Диана нашла вчера кошелек, а в нем – сто рублей, и дисконтную карточку в новый торговый центр. Предложила посетить этот центр. Ведь все равно счастье само уже почти приплыло в руки… Вдруг, что-нибудь стоящее попадется – и со скидкой.
Я не очень люблю такие находки. С детства знаю, что они приносят не счастье, и скорее - одни расстройства.
В глубокой юности я тоже однажды нашел кошелек с деньгами – не великими по нынешним временам, правда. Но тогда казалось, что их очень много, этих денег.
Пятнадцать рублей! Да в шестнадцать лет! Да на юге, в Сочи!…
***
…После нескольких граненых стаканов бочковой отчаянной кислятины… в разгар влажной сочинской жары, на самом солнцепеке… под довольно бесполезными дырявыми зонтиками кафе…
…И я уже и не помню, каким образом, - но оказался в постели у какой-то дамы. И, положившись на чужой опыт – этой самой дамы, потерпел полное поражение.
Был разбит в пух и прах, растоптан...
Настолько действительность разошлась с литературными описаниями приятного процесса… И моего смелого представления о нем в постели, утром, под одеялом, с замусоленным "Плейбоем".
***
Дама, которая была как минимум раза в два старше меня, плотоядно посмеивалась, и откровенно забавлялась. Как сытая кошка с мышкой.
А я не менее откровенно, мучился, обливаясь потом. Мучился - с нею, но, главным образом, с самим собою. Пытаясь поднять свой вялый агрегат. В ту счастливую пору зеленой юности я еще не знал, что избыток желания и денатурат, названный по прихоти армянина, торговавшего им, "сочинским марочным", могут сыграть с абитуриентом в клуб многоопытных мужчин весьма злую шутку.
Как не знал я и того, что есть простой способ запустить в моей пятой конечности цепную реакцию: просто сунуть даме агрегат в ее большой улыбающийся рот, с которого она даже не потрудилась стереть помаду. И не вытаскивать, пока он не станет похож на пса, от радости встающего на задние лапы при виде хозяина.
Что, впрочем, в конце концов и произошло по инициативе моей увесистой партнерши.
После часа мучений, после того, как я, а точнее - моя пятая конечность у нее во рту, наконец восстала из мутной неразберихи наших ног и рук, и немедленно обильно забрызгал даме весь ее обвислую оттянутую грудь и ее обширный влажный живот - я едва успел агрегат изо рта вытащить -, я был обтерт мокрым полотенцем, и выставлен обратно на тридцатиградусную жару сочинской улицы.
В состоянии полной дезориентации во времени и в пространстве.
Совершенно потерянный и никчемный, я стоял на жаре, и не знал, куда мне идти, и вдруг страшно обрадовался, когда неожиданно увидал море. Море поднималось снизу вверх, сине-стального цвета, в разрывах между крышами и кипарисами к своему дымчатому горизонту.
И я - северный московский житель - обрадовался ему как родному, как радуются моряки, увидев землю, как мог обрадоваться я, увидав на горизонте мираж памятника Минину и Пожарскому с собором Василия Блаженного в придачу...
Ибо, сквозь цепкую муть не выветрившегося еще денатурата я понял, куда мне идти.
И я побрел, не очень уверенно переставляя ноги, по улочкам вниз - к этому безмятежному сине стальному морю, очень-очень нетрезвый, и очень-очень грустный…
***
В порыве игривости, пытаясь хоть как-то оживить меня, дама сама предпринимала попытки взять моего скукожившегося малыша в рот. А я стеснялся, что ее забавляло. А чуть позже она, начиная раздражаться на тщетность своих усилий, она довольно неслабо прикусила мне мое самое нежное место.
Она прикусила его так, что лиловые звездообразные синячки от зубов не сходили потом недели две, и вызывали у меня удивительно мрачные подозрения.
Связанные со страшными статьями из медицинской энциклопедии.
Я тогда был юношей весьма романтичным, а главное, очень начитанным – особенно, в некоторых интимных областях человеческих отношений. А также и медицины.
До самого конца того моего южного отдыха я ходил сам не свой.
И я очень боялся еще раз встретить эту даму.
Кажется, ее звали – Лариса Сергеевна, она работала кастеляншей в нашем же доме отдыха. До сих пор не очень понимаю, зачем я ей, собственно, понадобился - такой глупый, неопытный, и совсем нетрезвый.
