См. Выше

 «См. Выше»




 Тебе, где бы ты сейчас ни находился..




 Глава 1.

«Я живу как живу, не лечу и не падаю. Меня преследует ощущение того, что я чувствую и знаю гораздо больше, чем видела за свою пока короткую жизнь. Когда я задумываюсь над тем, что было у меня всего лишь 20 зим, весен, лет и осеней, а помню я из них отчетливо от силы по пятнадцать, меня аж дрожь пробирает. Может быть, я проводник для эмоций и чувств кого-то другого? Может быть, это мой рок жить в постоянной депрессии и пережевывать раз за разом всю мировую скорбь. Как бы то ни было, я верю в реинкорнацию, и мне всё чаще кажется, что я жила то ли в эпоху массового оттока дворянства из России в начале века, то ли в Италии в эпоху Возрождения.
По общему признанию я всегда была странным человеком, но никогда не замечала этого сама. Но чем старше я становлюсь и чем больше узнаю людей, тем отчетливее понимаю, что я и правда не совсем нормальная. Так думали и мои родители, когда с детства таскали меня по психотерапевтам (какая никакая замена подозрительному слову «психиатр»). Помню я яснее всего первого, вернее первую. Это была грузная женщина лет пятидесяти. Она почему-то ощупала мою никакую грудь и спросила, очень ли я нервная. Я ответила, что да. Она прописала мне какую-то успокаивающую фигню, которая мне нисколько не помогла. Я за свою жизнь проглотила, выпила, вколола и просто приняла столько успокаивающих, что у среднестатистического аптекаря пропал бы дар речи. И ни один препарат не помог. Наверное, это всё-таки не нервы, а странный характер или же я просто сумасшедшая. Зато со дня первого похода к психиатру, размер груди у меня ассоциируется исключительно с нервозностью. Со временем я даже смирилась с тем, что она всегда будет маленькой именно по этой причине».
Я отложила анкету, потом опять взяла её и перечитала. Наверное, слишком уж размытая информация для того, чтобы включить её в curriculum vitae. Дело в том, что мне приспичило вдруг найти работу. Я удалила автобиографию и составила новый вариант, с ответами на вопросы о том, где училась, где работала и личными данными. Личные данные у меня не ахти. Сменила три школы. Поступила в ВУЗ. Была на паре конференций, побывала в паре-тройке стран. Увлекаюсь искусством. Юрист. Вот, по большому счету, и всё.
Жизнь у меня ничего—грех жаловаться. Единственная проблема, что я слишком умная и страдаю самогрызством, занимаюсь культивацией помеси мухи со слоном и наоборот (только наоборот ещё ни разу не получилось), устройством бурь в стаканах и прочей важной деятельностью. Некоторые считают меня красивой. Некоторые симпатичной. И только один человек считал меня страшной. Одновременно, он был единственным человеком, который не считал меня странной (потому что такой же) и моим единственным и лучшим другом. Все вокруг считают меня умной и особенной. Я же считаю себя талантливой и тяжелой. 55 килограмм это не так уж и мало.
С определенного момента моей жизни в меня обязательно был кто-то влюблен, кто-то хотел познакомиться и кто-то за мной ухаживал. Конечно, никому из них я так и не ответила взаимностью—я не могу, когда выбирают меня. Но однажды, я-таки выбрала и была выбрана и из-за того, что это произошло одновременно, всё закрутилось в непонятный клубок противоречивых отношений. Это было то, что принято у простых смертных называть любовью. Но это закончилось. И никто не был в этом виноват, разве что погода и случай. Но, не будем об этом..
Я родилась с готовой установкой в голове, установкой, согласно которой я ищу конкретного человека, которого буду любить так сильно, как обычные люди из плоти и крови не могут себе представить. Всё чаще мне кажется, что я уже люблю его, заранее припаяна к нему своим сердцем, мыслями и душой и пока я не встречу его, я не смогу понять, что такое быть счастливой. Порой у меня бывает что-то вроде видений или снов наяву. Они очень смутные и состоят как будто из обрывков чьей-то памяти. Я не разбираю всей картины, как будто кто-то перематывает плёнку во включенном режиме, но чувствую, что это как-то связано с ним. С ним и со мной. Такое ощущение, будто мы два соединенных сосуда и наша общая память переливается из меня в него.
Как бы там ни было, мне двадцать лет, я красивая и умная, неуравновешенная девушка, знающая три иностранных языка, только что получившая-таки высшее образование в США и там же и находящаяся на момент описываемых событий.
Так вот, я разослала свои сиви в пару юридических фирм Нью-Йорка (не буду называть имена) и откинулась в кресле. Мысль убраться в платяном шкафу уже прямо-таки исковыряла мой мозг и, чтобы не поддаваться ей, я обернула шарф трижды вокруг шеи и вышла из дому. В тот день я много гуляла и оказалась на Бушвиг авеню, где всегда проходят какие-нибудь классные авангардистские собироны. Мне повезло, о чем свидетельствовала набранная 36-м шрифтом рекламка-объявление, свидетельствующая о том, что я сейчас же могу попасть на «фестиваль» современного искусства. Следуя указаниям, я поднялась по затхлой исписанной черным маркером лестнице дома, странно напоминающего хрущебы советских времен, и вошла в просторную комнату, с разных сторон освещаемую лампами разного цвета. Приятные люди в приятном состоянии рассматривали или делали вид, что рассматривают фото, развешанные на стенах. Сбоку девушка, в «одеянии» bodyart пела детскую песенку под гитару. Всем было хорошо. Я села на кресло-мешок под одной из фотографий и меня тут же сфотографировал обкуренный фотограф по имени Оз, во всяком случае, так гласила надпись на его джемпере. У него тоже был трижды повязан вокруг шеи премилый полосатый шарф.
--Hey..
--Hey
--You seem to be a perfect photo model for me.
--really?
Молодой человек был крайне симпатичный и был явным французом. Я могла облегчить его проблемы с языком, сознавшись в том, что неплохо им владею, но я балдею от произношения обкуренных французских фотографов в Нью-Йорке в час ночи, когда сижу в галерее под работами одного из них.
--Aphrodite?
--How did you know my name? I like your scarf.
--Yours is good, too.
--Are they yours?,--сказала я, показывая глазами на фото у себя над головой.
--Black and white portraits and Japanese themes are mine.
Я отметила про себя, что его темы были лучшими в этом зале.
--Is my portrait going to be black and white?
--of course. I’ll present it to you.
Я улыбнулась ему и достала пачку из кармана. Он покачал головой и протянул мне свою сигарету. Его, конечно, была получше моих. У него из кармана виднелась ещё парочка таких же. Через 20 минут я смеялась как сумасшедшая.
--say “bababudantie”!
--what?!
-- bababudantie!
--haahhahahahahaa!!!
--hahahhahahhha!!!
--ты не можешь произнести «бабабуданит»! хахахахха
--зато ты можешь
--что?!
--говорю, ты можешь..
--ты что по-русски говоришь?!
--и ты, оказывается, тоже. Хахахаххаха
--волшебная сигарета!

Как оказалось, он был не французом, а просто картавым болгарином. По-русски он говорил лучше, чем по-английски. Живёт в Нью-Йорке уже 5-й год. Учится на искусствоведа, поймите правильно, не могу вспомнить, где и на каком курсе, хотя, мы, кажется, это бурно обсуждали.
После волшебных сигарет мы пили виски с колой, ром с колой и водку. Потом он проводил меня домой.

Глава 2.

Я раскрыла слипшиеся глаза и посмотрела туда, куда была направлена моя голова—в чужое плечо.
--Что делает чужое плечо у меня дома?,--была первая мысль, продравшаяся сквозь баррикады похмелья.
Через пару секунд напряженных раздумий разрозненные умозаключения сплелись воедино и образовали цельную картину из категории «вспомнить всё». Я повернулась на спину, протянула руку в неизвестном направлении, нащупала там пачку, вытащила сигарету и поднесла ко рту. Прикурила от нашедшейся там же в пачке зажигалки. Выпустила дым. Плечо задвигалось и проснулось, видимо, среагировав на запах сигарет.
--утро,--сказал он, протягивая руку к сигарете.
--красивые руки у тебя,--у него действительно были безумно красивые аристократические руки.
--я вообще весь красивый как бабабуданит.
--ага,-- сказала я, приподнимая одеяло, чтобы проверить степень своей одетости. Как ни странно, я была полностью одета.
--ты голубой?
--иногда. Я же художник.
--понятно.
Я встала с полу и поплелась умываться. Пока чистила зубы, решила принять душ. Вылезла из душа, обмоталась полотенцем, швырнула грязные вещи, насквозь пропахшие травой, сигаретами и алкоголем, в корзину и поплелась в спальню. Как только я вышла из ванной, он сфотографировал меня опять.
--я тебе дарю все работы, которые ты приглядела вчера. Кофе?
--не откажусь. Ни от первого, ни от второго.
Кофе он варил отменный. Я вообще лентяйка и сама пью исключительно растворимый, но с ролью дегустатора справляюсь хорошо.
--который там час?
--начало третьего..
--уже обед. Ты голодна?
Я задумалась на пару секунд. Мои внутренние процессы пока ещё посылали достаточно слабые сигналы в мозг, и мне сложно было быстро отвечать на такие вопросы.
--вполне. Что, пойдём обедать?
Блин.. как привычно звучит этот вопрос, несмотря на то, что задаю я его незнакомому болгарскому фотографу, проведшему ночь в моем доме, на моем полу безо всякого контакта со мной.
--зачем? Я приготовлю чего-нибудь.
--ух ты.. жизнь полна чудес.
--окей,--буркнул он и отправился на кухню.
--поставь что-нибудь быстрое,--крикнул он из кухни,--лучше джаз,----тттак.. что у тебя тут?
--у меня там пустые кухонные ящики и муравьи. Я не готовлю.
Я поставила свой любимый диск и уселась на диван так, чтобы видеть, что он делает на кухне.
--У тебя тут есть рис.. ага.. имбиря немного.. старый соевый соус.
 --посмотри, может в холодильнике чего-нибудь найдёшь! И ещё есть картошка и лук, правда, старые. Можно их просто пожарить.
--в холодильнике у тебя пустая бутылка кетчупа, сливы солёные, овощи кое-какие.. ммм.. в морозилке мясо есть и креветки, примерзшие к полочке. Это что за мясо?
--говядина!
--отлично! Любишь японскую кухню?
--да.

Представление началось. Я никогда не видела, чтобы люди Так готовили.. я думала, вот-вот расплачусь. Во-первых, он двигался под музыку. Во-вторых, он применил всё, что нашел на моей пустой кухне. В-третьих, он напевал и улыбался так, словно занимается самым приятным делом в мире. Он отварил имбирь в соевом соусе, поджарил мясо с луком с тем же соусом, приготовил овощной салат с соленными сливами и плов с креветками и лимоном. И всё это он делал одновременно, быстро, красиво при этом напевая и пританцовывая. За полчаса всё было готово. Кухня была идеально чистой. Я, поддерживая челюсть, чтобы она не отвалилась, оделась и пришла за стол с бутылкой вина (алкоголь у меня есть всегда, хотя я и пью крайне редко).
--если бы был вечер, я бы свечи зажег, но, к сожалению, это лишь поздний обед.
--где ты так научился?
--нигде. Я просто рассматриваю кулинарию как искусство, а искусство это то, что я люблю больше всего на свете.
--stunning. У меня просто слов нет.
--что?
--Восхитительно, говорю, вкусно очень.
Действительно, всё что он приготовил было ошеломительно вкусно. Я ем очень мало и только то, что доставляет мне удовольствие. Если я страшно голодна и мне предлагают тыквенный плов, суп с перемолотым варенным мясом, варенную курицу или прочую гадость, я буду продолжать умирать от голода, но не притронусь к этому. Поэтому могу со всей откровенностью заявить, что готовит он превосходно. Представляю, что бы было, если бы у меня был полный холодильник продуктов.
--кстати, что такое бабабуданит?
--не знаю. Наверное, какой-то металл.
--ты странная, супер просто.
--а ты хорошо готовишь и иногда гей.
--ага. По настроению.
--что, я фото оставляю себе? Интересно, мне позволят их провести через таможню?
--думаю, да. Они не представляют большой ценности для США. К тому же я не гражданин. А ты что собралась уезжать?
Я убрала со стола тарелки и заваривала чай. Чай это то, что я делаю действительно хорошо.
--да, собираюсь. Я получила диплом и мне, по большому счету, тут больше делать нечего. Хотя я вчера сиви разослала, но не думаю, чтобы кто-то мной заинтересовался.
--извини конечно, но мне кажется, что тебе твоя профессия не к лицу. Это знаешь как.. вот бывают люди и им прямо-таки суждено быть врачами, будто на лбу красный крест горит, или флористами—они прямо с ума сходят когда видят какой-нибудь agapanthus.. а ты не юридическая какая-то, ты из наших. Немного потерянная и для всех непонятная, склонна к безразличному созерцанию, эмоциональным взрывам, аутичности, сильным переживаниям, депрессиям. Если скажешь, что не пишешь, то я не поверю. Пишешь же?
--пишу,--сказала я, одновременно задумываясь над тем, что в другой ситуации я бы скорее всего обиделась на такое заявление.
--а что подалась в юристы?
--за меня решили, что писатель и поэт это не профессия.
--знаешь, это лишь отголоски твоего менталитета..
--ты даже не знаешь, что такое менталитет в моей стране. В моей стране менталитет это заведомое правило поведения, важнее закона.
--ты ещё скажи, что у вас женщины не работают, потому что мужья не разрешают.. хахаха
--чувак, ты что с луны упал? Знаешь, сколько у меня юных современных подруг, которым мужья не разрешили работать?
--тогда ты просто революционер.. в штатах живешь, да ещё и одна..
--угу. Чай как?
--невероятный.
--а тебе к лицу твоя профессия. Я как на тебя посмотрела, сразу поняла.. очень к лицу.
--к моему красивому благородному
--скромному
--лицу..
Я взяла с полки сигареты и поставила на стол красивую пепельницу. После вкусного обеда нет ничего приятнее сигареты.
-- После вкусного обеда нет ничего приятнее сигареты.
--ты прям мысли мои читаешь. Я только об этом подумала.
--я Мессинг.
--круто.
--давай дружить?
--если дружба с тобой предполагает постоянную дегустацию твоей стряпни, то я согласна.
--только предупреждаю, я не буду домогаться до тебя.
--тогда проваливай к черту!
--хаххахха

Между нами сразу установилась какая-то странная связь. Мне не могло и в голову прийти, что он какой-нибудь извращенец, мошенник, маньяк, а ведь я не верю людям, ни одному, ни при каких обстоятельствах. А тут.. раз и всё.. нет, такое конечно бывает, как у меня было, например, с лучшим другом, но для того, чтобы это произошло, мы говорили часы на пролёт и доверие зародилось через осознание абсолютной похожести. А с фотографом мы не так много разговаривали. Мы даже имен друг друга не знали, допивая чай. Я называла его Оз, а он меня Афродитой или Аф, чтобы покороче было. Зато я сразу поверила в то, что он на самом деле тот, за кого себя выдаёт и ни одно его слово не подвергла сомнению.
Мы допили чай и докурили послеобеденные сигареты. Я посмотрела на него и прищурилась.
--слушай, согласно нашему советскому представлению о мире, курица не птица, Болгария не заграница..
--никогда не слышал. Хахха.
--так вот, если мне сейчас скажешь, одну вещь, значит мы будем всю жизнь дружить.
--ты всегда так делаешь?
--с детства. Называю это зароки. Потому что в судьбу очень верю. Такая вся из себя умная, а в судьбу верю.
--ну давай..
--когда я была маленькая, моим любимым мультиком был один старый китайский мультик про обезьяну..
--нарисованный в 1965 году? Он транслировался на центральному телевидению в конце 80-х начале 90-х годов и называется «Сунь Укун— Царь Обезьян». Это мой любимый мультик, хочешь, могу дать ДиВиДи.
--Аааааа!!! Супер! Теперь ты один из нас!
--из кого?
--из тебя и меня. Теперь можно говорить «мы», т.к. мы можем рассматриваться как нечто связанное.
--не встречал я таких людей.
--дай, Бог, чтобы больше не встретил.
--почему?
--потому что такую как я суждено встретить лишь один раз в жизни.
--Бог тебя сподобил красотой
--Аве Оза. Ты что Вознесенского любишь?
--ага.
--это, кстати, моё любимое стихотворение.
--а моё «Васильки Шагала».
--да, оно мне тоже нравится.
--слушай, пойдём куда-нибудь?
--хорошо. Сегодня будет твоя очередь выбирать.
--одевайся.

Я надела белую майку с глубоким вырезом, голубые потертые джинсы и черный пиджак в тонкую бледную розовую полоску. На шею два раза намотала узкий длиннющий шарф.
--Я готова
Он достал из-за уха маленькую розочку, точь-в-точь апшеронскую с таким же сильным ароматом.
--ты ещё и фокусник..
--секунду..
Он продел мне её в петлицу. Кстати, неплохо получилось. А, учитывая, что он был в белой майке, черном пиджаке, голубых джинсах и кедах, мы получились прямо-таки танцевальной парой. Только шарф у него был толстый.
Мы шли по улице и болтали о чем-то. Рядом с ним мне было приятно и как-то «не задумчиво». Дело в том, что я постоянно думаю о чём-то, нахожусь в постоянном напряжении и лишь очень узкий круг людей может меня из этого состояния выводить.
--ты видел «Мечтателей»?
--это мой любимый фильм.
--ну ты даёшь..
--только не говори, что ты считаешь его аморальным, а то я развернусь и уйду и прощай идея вечной дружбы.
--это мой самый любимый фильм. Более того, если бы у меня была возможность снять один единственный фильм в жизни, я бы выбрала его. Бертолуччи гений.
--уфф.. пока, знаешь, ни одного выстрела мимо.
--И не говори.
Я задумалась над тем, что вот вроде этот человек по всем точкам со мной совпадает, а я не чувствую к нему ничего, кроме потребности общаться и точно знаю, что этот не тот «конкретный человек».
--а куда мы идём?
--увидишь.
Вскоре, мы подошли к странному зданию.
--это выставка странного искусства.
--а ты, стало быть, странноискусствовед?
На входе нам завязали глаза и я уж было решила, что это какой-то извращенский секс клуб, но потом вспомнила про царя обезьян и отогнала эти мысли.
Через пару минут я поняла, почему нам завязали глаза. Мы попали в коридор, периодически заполнявшийся разными запахами. Эта галерея была рассчитана на то, что с завязанными глазами обоняние начнёт работать сильнее и отчетливее и запахи будут вызывать в памяти каждого конкретного человека, определенные ассоциации. Были абсолютно замечательные запахи—дождя, метро, супермаркета, поля, банановой жвачки и ещё всякой всячины. Потом мы попали в другой, видимо, зал, где включалось уже осязание и перед нами проплывали стенды (наверное) куда мы помещали руки. Следующим был зал слуха и, как ни странно, под звук ветра хотелось съёжиться. Потом нам развязали глаза и мы попали в зеркальный лабиринт. Это место не для слабонервных, проведи там час и рехнуться можно.
Вышла я оттуда такая усталая, что прям там же могла упасть и уснуть.
--было похоже на фитнесс для органов чувств.
--понравилось?
--да. Только устала очень.
--это ж было только начало. Мы идём в одно место, где ты отдохнёшь.
--душой или телом?
--ну.. это как сказать.
Место оказалось обалденным клубом. Вообще в Нью-Йорке столько клубов, что за всю жизнь, наверное, не обходишь.
Он был оформлен в качестве литературного клуба и назывался “The Book”. Дверь была сделана в виде огромного фолианта, стены исписаны цитатами, а каждый столик посвящен какому-то писателю или поэту. Я безумно хотела посидеть за Набоковым, но он был занят и мы сели за Сэлинджером, что тоже совсем не плохо. Оглядевшись, я заметила, что абсолютно всё литературное сборище было в стельку пьяное.
--очень приятная тут атмосфера.
--самое главное, что тут собираются потрясающие люди. Сплошная богема.
--ты хочешь удивить этим гламурную девушку вроде меня?,--спросила я, облокачиваясь о столешницу (она была стеклянная, а под ней обложка первой книги Сэлинджера, изданной в штатах) с томным видом.
--хахахах
К часу ночи я осознала, что если будет так продолжаться недалеко и до цероза печени. Но было слишком весело, чтобы убраться восвояси. Таким образом на мой уникальный мозг одновременно действовали коктейли Космополитан, В52 и водка с redbull, причем всё это в таком количестве, что я сбилась со счету. В этом клубе я познакомилась с известным писателем (столик Достоевского), не буду называть его имени. Он оказался невероятно интересным собеседником и даже дал мне свой номер телефона, который записал на пятидолларовой купюре, которой я случайно расплатилась с барменом за порцию виски с колой. Так теперь и гуляет номер известного американского автора из рук в руки и вряд ли ко мне вернется. Мне даже и не поверит сегодня никто, что я с ним болтала. Поэтому и не пишу тут его имени. Всё равно сплошное расстройство. До волшебных сигарет в тот вечер не дошло, как-то не до них было. А под столешницей Достоевского лежал топорик Раскольникова.
--давай с завтрашнего дня пить только колу?
--я её не пью. Видела, как она монетки разъедает?
--ты сможешь найти дорогу ко мне домой?
--да. Налево, направо, прямо и налево.
--как знаешь. Только веди. Иван с усами.
--чего?
--была у меня в классе одна девочка, которая спорила со мной, что Иван Сусанин на самом деле Иван С Усами.
--хаххаха.

Я, к слову говоря, терпеть не могу пьяных людей и в нормальной жизни к алкоголю не притрагиваюсь. Но в нью-йоркском поэтическом одиночестве, таком сигаретном, дымном невероятном мирке попробуй не запей. Хотя бы раз в неделю нужно еле приволочься домой, не попадая ключом в скважину с первого раза, таки открыть дверь, провалиться в темноту пустой комнаты, выпить из горлышка простой воды, сходить в туалет из последних сил и упасть без единой мысли в голове в кровать, обязательно одетой. Это называется жизнь одинокой женщины—у меня даже был верлибр с таким названием. Приходить домой, самой открывать дверь и входить в темную комнату—это конечно особенное удовольствие, только иногда хочется, чтобы кто-то был дома. Поэтому иногда я всё-таки оставляю свет в коридоре..


Глава 3.


Разлепила ресницы в 12:35 и поняла, что голова раскалывается. Опять сомкнула их и провалилась в сон. Окончательно проснулась в 13:20 от доносящихся из кухни звуков. Приподнялась на локтях и попыталась что-то разглядеть. Не удалось. Встала и пошла умываться. Переоделась и вернулась на кухню. Тихо сидела за барной стойкой и наблюдала за его поэтичными кулинарными манипуляциями около получаса.
--ты теперь будешь жить у меня?
Обычный повседневный вопрос.
--угу
Обычный повседневный ответ.
--Если бы мои родители узнали, что я живу с полугомосексуальным мужчиной, их бы удар хватил, по два на брата.
--выражение «по два на брата» было, кажется, у Сэлинджера.
--ага. И тоже применительно к удару. Он когда-то был моим любимым писателем.
--Сегодня в меню итальянская кухня: овощной суп-пюре, спагетти под соусами—арабиата, вердуре и болонез—на выбор и эспрессо на десерт.
--ммм.. что бы там не думали мои родственники, а я не против такой жизни.
--я рад. В конце я выставлю счет.
--хахахах.
--а смеяться не надо.
--я без трудового договора никаких услуг оплачивать не буду.
--надо же..
--вкусно. Умела бы я так готовить, в моей стране у моего порога выстроилась бы китайская стена из женихов.
--и у меня.
--ха-ха.
--почему ты так много смеешься?
--только с тобой, кстати.
--бабабуданит сплошной.
--сегодня моя очередь тебя прогуливать.
--на всё согласен.
--ты что серьёзно будешь жить у меня?
--ага. Мне тут нравится.
--и мне.


