Ничто не убеждает в существовании параллельных миров лучше, чем такие вот встречи.
В Праге есть район под названием Винограды. Называется он так потому, что когда-то здесь действительно были королевские виноградники. Винограды располагаются в двух шагах от Вацлавской площади, но туристов здесь нет за неимением памятников всемирного значения. Так что если вы накушались красот исторического центра, где, кажется, даже дверные ручки находятся под охраной ЮНЕСКО, натолкались вдоволь в разноязыкой толпе, вам прямая дорога в Винограды.
Конец июля. Только что мелкий дождь прибил городскую пыль. Гуляю по Виноградам. Пустынная улица. Замечаю, что навстречу мне идет ребенок – девочка. В следующий момент – внезапная паника, сердце совершает прыжок к трахее и обратно – вижу, что это никакой не ребенок. Женщина лет пятидесяти пяти, одетая, словно шестилетняя девочка, нет, скорее даже – словно кукла шестилетней девочки. Приземистая, полноватая, лицо круглое, как блин. Глаза густо умазаны темно-синими тенями. Волосы соломенного цвета с заметной проседью разделены геометрически ровным пробором и заплетены в две тугие косички, которые торчат в стороны правильными синусоидами, будто проволочные. Косички венчают два гигантских синих банта. На женщине – кукольной модели синее платье в мелкий белый горошек, с пышной юбкой, снизу отороченной белым кружевом, имеются также кружевной воротник и манжеты не первой свежести. Платье сидит, как влитое – так могла бы выглядеть стареющая актриса на сцене Театра юного зрителя. На ногах – белые, тоже не первой свежести, гольфы (один натянут до самого колена, а второй съежился гармошкой на щиколотке) и детские сандалии красного цвета. В руке – прозрачный целлофановый пакет, а в нем – рогалик.
Идем навстречу друг другу. Я смотрю на нее, а она смотрит на меня – в упор, не мигая, взглядом одновременно осмысленным и совершенно безумным. Он кажется мне безумным потому, думаю я, что женщина смотрит на меня, но видит не меня, а осмысленным – потому, что женщина видит нечто ей хорошо знакомое, но я этого не вижу. Приближаясь, замечаю, что женщина разговаривает. Наверное, сама с собой, предполагаю я, но вскоре по движениям ее головы становится ясно, что беседа ведется с кем-то, кто должен быть позади нее. Позади нее никого нет. Вдруг вижу, что в свободной руке женщина держит веревку, к концу которой привязана деревянная четырехколесная утка-пирамидка. С ней-то она и разговаривает. Выгуливает, значит, деревянную утку и беседует с ней.
Внезапно останавливается, оборачивается. Перед уткой оказывается препятствие – небольшая лужица. Женщина, склонив голову набок, что-то говорит утке и машет рукой в сторону, мол, давай, иди, иди. Я ловлю себя на том, что жду от утки ответных действий. Тем временем женщина легонько тянет за веревочку, и утка переезжает лужу. Женщина укоризненно качает головой, наклоняется к утке, журит ее, что ж ты, мол, в лужу полезла, объехать не могла, что ли, как все нормальные утки. Берет утку на руки, словно пекинеса, продолжая беседовать. Тут мы поравнялись и через секунду разошлись – она пошла туда, откуда пришла я, а я пошла туда, откуда пришла она.
Я представила, как она только что посетила булочную, купила рогалик. Дама в булочной, скажем, пани Дана Кветкова, наверное, уже привыкла к этой парочке. Здоровается с хозяйкой утки и с уткой, справляется о здоровье обеих. Потом я подумала, и колючий ужас током побежал по позвоночнику, а вдруг с уткой что-нибудь случится? Ну, например, прямо на улице отвалится колесо и закатится в водосток? Или потеряется кольцо пирамидки, или вообще – уткина голова? Станет женщина чинить утку или сочтет ее погибшей? Будет горевать или просто пойдет покупать новую?
Затем я представила, как они возвращаются домой. Вот интересно, она кормит утку? Если выгуливает, то, наверное, и кормит. А потом? Женщина садится в старое продавленное кресло, включает телевизор. А есть ли у нее вообще телевизор, смотрит ли она его? Или просто сидит, держит утку на коленях, поглаживает деревянную голову и колечки пирамидки, и говорит, говорит, говорит. И наступает вечер, и в углу тускло горит торшер, а за окном район Винограды готовится погрузиться в ночь.