Ветер... По лестнице – на башню. Скроет тьму набежавший ветер безвременья. Загонит ее в трубы где-то с той стороны...
Это ветер. Ну и что. А море полнится грозою, плещет подзакипевшей яростью на... берег. Где-то в гавани – далеко, но все равно неисправимо слышно – как. Как стонут мачты кораблей. Можно не слышать шороха у ног (это кот прокрался в Альвиентум – загадочное животное что-то собралось искать, похоже), а можно расслышать звук лопающегося от натуги каната на палубе «Универсума» - там, за сорок верст отсюда. И почувствовать напряжение – странное какое-то, тягостно-томительное, нерешительно-серое, замершее в просторе еще не убранных парусов... Да что тут удивляться – то же в душе, словно накануне броска – куда и зачем, совершенно неизвестно. Вроде бы и заняться – есть чем, но не пускает ощущение, исподволь сводит чувства в пружину, набрасывает таинственное свечение на мутнеющий взор, и льются непонятные слова – и разобрать можно, и понять, наверное, да опять же – смысл не в «понять», смысл в... «говорить»? А кто ж его знает – мир велик и неописуем, загадки его воображению даже самому пылкому представиться не могут во всей значимости своей... Наблюдать. Пожалуй...
Блики.. молнии... Пересветы вспышек странных свечений... Неспешный... разговор звезд. Лучами. Направленными пучками этих забавных фотонов. Кажется, всю Вселенную – объять и проникнуть в самое ее сокровенное – легко, да настолько, что и вообразиться не может... Но пока это еще не пришло. И можно побыть приземленно-романтичным – как-нибудь совсем уж банально – взяться, к примеру, за описание моря и всякой ему подобной ерунды – по крайней мере, уж оно-то существует. Проверял. Было дело – чуть не утонул.
Когда-то давно. Ну, собственно, с того и начался Серебряный Замок, что – я – плыл. Было утро и рассвет – он такой розово-свежий, что даже не вполне верилось в него...Да и не было необходимости о том задумываться – бодрящая вода, ветер...
Море – ветра простор, жизни исток,
Солнце – дарит лучи, зажигает Восток
Ну, и все в таком духе, оптимизм и радостная бодрость начала пути – все очевидно, просто и однозначно, решительно понятно – и – до края Вселенной можно небрежно прогуляться на досуге. Солнце. И радостные небеса, наполненные игрой – света, ветра – с облаками. Забавы природы, чистота несозданного еще, легкость отсутствия – последствий, причин и всякой логической ерунды.
Ну да. То есть – вот оно, пожалуйста. Проблемы начались, после того, как эйфория схлынула, на ее место пришла некоторая усталость и – вопросы: а что это, собственно, я здесь делаю? На кой меня понесло в море-окиян, когда мне, наверное, было неплохо... Где-то еще? Да шут с ним! Зачем?! В океан? На что мы рассчитываем? Куда собрался-то? Или просто искупаться захотел? Так не угодно ли остаться, умник?
Выяснилось, что, в общем, несмотря на исключительно приятную обстановку и прямо-таки пастораль – не угодно. Ни разу. Такое дело...
А вокруг – издевательски прям – все та же благодать, день вот уже настал, чайки нарисовались, дельфины вот всякие шастают... Живность... Эээ! А кто сказал, что здесь только дельфины в комплекте? Неизвестно, кого еще пучина содержит... Короче – классический вариант – валить надо, ребята!
Побултыхался. Подрыгался. Суши не видно. Кораблей – тоже. Где географически нахожусь – Аллах ведает, но не скажет (как и откуда сюда попал – не спрашивайте даже!). Ситуация на сто баллов...
Время шло. Тянулось. Тяжестью обволакивало тело – усталость брала свое. Все уже было иначе. Пространство и время – глупость, жить охота, а... А тянет – вниз. Мутнеющее сознание уже не искало отчаянно выход – билось конвульсией последних вздохов, остывающих мыслей, тающих чувств... Это уже тогда было, когда (наверное) вода с холодностью неизбежности смыкалась тяжелым одеялом над головой – тогда...
