Ноктюрн

Игорь Марков
Майская, подмосковная ночь – это действительно переживание не из рядовых. В такое время очень даже легко не уснуть. Стоит только сбиться с привычного ритма, ухватиться за ускользающий фантом воспоминаний, как вдруг сны уходят в темный угол комнаты, а воображение начинает питать сухую корку души, потрескавшуюся от жажды творческого поиска.
Ночь – это же совсем другая сторона бытия, в которой затаившиеся страхи шушукаются под неустанным взором огромных, серебристых звезд. Отдаленный голос сонного городка. Хор местных лягушек, под управлением своего какого-то концертмейстера. Выпуклое, тоскливое соло ночного пернатого хищника... Пауза... Заливистый лай собак, где-то, на другой окраине дачного поселка. И вдруг, высокая нота рассыпается сотнями трелей – это соловей поет о любви. Звуки кружатся, смешиваются, расходятся, повинуясь взмахам невидимого дирижера, снова сходятся, сплетаясь в причудливый узел...
Вышел ночью на кухню поглядеть на кастрюлю (бульон варил для борща). Форточка открыта настежь. Три часа ночи. Слышу, как в общую картину звуковой феерии с нарастающей силой вмешивается что-то постороннее. Прислушиваюсь… Голоса человечьи, мужские:
- …А что ему?.. Хавчик есть, копить ни на что не надо…. Миша! Миша, где ты? Миша!...
- Аоуэ…
- Ага… Так, это…. Я и говорю - что ему?.. Жена не работает, бабки копить…. Миша! Ты где, Миша?... Миша!...
- Уыэ…
- …Апельсины, бананы – похуй….
Голоса удаляясь, растворяются в ночной какофонии.
И снова, уже издалека:
- Миша! Где ты?..
Тишина. Опять соловей. Громко. У самого дома.
Только подумал о том, что хорошо бы именно сейчас любить женщину, где-нибудь на росистой опушке, подходящего к дому леса, как женский крик разрывает ночную мглу:
- Мудак! Все время меня позоришь! Пошел нах....!
- Бубубубу…. – отвечает виноватый, мужской…
- Паскуда! Тварь!
Громкий и резкий шлепок – хрясь! «Наотмашь врезала!» - Почему-то пришло мне в голову.
И неистовая трель соловья! Да, так, что и голоса уже не разобрать.

Развалясь в брезентовом шезлонге, затягиваюсь дымком любимой трубки. Убавил огонь на плите, чтобы не так бушевали страсти в кастрюле.
- Су-ка! – Как-то безвольно произносит Миша за форточкой
– Он же тебе шоколадку принес, а ты!... Ы-ых! – Вступается за Мишу товарищ.
- Больно, Мишенька?
- УЙ..- ик..-ДИ, су-ка!
Перебранка удаляется в темный омут переулка, шарканьем трех пар стоптанной обуви. Влюбленная птица провожает процессию вязким сиропом трели, окаймленной стараниями болотных певунов, а в россыпи звезд, запрыгивающих через форточку, во вкусно пахнущее пространство тесной кухоньки, невольно читается сладкое как карамелька слово: «Любовь».