Во всех частях земного шара
Имеются свои даже иногда очень
Любопытные другие части
Козьма Прутков
Так... теперь вот, что получилось: после того, как я, значит, про этот астигматизм рассказала, другие химеры узнали меня и давай меня расспрашивать, дескать, как это там в Америке с детьми-то все происходит. Очень нам этот вопрос интересный, потому как у нас они совсем от рук отбились.
Я говорю: не могу же я сходку собирать и с целой лекцией распространяться, я же вам уже говорила, что я химера простая – у меня на лекцию-то столько слов не хватит. А они говорят: ну тогда напиши нам на сколько слов у тебя хватит, а мы почитаем и тогда уже свою резолюцию выставим.
Ну, ладно, а что я им про детей-то могу рассказать? Я в школе не работаю, по телевизору, у нас, как и у вас тоже один пиар показывают. Что я знаю-то? Вон как наш химерский писатель Козьма Прутков говорит: «Рассуждай токмо о том, о чем понятия твои тебе сие позволяют». (А этого писателя я всегда цитирую с моим великим удовольствием, потому что он очень знаменитый химерский писатель. Откуда я это знаю? Потому что он из трех частей состоял, как и всякий уважающий себя химер).
А какие понятия позволяют мне про детей рассказывать?
А-а, вот какие: расскажу-ка я им про еврейских детей. Откуда я еврейских детей знаю? Ну, не всех, конечно, я их знаю, но немножко узнала их, когда иудаизм изучала и в разные синагоги ходила и много детей там видела. Издали, конечно. Ну, а вы своих детей тоже не под микроскопом рассматриваете, когда они папиросы курят. Так ведь?
Так что танцевать будем от печки. Как говорит Козьма Прутков: «Зри в корень». А как это я вдруг в синагоги попала, чтобы так пристально еврейских детей изучать? А вот как. Поскольку все химеры, как вы по себе знаете, народ очень уж любопытный, и всегда хотят узнать то, что они еще не знают, вот так и со мной это приключилось. Захотела я узнать а что же это такое сам иудаизм из себя представляет, из которого все религии начались-получились. А как же это узнать? В синагогу, наверно, идти надо. А что же я им скажу? А так и скажу, что не молиться я к ним пришла, а книжки читать, где у них про этот иудаизм написано.
А синагог у нас вокруг много, я тогда еще и не знала, что столько разных «иудаизмов» имеется: и ортодоксальный, и консервативный, и реформистский.
Вот, выбрала я себе три синагоги ближайшие и отправилась.
Пришла в первую, нашла там раввина, встала перед ним и сказала (очень вежливо):
- Здравствуйте, раввин,
- Здравствуйте, - ответил раввин.
- Я русская Химера, - сказала я,- и у меня к Вам большая просьба: разрешите мне посещать вашу библиотеку при синагоге и читать книжки.
- А зачем? – спросил меня раввин.
- Дорогой раввин, - сказала я, - я не собираюсь переходить в иудаизм, (я вообще никуда не собираюсь переходить, а буду просто стоять там, где я есть), но я хотела бы изучить иудаизм для своего собственного развития и совершенствования.
Раввин посмотрел на меня, помолчал немного и потом сказал,
- Экстраординарный случай. Знаете что, приходите ко мне через пару дней и мы поговорим.
Ладно.
Пошла в другую синагогу (громадное красивое здание песочного цвета) – центр реформистского движения иудаизма. Это как бы «современный», новомодный иудаизм. Раввин здесь женщина. Когда к ней обращаются, называют ее – «раввин Нэнси». И кантор у нее тоже женщина.
Показали мне, где ее найти. Она стояла в сторонке и разговаривала со своим кантором.(со своей канторшей). Я подошла, познакомилась и объяснила ей свою просьбу. Смотрю, после моего объяснения, у канторши глаза стали круглые, как блюдца. И не успела еще раввин Нэнси рта открыть, как ее канторша, чуть не подпрыгнув, воскликнула:
- Да Вы что, миссис Химера, здесь же у нас ХРАМ!
Короче, как говорится, поворот от ворот.
Иду в третью синагогу. Называется синагога консервативного движения иудаизма.
Нашла офис раввина.
Зашла.
Объяснила ему свою просьбу.
Раввин молодой мужчина лет тридцати.
- Мы кошерные, - ответил мне раввин.
