Бог смотрел на меня добрыми, голубыми глазами.
- ...Стройненькая?
- Ну, да, стройненькая!
- Молодая?
- Более чем...
- Заботливая?
- В общем... Да!
- Любящая?
- Мне кажется, что любит.
- Такая, как хотел?
- Такая...
Бог шумно отхлебнул чайку из блюдца, почмокал пухлыми губами. В выражении его лица появилась едва уловимая горечь.
- Вот, ведь, люди!... И ни какой благодарности!
- Спасибо, Отче!
- Спасибо, Отче! - Передразнил Бог. - А страдания души где? А? Я спрашиваю!
- Так, ведь же...
- Это не в счет! Разве это страдания? Этим душу не усовершенствуешь! Нужны такие страдания, чтобы аж, жить не хотелось! Чтобы memento mori без отрыва на прием пищи и сон! Что бы и во сне!... - Бог икнул. - Ты понимаешь меня, сын мой?
- Понимаю, Отче! Итак, тошнит уже от всего!
- Это от жратвы тебя тошнит! Посмотри! Чем ты питаешься!
- Да, как все: суп, овощи....
- Хлеб и вода! Ты понял меня? Хлеб и вода! Отныне, и присно, и вовеки веков! - Бог хихикнул в сторону - Недурно сказано!
- И что? Это все - за обыкновенное, человеческое счастье?
- «Обыкновенное, человеческое счастье» - говоришь? За счастьем не туда обращаются, милок! Это тебе в преисподнюю надо! Там подают! За сколько душу заложишь, столько и подадут! - Бог осмотрел свой балдахин, бережно разгладил складки. - Вот, что... Придумай себе наказание - приходи, обсудим.
За моей спиной что-то щелкнуло, как будто лязгнула задвижка тяжелой двери. Я обернулся назад, но увидел только белую стену.
...Бог исчез. Над столом повис язычок пара, поднимающийся из чашки, недопитого им чая.
"Обиделся..." - подумал я в тот момент.