Люди любят придумывать определения и громкие слова. Им так занятнее и нескучнее живется – вот и мы, мол, придумали очередное слово, чтобы описать все то же, вечное. Да не в том смысл. А в том – что момент истины. Дыхания – нет, пульса – нет, движения – нет, жизни самой – нет. И вот что-то все же остается. Точнее нет его, не существует – для внешнего мира. Но внутри себя... Каждый бесконечно могуществен. Внутри, в великом, бессмертном мире мысли – можно все. И когда этот микрокосм сходится на полном ходу со стремительно меняющимся, суматошно торопящимся – живым миром, материальным, таким вещественным – тогда! Тогда на стыке существования и несуществования, на острие мысли, чудом уцепившейся за непонятный отголосок еще живых чувств – можно свое могущество перенести в мир... Мысль уже не была о жизни. Она – была о своем мире, о самодостаточной небольшой вселенной, где можно бы экспериментировать с мирозданием и заниматься тайнами его. Всего-то...
И я очнулся. Затянувшаяся не-смерть осталась где-то неявно во льду отмершей, неживой какой-то памяти. Неважно. Вот вам чудо творения. Наглядная демонстрация. Теперь попробуйте не уверовать.
Но и эта растерянность творца – скоро прошла. Пора понимать, осознавать, действовать – жить в общем, потому как иначе к чему все? Я находился на берегу. Обычный песчаный берег, скалы, понимаешь, невдалеке наличествуют. Лес. Там, впереди.
Пошатываюсь. Вот оно значит как. Повернулось. Пойдем посмотрим. Что я тут наваял...
Наверное, это все-таки остров. Не знаю, откуда ощущение, но раз уж я его создал (так следует полагать), то кому ж еще знать, как не мне... Хмм... И вправду лес. Приятный весьма – сосны и кипарисы, свет, коричневато-золотые тона, солнце держит лучами на прицеле – сквозь прорези хвои в куполе леса над головой. Легко и непринужденно, жизнь течет, легкие наполняются ароматным воздухом, уверенно ступаю в этот мир – занятный и незанятый. Легкий бриз еще подгоняет в спину, а я все удаляюсь в ... ну, не чащу, это так не назовешь – светло все-таки, никакой тревоги , характерной для всяких угрюмых сказочных лесов, никакой жмушейся к страху в душе ледяной тьмы опасности, неизведанного. Нет. Почти дома, вообще-то. Красота, одним словом.
Размышляя таким нехитрым образом – вглубь. И вот наконец до меня дошло. А что это мы не меняемся? Обстановка окружающая – абсолютно неизменна. Иду, иду, а лес все тот же, и как будто нарисованный – нет, не тем, что ненастоящий, а неподвижно застывший какой-то, будто закрыт пеленой странного, забытого времени. Не пойдет.
«Айда, братцы! Давайте вдарим рока в этой дыре! Шевелись! Я творю, так вас через этак!» Так и орал, размахивая руками, совершенно голый, посреди странного этого леса. Ситуевинка. Почесал в затылке – нету эффекта, и все! Ладно, попробуем сосредоточенные пассы – вообразим, к примеру, поляну, зверушек всяких, птичек – ну в общем, ожила природа чтоб. Открыл глаза. «Эх, елки, да что же это! Где тут у вас кнопка «сотворить»?»
Ярость. Одно из отображений силы. Наливается оранжевыми линиями пульсирующего огня. «Thiste!!» С разбегу, разгоряченный – в дерево кулаком! Слилась. Сила ярости, направленная моей неуклюжей волей – и поверхность мира сотворенного. Снова настало время. Дрогнула земля. Дрогнуло небо. Дрогнул застывший льдом воздух. Раскололось солнце. Вспыхнуло тысячами искр и ожгло мир светом от бесконечно удаленных светил. Мигнуло, как перегорающая лампочка, и воцарилось молчание. «Arkuiiiste nalifferas osturminte vastile. Moora sorentosh.» «Karpunte soivelos. Khinga.», - не открывая глаз, мысленно ответил я. Не было сил удивляться, что заговорил на неизвестном языке. Право – после всего – куда еще удивляться?! «Testuchhe ramuln o itt ku fre. Parsuthe nomi.», - кто-то коснулся моего плеча. «Иди, иди! Не хватало еще тебя, кто бы ты ни был. И так вон - ...» «И так вон что?» - спокойный голос, размеренный тон, тень вопроса в ровной почти интонации.