Я как-то постеснялась спросить его какое это имеет отношение к библиотеке.
- Но через месяц мы начинаем курс занятий по истории иудаизма, - прибавил кошерный раввин, - вы можете придти прослушать его.
Я поблагодарила его и ушла.
Через два дня возвращаюсь на круги своя, то есть в первую синагогу – также синагога консервативного движения иудаизма. Консервативный раввин беседовать со мной не стал (а ведь обещал!), но сразу же направил меня к директору школы, принадлежащей синагоге. Расположена она была рядом со зданием синагоги. Директриса, высокая строгая женщина (похожая на мою учительницу математики из школьного детства) познакомилась со мной, указала мне на стул и спросила меня:
- А почему вы хотите, брать книги в синагоге? Идите в публичную библиотеку, там сотни томов по истории иудаизма.
Я, как могла, объяснила этой строгой учительнице, что мне будет нужна помощь не только книг, но и людей. Поэтому я хотела бы (если можно, конечно) посещать субботнюю службу, разговаривать с людьми и читать книги.
Директриса выслушала меня, собрала свои папки и ушла из кабинета по своим делам.
А я осталась сидеть, как бедная родственница, дожидаться ее возвращения.
Наконец, когда я уже начала думать, что про меня просто забыли, в кабинет вернулась моя суровая директриса вместе с девочкой-школьницей. Она велела школьнице проводить меня обратно в синагогу и показать мне, где находится их библиотека.
Спасибо.
Большое спасибо.
И вот тут-то, в библиотеке, я впервые увидела еврейских детей. Нет, конечно, я видела их и раньше, но в таком большом количестве – никогда.
Так называемая библиотека помещалась в маленькой комнате на втором этаже синагоги. У стены располагались полки с книгами, посередине комнаты стоял большой стол со стульями. В углу комнаты находился маленький письменный столик с телефоном. Вот и вся тебе библиотека.
Молоденькая библиотекарша встретила меня приветливо и доброжелательно. Когда она встала изо стола я заметила, что она хромает. (Как я потом узнала, она, действительно, имела инвалидность, а в библиотеке работала на общественных началах.) В работе ей помогал мальчик, ученик из школы при синагоги.
Библиотекарша сказала мне, что через 15 минут у нее начнется так называемый «библиотечный час», сюда придут школьники после занятий и она будет читать им книгу и рассказывать про наступающий праздник – суккот.
Хотела бы я тоже послушать?
Конечно.
Посмотрела я немножко книги на полках. Это не были фолианты в золоченых переплетах – нет, все больше книги о семье, о детях, об еврейских праздниках. Не успела я выбрать себе первые книги, настало время «библиотечного часа». Слышны за дверьми шаги по лестнице.
- Ну, - думаю, - скорей бежать в укрытие, в уголок, сейчас гвалт начнется.
Не тут-то было. В дверь сначала вошла классная руководительница, а за ней следом спокойно, совершенно бесшумно (десять – считай по головам) учеников-второклассников. Как горошинки из одного стручка. Вошли, расселись на стульях за столом и ждут. Мальчик – помощник библиотекарши, раздал им всем большие книги с картинками, библиотекарша подвинула свой стул к большому столу, села, открыла книгу и начала читать и рассказывать детям о празднике суккот.
Дети рассматривали картинки и следили за текстом рассказа.
Библиотекарша иногда прерывала чтение и просила детей принять участие в обсуждении рассказа, высказать свое мнение или добавить к рассказу что-то свое, что они знают о празднике.
Мне тоже дали большую книжку с картинками. Я быстренько изучила их и затем принялась рассматривать детей.
Первое, что обращает на себя внимание – это их здоровый вид: хороший цвет лица, нормальная упитанность, отсутствие нервозности, не рассеянное внимание. Одежда на них не форменная, обычная. На мальчиках надеты кипы (это такие бархатные тюбетеечки), разнообразные. Расшитые узорами, некоторые с блесточками.
Друг с другом дети общаются спокойно и дружелюбно.
Мое внимание привлекли мальчик и девочка, сидевшие рядом неподалеку от меня – я наблюдала их с интересом и удовольствием.
Они сидели рядышком, одной рукой каждый из них придерживал свою книгу, а второй рукой они касались друг друга, как будто играли в ладошки, только не всей рукой, а тихонько касаясь кончиками пальцев. Они явно нравились друг другу.
