В понедельник, 26 марта 2007 г. в Москве ушел из жизни художественный руководитель театра имени Евгения Вахтангова, народный артист СССР Михаил Ульянов. Он похоронен на Новодевичьем кладбище - кладбище для людей высокой государственной важности...
Скоро всех нас не станет настоящих и деланных геров этой жизни.
(Диктофонная запись выступления М.А.Ульянова в Монреале)
1. АРТИСТ C ПОГОРЕЛОГО ТЕАТРА
Нет ничего удивительного в том, что я инстинктивно опасаюсь низкорослых. Мать-природа, обидев их ? физически, наделила их неуемным честолюбием и жаждой власти над ближними.
Чаще всего коротышки и шпендики ходят к намеченным целям в обход, кривыми путями. В арсеналах оружия их побед – ложь, подлость, обман и предательство, зверинная мстительность.
История человечества испещрена примерами, безжалостно подтверждающими мои догадки. Все Чингиз-ханы, Ричарды Третьи, Наполеоны, Гитлеры, Сталины – лишь сколок с портрета великого Ленина: «маленький, рыжий, лысый».
Человек, о котором мое нынешнее эссе, - из того же разряда. Невысок, злобен лицом и порой по-кошачьи вкрадчив, что воспринимается как интеллигентность. Кроме всего, он артист и в совершенстве владеет даром перевоплощения. Так что никогда не знаешь: какой же он подлинный, настоящий?
Разгадку этого, кроме тщательного словесного портрета, наиболее полно и точно дает речь описываемого персонажа. Язык его как бы разоблачает, демаскирует характер, обнажая все извивы тщательно запрятанной души.
Речь, во-первых, та самая, что, как говорится, от «мамы». Перво-природный ? словесный пласт, произношение, диалектизмы или местнические выражения легко дают понять окружающим – с кем они дело имеют. А потом уже наслоения.
С этой точки зрения великий киновоплотитель светлых чаяний советского народа и народный артист Михаил Ульянов – просто деревенщина неотесанная. Бесполезно брать у него интервью, да он, как правило, и не дает их. Только тем журналистам, кто будет пыхтеть, вытягивая бред сивой кобылы до приемлемого газетно-журнального чтива.
Потому что, Артист знает себя как никто лучше. Стоит его, прекрасного лицедея, хотя бы на один шаг оттащить от текста заученных им ролей – и тут же речь пламенного трибуна и ловкого царедворца превращается в сумбурный набор деревенских обиняков.
В этом нет беды. Например, речь Михаила Ульянова изобилует просторечиями и инверсиями. Она отрывиста и синкопична. В постоянном злоупотреблении находятся «ничего не попишешь», «он грит», «я грю», пестрят бесконченые «значит» и «так сказать». Например: «Я полон всяких сочувствий, размышлений, травм, сложностей, полон, так сказать, сомнений, полон трево-о-о-г!». (Эта мешанина ведь, правда, непереводима на нормальный язык!)
Вместе с тем вековой кумир минувших надежд – максималист. В ходу словечки типа «ужасный», «чудовищный», «величайший». Он безжалостно декларирует: «Средним врачом можно быть. Средним инженером – вполне. Средним актером – жалко! Но ничего не попишешь. Такова история.» «Профессия актерская, она при всей чудовищной зависмости...» Или вот это, красноречивее некуда: «Если я рядом звучу, вы живы одним, а я вам про другое рассказываю -- это несчастье. Это неинтересно. Это вам не нужно. Потраченное время будет».
Но я уже сказал, в этом нет беды. Одно лишь свидетельство самобытности и оригинальности. Зато со всем тщанием овладел Михаил Александрович артистической скороговорочкой да старо-московским произношением: «булошная напротив сливошной, а колбасная напротив Спасской». И овладел интонацией в диапазоне от оглушающих раскатов громыхающего железа до писка раздавленной мыши. И обязательный жест – выброшенная перед собой рука.
