НОВЫЙ ГОД (НАТАЛЬЯ ЛЕВАНОВА)
ИНТЕРЕСНО
РОДИТЬСЯ СНОВА
В СЕРЕБРИСТОМ ЛОТОСЕ
В ОЖИДАНИИ ЧУДА
© ПИКНИК «ИНТЕРЕСНО»
Что делать, когда любовь рушится? Не сразу, а медленно и мучительно, с подозрениями и поисками собственных ошибок?
Что делать, когда все вокруг ждут твоей ошибки? Стоят, и молча смотрят вверх – в предвкушении падения.
Когда тебе нечего желать, Новый Год с его традициями и ритуалами приобретает особый смысл.
У нас в городе есть поверье: если в новогоднюю ночь встретятся двое совершенно незнакомых людей и с первого раза угадают имена друг друга, все их желания исполнятся. Когда тебе нечего желать, традиция бегать по улицам и искать сомнительное счастье кажется глупым фарсом. Со всех сторон несется одно и то же: «Хочешь, я угадаю, как тебя зовут?»
– Хочешь, я угадаю, как тебя зовут?
Молодой парень вынырнул из предпраздничного тумана и теперь пытливо смотрел мне в глаза, ожидая ответа.
– Нет.
– Почему? – в его взгляде не было удивления, только легкая дымка печали. – Тебе нечего желать?
– Мне ничего не надо.
– Не верю.
– Дело твое.
Я зашагала вперед в надежде как можно быстрее от него избавиться. Зачем только вышла из дома?
– Подожди! – он не отставал. – Неужели жизнь так изменила тебя?
Я обернулась.
– Откуда тебе знать, какой я была?
– А если я скажу, что давно наблюдаю за тобой?
– Не верю.
– Правильно. Потому что я не наблюдал. Просто понял. Когда-то не так давно ты была счастливой. Тебе казалось, что жизнь удалась. У тебя было все: любовь, друзья... А сейчас нет даже желаний.
Я молчала. Всегда трудно признавать правоту собеседника, особенно когда в нескольких фразах он описывает всю твою жизнь.
– Посмотри, – он подошел к полуразвалившемуся палисаднику. Из-под тонкого слоя снега торчало несколько прутиков, почерневших от непогоды. – Знаешь, что это?
Я знала. Это был розовый куст, когда-то роскошный, но не переживший недавних морозов.
– Скелет, – пробормотала я. – Останки былой красоты и величия.
– А если я скажу, что весной он снова расцветет?
– Не верю.
– Зря. Расцветет. И станет еще прекрасней, чем прежде. Не думай ни о чем, не ищи объяснений. Просто верь, – с этими словами он словно растворился в тумане.
Я медленно шагала к дому. «Просто верь...» Эти слова не выходили из головы. А вдруг он прав? А вдруг – расцветет?
Неподалеку взорвалась петарда, так громко, что я вздрогнула. Еще одна традиция...
Из сугроба раздался писк. Слабый-слабый. Сначала я даже подумала, что у меня звенит в ушах. Но писк снова повторился, теперь чуть сильнее. Я подошла поближе.
В норке из снега сидел крошечный котенок. С усов капала вода, а в огромных глазах стоял страх перед неизбежной смертью.
– А ну-ка, – я подняла котенка, спрятала его под дубленку и почувствовала, что он дрожит от холода. – Пойдем греться.
За окном светает. Оттепель кончилась, и на деревьях лежит белый пух инея. В бокале на столе – выдохшееся шампанское, рядом в блюдечке – остатки молока. Котенок отогрелся и теперь тихо мурлыкает у меня на груди. Теперь я знаю, что розовый куст расцветет. Обязательно расцветет.
– Эй, – я легонько коснулась мягкой шерстки. – Хочешь, я угадаю, как тебя зовут?
КРЕСТОНОСЕЦ (M C B M)
– Пора. Пошли...
За спиной мягко, без стука, закрывается дверь. Там в полутёмную комнату заглядывает закат, и лежат на полу и стенах причудливые тени, и ничего не лучше, чем сидеть в кресле в одной из таких теней, и слушать закатную симфонию, исполняемую неведомым оркестром... Но что делать, пора так пора.
– Проверь калитку. Режим безопасности стандартный...
Мимо деревянной ограды, по узкой тропинке туда, где за домом начинаются луга... Тяжёлые ботинки утопают в ковре из трав, шагов не слышно... На востоке уже темнеет, отсветы сиреневато-розового неба ложатся на землю. Одинокая туча изо всех сил тянется к закату, медленно и неуклонно приближаясь к нему, вытягиваясь и постепенно растворяясь в вечернем воздухе.
