Тройка, семерка, дама криминальная повесть окончание

 ГЛАВА IX

 1.
Охранник книжного супермаркета томился на контроле в ожидании звонка от случайного недотепы – все знают, что через контроль с книжкой под полой не проскочишь, но не все этому верят.
 Охранник был молод, жаден до открытий, книжек не любил, а любил погадать за вечерним пивом, как выберется из очередной пакости герой телебоевичка, предположения свои высказывал громко, уверенно и невпопад и потому пить с ним пиво и смотреть боевики не любили.
 И на работе он все поглядывал поверх монитора в зал, стараясь по виду покупателя, его походке, жестам и взглядам, угадать, прижмет ли он книжечку под курткой и пальто к груди, и как, шествуя рассеянно, наткнется на входную электронику, и будет объяснять собственное невнимание к материальной стороне жизни.
 Но и тут злоумышленника угадывал он редко, за полгода работы – ни разу, и тот, за кем он следил с тайным предвкушением, не тревожил электронных лучей, а попадались каждый раз другие, неугаданные им – не потертые старушки, не нахальные подростки и не ухоженные дамы, а те, кого он просто не замечал и между полок не видел, у кого не было ни лица, ни явного намерения, ни особых примет.
 -Так, а это что?- спросил себя охранник, и у него радостно екнуло и завозилось под ребром, а дыхание стало редким и частым, как у таксы, увидевшей вдруг кошку, спокойно сидящую в теплом подвальном окошке.
 Вошедшему точно было отчего-то неловко, он как бы подсмеивался над собой и похож был на взрослого, угодившего на детском празднике в самый центр дурацкого хоровода малышни или на дальнего родственника из провинции на столичной свадьбе, к которому отчего-то прицепился вдруг конферансье, тамада и массовик-затейник и чуть что для разрядки тащит неуклюжего, потеющего, свекольного от водки и смущения, то представлять египетскую мумию, забинтованную в полоски туалетной бумаги, то бегать и выпивать на перегонки с молодежью, то на тур вальса с толстой дамой, тяжелой и неповоротливой, как старое пианино, когда несут его съезжающие с квартиры по узкой лестнице пятиэтажки без лифта.
 Посетитель огляделся, точно отыскивая среди книголюбов знакомых, постоял, пожал плечами, хмыкнул, медленно побрел вдоль полок с поэзией и философией, останавливаясь, выдергивая пухлые томики с бублично-бараночными шрифтами на обложке, то, удивленно вскидывая брови, то, давясь беззвучным смехом.
 -Чему это он так радуется?- царапнуло охранника, и он решил с покупателя глаз не спускать.
 Что-то и в самом деле затевалось. Посетитель сыграл животом Моцарта, извлек из-за пазухи мобильник, придавил мелодию пальцем, послушал, с трубкой возле уха направился в отдел компьютерной литературы.
 А задерживаться там долго не стал: уточнил что-то коротко по телефону, отыскал пухлый том с синей жирной двойной галкой микрософт ворда, выдвинул, запустил руку поглубже, вроде как, отыскивая что-то припрятанное, книжку поставил на место и двинулся к выходу.
 Охранник подобрался в ожидании контрольного сигнала и даже перекрыл наполовину выход из белых пластмассовых воротец, и ладонь растопыренную двинул, чтобы упереться в грудь похитителя книжек, но тот беззвучно воротца миновал, вздернул руки, крутанул ехидно кистями как в еврейском танце, мол, что вы, что вы, ничего я не брал. Нужно было отступить, извиниться и клиента выпустить, поскольку машина никаких правонарушений не отметила, но ведь он сам, понимаете, сам видел, как клиент вытащил что-то с полки, сунул в карман и теперь пытается вынести из магазина, не оплатив!
 -Позвольте…- придержал охранник клиента.
 -В чем дело?- отозвался тот.
 -Нужно оплатить,- неуверенно заметил охранник.
 -Что оплатить?
 -То, что вы взяли с полки.
 -Я ничего такого у вас не брал,- веселился посетитель.
 -Но я же сам видел,- оглядываясь на кассира и старшего продавца, не сдавался охранник.
 -И что же,- с любопытством взглянул на охранника весельчак.- Обыскивать меня будете?
 -Если сами не отдадите – буду,- насупился охранник.
 -Митя, что у тебя там?- кричала поверх голов старший продавец, протискиваясь сквозь моментально притихших и сбившихся в кучу покупателей.
 -Да вот,- тыча пальцем в клиента, мычал Митя, а что сказать и сам не знал,- Да вы опустите руки-то,- чувствуя поднимавшийся смех в толпе, сказал подавленно Митя.- Что вы, в самом деле, тут…
 Покупатель же демонстративно расстегивал пальто, выкладывал на поручни контроля ключи, бумажник, перчатки, скомканный носовой платок, проездной в метро, сигареты, зажигалку, мобильник, делал все это демонстративно и медленно, перекрывая единственный выход из магазина и внимательно глядя не на охранника и спешащего к нему на помощь продавца, а туда, в тот самый раздел компьютерной литературы и на ту полку, с которой снимал только что микрософтный справочник.
 -Ты что, с ума сошел? Что ты людей хватаешь? У него же действительно ничего нет,- напустилась на охранника старший продавец.
 -Да я сам видел,- с шипением оправдывался охранник.
 -Что видел?
 -Как он взял это… и сунул в боковой карман.
 -Что это?- натянуто улыбаясь клиенту, вытряхивала из охранника старшая.
 Митя широко раскрыл глаза, а клиент демонстративно вынул из нагрудного кармана беленький конвертик, вытащил из него компьютерный диск, поднял его повыше, демонстрируя всем желающим, спросил, обращаясь к кому-то в зале: «Вы вот этим здесь торгуете?», потом включил распиливающую на все лады Моцарта трубку, кивнул кому-то в ответ на ехидную реплику, бросил короткий взгляд на те самые книжные полки, сгреб всю мелко звякнувшую дрянь в карман, и, не обращая более внимания на смущенного охранника и вскипавшую продавщицу, вышел на улицу.
 Покупатели, слегка разочарованные ложной поимкой книжного вора, потянулись мимо оскандалившегося Мити, проходили, скорбно глядя в пол, как мимо служебного покойника и только Рис, наблюдавший сцену на контроле сквозь плотные ряды томиков Марининой и Дашковой, поравнявшись с хранителем печатной продукции, наклонился к нему, опустившему голову на руки, и сказал негромко, но отчетливо: «А зря вы его отпустили».
 Деньги на покупку точно такого же ноутбука, какой он брал напрокат у неприятного своего одноклассника, теперь у него были – только что он обменял диск с записью вавиного архива на пачку долларов в конверте, который Алекс, следуя указаниям Риса по мобильнику, оставил под пухлым справочником, где накануне Рис припрятал свой диск.
 Только вот разглядеть, как следует Алекса (если это, конечно, был Алекс) ему так и не удалось.
 Например, есть ли у Алекса борода?
 

 Скрыть от Вавы историю с ноутбуком было легко - проницательная в пустяках, вроде отметок и прогулов, Вава давно не угадывала настроений сына и не подозревала, какие неприятности встречались на пути Риса, и как он учился с ними справляться. И теперь она сразу поверила всему, что рассказывал Рис – как они вывалили всей гурьбой из электрички, как шли через поселок мимо засыпанного снегом пруда, мимо таких белых прозрачных садов, мимо дачек по пояс в снегу - такой он странный зимой, их поселок… И Вава сразу представила себе - деревья за псивыми заборчиками похожи на венички вербы, какие продают старушки в весеннее воскресение у входа в метро и если вспомнить корзинку с тонкими торчащими из нее спутанными прутиками – сразу увидишь эти зимние дачные сады.
 По тропинке спустились в овраг, перешли ручей по мостику из двух досок, и видно было, как из-под кромки льда выглядывает темная стылая вода и под ней едва шевелится мягкая песчаная ладонь дна.
 На лыжи встали на краю поля – красные и белые шапочки с помпонами, рябые свитера, яркие куртки на белом снегу. Физрук пробивал дорогу, лыжники растянулись по лесу, перекрикивались, смеялись, объезжали поваленное дерево, спускались с визгом по склону в овраг, лыжная палка проваливается в снег, заваливаешься набок, рука по локоть уходит в сугроб, жжет между перчаткой и завернувшимся рукавом куртки.
 Кипятили чайник в маленьком промерзшем домике, хохоча и толкаясь, тянули онемевшие пальцы к газовой плите, нахохотали, надышали в комнатке и на верандочке тепло, и так было здорово, что досидели до сумерек, до зажженной одинокой лампочки под потолком на витом шнуре и подошедших вплотную к окнам синим сугробам и черным стволам старых яблонь.
 Так хорошо, так спокойно и ни тебе бандитов, ни Бори Шумана, ни следователя, ни Зюзюшки…
 -Постой, постой,- очнулась убаюканная Рисом Вава.- А как же бумаги… Ты их что – при всех жег?
 -Ну, разумеется, нет,- опомнился и Рис.
 -Но я надеюсь, ты их…
 -Да, да. И пепел по ветру развеял. И, между прочим, никто за мной не следил. Можешь считать – нас оставили в покое. Жаль, конечно, интересные варианты просматривались. Но… ты сама не захотела.
 -Захотела. И сейчас хочу, чтобы этот кошмар кончился. Не нужны мне ни деньги эти шальные, ни погони, ни обыски. Хочу жить, как все.
 -Это как же?
 -Бедно, но тихо.
 -И как – получается?
 -Пока не очень,- признала Вава и тут же выложила Рису порцию очередных своих переживаний, на этот раз связанных с Борей Шуманом.
 Рис слушал, кивал, смешливо или озабоченно поддакивал, переспрашивал, одобрял и успокаивал и Вава, если бы присмотрелась, легко заметила бы, что он в сущности ее совсем не слышит и думает о своем.
 -Нет, ты представляешь, каково ему?
 -Кому? - очнулся Рис.
 -Да Боре Шуману. Ты что, совсем меня не слушаешь?
 -Нет, почему же… Так что там с Шуманом?
 Боря Шуман позвонил Ваве в конце как-то странно тихого рабочего дня (ни Зюзюшка не дергала, ни Федотов не объявлялся, Киса отмалчивалась угрюмо, и на попытки Вавы обсудить вчерашние обыски реагировала вяло – а что здесь такого, ну взяли, да обыскали, по ошибке, ничего не нашли, теперь отстанут, и даже Ирка-уклейка в двери каждый час не торчала – так, заглянула пару раз) Боря позвонил, уточнил как-то придушенно, правда ли, что она выдала кому-то дубликат доверенности, оправданий ее выслушивать не стал, разговор прервался на полуслове и по номеру, который на днях так небрежно Борей был продиктован, никто не ответил.
 -Ну и что?- сравнодушничал Рис.
 -Ты знаешь, мне показалось, что Боря, когда спрашивал, был не один. Кто-то там рядом был и на Борю… давил. А я знаю – на Борю давить бесполезно. Он, ну… не сжимается, что ли. Так что если я что-то такое по голосу Бори почувствовала, значит, ему там совсем душно стало.
 -Да ладно тебе, ма… ничего твоему Шуману не сделается. Даже если он пересекся с нашими бандитами, опасаться ему, в общем-то, нечего.
 -Это почему же?
 -Да им выгоднее с ним договориться, чем убирать его.
 -Почему это выгоднее?
 -Потому что, если они избавятся от Шумана, ПАП этот для них будет потерян. Стоит им как-то проявиться, они тут же попадут в разработку. А с их прошлым и занятиями им это совсем ни к чему.
 Успокоив таким образом Ваву, Рис перебрался в свой компьютерный бедлам, и Вава в тот вечер больше его не видела и не слышала.

 2.
 «Завтра в двенадцать»,- сказал Миша, и он не шутил.
 Какие шутки – ноутбук стоил тысячи полторы – по Вавиным с Рисом доходам целое состояние, которому свалиться на них было неоткуда. Даже если все (господи – что!?) продать, все равно таких денег… Остаются квартира и дачный участок, но это, знаете ли…
 Рис заметил, что мысли его упорно бегут по вавиному пути и встряхнулся.
 Что он, в самом деле: есть товар, есть покупатель и времени есть немного. Немного, но есть! Даже если он завтра к двенадцати не успеет – сутки у Миши выторговать можно – он сказал – пятьдесят за каждый день просрочки. Будут и пятьдесят и больше. Вот продаст он паповский архив и через день-два Мише представит точно такой же компьютер. Может даже лучше.
 Алекс откликнулся сразу, как будто тихо вошел в комнату, встал за спиной Риса и следил, как он набирает:
 -Продается информация о биоэнергостимуляторе. Срочно. Недорого.
 -Если можно, уточните – какого рода информацией вы располагаете?- спокойно переспросил Алекс.
 -Той самой,- отстучал Рис,- которой вам не хватает, и которую вы обещали своему партнеру добыть за неделю. Срок на исходе.
 -Предположим информацию у вас,- рассуждал Алекс.- Как я узнаю, что это то, чего мне не хватает?
 -Есть только один способ.
 -Какой?
 -Заплатить.
 -А о чем, собственно, речь?- опомнился Алекс.
 -О том, о том,- закивал Рис.
 -И все-таки. Хоть намекните. Ловля черных кошек в темных комнатах начинается с предположения, что и то и другое существует в принципе. Как насчет принципа?
 -В принципе, было три ящика бумаги.
 -И это все?
 -Поверьте, этого вполне достаточно.
 -А вы понимаете, что похищение архива госучреждения, с точки зрения закона, это…
 -Кто сказал «архив»? Я не говорил. А о законе лучше вообще не вспоминать: следствие весьма интересуют мотивы избиения до смерти ученых и падений из окна руководителей научных фирм.
 -Я к этому никакого отношения не имею.
 -А я не говорил, что имеете. Я написал – следствие интересует. Кстати о законе – три ящика бумаги были уничтожены по распоряжению академика.
 -Так что же вы предлагаете мне купить?
 -Дым.
 -Пытаетесь острить?
 -Простите, на поэзию потянуло. Как Пушкина.
 -Пушкин тут причем?
 -Действительно – ни причем. Едва ли он мог бы сравнить дым сгоревшей бумаги с электронной версией написанного на ней.
 -Так вы перевели архив в электронную версию?
 -Не важно, что именно я сделал. Важно, что у меня есть то, что вам нужно. Будете платить или нет?
 -Откуда мне знать, что в этих документах содержится какая-то информация о приборе?
 -Узнаете, когда заплатите. Но, наверное, что-то такое там есть. Иначе, зачем академику надо было эти бумаги уничтожать? Хотя будем справедливы – старик до последнего сомневался. Мучился – осчастливит прибор человечество или убьет его.
 -Сколько?
 -Полторы тысячи. Долларов.
 -Вы что с ума сошли?
 -Учитывая, сколько вы запросили за прибор, которого у вас к тому же нет, у вашего партнера, я действительно сошел с ума и потому прошу так мало. Но деньги мне нужны срочно.
 -Но у меня нет сейчас такой суммы.
 -В таком случае, я вынужден буду обратиться к вашему партнеру.
 -Он вам не заплатит.
 -Посмотрим.
 -Он опасный человек.
 -Возможно. Но вы же имеете с ним дело.
 -Почему я должен вам верить? Прежде чем платить, я хотел бы хоть что-нибудь увидеть.
 -Резонно. Так и быть – вы увидите все.
 -Действительно – отправьте мне архив, я его посмотрю и если товар стоящий – куплю.
 -Ага. Значит, деньги у вас есть?
 -Найдутся.
 -Замечательно! Сделаем так: завтра вы найдете конверт с дискетой там, где я вам укажу, и там же оставите конверт и в нем пятьсот (прописью) долларов.
 -Погодите – мы же договорились. За что я должен платить?
 -За просмотр. Пятьсот – цена просмотра. Полторы – цена материала.
 -Вы мне не доверяете?
 -Конечно.
 -А пятьсот рублей за просмотр вас не устроит?
 -Меня бы устроило. Мои обстоятельства – нет.
 -Возникли проблемы?
 -Вам они ни к чему.
 -Я должен подумать.
 -Не больше часа.
 -Ладно, согласен. Как вы себе это представляете. Что-нибудь из американского боевика. Встреча в баре? Или казино?
 -Все гораздо проще. Только вот что, Алекс…
 -Что?
 -Не вздумайте меня кинуть.
 -А вот пугать меня не надо.
 -А я вас не пугаю. Я предупреждаю: если что-то будет не так – информацией воспользоваться вы не сможете.
 -Не беспокойтесь. Все будет по-честному. Как в рекламе. Итак…
 
 
 Первая встреча всегда комом. Тем более, если человек слушать не умеет.
 Рис предупредил, Алекс не понял, кто ж тут виноват.
 То, что информацию на деньги надо менять в людном месте – это Рис сразу решил. И место такое имелось – у входа в метро вечно злая продавщица разнообразной прессы без лица и возраста сидела в углу разноцветной паутины из пестрых обложек лакированных журналов, уткнувшись в детективчик, и покупателей заранее ненавидела. Те подойдут, потопчутся нерешительно и ничего для просмотра спрашивать не станут, чтоб продавщицу не раздражать. Спросят программу ТВ на неделю, продавщица ткнет им, не глядя «ТВ парк» или «Семь дней», сдачу одной рукой отсчитает и дальше шуршит страничками будничных убийств и глянцевой любви.
 В самом углу лотка скучала правительственная газетка – никто ее никогда не спрашивал и в руки не брал, и хотя обновляли номер каждую неделю, судя по первой странице, кажется ни в газете, ни в мире ничего не менялось со времен первых доисторических выборов.
 Рис заранее пошуршал этой листовкой от власти, аккуратно подложил в стопку конверт с диском, прошелся вдоль витрин с цветами, булками, зажигалками и ремешками для часов, а когда вернулся, застал официозную газетку слегка помятой, а под ней вместо диска конверт с пятисотрублевкой – наследственная купюра Гладышей, цена их жизни и страданий.
 Рис не обиделся, не задергался, почему-то удовлетворенно хмыкнул и отправился в школу повидаться с Мишей, расплатиться с ним за отсрочку и ждать попутно, когда объявится Алекс с извинениями и объяснениями, как он впопыхах не понял и случайно перепутал курсы, виды и возможности валют.
 Узнав, что Рис вернуть ноутбук сегодня никак не может, Логинов повел себя как-то странно, как-будто они снова пятиклашки, идут после школы домой, и Рис выдернул у Мишки портфель и помчался с ним по улице (чего он, кстати, никогда не делал, но попробовать, может быть, и хотел бы), а Мишка легко догнал его, выбил портфель, шею обхватил руками «в замок» и начал медленно гнуть к земле под дружное гаканье детской толпы.
 И теперь Миша точно также схватил Риса за шею, Рис извивался и дергался, мягкой ладонью бил Логинова по плечу, попробовал ущипнуть его за ребро, но руки у Миши были твердые и давил он ими как машина, как пресс, под который загнали Риса для забавы или опыта проверить на прочность его шею, а когда Рис стал задыхаться, затих, махнув вяло рукой, заскреб подошвами по полу, оказалось, что выключатель сломался, остановить машину нет никакой возможности, все застыли в ужасе, у кого-то пискнуло от страха и предвкушения в горле, и, только перехватив случайно удивленный взгляд охранника, Логинов вдруг разжал руки, поймал выпавшего Риса за ворот, встряхнул, поставил на ноги, улыбнулся, не разжимая губ, вроде бы смущенно.
 -Так что ты там сделал с моим компьютером?- поинтересовался Миша, тяжело дыша. – Сломал… потерял… одолжил кому-нибудь?
 -Черт, ты мне чуть шею не свернул,- отдуваясь, покручивая головой и морщась, заметил Рис. – На вот возьми…
 -Что это?- брезгливо принимая пачку сторублевок, спросил Логинов.
 -Деньги за просрочку. Как договаривались,- взявшись ладонями за уши, Рис крепко покачал собственную голову, словно ставя ее на привычное место.
 -Какие деньги, где мой комп?- двинулся к Рису Миша.
 -Завтра получишь, - отозвался Рис.- В это же время. Ну, разумеется, если ты мне сейчас шею не свернешь. Тогда спрашивать будет не с кого.
 Охранники по знаку Миши отошли и то, что он сказал, слышал только Рис.
 -Не повезло тебе, Риска. У меня там была кое-какая информация. Если она попадет, куда не следует, или будет стерта, не завидую я тебе.
 Миша взялся за висевшую на шее на шнурке трубку, но телефон звонил у Риса. Не отвечая на звонок, Рис медленно отступил, подтянулся, сделал еще шажок и, стараясь не делать резких движений и не поворачиваться к противнику спиной, двинулся тихонько по коридору, совсем как человек, налетевший в лесу на свору сорвавшихся с цепи кавказцев, который думает о том только, как бы не спровоцировать резким движением вожака, припавшего на передние лапы, задравшего губу к носу, показавшего частые и острые передние зубы, чуть заголившего пару крупных кривых и желтых клыков.
 Глаз не сводя с Риса, Миша Логинов вдруг засмеялся, заржали следом охранники, попискивая, затряслись в робком смехе логиновские шестерки из параллельных классов, а Рис все пятился, не поворачиваясь спиной и не улыбаясь, и смех начал потихоньку умирать, смеющимся становилось жутковато, оттого что тот, кого чуть не придушили на глазах у всех, ни слова не говоря, так явно дает им понять, что они для него только стая сорвавшихся с цепи собак и разбегутся с визгом лаем и воем, стоит человеку нагнуться к земле и сделать вид, что он подбирает камень.
 Рис вдруг остановился, школьный коридор притих, звенел и дрожал мобильник в тишине. Рис повернулся, достал трубку из кармана, и все услышали спокойный его голос: Я вас слушаю».
 Давая на ходу короткие насмешливые указания Алексу о новой встрече, Рис как-будто тут же забыл о тех, у него за спиной. Хотя он очень хорошо разглядел и понял, что скрывалось за этой внезапной вспышкой Логинова. Там было действительно очень сильное чувство. И, как показалось Рису, чувство это было - страх.
 На самом деле Миша Логинов испугался, когда понял, что компьютер ему Рис может и не вернуть.
 Чего он так испугался?

 Свой номер мобильника Рис вписал в маленькое предисловие к паповскому архиву.
Звучало оно примерно так:
 « Dear Alex!
 Поздравляю Вас – вы открыли файл и запустили программу уничтожения документов.
 Прежде чем вы познакомитесь с патентами на изобретения, от которых академик Черников почему-то хотел избавиться, и оцените их по достоинству в свете оговоренных выше сумм, знайте, что времени на принятие решения и оплату у вас ровно три часа. За это время вирус моего собственного изготовления сожрет всю информацию на этом диске. И не пытайтесь скопировать текст – в этом случае полетит все, что есть в вашем компьютере.
 Деньги мне нужны сегодня не позднее двух часов. Наберите этот номер мобильника, и вы узнаете, как вы сможете выкупить информацию для дальнейшего ее использования.
 Напоминаю – если я не досчитаюсь хоть одной купюры, архив Черникова будет потерян для Вас навсегда.
 Надеюсь, вы убедились, что это – не пустые угрозы.
 Впрочем, можете рискнуть».
 Алекс рисковать не стал.
 Он был в книжном супермаркете в то самое время, которое указал ему по мобильнику Рис. В конверте под справочником Микрософта было ровно полторы тысячи долларов и записка: «Пятьсот рублей – премия за находчивость».
 
 3.

 Боре Шуману было явно не по себе и это ему не нравилось.
 Когда-то мелкие пакости на пути, вроде недостатка информации, неизвестно откуда появившихся препятствий и помех – порождения зависти, интриг, нежелания делать так, как хотел Боря, только возбуждали его, заставляли подобраться и, как в спарринге, высоко подняв руки и втянув голову в плечи, двигаться напролом. Он не бился головой в стену. Он проходил сквозь нее, потому что ее не замечал. Он видел то, что за стенкой и просто шел к нему, не останавливаясь, не раздумывая, не пугая себя, как большинство коллег, предположениями вроде: «А что если…» И пакости рассеивались сами собой, слухи мелели и выдыхались, интриги обращались против тех, кто их затевал и те, кто мешал, пораженные бориной мощью, сами впрягались и начинали тянуть его к успеху.
 Получив замдиректорство, Боря снова ощутил себя на рельсах, толкнулся, провернул колеса, проскочил одну стрелку, другую и вот уже граница станции и впереди гладкий путь и наплевать, что вдруг зажегся красный – не до того, опоздание на годы, нагонять надо…
 Что-то разладилось в машине. Вдруг открылась способность замечать препятствия. Прикидывать и взвешивать. Беспокоиться о последствиях. Спрашивать себя и, не находя ответа, нервно прохаживаться по кабинету, постукивать пальцами по столу, подолгу смотреть в окно и даже думать о том, с кем бы посоветоваться.
 К двенадцати часам у Бори был готов пакет документов, по которому получалось, что он, как представитель Института и владелец акций Гладыш имеет право принять любое решение по фирме ПАП. Копия такого решения тоже была. И этим решением было решение о продаже ПАПа кому-то, чье имя и паспортные данные оставалось только вписать в пробелы продажной ведомости.
 В двенадцать никто не позвонил и не приехал.
 Борин поезд пыхтел и топтался в границах станции.
 Боря мог назначить бандитам срок для объявления – скажем сутки. Или двое. После чего навсегда вычеркнуть их из списка покупателей ПАП (запоздалый звонок, вопрос, холодное: «Простите, фирма уже продана, новый владелец РУБОП, связаться с ними можно по телефону такому-то»). Можно было продать фирму самому себе, за неделю-две разобраться, что же там происходит, заменить кое-кого из персонала (эту вот шлюховатую секретаршу, например) про бывшую крышу сообщить куда следует, пусть тому же следователю (Руднев, кажется), наладить поток прибыли на нужды Института и идти дальше…
 Черт, почему же они не звонят. Что он не так сделал? Ведь этот Паша явно был готов платить. Или нет? Что-то очень легко он согласился. А на что, собственно, он был согласен? Сказал – приготовьте все документы, подъедем, разберемся. Это, в каком смысле?
 Боря прошелся по бывшему Тришинскому кабинету (столик из красного уголка, облезлый стул и учительский книжный шкафик вынесли на задний двор, обстановку подновили, взяв кое-что из бориной лаборатории и из кабинета Черникова-младшего – ему вся эта обстановка едва ли понадобится), остановился у окна, остудил ладонь о стекло, за которым двор и косая тропинка в снегу и потянувшиеся по ней за продуктами в ближайший магазинчик «24 часа» остатки пожилых лаборанток.
 Зайти к Инессе? А что ей скажешь? Договорился продать ПАП с правом аренды помещений каким-то проходимцам, которые, похоже, Юрова запугали до смерти, а они куда-то пропали? Нет уж. С кем угодно, только не с Инессой. А с кем угодно?
 Боря покосился на телефонный аппарат. Молчит, сволочь. Может, отключили? Снял трубку, послушал. Гудок есть. Идиотская констатация – гудок есть, а разговора нет. Когда-то шутили – весь пар в гудок уходит. Глупо.
 Пойти в ПАП, поговорить с этой секретаршей? Она что-то знает про этого Пашу. Может быть связана как-то с ним. Что-то не так было, когда она обнаружила труп Юрова под окном. Вроде и растерялась, и истерила, но как-то не так, как будто… Ну, да – как-будто знала, что что-то подобное с Юровым должно было случиться. Что еще она знает?
 Боря ближе придвинулся к окну, поискал в соседнем доме окошки ПАПа (эти что ли?), заметил мелькнувший силуэт в освещенном проеме, отступил от окна, не то, чтобы испугался или оказался застигнутым врасплох за подглядыванием и нерешительностью… так, показалось на секунду, что из дома напротив наблюдает за ним кто-то. Та самая секретарша что ли?
 Нет, так дело не пойдет.
 Что-то надо делать. Куда-то идти. Куда? В лабораторию? Что там делать среди вымерших шкафов, столов, клеток и комнат?
 Грянул телефон. Звонила Вава, жаловалась, что кто-то залез к ней в квартиру, все разворотил. Что-то искали, а что – непонятно. Боря отмахнулся от нее легким внушением и сам как-будто пришел в себя. И даже удивился – что это он, в самом деле? Ну, передумал покупатель, денег вовремя не собрал или решил, что цена высока – тем лучше. Не объявится больше эта компания – ему же, Боре, выгода. За одну встречу удалось избавиться от крыши. Объявятся снова – тогда и будем решать.
 Боря чувствовал себя, как всякий здоровяк, у которого вдруг и в первый раз скакнуло давление – закружилась голова, в глазах потемнело, качнуло, шатнуло, не хватило воздуха и такая, знаете ли, слабость – руки не поднимешь, и ничего не хочется, и ничего не надо.
 Приступ прошел внезапно, как начался, и Боре захотелось вскочить, провести короткий бой с тенью и рвануть штангу килограммов в сто, чтобы убедить себя, что это не возраст, не болезнь, не старость, так, ерунда – минутная слабость, понервничал, переработал, плохо спал ночью, все уже прошло, он в порядке, сила есть и здоровье при нем.
 И на следующий день Боря Шуман с утра чувствовал знакомую упругость во всем теле, кровь кружила по сосудам, руки наливались силой, мышцы непроизвольно сокращались, хотелось сильно постукивать ребром ладони по краю стола, означая начатые и тут же с успехом завершенные дела, и когда зазвонил телефон и незнакомый голос с ленивым хамством поинтересовался: «Ну, че, надо бы встретиться, разобраться», Боря совершено спокойно ответил, что у него все в порядке, документы готовы, но что встречаться надо было вчера…
 -Значит так,- не слушая его и не возражая, напирали на Борю,- выйдешь сейчас, сядешь в свою волгу и поедешь за черным Шевроле. Мы тут в переулке.
 Если бы не вчерашний внезапный приступ нерешительности, ни в какую волгу Боря бы не сел и никуда не поехал, а добился бы, чтобы вся компания поднялась к нему в кабинет, а он принял бы их и заставил принять свои условия.
 Но хамский голос, нахальные требования, нежелание слушать, уверенность в том, что человека всегда можно заставить делать то, что ему не нужно, но нужно тебе, все то, чем когда-то отличался и сам Боря, показались ему вдруг той самой стенкой, через которую он должен пройти, чтобы стать самим собой.
 Стена была перед ним, и невозможно было ее ни обойти, ни перелезть, ни сделать подкоп, ни повернуть назад. Можно было только перестать чувствовать, ощущать острые и твердые грани, нужно было увидеть то, что за ней, то, что Боре теперь стало необходимым, и это был не ПАП, не деньги, не успех, не карьера, а что-то, может быть когда-то бывшее у Бори, а теперь им потерянное и забытое, а может быть то, чего никогда у него не было, но без чего, это он уже знал, никакого Бори Шумана быть уже не может.
 И он встал, свернул бумаги в трубочку и засунул их в прозрачный пластик файла, опустил туда же паспорт и ручку и все вместе забросил в дипломат, щелкнул замками, потушил лампу, в приемной постоял перед дверью в кабинет Инессы, решил не заходить и не прощаться, на предупредительное полувставание секретарши («Что с вами, Борис Михайлович, вам плохо?») покачал головой, в последний раз окинул взглядом приемную, которую он так долго хотел и, наконец, сделал своей, и вышел.

 
ГЛАВА X

1.

 -Та-ак,- сказал себе Руднев, увидев Светкиного футболиста перед кучей мобильников и ноутбуком в кабинете Лены Лизиной.- Попался, голубчик.
 Злая радость тут же пшыкнув потухла, как сигарета под слюной на пальцах человека, не нашедшего пепельницу на приеме, куда попал он впервые и случайно, в жмущих ботинках, надеваемых только на юбилеи и похороны и в тесном галстуке, и теперь ему ничего не остается, как незаметно опустить окурок в карман и таскать его, и убегать от его вони весь вечер, пока не доберется он, наконец, до туалета, чтобы вытряхнуть эту гадость в унитаз, если, конечно, сам найдет к нему путь, потому что спросить, где этот самый чертов туалет, все равно ни у кого он не сможет.
 Подросток покосился на вошедшего, попробовал подобраться, выпрямиться и выбрать между» Помогите, помогите, это в первый раз, я случайно, больше не буду, только выпустите меня!» и «Давай, вытаскивай меня отсюда, а то я таких вещей этой шизанутой следовательше про твою дочку расскажу – мало не покажется!», но выбрать ничего не сумел и тут же снова осел на стуле.
 -Ну что тут у вас?- погладил ус Руднев, но дергать и теребить не стал, и даже руки сунул в карманы.
 -Да вот… - помедлила, вспоминая статью УК, Лизина.- Разбойное нападение с целью завладения чужой собственностью в виде мобильного телефона и компьютера, совершенное в одиночку и видимо не один раз.
 -Взяли с поличным?
 -Дэпээсники привезли. Сдернул трубку у девчонки рядом с вокзалом, а патрульная машина как раз мимо проезжала.
 -Ну и оформляй, как положено – дело открывай, свидетельские показания, вещдоки… Учить тебя что ли. Сколько ему светит?
 -Учитывая возраст и отсутствие смягчающих обстоятельств,- оценивающе разглядывая скукоженного фанатика, сползающего со стула без своего прежнего нахального «Здрасьте!» на лестничной клетке, где он сидел со Светкой в обнимку, и даже руки при виде Руднева не снимал, стервец, Лизина подытожила,- лет пять ему дадут.
 Парень тихо всхлипнул.
 -Чего так мало? - удивился Руднев.
 -Ну, возраст все-таки. Первый раз…
 -А если смягчающие найдутся?
 -Ну, мне-то их откуда взять?
 -А если кто поможет?
 Парень насторожился и чуть двинул задом по сиденью...
 -Кто же это?- посмеиваясь глазами, удивилась Лизина.- Разве вот следователь какой знакомый.
 -А у него такой есть? - с сомнением покосился на парня Руднев.
 -Да, говорит, есть.
 -Интересно. А что еще он говорит?
 -Говорит, дочка следователя – его подружка.
 -И как далеко зашли их отношения?
 -Да вроде как свадьба скоро.
 Парень заерзал на стуле, точно у него засвербило.
 -А папаша в курсе?
 -Теперь, наверное, в курсе.
 -Ну что ж,- не замечая более прыщавого фаната и собираясь уходить, сказал Руднев.- Желаю счастливого брака. И детишек побольше. Правда лет пять с этим придется подождать.
 -Слушай, Руднев,- перехватила его у двери Лизина.- Не знаю, что там у этого парня с твоей дочкой…
 -Да ей всего двенадцать, что у них может быть,- засипел в ответ Руднев.- И если только я узнаю… Я его за совращение малолетней…
 -Да он сам еще малолетний,- отмахнулась Лизина.- Остынь. Не было у них ничего, это он сдуру ляпнул. А парня жалко. Ты ведь хотел знать, кто из фанатов шестерок вербует. Вот и вытряхни это из него. Оформим, как добровольное содействие органам. Может, добьемся приговора с отсрочкой.
 Руднев посмотрел на раскисшего светкиного дружка, вспомнил, как мечтал дать ему по шее и вытащить Светку из этой компании, представил, как Светка, не дай Бог, начнет мотаться в СИЗО с передачами, понял, что может дочь окончательно потерять и пожалел, что замели этого придурка на их территории.
 -Ладно,- вздохнул Руднев.- Иди, перекуси чего-нибудь. А мы тут с твоим подопечным потолкуем.


 Как только Лизина вышла, мальчишка повертелся на стуле, подобрал ноги, руки сложил на груди, шумно вздохнул, голову свесил на бок, наискось по диагонали уставился в пол.
 Поза двоечника и хулигана на педсовете,- подумал Руднев. - Обрабатывайте меня, обрабатывайте, все равно ничего сделать не сможете. Только тут ты, дружок, ошибся.
 Лобик в две шишечки, соломенная челка, нос бульбочкой, глаза так глубоко запрятаны, что и не разглядишь какого цвета и размера. И что Светка в нем нашла? Раньше казался высокого роста, но и это растерял, как только крепко взяли его за это место. Дать бы ему по шее и вытолкать отсюда, так ведь он только этого и ждет. Нет, парень, это твой последний шанс хоть что-то понять, и я уж постараюсь, чтобы ты использовал его по полной.
 -Ну… Костя Литвиненко, - потянул к себе протокол допроса и прочел на нем имя Руднев (странно, он даже не знал, как этого свиненка зовут, на столько он ему был не интересен)…- Что скажешь?
 -А чего говорить-то?- набычился вдруг Костик.- Я уж все сказал. А она записала.
 -Действительно, что ты можешь сказать? «Шел мимо, гляжу, у девки мобила классная болтается. У нее есть, а у меня нет. Обидно. Ну и сдернул непроизвольно, чтоб не задавалась. Хотел вернуть, а тут менты налетели и повязали». Так что ли?
 Брови у парня удивленно поползли вверх.
 -А вы откуда знаете?
 Руднев положил перед собой телефончик постильнее, второй пристроил рядышком, подравнял.
 -А второй мобильник ты просто нашел.
 -Ага!- разинул радостно рот парень.
 -Сказать как?
 -Скажите.
 -А было это на последней вашей фанатской, как это у вас, «тусне»? Вы шли спокойно, никого не трогали, а тут динамовцы. Так?
 -Ну да. Махаловка началась…
 -…потом вы их погнали, потом они вас, потом менты налетели, все повалились, и когда ты рожей в асфальт въехал, ты этот мобильник и увидел прямо у носа, сунул в карман, чтобы не раздавили, а кому теперь его отдать не знаешь, не в бюро же находок его нести. Правильно?
 -Правильно,- засиял, как начищенный Костик.- А компьютер?
 -Ну, тут совсем просто. Ноутбук тебе одолжил кто-то из фанов, такой высокий, ходит в бейсболке, шарф у него длинный, на всю улицу можно растянуть. Как зовут, не знаешь, а кличка – «Хрен». Ты должен был посчитать ваши шансы на первое место, ты все сделал, а он вот уж неделю нигде не появляется и тебе приходится таскать эту штуковину с собой, что очень неудобно - того и гляди, отберут, чем ты тогда расплачиваться будешь?
 -Погодите, погодите,- встрепенулся Костя.- Вы ж протокол не читали. Откуда ж вы… Инспекторша, что ли разболтала?
 -Да я тут под дверью стоял и все слышал...
 -Как это?- не поверил Костя.
 -А так. Ваше вранье не меняется с тех времен, как Адам спер первое яблоко.
 -Так это ж правда,- напомнил Костик.
 -А мне это по тамбурину,- отсек Руднев.
 -Так вы же хотели мне помочь!- заерзал парень.
 -Да что ты? – удивился Руднев. Уж если есть здесь человек, который хотел бы, чтобы ты сел на максимальный срок, то он перед тобой. Вот сейчас вернется Лизина, смягчающих обстоятельств не обнаружит и, как ни жаль ей тебя, лет пять общество будет от тебя отдыхать…
 -Да что я вам сделал?
 -Мне? Мне ты ничего сделать не можешь. В одиночку ты вообще никому ничего сделать не можешь. Только толпой, только кучей, стаей! Орать свои похабные частушки, бить витрины, поджигать машины, заставлять тех, кто под вашу шайку попадает, кричать, что вам вздумается…
 Чувствуя, что теряет контроль над собой, Руднев перегнулся через стол, задыхаясь, тыкал пальцем парню чуть не в лицо: «Ты у меня будешь сидеть, будешь…»
 Парень поднял руку, защищаясь, Руднев спохватился, процедил нехотя:
 -Если, конечно…
 -Что?- почему-то шепотом спросил парень.
 Руднев помедлил, протянул брезгливо, нехотя, с сожалением даже:
 -Ходят там у вас среди фанатов такие крутые ребята.
 -У нас крутых полно. Вы кого имеете в виду? - насторожился Костик.
 -Того, того,- закивал Руднев.- Кто в драки не лезет, наблюдает за вами, потом вербует из вашей сволочи на дело, расплачивается и исчезает. Знаешь таких?
 -Не-е…- закрутил головой Костик. - Даже если бы знал, вам не сказал.
 -А кому сказал бы?
 -Да никому.
 -Ну, смотри,- пожал плечами Руднев.- Мое дело предложить.
 Помолчали.
 -Ну, а если бы я вспомнил… - начал осторожно Костик и тут же спохватился… - Не про этих крутых, а про других.
 -А мне другие зачем?- не понял Руднев.
 -Ну, вас же интересуют молодежные преступные группировки?
 -Ты что-то о них знаешь?
 -Может быть, и знаю. Может быть, и мобильники эти и комп – это не просто недоумок какой-то одиночка, бегает и у всяких дур трубки срывает…
 -Ну-ну,- подтолкнул Руднев, - начал – говори!
 -Не… Так дело не пойдет,- начал выпрямляться, наконец, Костик. И совсем уж уверенно. - Мне сделка нужна. Ну, как в кино: я вам рассказываю, для кого мы таскаем мобильники, там аудиотехнику из машин, а вы снимаете с меня все обвинения.
 -В Америку, парень, захотел поиграть,- понял Руднев.- Хорошо. Будет тебе сделка.
 -Какая?
 -Сделка по-русски.
 -Это как?
 -А так. Ты мне сейчас выкладываешь про моих крутых. А Лизиной, про свою шайку и кто там заправляет.
 -И что?
 -Можешь быть свободен.
 -Что. Так просто?- не поверил Костик.
 -Просто. Информацию мы твою проверим. Компьютер и мобильники сам вернешь тем, у кого взял. И есть одно условие.
 -Какое условие?
 -Маленькое такое. Но тебе на всю жизнь хватит. Руднев снова потянулся к Костику через стол.- Если я тебя увижу рядом со Светкой, или узнаю, что ты шляешься на ваши фановские сборища, или до меня дойдет, что ты опять трубочками занялся…
 -Посадите?
 -Зачем мне тебя тогда сажать?- удивился Руднев. – Просто те, кого ты мне сдашь, тут же об этом узнают. А для этих людей срока давности не существует.
 -А как же я из дела выйду? Вы всех возьмете, меня не тронете. Меня же сразу вычислят.
 -Не вычислят, не вычислят. Придумаем что-нибудь,- успокоил Руднев Костю и приготовился слушать.

 До видюшника в кабинете начальника добрался он часа через два. Вставил кассету из видекамеры в адаптер, который тут же отыскался у Коли Чаидзе, адаптер в магнитофон, просмотрел короткую запись. На экране Юров лежал на носилках в собственной приемной, какие то жлобы в белых халатах стояли тут же, кто-то с неприятно холодными глазами сидел за столом Юровской секретарши (пару раз он заглянул прямо в камеру, и лицо его было видно отчетливо). И был там еще кто-то на заднем плане – то локоть в кадр попадет, то плечо, но весь не показывался, точно знал этот человек, где установлена камера и что она снимает.
 Только эти кадры, попавшие Рудневу совершенно непонятно от кого и означавшие неизвестно что, и были хоть как-то связаны с делом Юрова. В том, что нарассказывал Рудневу Костя Литвиненко, может быть, и был какой-то смысл, но нужно это Рудневу или нет, определить он не мог.
 На всякий случай, попросил Лизину подержать Литвиненко пару часов в обезьяннике, взять подписку и ничего не говорить о том, будет делу дан ход или нет. А сам прыщавому фану сказал на прощанье такое, что вряд ли теперь услышит Руднев о нем от Светки, а уж увидит его, если только в кабинете Лизиной, куда в ближайшее время Руднев заходить не собирался.
 Тут Руднев явно поспешил – весь этот бред, который нес Костик в течение двух часов о том, кто и как вербует подростков для мелких грабежей на улицах к фанатам никакого отношения не имел, но с Юровым и Вавой во времени и пространстве был как-то связан, и доказательство этой связи лежало перед ним в маленькой коробочке импортного компьютера, что Руднев поймет, быть может, слишком поздно.