Было так потешно и так трогательно наблюдать за их поведением со стороны.
Наконец, библиотечный час закончился, ребятишки надели свои рюкзачки, попрощались с библиотекаршей и тихо вышли из комнаты. За ними последовала их классная руководительница.
Мальчик-помощник биюлиотекарши собрал со стола книги и пошел раскладывать их по полкам.
Я подошла к полкам и выбрала для себя три книги об еврейской семье. Почитаю их дома. Затем я подошла к библиотекарше. Она завела на меня карточку и записала в нее книги.
- Вам нужен какой-нибудь мой документ? – спросила я.
- Нет, - ответила библиотекарша, - только номер вашего телефона.
Я поблагодарила ее, взяла книги и вышла во двор.
Во дворе шло приготовление к празднику суккот: там строили шалаш.
Пятница, ноябрь
В пятницу я зашла в другую консервативную синагогу попросить у «кошерного раввина» разрешения поприсутствовать на их вечерней молитве.
Разрешил.
Когда выходишь из офиса раввина, проходишь через большую приемную, где сидит его секретарь. В приемной стоит полная тишина. И только иногда слышится негромкий детский голосок, повторяющий какие-то незнакомые слова.
Я прислушалась и подошла поближе к месту в глубине комнаты, откуда доносился голосок. Оказалось за столом сидит группа детей 7-8- ми- летнего возраста и повторяет вслух слова за своим учителем, мужчиной с длинной седой бородой. Так дети изучают иврит.
Педагог пенсионер, работает с детьми на общественных началах.
На вечерней молитве в пятницу народу было немного, человек 15. Все сидели неподалеку друг от друга, как бы одной группой. На проходе между рядами стоял маленький пюпитр, на котором лежала книга – Тора (не свиток).
«Кошерный раввин» провел краткую службу, потом жестом пригласил из зала мальчика лет 13-14 подойти к книге и продолжить чтение.
Мальчик встал, всем своим видом подчеркивая торжественность момента, неспеша проследовал к пюпитру и продолжил чтение.
1-ая суббота - ноября
Первый раз я отправляюсь в синагогу на утреннюю службу.
Сначала должна сказать, что все три синагоги, которые я посещала за время своей «учебы», очень красивые. Сегодня я иду в реформистскую, где службу ведет женщина – раввин Нэнси. Здание снагоги громадное, светло-песочного цвета. Широкая входная лестница. Входишь в вестибюль, проходишь его и перед тобой широкие открытые двери в зал. На правой стороне двери на дверном косяке висит мезуза. Некоторые люди, перед тем, как войти в зал, останавливаются и целуют мезузу. Входишь в зал. Он громадный, как в театре на 500-600 мест. В середине проход, пологие ступеньки покрыты ковровой дорожкой. По обоим сторонам сплошные ряды сидений из темного дерева. Зал заканчивается полукруглой стеклянной стеной, за ней ты видишь громадные ветви деревьев, облепленных снегом.
На небольшом возвышении стоит длинный стол – специальное место для чтения Торы.
За этим столом в глубине находится «Арон кодеш» – шкаф или ковчег, где хранятся свитки Торы. Это самое главное и священное место в синагоге.
И, наконец, справа, ближе к краю такая кафедра – место для ведущего молитву.
После того, как прочтут часть Торы, свиток сворачивают и несут его в зал, чтобы каждый из присутствующих мог прикоснуться и поцеловать священное писание (прикасаются или краешком шали или книгой и потом целуют этот предмет). Эта процедура доставляет людям искреннюю радость. Потом, когда обнесут весь зал (не пропустят ни одного человечка!), несут Тору обратно, чтобы поместить ее в ковчег.
А закрыть дверцы этого ковчега должны люди, которых назначает (или выбирает) сама раввин Нэнси.
И это очень почетно для избранных людей – весь зал смотрит на них уважительно.
И вот тут наступил тот момент, который тронул меня до слез и который я до сих пор не могу забыть: раввин Нэнси своей властной рукой показала на избранных, кто будет закрывать ковчег – это были два молодых мужчины и одна девочка. А девочка эта крохотная, ей годика 3-4 не больше. Но она с таким серьезным и торжественным видом, в своем нарядном платьице, спускается вниз по ступенькам и направляется к возвышению, что сразу видно: она самая главная и незаменимая в этом важном процессе закрывания дверок ковчега.