Вверх, вверх по склону, по рыхлой земле, в которой вязнут ботинки. Почему они всё время в чём-то вязнут или утопают? Как-то так случается, что не бывает у нас твёрдой почвы под ногами... Свет из-за горизонта всё ярче, облака расступаются, открывая взгляду потрясающе великолепную картину. Лучи уже зашедшего солнца бьют вверх, окрашивая облака в тот самый сиренево-розовый цвет; чуть в стороне тучи сгущаются, и между ними блестит полоска зелёного неба – я видел такой цвет на старинной иконе, не небеса ли поделились с мастером?
Невозмутимо созерцает закат высоковольтная линия, и ветер вполголоса делится впечатлениями с берёзами на холме... Если обернуться, увидишь порозовевший купол храма – точно капля Его крови окрасила железо... У самого горизонта облака будто тлеют, и лишь кое-где сквозь них прорывается пламя, а некоторые будто добела раскалены, и непонятно – то ли это белое облако, то ли закат прожёг небо насквозь, и видно, что ТАМ, ЗА НИМ, след Бесконечности...
Молчание и неподвижный взгляд, устремлённый вверх...
Туча ещё больше вытянулась вперёд, будто под действием невидимого магнита, и внезапно понимаешь, что имя этому магниту – одиночество. А ветер – и рад бы ей помочь, да слишком слаб и заворожен МУЗЫКОЙ...
Ты сейчас дома, уютно устроилась в кресле, в тени, допиваешь кофе и глядишь в окно, чуть щурясь, словно подмигивая закату. А я – как эта туча, и хотел бы вернуться, да не могу...
Дорога перемахивает через горизонт и, наверное, упирается прямо в закат. Кажется, осталось каких-нибудь пять шагов.
Подождите немного, мы уже идём...
ПРИНЦИПЫ СЕРЕБРЯНОЙ КОРРЕКЦИИ (ДАНИИЛ СЕРЕБРЯНЫЙ)
Вдоль шоссейной дороги – по обочине – медленно, задумчиво шёл молодой человек. Машины – большие и малые – с рёвом и визгом проносились мимо него. Возникая из ниоткуда и исчезая в никуда, обдавали облаками газовых выхлопов, а он словно и не замечал ничего. Шёл – из ниоткуда в никуда.
Так бы он и шёл себе до труб судного дня, если бы внезапно рядом с ним с тяжким грохотом не остановилась огромная машина – длинный-предлинный автопоезд.
Даниил остановился. Так же задумчиво, как шёл, так же медленно повернулся к машине и поднял глаза. Труба с рёвом выплюнула в небо струю выхлопных газов и затихла. Распахнулась дверца, и он узрел здоровенного бородатого детину. Весёлого такого.
– Куда идёшь, человек?! – громыхнул детина и... улыбнулся...
– Стопом... До Кургана... – тихо произнёс Даниил. Но детина услышал.
– Давай, чувак, залезай! – жест огромной дланью к себе. – Милость Божия. О! – указательный палец вверх.
Начинало смеркаться. Данька подумал немного и полез в машину.
Водила представлял собой весьма колоритное зрелище. Большого роста мужик с не менее большим животом – они могли бы соревноваться друг с другом размерами. Было весьма интересно, как он вообще сумел упаковаться в ограниченное пространство кабины. На куртке военного образца – там, где обычно бывает надпись «Вневедомственная охрана», – было написано: «Спаси и сохрани». По-аглицки. Она особо гармонировала с надписью «Chicago Bulls» на его же бейсболке, из-под которой выглядывал сзади хвост волос. Из бардачка, набитого всякой всячиной так, что дверца не закрывалась, загадочно выглядывал корешок «Розы Мира», сверху которой красовался новенький газовый ствол.
«Господи, куда я попал...» – подумал Даниил... Мелькнули фары встречного автомобиля, их отражённый свет упал на табличку с цифрами 04 на ветровом стекле, под которым красовался овальный логотип радиостанции «Европа плюс», но вместо Европы там было написано по-русски «Рашн Федерашн». Дан крепко зажмурился, протёр кулаками глаза и посмотрел сызнова. Надписи не изменились.
«Господи, лучше бы я, как Хип, поехал в Катманду...» – подумал Даниил... Довершало структурную композицию единение приклеенных рядом – под потолком – иконки Серафима Саровского и рекламы какой-то рок-группы с черепом и костями. Данька снова зажмурился...
– Ну, и как тебя по имени, чувак, что стопом до Кургана?! – вопросил детина и, с трудом повернувшись в кресле, глянул в зеркало заднего вида.
– Мак... – тихо сказал Даниил.
Водила повернулся обратно, возвернув здоровенное пузо в изначальное положение.
– Ккак?! Макс?! А-хаха! Так значить мы с Максом тормознули крутейший автобус!? – детина дико заржал.
– Да не Макс, а Мак – МакЛауд. Псевдо... – произнёс Данька, подумал и добавил: ним...