После обеда мы решили прогуляться и до семи часов провалялись на траве в парке, что в пятидесяти метрах от моего дома. С ним мне было очень спокойно и легко и я не думала ни о чем, что обычно отягощает общение с другими существами мужского пола. Я накупила кучу попкорна и мы кормили тупых толстых голубей, разговаривали обо всём, что приходило в голову и пили колу. Вокруг мелькала целая куча мамаш с детьми, детей с мамашами, нянек с детьми и просто детей.
--я не люблю маленьких детей. У меня полное отсутствие материнского инстинкта.
--это, наверное, появится со временем.
--может быть. А они меня, суки маленькие, просто обожают. Прилипнут—потом некуда деваться.
--а у меня никогда не будет детей.
--почему? Проблемы со здоровьем?
--нет. Просто я не женюсь никогда. А детей вне брака концептуально не приемлю.
--ясно. А я-то уже подумала, что болеешь, вон у тебя какие круги под глазами и бледный всё время.
--это аристократическая бледность.
--ой, простите, пожалуйста.
--ничего.
--а ты ел когда-нибудь фейхоа?
--это что такое?
--фрукт такой, субтропический.
--нет. А чего ты вдруг спросила?
--у меня был друг литовец, он не знал. Вот я и вспомнила.
--понятно. Красивый он был?
--кто?
--друг твой
--хахха..
--я серьёзно.
--да. Синие глаза. Всегда была без ума от таких.
--а тебя какие?
--ну явно не синие.
--ух ты.. я только сейчас заметил. У тебя один глаз совсем светло карий, а другой почти черный.
--ага. Наверное, это создало диссонанс и сбило всю симметрию внутри меня. Я ассиметрична.
--я тебя нарисую.
--ты ещё и рисуешь? Ты же просто идеальный мужчина. Можно влюбиться в тебя? А то я всё время влюбляюсь в говно, бабников и неудачников.
--пожалуйста, только быстро.
--ну, до завтра у меня хотя бы есть время?
--до завтра есть.
--слушай, уже половина восьмого. Нам пора.
--куда?
--переодеваться.
--у меня же нет ничего во что переодеться. Пойдём, купим.
--ну идём.
Я влюбилась в легкоподъёмность этого человека. Это качество я очень сильно ценю в людях, с которыми общаюсь.
--нам нужен полувечерний прикид. Мы идём в особое место.
--тогда пошли в DG.
--чувак, я конечно всё понимаю и это мой любимый бренд. Но ты знаешь сколько стоит вечерний прикид у моих кумиров?
--конечно.

Сказал как отрезал. Дорогу к этому бутику я знала, как свои пять пальцев. Я вообще знаю о Доминико и Стефано почти всё. Но дело не в этом.
Не найти у DG именно того, чего ты хочешь просто невозможно, во всяком случае для меня. Озу мы взяли стильнейший костюм бесподобной гламурности из мягкого бархатоподобного материала. Сел он на него как влитой. Подобрали к нему туфли и рубашку. Смотрелся он как звезда с красной дорожки. Мне даже боязно вспомнить, какую сумму он за это отвалил.
Я стояла у вешалок и влюблено смотрела на черное кружевное платье, пока он был в раздевалке. Черные платья до колена всегда были моей страстью и слабостью, а кружева красотой страшной силы. Видимо, я была так поглощена созерцанием этого чуда, что не заметила как он вышел из примерочной.
--можно я куплю тебе его?
--ты что с ума сошел? В нашей стране считается, что шмотки и контуры покупают шлюхам.
--что такое контуры?
--это форма оплаты телефонных разговоров.
--но ведь женам тоже покупают одежду и оплачивают телефон?
--угу.
--тогда я делаю тебе предложение и покупаю в качестве залога это платье.
--я не могу так. Это не правильный подход.
--но мне очень хочется. Ты поймёшь попозже. Пока я не могу тебе сказать, но поверь, это очень важно.
Мне так хотелось это платье, просто ужас. Во мне боролись страшнейшие чувства и я пошла на фиктивный компромисс с совестью.
--я его просто примерю.
--идёт.
Оставался лишь один размер—самый маленький. Самый маленький размер от DG это мой конёк. Дома я всегда так влезала в их платья, что восхищенные администраторы, ахая, и восклицая: «модель!», делали нам скидки.
Я надела это нереальное чудо и вышла из примерочной.
--Oh my God!, только и вымолвил администратор на этот раз,--it seems like they've designed it just for you. It fits you perfectly!
--Ты и правда в нём просто ошеломительна. Мы берем его.
Я пыталась мяться и ломаться ещё чуть-чуть, но это выглядело совсем не убедительно.
--Спасибо огромное! Это не платье, а чудо, сказала я, как только мы вышли из магазина.
--ты добро пожаловать.
--а?
--в смысле: you are welcome.
--ааа.
Мы дошли под руку до моего дома и наверное издалека и правда выглядели как замужняя пара. Чувство неловкости почему-то покинуло меня. С ним рядом всё вообще было не так как с остальными. Нарядившись во всё новое, мы вновь вышли на улицу. К девяти мы были уже на месте.
Это был ресторан моей мечты—джазовый, маленький, до одурения дорогой и до безумия гламурно-стильный—хоть визжи от восторга.
--сегодня опять поёт она.
--кто это?
--это та, из-за которой я прихожу сюда.
Она была ещё не моей подругой, но уже и не просто знакомой. Она пела божественно, она пела те самые джазовые вариации, от которых у меня внутри всё аж переворачивалось. Она была в черном платье до пола и до предела открытой спиной. Волосы были собраны. Она сидела на высоком стуле и платье красиво струилось вдоль по её ноге и слегка закрывало босые ступни.
--она грузинка.
Допев, она улыбнулась неуловимой джазовой улыбкой, сошла со сцены и подсела к нам. Музыканты заиграли инструментальную «Georgia».
--привет. Какие вы красивые.
--привет. Познакомься это мой друг—Оз, это Лия—моя подруга.
--очень приятно.
--и мне. У вас лицо страшно знакомое. Вы не фотограф? Скажите, это не у вас была выставка в прошлом году в музее современного искусства?
--узнали.
--слушай, тебе повезло, ты сидишь с настоящим гением рядом..
--ты бы видела, как он готовит.
Тут Оз увидел какого-то знакомого, который радостно замахал ему руками.
--Простите, я на секунду.
Лия перегнулась через столик и зашептала:
--ты хоть знаешь кто это?
--мы живём вместе.
--Господи, как тебе повезло. Он потрясающий. За него любая нью-йоркская женщина даст себе руку отрубить! Капризный, наверное?
--нисколько. Он идеальный.
--а как в постели?
--не знаю.
--что голубой?
--неа.
--а что?
--просто между нами нет ничего.
--не хочешь рассказывать?,--она сделала обиженное лицо, но тут же заменила его на улыбку, т.к. Оз шел к столу. И, не меняя выражения лица, сквозь зубы добавила: «только зовут его не Оз».
--Я спою твою любимую.
--спасибо, Лия.
Она встала из-за стола и поднялась на сцену. Моя любимая была из её грузинского репертуара. И я опять чуть не расплакалась.
--хорошо она поёт.
--да. Каждый раз прихожу сюда и удивляюсь как это возможно, чтобы колебания воздуха так влияли на человека.
--ты очень красивая.
--спасибо.
--ты хочешь танцевать?
--с таким кавалером—сколько угодно.
Не сложно догадаться, что танцевал он тоже идеально. Почему-то я вспомнила своего бывшего и слёзы сами собой потекли из глаз.
--что с тобой?
--вспомнила бывшую любовь.
--а почему плачешь?
--Мне было 18, ему 22 и это было самое большое чувство в моей жизни. Мы хотели обручиться, но всё время что-то мешало этому—то моих родителей не было в городе, то его посылали в командировку, то ещё что-то. А однажды, когда он возвращался из поездки, его машина поскользнулась на льду и съехала с обрыва.
--ты всё ещё любишь его?
--нет. Но я всё время о нём помню. Каждую секунду. Это ужасно. Ты не можешь себе представить..
--могу.
--как?
--у меня мама умерла рано.
--прости.
--не стоит.
Мы ещё долго танцевали, но не проронили ни слова. Он поцеловал меня в уголок губ и сказал: «пошли?». Я кивнула. И мы, помахав Лии, вышли на воздух. «Мы» у нас звучало совсем по-особому.
--У тебя есть сигареты?
--да.
Он прикурил мне сигарету. Мне кажется это один их самых интимных жестов.
--Пошли домой поскорее, мне нужно обкуриться.
--ты побледнел ещё сильнее. Ты нормально себя чувствуешь?
--да. Всё хорошо. Слушай.. ты за меня замуж вышла бы?
--я бы ни за кого не пошла бы с такой радостью как за тебя. Только у меня джеиза нет.
--а что это такое?
--приданное.
--а зачем оно нам?
--и правда.
Дома мы покурили волшебных сигарет и ему стало лучше. Может это не волшебная сигарета, а какой-то травяной сбор, улучшающий состояние здоровья.. не знаю.. теряюсь в догадках.
Он снял пиджак и положил голову мне на плечо.
--о чем ты думаешь?
--о том, что ты почему-то кажешься лучшей из всех тех, кого я встречал в жизни.
--я не лучшая, просто я не такая как все.
Я села поудобнее и он положил голову мне на колени. Наши с ним отношения были напрочь лишены всякой пошлости или даже намека на нее. Я никак не могла понять почему, но мне было с ним невероятно хорошо. Я гладила его по голове и думала о разных вещах. О своём прошлом, об исключительно неудачном опыте отношений, о том, что я делаю, как веду себя, о том, что прожигаю свою жизнь, о том, какие склонна допускать ошибки. Потом я увидела, что он уснул. Я посмотрела на него спящего и мне захотелось плакать. Что-то в нем было такое, чего я не могла понять, что-то, что заставляло меня ощущать себя настолько плохой, злой и бездарной по сравнению с ним, что хотелось на месте взять и удавиться. Он спал и мне хотелось смотреть на него бесконечно. Я поцеловала его так, чтобы он не проснулся, и прислонилась головой к подушке. Так и уснула.

Глава 4.

Проснулась к двенадцати и сразу встала. Пошла в ванную, потом на кухню, посмотрела в спальне—его не было нигде. В голову пришла мысль, что он был просто плодом моей фантазии, но его фотографии в рамках сложенные стопкой в углу, говорили об абсолютной объективности его существования. Тогда я решила, что он вышел за покупками и пошла заваривать чай. Заварила чай и выпила две чашки. Он всё не появлялся. Я сидела в полном оцепенении на кухне и не думала ни о чем. Я ведь даже не знаю его имени, где он живёт, номер его телефона. Меня как будто замкнуло, как будто кто-то нажал на кнопку «выкл.» и потушил мою реакцию на внешние раздражители. Когда я посмотрела на часы, оказалось, что прошло два часа. Кажется это какое-то нарушение психики, типа ступора. Фиг его знает.
Меня убивало то, что обычная и правдоподобная мысль о том, что это был обычный наркоман, которому надо было где-то перекантоваться, не шла никак в голову. Что обычно делают нормальные люди в таком состоянии? Я встала и пошла в библиотеку. Не дойдя до нее зашла в Интернет-кафе и написала письмо лучшему другу. Потом вошла в CQ. У меня есть один, не знаю уж нормальный или нет, ритуал—я пишу на ник своего погибшего любимого. Мы познакомились именно там и я не удалила его имени из контактов после автокатастрофы. И однажды, когда мне было особенно плохо, я написала ему письмо и мне стало вроде легче. С тех пор я пишу ему постоянно и, по большому счету только для этого и захожу туда все эти годы. Я открыла History и в тысячный раз перечитала первое письмо ему: «Как мне заполнить эту пустоту, эту брешь, что осталась после твоего выпадения из полотна жизни? Слышите, стены, столы, стулья, телефоны, карандаши, слышите? Как мне жить дальше, если его больше нет? Ведь я сама ничто без него, я лишь память о нём всё ещё существующая по инерции после его смерти. Кто я? Тишина, пустота, молчание. Кто ты? Мир, вселенная, жизнь. Нет! Это не ты выпал из мира, а я выпала из тебя, ненужным отростком, аппендиксом, бракованным недоразумением. Как мне жить без тебя? Как существовать? Все мои ритмы соответствовали ритму твоего сердца, мои секунды были секундами между его ударами.. Подскажи, появись, спаси меня от вечных мук твоего отсутствия. Или забери меня, усыпи, уничтожь. У меня больше нет сердца, мозга, почек, печени, лёгких, я вся лишь огромная зияющая рана, пульсирующая кровоточащая рана. Я без тебя. Не могу. Ты вечное сосредоточие меня, моя концентрация, моя суть, мой смысл. Растворись во мне, вселись в меня или сделай так, чтобы меня больше не было. Даже эта боль лучше, чем её отсутствие, потому что боль—следствие тебя, твоего во мне отсутствия, а значит—существования. Ты на вечность впечатан в меня, мои чувства помнят каждую мельчайшую деталь тебя, ты занесен в генокод моих будущих детей. Как страшно говорить «моих», а не «наших».. Я не хочу этого нелепого копошения в чреве жизни. Что есть жизнь без тебя? Глупое физическое бытие? Ползучий образ жизни. Сон-приём пищи-сон-приём пищи-сон-приём пищи. Но даже это слишком уже неприемлемо для меня—я не могу ни спать, ни есть.. я умела, когда ты был рядом. Тогда в этом был смысл—я засыпала, чтобы наутро увидеть тебя и ела с тобой вместе. Получается, я была только ради тебя. Теперь я молчу, не говорю ни с кем. Мне кажется, если я открою рот, моя боль вытечет и наполнит мир моей бесконечной скорбью по тебе, а я не хочу делиться ею, она—это всё-таки тоже ты. Я так хочу видеть тебя, любого, кем бы ты ни был, каким бы тебя ни сделало физически бесплотное небытие. Появись, приди, ведь ничто не кончено, правда ведь, ничто не кончено.. Правда?
Я помню всё это как сейчас, но не чувствую боли. Но память хуже. Боль—это анестезия, память—нож в открытую рану».
Привет, дорогой. У меня всё нормально. Если конечно можно так выразиться, потому что я уже давно не знаю, что такое норма. Мне без тебя.. всё также пусто и твоё место болит всё сильнее с уходом из моей жизни каждого следующего человека. Столько всего происходит и не происходит ничего. Я плыву по течению и не борюсь ни с кем и ни с чем. Всё нормально. И жизнь замыкается в круг. Всё нормально. Привычно. Убого. Уныло. Всё в порядке. Только сегодня с утра не хватает скамейки, веревки и мыла.
Всё нормально. Мечусь и впадаю опять то в истерику, то как в колодец в унынье. Мне нормально. Мне хочется плакать и спать. Я как мёртвая всё холодею и стыну. Всё нормально. Мне безысходно и в кровь разбиваются мысли ударом о правду. Я не денусь отсюда, я знаю.. и вновь меня гирями давит к земле. Всё в порядке.
Безысходность меня проглотила и я будто в тёмной пещере дрожу. Одиноко.. Я одна. Мне нормально. Но всё-таки плохо. Я привыкла. Но почему-то боюсь. Всё нормально. Солгу себе и повторю: Всё нормально. Себя успокою, рыдая. Я не верю себе, что к нему не вернусь. И не верю, что он меня не потеряет. На избитом сюжете построена жизнь. Я живу как живу—не лечу и не падаю. Я плыву по течению и не борюсь. Я живу по обыденному сценарию.
Видишь.. плету свои рифмы потихоньку.. всё-таки без этого я никак. Скажи, мне кажется или ты действительно устроил после своего ухода так, что никто в моей жизни не задерживается? Целую тебя. Приснись мне опять, пожалуйста.
Я вышла из кафе и попыталась вспомнить куда я шла, но не вспомнила. И пошла бесцельно бродить по улицам. Опять добрела до Бушвиг авеню, поднялась на третий этаж. Дверь была открыта, на полу валялись пластиковые стаканчики с каплями пива, окна на распашку и пустые рамки на полу. Странного вида парочка спала на матрасе под окном. На подоконнике стоял бумажный кактус. Я покурила у окна, затворила его и пошла обратно. По дороге купила попкорн и поняла, что голодна. Скормила его обезумевшим голубям и зашла в ближайший фастфуд—царство мусорной еды. Я знаю человека, которые пару лет прожив в штатах чуть ли не свихнулся от того, что каждый день видел во сне долму из виноградных листьев, с гатыгом, свежим хлебом (тендир) и салатом из маленьких помидорчиков и маленьких огурчиков. Я пихнула в себя безвкусный салат и канцерогенную картошку и почувствовала, как гормональные продукты радостно начали путешествие по моему организму. Буду толстая—подумала я—и ни в какие Дольче больше не влезу. Вышла и пошла опять куда глаза глядят. Может, напиться?,--пронеслось в голове. Однако эта мысль не вызвала никаких эмоций. Вернулась домой и завалилась на диван с книгой—первый том собрания сочинений Ленина. Первый том я читаю уже пару месяцев, он у меня не идёт абсолютно. Заснула через полчаса. Кажется, было часов девять вечера.

Глава 5.


Спала как убитая наповал из пулемета. Проснулась от странных звуков. Как переехала в Нью-Йорк, всегда боялась странных звуков—думала грабят. Тихо приподнялась на кровати и прислушалась—кто-то кашляет. Стараясь не шуметь, вышла из спальни и увидела Оза посреди гостиной.
--напугал!
--скучала?
--угу. Где ты был?
--ходил по делам. У тебя всё хорошо?
--я уж думала в депрессию впасть.
--а я тебе принёс горячих круасанов, соленого масла и шоколадного соуса.
--ух ты! А можно тебя поцеловать?
--нет.
--хаххаха.
Он обнял меня и поцеловал в лоб. Я заметила, что он осунулся.
--скучала по тебе. Так как будто тысячу лет знаем друг друга.
--и я.
--мне стало страшно, я ведь имени твоего настоящего не знаю.
--моё имя Гергиу.
--хочешь чаю, Гергиу?
--хочу.
Я пошла заваривать чай и, пока стояла у плиты, он сфотографировал меня пару раз.
--Ты представляешь, у меня есть клубничное варенье—бабушка прислала.
--супер.
--будем пить чай с вареньем и смотреть на виды Нью-Йорка под дождём.
--а что, идёт дождь?
--практически.
--люблю, когда идёт практический дождь.
--а я любой дождь люблю. Осень в Нью-Йорке страшная красота.
--да.
Я положила перед ним чашку с чаем и варенье в розетке.
--у меня всего две розетки. Я их привезла с собой из Баку. Просто так , скорее на всякий случай. Напоминают о доме.
--отличное варенье.
--ты тут один?
--ага. Семья в Болгарии.
--не хочешь вернуться?
--не сейчас. Меня домой не очень тянет.
--ясно..,--в случаях, когда мне нечего сказать, я говорю «ясно», «понятно», «ужас» или «дааа».
--а что мы сегодня делать будем? Сиди, я сам вымою посуду.
--сегодня твоя очередь. Ты вчера пропустил.
--ок. тогда пойдём искать дом Керри Бредшоу.
--между прочим, фильм был очень хороший, а Биг—это вообще идеал моего мужчины.
--и моего.
--хххаах
--ну, если серьёзно, я не хочу никуда идти. Давай просто поваляемся перед телевизором и посмотрим какой-нибудь душещипательный фильм или даже два, а?
--ой, я согласна.
--«Немецкая клубничка. Часть вторая», например?
--только лишь!
--или такой, где в конце все умирают. Или хотя бы главный герой.
--тогда это должен быть грустный индийский фильм.
--или про наркоманов.
--или «Индиана Джонс».
--хаха. И готовить я не хочу сегодня. Ты не против заказной еды?
--нет. Только заказывать ты будешь. Ненавижу разговаривать по телефону с людьми, которых я никогда не видела.
--странно. Я никогда и не задумывался над этим.
--темно как-то в комнате, тебе не кажется?
Я встала и раздвинула шторы. Он поморщился от яркого света и я заметила как он бледен.
Из трогательных фильмов мы сошлись на «Ночах Каберии», «Трудностях перевода» и «Больших надеждах». Решили начать с Феллини, продолжить Копполой, а дальше как получится. Меня всегда удивляло, почему 90% заказываемой еды китайская? Кто сможет мне объяснить? Что, она в картонных коробочках лучше смотрится или все её обожают? При этой мысли, сразу вспомнилась моя старая бакинская подруга, которая прямо таки ненавидела азиатскую пищу, а, попадая в китайский/японский/тайский ресторан, ела обычный рис и морщилась, глядя на роскошные креветки под острым соусом или водоросли или утку по-пекински. А любит она обычные вещи—столичный салат, жареную картошку, спагетти без особых выкрутасов и т.д. Но она прекрасный человек и поэтому не стоит судить о людях по их пристрастию к той или иной кухне.
--Слушай, Гергиу, ты где так научился управляться с палочками?
--в Китае. А ты?
--дома.
--в смысле?
--недавно у меня была затяжная осенняя депрессия и я из дому вообще не выходила. Ела только китайскую еду. Ты обращал внимание, что на упаковке палочек есть инструкция по пользованию?
--неа, сразу рву и выбрасываю.
--она создана специально для того, чтобы занимать депрессирующих людей. Следуя инструкции, я научилась с ними справляться не хуже любого китайца. А когда виртуозно съела порцию риса с их помощью—депрессию как рукой сняло. Очень советую.
--хех. И часто у тебя депрессии?
--регулярно. Каждый сезон.
--понятно..
--знаешь, «Трудности перевода» один из самых моих любимых фильмов. Я его смотрела раз 50, наверное, и всё равно не надоедает.
--да, отличный фильм.
--ты что-то не весел совсем. Непривычно тебя таким видеть.
--устал я что-то.
--может, поспишь?
--да, наверное.
Он опять положил голову ко мне на колени и закрыл глаза. Я убавила звук у телевизора и укрыла его пледом с соседнего кресла. Уже засыпая, он вдруг открыл глаза, посмотрел на меня, сжал мою ладонь, а потом уснул. Мне от этого стало то ли жутко, то ли приятно—некая смесь страха, сострадания и умиления. Я смотрела на него и думала о том.. обо всём. И ещё о том, что он не знает моего имени. На экране Билл Мюррей обнял Скарлетт Йохансон и они расстались навсегда. Я заметила, что плачу. Я всегда плачу, когда смотрю этот фильм, но в этот раз я плакала не из-за него. Сама не смогла понять. Я медленно, чтобы не разбудить его, потянулась за пультом и отключила телевизор. Он всё ещё держал меня за руку. Я нагнулась и поцеловала его в лоб. Тут меня охватил безумный страх, что утром он опять исчезнет и я больше никогда не увижу его. Я выползла из-под его головы, успев вовремя подложить подушку, так, чтобы он не проснулся и села на пол у дивана. «Он не уйдёт»,--пульсировало у меня в голове. Я решила дождаться утра пока он не проснётся—сама не знаю, почему я вбила себе это в голову, но я не спала всю ночь и просто смотрела на него. Смотрела, как подрагивает его рука, как он изредка вздрагивает во сне или переворачивается на другой бок. Пару раз я чуть не уснула, но потом просыпалась и снова смотрела и смотрела на него. В 10 часов он открыл глаза, посмотрел на меня и улыбнулся.
--Что ты делаешь?
--караулю тебя, чтобы ты не сбежал.
--зачем? Я не собирался уходить.
--правда?
--да.
--а я всю ночь не спала.
--почему я раньше тебя не встретил?
--почему я не встретила тебя раньше?
--тебе нужно поспать. А я пока приготовлю что-нибудь. Честное слово, я никуда не уйду.
--да?
--да.
Он слез с дивана, уложил меня на своё место и укрыл. Я уснула тут же. Без единой мысли в голове.
Когда открыла глаза, он сидел рядом.
--проснулась?
--ага
--умойся, а потом будем обедать.
--у меня такое ощущение, что наша жизнь зациклилась на обедах и ужинах. Почему так?
--это тебе кажется.. если подумаешь, поймёшь, что питаешься практически один раз в день.
Я поднялась с дивана и пошла в ванную. Умылась, приняла душ.
За обедом он в отличии от вчерашнего дня много говорил и шутил. Но мне почему-то было грустно.
--знаешь, мне кажется, я люблю тебя, но как-то очень по-особенному. Так, как обычных людей не любят обычные люди. Я люблю тебя как какую-то чудную редкость, большой раритет, странной восклицательной любовью. Понимаешь? Вот бывает вопросительная любовь, бывает повествовательная, а бывает восклицательная, как у меня к тебе. Резкая, как удар из-за угла. И вообще, ничего я не понимаю.
--и я не понимаю. У меня просто сердце чешется и сжимается душа, когда я на тебя смотрю.
--и всё время плакать хочется.
--угу.
--это любовь?
--нет.
Мы доедали молча. Я не смотрела на него.
--пойдём погуляем?
--пошли.
Мы вышли из дома. Погода была на редкость весенней. Я ругала себя за то, что сказала ему за обедом. Не стоило употреблять слово «любовь», если я точно не могу категорировать природу своих чувств к нему.
--слушай, можешь дать мне свою карточку на секунду? Я свою забыл.
--да, конечно.
Я порылась в бездонной сумке и дала ему кредитку. Он забежал в ближайший магазин. Через пять минут он вернулся и сказал, что не понадобилось. Я не стала спрашивать, для чего.
Вскоре, мы дошли до того парка, где кормили голубей пару дней назад. Но не стали садиться на скамейки, а просто прошли по нему поперек.
--Я хочу в тот джазовый ресторанчик.
--ну пошли
--только переодеваться не хочу.
--ну и не надо.
Мы поймали кэб и я назвала адрес ресторана.
Внутри было всё так же приятно и сумеречно. Горели лампы на столиках и пела Лия. Сегодня она пела только грузинские песни. Я уверена, что грузинский джаз это большая редкость. Особенно в исполнении Лии.
--Гергиу
--а?
--ничего. Просто хотелось услышать, как твоё имя звучит.
--ясно.
--а почему ты моё имя не спрашиваешь?
--не хочу привязывать тебя к имени, а самому привязываться к нему. Я хочу быть привязан исключительно к твоей душе. Чтобы наши души своими белёсыми простынчатыми уголками были крепким узлом связаны навсегда, понимаешь? А если я буду знать, как тебя зовут, то после смерти, буду помнить имя, а не тебя.
--ты это на ходу придумал?
--нет. Это моя теория.
Дальше мы говорили ни о чем. Просто разговаривали на отвлеченные темы. Потом подсела Лия и опять начала нахваливать Гергиу. Нахваливать, параллельно расспрашивая. Потом она встала и пошла на сцену. И мне показалось, что она не прочь дать ему свой номер телефона. Через некоторое время к нам подсели какие-то знакомые Гергиу и стали бурно обсуждать какую-то из его работ. Когда они встали, я спросила:
--Гергиу, ты популярен?
--наверное.. как-то об этом не думал. Пойдём?
--пошли.
На выходе я потянула его за рукав и поцеловала.
--извини, не удержалась. Если бы не поцеловала, то потом ругала бы себя.
--ничего страшного. Всё равно поцелуи полезны для здоровья.
--хаххха
--это наверное самый приятный поцелуй в моей жизни.
--правда?
--а зачем бы я стал тебе врать?

