Она не любит Зиму. Зима ей не к лицу. В ответ под снег ее краски теряют суть. Она чуть грязнее Питера на асфальтах, чуть безмолвнее Невы в жире льда.
В мороз без дыхания, она не может говорить мне «ты», не то, что ставить капканы. Она греет на завтрак дешевый горчичник в мраморных стенах прокуренной кухни. Она плачет ртутью в ржавую раковину, и все туже сжимают кадык шарфы.
Зима ей не к лицу.
Она выворачивает в анфас возрастные морщины, она показывает зубной налет.
Зима приучает обкусывать губы. Зима гладит ее против шерсти, а потом гадит в душу замерзшим троллейбусом по дороге на работу. Ей приходится идти пешком. Ей приходится надевать на льняную кожу черные свитера. Ей нужно сжимать под пальто крылышки так сильно, что ночью от судорог в спине не уснуть.
Ей нужно по ночам зажигать свечи, чтобы в темноте поговорить с собой.
Зима настаивает в бронхах соль. Снежные воды выходят в кашель – ей нужно заходить в заиндевевшие аптеки. Холод не дает ей читать на ходу.
Зима ей не к лицу. Она не любит зиму.
В декабре она ненавидит Елки, в декабре она не играет в Любови.
В новогоднюю ночь она ходит по городу совсем одна, не нужная тем, кто якобы «до», тем, кто не знает, что зима- это только кусочек зеркала в левый глаз на сдачу.
Она так не любит зим! Она так не любит меня…
И последнюю денежку на жетон в метро, желтый, как отблеск лета, теплый как молоко матери.
А зима заставляет носить трусы. Ей бы просто так, как из душа – по ночному проспекту.
А ей бы так верхом на пепле от моего нескромного «да!»
Зимой так рано темно, а еще сына из школы, да на ужин яблоко.
А еще говорят: в Москве взрывают, а кто-то берет билет в Ярославль, а кто-то кого-то в клубе в новогодние праздники.
А она не нужна ни тем, ни другим, до сладкой весны, до травы на поле, в скверике.