– Ну чё, Мак – хочешь приторчать? – ухмыляясь, спросил детина, и вытянул из бардачка – из-под «Розы Мира» – маленький полиэтиленовый пакет. Словно по волшебству, на его ладони образовался маленький курганчик белого порошка.
Данька заторможено поглядел на горку коки, перевёл взгляд на рулевое колесо, которое тот держал другой рукой, потом – на спидометр. Вконец обалдев, словно в замедленной съёмке, посмотрел вперёд – сквозь лобовое стекло.
Там, впереди, не более, чем в ста метрах от мчащейся машины, мелькнуло белое пятно. Сверкнули спицы закрытой коляски, стоящей посередине дороги. Глаза бедной женщины, ловящей на обочине дороги вырванный ветром зонт, расширились, словно два озера Нири... Немое кино ожидания неизбежности...
И тут, прямо из ниоткуда, перед коляской в слепящих лучах белых фар возникла фигура маленького человека в джинсовом костюме. Стремительно развернулась в сторону приближающейся машины, вспыхнула серебряным контуром, расплылась на мгновение и, словно намереваясь остановить грузовик, человек нанёс встречный удар ногой с разворота.
Вспыхнула голубая сфера, раздался щелчок, точно сломался кусок толстого льда, пространство и время подёрнуло судорогой. Скрежет. Даньку швырнуло вперёд – прямо на лобовое стекло. Он успел лишь поднять руки, рефлекторно защищая голову. Ремень, явно рассчитанный на такого же, как водила, человека, свободно пропустил его вперёд...
Маленький человек с раскосыми глазами азиата; вконец обалдевшая и уже ничего не соображающая женщина; вмёрзший в пространство и время огромный грузовик...
За спиной азиата возникла ещё одна фигура – такого же роста, только в белом. Первый пришелец повернулся, встретился взглядом со вторым.
Немая сцена.
– Опять... Нас ведь ждут, а ты опять со своей коррекцией... – произнёс второй из пришедших. – Ведь ОН говорил – не вмешиваться...
Первый мрачно, исподлобья, взглянул на него. Промолчал.
– В тебе по-прежнему горит серебряный дракон... – продолжал второй.
– Я выполнял приказ... – после короткой паузы ответил первый.
На спине у него мелькнул серебряный контур дракона.
Второй показал пальцем вверх. Первый кивнул.
– М-да. Ну ладно. А кто?.. – вопросил второй.
– ОН сказал – один из Рыцарей Горизонтов...
– Рыцари Горизонтов исчезли так давно, что о них не помнят даже легенды.
– ОН сказал, что они вновь появляются – в разных местах и в разное время. И называют их теперь по-другому – Воины Духа...
– Понятно. Ну что ж. Им ОТТУДА виднее.
Второй замолчал. Задумчиво, размеренно подошёл к стоящей рядом коляске, очертил над нею пальцами крест.
Призрак знамения тающей дымкой еле заметно вспыхнул на краткий миг и постепенно исчез.
Женщине, и без того уже ничего не соображающей, показалось, что над коляской возникла бледная фигура преподобного Серафима, и разум её не выдержал. Она мягко опустилась на траву по обочине дороги.
– Обморок. – произнёс второй и посмотрел в сторону водителя авто. – А этот?
– Это не наш клиент...
– Ладно, пошли, нас ждут... – после короткой паузы сказал второй.
Исчезли.
Водила медленно приходил в себя. Точно заснувший, сквозь дрёму непонимания припомнил произошедшие события и с трудом оторвал голову от рулевого колеса. Заторможено глянул в зеркало на свою физиономию – ни ссадины, ни синяка. Посмотрел на свои руки – то же самое...
– Вот бл... – заговорил он, с трудом ворочая языком. – Хэй, МакЛауд, ты видел, как он нам въеб...л? Но ты не беспокойся, я тут разрулю... – проревел он, выходя из ступора. Нашарив под ногами монтировку, открыл дверцу и только после этого оглянулся.
На соседнем сидении никого не было. Ремень безопасности был застёгнут... а на сидении – пусто...
Припомнив показания спидометра, он вывалился из машины и глянул на передок. Ни единой вмятины.
Белая коляска на обочине и лежащая рядом с нею без чувств женщина. Застёгнутый ремень безопасности и закрытая дверь... У него закружилась голова. Он перекрестился, выдал трёхэтажное идиоматическое выражение и с неожиданной прытью ринулся в кабину. Наддал по газам так, что машину буквально унесло...
Ночь. Пустынное ночное шоссе и еле заметное свечение, исходящее от коляски. Женщина, судорожно вцепившаяся в пойманный зонтик, начинала приходить в себя...
Группа «Азия» ожидала своего курьера.
НАУЧИТЬ (НАТАЛЬЯ ЛЕВАНОВА)
Я так устала...
Этот день, эта ночь, день-ночь, ночь-день, бесконечная череда, всемирная карусель.