Мы пришли домой и я сразу пошла спать.
--диван будет полностью в твоём распоряжении.
--а можно я лягу рядом. Я тебя не стесню, обещаю.
--пожалуйста.
Я легла и меня страшно потянуло в сон. Он лёг на самый край и повернулся ко мне лицом.
--за руку можно тебя взять?
--конечно.
Так мы и уснули лицами друг к другу, держась за руки.


Глава 6.

Я проснулась с «Cardigans» в голове. I’m loosing my favorite game, you’re loosing your mind again. I’m loosing my baby, loosing my baby, loosing my favorite game.
Пошла умываться, искупалась. Пока стояла под душем, осознала, что не заметила присутствия Гергиу. Вышла, замотавшись в полотенце.
--Гергиу!
Тишина. «теперь он уже не вернется»,--решила я. И как только я подумала об этом, сразу разозлилась. Какого черта я переживаю? Он уходит и не считается со мной.
На кухне я нашла свежий кофе и записку рядом с чайником, в которой был просто ряд цифр—скорее всего номер телефона. Тоже мне! Удосужился мне оставить номер.
Весь день я провела, ругая себя за глупость, но подсознательно ожидая его звонка. Не знала, что делать и решила пойти обычным маршрутом в Интернет-кафе. По дороге вспомнила, что наличных денег нет и подошла к ближайшему банкомату. Сняла деньги и.. нет, что-то здесь не так.. наверное, показалось. Чек, скорее всего, вышел с опечаткой, потому что вместо пятизначного числа, стояло семизначное. Я повторила операцию, однако, выписка показала то же. Чертовщина какая-то. Я, конечно, слышала, чтобы хакеры взламывали счета и воровали деньги, но чтобы 1000000 долларов ни с того, ни с сего появился на счету—такого я ещё не видела. Я стала думать, откуда они могли взяться и тут меня осенило, что на днях Гергиу просил у меня кредитку, но так и не воспользовался ею. Как бы там ни было, нужно ему позвонить. Было уже семь часов. Я пришла домой и уставилась на номер. А может это не номер, а просто какой-то код или вовсе не записка, а подсчеты какие-то. Я сняла трубку и набрала номер. После 3-го гудка трубку взяла явно грузная черная женщина:
--онкологическое отделение, дежурная слушает.
--о, простите, я не туда попала..
Я положила трубку. Ну что за шутки. Вместо того, чтобы так шутить, лучше бы вообще не оставлял никакой номер. Я села на диван и взяла злополучный том Ленина. Однако, Ленин никак не поддавался, зато мой мозг поддавался натиску странных мыслей. В конце концов, мозг не выдержал и отключился. Я проснулась утром рано и вновь обнаружила полное отсутствие в квартире Гергиу. Я почему-то опять набрала номер. Теперь уже другая женщина взяла трубку:
--здравствуйте, онкологическое отделение.
--здравствуйте. Один друг оставил мне этот номер, уходя. Скорее всего, это какая-то ошибка..
--имя, фамилия, номер страхового полиса?
--Гергиу, фамилию не помню..
--как забыть такое странное имя? Наблюдается у нас уже 2,5 года. Вы подруга или родственница?
--родственница..
--тогда можете зайти с 3 до пяти дня. Досвидания.
 Я стояла на кухне с трубкой у уха. Гудки отдавались эхом в голове. Онкологическое отделение.
Я посмотрела на часы—была половина третьего.
Четверть четвертого я была у дверей больницы. У дежурной стойки мне сказали номер палаты и дали халат. Я шла будто во сне. Не знала, что к больным этой категории пропускают так просто.. или у меня в памяти бюрократия наших больниц?
Подойдя к палате, я замерла. Духу не хватало распахнуть дверь. Вдруг дверь открылась и вышла медсестра, катя перед собой столик с лекарствами.
--вы туда?
--ага.
--подождите, я пройду. О, простите, я вас задела.. вы родственница?
--сестра, --донеслось из комнаты.
--очень приятно. Проходите.
Гергиу лежал на кровати и был бел как полотно. Синие прожилки вен ярко просвечивали под тонкой кожей.
--извини, что раньше не сказал, у меня лейкемия.
--но..
--почему это было не заметно? У меня странная форма—происходит приступами: прилив-отлив. А сейчас обострение. Последний месяц плоховат. У меня мама от этого скончалась и тоже на 3-й год.
--тоже?
--ага. Врачи говорят, мне, что я протяну ещё недельку. Только больше не смогу выходить отсюда. Бабабуданит, ты что плачешь?
--Озоновая дыра расширяется, гибнут белые медведи.
--жаль их конечно. Знаешь почему белый медведь никогда не сможет съесть пингвина?
--почему?
--потому что один живёт в Арктике, а другой в Антарктике.
--ммм.
--у меня к тебе будет пара просьб.
--угу
--сможешь, когда всё закончится позвонить к моей сестре в Болгарию и рассказать? У меня-то и родственников нет, по большому счету. Отца я не видел с трёх лет, мамы нет давно. Только сестра и осталась. Позвонишь?
--да
--вот номер. Код в скобочках.
--хорошо.
--как ни странно, у меня кроме тебя никого нет. Вернее знакомых у меня конечно пол-Америки и друзей, так называемых, достаточно, только душой я сросся с тобой и больше не с кем. Ты и сама это чувствуешь, правда?
--да..
--мне так жаль умирать тогда, когда я нашел тебя. Хотя, может быть, мы не встретились бы, если бы я был здоров. Главное, что ты не жалела меня сначала. Это очень важно. Я не хочу, чтобы ты рассуждала как чужой человек, когда я скажу тебе то, что хочу сказать, хорошо? Ты мне не чужая. И я тебе, правда?
--да
--хватит плакать, ну. Я ещё не умер. Я хочу, чтобы ты взяла ключи от моей квартиры. Деньги я уже все перечислил на твой счет. Всё, что там внутри есть вместе с ней в придачу—твоё. Я дам тебе номера телефонов людей, кому надо будет позвонить и сообщить о моей смерти. Будешь говорить с ними, они наверняка будут что-то обо мне рассказывать. Каждого их этого списка позовёшь ко мне домой и скажешь, что они могут взять что-то себе на память, что угодно, что бы напоминало им обо мне. Представляйся кем угодно—женой, сестрой, соседкой.
Он перевел дух. Ему было явно тяжело говорить. Голос был хриплым и тихим.
--а ты..
--уже привык. Знаешь, за три года привыкаешь к тому, что это нормальный образ жизни. Ну, ты поняла, квартира, фото, аппаратура, мебель—всё твоё. Только твоё. Ты пойми, это не щедрость умирающего, я просто не хочу, чтобы это досталось государству или сводной сестре, которая так ни разу и не позвонила мне за 5 лет.
--понимаю.
--можешь потом отдать деньги в фонд помощи выхухолям Российских болот, дело твоё.
--зачем всё так, а?
--Бог знает. Наверное, так надо, чтобы и выхухолям кто-то помогал.
Я рассмеялась сквозь слёзы.
--как я буду без тебя?
--отлично. Будешь жить в моей роскошной хате и владеть моими гениальными работами, выдавая их за свои.
--несправедливо это..
--бывает..
Тут вошла медсестра и справилась, не нужно ли чего-нибудь. Я вышла вслед за ней и спросила, можно ли будет мне остаться с ним. Она задумалась на секунду и сказала, чтобы я обратилась к лечащему врачу Гергиу. Тот сразу согласился и даже был рад, сказал, что к нему никто не приходит, потому что он не хочет предавать огласке свою болезнь, а если родственница сможет быть рядом, это лишь облегчит его страдания. Я сказала, что поеду за вещами и вернусь к пяти. Палата у Гергиу была огромная и когда я вернулась, там уже стояла вторая кровать.
--а я уж думал, что тебе про выхухолей не понравилось и ты ушла.
--да ну тебя, что может быть лучше этих человечных животных.
--и правда. Что это я?
--ничего страшного.
--ты что решила переехать ко мне?
--угу. Недельку ты у меня пожил, недельку я у тебя.
--хорошо. Меня вполне устраивает.
С каждым днём ему становилось всё хуже и хуже. На третий день моего пребывания в больнице он стал совсем прозрачный. На четвертый ему вдруг стало лучше и он сказал, что хочет сфотографироваться в последний раз. Мы с медсестрой установили камеру на штатив и поставили её в режим автосъемки. Я присела на кровать и обняла его за плечи. В тот день мы сделали много фотографий и все получились удачные, на них совсем не видно, что это больница и, что Гергиу болен. Всё выглядело так, будто рано утром я принесла фотоаппарат, разбудила его и мы начали фотографироваться. А потом он встал бы с постели и мы пошли бы завтракать, а вечером отправились бы слушать джаз в наш ресторанчик. Но всё совсем не так. Был один рассказ—«Всё не так» назывался. Вот и у нас.. всё не так, не так, не так. Гергиу умер на пятый день у меня на руках. И ему было очень больно в последние минуты. Всё не так, как на последних фотографиях. Никакой романтики, честно говоря. Всё очень страшно, больно, обидно, плохо. Он всё также держал меня за руку и я отпустила её только тогда, когда почувствовала, что она холодеет. Формальностями занялся его солиситор, а мне оставалось только собрать вещи и возвращаться домой.

Глава 7

В первый раз в жизни я шла по улице и плакала. Сложно было поверить, что человек может так сродниться с кем-то чуть больше чем за 2 недели.
--мисс, что с вами?
--ничего.. ничего
Рядом остановился какой-то старичок и хотел помочь. Я не останавливаясь прошла мимо. Разве может старичок вернуть человека, с которым у нас души связаны узлом?
Тут я вспомнила, что мне нужно пойти к нему на квартиру. Я достала бумажку с написанным адресом и села в такси. Вышла я около внушительного дома в хорошем районе города. Квартира оказалась огромной двухэтажной студией, точно такой же, как я всегда мечтала. Я упала на диван и уткнулась в подушку. Мне было страшно. Я поднялась с дивана и начала обзванивать его друзей и знакомых.
--здравствуйте, я сестра Гергиу.. он сегодня скончался. Просил вас зайти и забрать то, что бы вам хотелось иметь на память от него.
Примерно таков был мой текст. Тексты же с обратной стороны провода были, напротив, разными и долгими. Мне рассказывали про него удивленными и расстроенными голосами люди, которые знали его гораздо дольше моего. В нем было столько всего странного, интересного, мистического, что мне не верилось в то, что этот человек, засыпая сжимал мою руку. Сестра же отреагировала на звонок очень странно:
--Аллё
--аллё, здравствуйте, могу я поговорить со Златой, пожалуйста?
--я слушаю
--Мне жаль сообщать вам эту новость, но ваш брат, Гергиу, скончался сегодня.
--кто это?
--это его подруга.
--а где вы собственно находитесь?
--В Нью-Йорке..
--да вы что?
--да..
--очень интересно. И что же с ним было такое? Передозировка, небось?
--у него была лейкемия. Как у вашей матери.
--..
--аллё
--...
--вы хотели бы, чтобы я переслала что-то?
--...
После долгого молчания последовали отбойные гудки.
На третий день моего пребывания в этом доме, все долги были розданы. Но мне не хотелось уходить из него. Я смотрела фотографии, слушала его музыку, всё более проникаясь и пропитываясь им. Мне хотелось настолько закрепить его в моей душе, чтобы он больше никогда не выпадал из нее, чтобы узел на стыке наших душ никогда не развязывался. На пятый день я увидела по Эмтиви просьбу о том, чтобы перевести 10 долларов в помощь детям Африки. Я позвонила по этому телефону и перевела 25000. Хотя.. я конечно совсем не люблю детей.
Он был гениальным фотографом. Есть фотографии, на которые смотришь и думаешь, что человек просто не способен такое сделать.
На шестой день я собрала вещи и вернулась к себе. Приняла душ, переоделась и заварила чай. Потом увидела, что лампочка на автоответчике горит и поняла, что уже больше недели его не проверяю.
--Дорогая, ты как там? Звоню тебе, а тебя всё нет и нет. Всё в порядке? знаешь.. не хочется это на автоответчик говорить, но, если я не скажу, ты сама потом будешь злиться.. ты только не нервничай,--долгая-долгая пауза,--дедушка скончался. Ты перезвони сразу как услышишь, хорошо. Мы тут за тебя переживаем.
Последние два предложения я не слышала. В обморок я упала как обычно: сначала фиолетовые круги перед глазами, потом слабость и пустота. Очнулась, наверное, минут через 10. Очень страшно валяться в обмороке, когда ты дома совсем одна. Очнулась я скорее даже из-за жуткой боли в скуле, которой ударилась при падении. И как только я поднялась с пола, поняла всё. Столько я, наверное, не плакала ни разу в жизни. Дедушка был для меня в жизни всем—примером, опорой, единомышленником и просто человеком, которого я безумно люблю и которым безмерно восхищаюсь. Я кричала и плакала и мне казалось, что сердце разорвётся на куски. Мне было так больно, что это просто не выразить словами. Сколько можно терять? Сколько? Неужели это бесконечно? Жизнь замкнулась в какой-то проклятый круг, без конца и без начала. Будто я, раз сойдя с настоящей своей дороги, попала в лабиринт, где кроме потерь мне не суждено видеть ничего. Или я просто сплю, сплю и не могу проснуться. Неужели я притягиваю к себе смерть? Или любой, кто сталкивается со мной, обречен?
Два дня я лежала на полу посреди гостиной как в ступоре. Ничего не ела. Повезло, что рядом валялся блок сигарет Гергиу и бутылка воды. Я курила и запивала водой. Мне казалось, я схожу с ума. Мир замирал, а потом нёсся как бешенный, снова замирал, потом по воздуху, как по воде, расходились фиолетовые круги и всё проваливалось в черноту, чтобы начаться снова, когда кто-то включит свет. Я смутно помню, что с кем-то разговаривала и, кажется, даже видела кого-то, но понять, был это бред, галлюцинация или просто сон, я не могу. Когда я очнулась после очередного забытья, я почувствовала, что горю. Это было так невыносимо, что я вылила остатки воды на лицо. Она чуть ли не испарилась. Я осознала, что нужно встать на ноги, но сил не было даже на то, чтобы приподняться. Выражение собрать свою волю в кулак недостаточно выражает ненависть к окружающему миру, чтобы передать то, что мне пришлось сделать, чтобы подняться с пола. Всё тело ломило, голова была словно церковный колокол. Я чувствовала, что опять грохнусь в обморок, если в мой желудок не попадёт что-либо способное его наполнить. Я доползла до кухни и достала из шкафчика какую-то растворимую фигню, включила чайник. Пока я жевала концентрированную лапшу, осознание вернулось ко мне и я опять заплакала. Потом меня стошнило. Это мерзко, когда желудок пустой, но тошнить продолжает и все тело трясет и колотит в судорогах. Не помню сколько я валялась около унитаза. Видимо, опять начались галлюцинации, потому что у меня произошло смещение во времени и я решила, что опять очутилась в том году, когда после смерти жениха напилась с подругой как последний бомж с улицы и также валялась в пустой квартире, плакала и обнимала унитаз. Скорее всего, мне было действительно очень плохо, потому что я решила, что он умер снова, что он это Гергиу и я долго повторяла шепотом его имя и рыдала.
Мой организм обладает одной невероятной чертой, несмотря на всю свою слабость и болезненность, в моменты повышенной опасности для моей жизни, он моментально группируется и подает абсолютно рациональные сигналы в мозг. Я вдруг поняла, что на улице зима, квартиру я абсолютно не отопила и валяюсь на холодном полу в ванной, что окна открыты, что у меня жар и, что, по словам моего бакинского лечащего врача, третьего воспаления легких я не выдержу (болела в 4 года и в 13 лет). Встала, достала аптечку, проглотила что-то жаропонижающее и от головной боли, потом выпила горячего чая с бабушкиным вареньем и, укутавшись во всё, что попало под руку (искать в шкафу было не охота), легла под одеяло и уснула.
Проснулась я через полтора дня. Всё-таки человеческий мозг невероятный механизм—отключается когда необходимо. Я встала и что-то съела, потому что голова сильно кружилась. На этот раз всё прошло без объятий с унитазом. Заварила чай, закрыла окна, включила кондиционер на тепло. Потом набрала горячую ванну и, захватив пачку, улеглась в воду. Лёжа в ванне, пыталась ни о чем не думать—конечно не получалось. Докурив четвертую, вылезла, спустила воду и поплелась в комнату. Оделась во что-то теплое и выпила чай. Пока пила чай плакала. Так как мы с дедушкой, никто чай не любил. Потом прослушала сообщение ещё раз (оно почему-то прервалось на «всё в порядке?») и позвонила домой. Сказала маме, что у меня всё нормально, потом поговорила с сестрой и сказала, что переезжаю с этой квартиры на другую и дала номер Гергиу. Сестра пожаловалась, что я ей не пишу. Я пообещала написать. Потом позвонила своей домовладелице и спросила, когда можно с ней увидеться, она ответила, что зайдёт сегодня. Я пошла собирать вещи как вдруг зазвонил телефон. Я подняла трубку. Мне звонили из крупной юридической фирмы и предлагали прийти на собеседование. Я отказалась.
Хозяйка пришла через час. Я вернула ей ключи и сказала, чтобы она пожертвовала плату за «недожитый» мной в доме период времени в фонд защиты выхухолей болот России. Она не знала, что такое «desman». А может просто от жадности притворилась, что не знает. Я попрощалась с ней и спустилась, чтобы позвать таксиста. Он помог мне перетащить вещи и погрузить их в багажник. Фотографии Гергиу я держала на коленях. Проезжая мимо офиса его солиситора я попросила таксиста чуть-чуть подождать и зашла. Тот передал мне документы на квартиру и сказал, где похоронили Гергиу. Только тогда я поняла, что не была на его похоронах.
Вернулась в машину. По радио передавали Ленни Кравитса «I belong to you», когда-то это был мой любимый исполнитель. Потом были Texas “I’ll see it through”. Странно. Любовь к этим песням охватывает один период моей жизни года три назад. Хорошие были времена.
--мисс, мы приехали
--спасибо. Вы не поможете мне с чемоданами?
--угу,--буркнул он и вылез из машины.
Я не могла нести ничего кроме своей сумки с косметикой и фотографий—тело было как будто сделано из ваты. Я дала таксисту large tip и он, довольный, ушел.
Я оставила сумки там, где их положил таксист и пошла в спальню. В шкафу висели одежда Гергиу—потрясающий всё-таки у него вкус. На туалетном столике лежали одеколоны—абсолютное совпадение и тут. Мебель, коврики, посуда—всё было именно таким как нравится мне—как будто я жила тут, а потом забыла об этом. Музыка, которую он слушал, добила меня окончательно—я никогда не могла подумать, что может быть человек, слушающий абсолютно то же самое, что и я. Этот человек был рядом со мной, а теперь его нет. Рассматривая его вещи, я почему-то не чувствовала никаких уколов совести или того, что я делаю что-то неправильное. Вспомнила, что обещала сестре написать письмо и села за его компьютер.
Посреди десктопа висел вордовский док, а обои состояли из всяческих стрелок указывающих на этот документ. Он назывался «ну читай, раз пришла».
«Дорогая моя, когда ты читаешь этот абсолютный бред метастазного сумасшедшего, его уже, наверное, нет в живых. Сразу говорю, что мои любимые цветы—тюльпаны, так что, приходя на могилу, приноси только их. Мне всё ещё непривычно говорить слово «могила» по отношению к себе, хотя я и стою одной ногой в ней. В тот день ты сказала, что любишь меня.. сейчас ты конечно понимаешь, что это далеко не так—просто напросто ты встретила своего близнеца и шок от одинаковости восприятия вызвал у тебя иллюзию любви.
Пару недель назад мне позвонили и пригласили приволочь свои работы на любительскую выставку на Бушвиг. Я согласился. В ту ночь я стоял у стены и курил, когда в двери вошла потрясающая девушка. Я влюбился в неё с первого взгляда. Она улыбнулась своим мыслям, оглядела фотографии и села в кресло под одной из моих. Сначала я просто смотрел на неё, а потом решил всё-таки подойти. Мы говорили по-английски, а потом перешли на русский—сначала она решила, что я француз. На следующий день я переехал к ней. Время, проведенное рядом с этой девушкой, было самым счастливым в моей жизни—хрен знает почему, но я это чувствую так остро, что сердце в груди превращается в чернослив. Понимаешь? В чернослив.
Я не понимаю, почему не встретил тебя раньше. Я бы смог сделать тебя по-настоящему счастливой—я это точно знаю. Я бы променял на тебя своего отца и сестру, веришь? Всех своих бывших и будущих—на тебя одну. Но мне даже не суждено прожить ещё хотя бы немного. Ты только знай, что куда бы я не попал после грёбаного коридора, там я буду всё равно безумно тебя любить на чем свет стоит. Помни, что привязанная к твоей душе моя, будет вечно за тобой волочиться. Люблю и люблю. Не на жизнь, а на смерть твой, Оз.»
Не успела я дорыдаться, как в дверь постучали. Я посмотрела в глазок—там стояла полная женщина в халате.
--здравствуйте
--здравствуйте. Вы, наверное, сестра Гергиу? Он говорил, что вы должны приехать. Подождёте секундочку, я сейчас приведу Тео.
--кого, простите?
--секунду, подожди, деточка,--и женщина скрылась за поворотом коридора.
Через пять минут она вернулась с пухлым потрясающим котом, мисочкой и пачкой корма.
--это Тео—кот Гергиу. Просил его вам отдать, когда вы переедите. Вы пока отнесите его домой, а я принесу остальные его вещи. Он так безумно любил его, что на последний день рождения подарил пальтишко от Burberry's. А кот как его любил! Пуще собаки. Последнее время все мечется по квартире, сходит с ума прямо-таки. Как будто хочет что-то сказать. Надеюсь у Гергиу всё в порядке?
--он скончался..
--как?,--от удивления женщина выронила кота из рук и тот забежал в квартиру.
--у него был рак, он никому не говорил.
--Господи.. ужас какой.. такой был хороший мальчик. Как жалко..
У меня глаза моментально наполнились слезами и сердобольная соседка попыталась меня обнять и утешить. Я поблагодарила её за кота и пошла обратно в дом. Я обожаю кошек, всю жизнь мечтала о коте, но родители не разрешали. Я села на диван и подобрала ноги. Тео запрыгнул ко мне на колени и уютно свернулся клубком. Коты меня тоже обожают. Коты и дети.
--твой хозяин тоже засыпал у меня на коленях.
Цвет у кота был потрясающий—шерсть у него была фисташкового болотно-коричневого цвета, с желтыми и рыжими прядями.