2.
 
 -Господи, бывает же так – и Зюзюшки иногда могут быть похожи на людей, - думала Вава, глядя на Зину, сидевшую так мило, по-домашнему, услужливой хозяйкой во главе стола с нарезкой, икрой и шампанским из ближайшего супермаркета, куда к вечеру отряжена была Ирка-уклейка, взвинченной, вихрем прошедшей по комнатам, заряженной каким-то истерическим радушием Зюзюшкой: « Ну, все, девчонки, хорош горбатиться, или мы не люди – праздник, праздник, девичник, начало новой жизни без мужиков, проводы 23 февраля, встреча 8 марта!»
 Даже привыкшие к мгновенным сменам настроений Зинаиды Павловны дамы, сидели поначалу плоские, как замороженная пица в СВ-печке и только после третьего бокала растаяли, подогрелись, забормотали, заскворчали, запузырились - косметика вспотела сырной испариной, вскипела туш на ресницах, вспухли в улыбках сморщенные, крашеные помидорные губы.
 До обеда Зинаида Павловна подвергла контору глубокой заморозке.
 Сотрудницы вызывались одна за другой в бывший юровский кабинет, где, отодвинув в сторону монитор и очистив стол от клавиатуры, сидела, раскачиваясь и покручиваясь на кожаном шарнирном кресле, Зинаида Павловна, а за спинкой кресла скрывалась невидимая миру Ирка-уклейка, снабжавшая Зинаиду по ходу беседы беспощадной информацией о скверной работе и дурных привычках каждой из работниц ПАПа.
 Пожилые девушки, втянув головы в плечи, выходили из кабинета с сырыми глазами, тихо ойкнув, бежали в туалет, на вопросы товарок трясли ладонями, ломаные пальцы крепко жали к вискам, давясь, совали валидол под язык и мелкую сладкую морозную гадость глицина за щечку.
 Кисе предъявлены были обвинения статьям по пяти, среди которых полная неспособность приводить новых клиентов, равнодушие к клиентам старым, игра со скидками в свою пользу и возможная работа на конкурентов. Ваву отчитали за постоянные опоздания, за то, что она шляется где-то в рабочее время, домашние дела интересуют ее больше работы и вообще - нет от нее конторе никаких доходов – одни расходы только. На обеих был наложен штраф и повешена угроза увольнения в течение месяца.
 И Киса, и Вава, которых перспектива отчисления из конторы должна была бы радовать возможностью освобождения от преследований и кошмаров, оказались, тем не менее, во власти всеобщего дамского психоза.
 -Да кто она такая, что она о себе вообразила, секретарша несчастная,- гоняя платочком красные пятна по щекам и растирая до черноты текущие глаза возмущалась Киса, как-будто не было для нее ничего важнее, чем доказать сейчас, что она работала изо всех сил и сделала все что могла, а теперь ее незаслуженно лишают честно заработанных денег.
 -Что она вообще понимает в нашем деле,- подхватывала Вава.- Она сама-то хоть одного клиента привела?
 -А указания дает,- ввернула Киса.
 Сотрудницы, набившиеся после разносов в кухню, жались по углам, сочувственно кивали и прерывисто вздыхали, но высказываться против нового начальства опасались и на свет не выходили.
 -И вообще,- авторитетно заявила Вава,- может быть, в наших услугах уже никто не нуждается. Что патентовать-то? Открытий настоящих нет, а жульничество патента не требует. Может, и архив-то наш поперли, чтобы в дутые оригиналы легче проскочить можно было.
 Сказав это, Вава поперхнулась, попыталась переглянуться с Кисой, но ей это не удалось – Киса затуманилась и отвернулась к окну.
 Весь день в хождениях на ковер и обратно они старательно избегали обсуждать недавние домашние погромы, втайне надеясь заговорить молчанием силы, с такой легкостью разметавшие их семейные очажки, мирки маленьких надежд и грустных иллюзий. Не называй по имени Бога и может он не заметит тебя и даст пожить еще чуть-чуть.
 В дверях неслышно появилась Ирка, постояла, глядя на увядшую разом клумбу сотрудниц и также тихо исчезла.
 Все разошлись по норкам, улитками в раковинах свернулись над телефонами и списками клиентов, в каковом трудовом порыве и застала их тихая укоризненная просьба все той же Ирки: «Зинаида Павловна просила не расходиться. Нас ожидает маленький праздник».

 Праздники, праздники – стук ножей и запах пирогов с теплых родительских кухонь, терпкий вкус токая под грудные всхлипы бардовских песен на студенческом девичнике, развязывающий фантазии чресел горячий любовный чай лабораторных посиделок и вот теперь жеманные зинаидины потуги сыграть в маленькую семейку Зюзи, где все любят друг друга и мамочку-начальницу с ее заботливыми строгостями.
 Зюзюшка то и дело провозглашала тосты, рифмуя «патенты» с «импотентами» и намекая на близкий расцвет общего дела после избавления от приставки мужского бессилия в руководстве ПАПа. С мест набирал силу льстивый хор кормящих женщин. Раскрасневшаяся Киса дважды взвизгнула: «Ой, девочки!». Вава с тоской оглядывалась на дверь, прикидывая, когда можно будет, пробормотав смущенно: « Я на минутку!» бочком, бочком пробраться к выходу, подхватив сумку и пальто, выскользнуть на лестницу и больше не возвращаться к тарелке, заляпанной остатками салата, вечно падающему пластмассовому стаканчику из-под шампанского, спертому воздуху корпоративного веселья.
 Но как тут выскочишь незамеченной, когда Ирка приклеилась к входной двери, и, кажется, глаз с нее не спускает, а Зюзюшка в самом начале вечеринки, крича что-то зло извинительное, усадила рядом с собой, лила шампанское в стаканчик через край, плескала ей коньяк в чашку с пепси-колой, куда Вава, пересохшая от всеобщего притворства, то и дело окунала губы, но ничего, кроме мути и тошноты не чувствовала.
 Зюзюшка с Кисой вдруг объединились в попытках ее растормошить, пощипывали намеками на коварство любви в их-то возрасте, пошептывались заговорщицки, тянули вразнобой вранье старинного романса, потом, оставив, наконец, Ваву, зачирикали вроде как о своем, о девичьем, для прочих ушей не предназначенном, но так, что Ваве почему-то все было отлично слышно. И когда она, воспользовавшись этим понарошечным уединением задружившихся ни с того ни с сего Кисы с Зюзюшкой, совсем уж собралась сбормотнуть свое «На минуточку!», вдруг услышала…
 -И говорит мне Инесса, - то и дело оглядываясь на Ваву, как будто секретики эти только от нее и надо скрывать, шептала Зюзюшка,- « что это вы там устроили у себя на фирме, « мол «для неслужебных отношений есть неслужебное время», дескать «совсем стыд потеряли»…
 -Так и сказала?- прикрыв рот ладошкой и демонстративно стараясь не смотреть на Ваву,- ахнула Киса. – А откуда же она знает?
 -Ну, мир-то не без добрых…- прыснула Зюзюшка.
 «Та-ак, - сказала себе Вава и пролила шампанское на скатерть,- Мир не без добрых людей, это точно. И как это так получается – в Институте полтора человека осталось, а то, что за бетонными стенами происходит и касается только двоих, тут же всем становится известно, как будто мы этим в вестибюле или столовой при свете прожекторов занимались.
 «Да нет у меня ничего с Федотовым! Чего вы так раскудайхтались-то!»- хотела крикнуть Вава, но вовремя спохватилась.
 -А у тебя точно с ним ничего не было?- засомневалась вдруг о ком-то Киса.
 -У меня-я-я? С ни-и-м?- протянула удивленно оскорбленная Зинаида.- Нет, он то меня сразу клеить стал, но я его тут же осадила. Я вообще не понимаю, что наши бабы в нем нашли – низенький, потный, самоуверенный, да еще к тому же озабоченный,- дала кому-то уничтожающую характеристику Зюзюшка.
 -Он что, сексуальный маньяк?
 -Что-то вроде. Во всяком случае, если мужик уверен, что любая только и ждет, когда он ей сунет, у него явно что-то не в порядке.
 -Что ж ты Инессе это не сказала?
 -Да жалко ее стало.
 -Почему?
 -Ну, ей-то точно никто не совал,- разошлась совсем Зюзюшка.
 -Ой, ну ты, скажешь!- отмахнулась стыдливо Киса.
 -Точно. А мне, если хочешь, это сексуальное рабство… - Зюзя развернула банан, сунула в рот, пальцем многозначительно постучала по длинному белому концу – вот где сидит!
 -Нет, а Инесса что?- смахнув упавшую на выкатившийся от любопытства карий глаз челку,- пытала Киса.
 -А что Инесса? Обычный приступ стародевического бешенства. Подняла панику – Боря Шуман пропал! В милицию уже бегала. Подумаешь, Боря Шуман пропал, с работы ушел в двенадцать, обещал скоро вернуться, на следующий день не появился и дома к телефону не подходит. А может у человека сексуальный запой!
 -Это как?
 -Ну, подцепил где-нибудь девочку молоденькую, и пока все в нее не сольет, что накоплено, не успокоится.
 -Да прекратите вы!- вскинулась вдруг Вава, так что затянувшие вдруг «Подмосковные вечера» сотрудницы разом притихли, но тут же, по знаку Зинаиды Павловны грянули «По рюмочке, по маленькой, налей, налей, налей…»
 -Что вы хотите этим сказать?- строго спросила Ваву Зинаида Павловна.
 -А то, что если Борис Михайлович пропал, это может означать только одно!
 -Что же?- холодно спросила Зина.
 -А то, что он у тех самых людей, которые Юрова довели до самоубийства. И вы это, Зинаида Павловна, отлично знаете.
 -Вы меня, как будто в чем-то обвиняете,- перешла вслед за Вавой на официальный тон Зюзюшка.
 -Да никого я не обвиняю. Все мы тут одинаковы. И по-хорошему всем бы нам следовало к Рудневу идти, прямо сейчас и рассказать…
 -Что?
 -Кто что знает. Может еще не поздно. Может Боре еще помочь можно.
 -Что касается следователя, то он, как раз, в курсе,- веско заметила Зинаида Павловна.- А вот вам, Гладыш, следовало бы быть осмотрительнее.
 -Это, в каком же смысле?
 -А в таком. Когда органы к вам обращаются за помощью, надо им помогать. И рассказывать все и сразу. Без утайки, а не подставлять под удар,- Зинаида многозначительно посмотрела на Кису и та кивнула,- своих близких.
 -Например?
 -Своего сына. Я уж не говорю о подруге.
 -Это вы о чем?
 -О разном. О судьбе пропавшего архива, например.
 -Архив… При чем тут архив? Меня о нем никто не спрашивал.
 -А если бы спросили?
 -Да нет никакого архива,- возмутилась Вава.- То, что не украли, я уничтожила по просьбе Юрова.
 -Боже мой, Вава,- обиделась тут же Киса.- Так ты все знала? Знала, за чем они охотятся? Знала и молчала? И мне не сказала?
 -Да забыла я про эти бумажки, пойми ты! Вылетело из головы. Но сейчас-то их точно нет. Сгорели и пепел по ветру развеян. И вообще – оставьте меня в покое. Что вы все с ума посходили?
 -Да мы-то оставим,- пожала плечами Зинаида.- Но вот если вас все-таки спросят – вы уж постарайтесь говорить правду. А то ведь как бывает – бумаги сгорели, а документы живут.
 - И при чем тут я?
 -Не знаю.- Поджала губы Зинаида и вдруг брякнула ни с того ни с сего:- Я только знаю, что все, кто так или иначе был связан с архивом, гибнут при загадочных обстоятельствах.
 -Как это?- ахнула Киса.
 -А так. Академик Черников, Юров…
 -Тришин, Шуман,- продолжила Вава.
 -А что?- не сдавалась Зюзюшка.- Тришин, не задолго до нападения, заходил к Юрову, и они о чем-то бурно говорили. Вполне возможно - о нашем архиве. А Шуман в замдиректоры проскочил - тут же затребовал у меня опись архивных документов.
 -Получил?- уточнила Вава.
 -Не успел.
 -Чует мое сердце, будут у нас еще проблемы из-за этих бумажек _ - запророчила Киса.- И кому понадобилось хранить их? Да еще в нашем с Вавой кабинете?
 -Все,- вспомнила вдруг и вскочила Вава.- Я на минуточку,- и, подвигая животом стулья с сотрудницами, пропихнулась вдоль стенки к выходу.
 Ирка пропустила Ваву, проследила за ней по коридору до хлопка входной двери, просемафорила Зинаиде Павловне нехитрой пантомимой – пальчиками-ножками пробежала по ладони – ушла Вава.
 Ну, ушла и ушла,- отмахнулась Зинаида. В конце концов, все, что от нее требовалось – припугнуть Ваву, заставить ее понервничать, если она что-то знает, недоговаривает... Этот странный типчик в шляпе и полперденчиковой дубленке на одной пуговице, что тихо просочился к ней в кабинет, просил только об этом. Зинаида Павловна выслушала его и вместо того, чтобы оборвать и вышвырнуть сразу, обещала помочь. Она то отлично его разглядела, когда столкнулась с ним тогда в дверях. В тот последний для Юрова вечер.

 -При загадочных обстоятельствах. Все кто интересовался архивом. Умерли,- разбивала зюзюшкину фразу на кусочки Вава и перекладывала их с места на место.- При загадочных. Все. А кто, собственно интересовался? Или имел отношение? Шуман интересовался фирмой. Доверенность у нее потребовал. Или ему тоже архив понадобился? А бандиты? Они про архив не знали, и потому живы, что ли? Или они тоже… А Федотов? Господи – Федотов!- увидела Вава.
 Саша Федотов сидел рядом с дубовой стойкой, далеко отставив локоть, высоко держал кружку с благородным ирландским пивом и смотрел на Ваву сияющими глазами сквозь тонированное стекло шикарного паба на Ямской.
 Стекло как-то странно удваивало детали и казалось, что Федотов держит в одной руке две кружки – гладкие, тяжелые, красные и с курчавой пеной, только одна кружка была перевернута, поблескивала ровным донышком вверх, а пена, не проливаясь, свисала ровной рыжей бахромой снизу. Приглядевшись, Вава увидела, что это вовсе не кружка пива, а лысый затылок с рыжей курчавостью вдоль шеи. Очень знакомый затылок. Голова чуть повернулась. Прозрачный глаз отразился в пиве Федотова. Вава узнала Фаллоса.
 -Значит, они все-таки знакомы,- поняла Вава.- Сидят тут, строят свои планы на наш счет. Архивом интересуются. Не знают, что бывает с теми, кто слишком интересуется архивами.
 Федотов смотрел на Ваву, не мигая. Локоть опускался, кружка оплывала, как свеча. Фаллос почувствовал что-то, но обернуться Федотов ему не дал – снова вскинул кружку, полыхнул румянцем на скулах, провозглашая тост за какие-то их общие успехи. Когда Фаллос, поморщившись и отодвинув Федотова, все же обернулся, Вавы в тонированном стекле уже не было.

 На бульваре Вава присела на скамейку с чугунной спинкой подле урны и заснеженного зимнего городка – обледеневшая песочница, замерзшие качели, пустая шершавая горка – детей растащили на санках по домам.
 - Конец цивилизации – это такие вот пустые детские городки,- подумала Вава и поежилась, постучала кроссовками, попробовала одернуть курточку сзади, чтоб прикрыть замерзающее место – не получилось, одергивать было нечего.- И что я все девочкой-то скачу полуголой по вымерзающим детским городкам. Пора менять девический прикид на длинное черное пальто балахоном, ватные сапоги, вязаный платок – национальную бабскую одежду.
 Подошел Федотов, обогнул скамейку, руки положил на спинку, бородой щекотнул Ваве щеку, задышал радостно запахом ирландского пива.
 -Это кто был?- не поворачивая головы, спросила Вава.
 -Так. Клиент один
 -Гад ты, оказывается, Саша Федотов.
 -Вполне возможно, - согласился Федотов, обошел скамейку, не вынимая рук из карманов, сел рядом с Вавой, поерзал, устраиваясь поуютнее, галантно навалился плечом на Ваву, сказал ласково,- Ничего ты, Вавка не поняла.
 Ваве вдруг захотелось просунуть руку под локоть Федотову, уткнуться лицом ему в плечо, потереться о бороду, снизу вверх заглянуть ему в глаза так, чтобы ему захотелось наклониться и поцеловать ее в губы. А потом бы они посидели еще немного, встали и пошли к себе домой.
 -Да где уж нам,- протянула Вава.- А помнишь, я тебе обещала?
 -Что?
 -Если найду, то, что все ищут, тебе первому сообщу.
 -Да? Ну и что же ты нашла?
 -А вот эту, пропавшую часть архива. Как же там,- потерла лоб Вава, вспоминая загадки Риса,- Ах да, как в «Пиковой даме» – тройка, семерка, туз.
 -Ну вот, началось,- вздохнул Федотов. Ну, скажи, причем тут туз?
 -Да, в общем-то, ни при чем. Просто архив этот был за восемьдесят третий, восемьдесят седьмой и девяносто первый годы.
 -Здорово! - Искренне восхитился Федотов.- Это кто ж раскопал?
 -Ну, Рис, конечно.
 -Та-ак. Что он еще раскопал?
 -Больше ничего.
 -И где теперь этот архив искать?
 -Искать его бесполезно.
 -Это почему же?
 -Потому что его в природе больше не существует.
 -Куда ж он делся?
 -Уничтожен мною, согласно завещанию академика Черникова и предсмертной воли Юрова.
 -А как?
 -Что как?
 -Как он был уничтожен?
 -Ну, как бумагу уничтожают. Сожгли, конечно.
 -Сама сжигала?
 -Ну, не сама. Риса попросила, он съездил и сжег.
 - Ну, если не сама – значит, для тебя еще не все кончилось,- пожалел Кису Федотов.- А вообще… поговорила бы ты с Рисом.
 -О чем?
 -Действительно – о чем? Понимаешь – не детские это игры. А он этого никак понять не хочет.
 -Угу.
 -Ну, хочешь, я с ним поговорю?
 -Знаешь что, Федотов?- Поднялась Вава.- Оставил бы ты нас в покое. И этим своим, клиентам, передай то же самое – пусть оставят нас в покое. Архива больше не существуют. Ничего из того, что в нем хранилось, мы не видели и ничего об этих ваших тайнах не знаем. С нами вы только зря теряете время. И вообще, искать надо в другом месте!
 Забурчал мобильник. В крошечной Вавиной трубочке проснулся пропавший на несколько дней ласковый голос. Зашептал, как заведенный про то, что в последний раз ей делают хорошее предложение. Соглашаться надо.
 -Да,- крикнула в трубку и Федотову разом Вава.- А дальше будут предложения плохие? А не пошли бы вы все!
 -Нет, Вава,- вздохнул Федотов вслед убегающей тоскующей Ваве.- Ничего ты не поняла!

 -Ничего не поняла,- твердила Вава, забившись в уголок между поручнем скамейки и неоткрывающейся дверью вагона метро – до недавних времен самое безопасное место в мире, потому что здесь, кроме твоего собственного отражения в стекле никого больше нет и быть, не может.- Ничего не поняла, не понимаю, и, кажется, понимать уже не буду.
 В тридцать лет ума нет, и не будет. А тридцать минуло давно.
 Смеялась над Кисой, а сама? Кису Олег использовал, чтобы разузнать про архив. Попользовался и бросил, а она, дурочка, навертела под этого подонка целый сериал любовных историй на посмешище всему осиному бабскому гнезду. А сама-то? Как там Саша Федотов должен был весь внутри морщиться, наблюдая молодящуюся дуру, у которой ему только и надо-то было - разузнать кое-что по своим делишкам с клиентами.
 А вот зачем они это делают, кто-нибудь знает? Почему Федотов просто не спросил у нее про архив, про Юрова, про патенты? Боялся, что я сама начну секретами торговать? Или мужикам мало чтобы мы на них пахали, им еще нужно, чтобы мы непременно вели себя, как влюбленные дуры? Потому что иначе из них наружу попрет вся их истерия, неуверенность в себе, все их комплексы?
 Это у Саши-то Федотова комплексы?
 Ничего ты, Вава не поняла. И не понимаешь.
 С Рисом, например. На что там Федотов намекал? На какие игры? Значит, Рис снова все сделал по-своему? А что тут удивительного, он давно ведет с ней себя, как маленький мужик. В конце концов, мать всегда для сына остается влюбленной дурой.
 В сущности, единственного человека, который предлагал мне помощь, я сама же от себя и отогнала. Хотя и Рудневу от меня, скорее всего, кроме все той же информации, ничего не нужно было. Получил бы и тут же свалил.
 Всем нужна информация. Какое-то информационное сумасшествие.
 Не на кого рассчитывать. Да и не надо. Просто всем дурам надо держаться вместе, чтоб не так грустно было, когда тебя в очередной раз используют.
 А ближайшая ко мне дура – это Киса.
 Да, Киса. Чего это она вдруг с Зюзюшкой так задружилась? Если бы были чуть поумней, можно было подумать – они специально для меня весь вечер сегодня старалась. То ли вытянуть что-то хотели, то ли припугнуть.
 -Вот и верь после этого дурам,- думала Вава, поднимаясь из метро к очередному дурацкому звонку по мобильнику, который раззвонился что-то уж слишком, хотя никому свой номер, кроме Риса, Вава не давала, но, казалось, вся Москва его откуда-то уже знает.
 -Вава, Вава, ты где?- кричала Киса так близко, как будто пряталась в развалах газет и журналов у вечно недовольной продавщицы прессы на входе в метро.
 -Господи, ну что ты так кричишь?
 -Вава, ты где, Вава, где ты?- причитала Киса как ребенок, забытый родителями в ГУМе в скучнейшей секции портсигаров и перчаток.
 -Да из метро я вышла, домой иду. Что у вас там случилось? Зюзюшка из окна выпрыгнула?
 -Может быть. Не знаю. Приезжай скорее, меня тут заперли.
 -Кто запер. Ты где?
 -Да… на… работе я!- то пропадая, то появляясь снова, вопила перепуганная Киса.- Все ушли… по лестнице…. Меня… кто-то толкнул… Дверь…- Вава кружила на месте, ловя сигнал от исчезающей Кисы.- Скорее… бери машину… Железная дверь в подвал…
 Тут Киса совсем исчезла, а Вава заметалась между стеклянной дверью метро и краем тротуара, тряся трубкой, не зная, что теперь делать – возвращаться в метро, ловить машину – на какие шиши спрашивается?
 Вот тебе и солидарность всех дур.
 -Дама, вам куда ехать-то?- открутив с натугой стекло, перегнувшись с водительского места, спросил странно знакомый потертый мужичок неопределенного возраста в дурацкой шляпе, да еще сдвинутой лихо на затылок.
 -В центр мне. Только денег мало,- посмотрела свысока на хозяина допотопной красной копейки Вава.
 -Садитесь, дама,- толкая разболтанную переднюю дверцу, пригласил мужичок,- разберемся, как-нибудь.
 Вава оглянулась на вход в метро, продавщицу прессы с детективом в руках, маленькую, лениво любопытствующую толпу на автобусной остановке, захлопнула с лязгом так, что хозяин жигуленка скривился, как ушибленный, переднюю дверцу, с третьего рывка распахнула заднюю дверцу, влезла на потертый раскроившийся по швам желтый диванчик, сказала, кисло хихикнув над собственным барством: « В центр. На Тверскую. Институт там, знаете?»
 Мужичонка прихлопнул шляпу ладонью и рванул с места, не глядя в зеркала, так, что колонна перепачканных иномарок, растянувшаяся в медленной пробке, замерла и загудела, пропуская лоха и придурка, которому, судя по всему, терять было нечего.
 Машина точно потерять уже ничего не могла – приборный щиток разворочен, стрелка спидометра стоит на месте, кнопки подсветки выдернуты с мясом, а на месте магнитолы приклепан огромный будильник, отсчитывающий последние секунды механизма, предназначенного к списанию лет пять назад.
 Тормозила копейка одним колесом, и при этом всю ее уводило на встречную полосу, движок то и дело терял обороты, а если набирал их, остановить его уже не было сил, и потому копейка неслась скачками, как покусанный змеями верблюд.
 -Но мы-то не в пустыне!- вспомнила Вава, наблюдая, как в три прыжка приблизилась к ним опора моста, как дернулась она вдруг вправо, как отчаянно ослепил их фарами троллейбус, которому они летели влоб, и как в последний момент, проскочив под мостом и увернувшись от троллейбуса, они снова влетели в свой ряд и вдруг встали, как вкопанные на перекрестке, едва не проскочив на красный.
 - Ну, спасибо,- выдохнула Вава, дергая ручку замка и наваливаясь на дверцу, которая и не думала поддаваться,- дальше я сама дойду.
 -Да, не бойтесь, дама,- мы уже почти приехали,- не оборачиваясь, хохотнул водитель и тут же, не дожидаясь зеленого, скакнул перед носом вылетевшего на перекресток и едва не въехавшегосквозь дверцу в Ваву джипа.
 Безумный водила, не глядя на дорогу, прикуривал от газовой зажигалки, попрыгал по рядам, посматривая в зеркальце заднего вида, спросил вдруг:
 -Вас случайно никто не разыскивает?
 -Почему вы решили?- открыла глаза зажмурившая их еще на перекрестке, Вава.
 -Ну, мало ли там, муж или приятель. Может, он вам отдать что-нибудь забыл. Или спросить не успел. На синих жигулях,- снова справившись в зеркальце, уточнил владелец чуда неумирающей техники, снял шляпу, помахал ей перед приборным щитком, разгоняя поваливший вдруг из-под него дым.
 -На каких жигулях?- заскрипела диванчиком Вава, заглянула в заднее стекло, посмотрела по сторонам, ничего кроме летящих на них с возмущенным ревом бамперов, колес, слепящих фар не увидела.
 -Значит, менты,- констатировал водила, бросил шляпу на сиденье, нырнул под арку во двор, влетел в переулок и помчался, оставляя Тверскую где-то слева и сзади.
 -Да вы куда?- закричала Вава.
 -Не люблю я ментов,- точно в метро случайному соседу при виде патруля, нависшего над пьяным, сообщил мужичок и пошел петлять какими то проходными двориками и переулками так, что минут через пять Вава не могла сказать, где ее дом, институт, Кремль и дача.
 -Ну, все, приехали, - осадил вдруг дрожащую нервной дрожью, всхрапывающую и попискивающую свою машину человек, живущий поперек дорожных правил.
 -В каком смысле?- озираясь на незнакомые темные фасады узенького переулка, поинтересовалась Вава.
 -Ну, там Тверская,- махнул рукой автолюбитель. - Здесь где-то должен быть Институт. Вам какой нужен?
 -А вы разные знаете,- с трудом ориентируясь на местности, съехидничала все же Вава.
 -Да мы и сами, между прочим…- начал с обидой водитель, но Ваве было не до историй, о том, что ценили и как платили в былые времена – несильно соображая, через какой проходной дворик можно подобраться к подъезду, где билась запертая Киса, она совала в спину бывшему интеллигенту, подрабатывающему гонкой на выживание, мятые десятирублевки и, что есть силы, наваливалась плечом на дверь.
 -Маловато чего-то,- перебирая бумажки, засомневался водитель.
 -Мало? Да за такую езду не я вам, а вы мне платить должны!
 -За что это?
 -За моральный ущерб! Я тут с вами чуть не описалась от страха. Да как эта дверь открывается-то?
 -Эта? Эта у меня сроду не открывалась. Я уж и не знаю, как вы в нее залезли… Вы другую попробуйте. Да не так. Там ручка сломана, надо пальчиком подцепить, дайте я…
 Но Вава уже нащупала в темноте сломанный крючок, потянула за огрызок, вывалилась на проезжую часть и помчалась проходным двором к работе, а мужичок надел свою шляпу, руки положил на руль, подбородок на руки, брови поднял домиком, губы надул и головой покачал: «И это вот - работа? Да-а-а…»
 
 Дом стоял, как отселенный, на этаже паповском все окна были черны и пусты, на лестничной площадке через этаж светились две лампочки свечей на пять. Вава нырнула под козырек, край которого, казалось, только что цепляли неживые пальцы Юрова, тихо бочком зашла в подъезд, встала перед оцинкованной в мелких голубых звездах дверью в подвал.
 -Тут, что ли?- спросила себя Вава, хотела позвать Кису, но не позвала никого. Стояла на пороге, вдыхала, показавшиеся почему-то такими уютными и домашними запахи подъезда, парового отопления, паповской кухни и кошек. Надо было тронуть дверь, проверить – заперта ли, но Ваве и на это духу не хватало – почувствовала вдруг – вот она на пороге, перед дверью, один шаг – и она в какой-то другой жизни. В какой? И чего она опять лезет, куда не просят? Хотя, конечно, Киса…
 А может это просто – дурацкий розыгрыш? Перепились с Зюзюшкой, решили поиграть у нее на нервах. Забрались в подвал, пьяные дуры, юность девичью вспомнить, сидели на ступеньках с сигаретками и бутылкой портвейна, песни орали, потом решили Ваву вызвать таким вот оригинальным способом. И сейчас они там. Притаились за дверью, еле дышат, вот-вот выскочат из-за двери с дурацким: «Вав!», она завизжит, те захохочут, затормошат ее, сунут в руки стакан, сигарету в губы, обнимутся, споют, пригорюнятся.
 Что-то вздохнуло за дверью, Вава замерла, медленно-медленно придвинулась к звездной жести, дыханье задержала, и вдруг ее тряхнуло так, что голова стукнулась о дверь – это наверху едва слышно, а для Вавы, как будто внутри нее, взорвался, зазвонил в приемной у Зюзюшки телефон.
 -Фу, ты, господи…- опомнилась Вава, в последнее время отзывавшаяся дрожью на звук телефонного звонка, и увидела – между дверью и порожком тонюсенькая щель и оттуда – свет.
 Не раздумывая уже, Вава распахнула дверь в подвал и увидела в свете зарешеченной лампы длинную стрелку, нарисованную свежей губной помадой на стене. Стрелка звала ее вниз по ступеням, где за звуками бегущей по трубам воды сквозь метровый слой пыли и хитрые повороты подвального лабиринта шелестело эхо, повторявшее монотонно, скучно, безнадежно голосом автоответчика, диспетчера метро, вокзального справочника: « Вава, ты где,… Где ты, Вава… Вава, ты где…»

3.

 Волгу Шумана обнаружили на тридцать пятом километре Рогачевского шоссе недалеко от озера Круглого, к которому так любят съезжаться летом окрестные дачники полежать в тростниках, посмотреть на небо, воду и чаек, помесить серый ил босыми ногами, постараться не замечать соседей с их машинами, пивом, полотенцами и детьми, чтобы разъехаться к вечеру слегка обгоревшими, нахваливать знакомым это удивительное экологически чистое место.
 Машина съехала на обочину в том самом месте, где с мая по август надменно-льстивый кавказец торговал пластмассовыми раскладными креслами, шезлонгами, пляжными зонтами и ведерками, а теперь рыхлым болотцем лежал снег и стояла похожая на серую облезлую щуку трехколесная институтская волга – от одного колеса сердобольные местные жители ее успели уже избавить.
 В салоне не было видно следов борьбы и крови, стоял запах табачного перегара, пепельница в дверце была забита окурками сигарет «Camel», на полу валялись бутылки из-под Клинского пива, хотя Боря Шуман не курил и пива такого не пил никогда.
 На заднем бампере и левом крыле заметны были круглые отверстия в сколах эмали. Металл пробит был беспорядочно и суетливо, как будто кто-то очень спешил, нервничал и все время промахивался, стреляя по колесам.

 Ехали по центру недолго и быстро.
 Черный с глухими окнами и горящими фарами Шевроле Тахо с урчанием раздвигал жигулиную толпу. Московские автомобильные обыватели, напуганные историями о том, как дырявят головы неуступчивыми водителям, спешили убраться с дороги джипа. Поискав глазами, кого же сопровождает охрана и не найдя ничего кроме инвалидной институтской коляски Шумана, народ усмехался ловкости шустрого лоха, но пристроиться за ним следом не спешил – мало ли что.
 Выехав на Петровку, Шевроле замигал поворотником у здания Москомимущества, свернул в переулок, обогнул здание МУРа («Здрасьте,- поморщился Шуман,- оборотни в погонах?»), запарковался у пивного кабака под названием «Слоновий Х.» с чем-то толстым, шершавым, морщинистым и мохнатым (неужели хобот?) повисшим над тяжелой дубовой дверью цвета темного пива. Стекло в Шевроле опустилось, кто-то, не показываясь, махнул рукой в сторону входа в пивняк и тут же наглухо задраил джип.
 Хозяева пивного ресторанчика развивали слоновью тему, как умели – столы на слоновьих ногах, кресла под слоновью кожу, на окнах как уши слона занавеси из серой морщинистой плащевки, с потолка свисают светильники в виде хоботов и хвостиков.
 В углу сидел давешний бандит, с которым говорили стоя на обочине и глядя в поле у поворота на Долгопрудный. Боря рассматривал его, подходя к столику с некоторым недоумением – щуплый, в кожаном пиджачке и водолазке, похож на выпускника провинциального ВУЗа, приехавшего в столицу поступать в аспирантуру. И шея худая, и нос острый, вот только глаза неприятно синие и рот тонкогубый кривится в убегающей улыбке.
 -Под самым носом у Петровки встречу назначил,- подумал Боря. - Значит, убирать меня пока не собирается. Если, конечно…
 Глядя прямо в синие холодные глаза, Боря медленно взялся за спинку кресла, отодвинул его, медленно сел, остановил подлетевшего официанта, которого Паша, поморщившись, собрался, было отправить за стойку, поинтересовался, что есть из бочкового немецкого, выбрал светлое Левинбрау, поставил дипломат между ног, руки положил на стол и не голосом, а морщинкой у глаз показал выжидательное: «Ну?»
 -Принесли?- ничего не меняя в своем лице, разве чуть улыбку потянув книзу, спросил Паша.
 -Деньги у вас с собой?- вернул назад Боря.
 -Деньги?- в самом деле удивился Паша.
 -У нас вроде сделка намечалась,- напомнил Шуман.
 -Ах, да-а. Вы хотели продать фирму за… сколько?
 -Сто тысяч. Долларов,- твердо сказал Боря.
 -Нет,- слегка качнулся Паша.
 -В каком смысле «нет»?
 -ПАП вы не продадите.
 -Отчего ж так?- отмечая пропавшую вдруг приблатненность речи своего несговорчивого клиента, спросил Боря.
 -Ну, потому что ПАП этот ваш – уже не ваш. Точнее никогда вашим не был.
 -Это как?- раскрылся от неожиданности Боря и тут же получил…
 -А так. Фирма – моя.
 -На каком основании?
 -На основании решения собрания акционеров. Большинством голосов.
 -Чьих?
 -Моих.
 -Но даже на основании этих ваших липовых доверенностей никакого большинства у вас нет. Считать не умеете?
 -Я то, как раз умею. А вам еще учиться надо.
 -Подождите… Вам не хватало акций Гладыш.
 -А теперь они – у меня.
 -И вы можете это доказать?
 -Ну, вам я доказывать ничего не буду. Можете позвонить своей Гладыш, она вам скажет.
 Вместо гонга принесли пиво. Боря отхлебнул из высокой кружки, аккуратно выровнял стеклянное донышко на плетеной фирменной подставке, отыскал на мобильнике телефон Гладыш, спросил, послушал, приподнял и снова поставил на подставочку кружку.
 -Зачем вы меня пригласили?- начал второй раунд Боря.
 -Поговорить,- без улыбки ответил Паша.
 -О чем?
 -Как жить будем. Если будем жить.
 -Вы все-таки не совсем понимаете свое положение,- подвинулся к столу Боря.- ПАП организовал Институт, сидит он на наших площадях, есть вполне законное решение о передаче контрольного пакета мне, как замдиректору Института. Так что вы с вашими бумажками, в любом суде…
 -А ты че, прокурор что ли? – напомнил, с кем имеет дело Паша.- Ну, ты даешь. Судом решил пугнуть.
 -Хорошо, как вы себе это представляете?- отступил для маневра Боря.
 -Да, в общем-то, просто,- снова пустил улыбочку, заинтелигентничал Паша.- Вы передаете мне все приготовленные документы, мы оформляем сделку, как положено, и вы забываете дорогу в этот ПАП. А мы – забываем про вас и ваш институт.
 -А если я не соглашусь?
 -Что ж, и в этом случае о вас очень скоро забудут.
 -Кто забудет?
 -Все. Поищут какое-то время, а потом забудут.
 -У меня другое предложение,- придвинул поближе дипломат Боря.- И тоже из мнемонической области.
 Паша чуть покривился, Боря выдержал досадливую паузу (глупость сказал), продолжил:
 -Вы и вся ваша… бригада навсегда забываете про институт, фирму, ее сотрудниц, про меня… вообще, про все. А я…
 -А вы?
 -А я не передаю материалы о вас на Петровку.
 -Много материалов?
 -Достаточно.
 -Ну, например.
 -Показания свидетелей о ваших визитах в ПАП, условия крышевания, которые вы мне предложили, видеозаписи наших бесед, номера ваших машин и телефонов.
 Боря говорил, а Паша сидел, как сидел, не меняясь в лице, с этой своей кривой улыбочкой, но Боре становилось как-то не по себе, он понимал, что совершил ошибку, в чем она не знал и пожалел, что на самом деле нет у него никаких материалов, и надежного места, где они припрятаны, и человека, который все это отнесет на Петровку, если с ним что-нибудь случится. Хотя если случится – какая ему разница, что будет потом?
 Скверно.
 -Кстати, если со мной что-нибудь случится… - начал на всякий случай Боря.
 -Знаю, знаю,- брезгливо поморщился Паша, положил руки на край стола, потянул затекшую спину, встал и направился к стойке бара, бросив на ходу без сожаления:
 -Значит, не договорились.
 Боря дотянул теплеющее пиво, отбил пальцами на столе вялую чечетку, расплатился с официантом.
 Надо было идти. Идти не хотелось.
 Там у входа была стена – бетонная, шершавая, лбом не прошибаемая. Пройти ее можно было только, если тебе видно что-то за ней, то очень важное и главное, что позволяет проходить сквозь стены, и что Боря потерял, нашел и вот теперь снова потерял, упустил, а без этого - куда идти?

 Все произошло очень быстро.
 Телок был за рулем, Ковш рядом с ним на переднем сидении, Чугун на заднем пристроился.
 Джипом они заперли эту задроченную волгу, а когда тот вышел и понял, что не выехать ему теперь, слегка напряглись – мог ведь рвануть по улице – лови его, когда кругом ментов полно.
 Тот встал перед дверью и стоит, на джип смотрит и вид такой обалделый, как будто волгу его любимую угнали. Ковш с Чугуном изготовились, в дверцы вцепились, как спецназовцы перед штурмом, а Телок сплюнул нервно и говорит:
 -Не рванет!
 А Ковш уже за ручку тянет:
 -Рванет – поздно будет.
 Но козел этот полным придурком оказался – подошел к джипу и в окошко постучался, чтобы выехать ему дали.
 Дальше все действительно быстро было. Телок аж взвыл от удовольствия.
 Ковш стекло опустил и мордой его о дверцу, а Чугун сбоку в шею ему шокер вставил, тот и пополз. Чугун сгреб его, чемоданчик подхватил, Ковшу сунул, самого под заднее сидение затолкал, а Телок заголосил, как ковбой недорезанный, джип вывел, и погнали.
 А тот, под сидением тихо лежал, до самого Пашиного дома.
 Паша сказал, чтобы выбили из него все дерьмо, а главное - где он заяву в ментуру держит. Но сильно не калечили – чтобы без больницы и на работу через пару дней выйти мог.
 И все было бы нормально.
 Если бы Ковш не перестарался.

 -Тяжелый ч-черт!
 Это тот, который сзади навалился, определил Боря Шуман, чувствуя гриппозную вялость во всем теле и звон в ушах. Чем это он меня?
 -А чего мы его тащим? - пыхтел кто-то другой над головой, прихватывая Борю для удобства и сдавливая ему шею. - Мог бы в машине полежать, пока мы пожрем.
 -Да заткнись ты,- огрызнулся первый.- Сказали тебе – чтоб не загнулся!
 -Сюда тащите, в кладовку,- подал голос третий и Боря, чуть приоткрыв глаз, разглядел снизу вверх перевернутую картинку гостиной – стол, бильярд, барная стойка, человек с коровьим лицом Дауна распахивает дверь, другой, заслоняя свет широкими плечами, пыхтит и рывками, как старый комод, подтаскивает его к порогу.
 -Да чего ты ему шею сдавил? Слышь, как захрипел, придушить хочешь?
 -Стоило бы. А то возись тут с ним. Куда его тут?
 -Бросай на пол. А он вообще, живой?
 -Проверим,- Боря вскрикнул от пинка сапогом в спину, застонал слегка, но глаз открывать не стал.
 -Живой. Очухается. Как раз пожрем, он и очухается. Тогда и поговорим.
 Дверь застекленную с легким дребезгом закрыли. Щелкнул замок, свет погас. Теперь братаны могли бы увидеть Борю, только если бы он встал во весь рост и подошел к двери. А Боря мог видеть все, что происходит в гостиной, если бы хватило сил сесть и прислониться к полкам кладовой.
 Силы у Бори еще были.

 Медленно подползти к стеллажу с банками, бутылками, крупами, запасами, опираясь на ладони, подтянутся вверх, выгибая спину, как гусеница-листовертка, всползти по стойке стеллажа, сесть, наконец, перевести дух.
 Гусеница. Из гусеницы получается куколка, из куколки вылетает бабочка. Это называется – жизненный цикл. Куда полетит бабочка моей души? Прямо на мороз. И там загнется.
 Бред.
 Боря тронул горящую метку на шее. Потер, поморщился. Чем это он меня? Током, наверное. Сволочь.
 Руки ноги, как ни странно, работали. Боря провел коротенький сеанс восточной гимнастики – каждую мышцу от пальцев ног до кончиков волос по нескольку раз напрячь и расслабить. Все действовало, и сила возвращалась с каким-то даже избытком. Надо запретить перед выходом на ринг совать пальцы в розетку. Новое в борьбе с допингом.
 В голове, как в компьютере после скачка напряжения - все смешалось и зависло, но на это наплевать. А вот будет ли пол на месте, если резко вскочить на ноги. Как это проверить?
 Боря опустил подбородок к груди и с силой откинул голову назад. Стеллажи накренились, норовя засыпать Борю банками и упаковками с пивом, из угла высунулась вешалка с куртками и комбинезонами, покривились у стойки какие-то совки с лопатами.
 Паршиво. Маневра он лишен начисто. Ни увернуться от удара, ни сделать обманное движение. С такой реакцией ты просто боксерская груша. По-японски – макивара. Даже хуже – та после удара отклоняется и тут же возвращается на место. А ты просто рухнешь, как мешок…
 Так что на голову не наплевать. Голова сейчас слабая, но по сравнению с тем, что у них – это единственное его преимущество.
 Главное, чтобы не ввалились всем скопом. Тогда его просто задавят. А вот если зайдет один… Посмотреть, что там этот придурок делает. Не очухался еще?