Я все вижу. Я чувствую. Я знаю. Я могу уничтожить все в одно мгновенье, но, в то же время, я бессильна.
Как? Как объяснить, что воровать ради наживы и воровать, чтобы не дать детям умереть от голода, – это не одно и то же?
Как дать им понять, что еще одна шкура леопарда сделает богаче только одного человека, но если леопарды исчезнут, то все мы станем беднее?
Как научить их видеть красоту в простых вещах?
Как сделать, чтобы они ценили жизнь?
Как?
День-ночь, ночь-день, бесконечный бег в темноте Вселенной.
Я могу уничтожить все, но я не хочу. Я хочу помочь. Объяснить. Научить...
800 ГРАММОВ КРОВИ (ГАЛИНА УЗРЮТОВА)
Ему пришлось лишиться восьмисот граммов крови, чтобы приехать ко мне. Каждая капля незаметно тянет за собой следующую, одна за другой обреченно падает в прозрачную банку с вытянутым горлышком. У него в голове путались остатки запутанных песен, услышанных за недолгую смутную жизнь, а руки становились все легче. Когда, наконец, чувства прояснялись, он медленно вставал и выходил из скучного невзрачного помещения. А кровь, остывшую и внешне безликую, отправляли другим людям, которые даже не видели его.
Если бы я знала, что цена автобусного билета «туда-обратно» равна стоимости восьмисот граммов крови (его крови!), то я бы ни за что не согласилась, чтобы он приехал. Я не знала. Он приехал.
Встреча двух людей, никогда ранее не смотревших друг другу в лицо, – странное событие. Глазам трудно привыкнуть к совсем чужим ресницам, скрывающим где-то в неведомой глубине, размытые ощущения. Словно заглядываешь в бесконечную пропасть или смотришь сквозь ночное небо. Немного согревшись под теплыми лучами робких искренних глаз, постепенно принимаешь новый для себя взгляд, а вместе с ним и другое, не твое, миропонимание.
Мы гуляли без остановок. Переходя с улицы на улицу, я пыталась осторожно поймать его хаотичные мысли, скрывающиеся за немым выражением лица. И только останавливаясь на замучивших мою торопливую натуру светофорах, я начинала осознавать, что не могу требовать от человека, шагающего со мной рядом всего пару часов, бескорыстной искренности и полной отдачи. Когда, наконец, он впервые посмотрел в мои пытливые глаза, я еще долго сохраняла ускользающую радость, не забывая при том держать маску безразличия на лице. Радость эта была вызвана появлением нового друга, навсегда оставшегося в моей памяти взрослым человеком с отбеленной душой ребенка.
Помню, когда зашла к нему на следующее утро в гостиницу, я была словно сбита с ног его приятной наивностью. Только я сказала «привет», как он со скользящей улыбкой на лице выдал: «Смотри, какой вид из окна!!!». Пейзаж, распахнувшийся с пятого этажа гостиницы, действительно впечатлял: каменные архитектурные фантазии города невыносимо сочетались с естественной красотой широкой реки, прикрывшей свою наготу перилами огромного моста.
Второй день наших прогулок дал мне бессрочный пропуск к его душе. Он уже свободно рассказывал мне о том, как пытался соорудить телескоп, как за двадцать лет своей жизни засек только одну падающую звезду, как в его левом глазу крутится и сияет миллионами оттенков стеклянный калейдоскоп... Спустившись к пасмурной реке, мы неторопливо зашагали вдоль пустынного побережья, то и дело натыкаясь на осколки минувшего лета в виде разбитых бутылок. Рассказывая о своей жизни, он то и дело сопел так, словно простудился, но не хотел этого показывать. Я спросила его о причине столь характерных для приближающейся осени звуков, суть которых он видел не в холодном воздухе, сжимающем клетки, а совсем в другом. Он сказал, что таким образом посылает сигналы на Марс с приглашением живущих там существ посетить нашу привычную Землю. Интересно, каков будет их ответ?
Посмотрев на белое неподвижное небо, я спросила его: «Ты любишь молоко?». «Только не сразу из живота коровы!», – ухмыляясь, произнес мой друг. Этот ответ просто сразил меня: он прозвучал, словно из моих уст, выплескивая те же слова и интонации!!! Формулировка «из живота коровы» уже несколько лет отчетливо автоматически отлетает от меня, поражая людей, наслаждающихся теплым парным молоком, которое «только что коровка принесла».
Притекло время уезжать. Спрашиваю: «Как там с Марсом? Ответ-то прислали?». «Не хотят», – говорит.
Другого ответа я и не ждала. Может, у марсианских существ крови столько не нашлось, чтобы добраться до Земли. Дорога-то длинная. Крови много надо.
Держу его руку. Не отпускаю.
«Ладно, – говорит. – Пиши!!! Еще кровь сдам, приеду!»
С ужасом думаю: «Кровь человеческая не бесконечна. Всего литров пять-шесть...»