Глава 8

Как только я немного расслабилась, накатило воспоминание о дедушке и я разрыдалась опять. За последние три года я видела его всего дважды.
Он был невероятно светлым человеком. Все, кто когда-либо сталкивался с ним, говорили, что таких людей практически не бывает. Для меня он был гением, не было такой области знаний, в которой он бы не разбирался. Его студенты боготворили его как лучшего профессора, а работники его НИИ как лучшего директора. Он никогда не кричал и ни разу не был груб. Он был редкой честности и чистоты человеком, и я не говорю это как его внучка, я говорю это как человек, который знал его. Мне хочется провалиться сквозь землю от того, что я ни разу не была в стенах его университета, не прочла ни одной его книги, не посетила ни одной лекции. Хоть мы всегда и были на достаточно большом расстоянии друг от друга (он работал в другом городе), между нами с раннего моего детства установилась странная связь. Мы понимали друг друга с полуслова и все знали, что я любимая внучка, а он любимый дедушка. Каждое лето мы ездили в его город, и я подолгу там оставалась. Стихи я пишу с 4-х лет, но настоящую любовь к поэзии зародил во мне именно он. Мне было лет 9-10 и я не могла уснуть. Он работал в своей комнате. Я пришла и тихо села в кресло, наблюдая за тем, как он сосредоточенно что-то пишет (потом я поняла, что это был труд по астрономии, хотя он был доктором химических наук). Он заметил меня и спросил:
--не можешь уснуть?
--да
--возьми, почитай..
Он протянул мне книгу. Это был старый потрепанный томик Байрона за 1948 год. Он купил его, когда ему было 18, на полях были его пометки и записи. Я держала этот томик как святыню и прочитала от корки до корки. Тогда я поняла, что такое настоящие стихи. Утром я вернула ему книгу.
--прочла уже?
--угу
--понравилось?
--очень..
--больше всего?
--«Паризина»
--ты можешь брать с моего стола, какие захочешь книги и столько бумаги, сколько хочешь.
--спасибо.
С того дня я стала единственной, кто был допущен до его кабинета, остальные внуки могли об этом только мечтать. Помню как однажды я, ища книгу на полке, случайно задела вазу. Она покачнулась и из неё выпал ключик. Один из дедушкиных шкафчиков всегда был закрыт и я не удержалась и попробовала открыть. Ключ подошёл. Внутри лежало невероятное количество различных коробочек с медалями. Я тогда мало понимала в наградах и орденах, но это было действительно впечатляющее зрелище. А вообще я давно уже поняла, что летние месяцы, проведенные с дедушкой в этом городе, были самыми счастливыми в моей жизни. Хотя мы и виделись достаточно редко с определенного времени (он переехал туда после того, как ушел с министерской должности в столице), он оказал огромное влияние на формирование меня как личности. Мне хочется очень много сказать о нём, но, чем больше я всегда о нём рассказываю, тем больше остаётся недосказанного. Однажды, нам в школе задали написать сочинение про человека, которым мы восхищаемся. Наши писали про Леди Диану, каких-то футболистов, кто-то написал про Наполеона и Гитлера. Я написала про него, а самому конечно не сказала. Через несколько лет я узнала, что то ли бабушка, то ли кто-то другой про это сочинение ему рассказал и он заплакал. Мы очень сильно любили друг друга. Я не знаю, как мне жить теперь, когда его нет.


Глава 9.


Сколько я плакала в те дни.. мне было очень тяжело—словами не передать. Тео мне помогал. Сидел в сторонке и слушал, если я что-то говорила, а если плакала—прыгал на колени и сворачивался клубочком.
В тот день мы смотрели «Римские каникулы», за окном моросил дождь. И тут я отчетливо поняла, что Гергиу хочет, чтобы я пришла на его могилу. Когда я оделась и уже собиралась выходить, Тео стал мяукать и скрести о дверь.
--ты тоже хочешь со мной?
--мяу!
--тогда давай найдём твоё пальтишко и сумочку.
У Тео было пальтишко и специальная сумочка для прогулок в чудную клеточку. Я одела его, положила в сумку и вышла из дому. Когда мы оказались на улице, он спрятал голову в сумке от моросящего дождя и недовольно мяукнул.
-- сам захотел.
Поймали такси. Ехали молча. Даже музыка не играла. По дороге я попросила остановиться у цветочной лавки и купила восемь тюльпанов. У нас принято класть на могилу четное количество цветов, уж не знаю как у американцев..
Гергиу хотел, чтобы его похоронили за городом, на большой зеленой поляне, где всегда стелется туман. Он любил отдыхать в этом месте и в своё время сделал много фотографий там. Я без труда нашла это место и сразу узнала его по работам Гергиу. Около креста стояла резная скамейка.

--привет Гергиу, видишь, Тео тоже решил тебя навестить. Очень скучаю по тебе, так, будто знала тебя всю жизнь. Как ни странно, с каждым днём я узнаю тебя всё лучше и лучше—по твоей музыке, фильмам.. вижу твои привычки и те особенности характера, которые не успела узнать. Мне у тебя хорошо, но было бы лучше конечно с тобой. Перечитываю твоё письмо каждый день и каждый день плачу. Такая вот дура. Знаешь, такое странное чувство, когда смотрю фото, где есть ты, особенно те, последние.. такое ощущение как будто ты жив, странная нестыковка изображения с действительностью. В детстве я думала, что когда человек умирает, все его фото должны исчезать. А сейчас думаю—какая это была бы трагедия..
Видишь, я принесла тебе тюльпаны. Я тебе тогда не сказала, но это и мои любимые цветы. Знаешь, я решила, что никогда не буду счастлива.. слишком много всего потеряно и испорчено.
В один день с тобой скончался мой дедушка, помнишь, я тебе рассказывала о нём?
Гергиу, почему люди умирают?

После я уже не могла сказать ни слова. Только тихо плакала. Тео вылез из сумки и сел перед крестом. Когда он влез обратно в сумку, я увидела, что глаза у него мокрые, это конечно было от дождя, но мне в это верить не хочется.


Глава 10.


Видела страшный сон. Как будто я с родителями и близкими стою перед огромным серым жутким зданием. Ночь. Абсолютная непроглядная тьма. Все стоят и смотрят перед собой. Я срываюсь и бегу внутрь. Я знаю, что мне нужно найти дедушку. Внутри здания всё такая я же темнота, но из глубины доносится странный гул. Иду вперед и тут вокруг начинается движение. Попадаю в бесконечный коридор и вижу, как со всех сторон в самую глубь здания идут люди с запрокинутыми головами и широко открытыми ртами. Они и издают непонятный гул. Я ношусь среди них, пытаясь отыскать дедушку. Я знаю, что тут мне не место, тут мне находиться нельзя, но я продолжаю заглядывать к ним в лица и искать. Неожиданно понимаю, что все они мертвые. Вздрагиваю и просыпаюсь.


Глава 11.


--Слушай, может, ты всё-таки приедешь домой? Мне тут без тебя не очень –то и весело.
--хочешь фотки перешлю? Сделай accept data.
--ну давай.. клёво. А кто это снимал?
--друг
--он фотограф?
--ага
--красивый?
--да. Тебе бы понравился.
--интересно тебе там.. а я тут гнию.
--что нового-то?
--расскажи лучше про этого чувака
--он умер две недели назад.
--блин.. ну ты, чувиха, даёшь..
--в смысле?
--да нет, ничего.
--что ты имеешь ввиду?
--так, просто. Такое ощущение, что с 50% людей, с кем ты связываешься что-нибудь случается..
--с кем это?
--эээ.. не хотела я тебе говорить..
--про что? Говори, не нервируй меня.
--помнишь у тебя поклонник был, он ещё застрелиться грозился как раз перед тем как твои документы в штатах приняли?
--да..
--он, оказывается, застрелился. Просто мы не знали. Я случайно увидела твоих одногруппников бывших, они мне рассказали.
--в гараже?
--ага.. а ты откуда знаешь?
--он прям так и говорил..
--ну, сис, странное дело..
--тебе в институт не пора? Чего в Интернете делаешь в такое время?
--первой двухчасовки нет. Но я сейчас ухожу всё равно.
--куда?
--никуда. Учиться. Пойду, почитаю «Эконом. теорию», а то сессия на носу.
--тебе книга понравилась?
--«Экономикс»?
--ага
--конечно. Классная, спасибо.
--не за что. Ну ладно. Иди, занимайся.
--ок. пиши. Пока.
--пока. Маме привет и вообще всем передавай, кого увидишь.
--ок.


Блин.. а я ему писала письма.. думала, не отвечает, потому что ему тяжело.. думала, угрозы—только угрозы, лишь бы я не уезжала. Господи, за что мне это?
Вышла из дома—на улице опять дождь. В такую погоду хочется зеленых яблок, французского хлеба и скрипку. За неимением хлеба и скрипки пришлось ограничиться зелеными яблоками. Зашла в супермаркет, набрала красивых яблок в корзину и пошла расплачиваться. Полненькая черная девушка со слегка недовольной миной дала мне сдачу в пять долларов. Я взяла свои яблоки и пакет Тропиканы и пошла восвояси. Придя домой, переложила яблоки в вазу, а сок в холодильник, сунула руки в карманы и обнаружила там забытую сдачу и пару монеток (терпеть не могу монеты—не умею ими расплачиваться и у меня всегда полные карманы мелочи). Сняла пальто, высыпала мелочь на стол и стала складывать её стопками. Укусила яблоко. Разгладила пять баксов, чтобы сунуть их в кошелёк и обнаружила там номер телефона. Того самого писателя. Стало так невероятно грустно. Гергиу тогда был жив и я даже не знала, что он болен. Почему-то я сняла трубку и набрала номер. Мне ответил женский хриплый голос:
--алло
--можно поговорить с …..
--нет.. нет его..
--что? Он умер?
--Господи, да с чего вы взяли? Он на Багамах отдыхает..
--а почему у вас голос проплаканный?
--простужена я. Да кто вы собственно такая?
--знакомая. А вы?
--горничная. Чего-нибудь передать ему?
--нет. Не надо.
 Горничная бросила трубку.

Я сидела с отбойными гудками у уха, потом набрала дом.
--алло
--привет
--мы ж только что говорили.
--ага. Хочешь на острова какие-нибудь после сессии смотаться?
--хочу, а что?
--тогда скажи маме и поезжайте. Я отсюда билеты через Интернет закажу и вам их прям домой пришлют. Куда хочешь?
--куда-нибудь, где не бывает цунами.
--ок. На остров доктора Моро
--хехехе. А сама прилетишь?
--посмотрим. Я тебе пришлю шмоток всяких, ок?
--ты че? Про острова серьёзно?
--ага. У меня денег много.
--банк ограбила?
--почти. Затесалась в любовницы к техасскому нефтянику.
--ладно да..
--в лотерею выиграла. Не переживай.
--как знаешь. У меня сессия 15 января заканчивается.
--тогда возьму билеты на 16. У тебя всё ещё 38 размер?
--ага.
--ну бай.
--бай.
--стой. Мама же солнце ненавидит.
--тогда не надо на острова.
--а куда?
--мама! Ты бы куда хотела?!...сис, ты прикинь, что она сказала..
--100% или Италию или Францию.
--Париж
--Так я и знала. Тогда в Париж на 16-е, ок?
--ок.
--а с тобой мы слетаем, знаешь куда? Без мамы.
--куда?
--в Амстердам.
--ух ты! Супер!
--ну, давай. Учи экономику.
--пока.
--пока.

Потом я забронировала на одном из сайтов два билета на 16-е, рейс Баку-Париж, потом позвонила по указанному адресу и попросила отправить билеты домой. Побродила по всяким fashion сайтам, заказала сестре всяких шмоток, маме сережки какие-то, пару туфель и тоже послала домой.
Когда отключила компьютер, осознание опять навалилось на меня свинцовой гирей. Теперь уже сколько.. четверо. Меня нужно изолировать от общества.


Глава 12.


Через пару дней мне пришло письмо от издателя, которому я для интереса пересылала свои переводные стихи и рассказы. Он предложил издать мою книгу. «А почему бы и нет?»,--подумала я. И сказала ему: «Когда можно с вами встретиться?».
Через пару дней я увиделась со своим издателем. Мы обсудили условия договора, название книги, тираж и прочие моменты. Он был поражен и немного огорчен моим знанием закона, но всё равно согласился на внесенные мной в договор изменения. Я сказала, что сама выбираю обложку.
Через месяц на прилавках книжных магазинов появилась книга «Falling in New-York» с черно-белой фотографией девушки, глядящей в сторону, сидя под другими черно-белыми фотографиями. Книга почему-то раскупалась с невероятным успехом, а в Нью-Йорке мне даже некому было её подарить. Я послала пару экземпляров домой и пару лучшему другу. Себе оставила одну.
После того, как состоялась последняя презентация, я решила-таки вернуться домой. Собрала все фотографии Гергиу в огромный чемодан. Освободила в квартире одну маленькую мансардную комнатку и собрала туда всё, что было дорого мне или Гергиу и заперла её. Нашла арендатора на год, сама составила договор, в котором указала, что сдаётся вся квартира кроме той комнаты, мол, там собрана старая мебель и всякий хлам. Плату сказала переводить на мой счет. Парень сразу согласился, он, по странному совпадению, тоже был фотографом и был страшно счастлив узнав, что в доме есть своя фотостудия и, что это квартира Гергиу. Упаковала своё шмотьё, вязла чемодан с фотографиями, собрала в дорогу Тео и вызвала такси.
--уезжаете, мисс?,--спросил таксист, помогая мне затолкать чемоданы в чеккер.
--да
--вам куда?
--в Кеннеди.
--отлично. Далеко едите?
--домой. В Азербайджан. Не слышали, наверное?
--я же таксист! Конечно слышал, у меня даже друг был ваш— Чингиз, работали тогда у Хилтона вместе. Он брал Ла-Гвардию, а я Кеннеди.
--а как он очутился тут?
--а у него мама еврейка была. В своё время переехали. У него 2 высших образования было..
--ясно..
--кошка у вас модница
--это он.
--а как звать?
--Тео
--очень необычный цвет
--да, редкая порода.

Дальше я молчала. Доехали за 20 минут. Мои мысли прервала какая-то машина с мигалками, кажется, горел какой-то из терминалов аэропорта. Всю мою жизнь, когда я решаю принять важное решение, происходят какие-то странности. Хлынул дождь. Я расплатилась с таксистом и забежала в здание, катя перед собой мокрые уже чемоданы.
Совсем не подумала о том, что билетов может не быть. Билетов через Франкфурт не было, остались только через Вену. В отделе информации мне объяснили, что даже если дождь и прекратится, ближайший рейс до Вены только в 4:35 утра. Я купила билет и расположилась на скамейке. Сквозь запотевшие с подтёками окна, я смотрела на размытый свет машин и думала о дожде, сопровождающем мои отъезды из любого аэропорта и любого вокзала планеты. Я уснула под звучащий в голове джаз, а проснулась от звуков людских голосов. Во сне я видела наш старый загородный дом со скрипучими полами и огромными старинными каминами от пола до потолка и дедушку. Во сне была зима и всё вокруг было белым, стояла звенящая тишина и полное ощущение безоговорочного счастья. А я опаздывала на посадку. Проспала я очень долго, даже страшно сказать сколько. Я пыталась пройти вперед, но очередь была огромной и тогда я наобум подошла к стюардессе в форме austrian airlines и сказала, что опаздываю. И, как ни странно, она не отмахнулась от меня! Она взяла в одну руку мой билет, а другой схватила меня за руку и провела без очереди оттуда, откуда проходят инвалиды. Я не ожидала такого благородства и только и смогла, что промямлить ей danke. До автобуса я бежала. Сумка больно била меня в бок, дыхание перехватывало. В автобус я запрыгнула прямо-таки на лету. И только тогда до конца осознала, что мне предстоит в ближайшие 10 часов. Ад. Я никогда не сплю в самолётах, это мой бич. Видеть, как вокруг все мирно посапывают, а самой сидеть с красными от напряжения глазами, тысячу раз пересмотреть три идиотских фильма и мультик и со страданием, незнакомым ни одному топографу, следить за черепашьим скольжением нашего нарисованного самолётика по глади нарисованной воды.. К счастью два кресла справа и одно слева были пусты и я устроила себе кровать. На этой кровати я и промучилась 10 часов.. когда я в последствии видела те фильмы по телевизору, я ещё очень долго с криком переключала канал. Вдобавок к бессоннице, при перелётах очень страдает весь мой слабый организм. Мой желудок болел так сильно, что мне хотелось, чтобы самолёт рухнул в океан. Я считала минуты, делила и умножала часы, успокаивала себя, как могла, пыталась усыпить себя всеми возможными средствами, но ничего не помогало. Мысль о том, что ещё девять часов мне придётся провести в Венском аэропорту, доводила меня до дрожи. Последние полчаса полёта были самыми сложными. Отдохнувшие пассажиры просыпались и попивали напитки, от мысли о которых меня чуть ли не выворачивало на изнанку. И тут я отрубилась от усталости. Просто выпала в осадок, а может быть это даже был обморок от боли—я не знаю. Очнулась я, когда практически все уже вышли. Причем какой-то мудак прихватил моего Набокова, который был в кармашке сидения напротив. Какой-то грязный клептоман стяпал «Conclusive Evidence», роман, который был издан на английском в Нью-Йорке в 1951 году и только потом переведён им же самим на русский! Понимал ли этот кретин, что отнял у меня важное, а не просто жалкую книжонку для спасения от скуки во время перелета? Понимал ли он, что я больше никогда не вернусь к тем людям и в то время, откуда её привезла? Понимал ли он, что она была не в багаже, а со мной для того, чтобы случайно не быть утерянной вместе с ним. Знал ли он, мог ли он себе представить мою радость, когда я случайно наткнулась на эту книгу, на это потрясающее первое издание в чужой стране? Тогда мне казалось, что этот грязный клептоман не доживет до своего следующего дня рождения. А ведь я так и не успела её прочитать..
Люди вынесли меня из автобуса и, еле волоча ноги, я оказалась в аэропорту. Транзитная его часть очень маленькая и очень скучная. Я подложила под голову куртку и уснула под голоса армянских студентов, играющих в карты на соседней скамейке. Проснулась я от холода. Армяне спали. Я взяла свой рюкзак и пошла в туалет. Умылась, переоделась и покурила. Аэропорт был очень холодный, к тому же я, честно говоря, не очень люблю австрияков. Пошла в кафе и взяла себе чай и какой-то apfelkuchen или что-то в этом роде, одним словом, дурацкий немецкий яблочный пирог. Маленькая прогулка по аэропорту утвердила меня в первоначальном впечатлении от него. Случайно проверив почту, обнаружила письмо от друга. Он писал, что скучает и не понимает, что я там потеряла в этой дурацкой стране хлорированной воды. Я улыбнулась, представляя его лицо, когда он увидит меня. Лица родителей и сестры. Представила, как буду раздавать скрупулезно покупаемые эти годы подарки.. Как я выбирала их! Постепенно они образовали целый мир, живущий отдельно от всего остального вокруг, потому что они принадлежали любимым людям, находящимся далеко и очень меня ждущим. Они еле уместились в один чемодан. Такая приятная тяжесть. Я вдруг ощутила, что чем ближе я к дому, тем лучше становится моё настроение и мысли теплеют и светлеют.
Купила ещё два блока сигарет—себе и другу.
Скоро посадка. Я выпила кофе и свои таблетки, которые уже месяца два принимаю не регулярно. Поселившиеся на душе кошки напомнили о Тео—он летит каким-то другим рейсом. Какая же жестокосердная тургеневская помещица! Мысли были прерваны объявлением о посадке. Осталось 4 часа. Я вошла в самолёт в приподнятом настроении и, привыкшая к любезному отношению стюардов, а особенно тех, которым немного улыбнёшься, я, лучезарно улыбаясь, попросила австрияка помочь с рюкзаком… На что он, обернув ко мне своё гомосексуальное лицо, явно привыкшее к пудре и румянам, заявил, что он совсем не тяжелый и поднять его я могу и сама. Я, мило встав на цыпочки, забросила рюкзак на полку и также мило обматерила его на русском и азербайджанском. Он повернулся на каблуках и ушёл. Самолётик был маленький, совсем не такой как этот огромный жуткий Боинг. Я подложила две подушки под голову и уставилась в иллюминатор. Над Веной опускалась ночь и огни домов и дорог сливались в замысловатые узоры. Уснуть я опять не могла. В голове сплетались и расплетались строчки. Приди в себя, усталость обмани и улыбнись как будто натурально. Закрой глаза и соберись, вздохни и сделай вид, что «всё у нас нормально»..Приди в себя, забудь, что тяжело, забыть не можешь, значит, притворяйся. Чем хуже на душе, тем легче ты и радостней прохожим улыбайся. Я лгу себе и с Трусостью живу. В одной постели с Грустью засыпаю. Лишь Одиночеству довериться могу. Чай с Болью пью, со Скукой просыпаюсь. Я одинока. Хочется рыдать от мутной смеси боли и обиды. Я так устала в сильную играть, с ума сходить, не подавая вида. Я не могу так больше, так нельзя—нелепо тыкаться в углы слепым котёнком. Быть с кем-то, понимая, что ничья, брезгливо всех грести одной гребенкой.
Отказы (гордая) разбрасывать шутя похожим друг на друга идиотам. Домой идти по-прежнему одна, уснуть в слезах и утром на работу.. Я так хочу, чтоб ты нашёл меня, семь с половиной тысяч дней сведя к ошибке, перечеркнул словами «ты моя», одним объятьем и простой улыбкой. Найди меня, спаси от этих мук, от горьких слез и оголенных нервов и разорви проклятый этот круг депрессий и вопросов безответных. Ищи, я без тебя почти ничто: прозрачный мотылек на фоне света, бледнеющее тусклое пятно, двадцатое разбавленное лето.. Порошу тебя, ищи, не опоздай, не оступись, не соверши ошибки, не дай поверить в то, что нет тебя –семь тысяч дней я жду твоей улыбки..
Я живу каких-то 7500 дней на свете, а кажется, что так много. Стало страшно. Умру и не замечу.

 
Глава 13.


Иногда мне кажется, что я нахожусь выше. Выше реальности, которая окружает меня.. выше или ниже, а может где-то параллельно. Но точно не здесь. Я прячусь от реальности, она мне не по душе. Когда он съехал с обрыва, мне пришлось уехать. Но ничего не изменилось и реальность настигла меня и там. Умер Гергиу, умер дедушка. Почему реальность состоит из реальных смертей, а не из реальных радостей? Теперь, когда я вернулась домой, уже нет смысла опять пытаться уехать, потому что все повторится вновь. Я повторяю вновь и вновь: не умирай, любовь, не умииирай, любовь! Кто это пел? Никак не вспомню.
Я наверное не принадлежу ни одному месту, потому что, когда я дома, мне хочется уехать, а когда я уезжаю—хочется домой. Наверное всё-таки существует место, где бы я была сама своя. При этой мысли в голове всплыл образ нашего дома в городе, где жил дедушка. Стояла весна. Я, не долго думая, собрала вещи и тронулась в путь. Наш город особенный. Весной там цветут розовые акации, которых нет больше нигде в мире. Дожди там такие, что кажется будто начался всемирный потоп. Закрываю глаза: Мощенная улица, носящая имя моего дедушки, ведет к нашему дому. Красивые голубые ворота, сразу за ними—железное дерево (тоже, кстати, эндемик). Впереди калитка, не успеваю её растворить, как на встречу выбегает с веселым лаем наш пёс и начинает ластиться к ногам. Я спешу мимо зимней груши, алчи, инжира, садика, где когда-то росли мандарины и клубника, беседки, увитой виноградом, красных качелей, подаренных мне на пятый день рождения, чайных и китайских роз и, наконец, вижу дом.. Он утопает в цветах. На выступах по бокам ступенек горячих от солнца в кадках стоят бабушкины лилии. На последней ступеньке откуда-то взялись резиновые сапоги, а рядом дедушкины старенькие кроссовки puma, которые он привозил тысячу лет назад из Финляндии. Прохожу по скрипучему балкону, заглядываю в кастрюли, стоящие на плите. На полочке в ванной аккуратно, с присущей дедушке аккуратностью, выстроились зубная щетка, паста, бритвенный станок, помазок и крем для бритья. Выхожу из ванной и спешу в коридор. Коричневые дощатые полы. Слева—комната, где живет пара, помогающая бабушке с дедушкой по хозяйству—Зейнаб и Гязянфяр. Они радостно встречают меня: «Посмотри-ка, как выросла наша девочка!». Они оба очень смешные и всё время шутят друг над другом. Комната у них очень скромная. Два стула с плетеными спинками, столик, покрытый клеенкой, кровать, с толстой периной и кучей подушек, узенький шкафчик и на стене неизменный ковёр с оленями у пруда. Выхожу от них и захожу в параллельную дверь. Это обеденная комната. Тут стоит квадратный стол, шкафы, висят часы, а из-за того, что гостей всегда много, тут стоят ещё и две кровати. Открываю нижнюю створку шкафа, Господи, мои игрушки.. деревянная такса, пёс Шарик, машина двоюродного брата и куча разрисованных мною кукол. Соседняя комната наша с сестрой и братьями. Тут стоят две кровати и шкаф, а окна выходят в садик и на улицу. В шкафу покоятся мои любимые плюшевые зайцы. Стены в этой комнате цвета морской волны с темно-синей каймой в 90 см от пола. Последняя комната—гостиная и одновременно кабинет. Тут стоит старинный сервант с посудой, высокие печи-камины (как и во всех остальных комнатах), телевизор, кресла, диван, круглый стол, накрытый волшебной, вышитой, старинной скатертью—символом моего детства. Письменный стол и журнальный столик как всегда завален бумагами, дедушкины книги стоят в аккуратной стопке. В одном из кресел кто-то сидит. Человек оборачивается и я вижу, что это дедушка, в очках для чтения, в руках какая-то книга. Он улыбается мне и только тут я замечаю, что на дворе яркое лето, что мне пять, на мне яркое красное платьице. Я подбегаю к дедушке и обнимаю его за шею. Он сажает меня на колени и рассказывает историю про то, как гуси спасли Рим.

