Мэл и Серый, лёжа на диване у Серого дома, курили травку по очереди из одной трубочки. Трубочка досталась Серому от Асея, утонувшего два года назад в Карелии. Она была редкостная: с резьбой, тёмная, неизвестно, сколько человек курили из нее до Мэл и Серого. Все стены в доме Серого, казалось, пропитались запахом травы, хотя не так часто её здесь употребляли.
Серый жил один. Дом у него был одноэтажный, маленький, покосившийся - только на такой денег и хватило. Но Мэл здесь нравилось гораздо больше, чем в коттедже Человека, работающего Мужем Мэл. Здесь жили старые тайны, тени, а возможно, и привидения. Роясь как-то на чердаке, Мэл и Серый нашли странный бронзовый медальон с ладонь величиной, на котором были вычеканены ноты.
- Что за фигня? - спросил Серый.
- Это отрывок из "Аиды", - удивлённо сказала Мэл, промурлыкав ноты себе под нос. - Странно. Кто выбил на железяке "Аиду"? Зачем?
Ещё они нашли много чьих-то фотографий, старинных надбитых тарелок с интересными рисуночками, и - что самое смешное - вставной глаз. Глаз был не менее интересен, чем трубочка. Конечно, пользовалось им куда меньшее количество персон.
Серый втянул свою порцию жгучего дыма, зажал дырочку в трубке и быстро передал ее Мэл. Мэл втянула дым, и в трубочке забавно щёлкнуло.
- Семечко попалось, - сказала она, отдышавшись. - Говорят, с семенами плохая.
Серый встал и распахнул окно. Сел на подоконник. Фигура его на фоне роскошного грушевого дерева, росшего за окном, показалась Мэл окружённой серебряным абрисом.
- Серенький, - спросила Мэл, - а как бы ты хотел умереть?
- Не знаю, - сказал Серый, - мне по фигу. А тебе не по фигу? Главное, без мучений.
- Нет, мне не по фигу, - сказала Мэл, - я долго хочу жить. Я не хочу вообще умирать. Но, поскольку это невозможно, хотелось бы дожить до максимума.
- Старым не прикольно жить, - проговорил Серый, глядя в окно, сквозь грушевые ветки. - Все болит, никто с тобой не дружит, кроме таких же старых маразматиков.
- Зато увидишь, как меняется мир, - сказала Мэл - Он же постоянно меняется, Серый! Ты не замечаешь?
- Замечаю, - сказал Серый, - еще два года назад я был совсем другой. У меня даже волосы на груди не росли.
- Смеешься? - спросила Мэл, встала и натянула футболку (до того она валялась в одних трусах). - Я ж серьёзно!
- И я серьёзно, - сказал Серый, - а что, своё тело - это несерьёзно, что ли? Оно у меня, вообще-то, одно!
Мэл села рядом с ним на подоконник.
- Уже листья жёлтые появились, - сказала она, - скоро осень. Не люблю осень.
- Я тоже, - сказал Серый.
- Я давно у тети Тамары не была, - сказала Мэл. - Надо сходить. Даже стыдно. Ладно, после Курска схожу. Завтра надо хоть шмотки собрать.
Человек, работающий Мужем Мэл, вернулся поздно и не заметил, что Мэл под обкуркой. Впрочем, он никогда этого не замечал, наверное, не подозревал даже. Мэл покормила его, а потом сказала, что ей надо писать - вдохновение нашло. Майор не возразил - он слишком устал для супружеских обязанностей. И слава богу, подумала Мэл. Вдохновения у неё не было, но ей хотелось посидеть одной в тишине и темноте. Подкрадывалось что-то странное, печальное, но не страшное, наподобие запаха осенних листьев.
До поезда Мэл проводили Человек, работающий Мужем Мэл и Анюта.
- Зачем столько вещей набрала? - смеялся Человек, работающий Мужем Мэл, - едешь-то на три дня...
В душе он очень боялся, как бы она не пропала на тридцать три дня. Такие случаи уже бывали.
Купе было дорогое, обтянутое синим кожзамом, совсем свежим, остро пахнущим. Соседкой Мэл оказалась тетка лет сорока пяти, в китайской кофте с ажурным воротником и широкой юбке в цветочек. Она была вполне добродушна, и даже очень короткое кислотно-зелёное платье Мэл и её замысловатые серьги с флуоресцентными шариками её не шокировали. Она немедленно достала из сумки свёрток с различной домашней снедью и предложила Мэл перекусить. Мэл не отказалась. Она никогда не обижала простых людей без причины.
- Курицу не ешь? - жалостно спросила тетка. - А что же ты ешь? Поэтому такая худая! А этот, что провожал тебя - муж твой? А он кем работает? Да ты что?
- Я сейчас, - сказала Мэл поспешно, - схожу туалет поищу, тетя Вера.
