичок один — ох, и мастер он ботинки править. Вот не постесняюсь этого слова — профессионал в этом полезном деле. И идти к нему недалеко, и берет недорого… Да вот незадача — повздорил я с ним. И как повздорил…
Дело, в общем-то, ни на понюшку табаку, но принцип мне дороже всего. Вот кого хотите спросите — Санька Митрохин за принцип не то что родину, он пол-литра отдаст не задумываясь.
Значится, в принципе все и дело. Стою я, этак с месяц назад, в очереди. Сервелат, кажется, финский привезли. Да только мне сервелат этот даром не нужен. Я за ней, родимой, за «беленькой» стою. Стою я, значит, никого не трогаю. И чувствую тут, что кто-то в бок меня пихает. И ведь настойчиво так пихает, что мать его ети. Вот ведь, думаю, сволочь, гад, очередь и так напирает, со всех сторон лезут, один прохвост уж нацелился на голову мне взобраться. Но меня учить не надо, очередь для меня — что для карася пруд. Я локтями малость поработал, матюгнулся пару раз позаливистей — а в этом мне равных не сыскать — вроде легче стоять стало. А тут, нате вам — новая напасть. Нет, вы, граждане, подумайте только, что же это такое творится — расейскому человеку не дают спокойно свои законные пол-литра купить. Ну я обернулся, вдохнул поглубже, да как гаркну на эту назойливую личность трехдневным перегаром! А уж потом пригляделся — ба, это ж дядечка с рынка, сапожник наш. А они, сапожники-то, известно, народ шустрый — за словом в карман не лезут. Они, если хотите, бранной грамоте с малолетства обучены. Так и он, утеревшись поначалу рукавом, гляжу — воздух ртом хватать начал, что твоя рыба.
- Это, знаете ли, очень обидно — подобные речи выслушивать! Тут и так очередь, понимаете ли, и народ нервный, пихается, так если еще на тебя всякая пьянь глотку рвать будет, то куда же тогда трудовому человеку пойти после рабочего дня!? Ах ты, сукин кот! Да за такое и по морде недолго схлопотать! Мать твою так и разэдак…
Вот я вам честное слово даю, все бы ему простил, и даже кота этого, сукиного сына, но мать… Вот кого хотите спросите — да я за мать бутылку не пожалею, так по голове трахну, что мало не покажется! Пустой бутылкой-то. А как же — тара все ж таки, сдать можно и на портвешок добавить.
Я ему тут и выдал, где я видел всю его родню до седьмого колена, и оплеухой присовокупил. Ну, скажу я вам, братцы, и началась жара! Сапожник-то наш заблажил, будто режут, и в атаку ринулся. А я, знаете ли, не люблю, когда мне кто-то в физиономию немытыми руками тычет. А может у него там холера? Так я, значит, и уклонился, а сзади меня, к слову сказать, один дядька стоял. Смирный такой дядечка. Все лысину платком вытирал — жарко ему, видите ли. Так сапожник ему прямехонько в бровь и заехал! С дядечки того всю апатию сразу как рукой сняло. Заревел, как медведь, и — на обидчика, локтями при этом пихаясь, прямо скажем, некультурно. Короче, заварилась тут каша. Где-то уже прилавок разбитым стеклом зазвенел, самые ушлые хвать с него, что под руку попало, и бежать. Продавщица, тетка дородная, зычным голосом стала призывать какого-то Васю из подсобки, чтоб помог ей удержать нахалов. Суматоха полная!
А я, кстати, из толчеи той в числе первых утек. С бутылкой за пазухой, знамо дело! Кто-кто, а я своего никогда не упущу.
В общем не знаю, чем там дело кончилось, кого-то, кажется, в отделение забрали, а кого-то и посадили под шумок, да только сапожник тот с тех пор на меня волком глядит. Как мимо прохожу, он начинает всякие гнусности в мой адрес отпущать. Да только я внимания не обращаю. Что я, дурак, что ли, на базаре с ним связываться? Да ему там каждый торгаш сват и брат. Наваляют еще.
Так что и хожу я теперь в таких ботинках, непочиненных. А тут, как назло, лужа эта. Постоял я, похлюпал водой в ботинке, и… плюнул! Решил домой идти. Выпить у меня есть, закусь тоже какая никакая имеется — не пропаду. А друг и так никуда не денется. Его эта мегера от себя ни на шаг не отпустит. Да и вообще, идти к нему резона никакого нет — ни выпить спокойно, ни закусить. Я ему лучше завтра с автомата на углу позвоню.
Но вот ботинки… Ну что ж ботинки. Переживу. На завтра, кажись, ясную погоду обещали.