Открываю глаза: вместо старинных голубых ворот буржуйская подделка. Железное дерево срублено под корень. Калитка покосилась. На встречу весело, но еле дыша прихрамывает пёс—совсем постарел, но всё также узнает.. грушу и алчу съели насекомые, инжир и мандариновый сад сгорели под солнцем, беседка пялится голыми прутьями, а внутри два поломанных стула с плетенными спинками, покосившиеся и размокшие под дождём. Вместо роз—сорняки. Лилий нет на ступеньках, нет дедушкиных кроссовок. Вместо белых деревянных дверей—тяжелые стальные уродцы. Вместо черепичной крыши—цинкованное покрытие. Вместо веселого флюгера—пустота. Скрипучий пол теперь паркетный. Дощатый коридор теперь из ламината. Красивые белые высоченные двери с крутящимися черными ручками из детства заменены на современные глупые деревянные уродства. Все окна—пластиковые. Вхожу в комнатку Зейнаб и Гязянфяра.. нет ковра и кроватей, нет стульев.. и уже больше 10 лет как нет их самих.. Выбегаю оттуда и захожу в обеденную комнату—там новая мебель, а вместо шкафов, которым я сама мастерила ручки, стоят шкафы-купе. Милые занавесочки поменяли на жалюзи. Шкафы пустые, а в самой глубине валяется моя деревянная такса с двумя ногами, перебитая и со сломанным механизмом. Из спальни исчезли зайцы. Стены теперь—крашенное стекловолокно. Гостиная пуста. Продавленные кресла и диваны исчезли. Нет улиточного следа на печи, нет и самой печи.. Я схожу с ума..
Мой папа затеял ремонт.. И только запах родного дома всё тот же.. его нельзя выветрить никакими ремонтами, никогда и ни за что.
Села на стул на балконе и набрала домашний номер.
--аллё
--привет, мама
--ты как добралась?
--нормально
--всё хорошо?
--да
--ремонт понравился?
--нет.
--Почему?
--мам, скажи, когда дедуля умирал, он ничего не просил мне сказать?
--дорогая, что с тобой?
--а что?
--ты же последняя с ним разговаривала..
--я в Америке была!
--доченька, ты меня напугать хочешь?
--что?
--он же скончался, когда тебе было 14 лет.
--…
--не молчи. Что там случилось.
--всё нормально, извини, мам..
--с тобой всё хорошо?
--да, прости. Я пошла отдыхать.
--пока.

Я положила трубку. Отвратительный радиотелефон, вместо старого аппарата, куда вставляешь палец и крутишь..
Я почувствовала, как схожу с ума.. дедушка скончался в 1999 году, а сейчас 2006.. я осталась жить в прошлом, я живу в конце 90-х годов ХХ века и никак не могу ступить в ХХI. И мне больно! Потому что я вишу в воздухе! Мне больно, потому что я не могу смириться так просто как остальной мир с потерей дорогих мне людей!
Я вышла и пошла на поляну за домом. Когда мы с сестрой и двоюродными братьями были маленькими, мы брали коврик, термос с чаем, чашки и бабушкин пирог и устраивали там пикники. Вчетвером нам никогда не было скучно. А теперь мы взрослые и видимся по праздникам..
все умерли.. умерло моё детство.. нет больше Зейнаб с мужем, нет тёти Маисы, нет старушки, что вправляла мне руку, когда я выпала из окна и нет самого лучшего человека на земле—моего дедушки. Моего детства больше нет. Я как будто очнулась после длительной амнезии.. вернулась памятью в 99-й год.. вспомнила, как скатываюсь по стенке пианино, когда слышу известие об инсульте; вспомнила похороны и как плачет папа.. вспомнила, как приходили его студенты и плакали, сидя на поминках.. вспомнила, как стояла одна у его могилы и не могла уйти.. вспомнила тихие перешептывания за моей спиной: «это была его самая любимая внучка»..вспомнила причитания моллы. вспомнила самую большую и самую первую в жизни потерю.
Ночью я сильно замерзла. На утро шея болела так, словно её пару раз прокрутили вокруг своей оси.
Когда я была последний раз в этом доме, я была еще ребенком. Села у окна, достала сигареты. Он никогда не курил и не пил. Он вообще был идеальным. Не вставая на цыпочки, достала с серванта пыльную вазу. На донышке лежал ключик.. когда-то он казался таким большим и важным, ключом от сказки.. присела на корточки, повернула ключик в замке, дверца сразу поддалась. И опять показался краешек детства.. медали в красных бархатных коробочках, грамоты, дипломы.. ключ подошел и к следующей дверце. Там лежал фотоаппарат зенит (дедушка любил фотографировать), коллекционные бутылки коньяка, запечатанная пачка Camel – для гостей и какой-то пакет с бумагами. Я развернула пакет и сердце оборвалось. Я перебирала листы один за другим и слёзы текли без остановки. Он всё хранил.. каждый год с 3-х до 14 лет я приезжала сюда летом и каждый день рисовала и писала что-то, а он собирал эти листы по вечерам и складывал сюда.. только мои рисунки, только мои стихи. Корявым почерком выведено в углу моё имя и огромная цифра 4.. 4 года. Почему его больше нет? Почему? Почему такой человек как он должен был умереть в 69 лет? Что не так с этим миром?
Когда он ещё работал на важном посту, и за ним каждое утро приезжала черная волга с государственными номерами, а мне было три года, мы ходили с ним гулять. В то время не было других внуков, и племянников и все вертелись только вокруг меня—я была старшим рёбенком старшего сына. Со мной возились абсолютно все, пока не появились остальные дети. А для дедушки я так и осталась самой любимой внучкой. Больше всего я любила, когда мы ходили на прогулки. Никто не верит, когда я рассказываю им подробности услышанных тогда от него историй или про то, как и где мы гуляли, потому что мне было всего два или три. Наверное, мой мозг специально заострялся в моменты, проведенные с ним рядом, потому что память о нём, самая важная память в моей жизни.
 Однажды, когда мы с сестрой и двоюродным братом вспоминали своё загородное детство, он сказал, что ярче всего помнит одну картину—я сижу в беседке на плетеном стуле с подушкой за спиной и читаю книгу. Я и сама воскрешаю в памяти те или иные годы по книгам, которые читала в тот период. В то время, которое помнит брат (у нас с ним полтора года разница) я читала Дюма и Верна. Самое детское детство, это когда ты читаешь Дюма, Верна, Лондона и Рида, но самое детское это именно Дюма и Верн, самое лучшее, чистое и непреложное, самое приключенческое, самое такое, когда мама злится и просит выключить свет, а ты читаешь с фонариком—вот такое детство.. помню, когда я прочла все 15 томов Дюма, мне стало так невероятно грустно, что две недели ничего не читала вообще.
 

Глава 14


Солнце жжёт спину. На ногах и животе останутся полосы от лежанки, от складок полотенца, но мысли эти не волнуют и не волнует то, что сильно обгорает уже бронзовая твоя кожа и не волнует практически ничто, ведь ты просто горишь на солнце, уже начало августа и легкий ветер с моря.
Сквозь треугольник образованный линией локтя к лежанке вижу бирюзовое море, кусок прибоя и половинки людей и будто вижу жару и всё больше красного и зеленого— прозрачных ярких пятен прилипших к белкам моих глаз и слышу только шум, тот же что зажат в морские раковины, только настоящий. Уплыть бы далеко. В свисающие мои с края лежанки кисти будто кем-то вставлена без моего ведома книга, что я читала и закрыла минут двадцать назад. Черная обложка с прилипшими песчинками. Напротив мальчик пытается прочитать название, выворачивает шею.. мальчику любопытно.. Мальчик, это Набоков, Владимир Набоков, мой любимый.. да-да.. а ты знаешь? Может быть.. Песчинки. Песок. В страницы. Как же пошло читать Набокова на море, когда оно шумит и летит песок.. Медленно выпадает книга и я всё ещё способна это понять, но поднять её с песка уже не хватает воли. Веки смежаются, я не противлюсь.
Просыпаюсь и понимаю, что сгорела. Сестра лежит на соседней лежанке и смотрит на море.
--Ты похожа на пережаренную котлету
--спасибо. Кинь мне крем после загара и давай собираться
--где же ты видела, чтобы на угольки крем делали?
Я бросила в неё полотенце и стала мазаться бесполезным кремом.
Бросили вещи в багажник. Сестра села вперед, опустила окно и почти сразу уснула. По мне, так нет ничего лучше, чем спать у моря.
Ветер из окна всё ещё соленный. Сгорели руки и кожа в соли. Мысли путаются, сталкиваются, распадаются, убегают, прыгают рифмы и не хватает буквально буквы, звука, мелочи, чтобы строчки сложились в одно, чтобы получились стихи.. ещё немного, ещё чуть-чуть.. Но тут же забывается предыдущая строка и следующую не с чем рифмовать.. Отпечаток крика на губах. Мысли стянуты в единственную строчку. Не хватает сил поставить точку. Соль на коже. Ты в моих словах.
Опять, опять я забыла карандаш и блокнот.. их мне не хватает всегда в дороге и может быть именно поэтому я их так нелепо оставляю дома. Замечаю, что Набоков лежит на коленях. Сплошь рифмованные мысли и голова раскалывается, трещит и почему-то пахнет кофе.. Мысли перебегают с августа на февраль и я отчетливо представляю себе этот момент какого-то февраля 2006 года, когда мне захочется ещё раз перечитать «Машеньку» или какой-нибудь рассказ и я подойду к шкафу и достану этот том и как обычно распахну посередине, чтобы вдохнуть, а потом только читать.. и тут на колени мне посыплется не вытряхнутый сейчас песок и я вспомню вот этот самый день и заплачу.. оттого, что больше никогда не будет лета, когда мне двадцать, что в январе я уже перевалила второй десяток, что уже.. что всё.. и по-другому.. Как же тяжело мне будет. Уставилась на книгу.. Что мне стоит сейчас вытряхнуть её.. Но я так и не открываю её и песчинки ждут февраля.
И тут я ощутила, что старею, что мне много-много лет и что живу уже скорее тем, что помню, а не тем, что происходит и что мне уже вовсе не двадцать, а тысяча тысяч.. Господи, нет ничего важнее времени. Ненавижу время.
Заворачиваем на крутом повороте, едем вверх. Внизу глубокая плоская ложбина, усеянная вперемешку буровыми, вышками и домами, а дальше всё больше вышек, а потом море, море, море. Уплыть что ли.. да хоть в Иран.. Отсвечивает сверкающая бирюза, слепит глаза, шумит, волнуется, но неподвижна. Почему-то закрутилось в голове слово «странгулляционная борозда», сначала бесцветно и всё мутно, а потом всё ярче и ярче, объёмнее.. поплыли фотографии.. Вот лежит женщина полубоком, рядом опрокинута табуретка.. вот висит мужчина, прикусан язык, испачканы брюки.. вот мальчишка, на шее проволока, глубокая борозда.. девушка висит, лицо синее, по телу темнеют трупные пятна, давно, наверное.. Придётся опять укладывать волосы.
Дорога красивая, новая, гладкая, едем всё вдоль кладбища, оно, похоже, бесконечно и не прерывается ни на секунду. Впереди катит грузовик, наполненный песком, дымит, закрываю окно, звуки стихают, шалею от тишины и с силой давлю на кнопку, чтобы окно опустилось. Песок красиво сыплется из кузова на черную аккуратную дорогу. Обгоняем грузовик. Впереди такой же и тоже сыплет.
Скоро въезжаем внутрь кладбища и едем по единственной верной с моря до дома короткой дороге. Мимо идёт женщина, тихо плачет, молодая.. смотрит прямо на меня. Мне становится спокойно и тихо, разливается по телу умиротворение и сонная блажь. С детства люблю кладбища. Обнаружила я это в себе, когда в первый раз поехала с родителями на могилу маминой мамы. Пока они клали цветы, я пошла вдоль могил, уходя всё дальше и дальше вглубь кладбища, читая имена и даты. Мне было очень спокойно и отчетливо подумалось, что ночью здесь, наверное, совсем хорошо. Когда очнулась вконец и обернулась, увидела вместо родителей черные беспокойные точки—видимо меня искали. Побрела назад. Когда я сказала маме, что мне там нравится, она, будто испугалась, и запретила мне так говорить, а когда спросила почему, вовсе разозлилась и села в машину. В следующий раз я попросила маму купить больше цветов, потому что там были могилы, совсем заброшенные и глухие, заросшие сорняками и даже проваленные внутрь.. так не должно быть. Мама сказала, что это еврейское кладбище, и они вместо цветов оставляют камни.. В следующий раз я набрала много камней. Я никогда не плакала на кладбище, только один раз, когда хоронили дедушку, но это был даже не плач, а какой-то беззвучный вой, глухой, немой крик.. я не умею плакать громко. Мне хочется выть на луну как страшно тоскующей псине. Хозяин, я завтра умру у двери закрытой гостиной.. Вспоминаю эту гостиную, дедушкин кабинет, столы, заваленные документами, книгами и везде фамилия его стоит, моя фамилия.. Что-то во мне и правда по-собачьи-предано сдохло в тот самый день через шесть дней после его дня рождения на полу рядом со столом заваленным книгами..
Паркую машину и бужу сестру. Она открывает глаза и улыбается. В детстве мы не дружили и всё время ссорились, а в какой-то момент (мы обе никак не можем вспомнить его) стали самыми близкими подругами. Окружающие повторяют, что они никогда не встречали сестер ближе нас.
Захожу домой и сразу лезу в ванную. В голове вновь рифмуются и разбегаются слова и строфы. Открываю воду, мою голову, потом сажусь на корточки и так сижу. Вода разбивается о спину, брызгает на стену, белая пена резко контрастируя с бронзой тела, скатывается по дракону позвоночника и, достигая не загоревшего участка, практически с ним сливается. Я и забыла, что такая белокожая.. выключаю душ, вытягиваюсь в пустой холодной ванной, под взглядами бессмысленных металлический дырок джакузи—я так ни разу и не воспользовалась ими. Так я лежала наверное часа два, лежать в пустой, холодной ванне, мокрой, шалея от одиночества и глухих мыслей, это лучшее, что мне удаётся сделать за день. Потом вылезаю и не вытираясь надеваю длинную шелковую свою юбку с запахом (я люблю её носить, когда читаю Набокова или Тургенева) и какую-то глупую майку на бретелях и вываливаюсь из ванной. День закончился в 19:20. Сидя на пляже, уставившись на море, я задала себе вопрос: «Чего я хочу сейчас?».. как ни странно в ответе моём не было обычных амбиций, а простое женское скорее желание.. Гергиу или Лучшего друга рядом и сидеть далеко-далеко отсюда.. В Индонезии, например, но также на берегу моря, курить безумно дорогие сигареты и пить безумно дорогой коктейль с абсолютно бессмысленным длинным названием, говорить об одном и том же, одними и теми же словами, слушать слова, море, ветер.. А тем временем я уже около месяца как бросила курить, хотя безумно хочется порой.. например, сегодня на берегу.. готова была выхватить у кого угодно сигарету и затянуться так, чтобы лёгкие сжались в тугой комочек и разжались на выдохе..ффффффффффффффффффффффффффф
Вспомнила как он писал о том, что уже разбил все бокалы ей на счастье и о могиле своих родителей. Такие морозные строки. Вознесенский. Потрясающий он человек.
Сегодня на пляже мне сказали, что я сильно виляю бедрами. Раньше я обижалась на это. В первый раз мне это сказала тётя, когда мне было лет 11. Во второй раз—моя первая любовь. Потом говорили подруги, а теперь я уже привыкла и поняла, что от этой привычки не могу избавиться. Во всяком случае, как ни крути, но пошло это не смотрится.
Я валялась под люстрой и смотрела в потолок. У меня было плохое предчувствие. Оно нарастало внутри снежным комом, когда вдруг зазвонил телефон.
--алло
--да
--не узнала?
--неа
--это ж я—….. (имя бывшей одноклассницы)
--ну, привет (изображаю неописуемую радость)
--слушай, как ты. Что нового? Как жизнь?
Отвечаю что-то неопределенное, судорожно пытаясь вспомнить фамилию парня, с которым она встречалась в 10 классе. Потом начинаю перебирать в голове всех одноклассников, странно, но все 42 человека с именами и фамилиями аккуратненько всплыли в голове, в последовательности, соответствующей их расположению за партами.
--ну как? Придёшь?
--даже не знаю..
--на традиционный вечер ты не пришла, хотя бы завтра приходи. Как никак у нас юбилей—5 лет как мы окончили школу!
--твоя жизнерадостность сбивает меня с толку.
--тогда соглашайся
--а ты за Мамедова замуж не вышла?
--ты о ком?
--забудь.. я приду.

Странно, я вспомнила имя её оглушительной любви, а она забыла.

«Я ещё пожалею, что решила пойти»,--крутилось у меня в голове на следующий день, когда я стояла у открытого шкафа, в поисках чего-нибудь, не слишком, но и не так себе. Остановилась на белой открытой сорочке из нежнейшего прозрачного натурального материала с запахом и длинной завязкой на боку, узких низких джинсах и босоножках на шпильке. Чуть-чуть подвела глаза и распустила волосы.
--ты куда?
-- на встречу одноклассников..
--а чё так рано выходишь?
--я ещё к ….. должна заехать. Он для меня диск записал.
--слышишь, подбросишь меня к подруге, она с ним рядом живёт.
--иди одевайся.
Я открыла комод с фотографиями и достала свою школьную виньетку. Интересно.. я так изменилась, меня сложно узнать. А как, наверное, изменились остальные. У кого-то, наверное, уже и дети есть.
--я готова!
--ну пошли.