ЛЕШИЙ. (АЛЕКС ВЕСЕЛОВ)
– Вот, а ещё говорят, что в наших лесах леший появился. Да, да, самый настоящий... Помнишь, Агафья пропала? Говорят, не далече чем за день до её пропажи, девка лешего увидела.
– Да ну? А как же его от обычного человека отличить?
– Говаривают, у лешего обе ноги левые и обувка на них тоже для левых ног...
– Да ладно, брехня всё это!
– Ну, как знаешь. Тока вот когда сегодня в лес за грибочками пойдёшь, в оба глаза поглядывай!
Корзина была доверху наполнена грибами, и пора было бы возвращаться домой, как вдруг Захар обнаружил, что заплутал и дорогу до дома ему уж не найти. И как назло рядом никого не было.
– Ау! Ау! Ау!
– А, чё заблудился, – вышедший откуда-то сзади старичок едва ли не до смерти напугал Захара.
– Да, дедушка. Вы случайно не знаете, в какой стороне деревня Петухи.
– Отчего не знаю, знаю. Ты, наверное, городской? – дед усмехнулся.
– А вы откуда знаете?
– Тока городской может в трёх соснах заблудиться. Она вон там...
Тут случайно Захар взглянул на ноги незнакомца и обомлел. На его тощих, как жерди, ногах были одеты два левых сапога. Два левых сапога!?
– А-а-а-а-а-а-а-а-а... – закричал Захар и, кинув свою корзину, бросился прочь в указанном стариком направлении.
– Эй, ты куда? Вон, корзинку потерял...
Затем старик перевёл свой взгляд с корзинки Захара на свои ноги и развёл руки в стороны:
– Побери меня водяной! Старость – не радость. Опять два левых сапога нацепил...
ЛЕГЕНДА. (СААГУН)
Однажды, когда мир был ещё молодым и белоснежные горы, казалось, подпирали своими вершинами небо, а основание их было утоплено в лесах, с одной из вершин стекал горный ручей. Некоторые люди говорили, что свои чудодейственные силы он берет от самого Солнца. Никто не знает, было ли это правдой, но люди, приходившие сюда никогда не говорили ни слова. Ручей завораживал своею хрустальной чистотой всех. Когда два человека ссорились, им говорили: «Сходите к горному учителю», и возвращались они всегда умиротворенными, без тени вражды друг к другу.
И вот однажды в это селение пришел странный человек. Никто не запомнил его лица, точнее – все помнили его, но каждый по своему. Общим было только чувство уважения к нему. Каждый видел в нем отражение воина без страха и упрека – таким, каким и должен быть настоящий воин. Одному – казались испещренные шрамами лицо и руки, другому – заросшее бородой лицо, на котором виднелись лишь горящие благородством и знанием глаза, третьему – вообще казался пожилой мужчина с хмурым выражением лица, но с веселыми морщинками около глаз. Однако во всех воспоминаниях общим были печать какой-то странной силы на лице незнакомца, которую он уже с трудом переносит, внутренняя боль и мудрость, которую этот человек обрел в войне со всеми.
Все было странно в этом незнакомце – легкая, летящая походка (он не оставлял следов даже на дорожной пыли), горделивая осанка, а самым странным был его меч. Огромный – он лежал на плече незнакомца, обернутый в дорогую ткань, откуда лишь недобро поглядывала гарда со странным узором.
Старейшина, робко поеживаясь, подошел к нему и спросил: «Куда, значить, добрый человек путь держишь? С чем к нам пожаловал?»
«С добром» – сказал незнакомец старейшине, глядя прямо ему в лицо. После этого взгляда побледневший старейшина отошел с дороги незнакомца, поклонился ему и тихо сказал: «Прошу Вас в мой дом, Господин»
После старейшина рассказывал, что никогда до и никогда после не встречал он такого взгляда – взгляда всей вселенной внутрь тебя самого. «Я не нуждаюсь в твоих услугах. Только скажите мне, как пройти к горному учителю» – тихо произнес незнакомец – «Прошу Вас...» И такой болью пронизало всех присутствующих от этих слов, словно тысячелетняя вселенная пахнула на толпу своею скорбью.
«Я покажу» – с поклоном произнес молодой охотник. «Хорошо» – произнес незнакомец – «Выходим сейчас» Сказано это было таким тоном, что многие в ту ночь не могли уснуть, но не могли они и поделиться своими мыслями с другими. Просто это была не их печаль и не их боль. Это была даже нечеловеческая боль.