Свет. Открыты глаза. Стоит напротив меня – воплощение спокойствия, уверенности – плечистый, рослый, невыразительные серые глаза, смотрит открыто и несколько сурово. На немой вопрос, читавшийся в моем изучающем взгляде, ответил: «Твоя сила». «Знаешь, куда дальше?» - «Это не моя задача. Его. Он должен прийти.» «Терминатор хренов», - невольно выругался я. Ладно, поехали.
Точнее пошли. Он молча двигался за мной, с таким видом, будто все его на свете абсолютно устраивает, удивить ничто не может, а бояться он вообще не умеет.
- Как мне называть тебя?
- Это не моя задача.
- А придумать – никак?
- Не моя задача. Я часть мира. А мир – это ты.
- Информативно...
Лес упорно не менялся. Это перестало раздражать. Удивлять стало: несмотря на отчаянные усилия вообразить смену ландшафта, мне не удавалось перебороть этот светлый, приятный, но порядком надоевший лес.
А! Пробуждения! Сбросить с сознания ненужный, мешающий сон, разогреть мысль и чувство до таких скоростей, что морок этот опадет – обессиленный...
Бег. Развить в себе энергию пробуждения. Начать струиться между атомов этого мира. Развеяться по суматошным линиям пространства. Загореться золотыми нитями, ощутить дрожь их, сотрясти мир. Разогнать воображение до скоростей – и с силой бросить в равнодушие замершего мира... Тысячами мчались мимо вновь родившихся и сгинувших звезд – забытые, непоявившиеся части нарисованной ойкумены – в свет еще более сильного творения... Оборвалось. В чуть влажную бездну оживающего сознания...
Боль. Разбитое тело. Что-то даже самим созданная вселенная не торопится избавить меня от физических страданий – несколько переломов, изодранная кожа, запекшаяся кровь по всему телу – глаза еле открыл. Мир на месте. Я? «Thilia artuve. Okk sertino lortiu…» Сознание сходит с ума от боли, даже на стон сил нету, не то что на вопрос, кто это только что назвался моим помощником.
- Lartio nor muvixiss.
- Lexap rea lozzqu!
- Nimav woil kemassde.
- Ni la’stoirro! Woil kemassde…
- На уникоде.
- Мессир, есть мнение – Вам самое время подняться.
И я поднимаюсь. Шут с ними, со способностями и особенностями этих... Двоих. Новый персонаж – высокий, худой, тонкие черты бледного лица оттеняют темные волосы до плеч, карие глаза, заставляющие ощущать себя уж очень неловко – словно машина, воплощенная уверенность в безупречности каждого своего слова, мысли. Ошибка – описание действий других. Но он тем и неуютно-опасен, что – не машина. Живой, мыслящий, наделенный богатым воображением. Чем-то, кажется, близок к гениальности. И это – мой помощник?! Не перепутаны ли роли?
Тело зажило. Боль схлынула так резко, что еле устоял на ногах – сколько еще испытаний приснится моему сознанию?
- И?
- Я – Советник, месир. Пришел вслед за Комендантом в мир, творимый Вами. Мы можем приступать.
- ?!
- Необходимо досоздать Небывшее. Зачем Вы здесь? Вы ведь хотели сотворить?...
Низкий, несколько настойчивый у него голос. Глубина и будто охватывающее простанство и слух чуть дрожащее звучание. Но нет особой властности, нет и подавляющей убедительности.
- Хотел сотворить?
- Мессир...
Пронзительный взгляд – до боли уходящий в глубину души. И непростительно яркое осознание – ведь было! Пойти волнами расплескавшейся не-материи – создавать обитель себя... Широкими, размашистыми шагами, каждым отсекая все, что не должно было быть, сжав в кулаке прошлое, настоящее и совершаемое будущее – так! Горящими глазами выжигать по холсту трех измерений – дом имени себя. Горящим сознанием соприкасаться с простертым до конца времен – миром, из ниоткуда явившим себя живому.