Она поднимается на возвышение, поворачивается лицом к залу и замирает в ожидании, когда закончат целовать эту Тору и она, наконец, сможет начать осуществление процесса закрывания дверей ковчега.
Но люди в зале не спешат, каждый ждет своей очереди и счастливый протягивает свою руку, прикасаясь к Торе.
А эта маленькая девочка ожидает с таким нетерпением, что уже начинает подпрыгивать на одном месте. Но вот, наконец-то, уже идут, поднимаются на возвышение и подходят к ковчегу. И эта крохотуля, в своем нарядном платьице, вместе с большими дядями направляется к ковчегу, помочь им закрыть дверцы. Посмотрели бы вы на нее в тот момент: ты мой сладкий башмачок!
И когда церемония закончена, она, неспеша, с сознанием хорошо выполненного долга, поднимается по ступенькам наверх, где ее ждут родители. Она идет, и прямо видно, что сердечко ее замирает от радости, потому что все люди смотрят на нее, какая она хорошая девочка. Она подходит к своей скамейке, садится рядом с папой и молча, тихо прижимается своей головкой к его рукаву. Они с папой ничего не говорят друг другу, но ведь это и так видно, что они понимают друг друга, как они счастливы вот так сидеть рядышком и как папа гордится своей дочкой.
Папа высвобождает свою руку из-под ее головки и кладет ее на плечико своей доченьки и прислоняет ее к себе, как бы берет ее к себе под крылышко.
Заиграла музыка.
Люди в зале запели.
У-у-ф, что же это я свой носовой платок забыла.
Я наклоняю голову низко, низко и вытираю свой нос рукавом.
«»»»»»»»»»»»»»»
В моих хождениях по разным синагогам и чтением книг по иудаизму незаметно проходит месяц и, наконец, я получаю почтовую открытку с извещением о начале курса по истории иудаизма в «кошерной» синагоге.
Конечно, являюсь.
Группа наша маленькая, всего восемь человек, двое из них довольно странные существа: одна молодая беременная на последнем месяце еврейка, другая - простая русская Химера.
Но раввина это нисколько не смущает – он начинает свой регулярный курс.
Первое же занятие совершенно ошеломляет меня: молодой кашерный раввин оказался блестящим педагогом, эрудированным, с современными взглядами историком и ярым любителем книг. Слушать его лекции было неска-а-а-а-занное удовольствие. На первом же занятие он раздал нам всем напечатанный план занятий со списком рекомендованной литературы и предложил в обязательном порядке к следующему занятию иметь с собой книгу Д.Телушкина по истории иудаизма.
После его курса я начала свободно пользоваться публичной библиотекой и могла найти любую информацию по истории иудаизма. Познакомилась с прекрасными книгами еврейского народа и даже с двумя живыми авторами. Один из которых написал книгу о Хазарии.
Что поражает меня – это то, что евреи много учатся и старый и малый и много людей работают на добровольных началах.
У них есть прямо такая заповедь: «Учи и учись»
1-ая суббота декабря
Идем в синагогу консервативного направления в иудаизме (туда, где мне разрешили пользоваться библиотекой).
Зал в синагоге громадный, амфитеатром. Нахожу себе местечко в середине зала и сажусь с краю ряда. До начала службы еще минут двадцать – начинаю заниматься бесцеремонным «рассматриванием» людей. Что мне бросается в глаза – это, как много красивых и высоких людей. Многие женщины одеты очень «стильно», у жены раввина на шее ожерелье из крупного жемчуга. Длина ожерелья впечатляет. Девочки в нарядных платьицах, маленькие мальчики в костюмчиках и при галстучках. Внимание мое невольно привлекает одна пара (явно смешанный брак): муж высокий и стройный еврей, жена (тоже высокая) блондинка в вышитом национальном костюме народов Прибалтики.
И тут вдруг мое внимание переключается на другую интересную картинку: недалеко от меня в центральном проходе между рядами стоит девочка, на вид лет пяти. На ней темное платьице ниже колен. Личико у нее хорошенькое, даже очки в темной оправе не портят его. Она стоит, заложив руки за спину и слегка раскачивается на ногах, переступая с носка на пятку. А на лице у нее написан такой восторг, такая радость, как будто ей только что преподнесли долгожданную игрушку и она все еще не может в это поверить. И она в таком восторге, как будто ей так и хочется сказать – А-а-х!