Зачем кошке понадобилась такая неумелая и нерасторопная мышка? Кто знает?
***
Ясно, почему я все это вдруг вспомнил.
Мне не нравится идти в этот торговый центр с чужой дисконтной карточкой. Хотя, ничего такого уж плохого в этом нет. В конце концов, тот, кто потерял карточку, всегда может получить новую. Это ему ничего не будет стоить.
И если у тебя только сто рублей в кошельке, карточка ничего тебе не добавит… десятирублевая скидка – просто ерунда. Но все же что-то в этом есть. Какая-то заноза.
С другой стороны, - глупо отказываться провести вечер с женщиной, будучи почти уверенным в весьма интересном исходе этой встречи. Так будем надеяться на лучшее.
Кроме того, если не пойти – карточка просто-напросто пропадет...
Стою, жду.
После того южного происшествия со мной, интерес к интимным областям человеческих отношений, явно не был отбит. Я бы даже сказал – наоборот, с годами он усилился.
Хотя, стал более целенаправленным, что ли?
Или – это мне только так кажется?
Мои потери веры в прекрасное, а также южные раны от собственной бездарной неумелости, оставшиеся на нежной юношеской душе, залечила чуть позже, той же осенью, аспирантка университета, куда я собирался поступать, и даже устроился на подготовительные курсы.
Чтобы стать циничным физиком, похожим на героев "девяти дней одного года". это было крайне модным.
Но главное - чтобы не загреметь в заскорузлую советскую армию. Что было крайне не модным. И таким, видимо, и осталось по сей день.
Несколько месяцев я интенсивно осваивал с аспиранткой, да еще с парочкой абитуриенток, подвернувшихся мне попутно, азы увлекательного курса, совершенно не относящегося к цели моего поступления на подготовительное отделение.
И постепенно совершенно оправился от первого, весьма неудачного, опыта. И даже стал себя считать весьма искушенным в некоторых областях человеком.
Но - ничто не вечно под луной. В университет, в итоге, я не поступил, а на прощание, во время последней нашей встречи, я получил от аспирантки отличное напутствие:
- Упражняйся почаще - результат будет лучше! У тебя для этого есть отличные задатки. И больше работай головой. Вкусный секс – это для умных людей, милый мой мальчик. Ниже поцелуй, выше интеллект.
И она чмокнула меня в лоб.
***
Я и не подозревал, что эта встреча – наша последняя, а ее совет надо воспринимать скорее как завещание. которое огласили по случаю нашего прощания неподобающе веселым голосом. И среди развороченной постели.
Я был полон желания стать очень умным человеком. И, по возможности, сделать это скорее, например, даже завтра. Я не замечал совершенно очевидных вещей.
Увы, аспирантка вышла замуж за своего научного руководителя, члена-корреспондента, автора учебников, лауреата всевозможных правительственных и неправительственных премий и наград.
А я-то, читая его учебники, думал, что он уже давно и мирно покоится себе где-то на Новодевичьем кладбище.
А он, как оказалось, мало того, что жив, - но умудряется еще и трахать красивых девушек, которые годятся ему во внучки.
Впрочем, тут явно присутствовал корыстный интерес.
Я, конечно, переживал по поводу ее решительного шага, и даже ревновал к члену-корреспонденту. Но, положа руку на сердце - не очень сильно. В конце концов, если бы не шустрый член-корреспондент, мне пришлось бы жениться на аспирантке – так, почему-то, я думал тогда.
Разве такой бурный горный поток многочисленных семяизвержений может закончиться чем-либо иным, кроме как детским плачем и грохочущим водопадом женитьбы?
Чтобы превратиться позже, уже на равнине, в маленькую, замусоренную, пересыхающую на лето речку-перплюйку?
Кроме того, у меня в загашнике было парочка девиц на замену. И вообще, женским вниманием я не был обделен.
***
В столь юном возрасте такая, вполне реальная, как мне казалось, перспектива дальнейшего развития наших отношений в виде женитьбы была бы для меня чересчур мрачной, думал я, размышляя о возможных последствиях весьма интенсивного курса наших с аспиранткой занятий. Положа руку на сердце - мы трахались как кролики при любом удобном, а иногда не совсем удобном случае. Чем же кроме женитьбы это могло закончиться?
Юношеская наивность – такой быстро проходящий недостаток…
Вот в семьдесят шесть - столько было члену и лауреату, подобная перспектива – ну просто в самый раз. Просто – десерт для ценителей прекрасного.