 -И все-таки бумер – это бумер,- выпив еще водки, хрустнув солененьким, подытожил Ковш и посмотрел на Чугуна.
 Возразить было нечего. Оба мечтали о бумерах, и говорить могли только о них.
 -Да,- сказал Чугун.- Я бы взял восьмую.
 -Восьмая?- скривился Ковш.- Восьмая – это бумер что ли?
 -А то нет?
 -Да это чушка спортивная для лоха с лопатником. Понапихали туда всякой дряни, придавили, резину валенком поставили. Смотрите люди, какая хрень у меня. БМВ называется!
 -А ты бы не взял?
 -Не-а.
 -А какую бы взял?
 -Нормальную пятеру.
 -Новую?
 -Я банкир что ли? И потом новая – полная гавно. Ручки эти зализанные, фары как у трешки. Бабская машина стала. Немцы - пидоры. Была тачка нормальная для пацанов, так они ее с производства сняли. Нет, я бы взял года девяносто пятого, девяносто шестого из-под немца – они аккуратные, суки, после них машина, как новая…Стекла бы затонировал в ноль. Диски поставил литые. Отполировал бы. Она бы у меня гладкая была…- Ковш ладонью провел по воздуху, как будто крыло погладил.
 Чугун зажмурился, тряхнул головой и выпил.
 -Ну, завелись, - сказал Телок, съевший все, что было на столе и не знавший, чем себя теперь занять.- Ни о чем другом говорить не могут. Автомобильный онанизм какой-то.
 -Да ладно тебе. Ты то о чем можешь говорить? О жратве только,- начал Ковш, но тут в кладовой что-то звякнуло, и Телок поднял руку.
 – Да чего ты дергаешься-то?- усмехнулся Ковш.- Ну, очухался он и что? Тоже мне говна пирога. Сейчас я его сюда приволоку. Будет чем заняться.
 -Сиди,- остановил Ковша Телок.- Чугун – глянь.
 Чугун рванул дверь, увидел того к полу приляпанного – ноги в каких-то портках садовых раскинул, кроссовки грязные на бок свалил, шапку на уши натянул – лежит мордой в пол.
 -Ну, чего разлегся, вставай, падаль!- шагнул через порог Чугун, нагнулся за шиворот взять, тряхнуть, на ноги поставить и тут же получил саперной лопаткой по шее.
 Чугун повалился на шумановского двойника, сооруженного Борей из садового тряпья, голова – банка компота в шумановской вязаной шапке. Ударам ребром ладони Боря сейчас не доверял, предпочел саперную лопатку, отыскавшуюся среди садового инвентаря, оставшегося еще от деда. Боря прятался в проеме рядом с дверью и рассчитал все верно по секундам - звякнул банкой, те за столом затихли, главный сказал: «Чугун, посмотри», Чугун шагнул, нагнулся, занесенная Борей лопатка описала классическую каратэшную кривую и врубилась в болевую точку повыше ключицы чуть сзади сонной артерии.
 Чугун, падая, лицом угодил прямо на банку в шапке – нос, губы, лоб расквасил, и потом его долго не могли привести в чувство.
 Боря выскочил из кладовой, не оборачиваясь, захлопнул дверь и ключ повернул.
 Гостиная качнулась, поплыла, Боря пошире расставил ноги, сделал резкий выдох, все потускнело, ушло. Остались только эти двое, перед ним, их он видел объемно и резко, как в цифровой записи.
 Телок встал и заслонил собой дорогу к двери. Ковш, сделав зверское лицо, и, крича что-то, рванулся к Боре, огибая стол слева, собираясь как видно влететь в Шумана всей своей тушей и раздавить его с ходу о дверь в кладовку.
 Тут уж голова ни при чем. Нужна реакция, а с ней у Бори и в самом деле было туго. Теннис, лапта, бейсбол. Мячик отбиваешь, даже если его не видишь. Не видишь, но чувствуешь. Не чувствуешь, а все равно бьешь куда нужно, мячик летит в край площадки, противник опускает руки, трибуны удовлетворенно крякают.
 Боря ушел вправо, черенок лопаты направил в пах летящему с ревом Ковшу, мячики ковшовы налетели прямо на круглую гладкую бульбочку на конце черенка. Ковш взвыл, рухнул, сложившись пополам, засунув руки между ног, сжимая чертову эту лопату, так что она торчала у него, как надгробный знак мужского достоинства.
 Боря отвлекся на секунду, не заметил, как Телок зашел справа, и даже не думая увернуться, оказался прямо в объятьях Телка и он только сжимал руки и давил, давил Борю, и лицо его не меняло всегда радостного своего дауновского выражения и казалось – двое встретились после долгой разлуки, обнялись и стоят, не в силах оторваться друг от друга.
 Боря бил Телка по ушам, рвал губу, дергал за волосы, давил пальцем на глаз, подцепив подбородок сцепленными в замок ладонями, попытался свернуть Телку шею, но только задыхался и слабел, а Телок все давил и давил и лицо его было добродушным, как у циркового медведя, когда он вдруг, в кои-то веки, разозлившись на надоевшего дрессировщика, возьмет его в охапку и начнет давить, и давит, и давит с совершенно спокойным и мирным выражением на морде, пока у дрессировщика ребра не затрещат и язык не вывалится изо рта, и сообразивший, наконец, что происходит, ассистент не выстрелит прямо у медвежьего уха.
 Чувствуя, как Боря слабеет, Телок приподнял его, сдавил посильнее, Боря, теряя сознание, вывернул правую ногу крючком, зацепил стопой за голень Телка, упираясь ему в грудь, приподнялся, пнул в коленную чашечку. Телок запрокинулся, и они грохнулись вдвоем на пол. Боря был сверху, Телок попытался перехватить Борю покрепче, чуть разжал руки, и этого оказалось достаточно – Боря заостренной крепкой ладонью коротко ткнул Телка в кадык, у того мгновенно перехватило дыхание, глаза стали закатываться, и Боре осталось только вскочить, броситься к двери и бежать, бежать отсюда, но в этот момент подвывавший и катавшийся по полу Ковш выдернул саперную лопатку, перехватил за черенок, на четвереньках подполз к обнявшимся на полу, высоко поднял лопату и ударил ей плашмя Борю по затылку. Потом еще и еще раз.
 Боли Боря не почувствовал. Только вспышку увидел – яркую, слепящую. Свет, обращенный в темноту мгновенно, без переходов и сумерек.
Тьма в самом свете, под тоненькой его оболочкой. Лопается оболочка вспышки, и ты оказываешься в темноте и ничего не чувствуешь, и тебя нет.
 Но прежде чем темнота прорвалась и смыла Борю, он успел обернуться и увидеть контур той проклятой стенки, сквозь которую надо было ему пройти.
 Стенка была сзади.
 Он прошел сквозь нее.
 Дальше – пустота.

 Паша по виноватому бормотанью Телка понял все и даже орать не стал. Сказал только, чтобы не трогали ничего – пусть лежит, как лежит – он скоро будет, разберется.
 Так бывало у него – как будто в шторм: прыгаешь-прыгаешь через волны и только жуть веселая и взвизги девчонок, и мужественное молчание парней. И вот самая большая волна подойдет, нависнет над тобой, накроет, закрутит, потащит и тебе остается воздух задержать, вытянуться во весь рост и ждать, пока волна выкатится с тобой на берег, сама уйдет, а ты останешься лежать на камнях и решать, надо тебе снова лезть в воду или хватит уже.
 А запаникуешь, начнешь барахтаться, на ноги попытаешься встать – мордой дно пропашешь, и воды горькой наглотаешься.
 Теперь волна, кажется, совсем рядом, а, может, и накрыла его, просто он пока этого не знает. Но дыхание уже задержал, вытянулся во весь рост и приготовился ждать.
 
 -А этот свое отплавал.- Заметил Паша, присев на корточки рядом с Борей Шуманом, - вытянувшимся по направлению к двери на рывке, остановленном лопатой Ковша. Телок только чуть подвинул его, когда выбирался, а ладонь, с мертво сжатыми пальцами, которой Шуман ткнул Телка в шею так, что до сих пор тот сглотнуть не мог, так и осталась выброшена вперед по вождиному.
 Паша осторожно отвернул ворот бориной рубашки, проследил, как тек свернувшийся, застывший, запекшийся, ставший свекольного какого-то цвета кровавый ручеек. Кровь стекла по шее, пятном напитала рубашку, накапала маленькую лужицу на полу.
 -Почему крови так мало?- недовольно спросил Паша.- Вы что, затирали тут?
 -Да кто вытирал-то?- забубнил Телок.- Мы его не трогали. Как ты сказал. Сколько вытекло – все его.
 Паша раздвинул ставшие от крови жесткими, как иглы дикобраза, волосы, открыл рассеченную кожу. В рубце подрагивало темно-красное – как желе. Кости черепа вроде целы. Чего он загнулся-то?
 -Черт, да он живой!- закричал Паша, дотронувшись случайно до шеи Шумана и почувствовав тепло.
 -Вот это да… Вот мразь живучая…- обрадовался и обозлился разом Ковш.
 Паша нащупал с трудом пульс, повернул лицо Бори к свету и заглянул в зрачок, встал, отряхнул колени, сел к столу, налил коньяка в поднесенный Чугуном стакан…
 -Живой, но не жилец.
 -Как это?- удивился Чугун и стряхнул сукровицу с разбитого носа.
 -А так!- воткнул Паша.- В коме он.
 -И чего теперь?- не унимался Чугун.
 -А того,- он может в реанимации год пролежит, пока в себя придет.
 -Ну, вот еще,- подал голос Ковш. - Что его теперь – в реанимацию тащить? Или может сиделку нанять? Выкинуть его на мороз и все дела.
 -Да сидите уж,- отмахнулся Паша.- Вы свое дело сделали. Я вам что сказал? Выбить из него, где он компру на нас держит. А вы что сделали?
 -Да кто ж знал, что он такой здоровый?- искренне удивился Чугун.- То лежал дохляком, а то, как встал и пошел все крушить.
 -Ну да – это он тебя на банку мордой приложил или ты сам еднулся?- улыбнулся Паша так, что Чугун поежился.- Купиться на такую дешевку. А ты,- повернулся он к Ковшу.- Я ж знаю, как дело было. Бросился на него, как слепой бык на матадора и сам же яйцами на лопату налетел. Длять, втроем с мужиком справиться не могли…
 -Не, ну мы ж завалили его,- оправдался Ковш.
 -Завалили. И все дело испортили. Выходит, это он вас сделал, а не вы его. А знаете, почему он вас троих один обдолбал? Да потому что у него мозгов втрое больше, чем у каждого из вас со всей родней впридачу.
 -Да ты сам попробовал бы…- начал, было, Ковш, но Паша оборвал его.
 -Кончай базар. Делай, как я скажу.
 Сделали, как сказал Паша.

 У Телка все получилось классно.
 Как Паша сказал, так все и было и, когда Телок отчаливал на своем Шевроле от Мосфильмовских переулков, из которых только утром выезжал на раздолбанной волге в свой последний путь Боря Шуман, Телок не удержался, чтобы пару раз головой не крутануть: «Ну, Пашка!».
 Домашний адрес Шумана Паша отыскал в компьютерной базе ГАИ, ткнул Ковша с Телком в карту города, повозил их носом: «Вот здесь Мосфильмовская, вот поворот, здесь ГАИшники стоят, так объехать, вот тут дом Шумана. Телок, слушай, тебя касается - долго не крути там, машина у тебя приметная, постарайся подобраться вот к этому месту – между гаражами и детским садом. Тут дорожка к дому идет, место глухое. Осмотрись там, только быстро, бери этого козла в охапку, оттащи к забору, и там положи его примерно, так… как его тут Ковш положил. На всякий случай пристукни напоследок. Лучше кастетом. Один раз, но чтоб в черепе дыра была. Ты меня понял?
 -Контрольный стук,- ухмыльнулся Чугун. И спросил подозрительно:- А ты откуда все про этот дом знаешь? Ты что, жил там что ли?
 -Жил, жил. У одной старушки квартирку снимал, пока с придурками не связался.
 И дорожка была на месте и шла под горку, и гаражи, и детский садик, и прудик темнел в овраге и номер шумановкого дома подсвечивался – не ошибешься.
 Телок с одними габаритами подполз по обсыпанному песком асфальту к той самой дорожке, развернулся, огляделся.
 -Не наследи там,- строго предупредил Паша.
 Телку и тут повезло – за время оттепели снег на пустыре сошел, остался черный бугристый лед – гладкие скользкие шишки наплывали одна на другую, как будто кто наплавил под забором детского сада и возле гаражей свинца, лавы, вара, жженого сахара и накидал туда култышек, голяшек, коленных чашечек. На таком обледенелом - какие следы?
 Телок открыл дверцу, взял Шумана в охапку, отнес к забору. На пустырь выходил ряд окон с торца шумановского дома. Они были пусты и черны, только одно, наглухо зашторенное, светилось придушенным спальным светом.
 Тело Шумана, тяжелое и мягкое, все норовило выскользнуть из объятий Телка, откинуть руку, свесить голову. Телок вытянул Борю вдоль забора, руку вперед выдвинул, как там, на полу в пашином доме. До щеки дотронулся – теплая еще. Шапка вязанная на голову все не натягивалась, голова в сторону уходила.
 Телок, справился, наконец, с шапкой, достал кастет, резко с кхаком стукнул по голове, обтянутой вязаным. Хрустнуло, тело Бори дернулось и оплыло на лед. Телок сел в машину, поурчал мотором и отчалил, не переставая удивляться – как это Паша все так ловко придумал: одного их замдиректора замочили в подъезде, назначенного на его место – зашибли возле дома. Первая мокруха не их, значит и вторая им без разницы – пусть менты теперь голову ломают.
 Вот только Ковш куда-то пропал. Он должен был перегнать от пивняка волгу этого придурка и оставить где-то здесь, в переулках. Заглохла машина, человек бросил ее и пошел потихоньку домой, и тут его тормознули.
 Все правильно Паша рассчитал. Но волги этой гнилой Телок так и не увидел.


 У Чугуна саднило разбитые нос, лоб и губы, у Ковша жгло в паху, всю дорогу молчали, тянули пиво, прикупленное в шоссейном шалманчике, но и пиво не помогало. Оба были слишком злы, чтобы цепляться друг к другу.
 Чугун сделал музыку погромче. Гнали какую-то ферню. Ковш погонял по станциям, плюнул и вырубил ящик. Чугун покосился на Ковша и ничего не сказал: довез до пивняка, высадил, проскочил переулком на бульвар и уехал.
 Ковш влез в застывшую волгу, огляделся – сарай! Пока машина грелась, вытянул три бутылки пива, высадил полпачки кэмела и чуть не разбил штатный совковый приемник, который дребезжал, фонил и норовил сглотнуть по три куплета в каждой песне.
 Когда движок, наконец, прогрелся, Ковш погнал так, точно целью его было не поставить машину поближе к дому Шумана, а загнать насмерть.
 На съезде с третьего кольца стояли гаишники. Обычное сшибалово рублей на знаке «Stop». Водители спешили добраться поскорее домой, притормаживали слегка и выскакивали на главную дорогу. Тут их и ловили.
 -Ну, с меня вы хрен чего возьмете,- сказал Ковш. Остановился, как положено, переждал, выехал медленно за мерином, и не думавшим тормозить на Stop`е.
 Сытый мент, отсвечивая желтыми и белыми отражателями на дворницкой свой форме, мерседес пропустил, а в Ковша палкой ткнул так, что у него снова в паху заныло.
 Ковш выругался, притормозил, достал документы (доверенность нотариальная и техталлон из Пашиных запасов), смотрел в зеркальце, как ждет его сволочь ментовская.
 -Не дождешься! – решил Ковш. Так и сидел, пока ментяра не сообразил, что к нему не поползут на полусогнутых, и не пошел сам к развалюхе в вразвалочку.
 Тупой мент попался: пялился на карточку Ковша, как будто в первый раз права российские в руках держал. Ковш морду в окошко высунул – пусть сличает: права-то настоящие.
 Сам напросился на сухое, равнодушное, брошенное как бы и не ему, куда-то под колеса и в сторону:
 -Выйдите из машины.
 -Чего-о?
 -Из машины выйдите,- тихо повторил мент, автомат поправил и тут же из припаркованного милицейского форда полез второй.
 А у Ковша ствол под мышкой болтается и не любит он, когда ему автоматом в морду тычут. А тут еще яйца ноют так, как-будто их кто прищемил и не отпускает.
 В общем, сколько не тужился потом, Ковш так и не мог вспомнить, как он двинулся к дверце, вроде из машины вылезать, а сам выхватил ствол, пальнул в мента, дал по газам, развернулся, на ходу продырявил второго, тот, падая, дал очередь Ковшу по колесам, и не попал - щелкнуло по крылу и бамперу, а машина как-будто поняла что-то, скорость набрала мгновенно и вынесла Ковша мимо Дорогомиловки, и запетляла по городу, уходя от известного плана «Перехват».
 Кто только не уходил от этого плана. И Ковш ушел. Притерся рядом с фурой и проскочил пост на Ленинградке. И зря старался – на Ленинградке про план «Перехват» ничего и не слышали, а если слышали, то поняли как-то странно – перед сине-желтым стаканом поста было пусто, как под утро в новогоднюю ночь.
 Ковш пробрался проселочными дорогами на Рогачевку, ткнул машину в заснеженное болотце, пешком вернулся вдоль шоссе до ближайшего поселка, там проголосовал, как припозднившийся дачник, ездивший проверять сохранность любимых грядок. В кабине самосвала сидел, сунув нос в воротник, с мужиком за рулем разговор не поддерживал, доехал до Лобни, сунул водиле пятьдесят, спрыгнул на дорогу и заспешил вдоль железнодорожных путей, как-будто боялся опоздать на последнюю электричку, уходящую в город.
.

.

 
ГЛАВА XI

1.
 Славик Висляев назначил Рудневу встречу в громадном холле газетного комбината на улице Правды – в бывшем гнезде партийной прессы. Десять лет гнездо ветшало, редакции в прошлом центральных газет бедствовали, перебивались копеечными тиражами и арендной платой за помещения, сдаваемые коммерческой прессе, пока и вовсе не были вытеснены прибыльной бульварщиной, отделавшей здание по последней российской моде – пластик, фальшивый мрамор, мебель и стены из заменителей и точечные светильники кругом, как в европейской общественной уборной.
 Славика Руднев знал по совместной когда-то работе над криминальной колонкой в «Советской газете». Что-то вроде – «Из блокнота следователя». Руднев давал Славику уголовные дела перед отправкой их в суд. Висляев клепал из них гневные очерки, полные лишних деталей и проходной морали.
 Подписывали вдвоем. Руднев, по требованию начальства, скрывался под псевдонимом Дурнев.
 Начальство к сотрудничеству Руднева с прессой относилось сдержанно – с одной стороны поддержка позиции следствия в газете ЦК давала стопроцентный выигрыш в суде. С другой – от этой прессы всего можно было ожидать. Прочтет кто-нибудь наверху о раскрытом преступлении и вдруг задумается – а как такое у нас вообще становится возможным?
 Так что вскоре их совместную с Висляевым лавочку прикрыли. А режим взаимных услуг сохранился – то Висляев даст Рудневу наводку из своего блокнота. То Руднев Славику справку нужную предоставит.
 Когда Руднев под многозначительные намеки Коли Чаидзе вспомнил про человечка, который поможет ему выяснить, что там делает в Институте Залипахин и его люди – он Славика Висляева и имел в виду.
 Правда, надежд на то, что Славик поможет в чем-то разобраться, было мало.
 Висляев был из тех, для кого процесс важнее результата, кто за фактами не способен разглядеть смысла. Фактов он знал множество, и сыпались они из него, как из взятого за уши и перевернутого мешка картошка – с беспорядочным стуком и все вперемешку: крупные картофелины с дыню колхозницу и мелкий неуродившийся горох.
 Беспорядочным был Висляев человеком и не умел извлечь ни смысла из фактов для статьи, ни пользы лично для себя. В советские времена, когда информация вообще была лишней и вредной по самой своей природе, Славика вечно держали во внештатниках, брезгливо сторонясь его безумных увлеченных глаз и захлебывающейся речи. В новой прессе, где пикантные подробности жизни были в ходу и цене Славика выслушивали очень внимательно, охотно использовали факты, добытые им, но в штат не приглашали, предпочитая пользоваться его информацией даром, поскольку она все равно и так из него сыпалась. Иногда Висляева ставили соавтором, подбрасывали ему денег и аккредитацию в органы власти. Славику и этого было довольно.


 Вот и в холл на встречу с Рудневым, Висляев не спустился по мраморной лестнице как полноправный штатный сотрудник из пахнувших кофе и табаком редакционных кабинетов, а влетел с улицы в пальтишке не по росту, вязаной кепке, с торчащими из рукавов огромными красными замерзшими ладонями, которыми Славик во время беседы лихорадочно и неловко размахивал, норовя заехать в нос собеседнику, смахнуть пепельницу, календарь, стакан с ручками или чаем со стола.
 При виде Висляева Руднев встал с диванного кожзаменителя и при этом журнальный столик, выставленный в холле для удобства беседующих, пришелся ему по щиколотку, и он, длинный, торчал из-за этого столика, как цапля на мелководье.
 Руднев улыбнулся, от чего залысины его продвинулись к затылку, лоб стал выше, а усики подскочили к кончику носа. Висляев замахал руками, как крыльями, извиняясь за опоздание, кляня общественный московский транспорт, рассыпая подробности из жизни московской автобусной мафии.
 Руднев знал, что главное в беседе с Висляевым – помнить, для чего встретились, о чем говорим, куда едем, иначе Славик завезет в такие дебри, из которых долго потом будешь выбираться, вспоминая, как сюда попал и что видел по дороге.
 Остановка по требованию. Граждане не забывайте вещи, сумки, детей, родственников, а главное – куда и за чем вы едете.
 Обо всем этом Руднев вспомнил, поймав себя на том, что вот уж минут пять сидит, кивает, судорожно взмахивает рукой, издает какие-то «акающие» и «дапающие» звуки («Начало фраз «А к чему ты это…» и «Да, подожди ты…», оборванные новыми никому ненужными подробностями из дремучих областей, к делу не имеющих никакого отношения…)
 Висляева несло.
 -Да они не занимаются уже давно машинами, водителями, ремонтом,- напирал Славик на Руднева, перетряхивая тему городских маршруток и коррупции в мэрии.- Зачем им это? Они просто торгуют маршрутами…
 -А к чему…- начинал Руднев.
 -К чему им эти маршрутки?- подхватывал Висляев, чему-то радуясь.- Маршрутки им как раз ни к чему! Им к чему маршруты. Улавливаешь разницу? Они сами себе продают лицензии на маршруты, а потом за взятки сдают их в аренду разным черным.
 -Да подожди… - спохватывался Руднев.
 -А я тебе объясняю,- захлебывался Висляев.- Там такие поборы идут… Черные, чтобы у них маршрут не отобрали, должны столько платить, что им уже не до ремонта машин.
 -А к чему ты…
 -А водители?- напирал Висляев.- Москвичу профессионалу нужно знаешь сколько платить? Вот они и нанимают отморозков молдавских, украинских, таджикских, а эти бандиты за лишний рубль будут ездить на красный и старушек давить, чем не попадя…
 -Да подожди!- уже кричал Руднев, и Висляев в объяснениях надсаживался, так что охранник на входе хмурился, поправлял портупею и делал вид, что вот-вот подойдет и о чем-нибудь спросит:
 -А знаешь кто у них главный мафиози? Ни за что не угадаешь. Ну…, ну… Да горголова наш, этот кругленький интеллигент-философ, на земского деятеля похож. Он на этих маршрутках себе состояние сколотил. У него поместье под Тверью, особняк на пару миллионов с вертолетной площадкой и кусок реки…
 -А Залипахин…- попробовал перевести стрелку Руднев.
 -А что Залипахин?- остановился, наконец, Висляев.
 -Что Залипахин делает в Институте биофизических проблем,- пробился, наконец, Руднев.
 -Залипахин… - на секунду замешкался Висляев, шевеля губами вхолостую, и было слышно, как что-то щелкнуло в его голове, открылся какой-то клапан, проскочила пара импульсов, и посыпалось с дробным ореховым стуком:- Олег Залипахин, бывший оперуполномоченный райотдела КГБ, курировал Институт на предмет диссидентства и невозвращенцев. Позже организовал посредническую контору – сводил желающих с людьми из администрации Президента. Оплата по твердым расценкам – встреча одна цена, подпись под указом другая, выделение денег из бюджета третья. Крышевал скандально известный кредит Институту. В последнее время явно сдает позиции молодым конкурентам. А что тебя собственно интересует? - вспомнил о следователе Висляев.
 -Ну, я же тебе говорил,- вздохнул Руднев.- Убийства…
 -Убийства? Ах, да… Замдиректора и этот, из патентной фирмы… Знаешь, - торжественно объявил Славик,- ничем порадовать тебя не могу.
 -То есть?
 -Ну, если тут замешан Залипахин, то эти смерти – только начало.
 -В каком смысле?- вспомнил пророчества майора Ковалева Руднев.
 -Да в прямом. Конкуренция у президентского корыта жесткая. Если тебя кинули, и ты не наказал, с тобой в следующий раз никто и разговаривать не будет.
 -Погоди, погоди, ты, о чем сейчас говоришь?
 -О Залипахине. Понимаешь, он кредит этот, институтский, устраивал для молодого Черникова за приличный откат человеку в администрации. А когда деньги были переведены на счета, Черников его кинул.
 -Кто кого?
 -Черников Залипахина. Нашел способ расплатиться непосредственно с человеком администрации. А долю Залипахина оставил себе.
 -И много там было?- чувствуя какую-то полную безнадегу, поинтересовался Руднев.
 -От пятисот тысяч до миллиона.
 -Да за такие деньги…
 -Вот-вот... Ты думаешь, почему эта история вообще выплыла тогда наружу?
 -Почему?
 -Все по тому же. Люди все дела побросали, смотрели, как Залипахин свои деньги возвращать будет. Там ведь группировок кормится, больше чем вокруг какого-нибудь оптового рынка. Или вокруг нефти. Работают все аккуратно, берегут здоровье друг друга. Один шаг против правил, и все приходит в движение. А в результате летят головы. Помнишь, как генпрокурора сняли?
 -Помню. А как…
 -Кстати та пленка с участием прокурора и баб была никакая не фальшивая. И лицо там было настоящее. А фишка вся знаешь, в чем была…
 -Да подожди…- снова заакал и запхакал Руднев.
 -Фишка там была в бабах. Знаешь, кто этих баб поставлял?
 -Залипахин!- ляпнул наобоум, чтобы вернуть, уходящего вдаль Висляева, Руднев.
 -Вот-вот,- неожиданно подтвердил Висляев.- В конце концов, прокурора сняли, всех этих лядей обнаружили с мешками на головах в полуразложившимся виде в разных концах города, Черников сбежал за границу, а Залипахин потерял деньги и репутацию.
 -И теперь пытается вернуть то и другое?
 -Ну, вроде того. Так что верь мне на слово – эти твои трупы – только начало. И если хочешь знать мое мнение,- веско добавил Висляев,- прибор тут вообще ни при чем.
 -Прибор? – опешил Руднев.
 -Ну, да. Биоэнергостимулятор Черникова. Ты, что, о нем ничего не знаешь?
 -Нет, я тоже думаю, что прибор к убийствам никакого отношения не имеет,- нашелся Руднев.
 -Ну, разумеется. – Кивнул Висляев.- Это ж все для виду.
 -Конечно,- поддакнул Руднев, зная по опыту, что информированность собеседника Висляева только заводит на новые подробности.
 -Вообще энергобиостимулятор – это такая грандиозная мистификация. Академик на старости лет решил пошутить – якобы он изобрел прибор для увеличения продолжительности жизни – биополя, всякая такая штука. В середине девяностых о нем слегка пошумели, потом эта история с кредитом, в результате которой академик скоропостижно скончался. О приборе забыли. И вот проходит какое-то время и начинается возня со смертельным исходом вокруг Института. Кто-то что-то делит или ищет. Райотдел,- Висляев как-то хитро глянул на Руднева,- пытается раскрыть дело, предлагает версии, а людей продолжают убивать. И все с большим намеком на то, что кто-то пытается выведать тайну прибора.
 -Не знаю…- возразил подавленно Руднев.- Мне пока никто ни на что не намекал.
 -Ну, намекнут еще. Или скажут в открытую. А если ты предложишь свою версию – там криминальные разборки, или интриги внутри Института и будешь на ней настаивать - дело у тебя вообще заберут. Хорошо еще самого не посадят, как это было с тем следователем по делу »Трех китов». Там, кстати, вся фишка была, знаешь в ком?- неожиданно оживился Висляев.- Ни за что не догадаешься! За всем этим стоял родной отечественный производитель мебели. Как только «Киты» стали вывозить беспошлинно импортную мебель в таких объемах…
 -Ой!- вскрикнул Руднев, как будто обжегся.
 -Ты чего?- очнулся Висляев.
 -Насколько я понимаю,- совершенно спокойно продолжил Руднев,- ты считаешь, что убийства в Институте организует Залипахин?
 -Именно так.
 -И делает он это, чтобы повесить их на младшего Черникова. Так?
 -Ну, да.
 -Чтобы таким образом заставить Черникова вернуть присвоенную долю и крепко ему насолить, ну, скажем, скомпрометировав его в глазах зарубежных ученых связями с русской мафией?
 -Да, да, да…- закивал Висляев, которого так и подмывало продолжить рассказ о «Трех китах».
 -А зачем такие сложности?- искренне удивился Руднев. - Не проще ли подослать киллера к Черникову и сделать все, как нормальные люди?
 Какое-то время Висляев внимательно смотрел на Руднева, ни слова не говоря и как-будто соображая, почему бы, в самом деле, не подослать к Черникову киллера.
 -Да не может Залипахин этого сделать!- возмутился, наконец, Висляев
 -Если ты хочешь сказать, что дело в загранице…- начал был Руднев и тут же был перебит:
-Да нет, заграница тут ни причем. Кому она когда-нибудь мешала? Я ж тебе говорю – правила существуют, ограничения, запреты…
 -Например?
 -Например, вокруг Президента не должно быть никакой заказухи.
 -А как же они разбираются друг с другом?- искренне удивился Руднев.
 -Ну, разные могут быть способы. У человека можно отобрать бизнес, деньги, имущество, заставить уехать из страны, на худой конец посадить. Для таких темных лошадок, посредников, как Залипахин, например, самое страшное наказание – перекрыть доступ к кремлевским людям.
 -Что и было сделано?
 -Ну, в общем, да. И человек как-то сразу теряет силу, влияние, вес. Два-три года назад Залипахин был могучим человеком. У него была организация, финансы, люди из ФСБ на него работали. А после того, как он обломался с Черниковым, у него осталось-то два-три пенсионера из бывшего КГБ, ну может быть пара каких-нибудь отморозков.
 Руднев вспомнил стриженую пару, обработавшую Тришина.
 -Погоди, погоди, а как же убийства в Институте? Там запреты не действуют?
 -Ну вот,- огорчился почему-то Висляев. - Это ж мы, а то они. Мы то кого интересуем? Я, ты, какой-то следователь, какой-то журналист, какой-то ученый…
 -Ну, хорошо…А если, скажем,- начал было Руднев, но его перебил звонок по мобильному.
 Звонил Коля Чаидзе. Просил срочно приехать в райотдел.
 У Коли было две новости – хорошая (она же не очень) и очень плохая.
 Вчера около 23.00 передвижной пост ГАИ был обстрелян одним из тех типов с видеокассеты, которых Руднев объявил в розыск...
 И еще – в Институте новая мода – на исчезновения.
 Майор Ковалев очень хочет видеть следователя Руднева.

2.

 Не любил Рис школу. Она его раздражала, как всякая бессмыслица.
 Коллективное безумие. Идиотская выдумка.
 Запирать в бетонной коробке три сотни детей и подростков, приставлять к ним выживших из ума старух и думать при этом, что так кого-то чему-то можно научить!
 Есть компьютеры и обучающие программы, но надо непременно собирать по сорок человек в классе, томящихся от безделья и ничего не желающих знать, тыкать указкой в карту, писать мелом на доске, задавать дурацкие вопросы, слушать ответы, подсмотренные в учебниках…
 И вся эта первородная масса по сорок пять минут, пыхтела, сопела, бродила на разных сроках созревания, чтобы по звонку срыгнуть в коридоры, носиться, орать, пожирать сникерсы и марсы, погружаться в вонь туалетов, гадить на глазах друг у друга, курить, мазаться косметикой, обмениваться ранним сексуальным опытом, пробовать наркотики, рисовать на стенах схемы половых актов, сплетничать, обижаться, злорадствовать, задираться, наваливаться кучей на одного, лгать, признаваться в любви, трусить, сквернословить, пить пиво, льстить, подлизываться, пренебрегать, хвастать, насмехаться и страдать от насмешек.
 Нездоровое место наша общеобразовательная школа.
 Платная привокзальная уборная куда здоровее. Там хоть все естественно.
 Как-то незаметно, Рис сумел добиться полной изоляции. Его не трогали. Оставили в покое. Не орали ему, завидя в коридоре: «Привет хакеру!». Не дразнили компьютерным гением. Не прыгали на спину и не стреляли жеваной бумагой в шею.
 Рису удалось выстроить вокруг себя если не стенку, то забор и самый тупой одноклассник, налетев на него, отставал, в конце концов, даже и не говоря себе «черт с ним», а, просто зная, что кругом полно беззаборных сверстников, с которыми всегда понятно, что делать.
 Рис помогал тупицам на контрольных, но делал это вовсе не потому, что ему не дано было нарушать правил стаи. Так, от нечего делать: обнаружив подброшенный листок с вопросом или задачей, он подтягивал его к себе, смотрел на него без интереса, набрасывал ответ или решение, равнодушно откладывал листок в сторону, а как уж исхитрится ждущий ответа получить его, Рису на самом деле было все равно.
 Может быть, одноклассники и принимали такую помощь сквозь зубы как откуп Риса, от каких бы то ни было отношений. Сам он ни о каких сделках не думал. И не беспокоился, насколько прочно установившееся равновесие.
 Когда Рис не смог вернуть Мише одолженный ноутбук, школьный народец замер в радостном ожидании. Рис получил отсрочку. Но должен был, наконец, стать как все.
 
 На зиму Мишин офис переезжал с улицы в здание школы на площадку перед спортзалом.
 На сложенных здесь штабелями рядах кресел (желтые фанерные откидные сиденья и спинки нанизаны на железные прутья, как осенние листья на стальную пику дворника), располагался кабинет самого Миши, приемная, отдел скупки подержанного и взятого на улицах, отдел продажи вторичных товаров, краденных мобильников и всяких веселых пакетиков.
 Вздыхали, томясь без дела, охранники, длинноногие десятиклассницы, подергивая нетерпеливо задиками, изображали секретарш, за открытыми дверями спортзала, позвякивая железом, потели, качаясь, боевики, старшеклассники подтягивались по одному и целыми тусовками – купить, продать, обменять, сдать, вернуть долг, получить, если в чем провинились, по шее.
 Появление Риса под конец рабочего дня Мишу удивило. Он не сдержался и крикнул через перила ему, поднимающемуся по лестнице, так, что вся публика разом притихла и из спортзала, отирая пот и отдуваясь, выглянули накачавшиеся до одури, боевики.
 -Ты зачем пришел, Рис? Времени у тебя до завтра, до двенадцати часов. Новой отсрочки я тебе не дам!
 Рис поднялся не спеша, минуя приемную, охранников и секретарш, протиснулся между рядами кресел, полиэтиленовый пакет поставил аккуратно на ручку кресла, перевел надорванный подъемом дух, сказал, скучая:
 -А мне отсрочка не нужна.
 -Вот как?- Миша переглянулся с охранниками, откинулся на спинку кресла, так, что весь ряд фанеры покачнулся.- Что ж, Рисик, это тебе дорого обойдется.
 -Что обойдется?- не понял Рис.
 -Отработать ноутбук.- Уточнил Миша.- Полторы штуки со всеми возможными услугами, которые я от тебя потребую, ты будешь отрабатывать до самого выпуска из школы. Если успеешь. Школа-то тебя отпустит. Я вот – вряд ли.
 Охранники и качки радостно раскрыли рты, чтобы заржать, но так и оставили их открытыми, когда Рис, пожав плечами, сказал:
 -Не понимаю, о чем ты говоришь. Я должен был вернуть ноутбук сегодня в двенадцать часов. За просрочку заплатить штраф. Штраф я заплатил и теперь возвращаю ноутбоук.
 -Ну ладно, не гони,- отмахнулся Миша, но руки со спинок убрал и вперед подался, отчего вся фанера под ним качнулась вперед.- Что это ты там возвращаешь?
 Рис открыл пакет, вынул компьютер, протянул Мише, то ли спрашивая, то ли утверждая:
 -Твой ноутбук.
 Миша повел себя как-то странно: взял компьютерную книжку, повертел ее в руках, кажется даже понюхал и попробовал на зуб и сказал, не глядя на Риса:
 -Это не мой.
 -Ноутбук «Тошиба», 2002 года производства, со встроенным модемом, кристаллическим экраном, микропроцессором, дополнительной памятью, программное обеспечение – последняя версия Микрософт,- отрекомендовал Рис.
 -Да не мой это комп!- упирался Миша, и охранники заволновались, а качки угрожающе задвигались.- У моего вот тут царапина была и тут. А этот – совсем новый. Ты что же это, а? Мой посеял, решил мне впарить какую-то лажу?
 -Царапины – ерунда,- спокойно возразил Рис.- Там и клавиатура как новенькая. Ты открой его, включи.
 -Да чего мне его включать-то. Я и так вижу, что не мой,- отпихнул Миша ноутбук, а Рис нажал что-то сбоку компьютера, крышка медленно открылась, на экране засветилась картинка последней модели Порша, выскочили значки папок на рабочем столе.
 -И картинка не моя! - почему-то обрадовался Миша.- У меня девка-менеджер голая была, а тут тачка какая-то навороченная!
 -Картинку можно поставить любую. В этом окошке кликни – и ставь на выбор. Тут и девка твоя. Поставить?
 -Да чего ты наворотил? Где мой архив, мои файлы?
 -Все тут. Вот твоя папка «Миша». Открываем… Вот, пожалуйста: «»бригады»…, «долги»… поставщики… доходы… сбыт…»
 -Ты что же это,- почти шепотом спросил Миша.- Рылся в моих папках?
 -Не трогал я твоих папок. Очень надо. Так картинки подновил,- ответил Рис и не соврал. Он действительно вытряхнул содержимое Мишкиного ноутбука на резервный диск. Так, на всякий случай. А, купив на рынке точно такую же, как мишкина, машину, просто переставил на него все, что было в похищенной тем парнем у входа в метро.
 Оказалось – тот самый случай.
 -Ладно, Риска,- не разжимая рта, выдавил по слову Миша.- Считай, открутился. Но если я узнаю, что в мой компьютер кто-то заглядывал или что ты меня кинул… смотри.
 И, чувствуя за спиной всегда готовую наброситься на давшего слабину свору, ручкой повелительно кивнул:
 -Пшел вон!
 Рис, спускаясь по лестнице, слышал наверху, над своей головой надсадный хрип:
 -Где этот Литвиненко? Где этот спец по мобильникам? В чьей он бригаде? Ты мне его подсунул? Ты говорил, что он сделал все как надо. А это что? Я этот ноутбук знаешь, куда тебе вместе с твоим Литвиненко забью?
 Костю Литвиненко Мишины мальчики отловили возле дома. Качки долго мяли его в углу спортзала, но Костя стоял на своем – он все сделал как надо: подкараулил Риса, сорвал с него рюкзачок с компьютером, вез в школу Мише, а по дороге на него навалились какие-то двое и рюкзачок отобрали, а кто такие и как выглядят, и как потом ноутбук снова к Рису попал, он не знает.
 О том, что на самом деле Мишин ноутбук со всеми сведениями о сети его подпольной торговли лежит преспокойно в отделении милиции у инспектора по делам несовершеннолетних Лизиной, Костя Литвиненко не рассказывал никому.
 Месяца через два мишкин отец, владелец десятка автомоек, проигрался в казино так, что должен был продать по дешевке свой бизнес и податься в бега. А к весне Мишу и самого привлекли, как наркодиллера. Братва школьная начала гадать, откуда у следователей полная информация о поставщиках и продавцах экстази и ворованных телефонов, но когда, не без помощи Миши из зоны вспомнили про Костю Литвиненко, он уже достиг призывного возраста и отправился служить на дальнее пограничье. Каким он был салагой неизвестно, а в дедах лютовал страшно, пока не оказался в наряде с замордованным им же самим молодым и не услышал, как тот, поотстав немного, передернул затвор.

 
 Часов в девять примерно, Рис, загулявший на компьютерных сайтах, почувствовал, что ему что-то мешает.
 Остудив нахрапистого чайника, он, безо всякого удовольствия в пять минут объяснил ему, что последняя модель Мака – игрушка для пижонов и что за пару сотен долларов с помощью ста граммов железа и кое-каких программок он берется любую писишку предпоследнего поколения довести до маковской кондиции, и все это время чувствовал странный душевный зуд и желание встать и пройтись зачем-то по комнатам.
 Рис потянулся, сгрыз заусенец на пальце, скинул шлепанцы, вытянул и скрестил ноги, поскреб пальцами голову, закурил и тут же затушил сигарету и, в конце концов, плюнул, встал и прошелся по квартире – полутемным коридором, мимо совмещенной гостиной (она же библиотека, кабинет, вавина спальня), через прихожую к окну на кухне. Дальше идти было некуда.
 Рис постоял у окна, отыскал зачем-то окошко в доме напротив, которое светилось всю ту ночь, когда их квартиру штурмовали бандиты.
 В окне света не было.
 Рис оглянулся на молчащий телефон, достал трубку, проверил, нет ли звонков без ответа, покосился на Донку с вытянутой шеей и напряженными ушами наблюдавшей за ним.
 Взвесил трубку на руке, сунул в карман. Нет, сам он звонить матери не станет. Еще чего! Что за бред! Типично материно – гнать волну на пустом месте. Придумывать опасности и пугаться их. Причем заниматься этим, переходя дорогу на красный и не замечая несущегося на тебя самосвала. А если все-таки…
 Стоп! Это называется – процесс всеобщего овавления. Главное не пропустить начало. Какой смысл беспокоиться о том, кто никогда не приходит во время и готов свернуть с дороги ради пары пустяков?
Чем в десятом часу ночи может заниматься мать, вместо того, чтобы хлопотать у плиты, пить чай, болтать по телефону или трепать книжки по искусству составления букетов? Да чем угодно!
 Например, кормить у метро бездомную собаку или расспрашивать приблудную кошку на окраине рынка о том, давно ли она в последний раз видела своих котят.
 Рассказывать старушке, торгующей сушеными грибами, о пользе настоя из крапивы и мази из зверобоя.
 Провожать домой случайную попутчицу с набитыми битком сумками, выслушивать ее проблемы с дочерью и внуком, сочувствовать, давать советы.
 Можно стоять заворожено перед ярко освещенной витриной, представляя, какая бы у нее могла быть жизнь вот в таком платье.
 Можно рассказывать сидящей на ветке вороне о том, какой талантливый у нее растет сын. А ворона-дура, будет крутить башкой, моргать черным глазом, потом каркнет и, недослушав, улетит.
 Рис снова достал трубку, набрал номер Вавы, сбросил его досадливо, натянул сапоги снегодавы, куртку взял в охапку, торопливо застегнул на шее подпрыгнувшей Донки ошейник.
 Сладкий дым бреда рассеивается рациональным поступком.
 С Донкой вечером гуляет мать. А раз ее нет, этим должен заняться Рис.
 Рациональный поступок.
 Все-таки.

