Он знал, что они придут за ним. Кинжал, дремавший на коленях бронзовой кошкой, был заточен остро. Губы цвета жженого сахара шептали исповедь:
Я не чинил зла людям.
Я не нанёс ущерба скоту.
Я не совершил греха в месте Истины.
Я не творил дурного.
Я не убивал,
Я не приказывал убивать.
Я не совершал прелюбодеяния.
Я не сквернословил.
Я не давил на гирю.
Я не плутовал с отвесом.
Я не отнимал молока от уст детей.
Я чист, я чист, я чист, я чист!
И я лгу…
И я еще жив…
Он снял хепреш, и по плечам рассыпались черные волосы. С ожесточением провел рукой по лицу, и птицы-ибисы его подведенных углем глаз слетели на щеки, растрепанные и мертвые.
Жена моя, сестра моя, что ты сделала? Разве не должна была подобно Исиде оградить меня от бед? Почему ушла ты в мир богов, почему тебя нет со мной?! От этого страха не спасает даже опиум кипрских торговцев. За что хотите вы покарать меня? Сын мой мал и неразумен, кто станет новым фараоном? Я знаю, это ты, Хесен, подговорил стражников, это ты вложил в руки их мою судьбу. Я сын Ра, воплощение Гора, наследник Осириса! Жрец, разве не должен ты чтить меня как бога? Разве не делился я с тобой добычей военных походов? Разве вправе ты был претендовать на олово, ради которого я едва не окончил жизнь в руках властителей Хеттского царства? Почему я сам не приказал убить тебя, о боги?! Я чту закон. Пусть плюнет на тебя и твоих приспешников ядом священная кобра урея, да хранит она мою власть. Хочешь, я усну, и душа покинет меня, вернется в тело мое к утру наполненная мудростью? Убей на хеб-сед мою куклу, безмолвную статую, уложи ее в кенотафе, закрой золотой маской неподвижные глаза. Я построю вам новые храмы, не поведу больше войско в Палестину. Прославляй меня, не взыму с вас налога, не взыщу хлеба и людей для войска.
Он встал с трона и подошел к окну. Взмахнул кинжалом и тут же, будто на ударенном им теле небесной коровы, полоса горизонта стала кроваво-красной и пульсирующей, как свежая рана. Уставший Ра на теле Нут начал новое восхождение.
Аментет, Хатор, не протягивай мне рук, сотри со лба иероглиф. Я не заслужил смерти. Не готов я войти в Великий Чертог Двух Истин, не готов сравнить сердце свое со страусиным пером Маат. Не желаю войти в поля вечного блаженства Иару, и здесь, в моем царстве хватает плодородных полей и полноводных каналов, слаще меда финики на моих пальмах, вызревают злаки.
Ра смотрел на своего сына печально, звал идти за собой. Бог коснулся его щеки теплой рукой, в золотых лучах зазвенел смех его ненаглядной жены, маня шагнуть вслед солнечному свету. Он стиснул зубы и сжал в ладони кинжал, так, что его ручка вошла в тело, стала одною частью с его рукой.
Отец мой, дай мне время, не призывай к себе. Дай мне увидеть, как мой сын сядет на этот трон с жезлом и плетью в сильных руках, с коронами обоих Египтов на голове. Помилуй меня! Пошли смерть тем, кто жаждет смерти моей, избавь меня от недоброжелателей! Пусть не останется на землях моих тех, кто хочет от меня избавиться, тех, кому мешает моя жизнь! Отец мой, услышь меня!
Повеяло холодом, замолкли птицы, и Нил остановил свой ход. Тишина сковала землю, укутала в просмоленные бинты. Фараон выбежал из зала и замер перед окном явлений, откуда осыпал дарами подданных своих. Отсюда виден был двор и город, обычно заполненный суетливыми рабами, степенными чиновниками и запыленными торговцами. Нигде не было видно ни души.
Ни одного человека.