Так что, если уж говорить: по большому счету, этот дедушка подвернулся даже и кстати.
Очень кстати. Ему-то терять уже было нечего.
Правда, это я понял гораздо позже.
***
Все это внезапно на меня накатывает, пока я стою, и жду Диану - у входа в торговый центр, где мы условились встретиться.
Память – вот странная штука. Никогда не знаешь – где и в какой момент что-то найдешь.
Ну, а где - и что-то потеряешь.
Идет ледяной весенний дождь, брызги залетают даже сюда, под козырек.
А может быть, послать все к чертовой матери и уехать? Отправиться домой. Провести приятный вечер в собственном обществе? Опоздание уже – минут пятнадцать, не многовато ли?
***
Диана, судя по всему, не любит церемоний.
Скромно говорит:
- Зовите меня просто - Диана.
И протягивает руку – для поцелуя.
Тыльная сторона ладони, когда я к ней наклоняюсь, чтобы имитировать поцелуй, слегка пахнет жидким цветочным мылом, будто она только что мыла руки. Или протирала их освежающей салфеткой.
У нее ладонь сухая, упругая и прохладная, ухоженная.
Но все же, ее возраст явно не соответствует заявленному. Конечно, не тридцать, а около сорока.
Но это – пустяки.
На самом деле, не так уж это и важно, соотношение реальных фактов - и ее фантазий. Если внешне все выглядит пристойно, можно и не обращать внимания на душевную панику женщины по поводу отлетающих в вечность дней.
Даже – эта паника может упростить или ускорить некоторые обязательные процедуры общения.
Сократить пути к неизбежному финалу в постели.
У Дианы все пока выглядит вполне пристойно.
И я бы даже отметил, более чем пристойно. И признаков паники не наблюдается - все вполне уверенно и естественно происходит.
***
А наша эта встреча с Дианой случилась из-за того, что мой старый приятель вдруг занялся устройством моей личной жизни. Дал номер моего телефона этой самой Диане.
- Вообще-то, это Евразия попросила его дать. И тебя просила предупредить, что она будет звонить. Помнишь, как на дне рождения Маврика она на тебя запала?
Между собой мы жену моего приятеля зовем Евразия. За восточный тип лица и ее общее коварство - она действует, обычно, прямо как героини Шекспира.
А Маврик, он же Маврикий – наш общий знакомый. Художник-дизайнер. Который всегда любит подчеркивать, знакомясь с девушками, что дизайнер – это не фамилия, а модная и денежная профессия.
Честно говоря – уже не смешно. Давно уже не смешно, потому что он повторяет одно и тоже из раза в раз. На протяжении нескольких лет.
И никакой Дианы, запавшей на меня на дне рождении у Маврикия я не помнил. Танечку, которую я в итоге отоварил в Марикиевской ванной комнате, помнил. А вот Дианы не помнил, хоть убейте меня.
Думаю, это был просто рекламный ход моего приятеля.
***
Я на всякий случай все интересуюсь, не та ли это… такая рыжая, крашенная, писклявая… Которая Вертинского все просила поставить?
- Если это та, то, знаешь ли, что, дорогой товарищ!... Я Вертинского терпеть не могу. И Северянина – тоже.
Нет, оказывается, не рыжая, и не тощая.
Но тоже ничего.
С фигурой.
Та, которая Маврикию не дала.
Не дала потому, подумал я, что ванная была мной занята.
- А почему? – удивляюсь я.
- Что почему? – в ответ удивляется он.
- Почему не дала-то? Маврик, вроде, еще ничего. Пока трезвый, конечно.
- Скромная очень. Не может с первым встречным - поперечным. При первом же знакомстве.... Тем более, с таким бородатым субъектом, как он. И с таким именем – Маврик. Который ее сразу же, после первой рюмки, в ванну тянет.
Кстати, что смешно, ее саму ведь Дианой зовут.
А это-то тут причем – как ее зовут? – думаю я.
Никакую Диану я, не помню, и среди моих знакомых женского пола Диан у меня еще не было ни разу в жизни. И даже немного интересно, как может выглядеть девушка по имени Диана.
- Кстати, на самом деле, зовут-то ее Валя. А Дианой - она себя сама называет. Под леди Ди…
- Она что – на нее похожа? Если она еще и такого же роста – то это не по мне.
- Нормального роста. Сексуально пригодного… Сам увидишь.
Совсем на принцессу не похожа.