 Взгляды на подъездную дорожку, во время прогулки с Донкой были вполне бесплодны, и воплотить в реальности ссутулившуюся фигуру Вавы, смотрящей себе под ноги, как в звездное небо, им оказалось не под силу.
 
 Телефон по-прежнему молчал, на часах было десять, в Интернете обнаружился Алекс.
 Дела у Алекса были никуда. Он по уши увяз в дурацких патентах и не понимал, за что он, собственно, платил Рису.
 Он не настаивал, не требовал, не угрожал.
 Алекс скорбел и сожалел. Он намекал на крупные неприятности, которые ожидают Риса и его близких. Он не предлагал Рису избавить его от этих неприятностей, потому что это было не в его силах.
 Алекс не терял надежды на то, что в купленном им архиве обнаружится хоть какая то связь с открытием академика. В противном случае он Рису не завидовал.
 Рису было скучно, как на контрольной. Этот вариант он уже решил и отодвинул листок в сторону. Пусть интересующийся ответом сам добывает его.
 -Чего вы от меня хотите? - спросил он Алекса.- Намека, доказательств, подсказки? И почему я должен вам помогать?
 Алекс тщательно подбирал слова. Он хотел о чем-то предупредить Риса, но не решался. В строчках угадывалась плохо скрытая искренность и тайная забота. Пацифистские мотивы набирали силу.
 Если Рис знает хоть один ход в игре академика, лучше сказать об этом Алексу, чем кому-то другому.
 -А есть и другие?- поинтересовался Рис.
 -Вот с ними бы я вам не советовал знакомиться.
 Рис посмотрел на часы и набрал номер Вавиного мобильника. Вежливый английский послал его куда подальше. Вава была вне пределов досягаемости. Рис ничего не знал об этих пределах и не хотел догадываться.
 -Ну, хорошо. А деньги?- не унимался Рис.
 Алекс вывернул карманы. Карманы были пусты. Получалось – он отдал последнее из личных сбережений. Покупку архива совершил на свой риск. Мог предложить долю в прибыли от реализации идеи прибора. Но сам бы на это не очень рассчитывал. Все равно незнакомство с теми другими стоит дороже.
 -Я подумаю,- пообещал Рис.
 -Боюсь – не успеете,- вздохнул Алекс.

 Стрелки схлопнулись на двенадцати. Вавин телефон обнаружил симптомы эхололии. Рис собрался уже звонить своему знакомому лейтенанту с приветами от сумасшедшей семейки и просьбой сказать несколько успокоительно нецензурных слов.
 Телефону стало стыдно и он, наконец, зазвонил.
 Незнакомец был бодр и энергичен. В принципе, ему все было понятно. Предстояло уточнить кое-какие детали.
 -Привет, Рис. Это Федотов.- Откуда он знает что я – Рис? – спросил себя Рис. Ответ – оттуда же, откуда я знаю, что он Федотов.- Ваву позови, пожалуйста.
 -Вавы нет дома,- откликнулся Рис, и голос его прозвучал, как в пустыне.
 -Странно, - сказал Федотов.
 -Ничего подобного!- запротестовал Рис.
 -Я расстался с ней в восемь на бульваре,- зачем-то объяснил Федотов. – А сейчас уже двенадцать.
 -Ну и что?
 -Странно,- повторил Федотов.
 Молчали, слушали, как звучит слово.
 -Во сколько ей не поздно перезвонить?- опомнился первым Федотов.
 -Звоните, когда хотите. Хоть до двух,- пожал плечами Рис.
 -Ты думаешь, она к этому времени вернется?
 -Думаю… да.
 -Хорошо бы,- сказал Федотов и простился. А Рис подумал, что Федотов, когда звонил, знал, что Вавы нет дома. Тогда зачем он звонил?

 В прихожей Донка залаяла, запрыгала, заскреблась в дверь.
 -Так,- обрадовался Рис. – Она еще и ключи посеяла. Ну, я сейчас ей…
 Рис распахнул дверь. Донка удивленно отпрянула и завыла. На пороге стоял низенький господинчик в куцей дубленке на одной пуговице, со скорбным выражением лица, в шляпе и с портфелем.
 -Вы кто? - опешил Рис.
 Господин жестом показал, что хочет войти, и покосился на Донку.
 -Ладно, входите. Она не кусается.
 Донка обиделась, прыгнула и попробовала прокусить портфель. Рис загнал собаку в кухню, закрыл дверь, обернулся. Посетитель стоял возле зеркала, прижимая шляпу к груди. Волосенки реденькие, височки зализанные, румяные щеки, щелка рта и глаза сухие. Тип не то жалкий, не то противный, портфель поставил на пол, протянул Рису зажатую в горсти записку.
 -Что это?- спросил Рис.
 Мухомор Мухоморыч потряс запиской в воздухе, словно говоря: «Прочтете - узнаете»
 Рис взял записку, прежде чем развернуть посмотрел подозрительно на пришельца:
 -Вы что, глухонемой?
 Тот только ручкой шевельнул – читайте.
 «Рис,- писала Вава.- сделай все так, как скажет тот, кто передаст тебе эту записку, и все будет в порядке».
 Ни подписи, ни привета.
 -Так, где вы ее держите? Почему она не позвонила? набросился Рис на подателя записки и, разумеется, никаких ответов не получил. Господин надел шляпу, взял в руки портфель, выжидательно посмотрел на Риса, приглашая его на выход.
 Рис набрал на трубке вавин номер и услышал все ту же английскую песню недоступной девицы. Поднял глаза на посланца «других» и увидел настойчиво протянутую руку. В руку надо было положить свою трубку, одеться и идти.
 Делай, что тебе говорят и все будет в порядке.
 Хороши у них порядки.
 -Только учтите,- предупредил на всякий случай Рис. - Пока я мать не увижу, разговаривать я с вами не буду.
 Проситель закивал довольно энергично, и Рису даже послышалось что-то вроде: «Увидите, увидите, всех увидите».
 
 Из подъезда вышли, но никакой машины, ожидающей их, Рис не увидел.
 Сопровождающий поднял воротник дубленки, втянул голову в плечи, сгорбился и, не оглядываясь на Риса, затрусил к троллейбусной остановке.
 -Новое дело.- Сказал себе Рис. Похищение на троллейбусе.
 В троллейбусе дядька сразу прошел вперед и сел на маленькое креслице за водителем.
 -Дурдом!- сказал себе Рис и остался на задней площадке, наблюдать за своим конвоиром, поглядывать в окошки, куда, собственно едем. Хотя едва ли троллейбус решил бы по такому случаю изменить маршрут.
 А ведь действительно странно – все открыто – ни тебе повязки на глаза, ни руки за спину. Почему они так уверены, что ничего скрывать не надо?

 -Фу ты, черт,- выругался Рис, едва поспевая за Мухоморычем, свернувшим в знакомый дворик. Так это ж материна работа! У них, что тут теперь, штаб по раскрытию секретов академика Черникова? И расположен он…
 …ну, естественно, в бывшем бомбоубежище,- комментировал сам себе Рис, а глухонемой конвоир распахнул обитую жестью дверь в подвал, откуда на Риса пахнуло спертым воздухом парового отопления с легкой отдушкой дорогих французских духов.
 -Что у вас там?- заглянул в подвал, порога пока не переступая, Рис.- Комитет по спасению отечественной науки? Тайное общество хранителей вечных истин? Клуб пришельцев?
 Человек в шляпе, с портфелем и в дубленке придерживал дверь, равнодушный, как зазывала ночного бара на рассвете перед закрытием заведения.
 -А вы как же?- поинтересовался Рис.- На стреме постоите или со мной спуститесь?
 Тот в шляпе махнул портфелем: «Проходи мол. Чего там!»
 Рис переступил порожек, глянул на стрелу, нарисованную помадой на стенке («Вот еще игра – «Казаки-разбойники!» называется»), спустился на пару ступеней, оглянулся – Мухоморыч спускался за ним.
 -Ну, где тут ваши Вольные Каменщики?
 Сопровождающий неслышно шел за ним, включая и выключая свет, подсвечивая фонариком там, где забыли ввернуть лампочку.
 Шли то по кафелю, то по песку, то по колено в пыли. Поворачивали во все стороны. Один раз Рису даже показалось, что они завернули за угол и пошли к выходу. Время от времени дядька забегал вперед, придерживая портфель локтем и зажав фонарь подбородком, откручивал с натугой какое то допотопное колесо на железной в полруки толщиной двери, пыхтя, тащил ее на себя, но всякий раз пропускал Риса первым.
 Коридоры были полны ответвлений, ничем, кроме кромешной тьмы непримечательными.
 -Понятно, почему меня везли на троллейбусе,- думал Рис. Сюда можно было и на метро доехать. И в подъезд войти с толпой народа. Зажатый рот, легкий толчок в спину, дверка из жести приоткрылась и захлопнулась, затащили тебя в один из боковых коридорчиков, и хрен кто найдет! Что там Том Сойер с индейцем Джо – их лабиринт по сравнению с этим все равно как станция метро «Парк культуры!».
 -Ну, вот и приемная,- сказал себе Рис.- За этой дверью главный их оккультист и заседает.
 В комнатке, заляпанной туалетным кафелем, прямо посередине стоял канцелярский стол по кличке «однотумбовый» с настольной лампой « В гостях у следователя» и стулом, подбитым обойным гвоздями. Мухомор Мухоморович при виде этого чиновничьего гнездышка начисто забыл о Рисе, плюхнулся на стул, включил лампу, достал из портфеля папку с надписью «Дело» и углубился в него, не снимая шляпы и дубленки.
 -Эй,- осторожно напомнил о себе Рис.- Я кажется, вам был зачем-то нужен?
 Канцелярский крысик только пальцем через плечо ткнул.
 За его спиной перед дверью, снятой с затонувшей субмарины (клепаные углы, сварные швы, темный иллюминатор, штурвал посередине) сидели, разбросав ноги по полу, спустив до уровня ширинки короткоствольные автоматы узи, двое рослых, похожих на раскормленных десантников, совершенно одуревших от вечного ожидания. Рис шагнул мимо них к двери. Списанные на землю десантники очнулись. Один, с головой, обритой по кругу и вытянутой, как регбистский мяч, не сгибая в колене, откинул ногу в сторону, перегородив Рису путь. Другой встал, вяло обыскал Риса (ленивое пошаривание и похлопывание ладонью по карманам, сопровождаемое тыканьем автоматным дулом под ребра), безо всяких усилий открыл субмариновскую дверь, за которой была еще одна, обитая клеенкой и запертая, впихнул Риса в этот тамбур и задвинул его сзади чугункой со штурвалом.
 Рис оказался зажат между двух дверей, как цветок между листьями книги.
 Ни фига себе гербарий!
 Минут пять подержали Риса в таком положении, дав ему остыть и подсохнуть, потом что-то пискнуло, щелкнуло, дверь перед Рисом подалась, он толкнул ее и света белого не увидел, а почувствовал открывшееся перед ним пространство неопределенной глубины, полное черной тьмы, а температуры и влажности приличной – здесь похоже сходились все подземные трубы, насыщая темноту запахами влажной известки, французских духов и женской истерики.


3.

 Майор Ковалев дошел до состояния администравной свирепости, чреватого для подчиненных уже не замечаниями и предупреждениями, а выговорами вплоть до увольнения. Милая пшеничность бровок сгорала в багровости лица, наивная курносость тонула в морщинах гнева. Руднева встретило клокотание в фуражке, казарменный рев и начальственная паранойя чиновника в закачавшемся кресле.
 -Вы что… как… совсем там…- задохнулся Ковалев при виде Руднева, потянул за узел галстука, расправил погоны, набрал полную грудь воздуха. - Чем вы там занимаетесь, Руднев? Креном груши околачиваете? Лапшу на просушку развешиваете? Сначала у вас людей в Институте убивали, теперь они просто исчезать начали? А вы об этом, похоже, ничего не знаете. Вам не до этого? Вы работаете?
 В подобных ситуациях, Руднев знал, подчиненный должен уметь держать паузу. На прямые бессмысленные вопросы не отвечать, дать начальству выораться. Попытаться определить истинную причину разноса. Понять, что требуют от начальника и за что он должен отчитаться в течение суток.
 -Меня вызывают в Главк, спрашивают, что там у тебя… уважаемый, в Институте происходит, а я им, что должен говорить? Что у меня следователь тут супер профессионал за десять дней ничего нарыть не смог? Что он сам не в курсе? Так что ли?
 Руднев выкатил глаза, с усилием выжал пару капель пота на лбу, но дрожи в коленках вызвать не сумел.
 -Ну, что молчите?
 -Разрешите доложить?- обратился по форме Руднев.
 -Докладывайте,- спрыгнув на тон ниже (форма – великая вещь), буркнул Ковалев.
 -В настоящее время следствием отрабатывается версия гибели двух сотрудников Института в результате криминальных разборок. Подозреваемых четверо (предположительно занимавшихся крышеванием созданной при Институте коммерческой фирмы ПАП). Личность одного из них установлена. Это ранее судимый Павел Бабичев (кличка – Холодный). Подозреваемые объявлены в федеральный розыск. При попытке задержания одного из них постом ГИБДД, преступник ранил инспектора и скрылся. Введенный план «Перехват» результатов пока не дал. Ведется поиск преступников. Что касается исчезновений…
 -Да! Что там с исчезновениями людей?
 -По заявлению замдиректора Института Инессы Михайловны Старковой об исчезновении замдиректора Шумана проводится проверка. Запросили больницы, травмпункты и морги.
 -И каковы результаты?
 -Пока безрезультатно. Но…
 -Что, но?
 -Прошли всего сутки. Не исключено, что Шуман еще объявится сам. Знаете, как это бывает…
 -Знаю, знаю,- забрюзжал Ковалев.- Эти ваши объяснения «следствием установлено» там и прочее… приберегите для прессы. Меня интересуют факты, действия и результат.
 -Ясно. Разрешите доложить?- вытянулся снова Руднев.
 Ковалев покосился на следователя (не издевается ли?), бросил недовольно:
 -Докладывайте.
 -По описанию, преступник, скрывшийся при попытке задержания, управлял автомашиной «Волга».
 -Ну и что?
 -В последнее время на такой же «Волге» ездил Шуман (спасибо Коле Чаидзе – все-таки неоценимый человек – пока Руднев добирался от Висляева до райотдела, все выяснил и в пять минут накачал Руднева информацией). Вполне возможно, что эти факты связаны между собой и с тем, что Шуман не вышел на работу. Мы объявили машину Шумана в розыск. Работаем тесно с городским и областным ГИБДД. Думаю, к вечеру будут результаты. Разрешите идти?
 Руднев знал, что материала, для того, чтобы Ковалев прикрыл свою задницу перед начальством больше чем достаточно, и ничего, кроме «Идите. Но что б к вечеру отчет был на столе»,- Ковалев сказать ему теперь не мог. Поэтому то, что он услышал, было для него полной неожиданностью.
 -Да погоди ты,- как-то тоскливо остановил его Ковалев.- Ты вот, Руднев, всегда так. Прешь как танк, и ничего вокруг не замечаешь.
 Руднев молчал и в самом деле озадаченный.
 -Вот ты нароешь сейчас, возьмешь даже этих своих уголовников,- осторожно продолжил Ковалев.- А дело то, может быть, совсем не в этом, не в криминале. Понимаешь?
 -Никак нет,- машинально отозвался Руднев по Уставу.
 -Да брось ты это,- пристыдил вдруг Ковалев.- Привыкли мы, понимаешь – чуть что, уголовников хватать. А вот, если пошире посмотреть…
 -Куда посмотреть?
 -Туда! ФСБ этим Институтом очень интересуется. Намекают…
 -На что?
 -На то, что тут дела не нашего ума.
 -Так пусть заберут дело себе!
 -А вот пока не хотят забирать. Вот тут и крутись.
 -Не понял, - швырнув Устав в угол, спросил просто Руднев.- Мне копать или не копать? У меня ведь и другие дела есть.
 -Не знаю, - мотнул головой Ковалев. – Не будешь копать, завтра вызовут, спросят, а мы с пустыми руками. А начнешь копать, на такое наткнешься, тоже по головке не погладят. Понял?
 -Ясно.- Затуманился Руднев. Какие все-таки будут указания?
 -Работать надо интенсивно, аккуратно и без лишнего шума,- сформулировал Ковалев.- И быть готовым к самым неожиданным поворотам.
 -Понял. Разрешите идти?
 Ковалев (очень тихо):
 -Идите.
 И тут же вдогонку, во всю мощь и на весь райотдел:
 -И чтоб к вечеру у меня были результаты!



ГЛАВА XII

1.

 Зажурчало и закапало, в углу прерывисто вздохнули, там темнота сгустилась и застыла.
 -Давайте знакомиться,- обратился к темноте Рис.- Я – Борис Гладыш. А вы что такое?
 -Ой, Рис!- поднялась темнота, обняла Риса и оказалась Вавой.
 -Они и его сюда затащили,- всхлипнуло в углу голосом Кисы.
 -Рис, Рис, Рис…- обнимала, целовала, тормошила, плакала Вава.
 -Спокойно, ма,- как будто не в темноте и в подвале, а дома на кухне сказал Рис.- Объясните мне, как вы сюда попали, давно сидите, и чего они от вас хотят?
 -Да как ты-то сюда попал? Они тебе ничего не сделали? Ты здоров? У тебя ничего не болит?- причитал Вавин голос.
 -Я здоров, и мне никто ничего сделать не мог,- перехватив и отстранив, но, не отпуская вавины руки, сказал Рис.- Попал я сюда очень просто – на троллейбусе приехал.
 -На каком троллейбусе?- ахнула в темном углу Киса, решив, что вавина сына все-таки стукнули разок по голове, и у того слегка помутился рассудок.
 -На обычном, маршрут номер 47. Кстати очень удобно – от дома почти до самого Института. Без пересадок. И чего, ма, ты на метро ездишь?
 -Да как они вызвали тебя?
 -Твоей запиской.
 -Какой запиской?
 -Которую мне этот хорек в шляпе передал.
 -Я никакой записки не писала,- запротестовал вавин голос.
 -Как же не писала, когда я ее читал!
 -А как ты определил, что записка от меня?
 -По…- запнулся Рис, припоминая ровные четкие буквы в записке, - по почерку.
 -По почерку,- бормотала в отчаянии Вава,- да ты когда в последний раз мой почерк видел? Да неужели ты мог подумать, что я тебя вытащу под каких-то придурков, от которых еще неизвестно чего ждать?
 -Ой, да перестаньте вы!- заверещала в углу Киса.- Я здесь с ума схожу от темноты и страха, может, мы отсюда вообще никогда не выйдем, а вы тут начинаете семейные разборки, у кого какой почерк!
 -Да,- отозвалась Вава.- А по чьей милости мы здесь оказались?
 -Ну, я, я во всем виновата,- кричала Киса.- А что я могла сделать?
 -По сторонам смотреть надо было. А то увидела на лестнице двух мужиков, и рот раскрыла!
 -Да никого я не видела,- затихая, оправдывалась Киса.- Я же тебе объяснила – спускаюсь по лестнице после этой зюзюшкиной вечеринки, вдруг сзади на меня наваливаются какие-то громилы, рот зажимают, лапают, тащат куда-то вниз по лестнице. Я думала все – изнасилуют и убьют. А они сзади за шею схватили, давят, трубку суют, говорят: «Зови свою подругу, Ваву эту, а то прирежем». И один нож мне к горлу приставил. Я так испугалась! И сейчас боюсь. Ну, сделайте что-нибудь, меня от темноты с детства мутит, меня трясет всю, я сейчас описаюсь…
 -Вы что, так без света и сидите?- поинтересовался Рис.
 -Так и сидим,- призналась Вава.
 -А выключатель искали?
 -Да мы все стены обшарили,- вступила с подвывом Киса,- тут чугунки какие-то, я все колени разбила, папки с бумагами дурацкими и ни окон, ни выключателей. У входа какая-то коробка пластмассовая, но она ничего не включает!
 -Ой, что это!- вскрикнули Киса и Вава разом, заворожено глядя на крохотную яркую белую точку, вдруг вспыхнувшую в темноте, протянувшую пронзительный тонкий лучик, как-будто кто иголкой проткнул стенку черного мешка, в котором они все сидели, а снаружи – свет.
 -А это световод,- направляя яркий лучик и заставляя ойкать и жмуриться Ваву и Кису, отрекомендовал Рис.- Предназначен для разглядывания мелких деталей машин и человека. Применяется в криминалистике и медицине. Ну и некоторыми компьютерщиками. Мной, например.
 -Почему же они у тебя его не отобрали? Тебя что, не обыскивали? Ой, какой он маленький!- протягивая и, отдергивая руку, вскрикнула восхищенно Вава.
 -В том-то и дело, что маленький. И с виду – как карандаш!- сжав пальцами, крохотный свой фонарик поднял световод над головой Рис. Но фонарик только поставил светящуюся точку в потолке. И ничего не осветил.
 -Да? И надолго этого комариного прожектора хватит?- спросила Киса.
 -Не знаю,- направляя лучик по углам и стенам, задумчиво произнес Рис.- Аккумулятор я недавно зарядил. На ночь может и хватит. Та-ак. А это у нас что?
 Возле входной двери лучик высветил пластмассовую коробку переговорного устройства: маленький экран, две кнопки, микрофон, динамик. Рис понажимал кнопки, щелкнул по экрану пальцем…
 -Да мы пробовали уже,- безнадежно вздохнула Киса.- Не работает он.
 -Интересно все-таки – зачем мы им тут все понадобились?- ни к кому особенно не обращаясь, спросил Рис.
 Никто собственно и не ответил.
 Рис выключил свой световод. Но свет не исчез – он стал сумеречным и мягким, серым, мутноватым. Им светился экранчик переговорного устройства, как будто Рис включил его своим крохотным фонариком. Из динамика послышался шорох переворачиваемых страниц, скрип стула и легкое прокашливание, будто кто прочищал горло, готовясь произнести маленькую речь.
 -Прошу внимания,- начал голос из пластмассы и на экране явно обозначился затылок в шляпе. Давешний Рисов Мухомор сидел за столом спиной к камере, читал речь по бумажке и даже шляпу не снял, мерзавец.
 -Мы пригласили вас,- начал так, как начинают все чиновники в России с первой половины девятнадцатого века, дядька в шляпе,- поскольку вы имели отношение к архиву Института биофизических проблем, в котором, по нашим сведениям, имеются документы на изобретение академика Черникова. Речь идет о составных частях биоэнергостимулятора. Не скрою: выйдите вы отсюда или нет, зависит от того, сумеете ли вы определить патенты и свидетельства, с помощью которых можно воссоздать прибор. Подскажу – путь, которым двигался Борис Гладыш, представляется нам наиболее перспективным. Напомню – сотрудники вашего Института, к которым мы обращались за помощью, не сумели правильно оценить важность поставленной перед ними задачи и, к сожалению, мы ничего не смогли сделать, для того чтобы сохранить им жизнь. Предупреждаю: времени у вас совсем немного, а любые попытки выйти отсюда – только бесполезная его трата. Все необходимое для работы в камере…, то есть в кабинете – имеется. Это и есть, Варвара Александровна, то очень выгодное предложение, о котором вам так часто в последнее время говорили. Приступайте.
 Экран начал гаснуть. Киса с Вавой бросились к нему, толкаясь, нажимая беспорядочно кнопки, шлепая ладонями по пластмассе, крича разное:
 - Выпустите меня отсюда! - кричала Киса,- Я никакого архива не знаю! Я не знаю никакого прибора! Я никому ничего не скажу! Только выпустите меня! Я боюсь темноты! Я боюсь мышей! Я задыхаюсь! У меня клаустрофобия! Я хочу в туалет…
 -Риса, Риса отпустите,- кричала Вава.- Он же школьник, он ничем не может быть вам полезен, отпустите моего сына! Я знаю про биостимулятор! Я все вам расскажу, только Риса отпустите ради бога…
 И бросившись на дверь, женщины завыли, сползли на бетонный пол, обнялись и зарыдали.
 Рис выждал, пока плач обессилел, лишился голоса, перешел в прерывистые горькие вздохи и всхлипы, сказал спокойно, не повышая голоса:
 -Ты бы хоть свет зажег, зараза.
 Вспыхнула лампочка в решетке на стене, осветила: допотопную школьную парту с рыжей скамейкой и откидными крышками, заваленную папками с похищенными паповским архивом, стопку выведенных на принтере патентов из тех, что передал Рис Алексу, книжечку огизовского издания Пушкина, вырытого при обыске на квартире Вавы, стопку чистых листков, карандаши и шариковые ручки.
 Рис просмотрел все и, не поворачиваясь к двери, спросил:
 -А где компьютер, деревня? Это ж тебе не тридцать седьмой год! Ну, напишем мы признание в работе на японцев, про стимулятор свой ты все равно ничего не узнаешь. Без компьютера из этой бумаги, кроме огня, ничего не выжмешь.
 Проговаривая это, Рис достал незаметно зажигалку из кармана, почему-то неизъятую у него во время обыска, подпалил краешек папки, подождал, пока огонь разгорится так, чтобы его видно было отовсюду, но только не от закрытой его спиной двери, быстро притушил рукавом и дым тихонько развеял. Киса почуяла запах гари и собралась вопить о пожаре. Рис молча показал ей кулак.
 Динамик помолчал, потом хмуро заметил, не зажигая экрана:
 -На компьютер средств не отпущено. А вот грубить не надо. Жить захочешь, сообразишь. Там в папках – вся информация.
 Динамик отключился, срыгнув короткий гоготок десантуры.

 Через час Киса с Вавой по указанию Риса читали нараспев священные тексты из архива, отстукивая ритм крышками парты. Получалось что-то вроде рэпа на научно-популярные темы. Сам же Рис, в раздумье как бы, ходил от стены к стене, то и дело забираясь за какие-то чугунные железяки, приваренные к полу еще во времена Отечественной войны, поближе к толстым загипсованным трубам, протянутым через весь подвал и, стараясь не отстать от ваво-кисиных ритмов, рассеянно долбил в стенку железным костылем, обнаруженным в одном из темных углов.
 Место, где Рис долбил стену, было вне угла обзора видеокамеры, булавочный глазок которой Рис, после недолгих поисков, обнаружил по свежим следам цемента возле дверной коробки.
 Все время действа все трое курили, не затягиваясь, и камера наполнялась синим дымом, отчего, по расчету Риса изображение на мониторе в соседней комнате было довольно гадким. Вдобавок, всякий раз, проходя мимо глазка камеры, Рис незаметно, снизу вверх пшыкал на него Вавиным дезодорантом.
 Дальше действовали по сценарию, набросанному Рисом на листках бумаги и розданному Кисе с Вавой, как роли в рождественском капустнике (Киса согласилась на это от безвыходности, демонстративно идя на поводу вавиной сумасшедшей семейки; Вава же знала - если у них и был шанс каким-то чудом выбраться отсюда, он был только в голове и руках ее находчивого сына).
 Киса решительно захлопнула папку с патентами за 1985 год на страничке с описанием «Использования эффекта обратного осмоса в мембранных процессах для очистки канализационных труб», сказала громко в никуда уверенно и фальшиво, как героиня реального шоу:
 -Все! Вы как хотите, а я должна поспать иначе я завтра буду нечеловек!
 Вава отстранилась, кося глазом в шпаргалку, прочитала ремарку «Возражает» и тут же сымпровизировала:
 -Ты что с ума сошла? Какое завтра? Ты что не слышала - если мы не накопаем ничего для их стимулятора, нам не выйти отсюда.
 -Знаю, знаю, а что я могу сделать?- успешно входила в роль Киса.- Что будет завтра, никто не знает. А умереть без сна я могу прямо сейчас.
 -В чем дело?- бросив постукивать, отскребать и царапать в углу под трубами, подошел Рис.
 -Да вот Киса у нас…- кивнула Вава.
 -Что?
 -Говорит, если не уснет, умрет.
 -Это правда?- повернулся Борис к Кисе.
 -Она права,- ткнула Киса в подругу пальцем.
 -А где тут спать, Марина Александровна?- поинтересовался Рис.
 Киса, следуя указаниям сценария, оглянулась по сторонам и категорически заявила:
 -На полу я спать не буду, это точно. У меня остеохондроз, радикулит и… почки!
 -Ладно, пусть спит,- согласился Рис.- Толку от вас Марина Александровна все равно никакого…
 -Ну ладно тебе,- кажется, совсем не играя, презрительно сморщилась Киса.- Тоже мне - вундеркинд компьютерный. Хакер недозревший. Между прочим, если бы ты не лез, куда не следует, мы бы спали по домам в своих кроватях. А не торчали бы здесь над этими папками идиотскими…
 -Ладно. Спорить не буду,- слегка озадаченный натуральностью тона отдал свою реплику Кисе Рис, - Но… где ж нам вас положить? Разве что вот на эту парту?
 -А где мы тогда спать будем?- забеспокоилась Вава.
 - А мы спать не будем.- Репродукторным голосом отрапортовал Рис.- Разложим папки вот за этой партой на полу и продолжим.
 Дальше все было, как на представлениях «Обратная сторона фокуса».
 Киса устраивалась на парте, поджимала ноги, поворачивалась спиной к двери, наваливала на себя куртки и дубленки, так что получался тот самый ворох верхней одежды, на котором дремали онегинские лакеи, пока господа отплясывали мазурку и краковяк. Рис с Вавой складывали папки архивов под партой, так чтобы от двери не было видно, что происходит за этим могильником дохлых идей.
 Потом Киса тихонько соскользнула с парты, а всю дубленочно-курточную кучу оставила так, как будто под ней по-прежнему свернутым калачиком лежит еще очень симпатичная сотрудница с карими закрытыми глазами и пытается уснуть.
 -Ну и что теперь?- зашипела на Риса Киса.
 -Ползите туда, в угол. - Дал инструкцию Рис.- Там под трубами я разобрал стену. Лезьте в проход. Скорее!
 -Ну, вот еще! А если я застряну?
 -Не застрянете. Я проверил – раз я прохожу, вы и подавно пролезете.
 -А куда ведет этот поход?- трусила Киса - И как это ты стену разобрал? Отбойный молоток на батарейках случайно с собой оказался?
 - Потом, потом,- замахал руками Рис.- Лезьте в проход. Или вы хотите поближе с этими десантничками познакомиться?
 -Ну что ты, в самом деле, Киса,- зашептала Вава.- У нас есть шанс. Здесь терять нам нечего. Давай полезай!
 -А если они обнаружат, что мы ушли? Если они нас догонят, знаете, что они с нами сделают? Может, лучше останемся и найдем эти запчасти для стимулятора? Может, тогда они нас отпустят!
 -Марина Александровна,- взмолился Рис. - Неужели вы не поняли? Жизни нам осталось на сутки-двое. Независимо от того, найдем мы то, что им надо или нет, мы отсюда не выйдем никогда! Да и нет в этих бумагах того, что им нужно.
 -А где есть?- спросила зачем-то Киса.
 -Так - все,- решилась Вава.- Не хочешь лезть – оставайся. А мы с Рисом уходим. Где там проход?
 Рис показал куда ползти. Вава смешно подтягивая под себя ноги и выгибая спину, подлезла под трубы, проталкивая одно за другим – голову, руки, плечи, спину, живот и ноги, протащила себя сквозь стену.
 Киса только глаза пошире открыла.
 -Ну что, видели? Давайте. Давайте скорее. Они ведь могут что-нибудь заподозрить, зайти с проверкой. Вам что – жить надоело?- использовал последний аргумент Рис.
 Киса выглянула зачем-то из-за парты, посмотрела в сторону двери, тут же была дернута за кофту, прижата к полу и подпихнута к проходу сквозь стену.
 Последним уходил Рис. Он засунул за джинсы томик Пушкина (на память, что ли?), залез под трубы, лежа на животе, ногами вперед пропихнулся в проход, смахнул отбитую цементную крошку и пыль, заставил отверстие вынутыми из стены кирпичами так, чтобы ворвавшиеся поутру искатели научных идей подольше не могли сообразить, куда же заключенные подевались, и только после этого, пятясь задом, как отступающий крот, выполз в соседней подвальной комнате.
 Киса с Вавой в темноте запрыгали, забили беззвучно в ладоши, неслышно взвизгнули и повисли в восторге на Рисе, отыскав его в темноте новой темницы.
 -Тише, тише,- успокаивал расшалившихся дам Рис, зажигая зажигалку и твердя про себя:- Только бы не… только бы не…
 -Уф,- вздохнул Рис, увидев, что двери в этой комнате вообще нет, и что не комната это вовсе, а длинный коридор, конца которому пока не видно.
 -Тих-х-ха!- хыкнул на Ваву с Кисой Рис и те замерли, и в тишине явственно услышали металлический щелчок за спиной, шаги, и глухой возглас.
 -Они – бежим!- скомандовал Рис и рванул в темноту по коридору, увлекая за собой Ваву и вцепившуюся в нее Кису.
 Подгоняемые глухим матерным бубнежем бежали в темноте вслепую, как мыши летучие, до первой преграды, в которую и влепился с разбега выставленным вперед локтем Рис. Коротко взвыл, крутанулся на месте, стряхнул с себя задохнувшихся от бега в потемках женщин. Щелкнул зажигалкой, увидел точно такую же, как та, через которую их спустили в этот подвал, в жестяных звездах дверь, дернул за ручку, потом еще и еще раз и застонал от досады – дверь подавалась, тут же возвращалась назад, прыгал с той стороны вставленный в проушины и запертый здоровенный навесной замок.
 -Ой, как они нас будут бить,- тоненько заныла Киса, обхватила голову руками и присела корточки.- Я же говорила – не надо было никуда бежать!
 Рис сжал вавино плечо, та подхватила, поставила на ноги Кису, зажала ей рот.
 -Стойте здесь!- приказал Рис, включил фонарик, покалывая лучиком стены, быстро прошел коридором назад в поисках ниши или бокового хода - куда можно спрятаться. Стены коридора были гладкими, оштукатуренными и крашеными. На полу – ровно лежал кафель. Коридор этот вовсе не похож на подвал, подумал Рис. Это какой-то совсем другой коридор. Одно в нем плохо – скрыться здесь абсолютно негде.
 Рис сунулся к пролому в стене, возле которого он неосмотрительно обронил железный костыль, увидел показавшееся из норы темное матерящееся пятно. Кто-то натужно пытался продавить себя сквозь стену, пыхтел и отдувался, а попросту – застрял – голова пролезла, плечи не пускали.
 Рис вернулся к двери, с разбегу ударил в нее плечом, потом еще и еще раз, теряя силы и надежду, бился в дверь, та отзывалась звуками кровельного железа под любовной пляской сотни обезумевших кошек, бухал как в жестяной барабан с той стороны амбарный замок, дужку которого в палец толщиной, Рис сломать был не в силах.
 Хрустнуло в плече, засаднило, заломило, Рис обнял сам себя, через зубы всосал со свистом воздух, чтоб не вскрикнуть, не напугать еще больше и без того перепуганных Ваву и Кису.
 Все трое замерли, прислушиваясь, явственно различая там, в темноте, как сыпется штукатурка, и выскакивают кирпичи из стены под ударами здоровяков - спецназовцев, как со скребом и треском, царапаясь о рваный край проема, пролезает вслед за головой рука и плечо, как, повернувшись немного с последним усилием, пролезает здоровяк с головой, как дыня и регбистский мяч, встает на четвереньки, подтягивает автомат, распрямляется, наливаясь силой и злостью, делает первый тяжелый шаг в их сторону, потом еще и еще, переходит на бег, несется по коридору, поднимая над головой здоровенной ручищей автомат, как молоток…
 Сжались, сбились кучкой, головы прикрыли руками, как под готовой накрыть их лавиной.
 Сзади что-то щелкнуло, брякнуло по жести.
 Дверь распахнулась.
 В ярко освещенном дверном проеме стоял Федотов.

2.

 Борю Шумана отыскали в горбольнице в Измайлово.
 При нем были права, по ним и определили, что человек, подобранный в мосфильмовских переулках с черепно-мозговой травмой, есть Борис Михайлович Шуман. И, когда из милиции позвонили, в травматологическом отделении подтвердили – у нас ваш Шуман. А на вопрос, можно ли подъехать, поговорить, отвечали сдержанно: «Подъезжайте. Если успеете». И: «Поговорите. Если сможете».

 Скорую вызвал пожелавший остаться неизвестным сосед Шумана, ставивший поздно ночью машину в гараж. Заметил человека на льду, вытянувшегося вдоль забора и руку выбросившего вперед. Набрал 03, сказал, чтоб приезжали.

 Врач скорой осмотрел Борю на месте и остался недоволен: черепно-мозговая и переохлаждение, а он еще дышит. Не одно так другое добьет его еще ночью. В морг бы – там без проблем. А тут звони, уговаривай, ори, доказывай, что обязаны принять больного по скорой.
 В Склифе, в Бурденке и Боткинской травма была забита битком – гололед, народ так и норовит поскользнуться, грохнуться навзничь, прокатиться в травму с переломом шейки бедра, тазобедренного сустава, выбитой коленной чашечкой, двойным переломом голени, трещиной в черепе или запястье…
 В двадцатой и пятьдесят четвертой вообще никто трубку не брал. Хорошо в Измайловской однокурсник дежурил. Тоже был не в восторге, но согласился – вези.
 Сказал еще: «С тебя бутылка». Но Шумана взял.

 Боре полагался специальный поддерживающий голову воротник, но где его взять-то. Лежи, как положили – на носилках все лучше, чем на льду под забором. Доктор на переднем сиденье пристроился поближе к печке, грелся, не спал, смотрел на пустые улицы, желтые фонари, редкие красные огни поздних машин. Хорошо в городе ночью – тихо, пусто. Вот так бы ехать и ехать. И никуда не приезжать.
 Медбрат, кутаясь в пальто под халатом, весь скорчился на сиденье рядом с носилками, лицо в воротник втянул и не видел, как Боря вдруг открыл глаза и смотрел, как тянутся по потолку микроавтобуса тени домов, проводов, деревьев.

 В приемном покое было пусто, гулко, нянечка-старуха, вздыхая, терла грязной тряпкой грязный коричневый кафель, подвыпивший санитар, почесывая голову под шапкой, бросал колкие словечки двум медсестрам, и они смеялись, отгоняя сон.
 Боря застонал, санитар вскочил со скамейки, подошел к каталке, изображая кого-то, наклонился озабоченно над Борей:
 -Что вы сказали, больной?
 Медсестры прыснули, санитар не улыбаясь, постучал легонько пальцем Борю в грудь:
 -Сердце бьется, а голова никуда!- брезгливо тронул ссохшиеся в крови волосы, поставил диагноз:- У вас, больной, мозговой прыщ! Его надо выдавить. Больно? Терпите, больной, терпите, медицина вам поможет!
 Сделал вид, что сдавит сейчас Боре голову ладонями, сестры запротестовали сквозь смех, Боря неожиданно открыл глаза, санитар отпрянул, отошел к притихшим девицам. Помолчав, не удержался:
 -Хочет.
 -Чего же он хочет?- подначивала молодая, толстая, в халате поверх двух кофт, сестра.
 -Жить хочет,- сказал санитар и полез за сигаретой.

 Разбуженный хирург дышал крепким перегаром, походил на автослесаря, работал привычно и споро.
 Срезал закостеневшие волосы, выбрил вокруг ран, глубоко вдохнув, промыл спиртом, присмотревшись медленно и удивленно покряхтывая, выпустил воздух из приоткрытого рта.
 Вместо предполагаемых ран на затылке у Бори он обнаружил два почти заживших рубца – один короткий от рваной и давленой раны, другой длиннее со вздутиями и полукружьями, как будто человека ударили кастетом. Но ударили-то, судя по рубцам, недели две назад. Откуда же свежая кровь на волосах? Что же он – две недели провалялся на льду без сознания и до сих пор жив?
 Проглядел листок, заполненный врачом скорой.
 Все правильно – обнаружен и осмотрен два часа назад, рваные раны головы, нанесенные тупым тяжелым предметом, возможно трещина в затылочной кости, гематомы, кровоизлияние в мозг. Без сознания.
 Бред какой-то.
 Или так – раны получил две недели назад, скажем, по пьяни, провалялся дома, к врачам не обращался, вышел к вечеру за пивком, а тут гематому и прорвало. Упал, снова головой приложился, рассек кожу, кровь потекла.
 Хирург еще раз взглянул на рубцы, поискал свежую ранку или царапину, откуда сочилась кровь, не нашел, пожал плечами, рубец залепил пластырем, на бланке больницы записал, что видел, дал указание следующей смене на рентген, поставил предположительный диагноз – кровоизлияние в мозг, как следствие черепно-мозговой травмы, подозвал сестру:
 -Везите.
 -Куда его, в реанимацию?
 Хирург проверил пульс. Сердце в норме.
 -Вообще без сознания, с таким диагнозом…- начал нерешительно.
 -Плохи мои, дела, доктор…- открыл глаза и очень четко и ясно сказал Борис Михайлович.
 -Как вы себя чувствуете?- спросил ошарешенно хирург.
 -Чувствую…- повторил Боря.- Чувствую нормально. Но не все.
 -Пальцами пошевелите… На правой… На левой… На ногах… Эту руку чувствуете? Нет? Ну, ничего отойдет. Везите его в обычную. И укол сделаете – чтоб спал, не вставал.
 Хирург стянул перчатки, руки вымыл, выключил свет в операционной, заперся у себя в кабинетике, посидел там, на больничной кушетке, посмотрел бутылку на свет – коньяка оставалось на четверть стакана. Сказал себе: «Не надо бы пить!», вылил остатки в стакан, сглотнул залпом, носом потянул воздух и лег спать.

