Пошлость 3

Дмитрий Лукьянов
Светало. Остров еще не проснулся; на листьях и в траве сверкали хрусталики росы, налитые светом робкого юного солнца. Океан неслышно терся о песок пляжа, как могучий покорный зверь о ногу хозяина. И только в небе легкие чайки криками нарушали покой.
Клим и Петр не спали. Они сидели плечом к плечу у дерева и печально смотрели вдаль.

- Я не больной, не алкоголик, - говорил Петр, - что спирт? Пустое! Мне тепла надо, мягкости. Клим-друг, сил нет на жизнь без души любящей.
- Петр-друг, а я? – грустно спросил Клим. Он необъяснимо волновался.
- Эх, Клим, да я не о том… Говорю тебе – сил нет. Оттого меня и тянет на спирт. Ты же мужик, должен понимать.
- Я понимаю, друг-Петр, - отвечал Клим.
Он не понимал.

Солнце поднималось все выше. Уже высохла роса, и толстые кроны прятали в себе остатки ночных теней. Чайки, наевшись рыбой, улетели. Становилось жарко.

- Эй, мужики!
Какой странный был этот голос, окликнувший друзей! Будто серебряный колокольчик рассыпался тугими и нежными звуками. Будто звонкий ручей зажурчал в солнечном лесу, чарующе и спокойно.

Петр дернулся, вскочил и застыл в изумлении. Клим спрятался за спину друга и, встав на цыпочки, выглядывал из-за плеча.
Она стояла и весело смотрела на них. Распущенные волосы, едва заметный румянец под крепким крестьянским загаром, цветной халат и галоши, из которых торчали шерстяные носки, - о! она была прекрасна!
Могучий океан отошел к горизонту, будто встал на колени.
- Что уставились? Меня зовут Галя. А вас как зовут?
Петр решительно подошел к женщине и протянул твердую рабочую ладонь
- Можно просто Петя.
- Галя, - повторила женщина и чуть сжала своими пальчиками протянутую руку, - а тебя как зовут, черненький?
Клим смешался и отвел глаза.
- Что ж ты молчишь? Вон какой нарядный, а не можешь сказать как зовут.
- Клим! – он тоже пожал руку Гале. Его ладонь была мокрой, а пожатие показалось чрезмерно сильным. Он старался не смотреть на женщину, но его взгляд неизменно возвращался на нее.

- Мужики, мне надо дров наколоть. Я самогон гнать буду. Наколете, налью. Налью-не обижу.
- Где?! – рявкнул Петр.
- Что где? –испугалась Галя.
- Где колоть?
- Тут, за деревьями. Пойдемте.
И она пошла.

Петр схватил друга под локоть и потащил следом.
- Вот она, душа любящая! – прошептал Петр, разглядывая сзади широкие бедра Гали, - вот!
Клим покорно шел рядом и тоже смотрел на бедра.

Он был поражен. Оказалось, он черненький. И правда, волосы темные - по пути заглянув в лужицу, он увидел себя. А еще у него нос картошкой, губы толстые, безобразные, и на лбу морщина. Так женщина показала ему его самого.
Климу стало обидно, что Петру бедра Гали интереснее друга. А еще обидно, что Петр был красив и уверен, и не смущался брать Галю за руку.

Они пришли.
Домик был небольшой, ладный – свежая избушка с петушком-флюгером на крыше. На окошках висели затейливые наличники, а изнутри белоснежные шторки и тюль.
У крылечка валялись березовые колоды, из одной торчал топор.
- Вот, колите, - указала Галя, - топор один, так что по очереди. Как отработаете, так и заходите.
- Работать мы любим, - бодро сказал Петр, - я первый, а тебе, Клим-друг, что останется.
Галя ушла в дом, Петр принялся колоть дрова, а Клим лег на траву и задумался.
Почему Петр стал вдруг чужим? Почему эта женщина чужая? Почему он сам так некрасив? Клим затосковал.

Но все вокруг цвело.
Добрые пчелы летали над цветами, в горячем воздухе плавали густые запахи меда и нектаров, и где-то в яблоневом лесу сладко пели невидимые птицы. С берега дул приятный прохладный ветерок, полный свежести волн океана.

Петр работал. Толстые колоды разлетались от одного лишь его удара. Казалось, топор прирос к худым сильным рукам, под коричневой кожей бегали мускулы, твердые, как речные валуны. Пестрая рубашка давно была повешена на ветку яблони, и обнаженное тело сверкало в солнечных лучах здоровьем и потом.
Клим заметил, что Галя смотрит на его друга, притворно прячась за шторой, и что его друг тоже увидел Галю, но не подал виду.
Клим отвернулся и захотел плакать.

- Выходи, хозяйка, готово! - крикнул Петр.
Женщина не торопясь вышла и внимательно посмотрела. Березовые дрова беспорядочно валялись по всему двору. Из-за белоснежной бересты они казались стаей лебедей, уснувших на зеленой травке. Петр красиво смахнул пот и сильным взмахом врубил топор в полено.
- Ну что, молодец, - похвалила Галя, - Теперь черненький пусть соберет их в поленицу, а я тебе налью.

Она достала из халата бутылку и стакан. Петр сорвал яблочко и потер его о рукав.
Вместе они сели на завалинке и по очереди (Петр был первым) выпили.

Клим в это время медленно бродил по лужайке и укладывал дрова. Занятие казалось ему невыносимо скучным, но на него смотрела эта женщина и любимый друг.
Наступил летний вечер, от жары хотелось спать или просто валяться в тени и смотреть в небо сквозь темные, утомленные зноем листья. Хорошо разглядывать круглые облака, похожие на толстых овец, и, с хрустом откусывая сочный бок яблока, щуриться от удовольствия и солнышка!

Галя так и не выпила больше из своей бутылки. Зато Петр уже вытряхивал капли-остатки в стакан. Потом его рука оказалась на талии, закрытой тонким халатом, а голова Гали доверчиво пустилась на сильное худое плечо.

Клим отвернулся, и, больше не оглядываясь, продолжал неспешно собирать поленья. Когда последнее полено было уложено, в небе уже слабо сияли первые звезды.
Клим наконец-то посмотрел назад.

Петр мертвецки спал на земле, а Галя выглядела разочарованной. Она заметила Клима и сказала:
- Ну что, черненький, пойдем спать?
И Клим пошел спать с Галей.