***
Выясняется еще вот что: оказывается, жене моего приятеля надоело, что я захожу к ним в гости, обычно, с разными барышнями… Это Евразию - уже не первый день - очень нервирует. Вот она меня с этой Дианой и решила познакомить поближе. Пора, считает, мне уже несколько поутихнуть, и к чему-нибудь прибиться. К какому-нибудь одному берегу. Например, к этому.
Кроме того, у нее – аллергия на молодых девушек…
- А причем здесь аллергия? И почему бы ей о тебе, например, не заботиться? Ты ее муж, а не я, в конце концов…, - говорю я, а про себя думаю: и слава богу, что я не ее муж. Но вслух этого не говорю. Потому что фразу за меня заканчивает мой приятель:
- И, слава богу, что ты не ее муж. Я бы тебе этого не простил. Она обо мне и заботится. Считает, что за одной такой, как Диана, гораздо легче уследить, чем за десятком разных.
- А зачем за ними следить?
- Что-то ты не рубишь. Чтобы ко мне не приставали, - говорит на это мой приятель весьма самодовольно. – Диана – не в моем вкусе, к тому же. Так Евразия думает. И пусть себе думает на здоровье.
***
Такая вот предыстория. И, теперь, по-дружески, я зачем-то решаю в гипермаркете проблемы чужой аллергии и распутываю эти маленькие тайны местного мадридского двора. А заодно и собственные – прибивания к кому-то берегу на реке с огромным количеством островов.
Мы гуляем со скромницей Дианой, которую на самом деле зовут Валя, по торговым рядам. И чем дольше мы гуляем, тем тоскливее мне делается.
Совершенно не понимаю, о чем с ней говорить, а ее молчаливость и односложные ответы просто нервируют.
Кроме того, начинаю медленно, но верно накаляться, ощущая себя игрушкой в руках интриганки Евразии, поскольку совершенно не собираюсь менять что-либо в своем образе жизни.
Впрочем, если быть объективным – Диана-то не так страшна, как малюет ее черт, Точнее, Евразия…
Правда, она как-то все же напряжена. Будто совершает какое-то жертвоприношение. Хотя не очень пока понятно, кого и кому тут приносят в жертву.
***
- А мне нравится дизайн Маврикия, – говорит она вдруг, и несколько не к месту.
- Да, неплохо, - отвечаю я. – Только вот его борода мне нравится больше. Как у графа Толстого.
- Граф Толстой, по-моему, чаще за ней ухаживал, - отвечает Диана. – Или – лучше. Но художник Маврикий хороший. Хотя сам он мне тоже не понравился.
У меня прямо на языке вертится развить эту тему. Тем более, что она сама зачем-то вспомнила о Маврикии. Интересно теперь прямо у первоисточника выяснить, почему Маврикий оказался за бортом. Из-за занятой ванны? или по какой-то другой причине?
Откровенно говоря, если бы я был женщиной, то не стал бы спать с Маврикием - однозначно. Эта его неопрятная борода может кого угодно вывести из равновесия. Да в купе с шуточками не самого высокого полета.
С моей точки зрения, художник все же должен быть более широким душой и обладать более тонким чувством юмора . Или, хотя бы, казаться таковым.
Но я решаю, что это от нас не убежит. Даже если Маврикий ее по пьянке и трахнул, это бы сейчас дела не меняло.
Она не очень-то похожа на искательницу легких путей.
А мало ли, с кем не бывают подобные осечки.
***
В одном из бутиков Диана выбирает себе джинсы. Идет в примерочную, и, случайно не задергивает занавеску до конца. Я делаю вид, что рассеяно смотрю по сторонам.
И отмечаю про себя, что на ней явно боевые трусики. Это становится интересным.
Она зовет меня в примерочную, чтобы, втянув живот изо всех сил, и подняв руки над головой, показать, как здорово сидят джинсы. С вышивкой сзади “Kiss My Ass Please”. В принципе, конечно, – подходяще, думаю я, - с учетом ее кондиций. И с учетом возбуждающих трусиков под этими джинсами. Небольшие, наплывающие сверху валики вокруг низкого пояса джинсов – не в счет. Все подходяще - кроме вышивки, конечно. Диане ведь не шестнадцать лет.
Хотя, можно было бы даже и поцеловать. Если попросит.
Но что-то мне подсказывает, что до интимных поцелуев мы вряд ли доберемся сегодня. Если вообще – доберемся.