А что же это такое, что так заворожило ее? А перед ней, на голову выше ее, стоит мальчик-китайчонок, такой аккуратненький – синий костюмчик, белая рубашка и при галстучке. Он стоит перед девочкой прямо, не шевелясь и позволяет себя рассматривать, как загипнотизированный. Что же это так понравилось в нем этой девочке? Может она впервые в жизни увидела такие маленькие блестящие живые глазки? Может, она думает, что это такая говорящая игрушка и ей разрешат взять ее с собой домой?
Не знаем.
А почему этот мальчик не уходит, а так терпеливо переносит такое настойчивое обожание?
Не знаем.
Наконец, эта юная фанатка (поклонница) не выдерживает, подбегает к маленькому китайчонку с радостным смехом, и обнимает его за плечи. А мальчик продолжает стоять неподвижно, как оловяный солдатик, не зная, как реагировать на такое неожиданно свалившеяся на него счастье.
Но тут начинается служба и родители разлучают счастливую пару.
И еще незабываемое впечатление остается у меня от сегодняшнего посещения службы: это исполнение одного гимна. (я, конечно, не пою, я и слов не знаю, хотя мои соседки всегда заботливо передают мне книжку с гимнами). Иногда зал поет и в такт дважды прихлопывает ладонями. А этот гимн запомнился мне (слов не знаю!) таким вот необычным звучанием: сначала, в одном конце зала запевает один голос, он поет одну фразу, затем из другого конца зала, в ответ раздается другой голосок, тоже поет одну фразу и после этого текст громко подхватыват весь зал.
Красиво необычно.
4-я суббота декабря
Сегодня идем в синагогу реформистского движения иудаизма, где службу ведет раввин Нэнси.
На сцене, на возвышении за кафедрой стоит кантор (ша), которая будет сейчас проводить церемонию регистрации имени для новорожденной девочки.
Вот канторша протянула руку и жестом пригласила родителей подойти к ней. Из середины зала поднимается молодая пара счастливых родителей с ребенком на руках и идут по ковровой дорожке в центре зала по направлению к сцене. За ними следуют две бабушки и их мужья-дедушки.
Ребенок на руках у мамы. Детей здесь не пеленают и на этой крошке, которой всего лишь восемь дней от роду, уже надеты розовые носочки.
Они входят на возвышение и молодой отец направляется к столу, к открытому свитку Торы, где он, согласно одной из заповедей еврейской традиции будет читать текст Торы, благословляя своего новорожденного ребенка.
Затем кантор спрашивает мамашу, как они решили назвать своего ребенка.
- Сара, - отвечает счастливая мама.
- Прекрасное имя, - говорит кантор и заполняет свидетельство.
Затем она подходит к маме, подает ей документ, наклоняет голову и целует у ребенка ножку в крохотном розовом носочке.
Трогательно.
А я хочу поделиться этим отрывком из книги, которую я взяла в библиотеке в синагоге. И читаю дома:
«Вот оно крошечное существо, которое только что пробудилось к жизни. У него ничего нет. Но оно «наше». Только благодаря нашей любви оно сможет выжить, стать тем, кем должно стать.
Какая высокая ответственность, но какие безграничные возможности!
Не ребенок для нас, а мы для ребенка.
Мы не должны думать ни о чем, кроме того, что мы можем сделать для нашего ребенка.
Воспитание ребенка должно быть одной из самых главных целей нашей жизни. Нам доверена душа человеческая.
Семейная жизнь – это ключ к счастью».
В основе иудаизма лежит воспитание.
Все, церемонии закончены, будем петь.
По ковровой дорожке в центре зала идет раввин Нэнси – молодая, стройная, тоненькая. На ее голове кипа с блестками. В руках у нее ГИТАРА!
Она садится на стул у подножья сцены к залу лицом. За спиной у нее сквозь громадные окна панорама деревьев в снегу.
Люди с задних сидений задвигались и перешли к ней поближе. Зашуршали листочки с напечатанной песней со словами местного автора.
Раввин Нэнси ударила по струнам гитары и вместе с кантором запела. И зал подхватил припев:
We must live for today,
We must build for tomorrow.
Give us time, give us strength, give us life.
А это вот такой вольный перевод на русский:
Мы должны хорошо жить сегодня,
Мы должны строить прочное завтра,
Дай нам время,
Дай нам силы,
Дай нам жизнь.
Шалом.