Машину я научилась водить ещё до отъезда в штаты, а права получила после возвращения. В нашем городе девушка за рулём всё ещё вызывает бурю эмоций и объяснить это в отрыве от менталитета я не берусь.
Сестра вышла около дома подруги, а я покатила к дому лучшего друга.
Я никогда не звоню в дверь, когда прихожу к нему в гости. Я звоню на мобильный и спрашиваю, на каком он этаже и он сам открывает мне. Его мама всегда рада меня видеть. Наверное, в глубине её души есть мысль о том, что если бы я была чуть младше, то стала бы идеальной женой её сыну. Конечно, кто бы ещё стал так усердно терпеть его невероятный характер. Мы с ней в этом деле коллеги. Поэтому хорошо друг друга понимаем.
Поболтав немного с ней, я спустилась вниз к другу и села на диван. Он закурил и я решила бросить бросать курить раз и навсегда. Дым приятно обволок легкие. Я вспомнила, как закурила в первый раз. Это было в 11 классе с той самой девочкой, которая мне звонила, моей бывшей лучшей подругой и моими самыми близкими тогда друзьями-мальчиками. Мы вышли с последнего школьного экзамена в наших жизнях и побежали в соседнее кафе. Там один из моих друзей купил пачку Кента 8 и мы взяли по сигарете. Тут всех постигло удивление и меня пытались уличить во лжи, потому что я затянулась и докурила сигарету до фильтра, так, как это сделал бы курильщик с большим стажем. Тогда я поняла, что мы с сигаретами созданы друг для друга. Я полюбила никотин всем сердцем и поклялась быть верной но последнего вдоха (или лучше выдоха?).
Тут я заметила, что него дрожат руки.
--Ты чего нервничаешь?
--да нет..
--ах ты! Ану-ка расскажи!
--влюбился..
--в кого, мать твою?!
--в одну девачкуууу…
--говори!!!
И он мне всё рассказал. Какая она прекрасная, милая, чистая, безгрешная, наивная и конечно—безумно красивая. Обещал первым делом познакомить со мной, а до этого прислать фотографии. Я порадовалась, искренне и от души, потому что по его описанию она была просто ангелом. Говорил, что хочет на ней жениться и всё такое. Через полтора часа бурных обсуждений предстоящей дружбы домами, я посмотрела на часы и обнаружила, что пора идти на встречу одноклассников. Мы попрощались, я спустилась вниз и покатила к ресторану.
Разодеты все были, что называется, в пух и прах, т.е. в золото и драгоценные каменья—видимо решили покрасоваться кто чем горазд после 5 лет разлуки. Однако, с первого же взгляда можно было понять, что никто по большому счету особо не изменился и все социальные роли остались прежними.. почти все.. моя бывшая лучшая подруга, о которой никто ничего не знал кроме меня ударилась в религию и из страшной гуляки превратилась в религиозную монашку, я прервала с ней связь пару лет назад, конечно она не пришла. Другая моя подруга, с которой мы были самыми умными в школе, комсомолка, красавица, умница, стала женщиной сомнительного поведения и умственной направленности, перестала писать стихи и за это время успела переспать с доброй дюжиной мужиков. Третья моя подруга, с которой мы дружили всю жизнь (до середины 11 класса), так и осталась златокудрой милашкой-отличницей, вышла замуж, родила ребенка и на вечер не пришла, потому что живёт заграницей, да и вообще ей не до этого. Один из тех моих друзей, с которыми я выкурила первую сигарету, стал невероятно русифицированным, но в целом остался прежним. Остальные не изменились нисколько и я будто окунулась в конец 90-х годов 20-го века..
Неожиданно для себя я увидела за столом мальчика, с которым мы любили друг друга в 10 классе. Он был хулиган, а я отличница—классическая история школьных отношений. Он давно уже живёт в штатах, я не видела его 4 года. Но мы исправно поздравляли друг друга на дни рождения и основные праздники..
Теперь мы были взрослые и можно было, вспоминая старое, хорошенечко напиться, чего мне, честно говоря, давно уже недоставало.
--а помнишь, какое у тебя платье было офигительное на выпускном! Ух ты.. даже сейчас, когда вспоминаю, сердце колотится!
--хахахха. А ты после штатов располнел как поросенок. А был какой худой..
--помнишь, нас посадили вместе с расчетом на то, что мы будем друг друга ненавидеть?--ага.. а получилось наоборот.
--эй, эй, помните как мы в хоре пели!!!
-- а КВН, помните?!
--ребята, я вас всех люблю!
--слышь, помнишь как мы в 24 мая босиком бегали по школе?
--а как школьный гимн пели?
Все затянули гимн. Примерно в этом духе и продолжалось весь вечер. К концу абсолютное большинство было настолько пьяное, что опять стали родными и близкими как «триста лет тому назад». Клялись встречаться чаще, записывали номера телефонов на клочках бумаги или салфетках, которыми потом сами же утирали слёзы умиления.
Мы вышли с моей бывшей любовью ловить машину. Ему было уж что-то совсем плохо.
--ты с каждым годом всё красивее, знаешь?,--еле вымолвил он.
--спасибо, дорогой..
--может, попробуем ещё раз, а? не факт, что если не получилось в 14 лет, то и в 20 не получится!
--окей, только давай как-нибудь в следующий раз, хорошо?
--опять через 5 лет?
--может и раньше..
Ему становилось всё хуже и хуже. «И петли на сердце всё туже и туже.. и вот парадокс—без петель твоих хуже».. вспомнились строчки, которые я писала, когда он уехал в первый раз. В 10 классе я любила Цветаеву, Ахматову и Пастернака и была склонна к депрессивным сантиментам.
--чувак, ты до дома сам-то доберешься?
--не думаю..
--ты всё там же живёшь?
--я тут один. Все в штатах остались.
--я на машине. Давай отвезу?
Почему все пьяные уверены, что несмотря ни на что, они способны вести машину?
Я уложила его на заднее сидение своей темно-бордовой красотки и медленно тронулась с места. Я помнила, где он живёт, такие вещи, наверное, никогда не забываются. Это было совсем рядом, я припарковалась и вылезла, чтобы помочь ему.
--ты что в штатах ничего кроме будвайзера не пил, чувак?
--я не любитель, алкоголя..
--сам поднимешься?
--неа..
--оно и видно.. видела бы нас твоя мама, лишилась бы дара речи.
--да, она всегда думала, что ты ангельское создание.
Он выполз с заднего сидения.
--я хочу немного постоять на воздухе. Постоишь со мной?
--ага. Как я могу тебе отказать после того, как мы целый год сидели за одной партой?
Он прислонился к двери подъезда. Я взглянула на часы—второй час ночи. Позвонила домой и сказала, что подруге стало плохо и я останусь с ней. Когда я решила остаться с ним, я не понимаю.. и решила ли я это вообще.
Достала сигарету и прикурила от зажигалки, подаренной лучшим другом на 8 лет нашей дружбы. Вспомнила, что они были знакомы друг с другом гораздо раньше меня и улыбнулась.
--вы поддерживаете контакт?
-с кем?
--с ….
--как с тобой.
--ясно.
-а вы всё ещё лучшие друзья?
--ага..
--ну молодцы.
--куришь?
--неа.
Я затянулась ещё раз и выдохнула дым.
--ты очень изменилась. Никто кроме тебя не изменился из наших.
--может быть.
--тебе как Америка? Не хочешь вернуться?
--у меня там квартира, я вернусь в любом случае. К тому же, я обожаю Нью-Йорк.
--а я без Америки вообще не могу. Там моё место. Прикинь, я по Баку практически не скучал.
Я выдохнула дым и потушила сигарету
--бывает, чувак.. сможешь сам подняться?
--смогу, но не хочу.
--тогда давай, помогу.
И мы пошли вверх по лестнице и почему-то мне показалось, что мы идём по широким ступеням в нашей школе.
--ты слышал.. половины наших педагогов больше нет..
--слышал.
Он не мог попасть ключом в дверь и пришлось отпирать мне. Я ни разу не была у них дома. Сразу было видно, что остаётся он один.
--хочешь протрезветь?
--не плохо бы.
--тогда давай выпьем кофе.
--ага.
Тогда много лет назад, когда нам было по 14 лет, он любил меня, а я его. Только я не сказала ему об этом и всё так и осталось незаконченной школьной историей. О том, что у нас была своя история никто не знал. Только однажды, уголок нашей драмы показался паре наших одноклассников, которые, взяв Салтыкова-Щедрина в школьной библиотеке, случайно выбрали именно ту, которая вся была исписана моим именем его корявым смешным почерком. По прошествии времени всё это стало настолько сентиментальным, что, кажется, происходило вовсе не с нами. А тогда никто и представить не мог, что у хулигана и отличницы что-то может быть.
--когда ты уехал, я каждый день смотрела на твоё фото..
--и я тебя всё время вспоминал.
--как у тебя на личном фронте?
--в штатах есть девушка. А у тебя.
--и тот, что был там и тот, что был здесь, умерли.
--бля.. даже не знаю, что сказать..
--и не надо..
Мы сидели и пили кофе. К концу я совсем уже была трезвая, а на него, видимо, никакого действия кофе не оказал.
--у тебя есть редбул?
--в холодильнике.
--спасибо. Нет-нет.. тебе не надо. Тебе спать пора.
Я отодвинула его руку, потянувшуюся к банке. Он улыбнулся. Так странно понимать, что когда-то я за эту улыбку готова была сделать двойное сальто.
--ты останешься?
--да. Посижу с тобой. Кто-то же должен быть рядом на случай, если ты умрёшь.
--спасибо.
--только завтра, мы с тобой опять станем чужими людьми. Странно, правда?
--ты мне никогда чужой не была. Мне не может быть чужим человек, которого я любил 6 лет назад.
--посмотрим.
Он лег на кровать в одежде, я накрыла его пледом, который лежал на кресле, а сама села на диванчик. Открыла окно. Закурила.
--расскажи мне что-нибудь.
--что?
--не знаю..
--помнишь, как мы дарили мальчикам подарки на 23 февраля? И моя лучшая подруга назло опередила меня и подарила тебе этот дурацкий парфюм, а мне пришлось дарить его кому-то другому. Она часто делала что-то мне назло.
--помню.. а потом на 8 марта, когда я хотел подарить тебе подарок, меня опередил твой Годзилла.
--ага.. и ты подарил цветы девочке, к которой я тебя всегда ревновала.
--правда?
--ага.. она уже замужем..
--а помнишь, как мы пошли на аллею почета всем классом, с завучем и всё такое?
--ты меня взял тогда за руку и мне было плевать, что все видят.
--шел дождь очень сильный, мы шли впереди всех.
--а когда нужно было расходиться, ты отпустил мою руку и мне сразу стало холодно и почему-то страшно.
--а я не помню.. тогда мы знали, что я прошел в Америку?
--нет.. тогда мы ещё думали, что поедем оба.
«Слева памятник, справа домики—все кривые, один к одному.
Помнишь серый день, серую улицу, плиты холодные, дождь на полу..
Помнишь, ты, ласково взяв меня за руку, что-то сказал?»
Не могу вспомнить ни начала, ни конца этого стихотворения.. ему уже шесть лет, но, когда я вспоминаю тот день, я чувствую вновь прикосновение его ладони к моей, как он греет мои руки в своем кармане, скользкие от дождя плиты под ногами, капли дождя, которые боишься смахнуть с щеки, чтобы вдруг не отпустить его ладони..
--эй, помнишь, как я учил тебя в регби играть?
--ага, ты мне ещё мои любимые солнечные очки тогда сломал.
--а ещё ты в тот день была в коротких синих шортах и я сказал, что у тебя красивые ноги.
--нам было уже по 16. Спи. У тебя завтра голова будет болеть..
 Он уснул почти моментально. Я тихо ушла в другую комнату и закурила. На стенах висели его детские фото. Я всегда считала его самым сладким ребенком из всех, кого в жизни видела. Я любила его два с половиной, почти три года. За период моей любви к нему мне успели понравиться литовский фотограф (платонический роман – 2 недели в Киеве), будущий одногруппник (просто безвозмездная симпатия) и человек-оркестр, которому я даже посвятила поэму (3 месяца, пока он по уши в меня не влюбился). Помню как сейчас, 8 февраля 2002 года, когда я поняла, что у нас с оркестром ничего не получится и, ровно за месяц, стала абсолютно другим человеком. А через месяц встретила лучшего друга.
Заметила, что выкурила половину пачки. Достала ещё одну. Сидела и думала уйти мне сейчас или нет. Какой смысл мне сидеть тут? Как это глупо сидеть тут, хотя я прекрасно знаю, что утром мы не будем испытывать ничего, кроме неловкости. Я потушила сигарету, взяла сумочку и ушла, тихо затворив за собой дверь. Дверь я закрыла на ключ, а ключ сунула под половик. На столе оставила записку: «Ключ под половиком. Как в дурацких фильмах. Пока».
Села за руль. Поняла, что уже шестой час и бессмысленно будить домашних. Сняла босоножки и бросила их на заднее сидение. Скоро будет светать. Я с самого раннего детства невероятно сильно связана с морем. Море для меня это нечто особенное. Оно даёт мне успокоение, я будто возвращаюсь туда, откуда пришла. Мне захотелось к морю. Я счастлива, что родилась в прибрежном городе. Мне безумно понадобилось позвонить другу и позвать его поехать со мной, почувствовать себя детьми—чтобы он, тихо притворив дверь, спустился, нырнул на переднее сидение машины и мы бы покатили. Купили бы чего-нибудь, шампанского, например, и встретили бы рассвет. Всё равно он ложится не раньше шести утра. Я достала мобильный из сумочки и набрала его номер. После долгих пяти гудков он взял трубку:
--алло
--привет. Хочешь на море?
--нет.
--почему?
--я занят, по телефону разговариваю.
--с ней?
--ага
--ну, хорошо. Спокойной ночи
--стой, а ты где?
--еду к морю. Пока
--пока
Почему-то мне стало обидно. Я решила не разбираться почему и завела мотор. Была уже половина шестого. Без десяти шесть я была уже на Шихово. Было зябко и я достала из багажника плед. Вытащила купленную когда-то и забытую там же бутылочку виски, колу из бардачка (у меня от слова бардак) и какие-то непонятные печенья и, завернувшись в плед, уселась на песок. Ветра почти не было. Я вылила половину бутылки колы и долила в неё виски, перемешала и сделала пару глотков. Море шумело и пыталось коснуться моих босых ног. «Искупаться что ли?»,--промелькнула мысль, однако тут же была отметена—неохота было раздеваться. Обычно после пятой рюмки я неминуемо рифмую строчки, этот раз не стал исключением. Закопошились в голове слова. Я чувствую: схожу с ума
Бреду на ощупь как слепая. В бреду живу как неживая: пустая, глупая, немая, чужая всем и никому.. Я половина слова «мы», я без тебя неполноценна—я инвалид, и только ты способен сделать меня цельной. Я собираюсь совершить, наверное, главную ошибку и половиной дальше жить, а боль задвинуть за улыбку. Я выйду замуж за него и буду строить быт семейный. Я не дождусь тебя, зато привыкну быть неполноценной.
Несчастна буду? Ну и что?! Всё легче, чем стареть у двери и ждать, что ты придёшь вот-вот.. дни, годы, месяцы, недели.. Устала, слышишь?! Ты пойми: я—женщина, мне очень нужно, чтоб кто-то рядом был, а ты придуманный.. хотя и лучший. Фамилию сменю, рожу и внешне вроде поменяюсь, но знай, я навсегда останусь твоей до кончиков ногтей, твоей до кончиков волос, твоей на веки половиной.. В последний раз прошу тебя: найди меня, найди, любимый..
Рассвело. Я ни на что не променяю рассвет на Каспии. Замерзли ноги, стали как ледышки. У меня всегда мерзнут ноги и нос. Я сделала ещё пару глотков и только и успела подумать: «вот бы не заплакать». И конечно заплакала. Выпила ещё. Вот дура, осталось только спеть песенку про дельфинов. Вытерла слёзы. Сделала ещё пару глотков. Вспомнила, какая я бедная и несчастная, и заплакала опять. Сил нет. Совсем нет. Хотелось размякнуть как желе, отупеть и забыться. Начал моросить дождик. Странно это—осадки в Баку в самый разгар лета. Я всю жизнь мечтала о двух вещах—поплавать в бассейне в кромешной тьме и искупаться в море под дождём. Это очень выполнимые желания, но я не сторонница их исполнения, потому что, когда они исполнены—тебе опять не о чем мечтать. Хотя, подумала я, раз я решила амнезироваться по полной, искупаюсь, а потом забуду. Я сняла брюки и сорочку и вошла в воду. Море было теплым и дождь был тёплым—или у меня были тактильные галлюцинации—не знаю. Я постояла в воде под дождём и тело стало лёгким как перышко. Я допила своё виски с колой и выбросила бутылку на берег. Почему-то опять начала вспоминать свою школьную любовь. Хорошо хоть он не умер. Постепенно я начала замерзать. Когда поняла, что ещё немного, и я заболею последним воспалением лёгких в своей жизни, вылезла из воды и укуталась в плед. Мокрый лифчик тяжко брякнулся о дно багажника. Выудила оттуда полотенце, какую-то старую майку и сланцы, надела джинсы, снова укуталась в плед и нырнула на заднее сидение машины. В салоне было тепло. Я легла вдоль сидения и почти сразу уснула.

Глава 15

--не заглядывай в машину! Неудобно!
Я разлепила глаза и сразу почувствовала ломоту во всём теле и страшное жжение. Не надо было купаться с обгоревшей накануне кожей. В окно моей машины заглядывало загорелое детское лицо. Ребенок внимательно меня разглядывал, а потом его видимо утащили. Было уже часов 11 утра и на пляже собирались отдыхающие. Я вылезла из машины и встретила на себе недоумевающие взгляды пары чушковатых семей. Взглянула в боковое зеркало и поняла причину этих взглядов—под глазами красовались расплывшиеся пятна туши и лайнера, губы были опухшие, а кожа не только горела внутри, но и цвет вполне соответствовал. Ничего хорошего, одним словом. Отойдя на пару метров, я купила бутылку воды, выпила и умылась. Потом вернулась в машину, сняла макияж мокрой салфеткой и расчесала волосы. При следующем появлении я уже не вызвала ажиотажа. Покурила, прислонившись к капоту, села обратно в салон и поехала прочь. Этот день и следующий и ещё парочку сверху я провела, валяясь дома с высокой температурой от солнечных ожогов. В такие моменты особенно хочется, чтобы о тебе кто-то вспомнил, чтобы о тебе заботились и проводили, возясь с тобой, как можно больше времени. Как ни странно позвонила школьная любовь и мы договорились встретиться как-нибудь, когда я поправлюсь. Звонили подруги и сестра почти всё время была рядом и болтала глупости всякие, чтобы я не аутизировалась. Не звонил только лучший друг. Мне было обидно, до умопомрачения. Степень моей обиды невозможно выразить словами. Через 4 дня я наконец-то пришла в себя и первым делом решила разобрать накопившиеся завалы электронной почты и только тогда вспомнила, что он должен был прислать мне фото своего ангела. Дважды письмо срывалось и только на третий раз удалось открыть и скачать файл. Я была в ужасе. В красивом, хотя и сильно накрашенном юном лице (ей 18) я узнала свою бывшую соседку, которая славилась на всю округу не просто легким, а просто невесомым поведением. Она была из мещанской семьи без принципов и моральных устоев, училась в каком-то частном колледже на отшибе, куда её каждый день привозили одни чуваки, а увозили другие. Я сидела, тупо уставившись в экран, и не могла сообразить. Как мой друг—гений, настоящий гений мог так ошибиться в выборе.. если и наплевать на моральную сторону вопроса, то глазам предстаёт ещё более ужасная картина: абсолютная тупость, полная извращенность восприятия внешнего мира, отвратительный гнилой характер и полное отсутствие души. В её поступках я никогда не видела мотивации, в глазах – пустота и ничего человеческого. Когда-нибудь видели наркоманские глаза—черные бреши? Вот, тоже самое, только она не наркоманка. Единственное, что есть в этой девочке положительного—внешность, невероятная слепящая красота, потрясающая белая бархатная кожа, красивые округлые формы, прямые черные густые волосы. Но как он мог не заметить остального? Я не знала, что делать и как поступить.. я никогда не вмешивалась в чужие отношения, но это был другой случай! Он собирался жениться на ней, на девушке, которая всю свою жизнь раскручивала парней на деньги и мечтала однажды встретить богатого идиота, который на ней женится. Господи.. неужели нашла?!
Я сидела, тупо уставившись в монитор и хотела орать. Я не знала как поступить. Если завтра ему придут и скажут, что его невеста ****ь, это будет удар для него, но одновременно он не отступится от своих планов, потому что когда он любит, он плюёт на всё. Уж я-то знаю.. может, будет лучше, если я скажу ему, пусть он с самого начала знает о её плохой репутации. В конце концов, репутация не самое главное в жизни.. но набрать его номер я не решилась. Поставила диск, который он для меня записывал и стала просматривать телефонную книгу. Там был и её номер. Несмотря на всё эти её качества, я никогда не входила с ней в контр и были у нас, по большому счету, вполне нормальные отношения. Телефон заиграл знакомой мелодией—от неожиданности я выронила его из рук.
--алло
--я на тебя обиделся
--за что?
--я тебе фото прислал, а ты даже не ответила, как тебе моя богиня.
..была не была..
--ой, кстати о богинях, я тут болела очень, чуть не померла, навестить меня не хочешь?
--могу. Скоро зайду, я тут по делам недалеко.
--не около школы случайно?
--как ты догадалась?
--я там раньше жила. Просто, интуиция не подвела.
--мне тебе столько рассказать надо.
--окей. Жду.

Положила трубку и опять застыла в ступоре. Раз он сам позвонил, значит, Рубикон пройден. Пути назад нет.
Через час он позвонил в дверь, я открыла тут же, потому что ждала, сидя на пуфике в коридоре.
--ты что такая нервная.
--чаю будешь?
--ага. Устал очень.
--что кирпичи таскал?
--ну, почти. А ты что такая злая.
--и злая я, и нервная.
--и страшная в придачу.
--я позвала тебя, чтобы сказать, что выхожу замуж за свою бывшую любовь. Вы с ним знакомы по штатам.
--ты что с ума сошла! С какой стати!?
--отлично. Я пошутила. Но получила право говорить. Как Мила поживает?
--хорошо. А я тебе что её имя говорил?
--неа
--???
--мы с ней знакомы полжизни.
--серьёзно?!
--ага. Жили в одном дворе.
--и мне не придётся вас знакомить? Клёво
--это уж точно.
--что-то случилось? Скажи мне.. у вас плохие отношения?
--нет. Отношения у нас не плохие.
--а в чем тогда дело?
--слушай. Я не знала, говорить тебе или нет. Я прекрасно знаю, что ты можешь обидеться на меня, но я должна это сказать, потому что потом ты сам будешь меня винить.
--говори.
--мы с ней знакомы. Я знаю её с детства. Она из плохой семьи в том смысле, в каком об этом принято говорить.
--в смысле? Что её мать проститутка или отец алкаш?
--
--зачем молчишь?
--именно так.
--блин..
--сама она тоже не лучше. Если у нее, конечно, нет тайной сестры близнеца, потому что родная на неё совсем не похожа.
--что ты имеешь ввиду?
--она гуляет с тем, кто делает дорогие подарки, садится в машину к каждому встречному-поперечному. Она тупая как пробка и аморальна, как будто родилась на улице красных фонарей..
--я не верю ни единому твоему слову. Я не знаю почему, но ты лжёшь.
--приехали..
Он молчал, глядя в одну точку на полу. Потом медленно поднял на меня глаза, отодвинул чашку с чаем:
--я больше не хочу тебя видеть и слышать. Не звони мне..
--ты что больной? Совсем сошёл с ума? Крыша поехала?!
--я хочу быть один
--один, но с ней.
--она будет со мной, а я буду один
--ты просто осёл
--оставь меня в покое. Я не знаю, зачем тебе это. Зачем ты все это мне сказала, но я больше не хочу ни с кем разговаривать.
Он встал с дивана и пошел в коридор. Я схватила его за руку.
--ты что с ума сошел?! Мы с тобой столько лет дружим, чтобы ты меня из-за какой-то дешевой соплячки на фиг послал? Остановись и ответь мне!
--а мне плевать! Я её люблю. Всё когда-нибудь заканчивается, считай, что наша дружба закончилась сейчас.
Я отпустила его руку и он вышел за дверь. Я не могла понять, что произошло. Меня как будто ошпарили кипятком, а потом облили из ледяного шланга. Как это могло произойти? Я обмякла и скатилась по стене, но сознания не потеряла. Просто была ещё очень слаба после болезни.
Через 10 минут вернулась сестра с курсов испанского языка и страшно испугалась, застав меня в таком состоянии. Я очень часто падаю в обморок и дома боятся как бы я не свалилась однажды и не ударилась головой обо что-нибудь острое. Она помогла мне подняться и лечь на диван. Принесла что-то успокаивающее.
--спасибо, сис. Ты мне лучше принеси сигареты и простой воды.
--я ненавижу, когда ты куришь.
--правильно. Так и надо. Ты абсолютно правильно поступаешь.
Она принесла мне сигареты и села рядом.
--что случилось то?
--порфабор! Не задавай мне столько прегунда!
--я не отстану пока ты не скажешь
--поругалась с Отто фон Лгуном
--почему он никогда в обморок не падает, когда вы ругаетесь? Столько лет только ты и падаешь!
--я не падаю. Я просто присела отдохнуть.
--хахаххаха
--сделай мне профетроль и яблочного пюре с корицей
--хахаххахаха
--видишь, ты смеешься. Значит, всё окей.
--а всё-таки, что случилось?
--Отто встречается с Милой
--какой?
--уткой
--нет! Не может быть! Она же тупая!
--для маленькой такой компании большой-большой такой секрет..
--я не верю
--уж придётся. Он мне не поверил, когда я рассказала про неё и ушел, закатив сцену оскорбленной невинности.
--какой он тебе друг к ****е матери после этого?! Я не понимаю, почему ты его всё время прощаешь? Разве это дружба?!
--ты не понимаешь ничего.. он её любит.
--а ты что, пустое место?
--нет.
--тебя он сколько знает—полжизни. А её—пару дней???!!!
--около недели
--ужас! И он тебя на неё променял!
--не нервничай. Всё нормально. Он всё поймёт, он же не дурак.
--а ты его примешь, да?
--да. Приму. У меня что так много друзей, чтобы я ими разбрасывалась?
--блин. Ты дура.
--спасибо.

На этой ноте она встала и ушла и не разговаривала со мной пару часов. Однако, вскоре, видимо смягчившись, позвала меня пить чай. Это у нас традиция такая—когда мы пьём вместе чай и обсуждаем всё подряд, проблемы забываются сами собой. На следующий день мы с утра собрались и отправились на пляж. Я густо намазалась противозагарным кремом и легла в тени. По дороге мы захватили пару сестриных подруг и они, сидя на лежанке, бурно обсуждали какого-то Макса, который «хоть одеваться и не умеет, но всё равно красив как кинозвезда».
Солнце струилось по морской глади, волны накатывали на берег и испуганно убегали обратно.
--девочки, кто идёт со мной на пирс
--на пирс броснан?
--да.
--все идём
Они дружно поднялись и пошли за мной. Вроде у нас чуть больше 2 лет разница, а кажется, что я лет на 10 старше них. Смотрят по сторонам, обсуждают мальчиков.. наверное, я просто постарела от всех этих похорон.
На пирсе они встретили бывших одноклассников и начали болтать. Я свесила ноги с края причала и уставилась на буёк. Видимых развлечений больше не было. Один из её одноклассников пошёл брать напитки и спросил, чего я хочу.
--редбул
--значит, редбул и три колы. Окей.

--как он тебе?
--да так, среднестатистический мальчонка. Конечно, с 5 класса он изменился, но для меня вы всегда будете детьми.
--ой, миссис.. простите.
--ничего. Всё в порядке.
 
Я попивала свой редбул и смотрела на море. Одним глазом следила за девочками, которые плавали неподалёку. В последнее время я стала очень мнительной, подозрительной и слишком внимательной по отношению ко всему, что касается сестры. Тут я случайно поймала взгляд абсолютно нереально красивого парня. Он смотрел прямо на меня (если конечно не косой) и улыбался. В такие моменты я думаю, что это какой-то знакомый, кого я не узнала и тоже начинаю присматриваться в ответ. Потом я сообразила, что мы не знакомы и ситуация выглядит глупо со стороны. Отвернулась и углубилась в чтение. Почему-то в голове всплыл образ моего курортного увлечения одним непонятным типом в тот год, когда мы отдыхали в Турции. Он был высоким и худым не то арабом, не то турком, всё время ходил один и смотрел устало, но страшно привлекательно. Наше общение ограничилось улыбками в бассейне и взглядами в клубе и, именно это и было самое приятное. Мне тогда было 16 и я была наивна, мила и практически проблем в жизни не видела, алкогольных напитков не потребляла, в сомнительные связи ни с кем не вступала. Я вообще заметила, что всю жизнь меня тянет исключительно к парням курткобейновского стиля. Я когда вижу его клипы или слушаю песни, я плачу всегда. Оттого, что такой красивый и талантливый человек умер. Разве это не обидно? Что говно ходит по миру семимильными шагами, а Курт умер.. да ладно об этом.. Вобщем, парень с пляжа был вылитый солист Нирваны.
Сестра с заговорщическим видом подбежала ко мне и зашептала:
--спорим тебе тот парень нра?
--отстань. Я не интересуюсь мужчинами с тех пор как мой хомячок Бузя подавился вишневой косточкой.
--ну, скажи, ведь понравился?
--ну да..
--вечно тебе какие-то наркоманцы нра. Ну ладно, я пошла гулять!
--не уходи далеко.
--максимум до Ирана и обратно.
--окей.