***
Выясняется: нет счастья в жизни. Точнее – может быть, оно все-таки где-то и есть. Но вот полного – нет нигде. Найденная дисконтная карточка работает только в гастрономе на первом этаже. А во всех других местных магазинчиках – совершенно бесполезна.
- «Визу» и «мастер-кард» – тоже не принимаем, - слегка насмешливо извиняется продавщица. - Только открылись. Аппаратура еще не подключена. Наличными только.
Диана вопросительно смотрит на меня. Я делаю вид, что не понимаю ее взгляда. Потом всплескиваю руками - мол, ой, а у меня наличных-то мало.
- Ну, тогда, вам же хуже, - говорит Диана продавщице. – Мы хотели с кредитной карточки заплатить... В другой раз зайдем.
Продавщица открывает рот, но, встретившись со мной взглядом, закрывает его.
***
Чуть позже наедаемся мороженого и наливаемся по уши кофе.
- А что вы больше всего любите? – спрашивает она меня.
Странный какой-то вопрос.
Бывают такие вопросы – ради вопросов. И такие же ответы – ради ответов.
- Больше всего я люблю ленится, - говорю я.
- Во всем? – спрашивает она, и улыбается. Я обращаю внимание на маленькую мягкую родинку – в уголке, над верхней губой. У нее красивая улыбка, и уголки губ чуть приподняты кверху. Дурак ты, Маврикий, думаю я. С такими женщинами нельзя действовать сальным натиском шуток.
- Да как вам сказать… Хотите проверить?
- Хочу, - говорит Диана. – Может быть. Как-нибудь... На днях или раньше...
***
Сидим в кинотеатре. Моя соседка так увлечена комедией, что то и дело, смеясь увиденному, невзначай дотрагивается до моего колена: что же ты не смеешься? Так смешно, правда?!
В какой-то момент я пытаюсь задержать ее руку там, на колене. Рука остается. Я чувствую ее приятное тепло. Что будет дальше?
А ничего.
Через некоторое время она просто убирает руку, но уже улыбается не так беззаботно. И временами я ловлю на себе ее взгляд. Тут уже я начинаю веселиться, глядя на экран. Правда, несколько искусственно. Совершенно не понимая, что это там происходит.
***
При выходе из торгового центра я покупаю Диане шикарную на вид розу. Это, конечно, не джинсы “Kiss My Ass Please”, но все же хоть какая-то компенсация за неудачу с дисконтной карточкой.
Роза явно чем-то накачана, и опадет уже на завтра.
Но это, собственно, не очень важно. Нужен всего лишь сиюминутный эффект.
Ехать нам не очень далеко, она живет на Садовом, почти напротив Цветного бульвара.
- Может быть, еще где-нибудь посидим? – спрашиваю я на всякий случай.
Она не отвечает. Только слегка качает отрицательно головой.
***
- Поцелуй на прощание? – говорю я, когда мы подъезжаем к дому и останавливаемся напротив ее подъезда.
Она подставляет щеку. Я едва касаюсь губами ее щеки. А потом слегка целую ее в маленькую мочку уха с крохотной звездочкой украшения.
Она вдруг, отстраняется, не глядя, бросает розу, которую держала всю дорогу в руках, на заднее сидение, поворачивается и крепко целует меня. И целует еще раз.
- А меня, на самом деле, Валей зовут.
Я хочу изобразить удивление, но оно тут явно неуместно.
- Ты извини меня за джинсы, пожалуйста. Это непроизвольно вышло… Просто хотела пошутить... Позвони, если вдруг будет настроение. А розу выброси, я не люблю смотреть на завядшие цветы.
***
Я смотрю, как она подходит к подъезду, набирает код. Медленно, как будто чего-то ожидая. Дверь закрывается за ней.
Пустой Олимпийский проспект распахивается передо мной, приглашая нажать как следует на педаль газа. Но у меня совершенно нет желания торопиться. Кроме того, там в конце проспекта всегда стоит гаишник - нужны мне такие приключения?
Дома я ставлю брошенную розу в высокий стакан с водой. Отворачиваюсь. Стакан немедленно опрокидывается, заливая водой скатерть на кухонном столе. И одновременно мобильник начинает наигрывать мелодию «Миссия невыполнима».
- Не спите? Не оторвал… от дел? – спрашивает мой приятель. – Мы тут все горим в нетерпении… Каковы результаты последних анализов?
- А не пойти ли тебе с твоей Евразией… - отвечаю я. И выключаю телефон.
2006-2012