Жара. Чудовищная, невероятная и душная. Гроза разразится часа через два, не раньше. Мы с Володькой сбежали с той долбанной вечеринки, чтобы поговорить на известном только нам двоим языке. Солнечные лучи повсюду – на дороге, на крышах, в волосах, пропитали кожу насквозь, прожгли глаза и мысли… Вожделение захлестывает с головой и придавливается этой сверхъестественной жарой.
Мы с наслаждением выныриваем из потной и липкой улицы в прохладу бревенчатых стен и запиваем ее ледяной, из холодильника, минералкой. Неосторожно открытая бутылка выплескивает на меня фонтан воды, она льется по моей шее в вырез блузки.
Вова жадно смотрит на стекающую в тень каплю, наклоняется и слизывает ее с меня. Это – сигнал к началу боевых действий.
Черт… почему пуговицы на кителях пришиваются так безобразно плотно? Ведь невозможно, совсем невозможно расстегнуть…
Видавшая виды огромная антикварная кровать привычно вздыхает, принимая нас на свое пространство. Одуревшие от сорокаградусной пытки, мы готовы выпить друг у друга кровь и разорвать друг друга на части.
Литое Володькино тело плотно умещается между моих коленей, мне даже не нужна поддержка его рук, я кладу их на свои бедра, продолжая ритмичный и ускоряющийся танец. Такт выверенный и четкий, он пойман нашими телами моментально, музыка усиливается, усиливается…
З-з-з… тонкие волоски-лапки прикасаются к моей коже между лопаток. Я откидываю голову в надежде на то, что это всего лишь неудачно упавшие волосы. Черта с два! Эта мразь начинает жужжать около моей шеи, выискивая место послаще.
Все, сбилась. Остановилась, чтобы перевести дух и отогнать это чудовище. Володька притягивает меня к себе, перехватывает ритм и начинает вести его сам. Лайнер на взлетной полосе набирает скорость медленнее, чем он. К коленям начинает подбираться крупная дрожь, готовая вот-вот превратиться в биение, я – пружина, нещадно сдавливаемая заводным механизмом. И с каждой секундой приближается момент разрыва стягивающих пружину стенок.
И тут я вижу это маленькое нелепое создание на своей руке. Оно вонзает в меня свой микроскопический хоботок, и я взвизгиваю от боли.
Мой любовник, явно не ожидавший подобной выходки, растерянно шепчет мне в ухо «Что? Что такое? Тебе больно?». Мне стыдно признаться ему в том, что вся проблема в назойливом насекомом, но и ответ выдумать я не в состоянии.
Я чувствую, как Вовка угасает, теряется…
Сбрасывает меня на простыни и полностью забирает власть. И уже не так жадно, не так дико мы продолжаем заниматься сексом.
Я уже не пружина и не лайнер. У меня чешется спина и рука. Комар (комариха, вернее) все еще пытается укусить меня, чтобы продолжить свой никчемный род. От обиды мне хочется плакать, кончик носа чешется, я делаю последнюю попытку снова завести свой механизм, но она безнадежно срывается.
Мне остается только сосредоточиться на своем партнере и симулировать.
Последний горячий выдох, минута торможения и.. Володькина ладошка звонко шлепает по спинке кровати.
«Ррразлетались!».
Больше мы не встречались.
Вот так. А, казалось бы, безобидный комарик…