Без этого аксессуарного набора приемчиков его бы в приемные и никуда не пустили бы. Они там тогда все такие были – сверху до низу и снизу доверху. Партийные паханы. И они не любили всякие там китайские церемонии. А он мужик, гениальный русский мужик и с течением времени все больше и больше гордится этим.
«Я родом из Сибири, -- рассказывает о себе Ульянов, -- из Омской области. Учился я в театральном училище Щукина в сорок шестом – сорок седьмом, сорок восьмом годах ... Годы были голодные и каждые каникулы я, ессественно, ехал домой. И, когда я приезжал, то соседки мамы говорили: «Миша, че-эт тебя не видать?» Я грю: «Да я учусь!» «Где?» «В Москве!» – отвечал я с гордостью. А в те годы в Москву попасть было довольно трудно. «А на кого ты учишся?» «Где? В каком институте учишшса?» Я говорю: «Да, вот, в театральном...» «Где?!..» – говорили, сразу приподнявши глаза, значит. «Да, в театральном»- говорил я, бурча под нос. «А-а-а!.. Значит будешь артист с погорелого театра!».
Потом его стали узнавать на улице. В зависимости от того кому и чем он запомнился на экране. «Во! Сталин идет!». «Во, Ленин! Как настоящий!». «А-а-а, Председатель!». «Маршал Жуков». И... «Еврей Советского Союза». Это за Тевье-молочника.
2. НУ, ЧТО ЗА ДОМ ТАКОЙ?!
«Бордель»! Самое бранное и наиболее популярное выражение в языке славного народа моей родной квебекуанской провинции.
Именно слово «бордель» -- как первая моя испуганная реакция -- пришло мне на память первым, когда господин бывший Великий артист Советской империи заявил со сцены: «Театр – совсем другое дело, чем кино. Театр – это дом». Его лозунговое утверждение не подкреплялось никакими рассудительными доказательствами или примерами кроме раскатистой интонации.
Лично мне все это обрыдло еще лет тридцать тому назад: кто громче, тот и прав. Хотя у меня с голосом тоже нехило, но кричать сверху несравнимо легче. Например, с вершины горы. Или с верхней ступеньки служебной лестницы. И вот это еще, оскомное: школа – твой дом, казарма – второй дом, профсоюз – школа коммунизма! Потому что по-человечески понятно: кому дом – дом, а кому – бардак. А театр, кроме всего, начинается с вешалки.
Только архивное «святое житие» олицетворителя советской эпохи ( а я, что, не эпоха?) дало мне понимание: почему тезисное для нас утверждение Мих. Ульянова имеет под собой фундаментальные основы. «Жена - Парфаньяк Алла Петровна, заслуженная артистка России, актриса театра им. Евг.Вахтангова. Дочь - Елена, художница. Внучка - Лиза. Окончил театральное училище им. Б.Щукина при Государственном академическом театре имени Евг.Вахтангова (1946-1950 ). В сентябре 1987 г. назначен художественным руководителем театра».
Моя мысль о «борделе» зазвучала по-новому и жизнеутверждающе, когда мне удалось выловить в российской прессе еще и журнальную заметку следующего характера. «Только 22 декабря на сцене прославленного театра состоится показ спектакля прославленной комедии Карло Гоцци в режиссуре Евгения Багратионовича Вахтангова. Редакция - 1963 года. Спектакль будет знаменателен тем, что в главных ролях на его сцену выйдут выдающиеся мастера отечественной сцены. Такие, как Юрий Яковлев, Михаил Ульянов, Владимир Этуш, Василий Лановой, Людмила Максакова. В роли Турандот - непревзойденная королева вахтанговского театра, легенда отечественной сцены Юлия Константиновна Борисова...
Все остальные "Турандоты", идущие 13, 17, 20 и 21 декабря, советуем категорически не смотреть. Ибо они поставлены Гариком Черняховским с новым, молодым да ранним составом исполнителей. Никакими другими словами, как "профессиональное убожество", это претендующее на юмор зрелище назвать нельзя.»
«Вуалля!» – подумалось. – «Сколь зыбки представления каждого из нас об окружающем!» Не случайно, срывая голос, страстно добивался Владимир Высоцкий ответа на свой сакраментальный вопрос: «Ну, что за дом такой?!»