 -Вас доктор просил зайти,- взглянув поверх конторки на следователя, в ответ на просьбу видеть больного Шумана, обронила сестра.
 Доктор был высок, моложав – пушок над губой никак не соглашался сойти за усы, румянец с пухлых щек согнать не удавалось, отутюженный халат, брюки и галстук солидности не прибавляли. Мелкие паузы да растяжки на «э» в речи – вот и все лесенки к авторитету, поднимающие над собственной молокососностью.
 -Хотели видеть меня, доктор?- поинтересовался Руднев.
 -Вы, э-э, следователь?
 -Да. Намерен побеседовать с больным Шуманом. Что вы можете сказать о его состоянии?
 -Пока ничего определенного…
 -До сих пор? Он в сознании? Говорить может?
 -С утра был в сознании, но… случай какой-то странный.
 -Что вы имеете в виду?
 -Понимаете, больной в сознании, провалов в памяти не наблюдается, но то, что он говорит, э-э-э, полностью опровергается клинической картиной.
 -Простите, доктор…
 -Со слов Шумана получается, что травмы головы он получил вчера вечером в результате нападения неких неизвестных.
 -Что ж тут странного? Скорее всего, так оно и было.
 -Не торопитесь,- возразил доктор и покраснел.- Ударили Шумана несколько раз, чем-то тяжелым и сильно. На рентгеновских снимках видны отслоившиеся с наружной поверхности кусочки затылочной кости, ушиб головного мозга и, предположительно, небольшая гематома. После таких ударов повреждения обычно несовместимы с жизнью, но в данном случае…
 -Череп у Бориса Михайловича оказался крепким?
 -И это, конечно, тоже, но… как бы вам сказать… Состояние ран на голове э-э-э полностью опровергает слова больного о том, что напали на него вчера.
 -Что вы хотите этим сказать?
 -Понимаете, внутренние повреждения и повреждения на коже головы одного происхождения. Человека ударили чем-то тяжелым по голове, рассекли кожу, отщепили кусочки кости от черепа, ушибли мозг – все так и было. Но не вчера.
 -А когда?
 -Самое раннее - десять дней назад.
 -Но это никак быть не могло, доктор. Шуман по свидетельству очевидцев был на работе позавчера до двенадцати часов дня, и никаких ран на голове у него не наблюдалось.
 -Это точно?
 -Абсолютно.
 -Но это совершенно невозможно!
 -Почему?
 -Получается, что раны затянулись вторичным натяжением с образованием рубцовой ткани за э-э-э каких нибудь пять-шесть часов. Такой скорости регенерации в природе просто не существует!
 -Постойте-постойте, это что-то я видел в кино: человеку режут кожу по живому, а она тут же прямо на глазах срастается. У киборгов там, пришельцев – так что ли?
 -Ну, не так быстро, но, в общем-то…
 -Так. Кроме того, что у Шумана оказалась крепкая голова, и очень быстро зарастают раны, больше вас в его состоянии ничего не беспокоит?
 -То есть?
 -Он в сознании, вменяем, не бредит?
 -Да вроде… Правда говорит он как-то необычно, как будто все время думает о чем-то, что-то пытается объяснить или вспомнить. Но это как раз совершенно естественно для посттравматического шока.
 -Не путает даты, часы, причины, следствия? Показаниям его можно доверять?
 -Если можно найти объяснение тому, как и почему некоторые процессы в организме человека идут со скоростью, превышающей обычную в десятки раз, тогда – да.
 -Ну, у меня здесь несколько иные задачи.
 -Понимаю,- приоткрыв рот, уставился на Руднева молоденький доктор.- Скажите, а чем, собственно э-э-э Борис Михайлович занимался в этом своем Институте?
 -Ну, сейчас, на сколько мне известно, он – замдиректора по производству…
 -Давно?
 -Не больше недели.
 -А научная деятельность Шумана…
 -Меня, честно говоря, мало интересует,- поднялся Руднев.
 -А стоило бы поинтересоваться,- забыв про румянец и моложавость, брякнул вдруг доктор.
 -С чего это?- удивился Руднев.
 -Это многое могло бы объяснить, между прочим.
 -Шуман где лежит? - поморщился Руднев.
 -Восьмая палата. По коридору направо. Я вас провожу,- подхватился с готовностью доктор, но Руднев от проводов отказался.
 Руднев вышел, а доктор развесил рентгеновские снимки на экране, разложил фотографии шумановских рубцов, снова удивленно вскинул брови, тряхнул головой, вскочил, сунул руки в карманы и зашагал из угла в угол по кабинету сам себе задавая совершенно очевидные вопросы и не находя на них никаких ответов, кроме самых фантастических.

 Борина койка была высока, стояла вдоль окна, так что Боря мог видеть сбитые в плоты серенькие крыши домов, плывущие меж сугробов к огромной черной полынье Измайловского парка, сходку корпусов гостиницы «Измайловская» возле метро, сунутый подмышку города стеклянный градусник бизнесцентра, по которому полз снизу вверх красный луч неяркого февральского солнца, брошенный из- под полы низких снежных облаков.
 Марля в сеточке с тесемками на голове Бори напоминала платки с узелками, какими прикрывали свои черные блестящие лысины отдыхающие в возрасте на черноморских пляжах иных времен. Боря, правда, под своей повязкой на отдыхающего никак не походил – бледное осунувшееся лицо, заострившийся нос, синяки под глазами – больной, да и только и еще неясно – выздоровит ли.
 Сбитый с толку доктор на всякий случай предупредил – с тем, что у вас в голове, лучше пока не вставать и по коридорам не расхаживать и даже на кровати не садиться. И Боря лежал, повернув лицо к окну – то ли дремал, то ли на город смотрел сверху вниз и на оклик Руднева: «Борис Михайлович!», обернулся не сразу, не улыбнулся, не кивнул, веками не дрогнул, - никак не дал понять, что он Руднева узнал.
 -Борис Михайлович, я следователь Руднев, мне нужно задать вам несколько вопросов.
 -Спрашивайте,- подал голос Боря.
 -Вы хорошо помните, что с вами произошло?
 -Я… прошел сквозь стену, - усмехнулся Шуман.
 -Можно и так сказать,- согласился Руднев. - На вас напали…- Их было…
 -Трое… нет четверо,- сосчитал Боря.
 -А что им от вас было надо?
 -ПАП.
 -Они хотели, чтобы вы им платили.
 -Они хотели ПАП.
 -Это было вымогательство, рэкет,- мягко подсказал Руднев.
 -Нет. Они хотели оформить на себя фирму.
 -А вы были против.
 Боря молча смотрел на Руднева.
 -И не рассчитали свои силы.
 Боря закрыл глаза.
 -Не хочу вас утомлять,- заторопился Руднев.- Мы их вычислили, ищем. Знаем, что главного их зовут Павел Бабичев. У нас есть фото. Мы их обязательно поймаем, и они понесут наказание за то, что с вами сделали.
 -Это… не важно.
 -Хм, ну как сказать,- возразил Руднев.- Один из них тяжело ранил инспектора ГИБДД. Смерти Тришина и Юрова, скорее всего их рук дело. Кто-то должен их остановить.
 -У них машина,- помедлив, начал Боря.- Джип – Шевроле Тахо. Госномер – три шестерки. Буквы А и О. Большой флаг на номере. Российский. Имен не знаю. Клички Телок, Чугун, Ковш.
 -А где они…- Руднев взглядом показал на борину повязку.
 -За город куда-то возили. Была встреча в пивной «Слоновий хобот». Рядом с Петровкой. Когда вышел – оглушили. Сунули в джип. Как везли – не помню. Накануне была встреча на Дмитровском шоссе. У поворота на Долгопрудный. Там надо искать.
 -Вы нам очень помогли,- вставая, похвалил Руднев.- Вот если бы сразу меня послушали… - Боря закрыл глаза, Руднев осекся, вспомнил вдруг Висляевский треп.- Последний вопрос: что вы знаете о приборе Черникова?
 Боря лежал с закрытыми глазами, молчал. Уснул, наверное. Впрочем, это к делу…
 -Ничего не знаю,- сказал вдруг Боря.
 -Но он существует,- воспрянул Руднев.
 -Думаю – нет.
 -А… существовал?
 -Возможно. Черников испытывал какую-то установку в моей лаборатории.
 -Вы ее видели?
 -Испытания были в выходные. Нам запрещалось заходить. Я был против.
 -И однажды нарушили запрет.
 -Вошел в бокс. Там работала установка. Ничего подобного я никогда не видел. Энергетика… приборы зашкаливало. Биоматериал с ума сошел. Был скандал. Черников грозил уволить. Больше у меня испытаний не проводил.
 -А прибор… установка… с ней, что стало?
 -Кажется, Черников ее уничтожил. И всю документацию. Перед смертью.
 -Доктор говорит – у вас фантастическая способность к регенерации. Это может быть связано с тем вашим… посещением.
 Шуман открыл глаза с чем-то похожим на смех.
 -Это было бы слишком просто. И лишало смысла.
 -Что?
 -Все.
 -Вы когда-нибудь пытались воспроизвести установку Черникова?
 -Зачем? Я верил в себя.
 -А теперь во что верите?
 -Не знаю. Надо искать.
 -Что ж – успехов вам,- бодро завершил Руднев и дальше, совсем уж лишнее:- Выздоравливайте, все образуется, и… найдется.

 В больничном коридоре столкнулся со Старковой.
 Не жеманничала, улыбочками не играла, взглядом под ноги не пряталась. Подошла, взяла за руку, спросила просто:
 -Как он?
 -Поправится,- со знанием дела заверил Руднев. - Вы там… помягче… - кивнул в сторону палаты.- И не обижайтесь. Человек в таком состоянии…
 -Да что вы?- горько усмехнулась Инесса.
 Собиралась с силами, потянула голову в плечи, потом выпрямилась, шагнула к дверям, быстро вернулась к Рудневу, отговорила впопыхах:
 -Вас там ищут… Ночью на ПАП было нападение… Страшный разгром. Директор Копелева пострадала. Поезжайте скорее!
 -А вы,… почему же не там?- удивился Руднев.
 -Теперь это неважно,- почти с Бориным новым выражением сказала Инесса.
 -А что важно?
 -Не знаю,… может быть…- Инесса Михайловна обернулась к палате, махнула Рудневу, как на прощанье.

 Увидела голову в марлевом платочке, повернутую к окну, подошла тихо, постояла со спины, не окликая.
 Осторожно доставала из пакета апельсины, пакетик сока, детектив и три гвоздички. Тихо вышла в туалет. Налила воду в банку, сунула цветы, поставила на тумбочку.
 Тихо-тихо села в ноги с краешку. Боря обернулся, смотрел молча.
 -Не узнал?
 -А ты узнала?
 Покачала головой, что, должно быть, означало «Надеюсь» или «Узнаю еще, как ты думаешь?»
 Больше и не говорили. Она тихо гладила одеяло и не мешала ему: Боря знал теперь, что жизнь, если останется, будет другой. В ней точно будет место плывущим домам, и солнцу из-под полы облаков, и может быть вот этой женщине и еще чему-то, что он узнает заново, а пока ему придется спускаться по лестнице времени, чтобы найти ту ступеньку, с которой начнется эта, другая его жизнь.

3.

 И в самом деле – погром.
 Что-то страшное, животное, слепое буйствовало в комнатах ПАПа накануне вечером или ночью – крушило стулья и шкафы, разбивало компьютеры, било стекла в мониторах, ломало о колено клавиатуры, выдергивало и крушило телефонные аппараты и факсы. Фирма перед кем-то провинилась, не оправдала надежд, взбесила и была избита, переломана, уничтожена и восстановлению не подлежала.
 Пол в коридоре весь засыпан грязными пластиковыми стаканчиками и тарелками, засохшими хлебными корками, надкусанными огурцами, колбасными шкурками. Темнели зеленые дули бутылок из- под шампанского.
 В кабинете Копелевой дверца бара выдрана с мясом, представительский хрусталь растерт в крошево.
 Коньяк пили из горлышка, пустые бутылки наотмашь бросали в экран телевизора.
 Кресло опрокинули, со стола все разом сбросили на пол, полированную столешницу исцарапали и заляпали кровью и чем-то студенистым и клейким.
 -Вы на кухне посмотрите,- сдавленно посоветовал Рудневу так и не пришедший в себя сержант наряда, прибывшего на место преступления по вызову.
 И в кухне был тот же разгром – стол перевернут, стулья поломаны, чайный сервис перебит, чай и сахар рассыпаны по полу и хрустели под ногами, но попавший в кухню этого не замечал, пораженный куда более сильным зрелищем.
 Духовка в газовой плите была раскрыта, и в ней головой вперед лежала Зюзюзшка: стильный кремовый пиджачок задран, брючки, и все что под ними спущено к коленям, ноги раздвинуты широко и на них подсохшие уже потеки крови и того, похожего на клейстер, чем перепачкан был стол в кабинете. Заглянув в духовку, Руднев увидел вывернутую голову Зинаиды, с надетым на нее целлофановым пакетом и забитым в рот яблоком.
 Молоденький стажер Леша из школы милиции, приданный Рудневу для расследования дела Тришина, с трудом заполнял протокол описания места преступления, на труп Копелевой старался не смотреть, но уже дважды вскакивал, нырял в раковину, судорожно открывал кран и давился рвотой.
 -Ур-р-оды,- сдавленно прорычал за спиной Руднева судмедэксперт Женя Хохлов, очень похожий на Руднева – с такими же залысинами, худым лицом и острым носом, но без усов и полубаков. И еще с привычкой, говоря, причмокивать, как будто конфетку сосет.
 -Кажется, чмы, целое отделение из Сербского вырвалось на свободу, добежало до этой конторы и учинило погром,- прокомментировал Женя, циничный, как все судебные медики, но на этот раз, если не пораженный, то озадаченный.- А знаешь, как это было?
 -Ее притащили сюда уже мертвой,- разглядывая следы на полу, предположил Руднев.
 -Точно!- чмокнул Хохлов.- Эта орда ворвалась в контору, докатилась до кабинета. Смахнули все со стола, растянули ее, набросили пакет на голову и, пока один душил, остальные, сколько их тут было, кончали в нее.
 -А сколько их было?- поинтересовался Руднев.
 -Человек пять, не меньше,- бросив взгляд на заголенное зюзюшкино, перепачканное кровью и спермой, оценил Женя.
 -Нет, это не безумие,- думал вслух Руднев.- Это… какая-то демонстрация.
 -Может, чм, быть. Тебе виднее, ты ж, следователь. Только чтобы так демонстрировать, нужно быть не в себе. Сыграть, чм, невозможно. На такое способны только наркоманы, сумасшедшие, и религиозные фанатики. Коллективный психоз.
 -Фанатики? Что ж, вполне возможно,- согласился Руднев, бросил Леше стажеру:- Я в кабинете еще посмотрю, а вы запротоколируйте здесь все и снимки сделайте.
 - Вас там… персонал дожидается. Будете опрашивать?
 -Да. Разумеется. Проводите меня. А-а это что?
 Руднев вытянул из-под зюзюшкиной ноги зелененькую книжечку расписания движения пригородных поездов на Савеловском направлении.
 -Копелева что? За городом жила?
 Леша стажер пожал плечами.
 -А говоришь не демонстрация,- удовлетворенно кивнул Руднев. Сам себя остановил.- Стоп! Я тут еще видел…
 Добежал до кабинета, поднял с пола чек, посмотрел внимательно, коротко засмеялся, сказал, обращаясь к сержанту: - Нет, ты когда-нибудь видел такое?
 -Какое?- не понял сержант.
 -Чек. И не просто чек, а чек с бензоколонки.
 -Да он не один тут,- не понимая все же, что уж тут такого необычного, заметил сержант. - Вон их сколько под столом. И вот - за креслом.
 -А говоришь – не демонстрация. А тут под трупом расписание поездов Савеловской железной дороги и весь пол усыпан чеками с бензоколонки на Дмитровском шоссе!
 Сержанту самое время было спросить, с кем, собственно, Руднев сейчас разговаривал. Но он ничего спрашивать не стал.
 Проходя в соседнюю квартиру, отпертую, чтобы перепуганным сотрудницам ПАПа было где отвечать на вопросы следователя, пока на месте преступления орудует следственная бригада, Руднев задержался на лестничной площадке: дверь в ПАП закрыл и тут же приметил что-то крайне любопытное на стене.
 Стажер Леша заглянул через плечо, хмыкнул удивленно – Руднев замер перед самой банальной штукой – эмблемой команды Спартак – ромб, буква «С», все перечеркнуто.
 -Нет, ты видел это?- Постучал пальцем по эмблеме Руднев.
 -Что?- не понял стажер, долговязый и нескладный, как подросток. И к тому же рыжий.
 -Вот! Упорно тыкал пальцем в стену Руднев.
 -А что… Спартаковская эмблема. Вся Москва разрисована,- подозревая подвох, отвечал стажер, хлопая белесыми ресницами.
 -Вся, да не вся,- почему-то веселился Руднев.- Здесь буковка «С» не только в ромбе, но еще и в кружочке. А знаешь что такое «С» в кружочке? Это ж знак копирайта!
 -Ну и что? Знак авторского права,- проявил вдруг эрудицию стажер.- А эта контора авторским правом занимается. Кто-нибудь из сотрудников пририсовал к фанатской граффити, кружочек, только и всего.
 -А ты малый не дурак!- оценил помощника Руднев.- И был бы прав, если бы точно такую же настенную шутку я уже не повидал. А насчет того, когда и как она здесь появилась… Ну-ка вызови мне кого-нибудь из здешних патентоведов.
 Долговязому стажеру крохотная Ирка-уклейка доходила аккурат до подмышки. И так мелкая, а тут еще сжалась вся – первой сегодня на работу прибежала, в контору разгромленную вошла и добрела ошарашено до самой кухни. И там увидела…
 -Когда появилась, появилась… - не понимая, чего от нее хотят, повторяла Ирка растерянно,- Ой, я здесь недавно, я не понимаю, не помню,- схватилась пальчиками за виски, затрясла головкой, потом вдруг вспомнила:
 -Не было ее вчера!
 -Когда?
 -Когда я отсюда уходила!
 -Так. А кто в конторе-то оставался, когда вы уходили?
 -А-о-на одна - всхлипнула Ирка.
 -А вы кем здесь?
 -Секретаршей Копелевой. По-окойной. У нас вчера вечеринка была. Потом все разошлись, а я убралась и к Зинаиде Павловне заглянула. А она говорит – ты иди, а мне сейчас позвонили, у меня еще встреча, я сама все запру. А утром прихожу, и первое что увидела – вот эту эмблему. Думаю, хулиганы и сюда добрались. А потом дверь нараспашку и весь мусор, который вчера в мешки собрала - на полу. А потом вошла в кабинет… А потом на кухню…
 -Понятно, понятно,- в такт истерическим вдохам кивал Руднев, уточнил еще, могла ли Копелева ездить этой зимой в Шереметьевское, на что секретарша только глаза изумленно раскрыла и головой энергично тряхнула: «Нечего ей там было делать, в Москве у нее квартира». Руднев подтолкнул Ирку к стажеру, шепнул» Отведи, успокой», включил трубку, набрал номер Коли Чаидзе, сразу перекрыл обычный фонтан – «где ты бродишь, Ковалев с ума сошел, почему трубку отключаешь, Коля то, да Коля это…»
 -Я понял, что меня почти уволили. Стол мой еще на месте?
 -Стол на месте, но…
 -Открой правый верхний ящик стола, там пачка фотографий, возьми их.
 Коля по голосу Руднева понял, что дело серьезное, ну, как на рыбалке, когда тянешь леща в полтора кило и тот, кто рядом, без просьб и вопросов должен просто подставить подсачник, чтоб рыбина не ушла, и через секунду был у трубки с пачкой снимков с места убийства Тришина.
 -Там должен быть такой снимок – тело Тришина почти не видно, зато отчетливо видны надписи на стене под почтовыми ящиками. Нашел?
 -Сейчас, погоди… Есть такой снимок!
 -Там значок должен быть такой спартаковский…
 -Вижу.
 -Скажи, буква «С» на нем в кружочке?
 -Ну да…
 -Похоже на знак копирайта.
 -Ну, похоже.
 -Отлично. Все.
 -Все?
 -Ну, все, все. Ковалеву скажешь, что я иду по следу. К вечеру будут результаты.
 - Руднев ты что, с ума сошел?- спросил Коля, ответа не услышал и решил, что сосед его по кабинету подыскал себе, все-таки местечко тысячи на полторы в частном агентстве. А ему ничего не сказал.

 -Значит так,- итожил Руднев, сидя на подоконнике в соседней с ПАПом квартире и рассеянно выслушивая совершенно одинаковые, как и они сами, показания немногочисленных оставшихся в живых тусклых сотрудниц патентной фирмы.- Все обставлено, как месть стукачу. Опустили Зинаиду Павловну, придушили, яблоко в глотку забили. Как бы крыша узнала, что кто-то из фирмы донес ментам, и решила разобраться.
 Замечательно!
 А был ли стук? Может, и стука никакого не было?
 Руднев извинился перед зареванной теткой, расписывающей свои впечатления от того, как она пришла на работу и что увидела на кухне, вернулся в приемную, отыскал глазок видеокамеры, под столом маленький разбитый монитор и записывающее устройство. Разумеется пустое. Кассеты в нем не было. Погром не снимался. А вот визит крыши снимался именно на эту видеокамеру. И с этой пленки, переданной Рудневу кем-то, очень похожим на Копелевскую секретаршу (у нее, кстати, точно такие же шпильки на сапогах, как у того эквилибриста на льду) были сделаны снимки для розыска. В результате один из бандитов напоролся на патруль, затеял стрельбу, ранил инспектора и ушел.
 Хорошо.
 Теперь братва сидит у себя на дачке где-то по Дмитровке, наводит справки у знакомых ментов, узнает, что их действительно ищут пожарные с милицией и устраивают погром с мокрухой и изнасилованием именно на той фирме, где их подпалили? Лезут в город после того как ранили инспектора и замочили (как они думают) Шумана? Зачем? Чтобы счеты свести?
 Что они – сопляки отмороженные? Судя по Паше Бабичеву – вовсе нет.
 Одного этого было бы достаточно, чтобы увидеть разгуливающий по коридорам призрак подставы – пакостника, ябеды, прикольщика и мистификатора. А тут еще чеки с бензозаправки. То есть отследили, где люди заправляются по дороге в город, подъехали следом, запустили обе руки в коробку, куда бросают чеки, выдали этим завербованным фанатам, чтобы засеяли ими полы на месте погрома.
 Ну и расписание поездов, конечно. Сейчас вот открою, а там станция одна аккуратно так подчеркнута. Пожалуйте, менты, берите своих бандитов. Снимки у вас имеются. Марка машины и госномер есть. Запросите ГАИ, местный РУВД, участкового, на каком дачном участке такая машинка паркуется, вызывайте грузовичок с ОМОНОм и берите своих погромщиков и вешайте на них все свои висяки.
 Грубо, но всех устраивает.
 Это и плохо. Потому что неизвестно, что собственно устраивает тех, кто всю эту бригаду Паши Бабичева нам сдает и спихивает на них, заодно, два убийства, к которым они, судя по всему, никакого отношения не имеют.
 Тришина и Копелеву убрала одна команда и эта команда не Паши Бабичева, о чем мы и знать не должны были. Кто-то из придурков спартаковских оставил свое фирменное клеймо, по которому мы его вполне можем вычислить, а заодно и тех тренированных ребят, которые их нанимали. И их начальника. И, если Висляев прав, то мы даже заранее знаем, как фамилия начальника.
 Руднев открыл книжечку расписания. На всех страничках, что в Москву, что обратно была отмечена одна станция.
 Нас так упорно заманивают на эту станцию… Придется заехать в тихий, пустующий зимой дачный поселок. Просто так. Из чистого любопытства: с кем же и кто так упорно хочет нас познакомить?
 Выслушав последнюю тетку, Руднев позвал Иру секретаршу, уточнить – это все сотрудницы или кто-то еще может поделиться, как именно тошнит при виде трупа.
 Оказалось, две сотрудницы ни о чем таком рассказать не смогут. Потому что сегодня не вышли на работу. Вчера на вечеринке были, ушли одна раньше всех, другая позже, после нее только сама Ира уходила, а сегодня их никто не видел.
 -А домой им звонили?- вспомнив Шумана, поморщился Руднев.
 -Нет еще,- испугалась Ирка.
 -Ну, так звоните!
 У старой знакомой Руднева безбилетницы Варвары Александровны Гладыш дома трубку никто не брал. А вот у Марины Киселевой к телефону подошел муж и с сумасшедшим хихиканьем сообщил обеспокоенной сотруднице по работе, что супруга его дома не ночевала, потому что сбежала со своим любовником на его собственном мерседесе.
 Выслушав тихий отчет секретаря, сделанный, надо сказать, если не профессионально, то вполне привычно, Руднев вздохнул с облегчением. С Гладыш заминка, зато хоть у Киселевых как у людей – любовники, побеги.
 Перед уходом заглянул к своим, чтобы тщательнее все описывали и пальчики снимали.
 Труп Копелевой из газовки извлекли и отправили в морг (тоже ведь такой грубоватый намек – если вы думали, что Юров на себя руки наложил, то примерно также, как Зинаида Павловна – голову в духовку сунула, а газ включить забыла; по одной простой причине – мертвая была).
 Стажер пыхтел над протоколом в кабинете. По комнатам, перекликаясь, бродили эксперты.
 Ну что, ж,- сказал на прощанье Руднев.- Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Шереметьевская. Приготовьте табельное оружие и бронежилеты.

 Уже и совместное совещание с начальством из ГУВД и прокуратуры провели, и действия следственной бригады райотдела по докладу Руднева, были признаны «в принципе правильными, но недостаточными», уже и указание подключить все силы и ускорить работу следствия получены, а у Ковалева как сошлись пшеничные бровки над курносым его носом, так и не расходились и только вздрагивали гневно, когда цеплял он взглядом Руднева, прятавшегося за спиной Коли Чаидзе и лишь иногда по рассеянности, выглядывавшего из-за нее. В десятом часу, перебрав все схемы и меры, дав указания и поставив задачи, всех распустили по кабинетам, высшее начальство отбыло на дачи, а у Руднева звякнул на столе внутренний телефон – секретарша Ковалева приглашала следователя на беседу к майору.
 Ковалев сидел, уставившись в газетный листок и Рудневу, вошедшему, присаживаться не предложил, а Руднев приглашения и не ждал, прошел и сел за подставленный под массивный ковалевский стол маленький столик совещаний, за которым незрелые сотрудники чувствовали себя неуютно, осознавая всю глубину расстояния до начальственных высот.
 -Я вам сесть не разрешал,- не отрываясь от газеты и розовея, сдавленно сказал Ковалев.
 -Ну, так, разрешите,- предложил Руднев.
 -Та-а-к… Ты, что здесь… себе позволяете,- прорвало, наконец, Ковалева.- Встать! Смирно! Вы капитан милиции или кто? Вы, почему инструкции нарушаете?
 -Никак нет!- вскочив и вытянувшись, отрапортовал Руднев.
 -Что никак нет? Опять в клоуна играете? Вам для чего выдан мобильный телефон? Чтобы вы всегда были на связи. Чтоб могли информировать начальство о своих действиях. А вы что?
 -Что?
 -Это что за манера такая «Передайте Ковалеву, что я иду по следу?». Вы что, первый день в органах? Не знаете, как докладывать начальству?
 -Разрешите доложить?- пытаясь свернуть на привычное, уставился перед собой Руднев.
 -Не разрешаю,- одернул Ковалев и ткнул пальцем в газету.- Это что такое?
 -Газета.
 -Я знаю, что газета. Я спрашиваю, почему я узнаю подробности дела, которое вы ведете, из газет? Тут вот даже снимок с места преступления.
 -Но это же обычный фотомонтаж!- заметил Руднев.
 -Знаю, что фотомонтаж,- поправился Ковалев и тут же нашелся.- Но настоящих снимков пока нет. А в газете уже публикуют.
 -Разрешите…- Руднев потянулся за газетой, успел разглядеть шапку «Спецвыпуск», заголовок под снимком на первой полосе: «Убийство без проблем» и анонс, набранный крупно» В институте биофизических проблем убивают».
 -Не разрешаю,- припечатал прессу ладонью Ковалев.- Кто такой сын академика Черникова?
 -Сын академика Черникова,- усмехнулся Руднев.
 -Опять?
 -Докладываю: нынешний директор Института Александр Яковлевич Черников – действительно сын академика Якова Наумовича Черникова!
 -Я вас не об этом спрашиваю! Я спрашиваю, почему этот Черников не фигурирует в деле?
 -Потому что не фигурант. Пока.
 -Что значит «пока»? Здесь вот прямо намекают, что Черников возможный заказчик всех этих убийств в Институте. А вы его даже не допросили.
 -Ну, допросить его можно только через Интерпол – Черников за границей, и для такого допроса нужны очень веские основания.
 -Так найдите эти основания.
 -Ищем.
 -Плохо ищите.
 -Никак нет!
 -Опять?
 -Выйти на заказчика можно через исполнителей,- попробовал изменить тактику Руднев. - Так?
 -Ну, предположим.
 -Задержим исполнителей, поработаем с ними, установим связи с заказчиком и, если им окажется Черников – объявим его в международный розыск.
 -Так, а что с исполнителями и с убийством этой… Копелевой?
 -Я докладывал на совещании.
 -Доложите еще раз!
 -Докладываю: обнаруженные на месте преступления улики указывают на то, что убийство директора фирмы ПАП Копелевой совершено той же преступной группировкой, что проходит по делу об убийстве Тришина и похищения замдиректора Института Шумана.
 -Мотивы?
 -Месть за сотрудничество со следствием, выразившееся в предоставлении видеоматериалов, фиксирующий факт вымогательства денег у прежнего директора фирмы Юрова.
 -А что с членами этой преступной группировки?
 -Личности их установлены, ведется розыск.
 -Я уже третий день это слышу.
 -На основании улик, обнаруженных на месте преступления, а также по показаниям пострадавшего Бориса Шумана удалось установить примерное место пребывание подозреваемого Бабичева и его подельников.
 -Что за место?
 -Московская область, поселок Шереметьевский. Кстати там же, на Рогачевском шоссе областное ГИБДД обнаружило угнанную у Шумана волгу. Ту самую, в которой находился один из бандитов, ранивший инспектора.
 - Поселок Шереметьевский… А точнее?
 -Завтра утром я буду располагать полной информацией и просил бы вас дать разрешение на использование группы захвата.
 -Разрешаю.
 -Разрешите идти?
 -Погодите. Здесь вот еще говорится о некоем изобретении академика Черникова. Вы что-нибудь об этом знаете?
 -Данных, подтверждающих связь преступлений в Институте с так называемым энергобиостимулятором Черникова, пока не обнаружено.
 -А сам этот… стимулятор?
 -Образец и документы по информации сотрудников Института были уничтожены самим академиком. Но версия отрабатывается.
 -Вот ты Руднев эту версию отрабатывай, отрабатывай. Эта версия очень кое-кого интересует. И, между прочим, многое объясняет. И вот пресса об этом тоже здорово пишет.
 -Разрешите прочесть?
 -Читай, читай. Счастье твое, что спецвыпуск этот только что вышел, и начальство его еще не видело. А то завалили бы нас вопросами. Или чем похуже.
 Руднев пробежал заметку под размытым снимком.
 Газета смаковала подробности ночного убийства в Институте. Кто-то неплохо информировал журналюг. То, что не из его бригады, Руднев мог ручаться. Тогда кто же?
 Статейка, впрочем, получилась отвратная. Что-то среднее между отчетом патологоанатома, откровениями сексопатолога, заметками проктолога и рекламой эротических услуг с элементами садомазохизма. Авторы, если сами не были душевнобольными, на таковых явно рассчитывали.
 В конце заметки газета сбивалась на какой-то хвастливо подмигивающий тон. Напоминала, что она первая обратила внимание общественности на открытие академика Черникова, за что и подверглась гонениям властей. И вот теперь из хорошо информированных источников редакции стало известно, что серия таинственных смертей в Институте связана именно с охотой за документацией на прибор академика, который Черников перед смертью по необъясненным пока причинам решил уничтожить.
 «Парадоксально, но факт,- вписывал редактор в заметку сумасшедших репортеров строки с покушением на анализ,- установка, способная продлить жизнь русского человека и дать ему возможность реализовать себя, сеет смерть в самом центре России, в пяти минутах ходьбы от Тверской. Судя по всему, все это не случайно и является частью продуманного плана по подрыву здоровья и благосостояния российского народа. Редакция располагает сведениями, прямо указывающими на причастность к преступлениям в Институте, сына академика Черникова, который при поддержке правительственных чиновников до сих пор числится на посту директора Института, хотя этот пост он использовал только для того, чтобы скрыться за границей с миллионным кредитом, отпущенным на развитие российской науки. И вот теперь сын академика пытается вывезти из России уникальную научную разработку, которая по праву должна принадлежать всему российскому народу. Что ж, для псевдоученого, человека ненавидящего свою Родину, это вполне закономерный шаг. Естественный вопрос – кто еще от этого выигрывает? Кто и когда положит конец бесчинствам людей, торгующих природными и интеллектуальными ресурсами некогда великой державы?»
 Газета называлась »Русская жизнь».
 Осетринка с душком.
 -Интересно, все-таки, - думал Руднев, - что у них за «информированные источники»? Похоже эти источники знакомы с источниками Висляева очень коротко. Знают друг друга в лицо. Если только лицо это не одно и тоже. Во всяком случае, организованная утечка информации, так сказать, «на лицо». Так-ак, а это что за лицо?- тормознул себя Руднев, вглядываясь в «снимок с места преступления…»
 Снимок на первой полосе был размыт, снят без вспышки, по-любительски, скверной камерой, но на нем вполне можно было разглядеть женщину в позе босховых уродов, искушающих св. Иеронима, с лицом, зажатым в целлофан, с голыми ляжками и ягодицами, испачканными какой-то дрянью.
 -Фью-фью,- присвистнул Руднев.- Вот это да!
 -Что такое?- насторожился Ковалев.
 -Нет, так, показалось,- поправился Руднев.- Разрешите идти?
 -Идите,- разрешил Ковалев, подтягивая к себе газету и склоняясь над снимком.
 - А газетку…
 -В киоске купите!
 
 
 То, что заметил Руднев на фото, точно ни в какие рамки не лезло.
 Судя по некоторым деталям, никакой это не фотомонтаж. Снимок был настоящий. С места преступления. И заснят на нем был труп Копелевой, и в том самом положении, в каком обнаружили его сначала сотрудницы, а потом следственная бригада. Но только не на кухне головой в газовой плите. А на столе в кабинете. А это могло означать только одно: фотографировали труп сразу после убийства. Сначала сделали снимок, а потом перетащили тело на кухню.
 Снимал и отправлял в редакцию снимок тот, кто п р и с у т с т в о в а л при убийстве.


 ГЛАВА XIII

 1.

 Вава, Киса и Рис разом ввалились в распахнувшуюся дверь, Федотов, как-то очень быстро сообразил, что происходит, пропустил беглецов, дверь захлопнул и дужку замка успел в скобы просунуть за секунду до того, как озверевший спецназовец ухватился за ручку и дернул на себя так, что замок чуть не вылетел, и Федотов только чудом каким то умудрился поймать его и защелкнуть.
 -Быстро, по коридору,- увлекая за собой всю перепуганную троицу, скомандовал Федотов, а Киса повисла у него на руке и заныла «ой, они сейчас дверь вышибут, ой, что они с нами сделают!»
 -Дверь не вышибут,- весело поблескивая глазами и отсвечивая румянцем на выбритых поверх бороды скулах, возразил на бегу Саша Федотов.- Быстрее, быстрее!
 Грохотало сзади, дверь кривилась и морщилась, но не поддавалась. Завернули за угол, нырнули в боковой коридорчик, заскочили в чуланчик, опрокинули какие-то ведра и щетки, припустили снова по коридору. Федотов задержался, щелкнул дважды замками, запирая двери в чуланчик, нагнал, подтолкнул в какой-то проем, за угол, в дверь и все четверо оказались рядом с любимой банкетной в маленьком кабинетике Федотова.
 Действительно - чудо.
 Первой пришла в себя Вава.
 -Саш, а ты, собственно, что тут делаешь,- и, взглянув на часы,- в четыре утра?
 -Ну вот, я их спасаю, а они…- растянув всплывшие из бороды губы, как бы обиделся Федотов.- Вы-то что здесь делаете? Две женщины,- покосился на усевшегося без приглашения за компьютер Риса,- с ребенком. И еще какие-то громилы с автоматами. Вы что тут, в пинбол играли? Войнушка в катакомбах?
 -Долго рассказывать,- не отводя взгляда, упорствовала Вава.- А все-таки – как ты тут оказался?
 -Что – некстати?
 -Нет, как раз кстати. Слишком даже. Точно под дверью дожидался.
 -Он еще вчера тебе звонил, ма. До двух часов ночи,- не отрываясь от компьютера, сфискалил Рис.
 -Ну вот. Да все ж элементарно – заработался допоздна, прилег поспать, проснулся от шума, пошел посмотреть…
 -И ключ от замка прихватил.
 -Нет, за ключом я потом сбегал, когда понял, что спасать вас надо.
 -Тихо!- строго скомандовала Вава.
 Все прислушались. И ничего не услышали.
 -Как же это ты, Саша, шум на таком расстоянии услышал?- спросила Вава.
 Федотов послушал, кивнул.
 -Действительно, сейчас шума неслышно. Скверно.
 -Что ты имеешь в виду?- с опаской спросила Киса.
 -А то, что ребята эти бросили долбить дверь и ищут другого способа до вас добраться. И очень скоро его найдут. Так что если вы не хотите с ними познакомиться поближе…
 -Не хотим!- вскрикнула Киса.
 -Давайте-ка выбираться отсюда. Только быстро!
 -Куда выбираться-то? - спросила Вава.
 -Не куда, а откуда,- поправил Федотов. - Для начала из Института. А там посмотрим.
 -Но ведь мы… - развела руками Вава, оглядывая свои джинсики, кисины платьишко, рисин свитерок…
 -Да, одеты вы не по сезону, это точно. Не буду спрашивать, в каком гардеробе вас раздели. Пока придется воспользоваться этим,- Федотов открыл шкаф, достал три синие телогрейки и шапку с ушами.
 -Господи, что это?- прыснула, встряхнула телогрейку, выкатила карий глаз на Федотова Киса.
 -А что?- не понял Саша Федотов, губы из бороды высвободил, улыбнулся.- Отличная одежда. Мы в ней в холодильнике работали. Когда работа была. Очень тепло. Фасон, а ля рус, не стареет со времен наполеоновских походов. Ну, все, все одевайтесь и дуем отсюда.
 Кисе на плечики накинул, Ваву, обняв, запахнул, Рису бросил на подхват: - Вам молодой человек, приглашение нужно?
 Рис, не глядя, по очереди совал руки в рукава, открывая и закрывая файлы в Федотовском компьютере, просматривая между делом почтовый архив.
 -Эй,- заметил Федотов манипуляции Риса.- А тайна переписки? Это ж, как его, перлюстрация! Запрещено законом.
 -Ладно, ладно,- торопила Киса,- потом будешь воспитывать. Где тут выход?

 Федотовский красный старенький Гольф ремнем генератора завизжал, глушителем запурчал, завелся с пол-оборота, затарахтел, в салоне запахло бензином.
 -Мы первые,- рванув с буксами с места от Института в переулок через свободный выезд, отметил Федотов.
 И вовремя – едва успели проскочить перед набыченной, обвешанной фонарями Паджерой, подъезжавшей от ПАПа с явным намерением перекрыть им дорогу.
 -А теперь, пристегните ремни, и… держись,- перекрикивая рев глушителя, посоветовал Федотов и сделал что-то такое, от чего Гольфа точно кто подхватил сзади и с нарастающей силой понес по переулку.
 Паджера включила штук шесть фар, сверкнула белым огнем под радиатором, запульсировала красной и синей мигалками, скакнула и погнала за Гольфом.
 -Да как же мы от них уйдем?- наваливаясь сзади, мешала Федотову Киса.- Ты посмотри, какой у них монстр! А еще автоматы…
 Федтов и не думал отвечать – перелетел улицу, свернул в переулок, ловко запарковался между двух девяток, прикинувшись жигулями, заглушил мотор, потушил фары. Скомандовал:
 -Ложись,- Ваву сидящую рядом сунул под приборный щиток, Рис сзади сдернул под кресло озиравшуюся Кису. Дура Паджера, слепя фарами, моргая красно-синим, пронеслась мимо.
 Федотов выждал, завелся, аккуратно высунул нос, преследователей не увидел, развернулся, погнал к Бутырскому валу. У церкви вдруг резко свернул, выскочил на тротуар, пробрался на цыпочках за троллейбусом и там спрятался. Вовремя – спецназовцы сообразили, что их надули, моргая огнями, как новогодняя елка, проскочили на Бутырский, понеслись к Савеловскому вокзалу.
 Федотов вздохнул с облегчением, не торопясь, вырулил на Ямские, прошмыгнул мимо казино, издательства и циркового училища, нырнул под Масловку и исчез в лабиринте улочек возле Ленинградского рынка, в котором терялись даже матерые московские таксисты.
 -Ну, и куда теперь,- не спеша пробираясь на север поинтересовался у пассажиров Федотов.
 -Ой! Мне бы домой. У меня там муж с ума сходит.
 -Так. Какие еще будут предложения?- поинтересовался Федотов.
 -Ну, нам бы тоже поспать не мешало,- странно взглянула Вава на Федотова, шеей ощущая поспешную нежную тяжесть его руки, так ловко спасавшей ее только что от преследователей.
 -Так. А что юное дарование скажет?
 -Нельзя нам сейчас домой возвращаться,- скучая, сказал Рис.
 -И мне?- удивилась Киса.
 -И вам!- отрезал Рис.
 -А чего ты тут раскомандовался? Думаешь, мы все еще в подвале сидим? Нет уж. Нас Федотов спас. Саш, не слушай ты юного гения. Вези меня домой.
 -Так, значит, это Рис вас до той двери довел…- догадался Федотов.- А до этого вас, где держали?
 -Да в камере какой-то. С монитором.- За Кису ответила Вава.- Саш, а скажи теперь – давно ты знаешь, что у ПАПа с Институтом общий подвал?
 -Давно. Очень давно. Давным-давно,- поиграл словами Федотов и спросил.- Как же вам из этой камеры выбраться удалось?
 -Ну что, ну Рис там стенку ковырял,- отмахнулась Киса. И, вспомнив, хихикнула:- А нас заставил документы из архива вслух читать и в такт крышкой парты стучать.
 -Саш, ты все-таки объясни, почему домой-то нельзя?- не отставала Вава.
 -Сейчас объясню… Так, значит, они архив и не похищали. В подвал стащили и все. Перетряхнули. Ничего не нашли. Потом вас загнали, чтобы сами искали. А потом, независимо от того нашли или нет, оставили бы вас там без пищи и воды и вас бы обнаружили…
 -Когда?- испуганно спросила Вава.
 -Может через месяц. Может к весне. Но не раньше чем в вашей этой камере трубу прорвало бы. Не пойму только, как это Рис сообразил, где стенку надо долбить. Они ведь там все капитальные. Полметровые.
 -Да просто сообразил,- кутаясь в телогрейку и, задремывая, бормотал Рис.- Пока этот Мухоморыч вел меня коридорами, я заметил, что под всеми трубами в стене ниша такая есть, чтобы если прорвет, можно было подлезть и заварить. А в этой камере под трубой было замуровано. А штукатурка еще сырая. Значит, накануне наскоро чем-то заложили для вида, и раствор еще не схватился – в подвале-то сырость. Стукнул раз. Оно и отвалилось.
 -А ты наблюдателен,- похвалил Федотов.
 -Не без этого,- согласился Рис.- А вот по домам нам точно нельзя. Там нас уже поджидают.
 Помолчали.
 -И куда же нам теперь?- спросила Вава.- Может, пустишь нас, Федотов, переночевать?
 -А моего адреса, думаешь, у них нет?
 -Ну, я не знаю,- надулась Киса.- Домой нельзя. В Институт нельзя. Куда ж податься? В милицию что ли?
 -А что милиция,- вспомнила недавнее Вава.- В камере подержат и выпустят. И все с начала.
 -Надо из города выбираться. А там придумаем что-нибудь. Вав, у тебя ведь дача где-то рядом?
 -Дача. Тоже сказал. Домик садовый. Неотапливаемый.
 -А Рис, кажется, там был только что,- напомнил Федотов.- Бумаги жег. Может, согрелся домик-то? Как Рис?
 -Вы и это знаете,- не удивился Рис.- Ваша кличка случайно не Алекс?
 -Нет, Рис, Я не шпион. Так что начет домика?
 -Ну, если газ и обогреватель включить,- прикинул Рис,- согреться можно. Объем-то маленький.
 -Ладно, Вава. Считай, ты нас на пикник пригласила. Как ехать-то? Если поближе?
 -По Дмитровке.- откликнулась Вава.
 -А, если подальше?
 -По Ленинградке.
 -Значит, поедем по Волокаламке,- тронул с места и, поглядывая в зеркала, осторожно повел машину Федотов.