Уже на закате охотник привел странного человека к ручью. Солнце, заходившее прямо напротив горной вершины, окрасило песчаное дно ручья в красноватый цвет. Наступала ранняя осень, и по хрустально чистому ручью плыли печальные опавшие листья. Воздух грустно перетекал с одного места на другое, как бы обходя свои лесные владения, даже не пытаясь играть с листьями, как бы опасаясь сорвать золотисто-желтые одежды со всего леса. Вокруг стоял запах грусти оттого, что лето ушло, и было в нем не только ожидание зимы, но и легкое предчувствие следующей весны. Запах осени – ничто так не насыщено эмоциями, ничто так не показывает человеку его бессилие в этом извечном круговороте природы, наличие каких-то более важных законов, чем те, что устанавливает он сам.
Рядом с ручьём стоял молодой человек, похожий на бродячего поэта, одетый в белые одежды, не сковывавшие движения с коротким, странно изогнутым мечом за спиной.
«Ты пришел» – произнес он. Просто по голосу охотник понял, что эти люди ровесники друг другу. «Спасибо тебе» – произнес воин охотнику – «Тебе пора» и повернулся к юноше – «Ты не изменился» – сказал воин ему, в то время как молодой охотник скрылся в лесу. «Мы не меняемся» – сказал тот – «Ты знаешь сам – впереди и позади у нас – Вечность, мы – всего лишь две стороны одной медали»
«ЧАНЬСКОГО МАСТЕРА ВСТРЕТИВ В ПУТИ, ВРЕМЕНИ ДАРОМ НЕ ТРАТЬ, НО И МИМО НЕ ВЗДУМАЙ ПРОЙТИ, ДАЙ ЕМУ В ЗУБЫ И ПУСТЬ ОБЪЯСНИТСЯ КУЛАК. ИСТИННЫЙ МАСТЕР ПОЙМЕТ, А ИНОЙ ОБОЙДЕТСЯ И ТАК!»
После этой тирады молодой поэт неуловимым для глаз движением выхватил свой меч из ножен, поклонился казавшемуся старшим бойцу, и далее превратился в размытую тень, пляшущую вокруг молнии. Он, казалось, мог находиться во всех местах поляны сразу, а туда, где не мог появиться он сам, доставал его меч. Удивительное существо, состоящее из человека и молнии, превращалось то в ощерившееся иглами уколов невиданного зверя, то в рассеченный молниями замахов волшебный вихрь. Неожиданно этот вихрь делился на две независящих друг от друга части, и тогда человек и его меч жили сами по себе. Иллюзорна и прекрасна была эта картина, и, когда человек вонзил свой меч во дно ручья и остановился над ним, даже вода, казалось, не замечала преграды, и листья, несомые водой, продолжали свой путь. Лишь попав по пути на меч, они распадались на половинки, разрезаемые острым, как бритва лезвием клинка.
Старый, как сама Вселенная, Воин в это время неторопливо снимал меч с плеча и освобождал клинок от всего ненужного. Тускло засветился металл недобрым светом вечной тоски, а когда крепкие руки обхватили его рукоять, меч, как бы обрадовавшись руке хозяина, заиграл отблесками заходящего солнца на увитом узорами клинке. Непрерывно перетекали движения странствующего рыцаря, освобождающего меч от плена дорогой ткани, и через секунду после того, как меч Поэта пронзил воду ручья до дна, рядом с ним вошел в воду меч Воина. Страшен был этот удар, казалось, дрогнули горы, а воды Горного учителя расступились сами в страхе перед ударом, и не сомкнулись потом около клинка, а лишь обнимали его вокруг, оставляя неуловимое расстояние между собой и мечом. Листья в страхе сторонились лезвия, недобро заполыхавшего красным отблеском заката, и невредимые плыли дальше.
«Мы всего лишь отблески костра» – произнес Поэт.
«Нет!» – решительно произнес Воин – «Мы и есть сам костер, сам путь Вселенной!»
И оба они были правы, а их клинки, странно перетекая из одного в другой, стали одним целым. Одной дорогой, самой жизнью, по которой нельзя пройти, но которая пройдет через каждого из нас.
НАДЕЮСЬ, НЕ ПРОЩАЛЬНОЕ... (АЛЕКС ВЕСЕЛОВ)
Уж нету сил – всю ночь без сна
И подо мною пустота.
Стою один на гребне скал,
Настал конец... я так устал...
Настал конец, закончен сказ
О двух сердцах – о нас, о нас,
Любивших как никто другой...
Теперь друзья лишь мы с тобой...
Твоё лицо в последний раз,
А может... мир ведь очень тесен...
Но в голове обрывки фраз,
Обрывки фраз, отрезки песен...
«Проснитесь, вьюги-холода
Проснись, июльская жара
И ты, бездомная
Луна, Скажи, куда ушла она...» *
Скажи, куда ушла она –
Моя любовь, моя душа...
«Где-то моя любовь в жарких Сахарах...
Где-то моя любовь цедит зелёный чай.
Не отвечай на боль, времени мало...
Не отвечай на боль. Шепчет. Не отвечай». *
Я буду помнить всё что было
Так долго – сколько хватит силы,
Твою любовь, добро и ласку,
Ту нашу встречу, нашу сказку...