Я перевернулась на другой бок, чтобы не видеть продукт реинкорнации Кобейна и углубилась в статью про правильное нанесение макияжа для девушек с ромбовидным лицом. Моя сестра абсолютно правильно заметила, что такие статьи не имеют никакого практического смысла, т.к. ни одна девушка не согласится признать, что у неё не «идеальная форма лица», а «ромбовидная», «сердечком» или «квадратная». А нам с сестрой вообще повезло, нет, серьёзно. Я не могу найти в нас изъянов ни моральных, ни физических, ни интеллектуальных. Где вы ещё встретите красивую девушку, с хорошей фигурой, ростом 170 см., с высшим образованием, начитанную, эрудированную, с оригинальным чувством юмора (Прям статья для раздела знакомств)? Обидно то, что все знают о наших этих качествах, но почему-то счастья они нам так особо и не принесли.
Сестра всегда говорит, что если бы не было меня, она была бы абсолютно другим человеком. Я сформировалась, читая определенные книги, что-то теряя, а что-то находя, слушая разную музыку, вобщем, постоянно отделяя зерна от плевел, а когда она достигла сознательного возраста, я стала давать ей порциями чистые и самые хорошие зернышки. Поэтому она достигнет моего уровня развития в гораздо более раннем возрасте, нежели я и потерь в её жизни, надеюсь, не будет вообще.
Я повернулась ещё раз и вздрогнула—Курт Кобейн стоял на расстоянии вытянутой руки. Странное такое чувство было и почему-то стало страшно. Я легла на живот и закрыла глаза. Через 20 минут вернулись девочки и начали собираться, а когда я встала, его уже нигде не было. «Милый друг, ушедший дальше чем за море, вот вам розы, протянитесь на них. Милый друг, унесший самое, самое, дорогое из сокровищ земных.. я обманута и я обокрадена, нет на память ни письма, ни кольца.. как мне памятна малейшая впадина удивленного навеки лица», почему я вдруг вспомнила эти строчки.. Я любила это стихотворение в 14 лет.. у меня вообще очень странная память. Я помню абсолютно всё с 2-х лет, особенно стихи и всё то, что мне когда-либо кто-либо рассказывал. Домой мы приехали часам к четырём. Я искупалась и сразу взяла с полки томик Цветаевой.. сколько лет я не читала её. И как ни странно, я помнила наизусть практически все её стихи. “Наше сердце о книги пылится, но не умнеет”,--правильно она сказала. Постепенно глаза слипались и я, как в старые добрые времена, уронила книгу и уснула.


Перекрещенье сердца с сердцем
Пересеченье разных мыслей
Мы вместе даже если в ссоре
Мы вместе чувствуем и мыслим

До самой близнецовой сути
Моей души с твоей душою
Я знаю, что на этом свете
Мы не расстанемся с тобою

Я проснулась и записала увиденные во сне строчки. Наверное, Цветаева повлияла, только и успела подумать я, снова проваливаясь в сон.

Глава 16


Я проснулась, разбуженная трезвонившим над ухом телефоном.
--аллё
--привет
--Мила?
--не может быть, узнала? Что, думала обо мне?
--как дела?
--неспокойно. Уж очень как-то неспокойно.
--почему же?
--да так, донимают разговорами за спиной.
--ты же привыкла уже к таким разговорам.
--да ты что?
--человек ко всему привыкает
--и к предательству?
--и к нему, уж поверь
--хватит уже вокруг да около ходить. Ты зачем моё бельё полощешь?
--ты о чем?
--обо мне и моём женихе! Он сказал, чтобы я от тебя подальше держалась, что ты обо мне слухи распускаешь!
--так, так, так..,--я взяла пачку, достала сигарету, прикурила..,--о женихе говоришь..
--ага. А о ком же ещё? Небось, сама на него глаз положила. Чего привязалась! Отстань, дай мне жить спокойно. Иди на …..
--ты, проститутка малолетняя, не смей на меня тон повышать, это первое. Второе, иди на все четыре стороны и его с собой забирай. И третье, ты прекрасно знаешь, что я с тобой нянчиться не собираюсь, но и руки марать не стану, для этого есть особые люди, поэтому слушай внимательно: если ты решила окрутить его вокруг пальца и бросить или на бабки нагреть или чего доброго, выйти за него, а потом изменять с кем попало, пеняй на себя.
--я ж ничего такого..
--помолчи, когда старшие говорят. Так что будьте со своим женихом счастливы, а меня оставьте в покое, ясно?
--ясно
Я положила трубку. Сердце стучало где-то в горле. Перекрещенье сердца с сердцем. Пересеченье разных мыслей. Мы вместе даже если в ссоре. Мы вместе чувствуем и мыслим.. Как так могло произойти.. как?! Он запросто позвонил ей и сказал, чтобы она остерегалась меня, рассказал, что я про неё ему сказала… я встала с дивана, но сразу же села—голова закружилась и в воздухе начали расплываться фиолетовые круги. Я стала звать сестру, чтобы она принесла мне воды, но она, видимо, спала и не слышала. Я встала и пошла на кухню, но в тот момент как дошла до порога гостиной, глаза уже полностью застили фиолетовые фигуры и я упала. Я не люблю падать в обморок, потому что не хочу пугать домашних. Но мне очень нравится находиться в этом черном пустом забытьи. Я настолько часто падаю в обморок, что уже совсем не воспринимаю это как нечто из ряда вон. Это нормальное состояние моего организма—низкое давление, низкий гемоглобин, постоянная бледность, слабость, тонкая кожа, из под которой просвечивают вены и всё такое. Такая вот я аристократическая натура, тургеневская барышня, так сказать.
Очнулась я, лежа наполовину в коридоре, наполовину в гостиной. Приподнялась и села на полу. До самой близнецовой сути моей души с твоей душою, я знаю, что на этом свете мы не расстанемся с тобою.. как можно было ожидать от него такое? Да, пусть это и мелочь, но от этого его поступка почкуется слишком последствий. Как он мог? Я тяжело встала и пошла на кухню. Налила себе воды и выпила залпом. Открыла холодильник, вид водки вызвал у меня рвотные позывы и я закрыла его. Достала сигареты и закурила. Только тогда заметила на столе записку: «мы поехали втроем на дачу, тебя будить не стали. Закрыли дверь на ключ, запасной на полке черного шкафа. Мама». Зачем надо было подписываться?
Перекрещенье сердца с сердцем.. я схватила мобильный и накатала ему отвратительное сообщение примерно такого содержания: «ты что совсем ох…?! Из-за какой-то соплячки голову потерял? Положил на все что было? Хороший же ты обмен совершил, идиот! Я больше тебя не хочу ни знать не видеть. Иди на х..!». потом я треснула телефон о стол и зарычала. Пересеченье сердца с сердцем.. Ну что я сделала не так?! Что я все эти годы делала не так? За что мне опять такое? Я больше так не могу.
Весь вечер я валялась на диване в акробатической позе и пялилась в телевизор. Телефон разрывался до ужаса родной мелодией, которая уже пятый год стоит на его звонке. Я не брала. Просто лежала и слушала песню. Я искала тебя, дворами темными, искала тебя ночами долгими в журналах, кино среди друзей в день, когда нашла, с ума сошла. Ты совсем как во сне, совсем как в альбомах, где я рисовала тебя гуашью.. когда телефон замолчал, я поднесла его к лицу: 3 пропущенных вызова.. только три.
Я долго сидела, уставившись на телефон. Бывают моменты, когда не понимаешь, что, черт побери, происходит. Вот у меня вся жизнь—один такой момент.
Я набрала номер одноклассника, на том конце подняли сразу же.
--аллё
--привет.
--привет. Ну как, ты поправилась?
--ага
--пойдём куда-нибудь?
--давай, сегодня можешь?
--конечно. Куда пойдём?
--пойдём слушать джаз
--окей.
--это прямо рядом с твоим домом. Я приеду к тебе часам к 9-ти, хорошо?
--жду.

Если бы это было возможно, я бы купила тысячу джинсов, разных белых маек и пиджаков и круглый год ходила бы в этом. Это мой самый любимый стиль. А вот туфли—совсем другое дело.. туфли это объект моего фетиша. Я надела свои любимые джинсы дольче с дыркой на колене, черную майку с глубоким вырезом, черные босоножки на невысоком тоненьком каблуке и джазовую шляпку.
Десять минут десятого я была с обратной стороны его дома. Закрыла машину и позвонила ему на мобильный. Он появился через две минуты и первым делом достал из рукава маленькую ярко-красную розочку. Сердце с силой дважды стукнулось о ребра. Вспомнился Гергиу.
--что такое?
--всё в порядке, просто вспомнила одного человека..
--расскажешь?
--это долгая и грустная история.
--значит, расскажешь?
--хорошо.
В Баку мое любимое джазовое место это Venue. Оно, по большому счету, не такое уж и джазовое, просто по субботам там поёт замечательная девушка, тембром напоминающая мне Лию. Когда мы пришли, она пела «Smooth operator». Я заказала ром с колой, он какой-то коктейль. Я понимала, что мне очень хочется кому-то рассказать про Гергиу, потому что носить его у себя в душе было настолько невыносимо больно, что порой хотелось просто выть.
--Его звали Гергиу, он фотограф из Болгарии.
--как тот, что был у тебя в Киеве—фотограф из Литвы?
--а как ты помнишь?
-- когда увидел в штатах ваши фото вместе, я чуть не лопнул от злости.
--ясно. Нет, Гергиу был моим близким другом. Он умер от лейкемии..
--ужас.. мне очень жаль.
--только не надо говорить так.
--хорошо.
Я рассказала ему почти всё, от начала до конца. К концу моей истории, мне показалось, что Гергиу снова жив, фотографирует где-то что-то (хоть кошек) и курит свои волшебные сигареты. Девушка пела «Summertime».
--кто бы мог подумать тогда, в 10-м классе, что через 6 лет в твоей жизни будут происходить такие вещи..
--конечно, я же была золотой медалисткой.
--ага
--он мне оставил котика—Тео зовут. Я с ним гуляю по воскресениям как с собачкой. У него есть сумочка, поводок и пальтишко от Burberry’s. Могу познакомить.
--был бы рад.
--тогда завтра позавтракаем вместе, часов в 12.
--блин, я от тебя фигею. Ты вообще ни на одного человека не похожа.
--так и должно быть. Такую как я суждено встретить один раз в жизни.
Мы поговорили ещё о чем-то около получаса и решили идти по домам. Мы вышли и пошли по направлению к его дому. Там он посадил меня в мою же машину и я, помахав на прощание, нажала на газ.

На дисплее нарочно забытого мобильного были ещё два пропущенных звонка. Тео сразу прыгнул мне на колени и ласково заурчал. Я пробормотала ему кучу всяких добрых слов, которые мне некому было больше говорить и положила голову на подушку. Он свернулся клубочком под моей рукой.
--Тео, давай я расскажу тебе историю. Молчание знак согласия. Это даже не история, а притча. Так вот, слушай. Каждый раз, когда я слышу о замкнутом круге или безысходности, я вспоминаю Дерьмовый Остров.
Далеко-далеко в море есть остров. На нём растут дерьмовые пальмы, на которых живут дерьмовые обезьяны. Они едят дерьмовые кокосы и срут прямо вниз, удобряя дерьмовую землю дерьмового острова, поэтому на ней и растут дерьмовые пальмы. Обезьяны Земля Пальмы Кокосы Обезьяны. Если не будет чего-то одного, то не будет и остальных звеньев цепи. Дерьмовый остров это замкнутый на самом себе бесконечный завод дерьма и, иногда мне кажется, что уж больно он напоминает мне мою жизнь.
Тео урчал во сне. Ему явно было не интересно слушать истории про острова.
Рядом опять запела Земфира и я нажала на silence, чтобы не разбудить Тео. Тео.. Тео и Изабель—главные герои «Мечтателей»--нашего с предателем-другом любимого фильма. Я его называла Тео, а он меня Изабель. Получается кота моего зовут в честь него, а не в честь героя Бертолучче. Хотя брата Ван Гога тоже звали Тео. Тео ведь переводится «Бог»? Грустно как-то стало. Сколько у нас всего было.. лучше попытаться придумать, чего не было. Так мы с Тео и уснули на диване.
На утро я поднялась, накормила Тео, надела ему специальные туфельки, чтобы он не запачкал лапки и нацепила поводок. Потом оделась сама и не удержалась, чтобы не надеть туфли и шарфик той же расцветки, что и у него. Родители обычно приезжают с дачи совсем поздно и я, спокойно заперев дверь на ключ, вышла из дома. Мы сели в машину и поехали на встречу с моей бывшей любовью.
Мы договорились встретиться на бульваре, а оттуда уже пешком пройтись до кафе. Погода была хорошая—не пекло и было даже немного пасмурно. Тео медленно шел рядышком, хотя я знала, что через 20 минут он попросится в сумку и на руки. Гулять его приучил Гергиу—я никогда не видела гуляющих домашних котов. Минут через пятнадцать появился БЛ (бывшая любовь) и восхищенно уставился на Тео.
--какой красавец, слов нет! Никогда такого не видел... А что он делает?
Тео тыкался мордочкой мне в ноги.
--он устал и хочет на руки,--сказала я, поднимая счастливого кота с земли и укладывая его в сумку на плече. Он довольно высунул голову из сумки и мяукнул.
--он рад тебя видеть.
--и я его.
Мы спокойно позавтракали в открытом ресторанчике на относительно свежем морском воздухе. Всё было очень мило. Вообще с бывшей любовью очень спокойно и просто общаться, когда уже нет никаких чувств по отношению друг к другу. Нет никаких обязательств, чувств и вам нечего скрывать друг от друга, чем обеспечивается взаимное доверие. Всем советую. Мобильный опять заиграл «Искала». Я отключила звук и сделала ещё один глоток кофе.
--знаешь, что я больше всего люблю в отелях? Continental Breakfast, просто обожаю.
--а кто это звонил?
--никто. Какая разница?
--да никакой. Просто у тебя совсем не изменилось выражение лица, когда ты дала отбой. А значит, тебе это всё не безразлично.
--это один человек, с которым я не хочу разговаривать.
--а почему?
--потому что он сделал плохую вещь.
--не хочешь говорить, не будем. Сменим тему. У тебя походка красивая.
--Остер, как мои лета, мой шаг молодой и четкий. И вся моя правота вот в этой моей походке.
--всё ещё стихи любишь
--стихи нельзя не любить. Можно или любить или быть идиотом.
--ясно.
--это Цветаева. Из моих школьных увлечений.
--помнишь, когда мы проходили её в школе, педагог разрешила нам каждому прочесть то стихотворение, которое нам понравилось и не учить наизусть те, что были в программе. Получился прям вечер поэзии какой-то, настолько все увлеклись.
--помню, конечно. Вообще уроки литературы были у нас самыми интересными
--по многим причинам. Хотя бы потому, что мы сидели вместе
--хахах.
--я во вторник улетаю
--правда?
--да. Пора мне уже. Скоро занятия начинаются.
--да, совсем забыла, что у вас там в августе..
--вот так
--мы не увидимся с тобой до вторника, поэтому будем прощаться сегодня, хорошо?
Он явно не ожидал такого ответа и слегка опешил.
--а почему?
--не знаю. Думаю, у меня будет слишком плохое настроение
--ты заранее знаешь, какое настроение у тебя будет?
--да. Как правило.
--даже обидеться на тебя не могу. Такая ты странная.
--тебе осталось сказать, что я виляю бедрами и будет полный набор
--что?
--да так. Говорю себе под нос, греюсь.
--пошли тогда отсюда.
Он расплатился, мы поднялись, спустились с открытой веранды ресторана и пошли вдоль бульвара.
--мурлык, ты как там?—сказала я, обращаясь к Тео
--спит он, кажется.
Тео и правда дремал.
--подвезу тебя до дому
--я могу и пройтись.
--Господи, может быть мы в последний раз в жизни видимся. Не думал об этом? Так что дай-ка мне тебя подбросить.
--тогда я открою окна и буду вести себя так, чтобы все видели, что я еду с классной телкой в её тачке и думали: «вот чуваку повезло, они интересно спят или не спят».
--именно. Так и должно быть в нормальном человеческом обществе. Что ты будешь делать в штатах без этого?
--ума не приложу.
Скоро мы подъехали к его дому, вылезли из салона. Я обняла его за шею и почему-то поцеловала в губы.
--прощаемся, что ли?
--блин, ну скажи, почему мы опоздали на столько лет?
--я тебя умоляю. Всё именно так, как должно быть. Будь мы сейчас школьниками, разве в наших встречах была бы такая грусть? Была бы у меня машина, возможность бухать и курить, зайти к тебе домой или так запросто тебя поцеловать?
--да, это конечно вряд ли..
--так что, всё идёт по плану.
--можно тебя поцеловать?
--конечно, нет.
--жаль.
--когда задают этот вопрос, я обычно от раздражения танцую танец лесных куропаток, но сейчас сдерживаюсь
--значит, если бы я не спросил, ты бы разрешила?
--да. Но теперь уже поздно.
--я не могу разобрать, ты стерва или просто странная
--большинство склоняется к тому, что я странная стерва
--хахх
--ну всё. Пора прощаться. Пожмём что ли руки.
--хахах
Я обняла его. Так мы постояли где-то с минуту.
--я была очень рада провести эти дни с тобой. Честно.
--и я. Спасибо.
--за что?
--просто так.
--мягкой тебе посадки.
--спасибо. Заходи, если будешь у нас в Калифорнии
--непременно.
--
--ну прощай
--пока
Я развернулась и пошла к машине. Села, завела мотор и выехала со двора. Когда разворачивалась, краем глаза заметила, что он также стоит у подъезда.


Глава 17

Уже пять дней как август превратился в осеннюю белиберду без названия и конкретных описуемых особенностей. Август обычно самый жаркий месяц, а тут уже третий день проливные дожди и осенняя депрессия.
Недавно я обратила внимание, что постоянно думаю о смерти. Нет, совсем не так как самоубийцы. Я ещё в переходном возрасте поняла, что, к сожалению, никогда не смогу покончить жизнь самоубийством, потому что убеждена в том, что это удел слабых. А я, какой бы слабой не была, привыкла быть сильной. Вот так. О смерти я думаю иначе. Так, как орнитолог думает о птицах, а офтальмолог о глазах. Как будто я и смерть что-то связанное и близкое. Ведь смерть, если внимательнее приглядеться—источник жизни. Подумать только, ведь если бы не было смерти, то не было бы и мутации видов, т.е. не было бы эволюции. К чему мы стремимся? Мне всегда хотелось думать, что мы стремимся к совершенству. Ведь человек, однозначно, более совершенен нежели амёба. Смерть, мотивированная стремлением к совершенству, это уже что-то. Нужно просто искренне поверить в то, что если бы не было смерти, то мы были бы инфузориями-туфельками или, на худой конец, гидрами, которые размножаются почкованием. А мне не хочется размножаться почкованием. Стремление к совершенству и эволюция должны, в конце концов, привести нас к идеалу, к виду, существование которого будет вечным и замкнёт самое себя в бесконечный круг непреложного счастья бытия. Тогда не будет больше необходимости в смерти, но что это будет, представить сложнее, чем кажется. Кто это—вечные существа? Как это—жить в мире, где никто не рождается и не умирает? И как тогда быть со случайной смертью? Ведь жизнь такого вечного общества хрупкая как стекло. Она абсолютно не воспроизводима. Хотя, если природа создала фотосинтез, рецепторы на языке, мочевой пузырь, сердце и пестики с тычинками, не думаю, чтобы для неё было что-то невозможное. Когда мне бывает особенно тяжело, я просто сажусь и начинаю думать о великолепии окружающего меня мира. Природа создаёт такие вещи как снежинки идеально красивой формы и человеческие глаза—думая о строении и функциях которых, мне даже страшно становится. Именно путем такого созерцания я и пришла в детстве к уверенности в том, что Бог существует, потому что красота, вложенная в жизнь, не может быть случайным скоплением атомов. Ученные провели исследование с участием совсем маленьких детей, апостериорные представления о жизни у которых ещё не сформировались. Им по очереди показывали фото красивых, обычных и некрасивых людей. Все без исключения дети тянулись и улыбались красивым лицам, к обычным остались равнодушны и начинали плакать, лишь взглянув на лица некрасивых людей. Если бы там были пугающие уродства, то плач можно было объяснить испугом, но люди были просто некрасивые. Из этого следует, что в каждом из нас с детства заложено стремление к красоте, а, следовательно, к совершенству, потому что наиболее красивые лица, наиболее пропорциональны и симметричны, а значит—наиболее совершенны. Получается, красота зависит от совершенства каких-то внутренних процессов, и, таким образом, смерть источник красоты.
Смерть источник жизни, эволюции и красоты. Может быть, вот он, ответ на вопросы: «Кто мы? Зачем мы живём?». Мы живём ради совершенства, ради красоты, ради вечности. Мы гусеницы ангелов, как писал Набоков. И тут стоит остановиться и подумать. Где это—совершенный мир вечной красоты? Это рай. Рай, куда мы попадём после смерти. Всё выстраивается в логичную цепь взаимосвязанных процессов—мы живём в мире, стремящемся к совершенству, и отдаём свою жизнь ради него, взамен чего, попадаем туда, ради чего мы жили и умерли. В таком случае, отпадает проблема хрупкости вечной жизни, потому что в раю нет необходимости в физическом бытие—там жизнь духовная. После таких рассуждений жизнь обретает смысл и жить становится приятнее и легче. Мы не исчезнем никуда, мы просто стремимся к совершенству. Пусть каждый и делает это по-своему, суть одна и та же. Это вовсе не теория, потому что теории, как правило, основываются на гипотезах, а тут не было ни одного предположения. Всё ясно как белый день. Мы станем венцом творения, каждый из нас, честное слово.
Мы заключили одностороннее соглашение с природой—просто приняли её условия бытия и живём по ним, сами того не понимая. Поэтому все религии и считают самоубийство грехом—одностороннее расторжение контракта запрещается и автоматически лишает тебя права на все предусмотренные контрактом положения—т.е., ты лишаешься права на проживание в совершенном мире. Поэтому самоубийц всегда хоронили отдельно и относились к ним как к падшим, вероотступникам, еретикам.
В этом смысле хорошим подтверждением моей версии является индуизм. Смерть в нем воспринимается как праздник, к смерти стремятся как к высшему счастью Смерть это нирвана, единение с верховным Атманом. Но они не убивают себя. Казалось бы, убей себя и достигни своей нирваны пораньше. Но это мудрая религия—нужно, грубо говоря, сначала выполнить свои обязанности по контракту, а потом уже на тот свет. Причем обязанности нужно выполнять хорошо, а не тяп ляп—иначе загремишь в ад. Поэтому йоги и занимаются постоянной медитацией, сходной чем-то с катарсисом. Они очищаются от земных грехов, соединяют своё сознание с подсознанием, настраиваются на волны, на которые мы, как бы не старались, настроиться не в силах.
Разве такие мысли не вселяют надежду? Мне лично такой подход очень по душе. Сразу на душе спокойно становится и жить легче. Ведь когда знаешь, что тебя ждёт впереди, мирские проблемы видятся не такими важными. Моя душа будет жить вечно.

Глава 18


Перекрещенье сердца с сердцем
Пересеченье разных мыслей
Мы вместе даже если в ссоре
Мы вместе чувствуем и мыслим

До самой близнецовой сути
Моей души с твоей душою
Я знаю, что на этом свете
Мы не расстанемся с тобою

Всё лгут китайские пророки
Их предсказанья несерьёзны
Как можешь стать ты одиноким
Когда я навсегда с тобою?

Перекрещенье сердца с сердцем
Пересеченье разных мыслей
Через огонь и воду вместе
Через сомненья и обиды
Дойти до сути пониманья
Дойти до верности и веры
До дружбы вне каких-то рамок
До гениального сплетенья
Всего, что было между нами
Дойти и навсегда остаться
Дойти…и больше не расстаться.


Я проснулась и записала оставшуюся часть стихотворения. Может быть, оно самое главное в моей жизни, но, к сожалению, это не имеет никакого значения.
БЛ наверняка уже сидел в самолёте и ел сплющенную авиа-еду. Мой лучший друг нянчился, скорее всего, со своей малолетней проституткой. Сестра готовилась к университету. А я решила пойти на работу. Для этого я сделала самое простое—открыла информационный сайт и разослала сиви во все юридические и страховые фирмы города, во все суды и министерства, во все прокуратуры и во все крупные иностранные компании. Проблема заключалась в том, что я не знала, чего хочу, вернее не хотела ничего. Деньги у меня были. У меня была своя машина, квартира в Баку и штатах, счет в банке и книга, которая не переставала приносить постоянный доход. Я не видела особый потребности в долбаной самореализации, потому что неполноценной я себя уж никак не могу считать. Однако, есть такая вещь как дань обществу, инвестиции родителей и, в конце концов, время, потраченное на получение образования. Ведь, я всю жизнь, помимо первых пяти лет, постоянно училась.
Через неделю на мой адрес пришли почти 100 приглашений на собеседование. Я выбрала наугад пару мест и согласилась встретиться. В первом был настоящий устный экзамен, там мной остались настолько довольны, что уже хотели закрыть конкурс, но я сказала, что ещё не уверена. Во втором месте, собеседование было попроще и ограничилось парой примитивных вопросов квазипсихологической направленности. В третьем, меня попросили заполнить какие-то анкеты и пройти медицинское обследование, после чего я развернулась и вышла вон, потому что ненавижу иглы и всякую подобную муру. И когда я выходила оттуда, зазвонил мобильный, я была приятно удивлена тем, что меня пригласили на собеседование в Бакинское представительство одной из известнейших американских юридических фирм, от приглашения которой я отказалась, будучи в Нью-Йорке. «Это судьба»,--решила я и приняла приглашение на собеседование. Я проходила практику в этой фирме, пока училась в NY и там она произвела на меня ошеломительное впечатление и, кстати говоря, Бакинский вариант хоть и был попроще, впечатление создавал ни чуть ни хуже. Собеседование условились провести на следующий день. В первый день Бакинской осени. Это тоже показалось мне не простым совпадением.