 Рис с Федотовым чистили дорожку, Киса с Вавой, греясь у газа, готовили чай и резали колбасу с булками, прикупленными в ларьке у железнодорожного переезда. С вечера снег прошел, на иголках боярышника клочками свисал, как хлопок из коробочек, мочало на березах превратил во что-то свадебное, набился в подмышки дубу, в яблоневые впадины, цеплял за пальцы липы и клены.
 Тихо было.
 Даже самолеты не летали.
 Пили чай с бутербродами, почему-то необыкновенно вкусными, глядя на свечку, пели, «… неистов и упрям, гори огонь, гори…». Киса грустно смотрела в себя, Вава нежно на Федотова, Федотов поглядывал по сторонам, Рис смотрел в чашку с чаем.
 -И что мы теперь будем делать?- за всех спросила Киса.
 -Что делать, что делать. Спать укладываться,- сказал Федотов.
 -А как?- оглянулась кругом Вава.
 -Женщины на диване. Мы с молодым человеком на кухне под газовой плитой. Раскладушки какие-нибудь имеются?
 -Раскладушек нет. Есть надувные матрасы и спальники. Там,- ткнула Вава пальцем в потолок.- На чердаке.
 Рис придерживал табуретку на стуле, Федотов забирался по этой шаткой пирамиде на чердак, скрипел там и чертыхался, сбрасывал из темноты лежалые матрасы, тяжелые сырые спальники.
 Потом они с Рисом на кухне, кругля щеки, дули в пластмассовые свистки матрасов, как шотландцы, играющие на волынках, а Вава, сидя возле неубранного стола, смотрела на них сквозь приоткрытую дверь, а когда мальчики угомонились, легла на диван, рядом с посапывающей Кисой, долго не могла заснуть, ворочалась и вздыхала.
 Какой могла бы быть жизнь!

 Рис проснулся вдруг, и, казалось, не спал вовсе. Полежал немного. За окном темно, а в кухне – синие сумерки от горящего газа. Высвободился наполовину из спальника, сигареты достал из кармана, подполз и прислонился спиной к плите, руку закинув назад, нашарил спички, баночку консервную-пепельницу взял, прислонил к груди.
 Зажег спичку, прикурил, увидел сидящего напротив также по пояс в спальнике недовылупившегося Федотова.
 -Не спится,- заметил Федотов.
 Рис молча затянулся, аккуратно соскреб пепел в баночку.
 -Ты все понимашь?- спросил зачем-то Федотов.
 -Думаю, да,- прищурившись совсем по-взрослому, ответил Рис.
 -А вот интересно, все-таки, что ты понимаешь?
 -Они нас уберут.
 -Как?
 -Да все равно – как. Может всех вместе – накроют в этом вот домике, потом подожгут. Спишут на неосторожное обращение с огнем.
 -А если бы мы откопали?
 -Что?
 -Ну, то, что им нужно?
 -А вы что знаете об этом?
 -Почти все.
 -Про биоэнергостимулятор?
 -Да.
 -Про то, что описание было спрятано в архиве?
 -И это тоже.
 -Про то, что из ПАПА эта часть архива была вывезена?
 -Да. Как ты понимаешь, я эти подвальные ходы не вчера изучал.
 -Пробирались подземельем и рылись в шкафах ПАПа по ночам?
 -Может быть.
 -Потом поняли, что кто-то папки с нужными годами уже вывез?
 -Ну, да.
 -А откуда знали, что не сожгли, не продали, не употребили как-нибудь?
 -Да так… Предполагал.
 -Почему прямо не спросили?
 -Решил подождать.
 -Подождали?
 -Даже слишком.
 -А вы вообще, на чьей стороне, Саша Федотов?
 -Ладно. Не хами. Сначала был на своей.
 -А теперь?
 -А теперь у нас одна сторона. Меня я думаю, тоже, оставлять им ни к чему.
 -А выход все-таки есть.
 -Есть,- согласился Федотов.
 -Какой?
 -А ты подумай.
 -Да чего тут думать. Мы им нужны в том случае, и пока они надеются получить от нас документацию на прибор. Если у нас документов нет – нас убирают, как ненужных свидетелей и тех, кто знает, какую ценность представляет изобретение Черникова. А как только мы передаем им документы, нас убирают, чтобы больше мы их никому не передали.
 -Все правильно. И в ответе задачки…
 -Мы перестаем их интересовать, как только они узнают, что документами, а лучше всеми правами на их использование владеет некое третье лицо.
 -И лицо это находится вне пределов их досягаемости.
 -Лучше всего за границей.
 -Браво,- протянул Федотов Рису руку.- Тот нехотя сжал горячие пальцы.
 -А что толку радоваться-то, если мы не знаем даже, в какую сторону к этой третьей стороне идти напомнил,- Рис.
 -А если знаем?
 -А мы знаем?
 -Предположим.
 -А время?
 -На поиск документов?
 -Нет, на их передачу и чтобы до этих наших придурков дошло, что суетиться им больше незачем.
 -На передачу третьему лицу – полчаса. А чтобы до придурков дошло – дня хватит.- Весело блеснул глазами под красный огонек рисовой затяжки Федотов.- Только вот зачем спрашивать, если описание узлов прибора для нас навсегда утеряно.
 -Ну, это, как сказать,- улыбнулся в сумерках Рис.

 2.

 В редакции газеты «Про жизнь» Рудневу вежливо объяснили, что он напрасно тратит время. Свое и чужое.
 Источники информации редакция открывает только по требованию суда, а до суда еще далеко и подавать в него должен не следователь, а Черников. Если, конечно, он с чем-то не согласен.
 А что касается снимка – что он и откуда – тут история обыкновенная, хотя и темная.
 Позвонили по телефону, сказали, чтоб забрали с вахты иллюстрации к материалу в номер. Спустились, увидели конверт с дискетой, вставили в компьютер, открыли, увидели классный снимок.
 Мороз по коже. Как раз на первую полосу спецвыпуска.
 А что, со снимком что-нибудь не так? Следователь не знает, откуда он взялся? Но ведь на нем та самая убитая в том самом Институте? Так чего же вы от нас хотите?
 Руднев хотел увидеть конверт и дискету.
 Увидел – обычный конверт, желтый, канцелярский, с надписью в углу ровным почерком: «Снимок к статье об убийстве в Институте».
 Дискета обычная, черная, без надписей.
 Вы хотите конверт и дискету изъять? Приобщить к делу? Может быть, снимок сделали убийцы? Может быть там отпечатки пальцев? Расскажите, расскажите – это будет крайне интересно нашим читателям.
 Ах, таков поря-я-ядок! Не спорим. Хотя могли бы.
 Мы не хотим оказать помощь следствию? С чего вы решили? Мы же не скрыли то, что стало нам известно – ни от следствия, ни от общественности. И тайну следствия при этом не раскрыли. Поскольку эти тайны следствию, похоже, были не известны.
 Руднев восхитился вежливым этим хамством, побеседовал на прощание с вахтером.
 Вахтер ни про конверт с дискетой, ни про то, как выглядел тот, кто принес его, не знал.
 -Да тут все время конверты носят. Те, что из редакции свои кладут, а те, что с улицы – свои. Потом каждый другого конверты забирают и раходятся.

 В контору к Залипахину Рудневу было идти не с чем и не зачем.
 Что он мог предъявить?
 Рассказы о вербовке футбольных фанатов?
 Статью в газете?
 Висляевские байки?
 Версию о том, что Бабичев никак не мог быть причастен к убийству Копелевой?
 Бред, чушь и детский лепет.
 Вот он весь в этом, Руднев: на вечер намечается ответственейшая операция по захвату Бабичева и компании в их загородном доме, надо бы съездить в Шереметьевский, посмотреть на месте, как и что, а он даже стажеру это делать запретил. Наказал с участковым поселковым связаться, узнать, где дом Бабичева и есть ли там кто, но на участок не лезть, у дома не маячить, об исполнении доложить.
 А сам поехал в контору к Залипахину. Только потому, что чувствовал – надо съездить. И именно сейчас. Потом может быть поздно и вообще ни к чему.
 
 Под фирму Залипахин оборудовал бывший пункт приема вторсырья – зелененький стеклянный кубик с крылечком, залом и небольшим складом. Раньше тут принимали макулатуру и выдавали в обмен уцененный текстиль и томики Дрюона, а теперь на окнах висели темные шторы, а рядом со стеклянной под жалюзи дверью табличка со странным названием «ЗАО «КОНТОРА». Безо всяких разъяснений.
 Судя по всему «охранная и юридическая фирма» (так в справочнике) Залипахина никого не охраняла и не консультировала, а занималась, черт знает чем, и особенно этого не скрывала – ни решеток на окнах, ни брони на стеклах, ни телекамер, ни охранников – крылечко, дверь приоткрытая – заходите кому нужно.
 А не нужно - никому.
 Руднев зашел.
 Несколько длинных столов (пластик-под металлик), лампы дневного света, стулья на колесиках, пара компьютеров и телефонов, шкафы для документов – обстановка лишь отдаленно напоминающая не то бухгалтерию, не то морг.
 В просторном зальце приема вторсырья (даже перегородок не поставили – все вместе сидели) было пусто, только смутно знакомый господинчик, не снимая куцей дубленки и шляпы, сидел за одним из столов, держа в руках стакан тонкого стекла в алюминиевом подстаканнике, с жиденьким горячим чаем.
 -Можно?- от двери спросил Руднев.
 -Смотря зачем,- охотно, но недружелюбно откликнулся старичок, похожий на ночного сторожа из бывших военных, и шумно потянул в себя горячую свою бурду.
 -Да я вот к Залипахину,- Руднев, так же, не снимая пуховичка своего китайского, прошел и сел без приглашения за один из столов.
 Старичок покосился, подув, глотнул кипятка, переспросил, как не расслышал:
 -К кому?
 -К начальнику вашему, Залипахину.
 -А вы этому Залипахину кем будете?
 Странный вопрос. Как-будто старичок о Залипахине первый раз слышал, а Руднев, напротив, в родственники или знакомые к нему набивается. Тем более странный, что Руднев на ходу уже решил представиться бывшим залипахинским сослуживцем. Мол, в органах познакомились.
 -Да, собственно, никем,- разглядывая то, что на столах, шкафах и на стенах и не находя, за что уцепиться, отвечал Руднев.- Я даже не совсем уверен, что это тот Залипахин.
 -А ваш он – кто?- снова непонятно спросил служитель Конторы.
 -А мой раньше в органах служил. В райотделе КГБ. Мы с ним вместе диссидентов, помнится, гоняли. А вас, простите, как зовут?
 - А вас?
 -Меня Руднев.
 -Ага,- так и не назвавшись, неопределенно откликнулся служитель.- Ну, так что ж вы хотели?
 -Да так, поговорить, вспомнить старое…- уставившись на пачку желтых канцелярских конвертов под локтем отставника, ответил Руднев.
 -А Олег Ивановича не будет сегодня.
 -Какого Олега Ивановича?- не понял Руднев. Спохватился поздно: - Залипахина?
 -Залипахина, Залипахина,- закивал так и не представившийся,- И не Олег Иванович он вовсе, а Павлович,- занудил вдруг господинчик, - и никогда вы с ним вместе не работали, потому что служили все эти годы в райотделе УВД и к КГБ никакого отношения не имели.
 -Здорово!- засмеялся Руднев, подкатил стул на колесиках к столу занятного собеседника, сел, локоть на пачку конвертов положил, подбородком в ладонь уперся.- Про меня вы много знаете. Про себя рассказывайте теперь.
 -А что рассказывать,- глотнул снова из стакана.- Фамилия Русов. Имя отчество – Михал Матвеич. Служу здесь в Конторе. Биография моя вам ни к чему, потому что к делу вашему я отношения не имею.
 -К какому делу?
 -Вы, Руднев, следователь,- напомнил Михал Матвеич.- Ведете дело об убийствах в Институте биофизических проблем. А мы к этому делу никакого отношения не имеем.
 -Как же не имеете?- возразил Руднев, разглядывая теперь на столе серебряный фотоаппаратик (нет, чтобы из него сделали тот самый кадр, такого не бывает, а все-таки любопытно, единственная зацепка- конверт и снимок и здесь точно такой же конверт и фотоаппарат). – Вы вот знаете, например, что я веду это дело. Откуда? И зачем вам этим интересоваться?
 - Сбор информации – наша работа,- горделиво возразил Михал Матвеич.
 -Работа. Понятно. Какую еще информацию вы собрали по этому делу?
 -О чем?
 -О фирме ПАП, например? Или о работе академика Черникова? Или о… футбольных фанатах?
 -Нет, мы ничем таким не занимаемся,- насупился Русов.
 -Да? А чем же, черт возьми, вы занимаетесь? На самом-то деле?
 -Согласно лицензии – охранными и юридическими услугами.
 -Отлично! Тогда окажите мне услугу,- полез в сумку, достал ручку и бланк Руднев.
 -Какую?
 -Я выпишу Залипахину повестку,- положив бланк на стопку конвертов, объяснил Руднев,- А вы ему передадите. Вот здесь на корешечке напишите,- передавая ручку и удерживая листок на конвертах, продиктовал Руднев: « Повестку для О. П. Залипахина получил. Число. Подпись». Отлично. Это, - отрывая повестку вам. А это (корешок с образцом почерка Михал Матвеича) мне. И вот этот конвертик (за который Михал Михалыч подержался, пока расписывался) тоже мне,- пряча конверт с корешком в сумку, улыбнулся Руднев.
 -Думаете – поможет?- снова обхватывая стакан с подстаканником, кивнул в сторону сумки Матвеич.
 -А чем черт не шутит?
 -Черт. Черт шутит, это точно. Шуточки у него знаете такие… На когда вы Олега Павловича вызываете?
 -Там в повестке написано.
 -На завтра на три часа… Завтра, завтра… Завтра, может, будет уже и поздно,- опять непонятно заговорил Русов.- Может сегодня все-таки?
 -Нет,- твердо сказал Руднев.- Сегодня я не могу.
 -Как же. Ответственная операция,- усмехнулся Михал Матвеич.- Что ж – желаю успеха.
 -В чем?- на всякий случай уточнил Руднев.
 -В поимке бандитов.

 Не слишком ли много они знают, в самом деле?- закрывая стеклянную дверь, спускаясь по ступенькам, спрашивал себя Руднев.- Для обычных совпадений что-то слишком.
 Отошел, с тротуара посмотрел на зашторенные стекла. Шторы не шелохнулись.
 Не хотелось так уходить Рудневу. Что-то он еще мог тут узнать.
 Завернул за угол, зашел Конторе с тыла, со стороны складского помещеньица и тут же наткнулся. На ту самую спартаковскую эмблему с копирайтом. Аккуратно так по трафарету выведена красным аэрозолем. На фундаменте под задним крылечком. Несколько раз. Как-будто кто тренировался.
 Руднев поднялся по ступенькам к белой двери черного хода. Потянул за ручку. Дверь открылась. Руднев вошел, постоял, разглядывая странный склад, отчасти на костюмерную похожий.
 Несколько комплектов полной омоновской формы с бронежилетами и шлемами.
 Черные резиновые дубинки.
 Коробки с охранными устройствами – экранчики, динамики, видеокамеры, так хорошо знакомые теперь Кисе и Ваве.
 Ну, это – понятно. А вот дальше…
 Две рясы поповские, лохмотья бомжатницкие, строительный инструмент, мешок цементной смеси. Пластмассовый бак с прутьями арматуры, цепями, дубинками. Рокеровские кожаные косухи, штаны и сапоги. Фанатовские шарфы и флаги динамовские, спартаковские и прочие… Знамена со свастикой и серпами с молотом. Какие-то свернутые лозунги красные. Бутыли плетеные не то с кислотой, не то с керосином.
 Дверка за всем этим дурацким маскарадом отворилась, выглянул давешний Михал Матвеич Русов. Стоял, смотрел, не узнавая, ждал чего-то.
 Руднев ни слова не говоря, повернулся и вышел.

 

 3.

 -Да с чего ты в него палить-то стал?- не унимался Телок, давя на Ковша, а тот сидел за столом, набычившись, голову опустив, глядя исподлобья, отвечал коротко и упрямо, точно и вправду лбом в стену стукал.
 -Сказал уже. Мент узнал меня, навел калаша. Сказал, чтоб вылезал из машины. Я вынул ствол. И завалил.
 -Да как же он тебя узнал? Что, в камере вместе сидели?
 -По карточке узнал.
 -По какой?
 -На правах.
 -Ладно,- подумав, согласился Телок.- Сюда ты зачем пришел? Ментов решил на нас навести?
 -Ну, ты… Полегче,- напрягся Ковш.- Сказал же: не было за мной никого.
 -А машина на Рогачевке?- оглянулся на Пашу Телок.- А мужик, который тебя подвозил? Да они нас в два счета вычислят и заявятся сюда с ОМОНОМ - ты об этом подумал?
 -Да чего базарить-то,- влез Чугун.- Сдал нас Ковш. Шкуру свою спасал.
 Ковш ждать не стал, вскочил, с грохотом пихнув стул, попятился, спиной к стойке барной прислонился, ствол выхватил, посветлевшими глазами смотрел на Ковша, на Пашу, на Чугуна.
 -Ну, давай, давай… Я вас, придурков, предупредить хотел. В розыске мы. Кто-то стукнул. У них снимки всех ваших едальников. Разбегаться надо.
 -Убери ствол, Ковш,- не оборачиваясь, сказал Паша.- Телок заткнись. Чугун закройся. Тут не базарить, решать надо.
 -Вот ты и решай,- опустил ствол Ковш.
 -Я решу. А ты за спиной не маячь там. Сядь. Сядь, я сказал!- чуть повысил голос Паша. Ковш, все так же чуть пригнувшись, не опуская лица, поднял стул, волоком подтащил, сунул ствол подмышку, сел подальше от края стола так, чтобы, если что – успеть первым.
 Паша поднялся, подошел к бильярдному столу, покатал ладонью черный шар по зеленому сукну. Поднял, взвесил на ладони – гладкий, тяжелый, с огоньком отраженной лампы на боку, на крымскую мокрую гальку похожий. Что-то долго на этот раз тащит его волна и на берег не выбрасывает. А воздуху уже нет. Совсем.
 Оглянулся на братков. Те смотрели на него, выжидая, готовые сцепиться друг с другом, с Пашей, с ментами,- все равно. Улыбнулся, представив, как взорвутся одутловатые их рожи, если прямо сейчас он решит проблему в три выстрела.
 Неплохо бы.
 -Решать вместе будем,- начал Паша.- В розыске мы или нет, разбежаться придется.
 Телок уставился на Пашу обалдело, спросил:
 -Так все и бросить, да?
 -Бросать не будем. На месяц врассыпную, а там посмотрим. Пока менты не нагрянули. – В упор посмотрел на Ковша,- или сами не… перегрызлись.
 -А дело-то как?- не успокаивался Телок.- Сегодня срок. Мы эти бабки лохам подарим?
 -Чтобы бабки лохам не дарить и дело не заваливать, нужно сегодня же до вечера объехать все точки.
 -А в чем проблема? - удивился Ковш.- Телок, да мы с Чугуном на Шевроле, объедем и к вечеру – бабки.
 Тут даже Чугун врубился.
 -Ты чего гонишь, Ковш. Совсем что ли на голову ослаб?
 -А чего?- не понял Ковш.
 -Они же тебя во всей Москве и области разыскивают. Ты ж мента грохнул.
 -Так они волгу ищут, дудила. А я про джип говорю.
 -Кончай базар,- напомнил, кто хозяин Паша.- Значит так: Ковшу сейчас в город нельзя. Ему вообще лучше за ворота не выходить. Поедет Чугун.
 -На чем поедет-то?- спросил Чугун.
 -На чем?- улыбнулся Паша.- На электричке.
 -Ты че?- оглянулся на братков Чугун.- Че я мужик что ли, на электричках ездить?
 -Надо будет – пешком пойдешь,- холодно заметил Паша.
 -Это с каких?- не понял Чугун.- Я вчера на пятерке ездил, меня не тормозили. Телок вон вообще на джипе гонял - ничего.
 -А про Шумана ты забыл?- перебросил черный шар из руки в руку Паша.
 -Про какого Шумана?
 -Про того, которого вы всей оравой тут завалили.
 -Так его ж Телок скинул.
 -Скинул. Скинул… Только если его заява, как он обещал, теперь в милиции лежит – там нас уже знают и в лицо, и по номерам машин.
 -А на вокзале, думаешь, меня не остановят?
 -Ну, рожа у тебя, конечно, нормальная, бандитская,- Ковш нехотя гоготнул.- Но на кавказца ты не похож. Таких там полэлектрички вывалится.
 -А чего я один-то?- начал соображать Чугун. – Давай Телка со мной. А иначе…
 Паша вдруг, как бы случайно шар выронил, все трое, куда упал, глянули, и, еще глаз не подняли, у Чугуна вплотную к шее нож был прижат (понтярство дешевое, но Паша знал - за такие штуки только и уважают):
 -А иначе, что, Чугун?
 -Ничего,- застыл, как будто стрихнина глотнул, Чугун.- Я только спросить хотел.
 Паша ножик убрал, разрешил:
 -Спрашивай.
 -Обычно ж вдвоем по точкам ездили.
 -Телок мне здесь нужен,- объяснил Паша. И наклонившись к Чугуну поближе, но так чтобы все слышали:- если менты нагрянут, будет хоть с кем отбиваться.




ГЛАВА XIV

1.
 -Значит, ты все знал,- догадался, наконец, Федотов.- Я так и думал.
 - Да ничего я пока не знаю. Так… есть одно предположение,- скромничал Рис.- Насчет ключа.
 -Какого ключа?
 -Которым академик запирал свои шкафы. Дверцы-то в них разные. А вот замок вполне мог быть стандартным – один на все. Тогда и ключ подойдет.
 -И что ты этим ключом уже что-нибудь открыл?
 -А как я, по вашему, догадался, в каких архивных годах надо искать те самые патенты?
 -Какие года, какие патенты?- вдруг поглупел Федотов.
 -Те самые, которые вы, Алекс, у меня выкупили, и в которых без моей помощи так ничего и не нашли.
 -Не понимаю, почему ты упорно называешь меня Алексом,- недоумевал Федотов. - Я лично, ничего у тебя не выкупал.
 -Ладно, вы не Алекс, и ничего у меня не покупали. Так даже лучше. Тогда давайте сразу оговорим условия.
 -Условия?
 -Ну, вы же не бесплатно будете передавать информацию этому вашему третьему лицу.
 -Ах, как я люблю этих Гладышей,- зажмурился в сумерках Федотов.- Фантазеры, романтики… За ними Паджеры со спезназом по всему городу бегают, а они замки воздушные строят.
 -Пусть так, я – романтик. Для вас же лучше. Потому что, как романтик, беру всего пятьдесят процентов.
 -Пятьдесят? Романтику?
 -Был бы практик – взял бы восемьдесят.
 -Ну, пятьдесят, так пятьдесят,- согласился Федотов и тут же оговорил:- Если клиент заплатит.
 -Да, забыл вас предупредить.
 -О чем?
 -Новое поколение Гладышей имеет одну особенность. Я вот, например, терпеть не могу, когда меня кидают.
 -А если все-таки кидают, ты… что делаешь?
 -Ничего. Только в результате тот, кто думает, что кинул меня, сам оказывается ни с чем.
 -И как ты это «ничего» устраиваешь?
 -Алекса увидите, спросите, он расскажет.
 -Верю. Так что за ключ?- поднеся часы к лицу и газу, покачал курчавой головой Федотов.
 -Да вот он,- извлек откуда-то из спальника книжку с пожелтевшими страницами Рис.
 -Что это? Пушкин? Это с какой же стати? Ах, да, мне Вава что-то такое говорила: «Тройка, семерка, туз? « «Пиковая дама»? Пушкин – наше все, в том числе и биоэнергостимулятор Черникова? И где тут…
 - Там – пометки на полях.
 -А откуда у тебя эта книга?
 -Из кабинета академика.
 -Господи – ты и туда залез? Когда ж ты успел?
 -Пока вы все на панихиде топтались. Правда, эти подпольные наши исследователи книжку у меня выкрали, но кое-что я на полях успел разглядеть.
 -Как же она у тебя снова оказалась?
 -Судьба!
 -Ну и где тут у Пушкина академик меток понаставил? Впрочем, не надо. Сам знаю,- листал Федотов, развернувшись боком к газовой плите томик ОГИЗа. Ну, разумеется – «Пиковая дама». А как же иначе. Старик с ума сходил от нее. Называл мистической вещью и откровением. Что он тут наотмечал… Господи – так просто? - Ахнул Федотов, раскрытые страницы к бороде прижал, засмеялся без звука. - Я всегда подозревал, что Яков Наумыч к концу жизни был ближе к детству. Солдатики, секретики, стеклышки, блестящие штучки, Пушкин вот…И что – тройкой, семеркой, тузом он хотел засекретить свое открытие?
 -Но вы-то вот не догадались,- вступился за академика Рис.
 -Да откуда ж я знал,- где искать?
 -В том-то и дело. Для этого надо было до папки «Пиковый интерес» дорыться…
 -А это ты где нарыл?
 -В компьютере академика.
 -Ты и там побывал? Нет, ты не Гладыш, ты другой… Постой, но я ведь там все перетряхнул. Не было там такой папки.
 -Не было,- подтвердил Рис.- Академик стер. Но не все. Одну копию он невзначай забросил в какую-то шальную директорию. А я там на нее и наткнулся.
 -Случайно?
 -Ну, я же говорю – судьба.
 -И где теперь эта папка?- между прочим, спросил Федотов.
 -А вот,- достал Рис дискетку все из того же спальника.
 -Ты что, всегда ее с собой носишь? И даже спишь с ней?
 -Не угадали: всегда ношу, а вот сегодня как раз не взял. Знал, к кому иду.
 -А откуда ж она тут взялась?
 -Ну, я почему-то думал, что она еще понадобится, и что до своего компьютера я нескоро доберусь… И пока вы там у себя Кису и матушку мою в телогрейки укутывали…
 -Зашел с моего компьютера на свой и скачал?
 -Так и было,- подтвердил Рис.- И теперь остается доехать до ближайшего Интернеткафе, загрузить дискету, включить поисковую программу… А сейчас, давайте-ка спать, Саша Федотов.
 Рис мягко упал на бок и, сокращаясь и вытягиваясь, пополз к своему матрасику.
 -Нет, не давайте,- ухватил Федотов Риса за спальник.
 -Бросьте Федтов,- сонно бормотал Рис.- Тут во всем поселке не то, что компьютера - телевизора включенного ни у кого нет. И лампочки электрической. Разве что керосиновую поискать…
 Федотов Риса отпустил, вылез из спальника, накинул куртку, добежал до машины, вернувшись, спросил шепотом, но громко:
 -Розетка где тут у вас?

 Стонали в комнатке пружины старого дивана, Киса, уткнувшись лицом в подушку, целовалась с кем-то во сне, Вава подрагивала ножкой, от кого-то убегая, в кухне за неплотно прикрытой дверью при свете газового пламени двое, стоя на коленях, склонились над серым экранчиком допотопного, похожего на арифмометр, электронно-счетного устройства, оказавшегося, как нельзя, кстати, в багажнике Федотовского Гольфа.
 Экран расчерчен был на клетки, в них летали цифры, как на морде однорукого бандита. Рис дергал гладкой мышью, как ручкой игрального автомата, но в графах, где все должно было совпасть, ни черта не совпадало. Не выпрыгивали разом три банана, сыпался какой-то компот из сухофруктов, а Рис все дергал и дергал досадливо мышку, и только зря просаживал драгоценное время.
 -Ладно. Может, все-таки объяснишь, чем мы сейчас занимаемся,- оторвался, наконец, от экрана Федотов.
 -Да я же говорил – программа поисковая у вас доисторическая,- досадовал Рис.- Или может вирус?
 -А если не программа, и не вирус… На что ты все-таки рассчитывал? В чем секрет золотого ключика?
 -Да!- бросил мышку Рис и уставился на экран.- Чушь, конечно. Глупость. Идиотизм пеленочный. Два раза парашютист в одну яму не падает. Это точно!
 -А ты что думал?
 -Ну, я думал, что тройка, семерка, туз – это не только архивные года, но и подсказка, как найти те самые три составляющие стимулятора.
 -Ну и…
 -Вот у меня три поля,- объяснял скорее себе, чем Федотову, Рис.- На первом информация из архива. Полная. Без исключения. Массив. На второе ввожу те самые карточные цифры…
 -Тройку, семерку, одиннадцать?
 -Ну да. Сначала, положим, ввожу тройку. Включаю поисковую программу. Она должна отобрать все патенты, в которых встречается тройка (в номере, в тексте, в дате – неважно).
 -Дальше,- торопил Федотов.
 -А дальше программа выбирает патенты с тройкой и подключается третье поле, на которое заведена информация из описания узла в папке «Пиковый интерес». Тот патент, в котором больше всего слов совпадает с описанием и есть - узел стимулятора.
 -Логично,- одобрил Федотов.- А что получается?
 -Чушь получается!
 -А точнее?
 -А точнее полная лажа! Получается, что все три карты, то есть цифры, есть буквально во всех патентах!
 -Не может быть!
 -Я тоже так думаю. Но вот смотрите сами…
 Рис привел все на экране в исходную позицию, вывел на старт, нажал «Энтер», экран погас, часики песочные запрыгали, скрывая от нескромных глаз работу машины, таблица вспыхнула снова, и все на ней осталось без изменения, ничего компьютер не выбрал из сотни свидетельств, что оформили в патентном отделе в те самые года. А слова из черниковских описаний « тройки, семерки, туза» встречались чуть не в каждом втором патенте, что тоже задачу поиска одного единственного не облегчало.
 -А, может, тут совсем другое?
 -Что другое?- не понял Рис.
 -Ну, шифр, код, тайнопись.
 -Например?
 -Например, в этом вот описании тройки – «Не пренебрегайте малым…» Ведь это какая-то перевернутая цитата из Евангелия. Погоди, погоди, как это «Кто соблазнит малых сих…» Или что-то в этом роде.
 -Ну и что?
 -А дальше просто – номер главы Нового Завета и номер стиха совпадает с номером патента – вот тебе и узел «Тройка».
 -Просто, да не просто. Это называется «метод тыка». Нужна идея. Причем не моя и не ваша. Идея Черникова. Вот какая у него была идея?
 -Откуда мне знать?
 -Ну, вы же с ним работали, не я. Вообще, зачем ему все это понадобилось, а? Чего он метался, от чего шарахался, в чем сомневался? Ведь нет же никакой логики. Если он действительно сделал глобальное открытие, способное изменить историю человечества, чего он испугался?
 -Вот этого и испугался.
 -Чего?
 -Изменить историю. Того, что человечество окажется к такому подарку не готово. И правильно боялся – все попытки осчастливить нас всем скопом приводили к таким гадостям… В конце концов, этот самый стимулятор будет продлевать жизнь сильным и укорачивать слабым, начнется какой-нибудь всемирный шантаж имеющих доступ к вечности против лишенных его. Дальше все скучно и банально и тысячу раз уже было описано.
 -Тогда почему он действительно не уничтожил все подчистую? Зачем эти следы, свидетельства, шифры, игры?
 -Ну, так страшно все-таки – а вдруг это наш какой-нибудь там последний шанс? Завтра в очередной раз встанет вопрос – вымирать нам всем от новой чумы, или есть спасение и спасение это в стимуляторе Черникова. А от него и следов не осталось. Мучился, мучился академик и решил – прибор уничтожить, самому лишиться источника чудодейственной энергии и в два счета состариться, но оставить тайну и намеки, как раскрыть ее. Чтоб человечеству было чем заняться на досуге.
 -Что-то вроде небоскребов ацтеков и каменных болванов с острова Пасхи?
 -Вот-вот. И мы с тобой - первая экспедиция за новым лохнесским чудовищем.
 -Тогда дело наше тухлое. Нам ведь не чудовище нужно, а описание прибора, чтобы нас озверевшие от тоски по роскошной жизни соотечественники не придушили.
 -Или карта в страну чудес с первой отрытой ямой и золотым дублоном на дне в подтверждение того, что сокровище было. И искать его стоит.
 -Значит, чем больше мы нароем, тем больше шансов заинтересовать вашего клиента и отбить охоту у всякой десантуры гоняться за нами?
 -Ну, да только пока,- Федотов звонко щелкнул по экрану,- шансы эти на нуле. Предъявить-то нам нечего. Твои тройка, семерка, туз, оказывается, торчат во всех ста патентах и ничего не подсказывают. А это значит…
 -А это, значит,… Что-то ведь это значит,- замедитировал Рис.- Что это значит? Что это может значить? Ну, конечно,- вскрикнул Рис. - Это значит, что мы на верном пути!
 -Ты что, Рис, на газу перегрелся? Может тебе свежего воздуха пора глотнуть?- озаботился Федотов.
 -Д а нет, вы не понимаете,- рвался объяснить Рис.- То, что три, семь одиннадцать встречаются во всех этих свидетельствах, говорит только об одном – это не случайно! Случайно так просто не бывает.
 -А значит…
 -Значит, Черников насовал во все свидетельства под тем или иным предлогом тройки и семерки. Как директор он вполне мог это сделать. А вот те патенты, которые ему были нужны, пометил еще каким-то способом.
 -И каким же?
 -Да, действительно. Это ничего не дает. Вернулись к тому, с чего начали. А с чего мы начали? Начали мы с «Пиковой дамы». Тушите свет ложитесь спать… - бормотал Рис, сомнамбулически извлекая из недр машины программу карточного пасьянса и начиная ловко тасовать колоду и перекладывать карты с места на место.
 -Подождите…- почуял вдруг что-то такое Рис.- А во что они играли?
 -Кто?
 -Ну, эти, гусары пушкинские – Чекалинский, Герман и компания…
 -Да в игру какую-то… Штос, что ли. Мне как-то Черников объяснял правила…
 -Что,- заорал Рис,- получил ощутимый тычок в бок и перешел на задыхающийся шепот.- Вас Черников обучал игре из «Пиковой дамы»? Что ж вы молчали-то? Ну, говорите – какие там правила?
 -Да, самые простые,- успокаивал Федотов разошедшегося ни с того ни с сего Риса.- Две колоды карт – одна у банкомета, одна у игрока. Игрок выбирает карту, кладет ее рубашкой вверх. Банкомет начинает метать свою колоду – карту направо, карту налево. Если выбранная игроком карта ложится налево – он выиграл. Никаких мозгов – чистое везение. Чет-нечет, орел или решка, пан или пропал. Вот покер, например, или преф – другое дело.
 -Погодите, как там у этого артиллериста карты ложились?
 -У Германа-то… Налево легла тройка, и Герман выиграл.
 -А направо?
 -Не помню – валет что ли? Да что тут думать – у тебя ответ в руках. Возьми и прочти. Иногда в книжках и тексты полезно читать, не одни только пометки,- не удержался Федотов.
 Рис залистал лихорадочно, нашел место, прочел вслух:»Направо легла девятка, налево тройка». Пробормотал:»Девятка! Первая цифра – девятка…». Что-то быстро набрал в задании, снова нажал «Энтер», закрутились песчаные часики, компьютер согнал все с экрана, задумался и снова вывесил таблицы. Те же самые. Без малейшего изменения. Догадка Риса ничего не дала.
 -Ну вот, видишь,- упрекнул зачем-то Федотов.
 -Все правильно, все правильно… - спорил с очевидным Рис.- Только чего-то не хватает.
 Снова схватился за книгу, пробежал глазами, вернулся на страничку раньше, читал, шевеля губами:
 «-Идет!- сказал Герман, надписав мелом куш над своею картою.
 -Сколько-с? – спросил, прищуриваясь, банкомет…
 -Сорок семь тысяч,- отвечал Герман».
 -Ага! Нашел! Вот оно! Сорок семь тысяч, потом девятка, которая легла направо, потом тройка!- восклицая беспорядочно, менял что-то в задании машине Рис, снова давил клавишу ввода, сжал руками экран и прямо-таки впрыгнул в него глазами.
 Картинка открылась беззвучно, но, казалось, в воздухе что-то лопнуло. Рис с Федотовым разом подпрыгнули и стукнули ладонями один по спальнику, другой по полу, точно болельщики, у которых на глазах любимая команда засадила, наконец, шайбу в ворота противника.
 -Йех!- сказали Рис с Федотовым.
 На экране в окошке поиска выскочил один единственный патент за номером…
 -Сорок семь тысяч девяносто три,- хором прочитали и дальше, отталкивая друг друга от экрана и перебивая, читали, что свидетельство об изобретении выдано такому-то (забытая фамилия, может, и человека-то такого никогда не было) на устройство, именуемое ЭНЕРГЕТИЧЕСКИМ ФИЛЬТРОМ, принцип действия – выделение из всех возможных энергетических потоков только энергий космического происхождения… схема устройства… рекомендуемые области применения «космические исследования, медицина, геронтология, футурология и (уж совсем в насмешку) философия!»
 Сбивала с толку фраза в описании этой самой «тройки» Черниковым»: Не пренебрегайте малым, ибо оно защищает!»
 -Кого защищает?- спросил Федотов у компьютера.
 -И от чего?- спросил Рис Федотова.
 Компьютер молчал.
 -А какая разница,- в нетерпении отмахнулся от собственного вопроса Рис.- Фильтр – он, конечно же, защищает. Одно пропускает, другое задерживает. И, кстати, по техническому описанию видно, что эту штуку большой никак не назовешь.
 -Дальше, дальше…- торопил Федотов, выхватил книжку у Риса, прочитал:
 «Чекалинский стал метать. Валет выпал направо, семерка налево».
 -Валет,- это даже я знаю, это – два очка,- лихорадочно считал Рис,- Два… Семь… Герман удвоил ставку… Номер этого патента Девяносто четыре тысячи двадцать семь!
 Под этим номером значился не больше не меньше, как ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЬ КОСМИЧЕСКОЙ ЭНЕРГИИ. По описанию Черникова – щеголеватая укротительница, играет со зверем и укрощает его. Ну, разумеется, это – преобразователь энергии, что ж еще?
 Номер туза был 188 311 (совместными усилиями вспомнили, что дама оценивается в три очка). Под этим номером выдан был патент на изобретение УСИЛИТЕЛЯ ЭНЕРГИИ ВНЕЗЕМНОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ. На схеме эта штука действительно походила на воронку. Академик над сравнением долго не мучился.
 -Все правильно,- убежденно сказал Федотов.- Тройка, семерка, туз. Три карты старой графини. Принцип монтажа – три карты должны выпасть кряду. Значит – фильтр, преобразователь и усилитель монтируются в цепочку, как паровозик с вагонами. Даже если все это полный бред, товар есть. Завтра к вечеру все мировые агентства начнут трещать о сенсационном открытии каких-нибудь шведских или голландских ученых, в результате которых и прочая, и прочая…
 -И нас оставят в покое?- как-то устало и слегка разочарованно уточнил Рис.
 -Наверняка. Если, конечно… Ладно. Ложись-ка ты спать. А я тут все оформлю, запишу, и завтра отвезу. Главное – проследи, чтобы дамы наши не бродили по поселку, природой восторгались потише и домика этого уютного не покидали. Да и самому тебе лучше не высовываться.
 -А то, что?- с трудом удерживая глаза открытыми, спросил Рис.
 -Ничего, ничего. Все будет в порядке,- заботливо укладывая и пакуя в спальник, тихо уговаривал Федотов Риса.

