3 мая.
Весь день как на ножах.
Вроде бы весна, первая послевоенная весна, собачки бегают, голуби летают, листья распрямляются и зеленеют, и никто их на лепёшки не обрывает.
Хотя, видел сегодня, когда шёл за «геройским» доп.пайком в военкомат, как одна старушка поймала сачком воробья, отвернула ему голову и скорей спрятала в сумку. Мы ещё долго не излечимся от этого страшного чувства голода.
Вроде бы петь и радоваться, но не поётся – весь день болел живот. Уже за полночь, но всё равно ещё ноет. Не пойму отчего. Скорей всего от огурца из доп.пайка. Дали ещё две банки тушёнки и килограмм халвы. Халву я, наверное, завтра Лике отнесу.
Сегодня к ней не пошёл. Во-первых, рожа у меня больно кислая, а, во-вторых, после вчерашнего позора и падения не очень-то хочется появляться перед Ликой и особенно – перед Леонидиком. Он вчера наверняка опять весь вечер с Ликой просидел.
Представляю себе, о чём они говорили!
Леон болтает всякую чушь, а Лика занимается по дому или пишет что-нибудь, слегка наклонив голову вправо и время от времени поправляя тонкими длинными пальцами слегка вьющиеся волосы. Так-то они у неё прямые как струнки, но второго, видимо, она их в косички заплела, потом распустила, распушила и была похожа на… нет, моя Лика ни на кого не похожа. Я всё смотрел вчера на её волосы и не мог никак понять - почему я не могу ей прямо сказать: «Лика, я люблю тебя. Сильно-сильно.» Она бы поглядела на меня нежным карим взглядом и тихо бы сказала: «Я знаю.»
Она знает, что я люблю её. Всегда знает. Может быть, поэтому и не сказал…
И сегодня, наверняка, Лика слушала бредни Леонидика, а думала обо мне, время от времени подходя к окну. И в этот момент Леон всё понимал. И злился ещё больше. Наверняка разговор ( а вернее – монолог ) Леонидика сводился к обсужению моей персоны. Он любит порассуждать о людях, об их поступках. Всегда он старается быть объективным. Только со мной у него это не выходит и я обязательно выгляжу «глупцом, юнцом и прожигателем жизни».
Хотя мы давно с ним откровенно не говорили (с 1942-го) и поэтому не могу точно сказать, что у него на уме сейчас. Война его здорово изменила. Во-первых, он подрос, возмужал и кажется теперь года на три старше меня. Во-вторых, он ещё больше привязался к нам. В-третьих, он ещё больше любит Лику, что уже не боится в этом признаться.
Ладно, надо спать ложиться. Завтра проверим, что у них там было.