3.«Ведь нам, актерам, жить не с потомками!»
По возрасту этот знаменитый человек -- Михаил Ульянов, кумир своего времени, воспеватель героической соцдействительности - как мой отец... Мой отец – тот самый «рядовой строитель коммунизма», инвалид, голодал и побирался в детстве, трудился кондуктором железнодорожных поездов и слесарем по ремонту вагонов. Он страдал атритом и в возрасте семидесяти двух лет, однажды ночью в Грозном, чеченские бандиты, безжалостно расстреляли его из автоматов.
Но этот, как бы теперь «всехний» папа, хорошо сохранился и выглядит значительно моложе своих лет. Потому что давным-давно, родившись 20 ноября 1927 года и выйдя в Москву из села Бергамак Муромцевского района Омской области, он туда никогда не вернулся.
Большому кораблю – большой плаванье. Его громогласный артистический талант и незамысловатая рабоче-хрестьянская биография оказались востребованны партией и правительством. И, естественно, без всякой альтернативы – самим народом.
-Кроме всех прочих, так сказать, внешних атрибутов: известность, узнают, обьясняются, так сказать, в добром отношении – это все дело проходящее! -- коряво, как и водится в диалектной Сибири говорит своим, а не актерским языком Ульянов. - Не преходящее, что в течение твоей творческой жизни ты, если у тебя сложилась судьба, я подчеркиваю, то можно сыграть и родить целый ряд новых характеров, типов, героев. Вот я, например, играл Кирова, Жукова, Ленина, Сталина, Ричарда Третьего, Антония, Стеньку Разина, Председателя. Вот, восемь героев я переиграл. Это ведь не просто сыграть: выучил текст, вышел и сказал. Надо погрузиться в мир этого человека! Это надо понять, что это за человек! Это надо найти -- способ его воспроизведения! Это довольно интересный, мучительный процесс. И, наконец , ты выходишь и тебя признают.
Он оказался прилежным учеником. А еще больше –старательным приспособленцем. Потому что, если не обнимешься с властью – она тебя обязательно отринет.
Видение власти потрясло и отравило его нутро в самом начале его артистической карьеры.
-7 ноября 1952-го года... – поделился своими жуткими воспоминаниями Михаил Александрович. -- Меня, как трудящегося человека, я учился тогда в театральном училище, наградили пропуском на Красную площадь, на парад. И около ГУМа, напротив Кремля, было мое место... Ну, я был невысокого роста, я видел все вполовину. Но Мавзолей видел хорошо. И вот что меня тогда поразило, с чем я тогда пришел с вытаращенными глазами и всем рассказывал: «Во-о!» . А что, понимаешь, происходило?..
Точно все. Куранты бьют... Все точно, в доли секунды... И все знают все эти точные расписания любые.Мельчайшие. И не помню, кто принимал парад. Но, вообщем, он поднимается наверх. А Сталин стоял в середине, а от него как бы два таких, так сказать, промежутка – слева и справа. Так рядком они и стояли. Вот так, вот. И вот идет этот маршал, значит, который принимал этот парад. И должен, значит, что-то сщас сказать ,может, секундную речь.
И вдруг Сталин берет его за руку и что-то ему говорит. Я подумал: «Вот что такое власть!». Вся Москва ( раскатывает голос до высот Левитана), вся стра-ана смотрит – сейчас – этот парад (чеканит голосом шаги)... Но Ему... аб-со-лю-тно это неважно. Ему надо выяснить свои дела. И он остановил всю страну, всю Москву.
Дурной пример заразителен. Вскоре Михаил Александрович тоже научился властно затормаживать общественные процессы, руководствуясь лишь собственнными соображениями. Как артист сцены, он сызмальства осознал: лицедеям нет дела до будущего, он ведь даже не скульптор, от которого остается нечто вещественное. И, в канун двухтысячелетия, перед монреальскими почитателями предстал на эстраде не столько великий артист, сколько пошатнувшийся столп советского общества.