Она вышла в коридор и долго смотрела в окно на пролетающие куски тёмного леса и светлые пространства полей. Изредка попадались домишки и совсем небольшие с этого расстояния люди. Надеясь, что тётка отвлеклась мысленно от интервью на семейную тему, Мэл пошла в купе. Навстречу ей, с арбузом и коньяком в руках, двигались два парня. Один - русский, высокий, с крашеными волосами и золотой цепью на шее. Второй - кавказского типа ( хотя, возможно, просто чернявый русский). Оба вылупили глаза на Мэл. Вернее на огромный вырез на платье Мэл. И на ремешки её босоножек, обвившие ноги до самых колен.
- Вай мэ! - сказал русский. - Вы люди или леди?
- Пошел в жопу, - спокойно сказала Мэл, и вошла в свое купе.
А тётка уже заказала чай, и наломала пирог с вареньем, и весело позвала Мэл к столу. Мэл выпила стакан чаю, и ей стало жарко. Она сняла платье, и легла на свою полку в одних трусах с блокнотом и ручкой. Было подходящее время, чтобы записать пару интересных мыслишек.
- Да, жара адская, - сказала тетка, и тоже сняла китайскую кофту и юбку, но благопристойно облачилась в ситцевый халатик с подсолнухами. Колёса стучали, и ехать было очень приятно, только мухи на нервы действовали, но тетка вооружилась газетой и прибила их всех.
- Мэла, - спросила тётка, - а ты учительница, что ли?
- Нет, - сказала Мэл, - я писательница.
- О, - сказала тётка, - я же сразу поняла, что человек образованный! А моя Танюшка бухгалтером. Но у ней нет высшего образования. А у тебя, наверное, есть?
- Нет, - ответила Мэл коротко. - Я не закончила.
- Да? Жалко! А где на писателей учат?
- Нигде, - сказала Мэл. - Я училась в Консерватории на отделении смычковых инструментов. То есть, я скрипачка. Но я не закончила последний курс.
И снова замолчала. Тётку одолевало страшное любопытство - она никогда не видела живую писательницу, да еще скрипачку.
- А почему не закончила? - спросила она снова.
- Лень стало на занятия ходить, - сказала Мэл. - И выгнали.
Тетка жалостно покачала головой, а потом снова спросила:
- А ребёночку сколько?
- Какому? - спросила Мэл, сев на полке, и лицо ее стало настороженным, глаза - пустыми, как у черепа.
- Твоему? Я ж вижу по грудям, что ты женщина рожавшая...
Тётка осеклась и замолчала, такое сделалось пустое и странное лицо у Мэл.
- Ошибаетесь, - сказала Мэл.
Встала, надела платье и вышла в коридор. Долго стояла у окна, глядя на пробегающие мимо сосновые мрачные леса. Снова продефилировали Крашеный и Чёрный.
- Эй! - позвала Мэл. - У тебя сигаретки нет?
Неизвестно, кого она спросила из двоих. Чёрный любезно подал ей синий LM, протянул зажигалку. Мэл прикурила, закашлялась и выбросила сигарету в окно. Навыки курения утратились давно и, видимо, навсегда.
- Одна едете? - спросил Чёрный любезно. Стало понятно по выговору, что он точно не кавказец.
- С тётей, - сказала Мэл. И отвернулась.
- Пошли, Влад! - позвал Крашеный.
- Не хотите с нами посидеть? - спросил Чёрный.
Мэл молчала. Но когда Крашеный, возвращаясь уже через десять минут назад, сказал: "Эх, такие ноги - да мне бы на плечи!", Мэл ответила злобно:
- Ага, и нассать тебе в рот!
Чёрный заржал. Крашеный тоже.
- Идемте к нам! - позвал Чёрный. - У нас торт есть...
- Жри сам, - сказала Мэл - У меня настроение плохое, ребят, извините, окей?
- Окей, конечно, лапочка, - сказал Крашеный.
Мэл ещё посмотрела пейзажи. А потом к ней подошел Он, и тронув за плечо, заикающимся голосом спросил:
- Люся? Ты?
Она обернулась, и рот у нее перекосился. Глаза стали абсолютно безумными. Впрочем, Он её такой уже видел однажды. И забормотал, как тогда:
- Люсенька, деточка, не бойся! Я ничего плохого тебе не сделаю... я просто увидел тебя и удивился... я в командировку еду, в Курскую область. А ты куда? А Вова где? Как у вас дела?
Он ни капли не изменился. То же помятое лицо, нос с крупными порами, складки около безвольного рта. И светлые глаза. Прозрачные до неприятности, похожие на два тающих куска льда.
- Отвали! - хрипло сказала Мэл. - Отъебись, понял, урод ? Не смей никогда ко мне подходить!
