АЗ
Он проходил.
Он проходил мимо, никогда не задерживаясь подолгу, поскольку задерживаться было просто негде и не у кого. Проходя, он забирал; он забирал в себя всё то, что могло бы стать его домом и убежищем.
Так было и теперь. Он обернулся в последний раз, сощурил глаза и пристально вгляделся в снопы ревущего пламени... Последнее время такое стало происходить всё чаще и чаще... Он вздохнул, перехватил поудобнее лямку рюкзака на плече, повернулся спиной к горящему зданию и решительно зашагал прочь. Он вновь покидал дом.
Где-то вдалеке завыла пожарная сирена.
А он опять шёл по городу. Опять один, опять он был скитальцем без дома, рода и племени. Из чёрного ночного неба посыпал мелкий дождь. Он вздрогнул и поднял глаза от дороги. Взгляд его упал на проходившего мимо мужчину. Куда он мог идти один ночью под дождём? Уже неважно. Мужчина вдруг сильно закашлялся. Оторвав, наконец, ото рта руку, он поднёс её к лицу, и, увидев там что-то, страшно побледнел. Его мертвенно-серое лицо уплывало назад подобно семафору.
БУКИ
Он считал себя вполне образованным человеком, но опыт поколений ничем не мог помочь ему. Во всевозможных преданиях сплошь и рядом описываются злодеи, уничтожающие всё и вся вокруг из-за патологической любви к злу, хаосу и разрушению. Сплошь и рядом описываются злодеи, уничтожающие ради власти или других благ. Описываются герои, фанатично идущие к светлой цели, герои, которые неуязвимы для врагов, и за которых потому расплачиваются все, кто становится им дорог. Но всё это никоим образом к нему не относилось.
Злодеем он не был и прекрасно понимал это. Значит что? Значит он - Избранный, воин света, неуязвимый для вражеских происков. Тот единственный, кому суждено совершить нечто столь великое, что все силы тьмы из кожи вон лезут, лишь бы досадить ему... И тогда надо терпеливо искать свою цель и идти к ней. И он искал, искал долго и усердно. А вокруг гибли люди, горели дома, ломались судьбы, кричали души.
Сперва он думал, что когда он будет готов к этому, призвание само найдёт его. Конечно, ему было неприятно сеять смерть, но, зная, что так надо, что это необходимо для его великой и светлой цели, возможно даже для спасения мира или нескольких... Одним словом, он решил "не забивать себе голову". Зато он сосредоточенно готовился к своей миссии: тренировал тело, укреплял дух, набирался разума...
Это было трудно. Такая работа обычно требует какой-никакой оседлости, а этого ему было не дано. Но он привык. И вскоре он действительно был готов, но не к исполнению призвания, а к осознанию его отсутствия... Это было больно, очень больно... Выдержать это было невозможно. Он начал пить.
Однажды он, как и всегда, шёл в будущее никуда из ниоткуда, которое ещё недавно было чем-то и где-то, но на сей раз он был абсолютно пьян. Солнце нещадно пекло голову; ноги были как ватные и постоянно норовили наступить не туда, куда он от них добивался; трасса перед глазами выцвела и расплывалась. Он остановился вытереть пот и отдышаться, затем - присел, затем - лёг... Проснулся он от визга тормозов. От неожиданности он вздрогнул и резко открыл глаза. Первое, что он увидел - это стоящий в паре метров от него автобус со знаком "Осторожно - дети!" на стекле. Раскрасневшийся водитель что-то гневно кричал ему, махал руками. Он ещё ничего не знал. Тогда он молча встал и молча отошёл на обочину. Автобус тронулся, но стоило ему набрать скорость, как раздался громкий хлопок, посыпались искры, автобус пошёл юзом, слетел с трассы под откос и, перевернувшись пару раз, загорелся.
После этого он уже никогда не брал в рот ни капли спиртного. И почти год после этого он просыпался по ночам в холодном поту, разбуженный дружным плачем и криками сорока детских голосов. И именно тогда он понял, что его жизнь бессмысленна до тех пор, пока нет ответа на единственно важный вопрос - зачем. И что ответа на этот вопрос нет.
