Эхо жизни
(Иван Царевич и Василиса Прекрасная)
И как же это в сказках всё хорошо кончается! Вот в жизни бы так… Наверное, все с детских лет помнят сказку, когда Иван Царевич спас Василису прекрасную и пошел с ней под венец, на том и делу было конец. И всё у них тогда так хорошо закончилось. Но в жизни бытует иное мнение, что вот как раз с него, с этого самого «венца», всё-то и начинается. Впрочем, конец чего-либо всегда означал начало чего-то другого, где результат ожидаемому зачастую был - прямо противоположный.
Ещё со школьной скамьи к Ивану Царёву прилипло прозвище - Иван Царевич. С самого первого класса его посадили вместе за одной партой с Василисой Солнышкиной. Василиса была очень красивой девочкой, за что её часто и называли Василиса Прекрасная. Так и пошли они вместе по жизни, прошагали счастливые школьные годы рука об руку сидя за одной партой. Учителя просто радовались и завидовали их дружбе, и восхищались. Вот бы их вместе свести, да к Богу бы отвести - думали они. Но думали то они по-своему, по взрослому. И так, в общем-то, всё оно и было. И в институт Василиса Прекрасная с Иваном Царевичем вместе поступили, в один и тот же, и учились прилежно, на горизонте у них было всё такое красивое и безоблачное.
Правда у Василисы, так класса с шестого стали проявляться не заурядные организаторские способности. Она стала душей коллектива, верховодила ребятами и девчатами, в хорошем смысле этого слова. Её всегда ставили в пример, и в комсомол первой приняли, и на общественной работе и разных олимпиадах она отличалась, и в институте на курсе первой вступила в партию. Она была всецело охвачена общественной институтской жизнью и подавала большие надежды в коммунистической партии. В отличие от Ивана, который слыл малым тихим, скромным и спокойным.
Наверное, все эти качества и наложили своеобразный отпечаток в её характере. С одной стороны он был хорошим, этот отпечаток. А с другой, кто его знает…
Ведь одно дело просто жить и дружить, а жить вместе - это, как бы немного другое. Василиса с Иваном дождались окончания института, который оба кончили с красными дипломами, и поженились, как и уготовлено им было судьбой. Так сказать, пошли под венец, и тут бы и делу конец, но как говориться, однако…
Родители и друзья купили им однокомнатную кооперативную квартиру, что в те времена было такой редкостью и таким везением, и, казалось бы, живи себе и радуйся. И даже не задумывайся, что жизнь - это всего лишь цепь сплошных случайностей, и что завтрашнего дня просто-напросто может… совсем не быть. А если спросить почему, то это будет уже совсем другая история…
В их уютной квартирке вовсе не было евроразрухи, у них было всё, даже «караоке», под которое молодые петь тоже не умели, а после коньяка - так было нормально. Из их окна был виден памятник Петру Мандулу, вся площадь вокруг памятника под вечер покрывалась ярким заревом огней. И даже машину им купили с магнитолой, где были всякие там японские эквалайзеры и прочие улучшайзеры. В общем, образцовая семья была на лицо, на зависть всем врагам, друзьям и соседям.
Но потихонечку их семейный быт стал расстраиваться и разлаживаться, как музыкальный инструмент, который перестали настраивать. Василиса, находясь на руководящем посту стала командовать дома, она перестала представлять для супруга - тот ясный и золотой лучик солнышка, на котором обычно и держится счастье. Так вся их былая романтика потонула… и канула в лету. Их романтику, заел и угробил, возможно, не так быт, как чуткое, трогательное и решительное управление Василисы домашними делами. Она вникала во все мелочи жизни, повсюду совала свой красивый нос с греческими формами, и так гайки подтянула, так подкрутила, что без её разрешения и стул нельзя было передвинуть и поставить Ивану туда, куда ему хотелось. Впрочем, её тоже можно было понять, ведь ей двигали благие намерения, её порывы души были направлены, так сказать - во благо….