Пусть наши разошлись дороги –
На сердце новые ожоги –
С мечтой вовек я не расстанусь
И потому, с тобой останусь...
«Останусь пеплом на губах
Останусь пламенем в глазах
В твоих руках дыханьем ветра
Останусь снегом на щеке
Останусь светом вдалеке
Я для тебя останусь светом...» *
____________________________
* В произведении использованы
тексты песен группы Джанго –
«Венгерка», Мара – «Моя любовь»
и Город 312 – «Останусь»...
КОСМИЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ! (ТАТЬЯНА СВЕТЛИЧНАЯ)
О, Сердце, полное восторга!
О, Красоты чудесный Свет!
В Мирах Вселенского Простора
Летим за радостью Планет!
Вокруг сияют лучезарно
Красоты россыпей Миров!
Вселенской Ткани Светозарной
Так ослепителен Покров!
Мой друг, мой Звёздный Маг, со мною!
Мы пролетаем над Страною –
Небесною Страною Звёзд,
Прокладывая Звёздный Мост!
Нас Млечный Путь зовёт Огнями,
И Светозарными волнами
Сребристый шлейф Его парит!
И Таинство вокруг царит!
Чарующая Красота
Открыла Вечности Врата!!!
Мы, восхищённые судьбою,
Летим, мой Звёздный Маг, с тобою!
О, как же Лучезарен ты
В мирах Вселенской Красоты!
Благодарю тебя, мой друг,
За твой чудесный Светлый Дух!
Мы, путешествуя с тобой,
Откроем Духа Мир Живой!!!
Проявим то, что ещё скрыто
Для глаз Земли, иль позабыто... *
_____________________________
* Посвящается моему отважному другу –
Звёздному Магу – Вячику Астролябову!
ПО ТУ СТОРОНУ РАЯ (ИРИНА СИВИЦКА)
Там, на краю Земли, где кончается жизнь, начинается вечность,
Исчезают сомнения, и проходит боль,
Которая терзает всю жизнь и душит, подобно верёвке...
Её уже нет – видишь, она растворилась
В пустоте и бесконечности мира.
Лунный путь – твоя дорога
Туда, где нет ничего, и есть всё,
Туда, где любовь – начало и конец,
Туда, где есть свет, и нет тьмы,
Туда, куда все стремятся, но не все доходят до конца.
Тебе подарили свободу:
Нет больше иллюзий, нет страха – только полёт.
Смерть – это начало новой жизни,
И там, куда ты идёшь, ты встретишь того,
Кто знал обо всём заранее,
Кто проверял тебя, кто боролся с тобой,
Но всегда был рядом.
И среди света ты увидишь его глаза,
Которых еще не видел никто из нас,
Оставшихся здесь, по ту сторону рая... *
___________________________________
* Посвящается человеку, которого уже
нет рядом со мной...
СОН. (ДЕВУШКА НОЯБРЯ)
Белоснежная... снежная постель,
Розы алые... алые на ней...
Дымкой воздух... дымка от свечей...
Безмятежный... нежный сон... ничей.
...Ее волос, словно шелка ткань,
Ее голос, словно птицы трель...
Позабыт им... жаль,
Сон прекрасный... сон ничей.
И осталась одна –
Среди ночи и дня,
Словно в небе луна...
Без любви... ничья.
...лишь холодная, снежная постель
и сон забытый... Сон ничей.
ЖЕСТОКИЙ ЗАКАТ (АННА ГЕРН)
Тот вечер был розово-синим
И таял закат на воде.
И в воздухе пахло бензином,
Асфальт не забыл о беде.
Жужжали колеса, как пчелы,
Об шлем отражался закат.
Он ехал ездой опьяненный
Ни шагу, ни взгляда назад!
И снова зовет громко миля
И много таких позади
Не знал и не ведал, что гибель
Вдруг встретит его впереди.
На гладкой серебряной трассе
Он мчался, а по боку – лес
Кружилась душа его в вальсе,
Взлетая до края небес.
Он мчался, не зная печали
А из лесу словно огни.
Все чьи-то глаза прожигали
Из кожи тугие ремни.
Закат поменялся на звезды,
Но был еще слышен мотор.
И совы покинули гнезда
Бесшумно летать среди крон.
Вдруг тормоз... и
Скрежет о камни
И вой жутко режущий слух.
Стоя в серо-белом тумане
Лишь он – то ли зверь,
То ли дух.
А звезды горели пожаром,
И с ними сверкали глаза.
И звон на асфальте на алом
Оставила ночью гроза.
Он мчался, не зная печали,
С асфальта как будто огни
Все чьи-то глаза провожали
Бесплотного духа вдали...