ВЕДИ
Сеять смерть было невыносимо. Жгучее, безумное чувство, чем-то родственное страху, мучило его, ни на минуту не давая покоя. Ему хотелось спрятаться, исчезнуть, забиться в самую узкую щель, закрыть глаза и не дышать. Ему хотелось тихонечко выть и поскуливать каждый раз, когда он встречал человека. В конце концов он не выдержал и решил рискнуть. Уж кому-кому, но не ему было привыкать идти в новое место и начинать жизнь с нуля. И он пошёл... Он ушёл в лес, в глухие дебри, подобно святым отшельникам прошлого - нечистый отшельник настоящего. Срубил скит, развёл маленький огородик, учился потихоньку охотиться, ловил рыбу. И за всё лето он не встретил ни одного человека. И это было истинное, незамутнённое счастье. Это странное чувство, похожее на дыхание летнего поля, на пение птиц и на тихое журчание ручья одновременно, было для него в новинку, но то, что это - одна из двух вещей, ради которых живёт человек, не вызывало никаких сомнений. Теперь он знал ответ на простой вопрос, ответ, который человечество непрерывно и безуспешно ищет - что такое счастье. Счастье - это когда ты не задаёшь себе вопроса, что оно такое, потому что ответ переполняет твое сердце, но выразить его словом не дано никому. Это были восхитительные дни восхитительного знания. И это лето было самым, да, пожалуй, и единственным, счастливым летом в его жизни.
Но вот настала осень... Ночью стало холодно, а днем - голодно. Глубинное знание, что то, что он делает - правильно, помогало ему держаться, но с каждой ночью это становилось все сложнее и сложнее. Постепенно радость начала уходить, а вместе с ней уходило знание. Однако, уходя, оно оставило след в сердце - чувство, что он знает, сменилось чувством, что он знал. Оно не было таким ясным и четким, но при этом гораздо сильнее обжигало сердце и придавало решимости.
А когда счастье уже не могло больше поддерживать его силы, неожиданно на помощь пришла вторая сила, еще более важная, еще более могущественная, и доступная еще более немногим - чувство долга. И когда оно пришло, он понял, что не может не победить. Не зная, с кем и за что он борется, он уже знал, что выиграет эту битву. Ибо победить того, кто истово верит в правду своего пути, может лишь тот, кто столь же сильно верит в правду пути иного.
ГЛАГОЛЬ
Время шло, и противник, которому и в голову не приходило сомневаться в своих силах, и который потому не обращал особого внимания на него, заподозрил неладное. Обратив-таки не него внимание, он засуетился и решил принять решительные меры. А выразилось это так...
Однажды утром, проснувшись, он пошёл к роднику умыться, склонился над водой...
На поверхности бегущей воды отражались, словно в вечно живом зеркале, стволы деревьев, чистое голубое небо, он сам, и ещё один человек. Чёрный, как ночь, плащ, скрадывающий очертания фигуры, не мог скрыть неестественно большого для человека роста и худобы незнакомца, равно как и чудовищной сутулости фигуры, однозначно выдающей в её владельце горбуна. Злое узкое лицо, чуть крючковатый нос, впалые щёки, тонкие бледные губы, острый подбородок, высокий лоб, маслянисто поблёскивающие волосы цвета воронова крыла, послушно лежащие на плечах, брови, сердито сшибающиеся над переносицей, одна чуть выше другой, и глаза... На и без того примечательном лице незнакомца глаза были самой яркой и выдающейся деталью. Эти глаза, глаза демона, излучали черноту, по сравнению с которой космическая выглядела примерно так же, как первый снег выглядит по сравнению со всё той же космической чернотой. Этот тёмный вязкий свет затоплял всё и вся, обволакивая и утягивая в себя любой человеческий взгляд, с которым встречался.
- Почему ты здесь? - спросил его голос, похожий единственно на раскаты грома.
- Здесь нет людей... - ответил он почему-то шёпотом.
- Нет людей?! И чем же тебя привлекает их отсутствие, позволь тебя спросить! - пришелец ревел так, что, казалось, вековые деревья должны валиться с корнем, однако ни один листок ни на одном дереве не шелохнулся. Только что-то маленькое и тёплое внутри него скорчилось от боли и, придя в себя, забилось, дрожа, в самый дальний угол, какой только могло. Он почувствовал тошноту, и перед глазами у него всё поплыло. Однако, сколь ни был велик животный ужас вселённый в него визитёром, как не передавалась ему его пьянящая бесконтрольная ярость, он вдруг почувствовал, как какая-то незнакомая сила расправила плечи, задвинула на задний план всё кроме себя, и не оставила ему ничего, кроме как отдаться её течению.
- Чем?! И ты ещё спрашиваешь... Всё, к чему я прикасаюсь, умирает - и это должно меня, по-твоему, радовать?! - сказал он, и сам не узнал своего голоса, такая звенящая незамутнённая сила слышалась в нём. Несколькими часами позже он вспомнит, как при этих его словах на ледяной маске, заменявшей чужаку лицо, на миг промелькнуло удивление.
- Но... тебе за это ничего не будет...
- Что?! - задыхаясь от дикости услышанного, только и смог он из себя выдавить. - Ты считаешь, что я боюсь наказания? Тогда мне воистину жаль тебя.