Говорят, что дорога в ад, тоже этими намерениями выложена с благородной целью…
Шло время. Иван так и продолжал быть тихим и спокойным. Ему больше и больше хотелось тишины и уюта после работы, где начальников над ним было и так предостаточно… Но дома жена его доставала и воспитывала. И ему, где-то в глубине сознания захотелось, теперь уже другую женщину, спокойную и покладистую. Ну не был Иван святым, не был. Не произвели его ещё в такой сан, как и многих мужиков на этой грешной земле, в силу их природы и естества… Образ Василисы, как женщины, последней надежды законного брака, совсем для него перестал существовать. А Василиса, так и вообще была легкомысленна в выполнении своего супружеского долга, чем могла бы вполне сгладить душевные порывы своего мужа. Она для себя считала, что в семейной жизни - это вовсе не самое главное. А Иван придерживался не много иной точки зрения…
Долго ли коротко у них всё так продолжалось, но настал тот момент, тот день и тот час, когда между ними пробежала черная кошка, разметав их мнения и принципы по разные стороны жизни. А если сказать проще, то Василиса своего Ивана так «задолбала» своими нравоучениями и указаниями, что по-другому, наверное, быть уже никак не могло…
Иван с работы домой всё чаще и чаще стал задерживаться, приходил поздно. У него был свой внутренний мир, о котором его жена просто не подозревала и не догадывалась. Он в нём замкнулся, всё чаще стал приходить пьяненький, и Василиса грозно спрашивала его с порога – «Ну-ка скажи быстро Лабрадор Гибралтар?». И когда Иван не проходил тест на трезвость, то в их, некогда уютном гнёздышке начинался страшный скандал, с битьём тарелок и прочими разборками.
- Опять у тебя на работе был форс-мажор?! Ах, ты форсмачник! Ты меня уже достал со своими форсшмаками! В истерике кричала Василиса, совсем позабыв о том, что между ними когда-то всё было хорошо. И когда рухнул, тот некогда крепкий их твёрдый мир - никто из них уже не знал и не помнил. А ведь раньше было совсем по-другому, совсем не плохо у них было раньше. Правда, ещё говорят, что раньше и трава была зеленее.
Потом в душе Василисы поселилась жестокая и беспредметная ревность, и она, долго не думая, стала требовать от Ивана справку из кожно-венерологического диспансера, что он ничем там таким не болеет. Она долго бесилась, но таки успокоилась, в конце концов, найдя утешение и полное понимание у своей соседки.
- Да есть у него другая баба, есть! У моего мужика тоже так было - рьяно убеждала Василису соседка.
- И за кого же ты милая замуж-то вышла, вон ты вся, какая видная, статная и гладкая, да на тебя любой мужик глаз положит. Не будь дурой, возьми, да тоже ему измени! Пусть наших знает! - доставала она очередной графинчик с водочкой из старого шкапчика.
- И прямо сейчас, и на душе у тебя сразу же станет от всего этого легче. Вот помяни моё слово. Оденься, как следует, а мужик-то он тут как тут, он до чужих баб то охочий, только на улицу выйди и хвостом вильни - словно масла в огонь, подливала она водку в опустевшую Василисину рюмку.
- Прямо сейчас иди и изменяй, пока твоего нет дома…
Октябрь разбросал тяжелые лучи, озарив ими запоздалую, тёплую осень. На улице ещё держалось бабье лето. Огни заливали вечерний проспект, по тротуару которого не спеша шла, слегка виляя бедрами Василиса, вся такая модная, элегантно одетая и красивая… Она шла только с одной и единственной целю – наставить прямые рога своему мужу Ивану Царевичу. И тот самый случай, из которых и состоит жизнь – не заставил себя долго ждать…
Возле Василисы притормозила черная «Волга», и из неё вышел не менее элегантно одетый мужчина. Василиса нашла его весьма симпатичным. От него волнами распространялось амбре дорогого французского одеколона, и не было никакого перегара. Черная кожаная шляпа и шикарный модный костюм только дополняли его экстравагантность. Мужчина вышел, и, расплываясь в сиятельно-обворожительной улыбке… предложил Василисе вместе с ним отужинать в ресторане, при этом особенно подчеркнув, что ради такой красоты, он способен на всё, и такой красивой женщины он ещё никогда не видел. Василиса знала, что ей льстят, но всё равно, на душе ей было приятно. И она, даже не жеманясь и не меньжуясь, что в таких случаях обычно свойственно женщинам, сразу же согласилась...
После ресторана это произошло как-то само собой… Ну, сами знаете, как это бывает… в той самой черной «Волге», прямо на заднем сиденье.
На прощанье, нежно поцеловав Василису, Казанова высадил её прямо на площади не далеко от дома, возле того самого памятника, Петру Мандуло.
