(к юбилею питерской подземки)
Дождавшись долгожданного зелёного света, весь поток мокрых, с выражением усталости на лице людей перетекает через улицу и устремляется туда. Туда, где тепло, спокойно и где идёт своя размеренная жизнь. Там нет ни слякоти, ни мороза, но там не светит солнце, и не плывут вдаль облака. Проскочив сквозь окоченевших ребят, мечтающих поскорее избавиться от рекламных листовок, которые они раздают, одни быстро заходят в метро, другие останавливаются и присоединяются к нервно покуривающим и посматривающим на часы.
При входе на тебя веет знакомым, непонятно чем приятным воздухом. Гул машин сменяется глухим шумом поднимающихся и опускающихся механических лестниц, а откуда-то сбоку должна раздаваться противная трель игровых автоматов, но ёё почему-то нет. В то, что автоматы исчезли навсегда, верится слабо, но и временный факт уже приятен. Впрочем, многим спешащим это невдомёк. Их больше волнует, когда же закончится очередь за жетонами, и почему же прожорливый агрегат упрямо проглатывает карточку. Какая-то низкорослая шпана пытается перепрыгнуть через турникеты, а рядом человек в форме просит предъявить «документики» иностранца из явно не дальнего зарубежья, пытливым взглядом рассматривая щетину собеседника. За всем этим привычно холодно наблюдает женщина из стелянного заточения, изредка оглашая особо невезучим, что «мол, вы, такие-сякие, пользуетесь чужой карточкой, и проход вам воспрещён».
На эскалаторе происходит удивительная метаморфоза. Только что люди бежали сломя голову, а тут, стоят, как ни в чём не бывало облокатившись на поручень, и думают о чём-то отдалённом. С противоположной стороны доносятся чьи-то вырванные из контекста фразы вроде «Ну я тебе отвечаю» или раскатистый смех небольших групп, состоящих из молодёжи, или субъектов навеселе. Одно другому, впрочем, не мешает. Но много и тех, кто не желает терпеть размеренного темпа, они несутся с бешеной скоростью вниз, не замечая призывов остановиться и притормозить.
Спускаешься и понимаешь, что здесь-то иногда лучше, чем наверху. Блеск величественного зала, вобравший в себя этих муравьёв-людей, не терпит грязи, и даже хаос толпы в нём кажется каким-то особенным. Но вот подземный дворец уходит вдаль, и лица остаются один на один. Вот кто-то спит в углу, вот парень в кожаной куртке слушает плейер на всю катушку, так что слышно даже во время движения. Над тобой свисает газета, которую читает седой мужчина в очках, с другой стороны тоже читают, но уже какую-то небольшую книгу жёлто-чёрного цвета, по всей видимости, одну из тех, что выхватывают каждодневно с лотков любители современной бульварной литературы.
Голос из динамика объявляет, что двери закрываются, но на полуслове его обрывает «очередное беспокойство». И вот уже по вагону летает какой-то бесформенный визжащий предмет, а вместо жёлто-чёрной книжки в руках у соседей оказываются глянцевые журналы, купленные «всего за десяточку». Вслед за этим проходит инвалид, но должного внимания не удостаивается.
Глаза бегают по стенам вагона, но не находят кроме привычной схемы метрополитена и пёстрой рекламы ничего необычного. Медленно закрываясь, они успевают лишь заметить на потолке надпись «Петербургскому метрополитену – 50 лет». И хотя это так, меня всё равно не покидает мысль, что время здесь остановилось, что здесь всегда было так – тихо и шумно, беспорядочно и умиротворённо.
Глеб Слесарев