Катя пошла в библиотеку. Восемь книжек, заказанных вчера, уже ждали ее. Катя села за стол и стала читать. За столом напротив, лицом к ней, сидели две наверное студентки и ничего не читали. Одна свистящим шепотом, который резал слух сильнее, чем если бы она говорила нормальным голосом, рассказывала второй про личное счастье какой-то Анжелы, видимо, сокурсницы. И он, прикинь, подарил ей шапку с лисы, говорила она, а вторая внимала ей с полуоткрытым ртом. Шапка «с лисы» вызывала видимую зависть, при том, что на голове самой говорившей помещалась объемистая шапка тоже из жившего когда-то пушного зверя, но, судя по всему, сам факт дарения меховой шапки производил магический эффект. И что за привычка уродская в шапке сидеть в помещении, подумала Катя и решила читать дальше, но рассказчица продолжала свою сагу про счастливую Анжелу. А еще, прикинь, цепочку золотую и кулон. И жить будут у него, квартира двухкомнатная, на Машерова. Во, бля, басом бухнула вторая.
Катя решила пойти покурить. Курить можно было в туалете, и Катя пошла спускаться в туалет. Там уже курили две тетки из подсобного фонда в халатах, когда-то бывших серыми. Одна говорила другой, что малому в школу нужно десять баксов, училке на подарок к новому году, а аванса уже нет, потому что меняли трубу в ванной, потому что прорвало, и вот как? Вторая слушала с мученическим выражением на лице. На Катю обе почему-то взглянули с раздражением.
Катя по-быстрому покурила и пошла назад читать, но снова не получилось. Рассказ про Анжелу сменился историей про кожаную юбку за девяносто баксов, которая стала мала (жрать надо меньше, подумала Катя, и тут же ей схеровело от собственной злобности), а юбка новая совсем, я ее еще тогда в «Юлу» надевала, ага, точно, бубнила вторая, а расшить нельзя.
Катя полезла в задний карман джинсов и вытянула оттуда помятую купюру. Ладно, подумала она, отксерю все и дома прочту, на сигареты хватит, потому что все равно ни фига тут не получится. Она пошла ксерить.
В ксерокопию была очередь. Перед Катей стояла девушка с альбомом про творчество ранних фламандцев. Она была одета в белую мохеровую кофточку, связанную редкой сеточкой (сама вязала, наверное, подумала Катя). Девушку заметно трясло, видимо, от холода – в отделе искусства всегда, и летом, и зимой, Катя знала, стоял страшный дубак и сквозило, словно спецом устроено, типа, чтоб вам, интеллигентам сраным, жизнь медом не казалась. Да, подумала Катя, эта не станет сидеть в отделе искусства в шапке, скорее от холода сдохнет.
Катя собрала ксерокопии и пошла в гардероб. В гардеробе (и снова здрасьте) одевались анжелины завистницы. Вот, блин, подумала Катя, надо было еще в буфет сходить, и они срыли бы, и дочитала бы нормально, и ксерить не надо было бы. Ну, чего уж теперь.
Катя вышла из библиотеки и пошла к метро. Зарядил снег, и синие сумерки зажглись желтыми точками фонарей. Скоро новый год. И Катя стала думать о хорошем.