Василиса стояла, смотрела вслед огням удаляющейся «Волги» и отряхивала юбку, и ей казалось, что сейчас все на неё негодующе оглядываются и смотрят, и не применено осуждают. А она стояла и, продолжа отряхивать юбку, боясь, как бы не осталось на ней каких ни будь следов. Её вдруг стало, почему-то немного тряси, и как-то лихотить. Может быть, какую женщину и не потряхивает после этого, поправит она на себе юбку и пойдёт себе дальше, как ни в чем не бывало, а вот Василису подбрасывало. Она ведь ещё, не разу не изменяла своему мужу. И ещё, какая-то не хорошая мысль появилась и завертелась в её голове, она вдруг почувствовала себя сволочью, и своего Ивана ей почему-то стало так жалко, жалко…
- А вдруг он мне и в правду ни разу не изменял, а я то дура? Что я наделала? - корила себя Василиса, боясь идти домой, как будто бы её Иван уже всё знал. В последний раз, поправив на себе юбку и волосы, она принялась искать перчатки. У неё всё ещё не проходило это самое, нервное оцепенение. Наверное, когда это происходит в первый раз - такое бывает. Василиса нашла только одну правую перчатку. Левой не было.
- И зачем мне нужна одна перчатка, наверное, я её забыла в машине? - решила она, и за ненадобностью выбросила вторую.
- О господи! Не забеременеть бы? - продолжала переживать Василиса, подходя к подъезду своего дома. Её по-прежнему продолжало давить, а в душе был просто какой-то катастрофический мандраж. Нет, скорее всего это был не мондраж, а – пожар! В котором горело всё, вся её суть, вся сущность – вся жизнь.
Дверь она пыталась открыть своим ключом. А когда искала в кармане ключи, то нашла ту самую вторую перчатку, и зло взяло её ещё больше.
- И зачем я дура выкинула первую? Да Бог с ними, с этими перчатками, на кой черт они мне вообще сдались? - Нервничала и корила она себя, в который раз пытаясь открыть дверь ключом, который её немых и холодных пальцев никак не хотел слушаться.
Иван уже спал. Василиса долго мылась в душе. Потом легла и затаённо прижалась к мужу… И всю ночь на пролёт не спала. В её голове вертелись разные мысли. Ей всё время казалось, что всё рано или поздно вскроется, или же её будут шантажировать. Та же соседка, например, стоит только с ней поругаться.
- Эта «Волга» тогда так сильно качалась, и чего я бестолковая тогда так разошлась...? Ведь вполне могла бы и с мужем так, пока диван не развалится? - вертелись в её голове воспалённые мысли.
Она так и не сомкнула глаза всю ночь, и предсказания соседки совсем не принесли ей никакого облегчения.
Но никто ничего не узнал. Иван утром молча ушел на работу, по той ещё давней привычке чмокнув её в щечку, он тихо прикрыл за собой дверь, что бы… не разбудить.
Терзания у Василисы не проходили уже целую неделю. Соседке она больше не звонила. И даже, как водится в таких случаях - не пошла в церковь. Она, долго думала и все, все, взвесив, ринулась к своей давней подруге и однокласснице, которая работала судьёй. Василиса всё ещё боялась какого-то навязчивого разоблачения и пришла к подруге на работу, прямо в суд.
Одноклассница, встретив её в коридоре, обрадовалась, и наспех вникнув с суть дела, в ответ только заулыбалась, твёрдо сказав, что в уголовном кодексе такого преступления, как супружеская измена - просто нет.
- Ну, нет такой статьи - развела она руками.
Потом сославшись на то, что у неё процесс, после которого они поболтают и попьют чайку, на её усмотрение предложила подождать её прямо в зале судебного заседания, который ради неё она постарается быстренько так провести.
Василиса присела на неудобную и не привычную скамейку. Для неё это всё было так же интересно и не привычно, она раньше никогда в жизни не бывала в суде.
Процесс начался, и к её удивлению судили того самого мужчину. Его лишали отцовства. Он сразу увидел и узнал Василису, от чего ему совсем стало не по себе. Отцовства его лишали от первого брака. Его судили во главе с подругой судьёй и прочими прокурорами и обвинителями только одни женщины. И как показалось Василисе, все они были на него страшно злые. Он не был пьяницей или бомжем, о жизни которых она так много слышала, за что последних и лишали отцовства или материнства. Но его, вопреки всем понятиям - лишали, и в пять минут лишили. А его адвокату даже не дали и слова молвить.