Он что-то бормотал, но Мэл попятилась, побежала от него, прямо в купе в Крашеному и Чёрному, которые приветствовали ее радостными возгласами. У них была гитара. И переносной музыкальный центр. И коньяк на столе. Мэл брякнулась около колена Крашеного и сказала вызывающе:
- Ну, кто нальёт девушке коньячку?
Потом Мэл чрезмерно весёлым голосом рассказывала Крашеному и Черному анекдоты и забавные истории. Нога её была заброшена на колено к Крашеному. Чёрный взял гитару и запел "Город золотой". Голос у него оказался красивый, но похуже, чем у Лёлика. Мэл стало вдруг грустно и захотелось позвонить Лёлику. Но телефон остался в купе, а в коридоре мог встретится Он. Мэл этого не вынесла бы. К тому же события развивались так, что уже незачем было уходить. Мэл тоже взяла гитару и спела пару песен. Парни поразились, как хорошо она играла.
- Это разве хорошо? - усмехнулась Мэл. - Хорошо я на скрипке играю. А на гитаре так себе.
Чёрный встал:
- Я в туалет. Сейчас приду.
Едва он вышел, Мэл легла на колени к Крашеному, Крашеный нагнулся и впился губами в губы Мэл. Поцелуй был настоящий, сильный, и, закрыв глаза, можно было вообразить, что это Лёлик или Серый или хотя бы Человек, работающий Мужем Мэл. От коньяка и поцелуя у Мэл все поплыло. Она отвечала на поцелуй ещё жарче Крашеного. И первая стала сдирать с Крашеного черную футболку. Когда вошел Чёрный, Крашеный уже раскачивался на Мэл, все быстрее и быстрее, а Мэл вздыхала так, что весь коридор слышал.
- Влад, сходи, погуляй, - пробормотал Крашеный.
- Влад, присоединяйся! - проговорила Мэл, не открывая глаз. - У нас тут так классно!
Чёрный пристроился сбоку, Мэл, имевшая некоторый опыт в тройственных союзах, размещала парней, как ей было удобнее. Сами они от коньяка, жары и неожиданности совершенно обалдели, и действовали неуверенно. Все трое плыли в коньячных парах под стук колес и французские стоны певицы Ингрид, доносящиеся из соседнего купе, как из параллельного мира. Мэл видела над собой Чёрного, у которого оказался забавно неровный шрам от аппендицита на животе. А с другой стороны, между ее колен трудился Крашеный, и пот стекал по его лбу крупными горошинами.
Никто не запомнил всех конфигураций этого вечера. И никто не помнил, как всё прекратилось. Партнеры долго сидели на одной полке и поливались из бутылки минералкой. Руки, шеи, плечи - все было в поту.
- Ребят, а где мои трусики? - спросила Мэл.
Чёрный нашел их на своем чемодане.
- Поди к двери, - велела ему Мэл, - посмотри, не стоит там мужик в белой рубашке!
- Стоит, - сказал Чёрный, высунув мокрую голову в коридор, - а чем он тебя напрягает, Мэл?
Мэл ничего не ответила, надела через голову измятое кислотное платье.
- Я пойду в туалет, - сказала она, - мне надо проблеваться. Проводи меня, Серёжка.
Серёжка - это был Крашеный, встал, и шатаясь пошел с Мэл. При этом он демонстративно обнимал ее за талию. И конечно, их видел Он. Мэл, прищурившись, поглядела ему в глаза и отвернулась.
Её долго рвало в туалете. Потом долго рвало Крашеного. Они напились воды и пошли назад. Он всё стоял и смотрел укоризненно на Мэл
- Кто этот дед, Мэл, правда? - спросил Крашеный. - Может, ему по репе настучать? Ишь, вылупился, сейчас окосеет!
- Это извращенец, - сказала Мэл громко, так, чтобы Он слышал. - У него хобби - трахать тринадцатилетних девочек.
- Ни хера себе хобби, - констатировал Крашеный. - А к тебе-то он чего домотался? Тебе ж не тринадцать?
- Было и мне тринадцать, - сказала Мэл, - ну ладно, ребят, пошла я спать, поздно уже.
Тётка читала при ночнике газету. И посмотрела на пьяную и растрепанную Мэл крайне неодобрительно.
- Тебе звонили, Мэла, - сказала он, и кивнула на мобильник, лежавший на столе.
Мэл взяла и проверила неотвеченные вызовы.
Первый был "Vova". Дальше снова "Vova", "Vova". Дальше "Julya" А потом - рука у Мэл задрожала - пять раз подряд: "Sanya".
Мэл тотчас набрала его номер. Гудков долго не было. Мэл ждала, и ждала, и ждала.
"Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети".
Мэл завернулась в одеяло, отвернулась к стене, и до утра тётка её не слышала.