ПРОСВЕТЛЕНИЕ ДОЖДЯ (СМЕЮЩИЙСЯ БУДДА)
Как ветхую одежду сбросив бренный мир
К открытому окошку подойдя
Я осознал всю замкнутость квартир
И иллюзорность завтрашнего дня
Вдыхая влажный воздух – руки вытянув под дождь
И глупо улыбаясь мокрым воробьям
Я осознал – что скоро Ты придёшь
И заберёшь в небытие меня
Взорвался смех и вылетел в окно
Ополоумев, вымочил судьбу
Я осознал большое «всё равно»
И сразу бросил разум в пустоту
Всё тот час стало на свои места
И понял я немного погодя
Как удивительна святая пустота
И что вообще то не было меня!
Мне весело!
Для Будды осознавшего свою истинную природу
Что такое депрессия?
Ночное сновидение
Которое смывается утренней водой пробуждения!
Всего лишь солнечное захождение
Предвещающее прекраснейший рассвет!
БЕЛОШВЕЙКА (МАРИНА ЛЕБЕДЕВА)
«БЫЛА Я БЕЛОШВЕЙКОЙ
И ШИЛА ГЛАДЬЮ
ТЕПЕРЬ ПОЮ КУПЛЕТЫ
И СТАЛА АРТИСТКОЙ
ТАРАМ-ПАМ-ПАМ» ©
у меня есть набор для выживания
я выживаю крестиком
выживаю ноликом
выживаю из себя «до свидания»
выживаю по капельке
становлюсь алкоголиком
извивается бесконечная ниточка
выживаю как курочка по зернышку
у меня всё по полочкам, моя милочка
у меня всё просчитано, мое солнышко
выживаю стежками бесстыжими
неправдоподобными сказками
выживаю на коротко стриженом
жгучее тавро взглядом ласковым
будешь помнить
носи это дО смерти
за моей
печатью и подписью
выживаю не лыком
с особым циничным шиком
цветные картинки:
листья, травинки
пляшущие человечки
невиноватые овечки
слово вечность
забыть и отвлечься...
не думать...
руки занять...
вышивать...
выжигать...
выживать... *
____________
* Кате
Я УЙДУ (АЛЕКС СЕМЕРИ)
...я уйду еле слышно, в ночной тишине,
в край, откуда уже никогда не вернуться...
...я уйду, не надеясь, услышать как ты,
вслед кричишь мое имя, зовя оглянуться...
...я уйду, словно легкий весенний туман,
исчезающий напрочь с началом рассвета,
я уйду, позабыв все, что в жизни я знал,
помня лишь о тебе, только важно ли это?..
...я уйду, и спокойнее станет тебе,
жизнь твоя потечет вновь размеренно, мило,
я уйду, и со мною исчезнет все то,
что так долго и больно тебя тяготило...
...я уйду, в неизвестность, во тьму, в никуда,
в те чертоги, что полны безысходной тоскою,
я уйду, в твоем сердце не оставив следа,
и в глазах твоих слез... ты права – я не стою...
...может только однажды, осенним дождем,
или снегом парящим я вернусь к тебе снова,
чтобы тихо и нежно тебе прошептать
недосказанных мною, волшебных три слова...
ЕСТЬ ТОЛЬКО НЕБО... (САТУРА)
Луна роняла уязвимый свет
На чёрные воды морей из печали
Забытых снов, рисуя силуэт,
В бархат омута его одевали
И в холодном сиянии звёзд
В силуэте жизнь зарождалась
С сердцем безнадежным, что лёд
И мечтами из дождей и тумана.
И вот к ней прилетело время,
К душе, чтобы восстала ото сна,
Чтобы на путь вступила, веря
В лживость боли и красоту стиха.
Глаза открылись, чтобы видеть небо,
Забилось сердце, почувствовав его,
Есть только небо, вечное небо...
Всё остальное – ничтожная ложь.
Стоя на перекрёстке всех дорог,
На купол небесный смотрела
Тело гладил тёплый ветерок,
А внутри, в душе всё холодело.
Беззвучно кричала в синюю высь:
«Возьмите меня, звёзды-сестрицы!
Разрешите, на небе с вами побыть,
А потом сгореть и разбиться!
Вместе с вами встретить рассвет,
И бесконечного неба беспечность.
И безудержно, в последний момент,
Уже сгорая, влюбиться навечно!»
ИНЕЯ БЛЕСК ПОД ЛУНОЙ... (ДАНИИЛ СЕРЕБРЯНЫЙ)
и не Он,
и
не я
под Луной
этот Лотоса
Свет источает
KAMAL. ПОСВЯЩЕНИЕ. (M C B M)
Ветра напевом звучит
Голос бамбуковой флейты
Над сумеречными полями
ВОСХОД СИЯНИЯ. СИЯНИЕ ВОСХОДА.
(ДАНИИЛ СЕРЕБРЯНЫЙ)
Биение сердец
и звёздный ветер...
Звёздная Дорога...
Тающие звёзды
на рассвете...