Из порывистого пламени – страсти духа. Из основательного камня – серебра проникающих мыслей. Из отрешенного воздуха – созерцательного эфира мироздания. Направлением собственной творящей воли – в формы Серебряного Замка вливается жизнь. Главная башня. Пристройки. Двор и крепостная стена. Силуэт. Отливающий серебром в свете забывшего скатиться за горизонт солнца.
- Пойдем, посмотрим?
- Keelarrvi.
- Nethustirijon. Ool ki nor vissia.
- Рад, что вас все устраивает...
Дыханием – путь к воротам. Неспешная, будто текущая по земле, ходьба. Последние детали – на трех обнаженных телах сплетались одеяния.
Простая рубаха и штаны грубой кожи, неширокий тяжелый меч за спиной – что-то вроде уменьшенного варианта каролинга. Тяжелые солдатские ботинки. Все – серовато-стального какого-то цвета, простое и неброское. Как взгляд невыразительных глаз Коменданта. Взгляд, который не призван выражать – приказывать. Воплощение Долга.
Черный плащ с фиолетовым подбоем. Темная туника и обтягивающие черные штаны укрыты длинными полами плаща – только бардовые сапоги мягкой кожи подчеркивают тусклым пламенем каждый шаг. Лицо полускрыто капюшоном.
Шагаю босиком в белом кимоно, прошитом золотыми нитями. Просторный изумрудно-зеленый плащ со знаком шпаги, розы и пера, выведенным серебром. Шпага – блик силы, роза – отсвет веры и чувства, перо – запись о пытливости разума.
Сложенный из чистого серебра замок впускает троих – и расходятся тенями их дороги – творение продолжается. Мой взгляд – наверх к площадке главной башни, откуда осматриваю остров. Море леса. Находит на море воды. От их схождения – песчаная полоса пляжа. Море еще не узнало понятия «край» - оно и не бескрайне, лишь нехотя мирится с моим островом, разливаясь во весь простор себя. Оно мне не подвластно, мой мир – тут. И первое – за моей спиной вырастут горы. Да! До самых ленивых облаков – и выше! Забираясь в небо, блистая снежными вершинами, взрезая ими купол мира – из раны его хлынет ветер, свежий, вечно молодой и бессмертный, самоуверенный и не знакомый с границами – только со ступенями к еще большей свободе.
Горы останутся центром. Там будет рождаться живительная сила этого мира, там будут ложиться на поверхность зеркальных голубых озер мысли о Вечном – когда буду подниматься ближе к небу, пытаясь понять, как это: строишь мир самостоятельно, а все равно – складывается новорожденная вселенная по Его мысли. Из морского хаоса – к основательности суши, стираемой им в песок, к трепетанию такой невечной, но такой дорогой и не требующей ни единого оправдания жизни – тем бесценной, что, обреченная на смерть, идет, распускается цветом по времени и вытворяет такое будто она – на века! А над всем этим холодно и отрешенно отражает разум уровни замыкающейся где-то на концах времени в аннигиляцию материи. И обреченно ищет ответ: к чему это все, когда и без того прекрасен Предвечный мир, неизменный и наполенный идеями, которые и со смертью-то не знакомы, а жизнь и вообще не замечают. Мир, которым все в любом случае кончится. И, может, потом снова с него же и начнется. Впрочем, кто сказал, что у Вселенной должен быть смысл? Это ведь так, категория разума, а и он не сравнится по значимости и могуществу – с Контуром.
Но еще и еще будут возникать на острове вещи. Ландшафты, окрашенные в разные времена года. Реки, озера, холмы. Обрастет шерстью лесов земля. И будет жизнь. Затерянная где-то там. Далеко и нигде. Небольшой остров этот не имеет границ. Это – сделка с безграничным морем. Никто не уйдет побежденным из этой схватки – ни море, ни суша не обретут границ, хотя перейти можно будет из одной стихии в другую, и реки будут делать вид, что сливаются со своим соленым братом – но никогда не смешаются их воды.
На эти парадоксы некогда отвлекаться. Впереди – смысл прихода в этот мир и создания его. Он заключен в созерцательном познании. В философии Бытия. Серебряный Замок призван стать местом экспериментов над мирозданием.