- Не сметь!!! - взревел горбун, и ему почудилось, будто некий незримый пудовый кулак с размаху врезался в его висок. - Подумать только! Ты, ничтожный червь, говоришь о жалости, и кому! Мне! - тут он почувствовал, что воздух стал откровенно жарким. - Он МЕНЯ жалеет! Да посмотри на себя! Забился, как мышь в нору, пугается каждого шороха... Ничтожество... Ты же понятия не имеешь о свободе! Неужели ты никогда не задумывался о свободе, философ? Ты же наш, ты рождён быть свободным, с рождения тебе дан великий дар - ни одно живое существо не может тебе навредить! Многие великие только мечтают о таком. И как ты им распоряжаешься? Зарываешь в землю? Где твоя гордость, ничтожный?..
Придя в себя после дикого эмоционального напора, он смог, наконец, сфокусировать взгляд, и увидел, что демон смотрит на него с сожалением и укоризненно мотает головой. Даже крылья, до последнего момента скрытые в виде горба, были теперь расправлены во всю ширь и печально поникли. Он уже почти нашёлся, что сказать, но невесть откуда взявшийся листок упал на поверхность воды, пустив по ней кольца, и образ незнакомца исчез. Он на всякий случай обернулся и ровным счётом никого там не увидел.
ДОБРО
Что было после этого разговора, он помнил смутно... Каким-то неведомым образом он оказался в хижине, на нехитрой своей постели. Перед глазами все плыло, ноги подкашивались, все нутро выворачивалось наизнанку, кости горели изнутри огнем, череп пытался взорваться... А еще, что-то, что казалось раньше маленьким и беззащитным, упорно металось по закоулкам его истерзанного сердца, пытаясь пробиться через плотную завесу боли, страха и отчаяния...
Сколько так прошло времени, он не знал, но в одно прекрасное утро все это закончилось. Он открыл глаза и понял, что победил. Все тело ломило, постель была насквозь пропитана потом, но он чувствовал, что победил. Ибо понял, что ему нужно делать...
На то, чтобы привести себя в порядок, ушло достаточно много времени, но он никуда больше не спешил, он знал, что не опоздает...
И снова он шел налегке, покидая место, которое уже было привык считать своим домом. Шел в город. А потом он шел по городу. Шел неспешно, не отрывая глаз от земли, чтобы не встретиться взглядом со случайным прохожим, и лишь иногда косясь украдкой на витрины и вывески магазинов. И вот он нашел то, что искал - мебельный магазин. Войдя внутрь и оглядевшись по сторонам, он окончательно убедился, что не ошибся. Большая зала была заставлена всевозможными кроватями, креслами, диванами и столами на любой вкус, но он искал не это. В дальнем углу на стене висело большое зеркало... Он подошел к нему, все также не отрывая глаз от пола, постоял немного, собираясь с духом, и, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, резко вскинул голову.
Последнее, что он запомнил - это собственное лицо и свои глаза. Глаза, несущие смерть всему живому...
***
Сначала он почувствовал свет, заливающий все вокруг, пронизывающий его насквозь и зовущий куда-то... И ему не было нужно ничего, кроме как плыть в этом свете, не видя ничего, кроме него, нежась в его потоках, впитывая его всем телом... А потом он услышал голос. Голос пробивался откуда-то издалека и был еле слышен, но был столь прекрасен, что он невольно начал в него вслушиваться...
- Ну кто-нибудь! Позвоните же в скорую, ради Бога! Скорее же, он ведь умирает, разве вы не видите? Скорее!..
Обладательница прекрасного голоса явно была чем-то расстроена, но чем именно, он никак не мог понять и потому недоуменно продолжал плыть все дальше и дальше. Туда, где он больше не будет вечно кочевать из одного места в другое, убивая, ломая, уничтожая... Туда, где будут только свет и покой и ничего больше...
И вдруг что-то маленькое и горячее огнем обожгло его щеку, и он вздрогнул. Проведя рукой по щеке и поднеся ее к глазам, он увидел маленькую прозрачную каплю...
ЕСТЬ
Его затрясло, и он открыл глаза. И увидел Ее.
- Боже мой! Вы живы? Как Вы меня перепугали... Скорая сейчас подъедет, не волнуйтесь... Все будет хорошо, вот увидите!
Она робко попыталась улыбнуться, и он невольно залюбовался этой улыбкой. Он смотрел на Нее и не в силах был отвести глаз, позабыв о том, что взгляд его несет смерть...
Точнее нес, потому что он смотрел на Нее, и ничего не происходило.
- Не надо скорую, все в порядке... - Только и смог он произнести.
А потом добавил:
- Я люблю Вас.