- Наверное, у них, у всех, с мужиками были большие проблемы? Раз они все на него, обвинители и прокуроры таким скопом накинулись. Прямо, ну как собаки на медведя – про себя подумала Василиса. И того мужчину, с кем она была неделю назад, ей стало жалко…
- Ведь какой был мужчина?! - даже воспрянув духом, подумала про себя Василиса, сидя в самом дальнем углу комнаты судебного заседания.
Суд был такой же быстрый и скорый на расправу, как быстро кончился. Мужчина ушел с нервным тиком на лице, и весь его вид показывал, что он как будто бы выпал из обоймы жизни и Василиса его больше не видела.
- Наверное, нельзя так. Бабам, всемером, да ещё злым на мужиков судить одного мужчину. Наверное - так не должно быть. Так не должно происходить вообще. Это было не так, не правильно - подсказывало сердце Василисе, будучи совсем далекой, от всяких там судебно-процессуальных дел.
После суда к ней вышла подруга, но уже без черной мантии и пригласила на чай.
- И за что вы его сурово так покарали? - спросила её Василиса.
- Была команда - ответила ей подруга и прижала палец к губам, а потом, показав наверх, прошептала. - Мол, оттуда.
За чаем, Василиса вкратце рассказала, как было, чего она боится и что давно её мучает.
- Да не трясись ты так. Подумаешь, ерунда, какая. С кем не бывает. Ну, было и было. Так им козлам и надо. Ну, нет на это никакой статьи в УК, успокойся, наверное, сочли такую статью не нужной и никаким преступлением это не является - как могла, успокаивала её подруга.
- Только что если перед совестью или же тем, судом, что свыше будешь в ответе. Ну, там, совсем высоко - и она снова подняла палец кверху.
- Верховным, что ли? - не поняла её Василиса.
- Да нет же. Перед Богом. Мы то ведь судьи земные, судим-то только по кодексу. А там говорят, есть ещё и свой суд. От того-то уж точно никуда не уйдёшь, и никакие адвокаты там тебе не помогут - опять тыча пальцем вверх, продолжала улыбаться подруга, отпивая горячий чай из кружки, закусывая дорогими шоколадными конфетами. Они поболтали ещё малость о том и о сем, и Василиса, попрощавшись, и вроде бы как с душевным облегчением спокойно пошла к себе домой.
Она шла из суда по улице под горку, до её дома оставалось уже совсем не много… А на самой вершине горки уже давным-давно стоял кем-то забытый и заброшенный грузовик с безнадёжно заглохшим мотором. Он был весь заржавевший с кузовом, который давно уже превратили в мусорный бак. Василиса прошла мимо него, совсем не обратив на него никакого внимания, как и многие, проходят мимо своей судьбы, иногда совершенно её не замечают…
Этот грузовик, когда Василиса была уже внизу улицы, и кто его знает почему, взял да и покатился. Тихонько так снялся с места, казалось бы, своей вечной стоянки, и стал подкрадываться к Василисе, всё больше и больше набирая скорость. Василиса же, в самый последний момент, почувствовав угрозу жизни, даже оглянулась и успела от него отскочить, упав на асфальт, она где-то в глубине души даже успела порадоваться, что спаслась…
Грузовик врезался в городскую осветительную мачту, срубив её бампером и сломав, так легко, как сильный ветер срывает своим порывом одуванчики. Тяжелый столб рухнул, повиснув на проводах высокого напряжения. Провода не выдержав запредельной нагрузки висящей бетонной мачты, оборвались, и упали как раз на то самое место, где в испуге с очумевшими глазами лежала на асфальте отпрыгнувшая в сторону Василиса.
Она умирала долго и мучительно, горя в огне высоковольтного напряжения, и её дикий предсмертный крик ещё долго летал, отдаваясь между высотных домов на тихой улице, громким и раскатистым эхом.
Это было эхо…. - её жизни…
Кто-то из прохожих даже пытался найти палку, что бы отбросить провода, да вот не было такой рядом, недавно был субботник по очистке территории, и все палки оказались в кузове того самого грузовика…
А тем временем добро и зло продолжали круговорот своего путешествия во времени и пространстве, постоянно борясь, друг с другом, выстраивая цепочки событий той самой чередой случайностей, из которых и состоит жизнь.
Где добро, не всегда побеждало зло. И уж почему-то совсем ни как в сказке…
Андрей Днепровский - Безбашенный.
10 апреля 2004г