Я сижу у окна и смотрю на дождь. Я с детства обожаю осень и все её основные признаки—дождь, пасмурную погоду, когда небо такого цвета, как будто с утра до вечера сумерки, листопад и уныние, разлитое в воздухе. Мне грустно, потому что я не чувствую себя. Я сливаюсь с осенью и наполняюсь её плаксивой тяжестью, грустью сорокалетней женщины. Рыжая сорокалетняя женщина—вот как мне видится осень.
Февраль, достать чернил и плакать, писать о феврале навзрыд, пока грохочущая слякоть весною черною горит. Достать пролетку за шесть гривен, чрез благовест, чрез шум колёс...,--это Пастернак написал лучшее в мире стихотворение о феврале. Август астры, август звезды, август гроздья винограда и рябины..,--а это Цветаева. Пушкинские стихи про осень я не люблю. А у Пастернака есть хорошее, моё самое любимое его стихотворение: «Весна была просто тобой и лето с грехом по полам, но осень, но этот позор голубой обоев и войлок, и хлам..». Интересно, наверное, встретить человека, которому будет нравиться именно такой же точно огромный набор стихотворений как мне. Наверное, таких людей нет, как нет людей с одинаковыми папиллярными узорами или формой ушных раковин.
Я села за компьютер. Давно не писала ему. Вошла в icq. Замерла, глядя на его имя.
«Здравствуй, мне очень нужно с тобой поговорить. Мне действительно очень плохо и грустно. Я держалась всё это время из последних сил, но больше не в состоянии. Он так больше и не позвонил мне ни разу. Ограничился парой пропущенных звонков и отстал. Наверное, это самое большое разочарование в моей жизни. Как ни крути, а смириться с предательством самого близкого в твоей жизни человека—не так-то просто. Я искренне желаю ему зла и мне не стыдно за это. Абсолютно не стыдно. Я уже даже не хочу, чтобы он возвращался и просил прощения, я просто хочу, чтобы ему было очень плохо и всё. Я хочу, чтобы он страдал неимоверно, чтобы страдал и корчился от боли, чтобы его сердце рвалось на части. В первый раз в жизни я искренне желаю ему зла, потому что нельзя, чтобы он мучил меня раз за разом, а потом возвращался, как ни в чем не бывало. Я устала, я так больше не могу. Почему всё так? Почему в моей жизни должно всё ломаться, а не строиться? Зачем ты ушел? Зачем все уходят из моей жизни раз за разом? Моя душа еже превратилась в какой-то рваный лоскуток. Что мне делать? Скажи, что мне делать..».
Курсор мигал возле точки и почему-то именно этот факт вызвал во мне бурю рыданий. Кажется, в моей жизни на тот момент, ничего кроме рыданий и не было.
Мы живём в городе, построенном мёртвыми. Задумайтесь: эти камни тесали мертвые, эти мостовые, камень к камню укладывали мертвые, сажали двери в петли и красили стены—мертвые, мертвые, мертвые.. И свои новые дома мы строим вокруг города мертвых и эти петли бесконечны—когда мы умрём, вокруг нашего мертвого города, построенного вокруг города мертвых, построят новые дома новые люди, которые тоже обречены стать мертвыми в кольце города мертвых.. Дома стоят, улицы проложены, двери сотни тысяч раз за день открываются и закрываются. Помнят? Видят? Знают? Но даже если.. то всё равно молчат.. Утеряна память о каменотесе, плотнике и даже архитекторе вот этого, того и этого.. Нет её.. А ведь они стояли и любовались законченным овеществленным своим трудом, со дна души поднималась радость и наверняка они думали, что вот их праправнуки пройдут под этой аркой, возьмутся за ручку этой двери, ступят на порог с вензелями ( а может быть с гордостью узнают в них инициалы своих прапрапра..), поднимутся по лестницам.. Но нет этого.. Время, треклятое многоглазое тысячерукое чудище, унесло эту память в свои закрома.
Я набрала номер, записанный в мобильном как “yur”.
--….. слушает
--здравствуйте, я по поводу собеседования назначенного мне на завтра
--да?
--я хотела бы отменить его
--перенести?
--нет. Отменить вообще. Я не заинтересована в работе на данный момент.
--конечно. Мы отменим встречу. До свидания.
--спасибо.

По перемене в голосе девушки можно было сделать вывод, что она была крайне поражена отказом от работы в такой компании. Я оделась и вышла из дому. Дождь всё лил и лил. Я очень люблю гулять под дождём. Помню один апрельский день ещё до отъезда в штаты. Мне было 17. Я гуляла до потери сознания, пока не промокла настолько, что одежда стала раза в 2 тяжелее. Дрожащими мокрыми руками доставала сигарету из пачки и выкуривала её под каким-то навесом. Это называется закрепить момент. Я помню, я ещё позвонила лучшему другу и поделилась с ним тем, как счастлива. Он меня тогда не понял. Я не помню сейчас и сама, отчего была счастлива, но помню, каким большим было это чувство. Из всех пережитых мной дождей самым ярким, сильным, мощным был киевский 2000-го года. Самым грустным американский 2005-го. Самым веселым московский 1998-го. Самым приятным стамбульский 2003-го. А самым безумным тот самый апрельский дождь в Баку, 2002-го года.
Натянула бейсболку на глаза и села в машину. Посидела чуть-чуть, не включая мотора. Капли разбивались о стекло. Через 10 минут я заметила, что сижу, вцепившись в руль, уставившись в лобовое стекло. Я завела мотор и покатила, куда глаза глядят. Остановилась около бульвара, открыла окно и закурила. Некоторые дождинки попадали на щеку. Я вылезла из машины и пошла поперек бульвара. Он был абсолютно пуст. Море кипело. Очень люблю это зрелище. Вода и сверху и снизу. Я заметила, что дрожу. Вернулась в машину и около двух часов просто ездила по опустевшему городу. Вернувшись, поняла, что страшно устала и, бросив мокрую одежду на печь, повалилась в кровать.
Я проснулась от страшной боли в спине. Встала, чтобы заварить чай, но ноги не слушались. Я повалилась на спину как в замедленном кадре. Какая-то сила перевернула меня на 180 градусов. Жуткая боль током пронеслась вдоль позвоночника. Тут я осознала, что внутри меня, что-то, вернее кто-то, есть.. боль становилась всё более невыносимой. Я потеряла сознание, но почему-то продолжала чувствовать. Не своим телом, телом кого-то другого. Как сверху увидела: из моей спины выходят арахноподобные конечности, отвратительная склизкая голова огромного насекомого. Оно поднимается на ноги, естественно, приподнимая моё бывшее обмякшее тело на себе, гнусно шевелит усиками и начинает бегать по квартире, «принюхиваясь» ко всем окружающим предметам. Потом оно вдруг перестаёт бегать и замирает. Напрягается и пару раз сильно встряхивается, от чего боль в спине возобновляется и Я прихожу в себя. Оно продолжает трястись и, в конце концов, сбрасывает меня с себя и вместе с ним от меня отделяется и мой позвоночник. Тварь шевелит усиками и выбегает в раскрытую дверь, оставив меня в луже крови на полу.
Сильно вздрагиваю и просыпаюсь. По силе ощущений, это был самый правдоподобный сон в моей жизни. Не знаю от ужаса или от чего другого, но руки у меня дрожали. Даже не дрожали, а тряслись. Я пошла на кухню, чтобы выпить воды, но руки отказывались подчиняться и я выронила чашку в раковину. Утолить жажду удалось с третьего раза. Я умылась и долго смотрела на себя в зеркало. Когда возвращалась в постель, посмотрела на часы—оказывается я сплю уже весь день. Несмотря на приснившийся ужас, уснула сразу.

Глава 19

Я стояла под пронизывающим ледяным ветром и дрожала от холода. Чувствовала себя одинокой и несчастной, безумно хотелось, что бы кто-то пришёл и забрал меня отсюда, но у меня никого не было. Я обернулась, услышав какой-то странный писк, но никого не увидела. От мысли, что это может быть мышь, внутри всё сжалось от отвратительного чувства, прикосновения мышиного хвоста к коже. Писк повторился. Земля странно задрожала под ногами я обернулась и замерла от ужаса. На встречу ко мне шла огромная фарфоровая коза. Сейчас это может звучать смешно, но..
Коза тряслась и в воздухе раздавался странный звон. Она подошла совсем близко ко мне и замерла. Почему я назвала её именно козой? Не знаю. Ей бы очень подошло слово «Goat», но внешне она скорее походила на огромную фарфоровую нэцке непонятного животного. Она протянула не сгибающуюся лапу и коснулась меня. Её прикосновение было настолько ледяным, что место от него болело как после ожога. Звон прекратился. Вдруг фигура сильно запрокинула голову и раскрыла пасть. Я отшатнулась, но бежать не могла. Ноги не слушались меня, голос пропал. Тут из разинутой пасти показалась ладонь.. человеческая ладонь. Потом показалась вторая рука и наконец голова.. голова невероятно красивого молодого человека. он медленно вылез из глотки козы целиком и подошел ко мне.
--Озен.
Из одежды на нём были только какие-то непонятные широкие белые брюки из тонкого материала. Если идеал существует, то это, наверное, был он.
--Озен.
Его голос был немного хриплым, но не грубым. Он него пахло так, что хотелось, чтобы этот аромат никогда не исчезал. Он был высокого роста, идеально сложен. Его кожа была слегка тронута загаром золотистого оттенка, волосы отдавали тем же цветом. Я вдруг поняла, что больше не боюсь, почувствовала, что ветер прекратился. Он протянул свою руку ко мне и я заметила какие красивые и большие у него ладони— красивые мужские ладони—ещё один объект моего фетиша. Он взял меня за руку и посмотрел в глаза. Цвет его зрачков был неопределенный—смесь карего, янтарного и зеленого.
--Через четыре секунды я поцелую тебя.
От прикосновения его губ я ощутила себя парящей где-то в воздухе, в вакууме. Меня наполнило такое ощущение счастья, что захотелось взять и умереть прямо в это момент. Чтобы последнее, что я запомнила, был именно он.
Я проснулась и села в кровати. Ощущение счастья наполняло желудок стаей синих бабочек. Я влюбилась. Что-то сильно меня беспокоило. Я попыталась сосредоточиться и поняла—самая середина ладони с обратной стороны горела, причиняя страшную боль. Я достала медицинский словарь и посмотрела симптомы обморожения—один к одному. Позвонила тёте (она врач) и спросила, что нужно делать в случае обморожения. Я сделала всё так, как она сказала и постепенно на месте красного пятна на руке осталось маленькое темное пятнышко, похожее на родимое пятно. А в животе продолжали летать синие бабочки.

Глава 20


Прошло достаточное время, а чувство влюбленности в Озена из сна меня не покидало. Я уже достаточно привыкла к родимому пятну и на вопросы: «откуда оно?», отвечала: «всю жизнь было, вы разве не замечали?». Каждую ночь я пыталась воскресить тот сон, но ничего не получалось. Лучший друг разочаровался в Миле и просил прощения. Я почему-то не простила его—мне не хотелось. Я ответила, что хочу быть одна. Тогда он, поняв, что я повторяю его слова, спросил, можно ли, чтобы он был со мной, пока я одна. На что я сказала, что моё «одна» значит абсолютно одна. Я даже не стала говорить ему, как мне было тяжело без него, как я мучилась по его вине. Просто пожелала ему удачи и обещала, что о важных событиях в моей жизни он узнает одним из первых, как-то: свадьбы и похороны. Потом я попрощалась и, не услышав его «пока», дала отбой. Слишком много было у нас хорошего, чтобы я простила его на этот раз. Я понимаю, многие скажут, что это совсем не логично, ведь на то они и лучшие друзья, что прощать им всё. Но на этот раз всё не так. Он настолько близок мне, что простить его, значит сделать его таким, как все. Я никогда не прощу его. Никогда. И я по сей день хочу, чтобы он чувствовал, как ему меня не хватает и знал, что сам виноват во всём.
Сестра уехала учиться в Швейцарию, мама жила там с ней. Я оставалась одна. Мне самой так хотелось. Тео составлял мне хорошую компанию. Совсем недавно я узнала, что бывшая лучшая подруга вышла замуж—я никогда не слышала, чтобы религия запрещала сообщать подругам о замужестве, но, Бог с ней.. главное, чтобы она была счастлива. Мне-то остальное по барабану.
Время неслось как угорелое. Мне было уже 22. А как будто вчера мне ещё 3 года и мы гуляем с дедушкой по стадиону, директор которого его близкий друг. Он разрешает мне посмотреть снаряды, к которым допускаются только профессиональные спортсмены…

Как-то я просматривала свою почту и увидела там объявление о семинаре для юристов, который должен был состояться через неделю как раз в том городе, где сейчас жила сестра. Мы уже давно не виделись и я сильно соскучилась по ней. К тому же очень страшно было упустить нить её развития—мама никогда не была с нами настолько близка, чтобы полностью понять. И дело тут не в ней, просто она совсем на нас не похожа.
Я задумала слетать в Швейцарию, а потом через некоторое время в Нью-Йорк, посмотреть как там квартира Гергиу, встретится с Лией, да и просто—я очень соскучилась по этому городу и мне всё чаще казалось, что моё место там.
Сестра писала, что общается там с каким-то парнем—то ли русским, то ли нашим, но из России. Интересно было бы взглянуть, что он из себя представляет.
Я заполнила анкету участника семинара, приложила необходимые документы и послала на указанный адрес. Ответ пришел в тот же день—меня ждут с нетерпением. Курсы были очень дорогие, но стоящие—если бы я тут начала писать, какие люди будут читать лекции, всё сразу бы стало понятно. Вылетать надо было за два дня раньше начала курсов и на сборы у меня оставалось достаточно мало времени.
Сменить обстановку, казалось, было хорошим способом отвлечься. Хотя—от чего отвлекаться? Я не делала абсолютно ничего, просто прожигала свою жизнь черт знает на что.
Меня всегда поражало разительное отличие наших таможенников от европейских. Никогда и ни с кем не спутаешь азербайджанского таможенника—у него глаза горят возможностью быстрой наживы. Если западный ищет у тебя запрещенные предметы, потому что это его работа, наш делает это, чтобы загрести и только ради этого. Хотя, нельзя конечно так говорить об абсолютном большинстве сотрудников нашего таможенного комитета, потому что мне встречались и достаточно честные экземпляры.
Самолет летел вовремя и всё шло гладко в отличие от последних моих поездок. Я никуда не опаздывала. Спокойно сдала багаж и прошла регистрацию. Очень странное чувство—улетать из родного города, когда тебя никто не провожает.
В самолете стюардесса, разносящая газеты и журналы, объявила: «Herald Tribune».. как много в моей жизни таких моментов.. Может быть, и это тоже какой-то знак? Название этой газеты говорила Изабель в начале «Мечтателей». Интересно, он уже стёр моё имя из записной книжки? Я отключила телефон и приготовилась к ещё одному перелёту.

Глава 21

Я уже однажды упоминала о том, что никогда не сплю в самолётах. Этот раз конечно не стал исключением. Я думала о разном, вспоминала людей, прошедших через мою жизнь, что-то оставлявших в ней или забиравших всё с собой. Nil posse creari de nilo. Не врали, однако, эти подлые римляне. И римлянки (босоножки такие). Закрыла глаза и увидела сначала дедушку, возвращающегося из университета и раскрывающего мне объятия; своего несостоявшегося жениха, подхватывающего меня на руки и кружащего, кружащего, кружащего…; бывшего уже одногруппника, с которым мы сидим рядом на уроке английского и говорим про Канта; Гергиу, с которым мы засыпали, глядя друг на друга; лучшего друга, с которым мы сидим рядом у него дома и смотрим кассету, на которой наш любимый поэт читает потрясающие стихи…когда в особенно морозный момент, он берет меня за руку и крепко сжимает; БЛ, с которым мы танцуем первый медленный танец на школьном вечере; подруга, с которой мы убегаем по всему городу от её теперь уже бывшего парня; подруга, с которой мы прошли вместе огонь, воду и медные трубы, дошли вместе до 11 класса и перестали дружить.. вижу, как мы стоим в первой нашей школе на фотографии и улыбаемся в кадр; человека из прошлого, с которым мы встречались около девяти месяцев.. вижу, как он играет мне на гитаре по телефону, я курю и плачу. По тем или иным причинам, всех этих людей больше нет в моей жизни и больше никогда не будет. Наверное, у меня на лбу написано терять людей. У меня не осталось друзей и подруг, у меня нет особых привязанностей, я пуста и несчастлива, а огромный багаж моих знаний бессмысленно пылится на дальних полках в моей голове. Если бы я была героиней своего романа, то, скорее всего, тихо и спокойно ушла бы из жизни. Я всегда делаю своих персонажей максимально похожими на меня, но наделяю их хотя бы одной из особенностей далеко мне не присущих.. как наделила Еву достаточной волей, чтобы убить себя, а может быть не волей, а слабостью или достаточной долей отчаяния.. сейчас и не разберешь. Мне захотелось написать историю своих потерь, посвятить её каждому человеку, прошедшему сквозь мою жизнь. Но я не решилась на это тогда—сложно писать, когда хорошего конца не предвидится. Как ни крути, а писать правду без хеппи-энда не так уж и весело.
Иногда очень хочется быть счастливой. Многие ответят, что счастливым хочется быть всегда, но это не так. Я заставила себя привыкнуть к тому, что всё есть так, как есть и именно так и должно выглядеть повседневное человечье счастье. Именно человечье и никак иначе. Но порой, что-то внутри не выдерживает и срывается и ты отчетливо понимаешь, что то, чем ты занимаешься ежедневно—вовсе не счастье, что это противоестественно. И так начинает хотеться человеческого высокого счастья, чтобы душа летала над всей это чушью и глупостью... как хочется счастья... Господи, как его не хватает.
В Швейцарии очень тихо и красиво. Там хочется жить. И почему-то у меня сразу сложилось ощущение, что там царит вечная осень.
Сестра встретила меня радостными криками в аэропорту. Что-то тараторила всю дорогу домой. Там ей было интересно и весело, она ненавидела экономический университет, куда поступила в Баку, и только и думала, что о том, как бы побыстрее перевестись заграницу. Там она нашла всё из того списка, который ей виделся присущим настоящему высшему учебному заведению. У неё появилась истинная студенческая жизнь и интересные знакомства. Сказала, что кроме меня ни по чему не скучала вообще. Я была за неё очень рада—слава Богу ей не передалась моя страшная ностальгия по Родине. Чуть только я выезжаю за пределы Баку—она начинает меня поедать изнутри, вгоняя в страшную тоску и депрессии. Сама не знаю, с чем это связано—никогда не была близка к патриотической лирике.
Квартира была у неё милая, если бы мне пришлось выбирать из тысячи разнообразных квартирок, то я сразу бы сказала, что это именно её и ничья больше. Маму пригласили в какую-то российскую фирму по продаже недвижимости юрконсультом и она весь день пропадала там. Наскоро побросав чемоданы, мы пошли обедать в какой-то из её любимых ресторанчиков неподалёку, потому что я просто умирала с голоду. По дороге заглянула к маме в офис и поболтала с ней немного. Семинары начинались на следующий день и я решила этот провести целиком с сестрой. Она показала мне город и познакомила с тем самым парнем. Он пришелся мне по душе и я одобрила её выбор. К вечеру мы вернулись домой и допоздна болтали о том, что пропустили, будучи далеко друг от друга. Спать я повалилась абсолютно разбитая и моментально уснула.
На следующее утро просыпаться было тяжело—я всегда плохо переношу смену часовых поясов. Сразу вспомнилось стихотворение написанное в штатах— «Я наконец поняла, что означает «Родина»--где бы я не была я живу по Бакинскому времени».
Семинары проводились в маленьком отеле на берегу невероятно живописного озера. Видимо ночью начал снег и земля была покрыта тонким слоем пуха. Старинный маленький отельчик радовал глаз приятной внутренней и внешней отделкой и учтивым обслуживающим персоналом. Обстановка царила располагающая к спокойному отдыху, однако и первый день семинара был крайне интересным. В первый день лекции были на тему международного экологического и международного морского права. После первой части был сделан перерыв на час и я обнаружила толпе своего бывшего однокурсника Ника, с которым мы и провели кофе-брейк в воспоминаниях о минувших днях университетской жизни. После окончания второй части семинара все разбрелись по своим номерам, а мне предстояло вернуться в квартирку сестры. Но прежде я решила купить сигарет в фойе и прогуляться вдоль озера. Как я могла упустить возможность провести час у заснеженного швейцарского озера? Тем более, подъезжая утром к отелю, я заметила старенький деревянный пирс, что является ещё одним из объектов моего фетиша. Я сошла с тропинки и пошла по направлению к деревянному причалу. Снег всё шел и шёл и уже покрыл перила и доски, но всё ещё таял, касаясь воды. Я шла вдоль причала и думала о том, что происходит в моей жизни и чего уже никогда не произойдёт, как вдруг увидела впереди темную фигуру. Сердце трижды ударилось о грудную клетку с такой силой, что от боли захотелось согнуться пополам. В ушах зашумело. Я не могла понять, что происходит. И тут в памяти всплыла фраза Гергиу—сердце стало как чернослив. Моё сердце и правда сжалось до размера чернослива и болело неимоверно. Что происходит? Я шла и шла вдоль причала, ведя ладонью по перилам, и моё пятнышко почему-то вдруг начало болеть. Как всё странно. Наверное, я сплю, пронеслось в голове. Снежинки становились всё больше и прилипали к ресницам. Фигура становилась всё отчетливее. Это был молодой человек в коротком сером пальто, высокий, с золотистыми волосами. Он стоял, облокотившись о перила, и курил. Только тут я сообразила, что у меня в руках зажженная сигарета. Я подняла руку к лицу—она уже потухла. Я перевела дыхание и зажгла новую. Рядом с человеком сидела белая чайка.. нет, точно сон—решила я,--откуда на озере чайки. И тут я заметила, что над озером кружат белоснежные чайки, крича и то и дело, снижаясь к воде. Я подошла ближе и сердце остановилось. Это был Озен, человек из сна. Бабочки порхали внутри как умалишенные. Я ничего не понимала. Я подошла к нему настолько близко, что, протянув руку, могла бы коснуться его рукава. Он повернулся и посмотрел на меня. И тут я осознала, что счастлива, что это самый лучший момент в моей жизни, что мне в мире больше ничего не надо.
--она сюда прилетает каждый раз, когда идёт снег.
Я молча смотрела на него. Он улыбнулся и взял меня за руку. Точь-в-точь как ощущения из сна. Я понимала, что по идее это бестолковая ситуация, когда незнакомый мужчина берет меня вдруг за руку, но ничего не могла поделать.
--сколько я простоял на снежных причалах по всему миру, пока ты не пришла…
Я до сих пор не могу понять, что это было, но, наверное, что-то вроде откровения. Я поняла, что мы знаем друг друга гораздо дольше, чем может показаться. Я поняла, кто он и что нам суждено быть вместе. Я поняла, что буду любить его всю жизнь и дольше жизни. Всё это отпечаталось вдруг в моей голове за секунду и не было похоже ни на одно другое чувство в мире.
Снег. Причал. Чайки. Пятно на руке. Сны. Любовь к воде—всё это знаки, которые вели нас друг к другу на протяжении всей нашей жизни.
Я чувствовала, как пятно на моей руке теплеет под его ладонью. Снег валил, чайки кричали, кружа над озером, а мы просто стояли и смотрели друг на друга, рассыпаясь на частицы и собираясь вновь, растворяясь, расплываясь, дробясь, становясь единым целым, чтобы больше не расстаться никогда.