Моя милая добрая кошка.
На самом деле она не совсем моя и совсем не добрая, а мило выглядят все кошки без исключения (если, конечно, вы кошек любите). Так вот, эта кошка моих домашних. Серая, в меру пушистая, пожилая (десять лет – для кошки это возраст, и уже надо вести себя солидно). Раньше, когда она приезжала на всё лето на дачу, то в первое же утро приносила к крыльцу птичку, мышку и лягушку, - мол, вот я какая! Теперь не то… Друзья её кошачьей молодости умерли (а дружила она не только с кошками, но и с собаками), а новых пушистых соседей наша кошечка не очень-то жаловала. Детей подпускала к себе только четырёх-пяти летних, когда по её кошачьим представлениям они становились большими, по крайней мере, для общения с кошкой. А взрослых она любила всех, но своей, предвзятой, любовью – только когда те давали ей еду. Нет, она очень благодарная кошка – всегда урчит после трапезы, трётся об ноги… Но я-то знаю, что это – хитрая благодарность: в надежде на новое угощение.
А со мной у этой котофейки отношения не сложились. Может, из-за моего дурного характера, может, из-за моей любви её тискать в её младенчестве (скорее, в котятчестве), но обоюдной любви у меня с ней не получилось. Я для неё – не более, чем все. Даже, скорее, чуть менее. Но для кошек «чуть» значит совсем немало…
…И только приезжая на дачу в осенние дни, когда все уже съехали, сад опустел, деревья пожелтели и стали лысеть, и только кошка осталась в ожидании следующих, последних для неё дачных выходных, я переживаю очень большую любовь. Я топлю печь – а на меня смотрят любящие глаза. Я готовлю еду – а кто-то толкает мою ногу – не сильно, но очень чувственно. Я читаю книгу – а кто-то очень по-доброму урчит рядом. Наконец, я ложусь спать – за окном холодная, сырая, промозглая, как наша жизнь, осень. В доме тепло – печь крякает от удовольствия собственной теплоты. Я лежу в постели – а ко мне прижимается любящее тёплое существо, которому я смог подарить на одну ночь счастье.