 Рис проснулся поздно. За окном разливался разбавленный чем-то сереньким неяркий солнечный свет. В домике было тихо.
 -Куда они все подевались? - спросил Рис, вылез из спальника, заглянул в комнату.
 Одеяла и подушки аккуратно сложены на диване, со стола убрано и накрыто заново на одного – кружка, ложка, горячий чайник, порезанные остатки вчерашних булок и колбасы. Приложена записка от Вавы: «Завтракай сам. Мы ушли в магазин. Целую, Ма.»
 На подоконнике прочитанная и брошенная записка Федотова:
 «Милые дамы, я – в город. Скоро вернусь и привезу вам вольную. Убедительная просьба из дома не выходить, в окнах не маячить, признаков жизни не подавать». И приписка» Не будите Риса. Мы с ним всю ночь искали выход. Кажется, нашли».
 Так. Федотов просит не высовываться. Мать с Кисой бодро маршируют в магазин.
 Все логично и каждый по-своему прав.
 Перекусив на скорую руку, Рис сбегал в деревянную будочку, именуемую на местном диалекте «хитрым домиком», скрасил пребывание там выкуренной сигареткой, вышел, огляделся, взялся за лопату, подчистить присыпанные ночью дорожки – чего уж теперь таиться, когда мать с подругой тащат сумки с едой от самой станции, не таясь и не скрываясь.
 Свежий снег подтаивал и лип на лопату, в потемневшем мочале берез обезумевшая синица пронзительным телетиньканьем призывала весну. Рис часто останавливался, запрокинувшись, пытался отыскать раскричавшуюся птицу и, сам на себя удивляясь, начинал дышать глубоко сырым талым воздухом и ждать чего-то нового и замечательного, чего на самом деле не бывает.
 Отбросив снег от крыльца, Рис заглянул за дом – он здесь глухой стеной выходил к глухому двухметровому соседскому забору, снег не падал в эту щель, защищенную свесом крыши, там, в полутьме видны были пожухлые лопухи и воспрявшие листики и травинки и прорытый за зиму собаками лаз, чтоб короче было бегать друг к другу в гости и всем месте по помойкам, к магазинчику за подачками, облаивать редких прохожих, справляться о настроениях знакомых сук.
 -А вот и мы!- услышал за спиной свежее дыхание и постукивание о крыльцо женских ног, сбивающих снег с каблучков.
 -Перекусил? И отлично. Скоро обедать будем,- сообщила Вава, обернулась на калитку, посмотрела, нехотя вошла вслед за Кисой в дом.
 И потом, пока варила пельмени, резала хлеб и накрывала на стол, все поглядывала в окно, так что Киса не выдержала и сказала с досадой:
 -…ну что, ну что ты тоскуешь, думаешь, он вернется тебя освобождать?
 -Не меня, а нас,- поправила Вава.
 -…как же, вернется он, вернется, если и вернется, то уж точно не один.
 -А с кем?- улыбнулась тревожно Вава.
 -…Вава да ты совсем, дурочка, что ли?- после ночных поцелуев во сне Киса явно была не в духе. - Ты подумай, с какой это стати Федотов нас спасать стал?
 -С какой? – спросила Вава в надежде ответа не получить.
 Напрасно. Киса уж постаралась. Быстренько объяснила Ваве, почему во всей этой истории мужики так интересуются мечтательными дамами в возрасте.
 -…и Федотов там под дверью торчал не случайно, и от этих на джипе мы слишком легко ушли, и сюда он нас завез не просто так.
 -А как?
 -…чтобы с нашей помощью добраться до этой их машины, ты спроси у своего сына – какой они нам с Федотовым выход приготовили, не обрадуешься!
 Вава вспомнила вдруг Федотова за стеклом паба и отвратительную макушку Фаллоса рядом с пивной кружкой. Но ведь Федотов тогда явно отвел глаза этому Кисину любовнику. Значит, он и тогда хотел Ваву от чего-то уберечь. Или…
 -Это правда Рис?- непонятно спросила Вава.
 -Насчет Федотова? Не знаю,- Рис погонял скользкий пельмень по тарелке, вспоминая прошедшую ночь, как говорил с ним Федотов, и сначала не давал, а потом заботливо укладывал его спать, просил не выходить из дома и быть осторожными. Похоже, было на заботу, но о чем именно заботился Федотов, сказать было трудно.
 -Тогда чего мы тут дожидаемся?- упавшим голосом спросила Вава.- Не все ли равно, куда за тобой придут. А у нас дома Донка не гуляна с вечера.
 -А ты позвони ему и спроси сама, чего нам ждать, - предложил неожиданно Рис.
 -Да я телефона его мобильного не знаю,- сникла Вава и вспомнила: - И трубку у меня отобрали в подвале.
 -И у меня,- спохватился Рис.- Мы тпеерь без связи.
 -А у меня…- начала было Киса.
 -Что?-нсторожился Рис.
 -Нет, ничего,- спохватилась Киса.
 Рис оглянулся на мать.
 Вава смотрела в окно, прикрывая ладонью рот, но глаза, лоб и все, что видно было из лица, выдавало ее. Рис и Киса разом повернулись к окну.
 От калитки вдоль заборчика шел к дому Федотов.
 -Так вот же он,- вскрикнула Киса и тут же осеклась.
 Шел Федотов как-то странно – кренясь набок, прихрамывая, придерживая на груди куртку с разорванной молнией, прикрывая воротником бороду с чем-то темным текущем из носа по усам, капающим под ноги.
 За распахнутой калиткой виднелся капот красного Гольфа, и было еще что-то за ним, чего из домика разглядеть никак было нельзя, но о чем Федотов отлично знал, что он чувствовал спиной и затылком, и что в любой момент могло остановить его на пути к Ваве, Кисе и Рису.
 

2.
 Омоновцы, жилистые, как марафонцы, в касках, похожих на половинки кокосовых орехов, обернутых в ткань цвета хаки, грузились в автофургон – серая жестянка на раме ГАЗа с табличкой «люди», тот же автозак, в каком возят бандитов на суд.
 Командир омоновцев – лейтенант только из Чечни, невозмутимый и грузный, в комбинезоне и вязаном шлеме с прорезями для глаз и рта, покачивая плечами и автоматом, подошел к Рудневу, уточнил, скольких брать будем и, узнав, что всего-то четверых да в загородном доме, не бравируя, удивился:
 -А чего нас так много-то?
 Руднев пожал плечами:
 -А у вас меньше взвода в помощь не дают.
 И предупредил - поселок маленький, зимой почти нежилой, каждая собака на учете – главное не засветиться – пусть загонят машину в какую-нибудь щель и не вылезают до приказа.
 -Темно уже будет,- кивнул лейтенант.- Встанем где-нибудь за сараем, тихо подойдем и накроем. Только дом покажи.
 Руднев протянул лейтенанту план поселковых участков с отметкой на участке Бабичева и поэтажный план дома – расторопный участковый выудил из земельного комитета и БТИ вместе с другими прочими под видом плановой проверки безопасности эксплуатации газового хозяйства. И переслал.
 -Я вперед поеду. А вы за мной минут через двадцать. Чтоб не толкаться там.
 -Добро,- сказал, что умел, лейтенант и полез в кабину ГАЗа.
 Стажера Лешу Руднев отправил своим ходом, не светясь посмотреть, встретить их на краю поселка. С собой в машину взял судмедэксперта Женю Хохлова (как-будто знал, что понадобится) и, поморщившись, напросившегося зачем-то Колю Чаидзе.
 -Хочу посмотреть, как Руднев бандитов голыми руками берет,- громыхал Коля, заматываясь в бронежилет, запихивая жесткие кудри под каску.
 Вообще Коля ничего такого, что может кончиться стрельбой, не любил и всячески от таких операций отлынивал. А тут сам вызвался. По дружбе. Значит, будет всю дорогу острить и себя нахваливать, а приедут на место – из машины не вылезет, зато после, когда все кончится, неделю будет ходить по кабинетам и петь сотрудникам, как они с Рудневым лихо всю эту операцию провернули, хотя без него, честно говоря, ничего бы не вышло.
 
 Въехали в поселок. На перекрестке от щита объявлений упала длинная тень, Леша стажер, сложившись впополам, залез на заднее сидение, подвинул осторожно Колю Чаидзе, тот немузыкально засмеялся:
 -Замерз, студент.
 -Там они,- шмыгнув носом, сказал стажер в зеркальце Рудневу.
 -Чем занимаются?- поинтересовался Руднев.
 -А черт его знает!- как-то нервно и неуверенно ответил Леша.- Машины стоят, свет во всех окнах горит.
 -Видел кого-нибудь?
 -Там шторы на окнах,- оправдывался Леша. – И… Тихо как-то.
 -Ну, а что они должны,- влез Коля,- песни петь, что ли?
 -Ладно,- сказал Руднев.- Встретишь ОМОН, доложишь мне, проводишь. Близко пусть не встают. Ну, куда тут?
 -По переулку, направо, второй дом. Там джип и пятерка жигули во дворе.

 Руднев прошел нахоженной дорожкой мимо Пашиного забора – высокого, сложенного из кирпичей, с кремлевскими зубчиками на макушке и железными тяжелыми воротами.
 Это – на улицу. А с боков от соседей – частокол из железных прутьев – тонких, прочных и прозрачных и сквозь них отлично видно и дом с апельсиновым светом сквозь шторы, и машины стоящие гуськом – Шевроле, жигули и почему-то автобус скорой помощи, засыпанный в сугроб.
 -Ну да, конечно,- вспомнил Руднев заснятую на охранную камеру сцену и бандитов, под медбратьев.- Скорая здесь не для больных.
 Все тихо и дома соседей пустуют.
 Бандиты их не ждут. Как сказал лейтенант – подойдем и накроем.
 А ведь прав Леша стажер. Тихо слишком. Не так тут что-то. А что не так – непонятно.
 Например, и слева и справа от кремлевской стены Бабичева у соседей – обычный гнилой штакетник. Он разобран, сквозь него свежие цепочки следов тянутся вдоль железной Пашкиной ограды.
 Что за тропинки? Кто их оставил? И к чему они здесь?
 Рация затрещала, стажер безо всяких позывных взмолился:
 -Але, але, ответьте мне!
 -Ну, что там?- отозвался Руднев.
 -Прибыл ОМОН.
 -Хорошо. Пусть лейтенант возьмет человек десять-двенадцать и сделает все быстро, как обещал.

 Стажера Руднев отослал в конец кирпичного забора. Сказал, чтоб не высовывался. Сам встал за березой у другого края кремлевской стены, смотрел сквозь железные прутья сбоку и отлично видел, как все было.
 Омоновцы действовали слаженно, как на учениях – зашли с двух сторон, подстраховывая друг друга, перемахнули через железную ограду, окружили дом. Потом разом, по сигналу лейтенанта, рванули дверь, ломанулись в окна, прорвались на первый этаж, и тут же все стихло – ни криков, ни выстрелов, ни звона стекла, ни грохота опрокидываемой мебели.
 Жуть какая-то. Точно их всех усыпили разом. В верхних этажах мелькнул луч фонаря, свет вспыхнул в окнах и вскоре погас и снова – ни движения.
 Руднев вышел из-за дерева, достал своего макарова, посмотрел на него и положил обратно в карман.
 Вынул рацию, нажал кнопку вызова.
 -Здесь Чаидзе. Что у тебя, Руднев?- заорал в ухо Коля.
 Не отвечая, Руднев дал отбой.
 Дверь в доме распахнулась, вышел лейтенант. Снял вязаную свою рожу с дырками глазами и разорванным ртом, присел на ступеньку, достал сигарету, не спеша, прикурил. Крикнул в темноту:
 -Следователь, где ты там? Заходи.
 Руднев нехотя полез сквозь штакетник. Леша стажер окликнул его от ворот.
 -Тут открыто.
 Через дверцу в воротах, почему-то незапертую, зашли на участок. Командир омоновцев, курил на ступеньках и, не говоря ни слова, только пальцем большим за спину себе ткнул – идите, полюбуйтесь.
 Ущерба большого от штурма не было – так пару окон омонвцы снесли, от того и стекла на полу насыпаны. Хрустели они неприятно. И еще – запах какой-то едкой дряни.
 В гостиной за столом сидели трое. Все в одинаковых позах – в руках стволы, а головы запрокинуты, как будто каждый пытался разглядеть, что у него под задней ножкой стула не самым удобным способом.
 У Паши Холодного глаза, синие и мертвые, были открыты. Он улыбался, как будто вспоминая самое последнее и приятное – как вошла пуля в пашино, не чувствующее боли тело и он, наконец, что-то почувствовал.
 Ковш и Телок, застигнутые выстрелами врасплох, только руки разбросали и были хоть и очень свежими, но обычными трупами быков.
 На столе поверх закусок разбросаны были папки с наклейками «Архив патентного отдела Института за такой-то год».
 Леша стажер вытянул длинную шею, хлопнул глазами без ресниц:
 -Они что, из-за этих папок перестрелялись?
 Омоновцы разбрелись по дому, как по музею, разглядывали бутылки, охотничьи трофеи на стенах, бильярд и камин.
 Командир с порога доложил, спросил, посоветовал:
 - Мы дом проверили – все чисто. С этими,- кивнул на трупы,- тебе самому разбираться. Мы свободны?
 -Скажи, лейтенант, вы спецсредства применяли?- потянув носом, спросил Руднев.
 -В том-то и дело, что нет. А тут за версту то ли черемухой, то ли еще какой-то дрянью несет.
 -Хочешь сказать, их сначала усыпили, потом постреляли из их же стволов?
 -Не знаю,- пожал плечами командир омоновцев.- Но похоже на то. Так мы нужны тебе еще?
 -Здесь трое. А должно быть четверо,- ни к кому не обращаясь, сказал Руднев. Омоновца попросил: - Пусть твои не трогают ничего. - Стажеру строго: - За мной иди.
 Вышел на улицу, воздуха слегка подмороженного без всяких примесей глотнул, достал макарова, курок взвел, осторожно пошел вдоль дома.
 Чистое снежное полотно рвали цепочки следов от железного частокола к дому. Так бежали штурмующие. А вот там что?
 Руднев подошел поближе к забору. Поперек спезназовских тропинок шел одиночный след вглубь участка. Кто-то крался здесь тихо-тихо, оглядываясь на дом, потом припустил скачками, перемахнул на соседний участок, побежал, увязая в снегу, падая и снова вскакивая. И было это совсем недавно.
 Руднев показал след стажеру, вернулся в дом, подозвал лейтенанта.
 -Возьми своих бойцов. Там следок один есть. Пройдитесь по нему. Если кто есть на конце – возьмите. Аккуратнее – наверняка вооружен. Там стажер мой - он покажет. Только вперед вас пусть не суется.
 -Кто ж его вперед пустит,- успокоил лейтенант, и что-то такое показал своим, что они разом поднялись и исчезли.
 В рацию давно уж надрывался Коля Чаидзе, укоряя Руднева, что не держит его в курсе. Руднев ответил – просил передать Хохлову, чтобы машину подогнал к дому, зашел, и чемоданчик судмедэксперта прихватил.
 -А я?- возмутился Коля.
 -Ну и ты заходи.

 -Ну, Руднев, ты молодец! – заорал, войдя в гостиную, Коля. - Перебил всех бандитов без суда и следствия и конец делу. Санитар леса. Чаидзе уважает.
 -Сядь, Коля, посиди,- показал Руднев Коле место на высоком табурете у барной стойки.- Тебе от туда все хорошо будет видно. Женя, посмотри – время и причину смерти, а главное, в каком они состоянии были, когда… в них стреляли.
 -В каком, чм, смысле?- не понял судмедэксперт.
 -Ну, вообще,- неопределенно пошевелил пальцами Руднев.- Могли ли сопротивляться, понимали, что происходит, сами в состоянии были стрелять или как.
 -То есть, были ли они в сознании?
 -И это тоже.
 -Вот Руднев, всегда ты так,- осудил приятеля Коля.- Другой бы радовался, что подозреваемые друг друга постреляли и дело закрыть можно. А он все копает, копает. Я ж тебе говорил – в нашем деле – главное вовремя остановиться.
 -Ладно,- согласился Руднев, развязал тесемки на одной из папок, полистал свидетельства на изобретение какой-то научной мути.- Учту. Вот еще немножко покопаю, потом зарою и успокоюсь.
 Рация захрипела и заойкала. Стажер Леша вызывал Руднева. Сообщил, что преследуемый, судя по всему, дошел до садового домика, тут, недалеко, через три участка и в нем укрылся. Рядом с домиком обнаружен неизвестный в камуфляже без сознания. И тут беспорядочное сквозь хрип и вой старенькой рации аханье, пыхтенье, вскрики – то, что называется «шум борьбы».
 -Эй стажер,- напомнил о себе Руднев.- Леша, что там у вас?
 Рация отключилась.
 Руднев огляделся. Коля Чаидзе сидел, подбоченясь, на высоком табурете, ноги на приставочке, шлем под мышкой.
 -Коля, у тебя оружие табельное с собой?
 Чаидзе вытащил откуда-то сзади пистолет, перехватил за ствол, протянул Рудневу:
 -У Чаидзе всегда найдется дополнительный боекомплект для друга. Только зачем он тебе,- кивнув в сторону Паши и компании,- они ведь стрелять не будут.
 -Они не все тут собрались,- слегка напряг Колю Руднев.- Один ушел. Омоновцы его обложили тут рядышком. Но ты держи все-таки оружие наготове.
 Коля тут же соскочил с табурета, зашел за стойку, пистолет выложил перед собой.
 Судмедэксперт хлопотал над трупом Телка, как официант над перебравшим клиентом, и на слова следователя не реагировал.
 Руднев шагнул к лестнице на второй этаж.
 -Ты куда?- тут же спросил Коля.
 -Я – наверх. – Спокойно объяснил Руднев.- Посмотреть, как омоновцы берут их дружка.
 -О! И я с тобой.- Обрадовался Коля.- Люблю посмотреть, как захватывают.
 -А как же принцип?- спросил насмешливо Руднев.
 -Какой принцип?
 -Вовремя останавливаться.
 -А ты думаешь что…
 -Самое время,- подтвердил Руднев и взбежал на второй этаж.
 Там он осмотрелся, прикидывая, в какую сторону бежали Леша и омоновцы, толкнул дверь, увидел комнату, заставленную кроватью, платяной шкаф у стены, незашторенное окно. Света не зажигая, шагнул в спальню, плечом, ухом, краем глаза почувствовал что-то сбоку, пистолет выхватил, повернулся, наставил на большое темное, нависшее над ним. Тут же понял – неживое, неподвижное, на фигуру человека только похожее. Присмотрелся – чучело медведя с подносом – на него выставляли бутылки со стаканами, когда, напарившись в сауне и нагулявшись внизу, тащили наверх по койкам лядей, чтобы, опроставшись по первой можно было выпить и приготовиться ко второй.
 Поспешил дух перевести Руднев – раз в год и незаряженное ружье стреляет и чучело грызется. Только к окошку шагнул, посмотреть, что там при захвате со стажером стряслось, кто-то щелкнул, взводя курок, и сказал тихо:
 -Брось пистолет, Руднев. И руки подними.

3.

 Чугун шел сквозь пустую электричку с бутылкой пива в руке и полными карманами денег, увидел парочку сопливую – она глазастая в белой шапочке с помпоном, он – нагловатый, с подбритыми височками и длинным языком, проходя, заметил, как екнуло у парня, вернулся, улыбнулся по хамски, девку задом к стене прижал – она только пискнула, а парень ручонку к лицу поднял, не девку, морду свою наперед защищая.
 Чугун, с парня глаз не сводя, девке сунул лапищу под куртку, грудку тощую сжал, парень оглянулся, ища помощи, и тут же получил:
 -Смотри гнида, как я твою телку сейчас у тебя на глазах чпокну.
 У парня губы затряслись, брови страдальчески поднялись,
захныкал:
 -Не надо…
 С самого утра Чугуну надо было кого-нибудь от души размазать, ну хоть бы эту парочку, напоследок подвернувшуюся, и кошелка старая, что перебиралась из другого вагона, не помешала бы – хоть у них вдруг голоса прорвались бы, и они закричали, но Чугун вспомнил про деньги, про Ковша, который завалился на собственном нахрапе и все дело их похерил, сжал напоследок девкину звизденку, затянутую в джинсы, парню пивка в штаны плеснул:
 -Обоссался… ну и вали отсюда. И шлюшку свою прихвати.
 Парень встал, девка затряслась мелко – оба свалили.
 Чугун глотнул холодненького, ногу на скамейку протянул, а тут и мент катится – молоденький, розовый от мороза, лох в форме. Чугун ногу хотел убрать, шапку на глаза потянуть, но как заклинило – хлебнул внаглую из бутылки, руку сунул под куртку, к стволу поближе и на мента уставился. С другой стороны - чего терять-то? Все равно в бега.
 И первокурсник этот из ментовской школы все понял – дернулся, было, вспомнил, что не при исполнении, сделал вид, что, в общем, все нормально, отдыхает гражданин, и прошел мимо, отвернувшись.
 -Лохи только силу понимают,- вспомнил Пашу Чугун.- Чувствуют силу, мочатся под себя и делают, что скажешь. А стоит отпустить – наглеют.
 Как все эти директора сервисов, держатели конторок, лавочек, забегаловок, зубных кабинетиков, всегда льстивые, угодливые, конвертики с деньгами протягивающие, сегодня точно почувствовали, что у бригады проблемы – здоровались сквозь зубы, смотрели косо, деньги отдавали, как последние и взаймы.
 А деньги хорошие.
 Чугун кожей почувствовал пачки в карманах, в конвертики расфасованные. Десять штук. Тут тебе и бумер нормальный и хата съемная на полгода. Соскочить бы с такими деньгами, свое дело открыть.
 И думать нельзя. Если кто узнает, что ты общак скрысятничал, не те так другие придушат, колодку в глотку забьют.
 Не то, что мрамора - креста на могиле не поставят.
 И хоронить нечего будет.

 Чугун дверцу в воротах толкнул, на участок зашел, и тут же прыгнул за джип, спрятался.
 Прижался к пухлому шипованному колесу спиной, пистолет достал, подержал на груди, как свечку, прополз между машинами и забором, медленно-медленно приподнялся, из-за скорой выглянул.
 В окнах свет, над крыльцом фонарь горит, дверь входная отлично видна.
 А перед дверью трое в камуфляже, в вязаных шлемах, с автоматами узи, подобрались как, на старте, до трех досчитают и ломанутся в дом.
 И двое еще, таких же по углам дома - прикрывают.
 -Е-ма-е!- Чугун сам себя сдернул вниз, сунул за колесо, держа пушку наготове, самым краешком глаза из-за бампера глянул.
 Те на крыльце разыграли в одно касание – двое дверь рванули, третий, как шары в кегельбане, две какие-то штуки в гостиную катанул, и тут же за шторами без звука вспыхнуло так, что Чугуну как будто шапку кто до воротника натянул – темнотища, ни черта не видно. И не видел Чугун, как трое, натянув носатые резиновые маски со стеклянными глазами, ворвались в гостиную полную желтого газа, и Чугун услышал выстрелы, которыми парни в камуфляже, разоружив обездвиженных Пашу, Телка и Ковша, добили из их же собственных стволов.
 Потом кто-то вышел на крыльцо, сказал, как отчитался: «Чисто» и двое, натянув резиновые маски, тоже вошли в дом.
 Дверь оставили на распашку, шторы раздвинули и окна растворили. Прозревший Чугун, подтянувшись, увидел из-за скорой ярко освещенную внутренность гостиной, барную стойку, лестницу на второй этаж, зеленое сукно бильярда и сидящих за накрытым столом, запрокинувших головы назад до отказа Пашу, Телка и Ковша.
 Те в камуфляже деловито разбрасывали по столу какие-то папки с бумагами - вроде Паша с пацанами открывали заседание, а один с торчащей из-под маски лысой макушкой в рыжих курчавинах, из глубины комнаты смотрел в окно, как будто Чугуну прямо в лицо заглядывал.
 Чугун пригнулся, дернулся к воротам, понял, что через раскрытую дверь его отлично будет видно тем в доме, пригнувшись, почти касаясь руками земли, побежал, поклевывая носом снег, петушиной побежкой к соседскому забору. Не в силах обернуться, чтобы проверить, действительно, те в камуфляже, соскочили с крыльца и догоняют его или кажется только, перемахнул через забор, споткнулся, врылся в снег, вскочил, свернул вбок мимо темной одноэтажной дачки, переполз через сетку рабицу, потом снова и снова, ломая штакетник, петляя по участкам, уходил вглубь поселка.
 Далеко не ушел.
 Через три участка выскочил на чищеную дорожку, добежал до сортира дачного, влез туда, крючок накинул, сел на нары с дыркой. Те протопали, перекликаясь, связались с кем-то по рации, получили указание и исчезли.
 Чугун сидел над очком, курил, смотрел в щель между досками. Наконец, решился, вылез, дошел по дорожке до садового домика, с освещенными маленькими окошками, дверь домика открылась, на крылечко преспокойно вышел точно такой же, как те, в камуфляже.
 Чугун, ни слова не говоря, снес мужика, тот и понять ничего не успел, отрубился, получив от Чугуна мощный удар по голове, тот самый, фирменный, убойный, за который и получил он свое прозвище на зоне.
 Сдернув узи с плеча отрубившегося, Чугун тело снегом припорошил и, не зная, куда теперь, с автоматом в руках заглянул в домик.
 На кухоньке горел газ, и там было пусто. В комнате вокруг обогревателя, со связанными руками сидели две бабы, пацан и мужик бородатый.
 Увидев Чугуна с автоматом, вскрикнули, глаза зажмурили, руками связанными как по команде головы закрыли.
 Но Чугун успел разглядеть – баба-то одна - старая знакомая. Та самая, которая поливала его слезогонкой в подвале.
 Гладыш ее фамилия – вспомнил Чугун.



 ГЛАВА XV

 1.

 -Саш, ну как ты?- заботливо спросила Вава, глядя на Федотова, какой он большой и беспомощной, с разбитым носом и губами, запекшимися в бороде, и ей хотелось обнять его и погладить, как ребенка, но руки у них теперь были связаны заскочившими в домик вслед за Федотовым парнями в пятнистой форме, один из которых маячил теперь под окнами, вроде часового.
 -Терпимо,- сморщил бугристый свой лоб Федотов, точно вот-вот придумает что-то спасительное, но ничего не придумал, сказал только, покачиваясь взад вперед, как еврей на молитве: - Выбираться как-то отсюда надо.
 -Безвыходных положений, Саша не бывает,- ласково сказала Вава.
 -Ну да, вяло отозвался Федотов.- Безвыходные – это когда ни один из выходов не подходит.
 А что подумал – не сказал.
 -Значит, надо выбрать самый неподходящий и по нему выбираться,- попытался сострить Рис.- Только хорошо бы при этом знать – что собственно происходит.
 -… вы так и будете философствовать, вам может быть тут нравится, вы, наверное, решили пожить немножко по-семейному,- как всегда без запятых забормотала Киса,- а у меня, между прочим, муж есть, он там с ума сходит, вообразил черт те что, я его знаю. Я говорила – надо было раньше выбираться, не ждать этого Федотова – он если и приедет, то со всей бандой. Вот и приехал.
 -А, в самом деле,- спросил Рис.- Как они на вас вышли? И где? Вообще, что, собственно, произошло?
 -Ну, вычислить Вавину дачку, труда им не составило. Она ведь на Гладыш записана, так Вава?
 -Ну, да. На маму. А фамилия у нас – одна,- загрустила Вава.
 -Правильно,- кивнул Федотов. - Вот они по базе данных какого-нибудь земельного комитета нас и нашли. Хотя, честно говоря, я думал, что суток двое у нас в запасе есть. Оперативно сработали. Даже слишком.
 -Вы это о чем?- заинтересовался Рис.
 -Они меня на шоссе тормознули,- заерзал, вспоминая, Федотов.- Ехали на встречу на своем джипе, увидели, развернулись, догнали, к обочине прижали, и… навалились.- Федотов, поморщившись, сглотнул.- Только мне показалось потом… по их разговору, что они вовсе не за нами сюда ехали. Были у них какие-то свои дела. А на меня случайно наскочили. Если, конечно, не сообщил им кто-нибудь, где мы находимся.
 -…кто же это сообщил, кто мог им сообщить, вы на кого это намекаете тут, Федотов,- занервничала почему-то Киса,- некому кроме вас было этим бандитам ничего сообщать, вот вы им и сообщили, а они вас для виду побили и снова к нам посадили.
 -Ну почему же некому,- вступилась за Федотова Вава.- У тебя, например, в банде – свой человек. Этот твой, Фаллос. То есть Олег.
 -Это какой Олег?- спросил Федотов.
 -Кисина любвь - такой, лысый весь, розовой кожей обтянут, а глаза рыбьи,- набросала портрет Вава. - И волосы такие, сзади на шее…
 -Рыжие? На… penis похож?- все также покачиваясь взад и вперед, уточнил Федотов.
 -Точно. Да ты ведь знаешь его. Я тебя с ним видела в пабе на Тверской,- обрадовалась чему-то Вава.
 -… ну вот, они знакомы, я так и думала, а он еще намекает – кто сообщил, кто сообщил.
 -А действительно, Саш, откуда ты его знаешь? И о чем вы тогда говорили?
 Федотов вздохнул.
 -Знаете что, Федотов, - произнес Рис.- Расскажите-ка вы все, что знаете.
 -Про что?
 -А вот про эту историю. Кто тут чего ищет, причем здесь прибор, почему народ гибнет, кто за кем бегает и что скрывает. И про Алекса не забудьте.
 -Долгая история,- снова вздохнул Федотов.- А времени у нас, судя по всему, совсем немного.
 -Судя почему?- встрепенулась Киса.
 -А вы покороче,- настаивал Рис.
 -Примерно полгода назад, я получил по электронной почте странное письмо, - начал Федотов.- Писал человек, хорошо информированный о том, что происходит в Институте.
 -Почему вы так решили?
 -Он знал, что мое сотрудничество с академиком ограничивалось чисто теоретическими вопросами, что к его опытам я доступа не имел и потому относился к ним скептически, ну и так далее. В письме прямо говорилось, что в бывшем патентном отделе Института, в кабинете академика и в его компьютере можно найти все, что нужно для восстановления прибора, дальнейших его испытаний и привлечения финансов на нужды Института. А вскоре я получил конфиденциальное предложение от молодого Черникова, заняться розысками и попытаться восстановить биостимулятор. Но уже не в интересах Института. А в его собственных.
 -И тоже бесплатно.
 -Ну, разумеется, нет.
 -И вы согласились.
 -Я…. не отказался, хотя во всю эту затею не верил и, честно говоря, и сейчас-то не очень верю. В общем, я предпринял кое-какие шаги. Толком ничего не нашел и собирался писать Черникову в эту его заграницу, что никакого прибора нет и не было, как вдруг он сам прислал мне довольно сухое письмо, в котором отказывался от моих услуг в довольно угрюмой форме. Я понял, что в нашу переписку кто-то влез и этот «кто-то» предложил Черникову решить проблему своими средствами.
 -Вы его вычислили и связались с ним?
 -Ну, да.
 -Зачем?
 -Во-первых, я понял, о каких тут деньгах идет речь, а во вторых…
 -Достаточно во-первых.
 -Нет, но мне действительно небезразличны средства, которыми эти люди пользовались. И после гибели Тришина…
 -А зачем его было убирать?
 -Не знаю. Может, старику что-то стало известно, может, ему прямо предложили деньги за информацию, он возмутился, и его убрали, чтобы шум не поднимал.
 -Ваш электронный псевдоним – Алекс?
 -Ну,… В общем,- замялся Федотов.- Да.
 -Так это, значит, я с вами…- смущенно начал Рис.
 -Переписывались вы со мной,- подхватил Федотов.- То, что вы молоды, я предполагал. Но что вы – сын Вавы, догадался не сразу.
 -А когда догадались?
 -Во время передачи денег. Очень уж по-мальчишески все это было придумано, и выследить вас не составило труда.
 -Вы хотели меня кинуть,- напомнил Рис.
 -Я хотел вас… Испытать.
 До этого момента Вава с Кисой следили за беседой Риса и Федотова, как за скачущим от игрока к игроку пингпонговым шариком.
 -Стойте, стойте,- поймала шарик Вава.- Какие деньги, кто кому передавал? Рис, ты с Федотова деньги получал? За что? И куда они потом девались?
 -Ой, ма, перестань, - покривился Рис.- Деньги мне нужны были, чтобы вернуть ноутбук, который я взял у одноклассника.
 -Ну и вернул бы ноутбук. Причем тут деньги?
 -Ну, не мог я вернуть.
 -Почему?
 -Отняли на улице.
 -Да, но почему ты должен был платить, я не понимаю? Сказал бы мне, я сходила бы к родителям этого мальчика и все им объяснила.
 Рис вздохнул и попробовал развести руками.
 Но руки были связаны.
 -И ты что, попросил денег у Федотова?- изумилась в свою очередь Киса.- А он тебе их дал?
 -Рис!- укорила Вава.- Как же ты мог?
 -Да ни у кого я ничего не просил!- почти закричал Рис. - Я продал Алексу кое-какую информацию по этому делу, чтобы решить свои проблемы. Откуда ж я знал, что Алекс – Федотов. Хотя, конечно, подозревал. Кстати, я не сильно вас напряг суммой?
 -Да, нет. Кое-какие средства на проведения расследования мне Черников выделил.
 -И эту информацию он тоже оплатил?
 -Ну, в общем, да.
 -Вы недостающую часть архива Черникову отправили?- прямо спросил Рис.
 -Отправил-то Черникову…
 -А оказалась она у этих,- догадался Рис.
 -Так оно и было,- подтвердил Федотов.- Но, видимо, ничего они понять не смогли, и тогда этот вот Олег обратился ко мне за консультацией, как к бывшему сотруднику академика.
 -И представился он…
 -Олег, работник спецслужб.
 -Удостоверение показал…
 -Да сунул какую-то корочку.
 -И что там было написано?
 -Толком я не разглядел. Олег какой-то с фамилией такой телевизионной, не то Затевахин, не то Запевахин. Кажется майор.
 -Это что?- встряла Киса.- Нас два дня по городу гоняет наше родное ФСБ? Да они же форменные бандиты.
 -Не знаю,- пожал плечами Федотов.- Может они бандиты, играющие в спецслужбу. А может спецслужба, работающая под бандитов. Может, они охотятся за стимулятором. А может, за Черниковым. А может и то и другое. Какая нам-то разница?
 -А вот то, что мы вчера здесь напридумывали – три карты, Герман, усилитель, фильтр, преобразователь – это все…
 -У них, - подтвердил Федотов. У них.
 -А они знают – что именно они получили?
 -Знают,- опустил голову Федотов.
 -Вы им объяснили?
 -Пришлось.
 -То есть они получили, то, что искали и оставили вас… - Рис покосился на Ваву с Кисой и прикусил конец фразы «оставили в живых».- Значит мы им зачем-то нужны.
 -Или они просто пока не решили, что с нами делать,- кивнул Федотов.
 -Угу. В любом случае отсюда надо выбираться. И как можно скорее.
 -Знаешь способ?- воспрял, наконец, Федотов.
 -Есть один план,- тихо поделился Рис.- Мне бы для начала руки развязать.
 -Ну, эту проблему я как раз почти … решил,- интенсивно качаясь взад и вперед, как будто молитва вот-вот кончится,- объявил Федотов.
 -Ага. То-то я смотрю, вас трясет всего. Веревочку перепиливаем?
 -…а-а-а-а-а,- завыла вдруг тонко Киса, как-то вся сжалась, спиной оттолкнулась от дивана, вскочила на ноги, с разбегу проскочила кухню, ударила плечом в дверь, вывалилась на снег прямо под ноги мужику в вязаном шлеме, забилась на снегу в истерике:- … позовите Олега, скажите, что Киса здесь, я Киселева, он меня знает, он меня отпустит, я делала все, как он просил, только отпустите меня…
 Мужик, подсунув руку Кисе под живот, поднял ее, понес, как щенка, держа автомат на отлете, бросил возле дивана.
 Черное вязаное папуасное лицо его в дырах рта и глаз ровным счетом ничего не выражало, и было ясно, что говорит он в первый и последний раз, а потом сделает, как говорит.
 -Я вам рты заклеивать не буду. У меня приказ – стрелять, когда сам решу, что пора. Если хоть звук услышу, пристрелю первым… - помедлил, переводя взгляд с одного на другого, выбрал, ткнул пальцем в Риса,- тебя.
 -А следующим – тебя!
 Пнул для убедительности Федотова носком армейского ботинка под ребра. И вышел.
 -Понятно, кто у нас тут сообщает,- подумали разом приговоренные Рис и Федотов и посмотрели на Кису. Но промолчали.
 Вава губы закусила, со страхом и жалостью глядя на Риса и Федотова.
 Киса сидела, уткнув лицо в колени, беззвучно и мелко трясясь.
 
 За дверью ясно слышен был удар, как в боевике за кадром - обухом по куску мяса, что-то тяжело рухнуло на дорожку, поволокли, пошуршали за домиком, входная дверь, крякнув, распахнулась, в кухне тяжело затопали, в комнату, размахивая коротеньким автоматом, ввалился бритый детина и застыл на пороге, озадаченно разглядывая связанных. Вдруг заржал, зло обрадовавшись:
 -Йед твоють, и ты здесь, Гладыш. Хоть тут мне повезло!

2.

 В окне Руднев мог видеть маленький садовый домик с освещенными окнами через пару участков, а, присмотревшись, различить фигурку омоновца у заборчика напротив входной двери.
 Только для этого надо было встать так, чтобы заслонить спиной свет, падающий с лестницы. А если чуть сдвинуться вправо, в окне отражалась внутренность комнаты, совершенно пустой дверной проем, шкаф, кровать, чучело медведя.
 -Где же он, сволочь, спрятался,- спрашивал себя Руднев, роняя под ноги пистолет, медленно поднимая руки.
 -Пистолет сюда,- приказали из-за спины.
 Руднев, не опуская рук, поискал ногой макарова, нащупал, толкая, чуть наклонился вперед, увидел блеснувший отраженным блеском в окне под лапой медведя ствол, крутанулся винтом, валя чучело на притаившегося за ним, с жестяным звуком грохнул поднос, под медведем кто-то закряхтел, забился, Руднев придавил к полу дуло пистолета, перехватил, вырвал, вставая, подобрал свой, наставив оба ствола на завалившегося под медведя, приказал тихо:»Вылезай!»
 -Руднев!- кричал снизу Коля Чаидзе.- Что у тебя там, Руднев? С кем у тебя там махаловка?
 -Все нормально. Я тут медведя завалил.
 -Медведя?- захохотал Коля.- Шутишь?
 -Не настоящего. Чучело.
 -Может мне подняться, помочь разобраться?- острил Коля.
 -Не надо. Сам справлюсь.
 -Как там омоновцы?
 -Все в порядке,- выволакивая из-под чучела какого-то плечистого, тяжелого, толкая его на кровать и защелкивая наручники, отмахнулся от любопытного Коли Руднев.- Бандит в домик тут один забежал. Взяли в кольцо. Сейчас выкуривать будут. Ты там за дверью входной смотри.
 -Ладно. Кого ты учишь!
 Руднев закрыл дверь, зажег ночник на одной из тумбочек, другую придвинул к двери, сел на нее, закурил, рассматривая лысого, с продолговатой голой головой, прозрачными глазами без ресниц, с курчавой шерстью на шее.
 -Ты кто?
 Лысый, похожий на хрен знает что, выпучив рыбий глаз свой, губами пошлепал, головой голой мотнул на нагрудный карман комбинезона:
 -Там.
 -И что там?
 -Удостоверение.
 Руднев вытащил, открыл старомодную алую книжицу, прочел вслух:
 -Залипахин Олег Павлович. Майор ФСБ, - и удивился:- Какой же ты майор, ты ж в запасе давно.
 -Ты дату посмотри.
 -Действительно до… Хм. Действительно,- согласился Руднев, сунул корочки в карман Залипахину, хлопнул по соседнему, извлек из него конвертик с двумя дискетами, повертел в руках, оценил спокойствие обыскиваемого, положил на место.- Ну и что ж ты тут майор делаешь – над гостиной с горой трупов довольно странного происхождения.
 - Слушай Руднев,- Олег Павлович сел на кровати поудобнее.- Давай сразу договоримся.
 -Смотря о чем.
 -Дело тебе твое вести от силы часа полтора.
 -А потом что?
 -А потом будет приказ передать все следователю ФСБ.
 -То есть – тебе?
 -Мне или другому кому – не важно.
 -Это в связи с чем?
 -А в связи с тем, что тут интересы государственной безопасности.
 -И что же госбезопасность тут интересует?
 -Не важно. Важно, с какой формулировкой ты передашь нам дело. Формулировки могут быть разными.
 -Например?
 -С представлением к награде и присвоением очередного звания в связи с успешно проведенной операцией.
 -Или?
 -Или со снятием с должности и возбуждением уголовного дела по статье превышение служебных полномочий. От пяти до семи лет в колонии строгого режима.
 -И что же я должен, по-твоему, делать?
 -Вопрос правильный,- кивнул Залипахин.- Во-первых, отзови своих омоновцев, пока их мои ребята не перестреляли.
 -Так там же последний живой бандит из бабичевской группировки!
 -Вот поэтому и отзови,- не сдержал усмешку Залипахин. и выставил руки перед собой.- И браслеты сними с меня.
 - Да погоди ты с браслетами,- отмахнулся Руднев.- А Чугуна вы значит при задержании… И никаких свидетелей?
 -А ты мужик башковитый,- похвалил Залипахин.- Ну, давай, давай, доставай свой ключик, открывай замочек, бери рацию и командуй.
 Рация сама защелкала, заскрипела, вскрикнула голосом стажера Леши.
 -Ну что там?- спросил Руднев, подходя к окну и наблюдая, как кружат темные фигурки омоновцев вокруг домика, а на дорожке лежат такие же, только руки за голову.
 -Тут такое дело,- не зная как начать, тянул Леша.- В общем, бандит этот, по следу которого мы шли, захватил заложников.
 -Каких заложников, ты что, откуда здесь в это время заложники?
 -Сейчас, сейчас,- торопился Леша. - Понимаете, заложники тут уже были, в том самом домике, в который он заскочил.
 -Что значит были?
 -Ну не знаю, то ли их привезли, то ли тут захватили. Сидели связанные.
 -Да кто захватил-то?
 -Какие-то мужики в форме. Один охранял. Двое в засаде сидели и двое еще в джипе тут на дороге. Одного наш бандит завалил и в том доме скрылся.
 -А другие?
 -Их наши омоновцы разоружили.
 -И что они?
 -Матерятся.
 -Что говорят?
 -Говорят они из ФСБ, что у них тут операция.
 -Слушай Руднев, - приподнялся Залипахин,- если с моими людьми что-нибудь случится…
 -Да заткнись ты,- огрызнулся Руднев и Леше:- Что там все-таки с заложниками? Сколько их?
 -Заложников четверо – мужчина, две женщины и подросток.
 -А ты откуда знаешь?
 -Пока омоновцы возились с фээсбешниками, я подполз, в окошко заглянул. А они уже сидят там связанные. А Чугун этот над ними измывается.
 -Так, когда все кончится – получишь взыскание!
 -За что?
 -Я же тебе говорил не высовываться! Дальше. Ты их разглядел?
 -Мужика и подростка я не знаю, а женщины… По-моему, это те, которые пропали из ПАПа – Гладыш и Киселева.
 -Так они же просто загуляли. И как ты мог их узнать, ты никогда их не видел.
 -Сегодня, пока вас не было, с утра забегала эта Ира, секретарша. Сказала, что второй день их нигде найти не могут, что они боятся, оставила фотографии.
 -Так. Второе взыскание получишь.
 -За что?
 -За то, что не доложил вовремя. Что бандит этот, Чугун, вооружен?
 -У него автомат узи, судя по всему у фээсбешника забрал и пистолет.
 -Чего требует?
 -Да всего – автобус, самолет, миллион долларов.
 -Сколько времени тебе дал?
 -Просил час, я соглашался на два, договорились на полтора.
 -Ведите с ним все время переговоры.
 -О чем?
 -О чем хотите. Выдвигайте и меняйте условия. Пусть отпустит подростка. Потом женщин. Потом пустит врача, возьмет передачу для больного. Любую ахинею, только не давайте ему расслабиться и подумать. Понял?
 -Так точно.
 -А я вот ничего не понял,- сказал зачем-то Руднев.- Потому что не слышал ни хрена. Ты вот что, Леша, перейди сейчас на дежурную волну и повтори мне все то же самое по рации омоновской. Ты меня понял?
 -Так нас же все услышат.
 -Я тебя не об этом спрашиваю,- рассвирепел вдруг Руднев.- Я спрашиваю – ты меня понял?
 -Понял.
 -Отлично. У лейтенанта ко мне вопросы есть?
 -Спрашивает, что с этими фээсбешниками делать.
 -У них документы есть?
 -Нет.
 -Пусть отведут в машину и там подержат. До выяснения личностей. Ясно?
 -Ясно.
 -Выполняйте.
 -Ну, ты, Руднев, козел,- убежденно сказал Залипахин.- Ты хоть понимаешь, что сам себе сейчас срок наматываешь?
 Руднев не ответил, посмотрел на экран звонившего без перерыва мобильника, стряхнул звонок, как температуру с градусника, набрал чей-то номер, подождал, дал отбой, держа трубку в руках, ждал пока перезвонят.
 Перезвонили тут же.
 -Да, Славик,- откликнулся Руднев на звонок Висляева.- Нет, я тебе не звонил. Извини старик, не до тебя сейчас. Да. В Подмосковье на операции. Подожди, самолет пролетит. Нет не Внуково, Шереметьево. Да тут рядом, дачный поселочек одноименный. Нет, ближайшие полтора часа будет напряженно. Да все службы. Есть. И это тоже. И такого хватает. Ожидается,- очень коротко отвечал Руднев на вопросы Славика Висляева. А тот записывал.- Ох, извини, меня по рации помощник вызывает - доложить обстановку. На дежурной волне. Все.
 -Да-а, Руднев, - только и смог выдавить из себя Залипахин. - Ты даже не козел. Кто ты, только в камере определят. Если доживешь до камеры. - И тут же крикнул в болтавшийся сбоку микрофончик своего мобильника: - Залипахин слушает, тут у нас…
 -Залипахин занят, - сорвав с майора телефон, гаркнул в микрофон Руднев. - Перезвоните через полчасика.
 -Эй, Руднев, с кем ты там заперся?- толкнул дверь Коля Чаидзе, успел разглядеть, пока Руднев выпихивал его в коридор и замок защелкивал: - А-а, Олег Палыч, а что вы тут делаете? Да еще в наручниках?