Он член КПСС с 1951 по 1991 г.; с 1976 года по 1990-ый он являлся членом Центральной ревизионной комиссии КПСС, членом ЦК КПСС (1990 - 1991 гг.).
Он - Герой Социалистического Труда (1986 г.), награжден двумя Орденами Ленина, Орденом Октябрьской революции. Занимал должности секретаря правления Союза кинематографистов СССР (1986 - 1987 гг.), председателя правления Союза театральных деятелей РСФСР (1986 -1991 гг.), председателя Союза театральных деятелей России (1991 -1996 гг.). Избирался народным депутатом СССР (1989 - 1992 гг.) С 1996 г. является Почетным Председателем Союза театральных деятелей России.
Про таких генералов, как он, существовало выражение – «литературный громила». Как, скажем, поэт Александр Прокофьев, создатель по-своему прекрасных стихов. Будучи бессменным секретарем Ленинградского отделения Союза писателей СССР, он в течение 35 лет возглавлял еще и Цензурный комитет всего Северо-Западного региона.
Кстати, и Михаил Ульянов, как бывший член Комитета по Ленинским премиям и кормчий советского кинематографа - большой мастер и знаток закулисной интриги. Уж чем, чем, а премиями и наградами он не обделен...
4.НЕЧТО НЕПРИСТОЙНОЕ
В Монреале, Михаил Ульянов предстал перед своими зарубежными почитателями на сцене киноконцертного зала русской программы «У», находясь как бы в некоей прострации. Вначале заговорил об «актерской профессии». Словно бы, прося прощения за крест лицедейства, повисший на нем с детства.
-Что это за ра-а-або-о-ота? – гремела со сцены игра на эмоциях. -- Работа, про которую говорят, если какой-нибудь жулик ловкий, черезвычайно ловкий жулик, про него грят: «Ну, артист!» Что это за про-о-офес-с-сия? Странная и в какой-то мере мистическая. И в тоже время какое-то клеймо есть на нашей профессии. Артист, это что-то непонятное... Нельзя сказать «опасная», но непонятная.
Потом хорошо поставленный и отработанный голос актера пресекся, за жалостливыми взвизгами его невозможно было узнать. Он аппелировал к публике:
-Народ не защищен, милиция не справляется. Мы осталисть один-на-один с криминалом...По существу. Народ ни в кого не верит и никуда не хочет идти. Он идет только на свои огороды, которыми часто старики только и живут. Творится нечто непристойное... Я боюсь, что сейчас, вот, девятнадцатого числа, когда будет голосование (в Думу, надо полагать –В.М.), очень многие просто не пойдут, потому что они просто не понимают за кого голосовать? А Россия едва теплится уже. Мы уже столько эксперементировали, столько пробовали и уже так надергали народ, как лошадь, которая туда-сюда, сюда-туда. Она останавливается. И единственная радость - это сейчас поднять на какую-нибудь борьбу народ.
-Ну, да! – подумалось. – Только этого нам и не хватало! А что другое делать вы можете? Положить тысячи и миллионы под ножом междуусобицы. На это ума не надо – всего лишь героический характер.
Наконец, отходящий в вечность заслуженный старик советского кинематографа, поставил свою ошеломляющую точку.
-Я говорю: «Товарищи! Господа! Или уж не знаю как называть, неизвестно как. Что же делать-то? Я пожелал бы вам всем, дорогие ээээ, аааа, жители этого блаженного города, замечательного: С Новым годом! С Новым веком!
У вас, я надеюсь, так и будет все хорошо. У вас, надеюсь, все и будет так жи-и-рно! У вас, надеюсь, все и будет так спокойно. Дай Бог! Пожелайте и нам такого же покоя, такого же разума, такой же трудоспособности, тако-ой же счастливой и такой же норма-а-а-а-льной, - счастливых жизней не бывает – такой же норма-а-а-альной жизни, какой живете вы".
Под занавес артист МАУ пожелал людям,пережившим по три страшных, мучительных "бега", такое издевательски "жи-и-рно"е, что заработал от своих прежних почитателей неодобрительный ропот и свист.
* * *