Не надо цепляться за случайные встречи. Тем более за те, которые ты вообщем-то мечтал, чтобы никогда не случились. А тут, если уж столкнулся плечом к плечу на алее в парке - Привет! Привет! - и беги себе дальше по своим делам, как бегут все эти люди вокруг, кто-то спешит на трамвай, кто-то спешит на работу и ты тоже тут не просто так. Ну надо же схватить ее за локоть и увлечь по тропинке в сторону от аллеи, туда глубже в парк, где по-весеннему еще холодно и пахнет прошлогодними гнилыми опавшими листьями. И она тоже, поддавшись моему порыву, жалеет теперь, что самой не хватило смелости просто пойти дальше. И вот теперь идем рядом. Она стала другая, стройная, ну это впрочем как прежде, в черном приталенном пальто, и это тоже как раньше - черный цвет главный.
Скованность эта, отчуждение - откуда они, я уже и сам не хочу помнить и соглашаться с этим. И когда садимся на влажную лавку, она садится нарочно чуть дальше, а я теперь уже упрямо придвигаюсь ближе. Потом решительно уже беру ее руки в черных кожаных перчатках в свои. Ну не будет же она вырывать их?! Не будет.
И вот уже мне и этого мало и я обрушиваюсь на нее потоком слов, всё что не сказал когда-то - признания, комплименты и радости, надежды и страдания. И она слушала не отвечая.
В первый раз увидел ее я на какой-то пьянке, такой сборной солянке, где много общих друзей и их друзей, вообщем интересное множество незнакомых прежде лиц. Самое-то для стеснительного меня. Увидел ее, зацепился глазами за глаза. она была такая, что наедине бы, или в менее шумной и веселой компании ни за что бы не решился к ней подойти. Это случай именно вот твоей красоты, которая у тебя точно захватит дух, не дав дышать какое-то время, и потом долго еще не отпустит. И вот так мы кружили вокруг самих себя, все так же уцепившись глазами, и в этом круговороте обменивались улыбками, взглядами. Мы почти касались друг друга, почти я уже брал ее руку, почти склонялся к ее уху, чтобы в шуме вечеринки сказать ей хоть что-то. А потом этот круговорот повернулся, взгляды оборвались. И в следующий раз уже встретились, когда оба были мы не одни. И теперь уже трудно смотреть на нее сквозь пьянящий и пряный запах девичьей кожи, да и она слушает как ее смолистые черные волосы чьи-то, мне все-равно, ласкают руки. Только один раз еще, когда я вновь искал ее глаза, она ответила мне взглядом, с упреком и с досадой, как вроде мне показалось. И долгие годы еще мы так кружили, да только это почти все никак не кончалось, до тех пор пока совсем мы не перестали видеться, и до тех пор пока в этом парке не толкнул я это плечо в черном пальто, и до тех пор пока вновь я не зацепился взглядом за эти глаза под прядью черных, смолистых волос.
И теперь я хотел быстрее, решительнее прогнать эту досаду, подавить этот упрек, забыть про эти почти, что так долго стояли между нами. А она как будто не хотела верить, что это возможно. Да только я был настойчив и окружил ее словно паутиной - невозможностью вырваться, скрыться. Знал я, где теперь она живет, работает, телефон и электронный адрес. Теперь каждый вечер, как на провинность, шла она в этот парк, где лето уже, и летние ночи теплы и воздух прозрачен. И теперь уже точно руки ее в моих, и волосы ее на губах моих. И мягкая, приятная тяжесть ее тела на коленях, и сладкая истома, когда голова моя на ее груди, и тонкий запах духов и ее ласки. И поцелуи, поцелуи.
А потом гуляем по парку играя в жестокую игру, перебрасываемся словами, которые боимся сказать, чтобы не стать еще ближе, чтобы нельзя было жить друг без друга, чтобы оставаться почти свободными. Чувство это так болезненно, когда сам готов бросится ей в колени, сказать люблю, отдать себя всего и когда, она чувствуя это, не хочет этого слышать. А услышав скорее всего убежит, уйдет навсегда Мария.
Помню последний день наш вместе, когда в первый раз пришла она ко мне домой и смеялась над моей "холостяцкой" квартирой. Вот в зале, на зависть друзьям, поставил я ванную, когда сосед менял свою на джакузи, я втащил его старую к себе и установил ровно посередине зала, напротив телевизора. Очень приятно в горячей ванной, с бутылочкой пива, смотреть кино, хоккей, футбол, только в компании неудобно, но мы с друзьями устраивали банные дни, залезая туда по очереди. Хохма хохмой, но пришлось со временем эту конструкцию технически дорабатывать, слив и водопровод провести из ванной шлангами, а вокруг выложить плиткой, чтоб не заливать пол, да еще и дорожку из плитки до самой ванной я проложил. А напротив ванной установил нагреватель, пусть даже теплая вода и течет постоянно, но с ним было теплее и комфортнее.
Вот эти вот чудеса и видела она, смеясь и ругая меня за мою распухшую от ванных капель библиотеку на полке. "Ну разве можно так с книгами - свинтус!? Ты и ешь наверное тоже в ванной, и спишь?" Ах как все было прекрасно в этот вечер...
Я ванну наполнил горячей водой, полбутылки шампуня, чтобы пены на полметра вверх, разделся, открыл пиво и забрался в нее. Соблазнительно, правда? Конечно, и для нее тоже, и она спросила: "Можно к тебе?" Ну а как же?! Она еще спрашивает... Вот ведь, я ждал этого момента уже так долго, а вот так вот... ну это просто замечательно! И она пришла ко мне, правда не снимая белья, и вода зажурчала по сливной трубе...
Мы сидели напротив, долго. Я гладил ее ноги, руки, мы целовались с пивным вкусом, смеялись. Она сняла с себя лифчик, и трусики потом, и они лежали на плитке внизу и пена внутри них таяла под жаркими лучами нагревателя. Я смотрел через шапки пены на ее соски, коричневые сквозь белую пену, а потом гладил их рукой и уже твердые брал губами. Мокрые черные волосы, лицо с капельками пота от жара вокруг, губы ее дрожат, но мы не говорим друг другу ни слова, только слышно движение воды, шепот пены, шумное дыхание. Жара, от ласк ее кружится голова. И сама она ближе, вот уже ласкаю языком мокрые ключицы, и снова соски, и снова она вздрагивает и слышу ее стон. Мокрые волосы в руках, шея, и снова поцелуи - мокрые, страстные, долгие, пока в легких не загорится огонь и потом голодный шумный вздох. Помню все еще как целовал ее пальцы, белые набухшие от воды подушечки, и такие же на ногах. Помню как смеялась она когда я укусил ее за пятку, а она скользнула вниз и плескалась водой и пеной, пытаясь устроится обратно. Помню как лежали вместе тесно, и она закрыла мне глаза и губами прикасалась к мокрой коже, изучая, пробуя на вкус.
А потом она встала и ушла. Последнее что я видел, что ты выходишь из этой МОЕЙ ванной, твою мокрую спину, и язычок пены, который спускается по левой ягодице...