 -Руднев открой, что у тебя там происходит? Ты с ума сошел майора ФСБ арестовывать?- стучался Чаидзе в запертую дверь.
 -Коля, я тебя предупреждал,- не открывая, чуть повысил голос Руднев:- Тебе самое время остановиться.
 -Да ты что, Руднев, сдурел что ли? Тебе тут Ковалев обзвонился!
 -Скажи, что не можешь связаться. Через полчаса я ему сам перезвоню.
 -Руднев,- жалобно просил Коля.- Я тебе как другу советую – свяжись с Ковалевым.
 -Да у твоего Руднева совсем крыша съехала,- крикнул Залипахин.
 -Коля – иди вниз и сиди там тихо. Ты к этому никакого отношения не имеешь.
 -Учти, Чаидзе,- воспрял Залипахин, видимо знакомый с Колей.- Не препятствуя Рудневу превышать служебные полномочия, ты становишься соучастником. А это – срок!
 Руднев, ни слова не говоря, крутанул Залипахина, ткнул лицом в постельное покрывало, обхватив завалившегося медведя поперек туловища, приемом вольной борьбы бросил его на майора.
 Пауза повисла, как после убийства.
 -Руднев,- тихо позвал Коля. - Ты живой?
 -Да,- потер лоб Руднев.
 -А Залипахин?
 -Пока да.
 -Послушай Руднев,- в последний раз попытался Коля.- У меня приказ – если в ближайшие пятнадцать минут ты не свяжешься с Ковалевым и не объяснишь, что происходит, не выполнишь его указания, ты отстраняешься от операции.
 -А командование примешь ты,- утвердительно сказал Руднев.
 -Прикажут – приму.
 -Ладно. Пятнадцати минут мне хватит. Иди пока.

 3.

 -Ну что, Гладыш,- присел на корточки Чугун перед Вавой.- Думала, не встретишь меня больше? Не-е-т, Бог есть!
 Киса быстро-быстро отползла в сторону, Федотов попробовал приподняться и тут же получил удар наотмашь по лицу. Голова его мотнулась, затих на время. Рис пристально смотрел в окно за диваном.
 Чугун цепко схатил Ваву за колено, надавил, разводя ноги:
 -Ну, тебя как – здесь или на кухню тащить?
 -Эй,- тихо окликнул Рис Чугуна. Тот дернулся, точно ему в ухо крикнули.
 -Тебе чего?
 Рис медленно поднял глаза, легонько ткнул подбородком в сторону окна. Чугун голову повернул, встретился взглядом с заглянувшим в окно Лешей стажером. Леша тут же исчез, точно его сдернули. Чугун рванулся к окну, выставив автомат вперед, потом к другому. Увидел черные силуэты омоновцев, присел, медленно стал подниматься, приподнимая автомат к лицу, и только что не приговаривая: «Живым я вам не сдамся!»
 -Эй, мужик,- позвал тихо Рис.
 -Заткнись, недомерок,- огрызнулся Чугун.- Вякнешь, первого положу.
 -Рис,- прокряхтела в отчаянии Вава.
 -Меня вам убивать нет никакого смысла,- настаивал Рис. - Я для вас здесь самое ценное.
 -Что ты гонишь?- покосился на Риса Чугун и тут же дернулся, вскинул автомат, зубами заскрипел: - Ну, все, звиздец, отгулялся!
 Прилипший к черной растопыренной яблоне лейтенант омоновцев жестами недвусмысленно готовил штурм. Короткими перебежками ребята в кокосовых шлемах, подбирались поближе к дому. Лейтенанту осталось поднять руку повыше, дать отмашку и полетят стекла, рухнет дверь, взорвется слепящая хрень, сползет по стенке Чугун и так и останется сидеть, голову назад запрокинув, как Паша и Телок с Ковшом.
 -Длять, ну хоть напоследок,- выцеливая размахивающего руками у яблоньки, сказал, прощаясь, Чугун.
 -Стойте! У вас же заложники,- напомнил Рис.
 -Ну, все,- перевел автомат на Риса Чугун, потянул спусковой крючок, Вава широко глаза открыла, рот разинула в отчаянном беззвучье…
 -Что ты сказал?- ослабил вдруг палец Чугун.
 -Заложники,- повторил Рис, глядя в глаза Чугуну.- У вас – заложники – женщины и ребенок.
 Чугун стоял, вытаращив глаза, соображая.
 -Давай скорее,- торопил Рис.- Они ж нас сейчас всех перестреляют!
 -Твою мать,- сплюнув кровь на пол, подхватил Федотов.- Кричи: «У меня заложники! Отойти всем от дома!»
 Чугун, сообразив, наконец, пнул на всякий случай Федотова, ткнул стволом в окно. Посыпались стекла.
 -Эй, там, менты,- взревел Чугун.- У меня заложники. Две бабы, мужик и ребенок. Начальник, отгони своих псов к забору. Иначе я их тут всех постреляю!
 Лейтенант руку поднял, кулак сжал, все замерли.
 -Ну, ты че, не понял что ли?- расходился Чугун.
 Командир махнул рукой. Бойцы отошли к улице. Леша стажер, прикрытый густой елкой, крикнул:
 -Ваши условия?
 -Длять, условия,- сопел, соображая, Чугун.- Водки бы сейчас.
 -Требуйте начальника ГУВД, прессу, автобус, самолет и миллион долларов.
 -Президента не потребовать?- попробовал заткнуть Риса Чугун.
 -Можно потребовать, – кивнул Рис. – Но он не приедет. И время назначьте.
 -Какое время?
 -Сколько вы им даете на выполнение ваших требований.
 -Эй, там, ментяра,- заорал Чугун.- Чтоб через час был начальник ГУВД, БМВ семера, самолет с командой и миллион долларов,-и, вспомнив, наконец, Голливуд, добавил от себя:- А то я заложника грохну.
 Леша, с лейтенантом перекинулся, начал торговлю:
 -Два часа! Раньше не успеть!
 -Полтора,- крикнул Чугун. - Задницей шевели.

 -Ну, что,- время есть, бабцов навалом, водки только не хватает,- расходился Чугун, оглядывая повязанных. - Что скажешь, вундеркинд? Спасибо ждешь? Я тебя последним шлепну, идет?
 -Времени у вас совсем нет,- поправил Чугуна Рис.
 -Это почему же? Сам же говорил – заложники.
 -Через сорок минут здесь будет вся федеральная, городская и областная милиция, батальон ОМОНА и группа Альфа.
 -Да ты че,- опешил Чугун.- Ты че, подставить меня вздумал? Вот я тебе сейчас в рот выстрелю, выкину через окно, и здесь никакой Альфы отродясь как не было, так не будет.
 -Никого из заложников вы убить не можете,- спокойно возразил Рис.- После первого же трупа, штурм начинается автоматически, как единственная возможность уменьшить количество жертв. Захватившего заложников при этом убивают.
 -Длять!- опустил автомат Чугун.
 -Уходить вам надо,- сказал, переглянувшись с Федотовым, Рис.
 -Да как отсюда уйдешь? Ты что ли, козявина, меня выведешь?
 -Возле двери в полу кольцо видите? - глазами показал Рис.
 -Ну. И что?
 -Там ход в подпол.
 Чугун подошел, рванул кольцо, обнажив серый занозистый испод, откинул крышку погреба к стене. Неглубокий кирпичный колодец дыхнул сырым и затхлым.
 -Ну, погреб. Ну, спрячешься на время штурма. Все равно достанут.
 -Не достанут.
 -Хорош, темнить, говори! – замахнулся Чугун.
 -Между полом и землей есть проход. Человек пролезет. С той стороны,- Рис кивнул на перекликавшихся за окнами омоновцев,- все завалено снегом. Они думают под домом – фундамент. А дом на столбиках из кирпичей стоит. Из погреба можно проползти за дом, где у них никого нет. Потом в лаз под забором. И участками уйти.
 -Ага, я полезу, вы вой поднимите и меня шлепнут! - недоверчиво, но с надеждой, что этот чертов пацан и тут придумает что-нибудь, сказал Чугун.
 -Возьмите с собой одного заложника. Для гарантии.
 -Так я тебя и возьму.
 -Рис, что ты придумал, я запрещаю,- сама не зная, что говорит, вскрикнула Вава.
 -Стой-стой,- насторожился Чугун.- Вы что – родственники что ли? Ты ее сын? А ты мамаша? Ха! Слушай мамаша,- подсел к Ваве Чугун.- Значит, если здесь кто рот разинет, я твоего мальца на кусочки порежу. Ножом. Поняла?
 Схватил за щеки, надавил, тряхнул.
 -Я спросил – поняла?
 Вава затрясла головой.
 Рис за спиной Чугуна показал Федотову глазами на диван, губами изобразил: «Подпол задвиньте и на диван все!»
 Федотов кивнул, засосал кровавую слюну, сплюнул.
 - Ну, давай,- ткнул автоматом в погреб Чугун. - А я посмотрю. Если там засада они твою умную башку первой прострелят. А если сбежишь, я вернусь и с твоей матери кожу сниму.
 Рис подполз к яме в полу, повалился на бок, ноги свесил, сел на краю. Попросил Чугуна:
 -Руки.
 -Чего?
 -Как я с руками за спиной ползти буду?
 - За спиной не нравится? Рвануть от меня задумал? Ладно. Я тебе руки сзади развяжу,- полосонул ножом веревку, размотал, вытянул Рису руки вперед и снова связал.- Я тебе их спереди свяжу.
 -И как ползти?- спросил Рис.
 -Как-как – на боку. Как креветки плавают. Ну, давай лезь, чего базарить-то,- столкнул Риса в подпол и сам туда свесился.
 И тут Леша стажер крикнул с улицы в принесенный из омоновского автобуса мегафон:
 -Чугун, ваши требования выполняются. Машина готова. Самолет на заправке. Деньги везут из банка. Вы получите деньги и улетите, куда хотите. Но вы должны продемонстрировать свою готовность не причинять вреда заложникам. Вам нужно выпустить ребенка!
 -Откуда ты, ментяра, знаешь, что мне нужно, а что нет,- заорал, сидя на полу Чугун.- Делай, что я сказал! Если через час мои требования не будут выполнены, я начну мочить заложников. А будешь мне условия ставить, я пацана первым пристрелю, понял?
 Помолчали. Чугун свесил ноги в погреб. Повернулся к Ваве, ткнул пальцем вниз, провел возле шеи. Мол, если что… Вава связанные руки к груди прижала, умоляюще смотрела на Чугуна.
 -Не слышу ответа!- сразу Ваве и Леше стажеру проорал Чугун.
 -Понял,- крикнул Леша.
 -Мы будем сидеть тихо-тихо,- прошептала Вава, - только вы…
 Чугун, не дослушав, спрыгнул в погреб.

 Тесно, холодно и не видно ни черта. Карцер, какой-то для карликов. Куда тут ползти-то?
 -Ну, ты, сучонок, ты где? В игры со мной играть вздумал?- захрипел Чугун.
 -Сюда лезьте, - протянул Рис связанные руки и в ладоши похлопал. Совсем рядом.
 Чугун разглядел, наконец – между краем кирпичной кладки погреба и полом влезть можно. Только как?
 -Там песок,- из темноты подсказал Рис.- Вы его разгребите и лезьте.
 -Гребите. Я тебе сейчас отгребу,- ворчал Чугун, орудуя автоматом, как саперной лопаткой. Дачники хреновы. Ни граблей, ни лопаты. Такой пушкой рыть приходится.
 Чугун продвигался медленно, с натугой, как щуп сантехника по забитой всякой дрянью канализационной трубе. Путь ему преграждали то старые ведра, то детский сломанный велосипед, то какие-то ящики и доски – старье, складываемое Гладышами под дом не одно десятилетие, и Чугун разгребал все это, матерился и снова полз, продвигаясь на хлопки Риса каким-то извилистым, замысловатым путем, а в это время над ними Федотов, допилив остатки веревки и, не обращая внимания на молитвенные телодвижения Вавы, чтоб не делал ничего, а то Рису будет хуже, медленно приподнимая и без звука опуская, подтаскивал диван к прямоугольному отверстию в полу.
 Подполз к краю, прислушался к пыхтению, поскребыванию, ворчливому мату и тихим хлопкам в ладоши, где-то под кухней. Медленно, медленно опустил крышку погреба, в два сильных мягких рывка затащил на нее диван, усадил присмиревшую Кису, перенес Ваву, распутал узлы и снял веревки. Обнял, прижал к себе Ваву, гладил ее, шепча в ухо, какой умный и смелый, и заботливый у нее сын, что это он по его просьбе отрезал бандиту путь назад, чтобы, когда Рис от него убежит (а он обязательно убежит!), тот не мог вернуться и навредить им. И чтобы Вава потерпела еще немного, что скоро все кончится, что теперь тех, кто их связал и грозил им, больше нет, пришли другие люди, из милиции, и пытаются их освободить. А им нужно только подождать немного, и все будет хорошо.
 Вава слушала Федотова, жалось к нему все теснее, лицом зарывалась в бороду, и по шее за воротник текли Федотову теплые Вавины слезы.
 Киса придвигалась к ним, слушала шепот Федотова, верила и не верила ему, после своей неудачной попытки спастись одной с помощью Олега она как-то притихла, и теперь они сидели втроем, обнявшись, и ждали что будет.

 Чугун порыл еще в песке автоматом, сунулся в открывшуюся щель, мордой влез в сухой лопух, мазнуло по лицу легким морозцем, перед собой он увидел серые доски забора и понял, что из-под дома он, наконец, может вылезти.
 -Эй, ты где,- позвал он, почти прося, и почти обрадовался, когда из-под забора показалась голова Риса в дурацкой федотовской ушанке.
 -Сюда ползите,- шепотом позвал Рис и Чугун, виляя задом, как новобранец и застревая плечами между домом и забором, дополз до собачьего лаза, который утром еще заметил Рис.
 Увидев, куда его приглашают лезть, Чугун взвился:
 -Да как я тут проберусь? Это не собачий лаз, а мышиная нора. Хочешь, чтобы я застрял тут? Ты чего задумал?
 -Ройте, ройте, - втянув голову, привалившись с той стороны к забору, посмеивался Рис, надеясь, что Саша Федотов его понял, все правильно сделал, и теперь они все втроем сидят на диване, на крышке погреба, который даже такой здоровяк, как этот бандюга с головой без шеи, открыть не сможет. А палить в пол из автомата он точно не станет.
 -Копать говоришь? Я тебя копну,- с угрозой отозвался Чугун и потому, как затрясся забор, Рис понял, что братан пытается перелезть через него.
 Скинув давно распутанную и не нужную теперь веревку, Рис быстренько боком, боком пробрался вдоль соседского сарая, вплотную поставленного к забору, из-за чего в далеком прошлом было немало ссор и скандалов между рисовой бабушкой и соседом собственником и сельхоззатейником, чьи увлечения сейчас оказались очень кстати, потому что на участке его было понастроено теплиц, домиков, курятников, свинарников, был даже гусиный хлев и с десяток ульев, за которые Рис, отбежав и спрятался, и отлично видел, как сначала голова Чугуна показалась над забором, потом он, подтянувшись, забросил локти, оттолкнулся от стены дома, приподнялся на руках, перекинул ноги, повисел между забором и сараем, руки отпустил, рухнул на землю, головой быстро-быстро завертел, прикидывая, куда мог побежать Рис, угадал направление и кинулся к теплицам, телятникам и ульям, зовя яростным шепотом:
 -Ну, где ты, сучара, где ты. Выходи, чего прячешься. Я тебя стрелять не буду. Придушу и все.
 Рис подобрался, щекой прижался к пчелиному домику так тесно, что расслышал сонное шуршание маленьких перепончатых крыл, подрагивание усиков и лапок, тихое низкое гудение, заменяющие пчелам во сне мирный человеческий храп.
 Чугун, распахивая дверцы пустующих курятников, заглядывая за перевернутые бочки и сложенные в поленницы старые доски, подбирался к ульям, подошел, изготовился расшвырять их со злобой и добраться до притаившегося за ними, он почему-то был в этом уверен, сучонка, но тут за забором, прямо над ухом Чугуна, кашлянул и заворочался, разминая затекшие плечи омоновец, тихонько перекрикнулся с другим, засевшим в кустах, и Чугун, не выдержав, рванул мимо ульев, телятников и птичников, унося ноги ото всех домиков, детей, баб, омоновцев, заложников, самолета и миллиона долларов в БМВ семерке.
 Рис прислушался, осторожно выглянул, увидел исчезающую в зимней неплотной темноте спину Чугуна, подождал и тихонько стал пробираться вдоль забора в сторону прямо противоположную той, в которой скрылся Чугун.

 
ГЛАВА XVI

 1.

 Залипахин отпихнул медведя, и теперь они лежали рядышком, как любовники, изнеможенные пульсацией страстей и членов.
 Руднев сидел, курил, пепел стряхивая в брошенный под ноги медвежий поднос, глядя в окно на белые крыши дачек, лохматую сосну, всю обсыпанную снегом, как в сказке про студеную королеву. Какая жизнь была, а и сюда добрались!
 -Как это у вас все получилось?- недоумевая сам с собой, щипнул ус Руднев.
 -Ты о чем это?- сел, безо всякого выражения посмотрел плоским глазом на Руднева Залипахин.
 -Ну, вообще… все вот это,- неопределенно сказал Руднев.
 -Ты что, следователь, действительно думаешь, я тебе про свои дела рассказывать буду?
 -Да я не про то, что вы делали, а про то, как дошли до такой жизни,- туманно пояснил Руднев.
 -А ты знаешь, что мы делали?
 -Догадываюсь.
 -И можешь рассказать?
 -Не знаю,- бросил на поднос окурок, потянулся, носком ботинка притушил, Руднев.- Но попробовать можно.
 -В детектива играешь,- вроде как усмехнулся, в лице не меняясь, Залипахин.- Никто ничего не понимает, в конце выходит такой неприметный и серый и все всем растолковывает. И награды не требует. Только ведь у нас все по-другому, ты об этом подумал?
 -У кого у вас?
 -В нашей жизни,- уточнил майор.- Ты вот сейчас будешь тут угадывать, кто, что и почему делал и если напутаешь и наврешь – цел останешься. А чем больше угадаешь, тем меньше у тебя шансов выжить. Так что ты подумай. Может лучше ничего не говорить. Делать, как сказали.
 -Может быть, может быть. Есть у меня одна идея. А что делать с ней – неизвестно.
 -Смотри,- напомнил Залипахин. - Я предупредил.
 -Помню, помню,- закивал Руднев.
 Но продолжил.
 -Так все вроде понятно и сходится. Тебя, предположим, Черников с кредитом надул, рейтинг твой при дворе упал, как человека, у которого все получается и с которым дела можно делать. Ты лезешь в этот Институт, раскапываешь историю с каким-то там чудо-прибором, втягиваешь в нее Черникова, трупы вываливаются из шкафов, следователь РУВД ковыряется, ничего понять не может, но есть кто-то, у кого растет пухлое дело, в котором все связано и доказано и ясно, кто убийца и злодей.
 -А ведь неплохо придумано,- одобрил Залипахин.
 -Неплохо,- кивнул Руднев.- Черникову грозит международный розыск, что хорошо только, когда у тебя пара миллиардов и на тебе убийства не висят. Тянешь из него деньги потихоньку, чтобы делу хода не давать, делишься с кем надо и снова в фаворе. Так?
 -Холодно. Пока.
 -Ну, разумеется. Холодно, потому что в этом случае ты – сам по себе, действуешь на свой страх и даже такая маленькая мошка как я, если докопается, может сильно тебе все подпортить.
 -Мошка,- пожевал губами Залипахин.- И это неплохо.
 -Те, кто тебя прикрывают, конечно, будут дергать моего майора Ковалева, тот станет давить на меня, потому что шуму не любит. Но ведь кроме тех, кто с тобою связан, есть и другие, кто не прочь придушить твоих покровителей. И если дело получит огласку, от тебя не просто открестятся. Тебя уберут точно так же, как ты убрал Тришина, который о чем-то стал догадываться и собрался куда-то звонить.
 -Опять мимо,- не моргнув глазом, сказал Залипахин.
 -Я же говорю, если ты действовал на свой страх и риск, если Контора твоя – дело частное, а ксива – липовая.
 -Теплее,- одобрил Залипахин.
 -В том-то и дело,- спешил Руднев.- Пока ты, Залипахин и один, вся эта история просто гнусность, шантаж, убийства и мерзость. А вот если Контора твоя называется совсем иначе, и ты в ней служишь, и участвуешь в некоем проекте, и называется он как-нибудь внушительно «Заслон» или «Стена» и направлен против расхищения интеллектуального богатства страны…
 -На сковородку лезешь, Руднев,- холодно заметил Залипахин.- Поджаришься.
 -Проект находился еще в стадии утверждения, с грифом «Совершенно секретно» ходил по инстанциям,- не унимался Руднев,- но тебе не терпелось. Группа у тебя уже была, и это был не первый твой проект. Ведь весь этот гардероб в твоей Конторе – фанатские и скинхедовские причиндалы, знамена, форма, арматура, лозунги – ведь это же все не от страсти к коллекционированию. А я тоже хорош – попался, как мальчик! Думал, вы и в самом деле фанатов для своих дел вербуете.
 -Оказалось – нет?- полюбопытствовал Залипахин.
 -Ну, нет, конечно. Может когда-то, и пробовали, и о тех временах у фанатов легенды остались про крутых дядек, которые за пустяковый погром аккуратно расплачиваются. Но к чему это – нерентабельно, хлопотно. Проще сотрудников переодеть и под фанатов сработать. А на месте преступления нарисовать эмблемку какую-нибудь, вроде спартаковского значка. Не так ли Олег Павлович?
 -Здорово. Сам придумал?
 -Да не придумывал я ничего,- возразил Руднев.- Твои работнички надоумили – над Тришиным изобразили эмблемку. И потом, когда погром в ПАПе устроили – тоже.
 -Ну, этими значками вся Москва разрисована.
 -Вся да не вся. Буква «С» в кружочке. Авторское право Залипахина. Право творить, что угодно и устраивать свои дела любыми способами под видом спасения Отечества.
 -Я думал у тебя доказательства есть.
 -Да и доказательства найдутся. Разболтались твои сотруднички – работают непрофессионально.
 -Это ты к чему?
 -К тому. На конверте, в котором снимок убитой Копелевой в редакцию передали – отпечатки пальцев Русова. И в шестерке, на которой твои громилы Тришина караулили, тоже полно пальчиков. И там внизу, на папках с документами тоже, наверняка, наследили. Да и то, что омоновцы твою команду в два счета мордой в снег уложили, тоже, знаешь, о физподготовке многое говорит.
 Залипахин нахмурился, отчего складка прошла через весь его голый продолговатый череп, из лица исчезло рыбье, и он снова стал похож на то, что увидела в нем при первой встрече Вава.
 -Любопытно. А какова же общая картина?
 -Весьма неприглядная. Но яркая. Вы подсобрали информацию, забросили ее Черникову, он заинтересовался, но потребовал чего-нибудь посущественнее. Вы обратились к Тришину. Он вам что-то такое рассказал, иначе вы и не знали бы, где и что искать, потом задумался, засомневался, решил проверить ваши полномочия. Трупы вам все равно были нужны, без убийств дело не получило бы огласки – подумаешь, кто-то отправляет за границу какие-то сомнительные проекты. Тришина вы убрали, но как-то робко, стесняясь, так, чтобы можно было списать и на хулиганку, и на бандитов, и откреститься, если сверху добро на полномасштабную игру не получите. И первый обыск в ПАПе тоже провели небрежно, но не нахально – не прячась и не выставляясь.
 -Дальше,- шлепнул губами Залипахин.
 -Ничего вы тогда в архиве не нашли и насели на Юрова. Но передавили. Русов твой был последним, кто его живым видел. Как он входил в кабинет Юрова, кстати, зафиксировала видеокамера в приемной. Пленка – у меня и приобщена к делу. Сам ли Юров выбросился из окна или Русов ему помог – это не так важно.
 -А что важно?
 -Вторая смерть в Институте. Пошли слухи. Следствие зашевелилось. Нужно было или сматываться или как можно скорее получать добро сверху и раскручивать придуманный тобою сюжет. И тут крыша Паши Бабичева оказалась как нельзя кстати.
 -Это почему же?
 -Да все выходило, как по писанному. Черников хочет добыть документацию на прибор. Нанимает бандитов из группировки Паши Холодного. Те похищают наших ученых, выбивают из них информацию и убивают. Убили Тришина, Юрова, похитили и чуть не убили замдиректора института Бориса Михайловича Шумана…
 -К Шуману мы вообще никакого отношения не имели,- возразил Залипахин, бросил взгляд на дверь, оценил расстояние до Руднева, весь подобрался и ощерился не как толстопузый карп, а как судак мороженый.
 -Да какая разница? Кровавые дела в Институте биофизических проблем! А виноват в них – сын академика, расхититель кредитов и научных идей, дружок олигархов. Только вот желтизны вам явно не хватало. Так появился на свет погром ПАПа с групповым изнасилованием директора Копелевой. А чтоб кровь у обывателей сначала застыла, а потом закипела, вы даже снимочек собственноручный изготовили и в редакцию газеты отправили.
 -Ну и…
 -А дальше – развязка. Бандиты перестреляли друг друга из-за добытой информации, что подтверждает следственная бригада РУВД…
 -То есть – ты.
 -То есть – я. Дело передается в ФСБ, оперативной группе под руководством майора Залипахина, которая все это время отслеживала действия Черникова и сумела в последний момент перекрыть канал передачи особо ценной научной информации. Ну, а дальше все по схеме – успех, шантаж, оправданная репутация, высокий рейтинг, для тебя и поднятый авторитет спецслужб для твоих начальников.
 -Да, Руднев. Любишь ты погорячее. В самое пекло залез. Ты уж не просто труп. Ты, считай, сгорел в крематории. Прах отдадут родным.
 -Я вот только одного не могу понять.
 -Только одного?- покрутил головкой Залипахин.
 -К чему тут Гладыш с Киселевой. Они-то вам зачем…Недостающее звено? Что-то реальное о приборе? Из них вытащили? А потом? Их тоже собирались убрать и на Пашу списать – так? Ну да, конечно. И я даже знаю, где информация, которую вы из них выбили.
 Дальше – быстро.
 Руднев выхватил у Залипахина из кармана тот самый конвертик с дискетами.
 Залиипахин резко вскинул руки, скованные наручниками.
 Руднев от удара в лицо отлетел и стукнулся спиной о тумбочку.
 Залипахин вскочил, занес руки как топор над головой Руднева, получил удар ногой в пах, справа крюком по голове. Ударом снизу в челюсть Руднев завершил нехитрую убойную комбинацию. Залипахин, влетел в кровать, как пловец в бассейн после старта стометровки кролем на спине.

 Обыскав Залипахина, Руднев изъял у него удостоверение, ключи от машины, запасную обойму и пару гранат (судя по всему с тем самым газом). Заткнул рот и связал ноги полотенцем. Повернул бесчувственного майора набок – чтоб не задохнулся. Поднял и поставил на лапы друга-медведя. Сунул ему поднос, окинул взглядом комнату – в общем, довольно уютно. Забуянивший муж уложен спать заботливой, но крепкой женой.
 Дверь запер снаружи, ключ опустил в карман.

 -Да, товарищ майор. Я ему говорил, товарищ майор. Он ничего не хочет слышать. Я тоже так думаю, товарищ майор. Слушаюсь, товарищ майор!- рыл носом землю в служебном рвении Коля Чаидзе, снова взобравшись на высокий табурет перед барной стойкой
 Увидев Руднева, спускающегося по лестнице, сказал торжественно и поучительно:
 -Вот, Руднев, не послушался Чаидзе. Чаидзе тебе зла не хотел. Он тебя как друга предупреждал.
 -А теперь что ты сделаешь. Как друг?
 -А теперь как друг и по приказу непосредственного начальника…- начал Коля.
 -Ты отстраняешь меня от операции, берешь командование на себя, освобождаешь Залипахина, передаешь ему дело, отпускаешь его людей, отзываешь ОМОН и стажера и сваливаешь отсюда. Так?
 -Ну, ты же умный парень, Руднев,- восхитился Коля и протянул ладонь другу.
 -Это что?- внимательно оглядев ладонь, спросил Руднев.
 -Сдай удостоверение, оружие и ключи от комнаты, где ты запер майора ФСБ. - Это – временно. Чаидзе похлопочет, и тебя восстановят. Может даже завтра.
 -У меня есть вариант получше.
 -Какой? Только предупреждаю,- с начальственными нотками в голосе заговорил Коля,- без твоих рудневских штучек.
 -Без штучек – нельзя,- не согласился следователь, защелкнул на протянутой руке наручник и пристегнул Колю к барной стойке.
 -Да ты что,- рванулся Коля.- Совсем с рельсов слетел?
 Что Рудневу и надо было.
 Он прыгнул за стойку, подцепил и сунул за пояс пистолет Чаидзе.
 -Точно, Коля. Я с рельсов слетел. Так что ты меня, пока, лучше не трогай,- и, глянув задушевно в глаза Коле:- Я сейчас просто невменяем.
 -Кстати,- остановился он на полпути к двери.- Откуда Залипахин так хорошо знал о том, как шло следствие в институте? Это не ты случайно ему информацию сливал?
 -Ты псих, Руднев,- обиделся Коля.- Я всегда это знал, но расстраивать тебя не хотел. Ковалев с полковником ФСБ едут сейчас сюда. Тебя просто посадят.
 -Они не единственные, кто хочет это сделать. И, кстати, Коля, ты ведь тоже не в своем уме. Ты просто маньяк. Достаточно посмотреть на твое лицо, когда ты покупаешь очередной поплавок.
 А Жене Хохлову сказал: «Если закончил, сними, пожалуйста, отпечатки пальцев с этих вот папок. И вообще в гостиной. И пробы воздуха возьми, пока эксперты не понаехали. Ладно?»

2.
 
 На дороге рядком стояли – красный федотовский Гольф, залипахинская Паджера, с камуфляжной компанией из Конторы, скованной наручниками, автобус с резервом ОМОНА, подержанная БМВ семерка, конфискованная на шоссе у надутого пожилого кавказца, перевозившего на ней фрукты с овощебазы на ближайший рынок.
 Омоновцы растоптали в снегу лунки и торчали в них, как лук на грядках.
 Лейтенант, как присел с полчаса на корточки с бычком в зубах рядом с Лешей стажером, так и сидел.
 Леша стоял подле, надевая и снимая с колена эмалированный колокол мегафона, озадаченно поглядывал на освещенные окошки садового домика и совершенно не знал, что делать.
 -Ну что тут у вас?- спросил, подойдя, Руднев.
 -Молчит,- махнул мегафоном в сторону садового домика Леша стажер.
 -Давно?
 -С полчаса.
 -А чего хотел?
 -Я ж говорил,- напомнил Леша: - Начальства, семерку БМВ, самолет, миллион долларов.
 -Правильно,- одобрил Руднев.- Семерку видел.
 -И как?- спросил зачем-то Леша.
 -Битая, по-моему.
 -Ну, уж…- развел руками Леша.
 -Ну-ка, дай сюда,- потянулся Руднев за мегафоном, сжал ручку с кнопкой, продул трубу, приставил к губам, крикнул:- Чугун! Здесь следователь Руднев! Условия мы твои выполнили. Машина, деньги и самолет готовы. Начальство едет. Мы ждем, когда ты отпустишь ребенка. Повторяю…
 Руднев повторил. Чугун не откликнулся. Руднев поставил мегафон на снег, поежился в своем пуховичке, взял у лейтенанта протянутый бычок, дотянул, бросил в снег.
 -Надо идти.
 -Куда? - испуганно спросил Леша.
 -К Чугуну на переговоры. А то передушит он их там всех. Сдуру.
 -А как же вы…- начал, было, Леша и запнулся.
 -Света маловато,- оглянулся кругом Руднев.
 И тут же, точно по команде вспыхнули прожектора и софиты, подъехавшие съемочные группы «Дорожного патруля»», Дежурной части», «Человека и закона» врубили на полную мощность осветительную аппаратуру, развернули спутниковые антенны, треща штакетником, поперли на участок операторы, похожие со своими камерами на гранатометчиков, запрыгали рядом с ними, размахивая микрофонами, нахальные, как беспризорники, телекорреспонденты.
 -Лейтенант,- скомандовал Руднев. - Убери их. Не далеко. Пусть на дороге стоят.
 Лейтенант развернул омоновцев цепью, привычно и быстро сапогами и прикладами отогнал журналистов за забор.
 -Молодец, Висляев,- усмехнулся Руднев. - Все правильно понял.
 Славик, выпрыгивая из прессованной толпы, сложив ладони рупором, кричал:
 -Руднев! А знаешь в чем тут фишка?
 -Потом,- отмахнулся Руднев и вышел по очищенной Рисом дорожке вперед.
 -Чугун! - крикнул Руднев домику, и все стихли, выставив вперед автоматы, камеры и микрофоны.
 -Чугун! Я не вооружен! Смотри!- Руднев, весь залитый светом, медленно-медленно достал и положил на снег своего макарова, потом ствол Коли Чаидзе, потом запасную обойму и гранату с газом.
 Расстегнул пуховичок, поднял руки. Медленно повернулся на свету.
 -Чугун! Я без оружия! Поговорить надо!
 Руднев подождал. Чугун не ответил.
 -Чугун! Иду на стрелку!- предупредил в последний раз Руднев и для себя уж, добавил.- Если ты, конечно, не против.
 Человек в полный рост на белом снегу в свете софитов идет к домику с полоумным бандитом, у которого вот уж полчаса, как палец занемел на спусковом крючке.
 В общем, все замерли.

 Руднев шел долго.
 Метров за пять до крылечка откуда-то сбоку выскочил маленький, сутулый, толстый с наплывающими на глаза щеками. Подросток.
 Толпа ахнула, закрутила объективами, замахала микрофонами. Бойцы прицелились. Лейтенант поднял руку. Леша – ствол.
 Руднев обхватил Риса, развернул его, прикрывая от притаившегося за тоненькими стеклами, одуревшего Чугуна, увидел все нацеленное на них, замахал рукой, чтоб отставили, чувствуя спиной наставленное на него дуло калибра этак девятого, спросил сдавленно:
 -Ты чего?
 -Ничего. Предупредить хотел.
 -О чем?
 -Если вам Чугун нужен, то его там нет.
 -А где он?
 -Сбежал.
 -А ты кто?
 -Я – Борис Гладыш.
 -Сын Гладыш?
 -Ну, да. Я тот самый ребенок, которого Чугун должен был отпустить.
 -Так он тебя отпустил, что ли, и сбежал?
 -Нет. Он меня с собой прихватил. В качестве заложника. А я от него оторвался. Он туда побежал,- махнул Рис за забор.- К дороге.
 -Давно?
 -Да минут пятнадцать.
 -Так что же ты молчал? И остальные. Они… живы?
 -Живы. А молчали, чтобы дать Чугун подальше уйти.
 -Зачем?
 -Заложниками быть надоело. Вы, кстати, нас связывать не будете?
 -Почему связывать? Я вас освобождать пришел.
 -А-а. Ну, пойдем освобождаться.
 Рис первым вошел в домик, крикнул с порога:
 -Ма! Не бойся! Это я. И со мной,- оглянувшись на Руднева,- милиция.
 И, подумав:- Вроде настоящая.
 
 3.
 Лейтенант с омоновцами рванул по следу Чугуна и накрыл его в километре, примерно, от домика Вавы.
 Чугун, сообразив, что на дорогу ему выходить пока рано, шел целиной сквозь участки, увязая в снегу и переваливаясь через заборы. Сел передохнуть на крылечке баньки и, когда омоновцы его окружили и предложили сдаться по-хорошему, сдался. По хорошему. Пальнул напоследок в небо и побросал в снег все свои пушки.
 Прощальный салют.
 
 Журналисты, толкаясь и давя друг друга, обступили Ваву, Кису, Федотова и Риса. Слушали историю трижды за сутки побывавших в заложниках. Задавали вопросы.
 Что они ели, пили и куда ходили, пока сидели в подвале.
 Были ли изнасилованы женщины.
 Был ли изнасилован ребенок.
 Как застегивается пояс шахида.
 И правда ли, что, находясь рядом с прибором Черникова, можно похудеть и вылечить зубы без боли и зубной пасты.
 
 Руднев отозвал в сторону Висляева и коротко рассказал ему, что здесь собственно произошло. Услышал от Висляева, в чем тут фишка и каковы прогнозы.
 Прогнозы были неутешительны.
 На всякий случай Руднев отослал Висляева с парочкой фотокорреспондентов сделать снимки на даче Паши Бабичева.
 Руднев потом видел эти снимки в своем деле.
 Мертвые бандиты сидели за столом, как члены Государственной Думы.
 Коля на высоком табурете перед барной стойкой, подбоченясь, что-то горячо втолковывал фотокорреспондентам. Размахивал он при этом только одной рукой. Руку с браслетом Коля прятал за спиной.

 Майор Ковалев прибыл на черной волге с мигалкой в сопровождении роты ОМОНа, группы захвата и полковника ФСБ в благородной седине и обливной дубленке.
 Журналистов задержали, отобрали у них пленки и отконвоировали до ближайшего поста ГАИ, и они долго еще торчали у обочины, пугая гаишников своим видом, вскидывая и опуская камеры, переговариваясь по мобильной связи с редакторами, которые уже готовили отснятый и перегнанный в студию материал к эфиру.

 Пожилого кавказца, перевозившего на своей БМВ фрукты с овощебазы на рынок, отпустили. Товар конфисковали.

 Майор Ковалев отобрал у Руднева удостоверение и собирался передать его в распоряжение полковника ФСБ, но Руднев сам подошел к полковнику, обратился и попросил разрешения доложить.
 -Докладывайте, - тряхнув сединой, подняв воротник и сунув руки в карманы, разрешил полковник.
 И Руднев доложил.
 Получалось, примерно, так.
 Следственной группе ОВД удалось пресечь действия преступной группы под руководством Павла Бабичева (кличка Холодный). Совершая убийства и похищения сотрудников Института биофизических проблем, группа готовила к переправке за границу данные о разработках академика Черникова, имеющих большое народнохозяйственное значение. Члены группы действовали под видом медицинских работников, сотрудников милиции и ФСБ. В результате внутрикриминальных разборок трое бандитов, в том числе главарь банды Холодный, были убиты. В ходе операции были освобождены взятые в заложники ученые Института и ребенок - сын одной из сотрудниц. Двое преступников задержаны. У них изъято описание энергобиостимулятора Черникова, приготовленное для отправки за границу по оперативным данным ФСБ через нынешнего директора Института – сына академика Черникова. Отчет, все собранные по делу доказательства и изъятое описание прибора Руднев готов передать тому, на кого укажет непосредственное или высшее руководство.
 Руднев посмотрел на майора Ковалева.
 Ковалев втянул голову в плечи и насупился.
 Полковник стоял как памятник Дзержинскому, переодетый в дубленку, и чего-то ждал.
 Ждал долго, минут пять, не говоря ничего и не двигаясь и ветер сдувал снежные блестки с седины полковника, которая, как оказалось, была даже белее снега.
 Наконец под сердцем у полковника зазвенело и он, не доставая трубки, вытянулся и прислушался.
 В тиши очень просторного и высокого кабинета голос звучал неестественно молодо и энергично.
 - Ничего – так тоже прикольно. Как рабочая версия – годится. Группу Залипахина-Русова задержите пока. Пусть посидят в Лефортово. Если понадобится - кого-нибудь из Института можно прихватить. Остальных – представить к правительственным наградам. На ваше усмотрение. Все что РУВД накопало – заберите, потом подредактируем. Оставьте там людей, пусть все подчистят. Сами поезжайте в Останкино, просмотрите тексты и сюжеты вечерних выпусков. Приведите в соответствие. О выполнении доложите. Все.

 -Ладно, Руднев,- устало сказал Майор Ковалев.- Езжай-ка ты домой. Завтра поговорим.
 Потоптался на месте и решил добавить.
 -Удостоверение забери свое. И считай, что тебе повезло. Пока.

 Вава с Кисой подбежали к Рудневу, подпрыгнув, разом чмокнули его в щеку.
 Федотов, сплюнув кровью, пожал Рудневу руку.
 Рис поклонился.
 
 Коля Чаидзе, освобожденный Рудневым, затрубил про то, что пережил сегодня и так до Москвы не останавливался.
 Молчавший всю дорогу судмедэксперт Женя Хохлов, вылезая у метро, обронил:
 -Интересное кино получилось.
 И все с ним согласились.


 Донка долго и бурно плакала от счастья и, впопыхах перепутав, облизала Федотову все лицо. Саша хотел плюнуть, но ушел в ванную. И освобожденная Вава, в первый раз, за последние дни ничего не опасаясь, пошла гулять с Донкой.

 Федотов уснул почти сразу, окунув разбитое лицо Ваве подмышку. Вава тихо гладила ему бороду, Федотов морщился во сне и легонько встряхивал кудрями. Вава полежала и поплакала, потом уснула.
 Когда проснулась, в комнате было темно, Федотов спал, повернувшись к ней спиной. Вава надела халат и вышла на кухню. Там под лампой сидел Рис и читал Пушкина.
 Вава обняла Риса и так постояла, покачиваясь.
 Рис подождал терпеливо, захлопнул книжку и сказал удивленно:
 -А хороший был писатель. Пушкин.
 -Ну, конечно, сын,- обрадовалась Вава.
 -Только, знаешь, ма… Не будет у них эта штука работать.
 -Ну, конечно, не будет,- согласилась Вава.
 -И ты знаешь почему?- снизу вверх посмотрел на Ваву Рис.
 -Потому что мы играли с судьбой,- ответила Вава.- А эта игра так просто не кончается.
 Подпрыгивая, заиграл на холодильнике телефон, и сказал, голосом Федотова:
 -Варвара Александровна, вам сейчас будет сделано очень интересное предложение.
 И я надеюсь, вы его примите.